Маленькие повести о Лелике

Та сидела рядом с Володей и на появление Лелика отреагировала как-то хмуро.

– Что поделываем? – спросил Лелик, преувеличенно бодрым тоном.

– Любовью занимаемся, – язвительно сказала Наташа.

– Да я, это, стихи вот тут Наташеньке свои читаю, – добродушно пробасил Володя.

– О! Стихи, – заинтересовался Лелик. – Это я люблю. И какими же стихами вы, сударь, радуете прелестную даму?

– Слушай, Лелик, хватит мне тут умничать! – не выдержала Наташа. – Володя пишет отличные стихи про свою работу, про преступников. А ты мне чего вчера ночью читал?

– А что он, кстати, читал вчера ночью? – подозрительно спросил Володя.

– Стихи свои, – объяснила Наташа. – Про мир во всем мире. Я их даже запомнила:

Война не нужна никому.

Пускай на зеленом лугу

Пасутся коровки и козочки

И в пищу используют розочки.

– А? Как тебе нравится? Пушкин, блин. Евтушенко фигов, – и Наташа демонстративно повернулась к милиционеру. – Читай, Володенька, свои стихи, читай.

Лелик разобиделся, вернулся в гостиницу и там как-то очень быстро назюзюкался с Андреем, который тоже тяжело переживал измену толстенькой бухгалтерши, которая предпочла ему Мотылькова. Когда они дошли до такого состояния, что могли только мычать негодующие слова по адресу своих возлюбленных, Лелик тяжело поднялся и отправился немного поспать.

Пробуждение было приятным. На дворе было уже темно, а на кровати Лелика сидела прилично выпившая Наташа, которая его будила, говоря, что пора спускаться вниз, ужинать. Лелик решил воспользоваться подвернувшимся моментом, поэтому попытался уложить Наташу на кровать рядом с собой. Та, как ни странно, не сопротивлялась и покорно легла рядом с Леликом, доверчиво обняв его за шею. Лелик только хотел было ласково поцеловать Наташу в ушко, но та сонно пробормотала:

– Лелик, милый, я так люблю Володю, а он, падла, любит своего начальника – капитана Потапова, – и с этими словами заснула.

Лелик минут пять напряженно думал – воспользоваться ему беспомощным состоянием Наташи или не воспользоваться. Поначалу он решил проявить крайнее благородство и весь просто напыжился от гордости за себя. Но Наташа настолько сексуально лежала у него на плече, что все Леликово благородство куда-то быстро испарилось. Он глубоко вздохнул, стал сам себе противен и осторожно погладил Наташину грудь.

– Геннадий! Ну сколько можно! Кто-то же в кабинет может войти! – громко сказала Наташа, продолжая спать.

Тут Лелик понял, что лучше ему все-таки проявить благородство, поэтому встал и вышел на улицу, чтобы немного развеяться.

На улице Мотыльков обучал толстенькую бухгалтершу стрелять из ружья. Делал он это так: поставил на камень банку, подошел к бухгалтерше сзади и показал, как надо прицеливаться и спускать курок.

– Ну, давай, стреляй, – скомандовал Мотыльков бухгалтерше.

Та повернулась к нему, уперев в живот Мотылькову заряженное ружье со взведенным затвором, и спросила:

– Мотыльков, я не очень поняла – в какой момент надо спускать курок?

Мотыльков немедленно упал на землю. Лелик на всякий случай упал тоже, потому что быть застреленным на охоте бухгалтершей ему как-то не улыбалось.

Бухгалтерша удивилась, опустила ружье так, что оно целилось Мотылькову точно в голову, и спросила:

– Ты чего упал-то? Поскользнулся?

– Подними ружье, дура! Выстрелит, ведь! – заорал Мотыльков.

– А ты, оказывается, трус, – протянула бухгалтерша и повернулась к Мотылькову спиной.

Тот вскочил, как подброшенный пружиной, и стал вырывать ружье из рук бухгалтерши, которая вовсе не хотела его отдавать. Лелик, на всякий пожарный, продолжал лежать на крыльце. Как оказалось, его опасения были не напрасны, так как спустя несколько секунд раздался выстрел и на крыле Гогиного джипа появилось еще одно пулевое отверстие. Лелик сразу подумал, что Гогин джип явно родился не под счастливой звездой. Мотыльков с бухгалтершей между тем в ужасе застыли на месте.

И надо же было такому случиться, что на звук выстрела из гостиницы выскочил именно Гоги! Пьяный и веселый Гоги, который заорал:

– Ну что, Мотыльков, кого еще подстрелили?

Но по застывшей физиономии Мотылькова Гоги как-то сразу понял, что его ждут не очень веселые новости, перевел взгляд на свою машину и… Через несколько мгновений Лелик сумел насладиться картиной, которая один в один напоминала некоторые сцены из мультфильма «Том и Джерри»: Мотыльков с дикой скоростью носился туда-сюда мимо гостиницы, за ним бежал разъяренный Гоги и лупил Мотылькова здоровенным дрыном, который он успел выломать из забора.

Долго терпеть муки преследования Мотыльков не мог, поэтому, как только в пределах видимости оказалось подходящее дерево, он мигом залез на самую верхушку, где и затаился. Гоги бесновался внизу, пытаясь дрыном достать Мотылькова, но у него ничего не получалось. Мотыльков между тем поняв, что он находится в безопасности, начал дразнить Гоги и говорить ему всякие обидные слова.

В этот момент дура бухгалтерша не нашла ничего лучше, как подойти с ружьем в руках к разъяренному Гоги, чтобы, как она потом сказала, его успокоить. Разумеется, Гоги сразу начал вырывать ружье из рук бухгалтерши, которая его опять же не собиралась отдавать.

Вдруг раздался выстрел, и Мотыльков упал с дерева. Все на мгновенье застыли, а потом воздух прорезал вой бухгалтерши:

– Убили! Убили моего Мотылькова.

Гоги стоял с отвисшей челюстью, да и Лелик себя чувствовал не лучшим образом. Внезапно Мотыльков открыл глаза, сказал:

– Чего орешь, дура? – и встал на ноги.

Находящиеся в шоке Гоги с бухгалтершей бросились его обнимать, целовать и ощупывать, выискивая огнестрельную рану, но Мотыльков недовольно сказал, что он с дерева упал от неожиданности, а вовсе не от ранения. Тут Лелик неожиданно заметил, что на двери Гогиного джипа появилось еще одно пулевое отверстие. Поняв, что последующая сцена оригинальностью отличаться не будет, он быстро поднялся и отправился в столовую.

Там вовсю шла гульба. Народ пел, веселился, танцевал и пил водку в диких количествах. На столе выкаблучивался в дупель пьяный милиционер Володя, который показывал, как он говорил, стриптиз, отрывая по одной звездочке у себя с погон. На улице между тем снова послышались выстрелы. «Кранты джипу», – подумал Лелик, но выходить на улицу и интересоваться результатами у него не было никакого желания.

В углу стола сидел Андрей, пил водку и грустил. Лелик подсел к нему, они снова быстро назюзюкались и стали изливать друг другу свои горести. Через пару часов Лелик понял, что Андрей – это самый близкий ему человек и что только он правильно понимает мятущуюся Леликову душу. Андрей, вероятно, думал то же самое, поэтому их мужской разговор принял какой-то потрясающий уровень задушевности. Спустя некоторое время симпатия к другу Лелика настолько переполнила, что он нежно поцеловал Андрея в щечку. Разумеется, именно в этот момент в столовую вошла Наташа, которая с явным отвращением посмотрела на их пару.

Внезапно в дверь ввалились Гоги с Мотыльковым, которые возбужденно рассказали, что только что были на рыбалке, причем практиковали новый способ: стрельба по рыбкам из ружья. На вопрос, а где же добыча, Гоги сказал, что рыбки попались какие-то мелкие и от выстрела разлетались на мелкие кусочки, так что собрать их не было никакой возможности.

Дальнейшее происходящее у Лелика как-то смазалось. Он помнил только, что несколько раз пытался поцеловать ручку толстенькой бухгалтерше, для чего тяжело опускался на колени и вцеплялся ей в руку, чтобы не упасть. Еще помнил, как с Мотыльковым разучивал приветствие негров из Гарлема: они громко хлопали друг друга по ладошкам, пытались стукнуться пяточками, но падали и временами засыпали.

Что было потом, Лелик не помнил совсем. Очнулся он рано утром, лежа в кровати с одной девочкой из своего отдела маркетинга, которая была страшна, как Божий грех. Впрочем, они оба были полностью одеты, так что Лелик понадеялся, что ничего особенно страшного ночью не произошло.

Обстановка на завтраке напоминала краткий отдых Наполеоновской армии после ухода из Москвы. Все сидели какие-то помятые, с жуткой головной болью и избегали смотреть друг другу в глаза. Есть было совсем нечего, дамы готовить отказывались, а Мотыльков с толстенькой бухгалтершей куда-то запропали.

Через пару часов все кое-как собрались, погрузились в машины и поехали обратно. На появившегося Мотылькова было страшно смотреть. Оказалось, что ночью Гоги вышел на улицу, обнаружил третью дырку на своем джипе, и на этот раз Мотыльков убежать не сумел.

Лелик грустно вернулся домой, поклялся на томике Омара Хайяма в том, что больше в жизни не поедет ни на какие охоты, позвонил Наташе, подышал в трубку и послушал любимый голос, который произнес:

– Ну, какой козел мне в трубку дышит?

Спал Лелик нервно и беспокойно. Снилось ему, что он обучает страшненькую девочку из своего отдела искусству пальбы по Гогиному джипу.

Лелик едет на рыбалку

Телефон зазвонил неожиданно. Собственно, Лелику никто не мешал выключить его на ночь, точнее, на период, когда Лелик спал, но он до сих пор наивно верил, что в один прекрасный день телефон зазвонит и в трубке раздастся любимый Наташин голос. Конечно, Лелику в его двадцать четыре года следовало быть менее наивным, но бездонные Наташины глаза сильно повлияли на некоторые черты его характера.

Поначалу Лелик вовсе не собирался подходить к телефону, потому что, судя по внутренним ощущениям, было никак не позже семи утра, а для него это была такая несусветная рань, что даже обожаемая Наташа сразу рисковала получить несколько «теплых» словечек, если бы вздумала звонить так рано. Тем более что Наташа и не могла звонить, потому что накануне Лелик с ней разругался вдрызг. А у нее был не такой характер, чтобы самой просить прощения.

Между тем телефон все звонил и звонил. Наконец, перестал. Лелик попытался опять заснуть, но телефон снова ожил. «Моп твою ять», – подумал Лелик, решив все-таки подойти к телефону, чтобы убить звонящего гневным словом. Кое-как он поднялся, по пути взглянул на свое отражение в зеркале, по результатам осмотра пробормотал матное слово, дотащился до телефона, поднял трубку и с ненавистью сказал:

– Ну?

На том конце послышался веселый голос Макса.

– Лех, – закричал он, – я тут вычитал, что на Земле – почти двести пятьдесят стран!

– Макс, – заорал в ответ Лелик, – а ты не мог выбрать более подходящее время, чтобы сообщить мне эту волнующую новость?

– Ты представляешь, – не слушая его, орал Макс, – двести пятьдесят стран, а мы с тобой – попали! Это же какая маленькая вероятность была! Одна двести пятидесятая! Не, Лелик, я точно разочаровался в теории вероятности! Могли родиться в Португалии, в Италии, в Грузии, наконец, а попали – сюда. В совок! Ну не скотство?

– Слушай, – безнадежно сказал Лелик. – Мне можно положить трубку и отправиться спать? Я хочу тщательно обдумать эту информацию. И еще очень хочу послать тебя в пешее эротическое путешествие, чтобы ты, зараза, не звонил так рано, чтобы сообщить какую-то ерунду.

– Лелик, – ответил Макс, – расслабься. Это было просто лирическое вступление, чтобы поднять у тебя настроение.

– Ага, – язвительно сказал Лелик. – Поднял, как же. Я аж вою сейчас от восторга.

– Блин, ну хватит нюнить, – в свою очередь возмутился Макс. – Я, между прочим, по делу звоню.

– Знаю я твои дела, – поморщился Лелик. – Меня после прошлого дела чуть с работы не выгнали. Знаешь же, что я плохо умею останавливаться, так нет – обязательно надо меня в какую-нибудь историю втравить. Ты, Максимка, мой злой гений и демон-искусатель.

– Точно, – польщенно сказал Макс. – И я даже знаю, за какое место тебя сейчас искусаю.

– Не придирайся к словам, – ответил Лелик. – Лучше говори быстро, зачем звонишь. А то я торчу в коридоре, словно какой-то Аполлон занюханный. Так недолго все придатки простудить.

– Лех, хочешь поехать на рыбалку? На настоящую генеральскую рыбалку!

– Ну, хочу, – протянул Лелик. – В принципе, хочу, – поправился он, помня, что максовы обещания обычно редко соответствовали действительности. – А что за рыбалка? Небось, привезешь к прапорам в Монино, нахрюкаемся водки и вся любовь? Из серии – удочки не брать, из машины не выходить?

– Какие прапора? – возмутился Макс. – Это Серега – мой брат – приглашает. Он же полковник. Сказал, что меня, непутевого, возьмет, если я тебя с собой прихвачу. Ему твои песни нравятся.

– Ага! – понял Лелик. – Значит, тебя без меня не возьмут. Так-с, надо подумать, какую мзду с тебя за это слупить… Дашь мне твою вельветовую итальянскую курточку поносить на рыбалке? Там же, небось, девушки будут.

– Ну ты, парень, и обнаглел! – Макс аж задохнулся от возмущения. – Я тебя на шикарную рыбалку приглашаю, а ты с меня еще и мзду требуешь? Может, тебе, еще и сто баксов отдать, которые я в прошлом году занимал?

– Сто баксов не надо, – ответил Лелик. – Я про них и думать забыл, потому что ты все равно никогда не отдашь. А вот курточку поносить хочется. Она мне больше идет, чем тебе. Курточка сшита на представительного мужчину, а не на такую глисту, как ты.

– Глиста, не глиста, – не обиделся Макс, – а Светка-то в прошлые выходные на меня запала, сколько ты там ей не зудел о Набокове и не гадал по руке, херомант фигов.

Лелик насупился. Эту историю вспоминать было неприятно. Действительно, он почти весь вечер обрабатывал симпатичную девчушку, которая, вроде бы, прониклась к его напыщенному витийству большим интересом, но, когда Лелик отправился за очередным коктейлем, негодяйский Макс увел ее потанцевать, а через некоторое время они исчезли в одной из комнат дачи. Лелик так разобиделся, что утром не дал Максу денег на электричку и тот добирался до города на попутках.

– Кстати, – прервал его воспоминания Макс. – Брат-то – мой. Без меня ты тоже бы ни на какую рыбалку не поехал. Кроме того, девушек там не будет. Сугубо военная компания подбирается. Квакнем как следует, порыбачим, побалакаем с высшим офицерским составом. Они, знаешь, какие истории классные рассказывают. Заодно и материала для своей графомании наберешься.

Лелик задумался. Макс хорошо знал, чем зацепить приятеля. Потому что Лелик на одной из пьянок как-то долго излагал Максу свою теорию, по которой следовало, что практически все более-менее известные писатели на самом деле описывают события, которые случались или у них самих, или у их знакомых. Реальная жизнь, как считал Лелик, всегда выглядит намного интересней, чем любая выдумка. Макс этот разговор запомнил, поэтому решающим аргументом, чтобы склонить Лелика принять участие в очередном своем безумном проекте, как раз и была фраза «заодно и материала наберешься».

– Ладно, – решился Лелик. – Уговорил, змей коварный. Когда, куда, во сколько, на сколько и что брать?

– Завтра с утреца и поедем, – сообщил Макс. – От тебя требуется только бутылка коньяка, потому что там будет море водки, а мой Серега пьет только коньяк.

– Ну, здрассте, – сказал Лелик. – Ты что, не знаешь, какие сейчас времена? В винный магазин надо полдня стоять. Что я, на этот коньяк полсубботы гробить буду? Твой брат, ты и покупай.

– А я и покупаю, – рассердился Макс. – И Серега покупает. Сам же знаешь, больше пары бутылок в руки не дают, а мы на два дня едем. Серега что – одну бутылку два дня пить будет? Так что ты давай, не ерепенься, а быстро отправляйся в магазин. Не такая уж большая проблема. Заодно в очереди понаблюдаешь за жизнью простого народа. Это тоже для романа пригодится.

– Да нафиг мне сдался твой простой народ! – ответил Лелик. – Сам за ним наблюдай.

– Все, Леха, мне самому в магазин убегать пора. Давай шуруй, а завтра встречаемся в 10 ноль-ноль у моего подъезда, – и в трубке зазвучали короткие гудки.

Лелик бросил трубку на аппарат, лениво потянулся, зевнул так, что на люстре в гостиной зазвенели хрустальные подвески, и стал решать – что и в какой последовательности делать: принять ванну, побриться, позвонить Наташе, чтобы подышать в трубку, а потом отправляться в магазин или сначала тащиться в магазин, а потом уже бриться и из ванной звонить Наташе.

Внезапно затрещал дверной звонок. Лелик подтянул трусы и пошел открывать. На пороге стояла соседка Ира.

– Здорово, Лелик.

– Приветствую, Ириночка, – почтительно ответил Лелик.

Он всегда с Ирой разговаривал почтительно, потому что хорошо знал ее мужа – Мишу Красюка, который в прошлом был чемпионом Москвы по дзюдо. В настоящее время Миша состоял в ассоциации каскадеров и частенько снимался в фильмах на ролях жутких бандитов. Кинематографисты очень любили Мишу, потому что он был два метра ростом, шириной в полтора метра от плеч до ног и внушал ужас пополам с трепетом всем, кто его видел. В доме у Лелика был установлен обычный лифт, куда обычно спокойно помещалось четыре человека, но когда там ехал Миша, даже ребенку места не оставалось.

– Слышь, Лелик, – сказала Ира. – Не хочешь со мной прогуляться в винный магазин? А то Красюк за коньяком послал, потому что к нему вечером кто-то с киностудии должен приехать, а мне одной скучно.

– А чего Красюк сам не пойдет? – спросил Лелик. – Ему же в очереди стоять не надо.

– Ты понимаешь, – замялась Ирина, – вчера его новый фильм обмывали. У него там первый раз роль со словами была. Надо было двух мужиков засунуть в унитаз и сказать главному герою: «По стакану за каждого». Так что он до сих пор спит на рояле.

У Красюка дома в маленькой двухкомнатной квартире стоял огромный концертный рояль, который практически целиком занимал одну комнату. На нем в жизни никто никогда не играл, но Красюк считал, что рояль развивает в нем чувство прекрасного, поэтому после особенно крупных пьянок обожал на нем засыпать.

– Какие вопросы? – засуетился Лелик. – Для тебя, а особенно для Красюка, я готов на все. Тем более что мне тоже коньячку надо прикупить.

Он быстро оделся, и они с Ирой отправились к винному магазину. Там, как обычно в период борьбы правительства с народным алкоголизмом, стояла жуткая очередь. Они пристроились в самый конец и спокойно стояли, болтая о том о сем. Часа через три они потихоньку приблизились к крылечку магазина, где стояло несколько добровольцев, следящих за тем, чтобы никто не лез без очереди.

Лелик на самом деле не переваривал все эти скопления простого народа, потому что считал себя настоящим, потомственным интеллигентом, а пролетариат не любил и побаивался его. На ближней к Лелику стороне стоял пропитой парень совершенно жуткого вида: небритая рожа, лиловый синяк под правым глазом и какая-то невообразимая блямба под левым. Лелик, глядя на него, вспомнил какой-то старый анекдот и улыбнулся. К несчастью, улыбка не прошла парнем незамеченной.

– Че лыбишься, интилихент фигов? – набычившись, спросил тот, с ненавистью глядя на холеного Лелика.

– Я? – растерялся Лелик. – Я… ничего. Я просто так. Улыбнулся своим мыслям.

– Мыслям он, значит, улыбнулся, – распалял себя парень. – Он у нас умный слишком. Он у нас рабочий класс презирает. Смеется над ним. А ты, сука, – заорал парень, – хоть раз руками работал? Хоть что-то сделал своими руками, сволочь? Все на нас жируешь, на простом народе! А туда же, за водкой поперся! Пшел вон из очереди! Иди пить свои мартини! Нечего у работяг водку отбирать!

– Мужики! – заорал парень, обращаясь к очереди, – этот хрен только что без очереди пролезть хотел! Я его засек!

Очередь набычилась и строго посмотрела на Лелика.

– Да вы что, мужики, – совсем растерялся он. – Я же с самого начала стоял. Вы же видели!

– Кто видел? Кто видел? – заорал парень, бешено вращая глазами. – Никто не видел. А ну, пшел отсюда, пока я тебе бубен не выбил!

Тут в разговор вмешалась Ирина.

– Чего орешь, козел? – спокойно спросила она. – Он со мной все время стоял.

– И ты, курва, туда же? – заверещал мужик. – Ребята, он еще и бабу свою протащить хочет. А ну, гоните их из очереди!

– Ир, – расстроенно сказал Лелик. – Пойдем отсюда. Терпеть не могу скандалы с этим быдлом. Все равно не успокоятся. А мне все эти сцены из Павки Корчагина – во как надоели. Вот куплю пулемет, тогда можно будет спокойно за вином ходить.

– Ладно, – зловеще сказала Ирина. – Ты, Лелик, постой тут в сторонке, а я сейчас за своим благоверным схожу. Он наверняка уже проспался.

Ира отправилась домой, а Лелик отошел к кустам, которые росли неподалеку. Очередь потихоньку успокоилась, только этот мерзкий парень все время поглядывал на Лелика и делал ему оскорбительные жесты.

Через пять минут возле крыльца возникла зловещая фигура Красюка, за которым быстрым шагом семенила Ирина.

– Кто? – коротко спросил Красюк, раздувая ноздри.

– Вот этот, – Ира ткнула пальцем в парня с синяками.

Красюк тяжело посмотрел парню в глаза, от чего тому сразу сильно поплохело, потом одной рукой взял его за пояс, другой за ворот рубахи, перевел парня в горизонтальное положение и швырнул тело в кусты, до которых, между прочим, было метров пять. За траекторией полета парня с замиранием сердца следила вся очередь. Когда парень грохнулся в кусты, вся очередь шумно выдохнула.

– Так, – сказал Красюк. – Лелик, шуруй сюда.

Лелик быстро подбежал к Красюку и стал ждать дальнейших распоряжений.

– Пошли внутрь, – хмуро сказал Красюк.

Лелик взглядом изобразил полную боевую готовность. Впрочем, внутрь зайти было довольно сложно, потому что народу там было набито, как сельдей в бочке. Но Красюка подобные бытовые мелочи не интересовали. Он попер в магазин напролом так, что народ просто выдавливался из внутреннего помещения на крыльцо. В его кильватере шел довольный Лелик. Люди в магазине, конечно, поначалу возмущались, но, когда оборачивались и лицезрели Красюка во всей его боевой красе, предпочитали отводить глаза в сторону и делать вид, что так и нужно. Они быстро взяли коньяка (причем продавец даже и не пикнул, когда Красюк потребовал пять бутылок), и Лелик отправился домой.

Оставшиеся субботние часы прошли как-то невнятно. Лелик залез в ванную, долго там валялся и читал свои стихи. Они ему явно нравились. Потом Лелик взял почитать стихи знакомого поэта Фуфайкина, и они ему тоже неожиданно понравились. Лелик расстроился, бросил тетрадку на пол ванной и стал в уме сочинять стихотворение. Но в голове все время крутилась только одна фраза – «топор палача», после чего Лелик вспомнил, что надо побриться.

Вечером Лелик валялся на диване и грустил. Когда состояние легкой грусти достигло своего апогея, он не выдержал, снял трубку и набрал телефон Наташи.

– Але, – кокетливо раздалось на том конце.

– Наташ, – Лелик откашлялся, – это я. Лелик.

– Да уж слышу, что не Майкл Джексон, – голос Наташи сразу обледенел.

– А я завтра на рыбалку собираюсь, – поведал Лелик.

– Ну?

– Что «ну»? На генеральскую рыбалку, между прочим, – обиделся Лелик на такое равнодушие.

– Ну?

– Чего тебе оттуда привезти? – поинтересовался Лелик, стараясь направить разговор в нужное русло.

– Норковое манто и кольцо с брильянтом, – ехидно ответила Наташа.

– Наташ, я из рыбки имею в виду, – почти взмолился Лелик.

– Я тоже твою рыбку имела в виду! – фыркнула Наташа. – Воблу привези. Сушеную. И сам ее сожри! – и бросила трубку.

– Вот жучка! – вслух произнес Лелик, совсем расстроился и решил выпить.

Между тем в доме выпить было нечего. Кроме, конечно, свежекупленной бутылки коньяка. Тут Лелик сильно пожалел, что сдуру взял только одну бутылку. «Отпить, что ли, граммов пятьдесят? – подумал Лелик. – Там же пробка завинчивающаяся. А Максу скажу, что попробовал в магазине, чтобы всякую подделку не подсунули».

Эта мысль настолько обрадовала Лелика, что он мигом соскочил с дивана, помчался на кухню, зверским жестом свинтил пробку и налил себе стопку. Немного постоял в предвкушении, а потом задумчиво выпил. В животе сразу потеплело.

Лелик поплелся в гостиную, лег на диван и стал прислушиваться к внутренним ощущениям. На душе довольно скоро тоже потеплело. Лелик стал представлять, как он через какое-то время прославится, получит Нобелевскую премию по литературе, а Наташа увидит по телевизору его триумф и станет кусать себе локти. Картина была – просто упоительная. Но тут Лелик сообразил, что надо заранее прорепетировать речь перед нобелевским комитетом, а к такому делу без дополнительных пятидесяти граммулек не подойдешь.

Он опять сбегал на кухню, быстренько набулькал коньяка и уже залпом выпил, потому что смаковать было некогда. После этого Лелик вольготно расположился на диване и стал репетировать:

– Господа! – хорошо поставленным голосом начал он. – Каждый человек проходит свой собственный путь. Но у обычного человека – обычный путь. Родился, учился, женился, работал и умер. А у поэта – особенный путь. Поэт, господа, рождается и умирает в каждом своем стихотворении. Каждая строчка его стихов отнимает часть его души, часть сердца («И печени», – подумал Лелик). Именно поэтому, господа, поэты сгорают так быстро, – тут глаза у Лелика увлажнились.

Он быстро сбегал на кухню и хлопнул еще стопку, чтобы успокоиться. Потом внимательно посмотрел на бутылку, схватил ее с собой и побежал к дивану.

– Так вот, господа! – Лелик величественно взмахнул бутылкой. – Ваше признание моих заслуг – крайне лестно, но я вас уверяю, что высокая комиссия ошиблась. Не я, поэт, заслужил эту премию и мировое признание («Шум в зале», – подумал Лелик). В полной мере ее заслужил только Бог! Именно Бог, потому что он водит моим пером, а я – только генератор («Нет, лучше сказать – трансформатор», – уточнил про себя Лелик) его Божественного Слова. Поэтому я благодарю высокое собрание, но вынужден отказаться от получения ста тысяч долларов, которые хочу передать… («Кому бы передать такую кучу деньжищ?») которые хочу передать обществу анонимных алкоголиков! («Бешеная овация в зале, все встают, – подытожил Лелик и перевел дух».)

За время этой краткой речи Лелик успел несколько раз приложиться к бутылке, поэтому пребывал уже просто в состоянии эйфории. Но тут внезапно он представил Наташу, которая смотрит по телевизору его выступление, доходит до места, где он отказывается от денег, и произносит:

– Я так и думала. Лелик, ты всегда был – дурак-дураком!

Эта мысль его несколько расстроила, но корректировать нобелевскую речь уже не было сил. Тогда он решил позвонить Наташе и спросить ее мнение о подобном поступке нобелевского лауреата. Набрал номер, Наташа сняла трубку и сказала:

– Игоречек! Это ты, солнышко?

Лелик повесил трубку, и скупая мужская слеза как-то сама вскипела в правом глазу. Он некоторое время полежал, жалея себя и негодуя по поводу хамского поведения Наташи, а потом и не заметил, как заснул.

«Нас утро встречает прохладой…» – неожиданно колоколом зазвенело у Лелика в голове, потому что он, как истинный поэт, на любое событие реагировал чем-то стихотворным. Сознание потихоньку выплывало из ночных кошмаров (Лелику почему-то снилось, что он женится на Фуфайкине) и начинало оценивать обстановку. Оказалось, что уже утро, а Лелик валяется на диване у открытого окна и замерз, как цуцик, несмотря на изрядную долю горячительного, принятого накануне.

При воспоминании о горячительном Лелик помрачнел. В коньячной бутылке оставалось граммов 48, не больше. А без бутылки на рыбалку ехать не имело никакого смысла, потому что Серега был мужиком очень серьезным и подобного халатного отношения к делу не прощал. Однако поехать очень хотелось, поэтому Лелик стал напряженно шевелить мозгами. Получалось, что как ни шевели, а единственный выход – это отправляться на поклон к Красюку. Потому что до отъезда оставалось буквально полчаса и в магазин никак было не успеть.

Лелик встал, оделся, кое-как умыл помятое лицо и отправился к соседям. На звонок вышла Ирина.

– Ир, – сказал Лелик просительно, – ты мне бутылку коньяка не продашь? А то – во как надо, но в магазин уже не успеть. Я как вернусь через день, так сразу отдам.

– Э, брат, – ответила Ирина, – на подобные темы надо с Красюком разговаривать. Я самовольно не могу алкоголь из дома выносить. Убьет. Сейчас спрошу, может ли он тебя принять, – и она отправилась в квартиру.

Лелик поежился. Просить коньяк у Красюка было опасно, но другого выхода не было.

– Шуруй, – сказала вновь появившаяся Ирина. – Мсье Красюк готов вас принять в гостиной.

Лелик осторожно зашел в квартиру и направился в гостиную. Там на крышке рояля вольготно расположился Красюк в трусах, прихлебывая кофе из литровой кружки.

– Ну, – спросил он, поглядывая на Лелика красным глазом.

– Миш, привет, – заторопился Лелик, чувствуя себя очень неуютно. – Я хотел по-соседски одолжить на денек бутылку коньяка. А то на рыбалку собрался, там для одного полковника коньяк нужен, а у меня – нету.

– А куда вчерашнюю дел? – поинтересовался Красюк.

– Как куда? – растерялся Лелик. – Выпил, конечно. Вчера же суббота была.

– Ага. Выжрал, – удовлетворенно произнес Красюк. – Что доказывает неоспоримый факт: интеллигенция сейчас пьет до синих крокодилов точно так же, как и простые люди. Ведь правильно?

– Дык, – сказал Лелик и фальшиво хихикнул, – пьем, куда же деваться? Потому что очень большое давление испытываем.

– Это вы-то давление испытываете? – изумился Красюк. – Да вы и не знаете, что такое давление! Давление – это когда на тебе лежит туша в двести килограмм, которая твою ногу натягивает на твое же ухо. Хочешь продемонстрирую? Полезай на рояль.

– Миш, я тебе верю на все сто процентов, – заторопился Лелик. – Ты не сомневайся. Просто мне коньяк очень нужен, – попытался Лелик перевести беседу в нужное русло.

– Ладно, – великодушно сказал Красюк. – Выдам тебе одну бутылку, только с условием, что вернешь две, да еще и рыбки привезешь. Я свежую рыбку люблю.

– Как скажешь, – ответил Лелик. – Спасибо тебе большое.

– Ну иди, – напутствовал его Красюк. – А то мне над ролью надо подумать.

Лелик забрал бутылку, быстренько забежал домой, взял кое-какой одежды на случай ночного холода, гитару и побежал к дому Макса.

Макс уже ждал Лелика у подъезда. Видно было, что вечер субботы у него тоже прошел довольно бурно, потому что глаза Макс скрывал за черными очками.