Улаан-Баатар-Абакан, 1927 г.

Погрузка отняла у них целый день. Красный блин скатился к самому горизонту, когда находка Эдуарда, завернутая во множество слоев мешковины, оказалась помещена во второй броневагон. Чтобы дотащить ее на катках до перрона и поднять в вагон по сходням потребовались усилия пятнадцати человек.

Инга поймала себя на том, что чуть ли не впервые в жизни изнывает от любопытства. Почти также сильно, как от желания прикоснуться к Эдуарду.

— Мы заночуем здесь? — спросила она.

Эдуард посмотрел на темнеющее небо. Снял фуражку, вытер лоб. Провел рукой по макушке.

— Представляешь, потерял бритву, — сказал он невпопад.

Его голова заросла жестким ежиком. Совершенно седым.

— Что ты говоришь? Ночевать? Нет, товарищ Трофимова. Наш груз — особой важности. Мы должны отправляться без промедления.

«Мне так же больно, как и тебе», — говорили его глаза.

Они не были вместе полгода. Время от времени Инга колола булавкой указательный палец. Просто, чтобы убедиться — ее тело способно чувствовать хотя бы боль без него.

Создатели «Ермака» не предусмотрели отдельного купе. До самого Абакана им придется делить вагон с красноармейцами. И с находкой Эдуарда в опечатанном грузовом отделении.

Грузовое отделение.

— Как равный по званию, — сказала Инга, — я могла бы оспорить ваш приказ, товарищ Галицин. Но, уважая ваш статус, как начальника экспедиции, подчиняюсь.

— У тебя в глазах искорки, — сказал Эдуард по-французски. — Ты что-то задумала.

— Месье Голицин, — ответила Инга. — Я всего лишь задумала овладеть вами на железном полу революционного бронепоезда.

— Поэтому я предлагаю ускорить наше отправление, — перешла она на русский. — Иначе я сделаю это прямо здесь. На глазах здешних аборигенов и наших товарищей по оружию.

— Ты читала мой отчет? — спросил Эдуард.

За железной стенкой, делившей вагон пополам, красноармейцы раскладывали свои шинели на полу. Собирались к отбою.

А здесь они были вдвоем.

— Времени не хватило, — Инга подошла к нему вплотную, закинула руки на шею. —

Допуск дали всего за три дня до отъезда. Перепечатать машинистка тоже не успела, ушла в декрет. Сменщицу надо было приводить к присяге, так что я осталась без копии. Бедлам полнейший.

— Значит, ты не знаешь, что мы везем?

— Без малейшего понятия.

Инга потянулась к Эдуарду губами, но он мягко отстранил ее.

— Полгода моей жизни, родная. Полгода нашей жизни. Я должен тебе показать.

Груз особого назначения, за которым была отряжена экспедиция СМЕРЧа, возвышался

под самый потолок вагона. Стоявший перед ним Эдуард казался неожиданно маленьким и щуплым.

— В Китае, — сказал он, — есть легенда об Императоре Нижнего Неба. Рожденный простым пастухом он завоевал полмира. В том числе и Поднебесную.

— Рожденный пастухом? — переспросила Инга. — Это Чингиз-хан?

— Возможно. Или речь идет об императоре Цинь Шихуанди. Легенда не называет его имени, чтобы не навлечь беду на рассказчика. Она говорит, что Императору были

покорны орды демонов. С их помощью он завоевывал города и страны. Для обороны от них была построена Великая Стена. Но Император нашел путь проникнуть в Поднебесную, не разрушая Стену. Ему был известен секрет дверей между землей и Нижним Небом. Он прошел через эти двери сам и привел с собой демонов.

Не прекращая говорить, Эдуард поднял руку к правому плечу. Свою знаменитую шашку он носил за спиной.

— Император убил очень многих и подчинил страну себе. Правление его было долгим и жестоким. Законом Поднебесной стал меч.

С быстротой, не умаляющей плавности, Эдуард обнажил шашку. Наградное оружие, врученное ему самим Ростоцким, невольно притягивало взгляд. Вдоль длинного лезвия тянулся узор черненым серебром и чеканная надпись на старославянском. Слова древнего оберега от нечистой силы.

— Даже Император Нижнего Неба покорен времени. Старость и болезни одолели его тело. Но Император не хотел умирать. Он распахнул двери, ведущие в страну демонов, в последний раз.

Шашка размазалась двумя широкими всполохами. Перерубленные веревки, опоясывающие мешковину, соскользнули вниз. Вслед за ними упала и мешковина.

— Император прошел сквозь дверь и запер ее за собой.

Находка Эдуарда предстала перед Ингой, лишенная покровов. Каменное изваяние, нетронутое временем. Оно изображало женщину с распущенными волосами необычайной длины. В ее скуластом лице с закрытыми глазами было что-то дикое, яростное. Потустороннее.

— Легенда говорит, что Император оставил по эту сторону двери пять верных слуг. Каждый из них владеет частью ключа к Нижнему Небу. Когда настанет день, слуги Императора соберутся вместе. И вернут своего повелителя в наш мир.

Одна деталь до последнего ускользала от взгляда Инги.

В груди статуи торчал большой меч. До середины лезвия он был погружен в прорезь

в камне. Судя по той части, которая оставалась снаружи — меч был в рост человека.

Если упереть острие в землю, даже Эдуарду он бы доставал рукояткой до подбородка.

Она не заметила меч сразу. С ребра он был необычайно тонок. Странное оружие. Странная статуя. И рассказ в духе тех, которыми он безуспешно пытался пугать ее восемь лет назад.

— Гробницу Императора начали искать еще при царе, — сказал Эдуард. — Искали ученые, искало третье управление. После революции за дело взялся Ростоцкий.

Японский дипломат, с которым он познакомился во время войны, Сураями помог ему с

переводом легенды. И рассказал ее утраченную часть. Историю пяти Воинов-Драконов, непревзойденных мастеров меча, свергнувших правление слуг Императора.

Эдуард протянул руку к мечу, не касаясь его рукояти.

— Этот меч принадлежал Мастеру Луню. Предводителю Драконов.

Инга стала рядом с Эдуардом. Изогнутая рукоять меча была сделана в виде китайского дракона. Его изображение вместе с рядами иероглифов повторялось на лезвии.

— А кто лежит в этой гробнице? — спросила Инга.

Эдуард поднял голову, заглядывая в недоброе лицо длинноволосой женщины.

— Мать Гроз, — ответил он. — Любимая жена Императора. Ведьма, превратившая свое тело в храм любви, а волосы в обитель тысячи демонов. Каждую ночь луноликий

юноша отдавал свое семя и жизнь, чтобы продлить годы Матери. Лишь Мастеру-Дракону удалось обманом лишить ее волос и вместе с ними силы. Но даже он не смог убить ее.

Инга хмыкнула.

— Ты хочешь сказать, что ведьма здесь? — она протянула руку, чтобы постучать по каменному животу. — И она до сих пор жива?

Эдуард перехватил Ингу за запястье.

— Я знаю, как ты относишься ко всем этим историям, — сказал он. — Прошу тебя, однако, будь серьезней. За эти полгода мне довелось пережить слишком многое, чтобы считать легенду о Пятерых очередной сказкой.

Он мягко отвел Ингу назад, подальше от статуи.

— Когда Костя Яровой погиб, мы с Ростоцким были уверены, что произошла трагическая случайность. Мне хватило месяца, чтобы понять нашу ошибку.

Эдуард расстегнул воротник рубашки и показал Инге шрам над ключицей. Белую отметину треугольной формы.

— Есть еще несколько, — сказал он. — Это следы от стрел.

Инга осторожно коснулась шрама. Ее скулы затвердели.

— Я убью их, — тихо сказала она.

Эдуард погладил ее по щеке.

— Боюсь, это не так просто, родная, — он невесело усмехнулся. — Мы убивали их много раз. И каждый раз они возвращались. Мои монгольские друзья говорят, что это демоны, служившие Императору. Знаешь, я склонен им верить.

— Чушь, — отрезала Инга. — Байки неграмотных кочевников.

— Я видел, что обычные пули не причиняют им вреда. Только серебро. Одним ударом сабли они разрубают взрослого человека пополам. Так случилось с Ырулаем, моим первым проводником. С восходом солнца их тела превращаются в дым.

— Все это я видела много раз. Таких демонов в каждом питерском подвале навалом.

Эдуард не слышал ее. В его блуждающих зрачках отражалась статуя Матери Гроз.

— Мы нашли четыре кургана, — тихо сказал он. — Они были пусты. Пятый никак нам не давался. Карты лгали. Местные жители, узнав, что мы ищем, гнали нас прочь. Так продолжалось два месяца, никаких результатов. Ни малейших. Вот-вот экспедицию должны были отозвать.

Эдуард закрыл глаза, вспоминая.

— Тогда мы встретили одного хэшана.

— Он не был похож на обычных монахов. Те носят желтые лохмотья и миски для подаяния, распевают мантры. Этот хэшан носил черное. На его выбритой голове я

увидел незнакомый мне знак — иероглиф, отдаленно напоминающий «солнце». Он нес с собой крайне необычный посох — длинная палка с двух сторон оканчивалась остро

заточенными стальными полумесяцами. Когда я спросил его, зачем ему такой посох — хэшан ответил: «чтобы отделять истинное от ложного».

— Монах был первым человеком, которого не испугала наша цель. Он спросил — твердо ли я знаю, что ищу. Когда я ответил утвердительно, он стал перед моим конем и раскрутил посох. Посох вращался так быстро, что ток воздуха от него проложил длинную черту в траве. Перед тем как уйти, хэшан сказал, что черта

указывает нам верный путь. Действительно, не успело зайти солнце, мы нашли пятый курган. Гробницу Матери Гроз.

— Но так как ты не похож на луноликого юношу, ведьма не тронула твою кровь и семя, — Инга поцеловала белый шрам от стрелы. Ощупала его языком. — И правильно сделала. Иначе я бы ей выдернула все волосы по одному.

— Инга, — Эдуард засмеялся.

Ей всегда удавалось сбить с него мрачную серьезность. А ему сделать ее счастливой.

— Твоя кровь. Твоя кожа, — расстегивая рубашку, она опускалась губами вниз по его груди, животу. — Твой запах. Твое семя. Все мое.

Опустившись на колени, Инга расшнуровала галифе Эдуарда. И глядя снизу в его глаза, сделала то, чего им обоим не хватало полгода.

Потянула его вниз, на сброшенные шинели, на скомканную мешковину. Вытянулась, заструилась, потекла в его руках, кусая губы до крови, сжимая его плечи. Раскрылась. Ожила.

Хотелось закрыть глаза, но его взгляд не отпускал.

— Родная. Моя.

— Мой. Весь мой.

Навсегда. До самого конца.

Сквозь каменные веки Мать Гроз смотрела на их идеально совпадающие тела. Звериными зрачками, полными векового голода.

Инга проснулась от озноба. От того, что Эдуарда не было рядом. Она лежала, укрытая двумя шинелями, а он стоял возле амбразуры.

Глядя на Эдуарда со спины, Инга поразилась его худобе. Экспедиция выпила из него все соки, оставив выпирающие ребра и лопатки.

Эдуард как всегда сразу почувствовал, что она не спит.

— Туман, — сказал он. — Машинист включил прожекторы, но все равно не видно ни зги. Каша на молоке.

— Почему ты не спишь?

Эдуард обернулся. С гримасой потер переносицу.

— Голова болит. Невозможно. Раскалываюсь.

Он был обеспокоен. Инга знала причину. Эдуард считал, что сильные головные боли предупреждают его об опасности.

— Иди ко мне, — попросила Инга, откидывая шинели. — Это просто туман.

— Просто туман, — повторил он. — Как хочется в это верить.

Его озабоченное, искаженное болью лицо повернулось к амбразуре.

— В ночь, когда они напали на нас первый раз — был такой же туман.

Издалека, от самых затерянных в тумане границ мира, пришел ответ на его слова. Дикий, срывающийся то в вой, то в вопль боевой клич.

Железный град застучал по бронированной стене вагона.

Они встретились глазами. Одними пересохшими губами прошептали связывающие их слова.

— Рота подъем! — крикнул Эдуард, бросаясь к выходу. — В ружье!

Инга вышла из грузового отделения, проверяя на ходу «маузеры». Стуча сапогами, красноармеец забирался в пулеметную башенку. Эдуард стоял у переговорной трубы, отдавая приказы машинисту.

Посреди вагона стояли открытые ящики с патронами. Пули матово отливали серебром. Солдаты с винтовками выстроились возле амбразур. Бледные, но решительные лица. Ростоцкий лично подбирал каждого человека в отряде. Необстрелянных не было.

Знают ли они, с чем им придется иметь дело?

— Дай-ка, — Инга сунулась к амбразуре.

— Осторожней, — предупредил красноармеец. — Они стреляют.

Инга отстранила его плечом, наклонилась.

Преследователей она увидела не сразу. Прищурившись, различила скачущие тени в космах тумана. Всадники на низких лошадках. Одеты в высокие шапки, большего не различить. Монголы?

Скачут едва ли не быстрее поезда. Чего они хотят?

На ее глазах один из всадников поднялся в стременах, натянул маленький лук. Управляя лошадью одними коленями, он начал сближаться с паровозом.

— Они стреляют в машиниста! — заорал солдат из башенки. У него обзор был получше, чем у остальных.

Эдуар кивнул старшине.

— Рота огонь! — рявкнул тот.

От грохота заложило уши. Инга подняла «маузер» и тщательно прицелилась в лучника. Задержала дыхание, спустила курок.

За секунду до выстрела тот молниеносно бросил тело в сторону, повис на боку у лошади. Тут же снова сел в седле, повернул к Инге темное лицо. Сквозь туман она различила усмешку-оскал.

Рядом выругались. Красноармеец у соседней амбразуры оседал, запрокинув голову. Из левой глазницы у него торчало черное древко. Инга снова припала к амбразуре, положила ствол «маузера» на локоть.

Над головой заговорил «максим». Под вертким стрелком рухнула лошадь. Инга раскрыла глаза — всадник кубарем прокатился по земле, пробежал несколько шагов на четвереньках. Его руки и ноги вытянулись в длину. Потом он прыгнул, цепляясь за стенку вагона. Пропал из виду.

Другие всадники вставали ногами в седла и тоже перепрыгивали на поезд. Иные умудрились махнуть сразу на крыши вагонов.

Инга услышала грохот сапог над головой. Красноармеец в башне заорал и вывалился вниз головой из потолочного люка. Лицо его было обезображено колющим ударом сабли.

— Нужно подняться наверх, — сказал Эдуард. — Они захватят паровоз.

Движением кисти он выкинул барабан своего «кольта», который предпочитал

табельным «маузерам» СМЕРЧа. Проверил патроны, вернул барабан на место. Вложил «кольт» в кобуру. Не стал возиться с перевязью, взяв ножны с шашкой просто в руку. Шагнул к двери.

— Прикрой меня, родная, — попросил он.

Инга кивнула. Достала второй маузер, опустилась на колено напротив двери. Они будут стрелять по стоящему человеку.

Эдуард рванул дверь вбок. Тут же в проем над ее головой свистнуло несколько стрел. Инга ответила, стреляя попеременно с левой и правой. Ей показалось, что двоих сорвало с лошадей, но туман скрывал подробности.

Галицин выскочил из вагона, цепляясь за лесенку, ведущую по броне наверх. Скрылся из виду.

— Инга! Давай ко мне! — донесся его голос сверху.

И тут же треск выстрелов из «кольта». Он расчищал ей дорогу.

Инга поднялась на крышу и увидела, как Эдуард бежит по вагону в сторону паровоза, облепленного преследователями.

За его спиной на вагон залетел, иначе не скажешь, коренастый воин. Приземлился на расставленные ноги, взмахнул саблей.

Эдуард прыгнул с места вперед, разворачиваясь в воздухе. Кольт дважды выстрелил.

Воин покачнулся, хватаясь руками за грудь. Разошелся клубами черного тумана.

Еще в воздухе Эдуард бросил кольт и выхватил шашку. Дуга его полета завершалась на крыше паровоза. Приземляясь, он рубанул от плеча, и голова в мохнатой шапке отлетела в сторону. Остальное скрыл дым из трубы паровоза.

Инга побежала в противоположную сторону. Навстречу ей со второго вагона перепрыгнули двое темнокожих всадников.

Она подстрелила обоих в полете. Не долетев, воины истаяли. Инга прыгнула через расползающееся черное марево.

Приземлилась на крышу второго вагона, не удержалась на ногах. Покатилась вперед. Темная фигура нависла над ней, сверкнула сабля.

Инга выстрелила прямо в яростный острозубый оскал. Вопль, разлетающиеся клубы. Она поднялась на колено, повела вокруг стволами. Боковым зрением уловила движение, тут же выстрелила.

Вскакивая на ноги, поняла, что мимо. Враг увернулся.

Это был вожак, тот самый, в которого она стреляла первым. С его шапки свешивались цепи из темного золота, причудливые медальоны.

А на груди у него висело страшное украшение. Ожерелье из нанизанных на веревку человеческих челюстей.

Вожак ухмыльнулся Инге, двумя пальцами взялся за подбородок. Сделал движение, как будто рвет у себя нижнюю челюсть. Выхватил засапоженный нож. Перебросил его из руки в руку.

Расстояние между ними было меньше пяти шагов. Инга выстрелила. Еще раз. Еще.

Вожак приближался к ней, наклоняя тело, то влево, то вправо. Закрутился волчком. Инга отбила удар ножа маузером, отступила назад. Если он не пропорет ее, то сбросит с поезда.

С торца вагона залезли двое. Присели, натягивая луки. Целились они за спину Инге.

Отскакивая от очередного удара вожака, она увидела в воздухе Эдуарда. Шашка опустилась по диагонали, разрубая летящие стрелы. Сапоги Эдуарда стукнулись о крышу вагона. Слишком далеко, чтобы ей помочь.