– Только эту штуку вы уж подайте мне вон туда, – сказал Норфольк, указав на столик в углу. Устроившись на жестком диване, он заглянул в окно. Во дворе стойло несколько автомобилей. «Вот этот очень недурен, Делаэ последнего образца"… Затем пробежал забытый на столе засаленный листок с меню завтрака и узнал, что за двести франков можно было получить hors d'oeuvres variпростые, чисто-товарищеские отношения с низшим персоналом и серьезно уверены, что такие отношения возможны между телефонисткой и звездой, получающей десять миллионов за фильм"… Карты вин не было; на листке указывалось только, что графинчик красного стоит шестьдесят франков. Норфольк был доволен. Цена завтрака была для него вполне приемлема; он мысленно сосчитал, сколько будет тратить на еду в месяц, – оставалось немало и на все другое, – думал об этом с приятным чувством много голодавшего на своем веку человека. «Что бедно одет, это вздор. Умные люди понимают, что заштопанная, но чистая одежда это теперь безошибочный признак некоторого аристократизма. Ну, не безошибочный, а все-таки признак"…

Когда барман принес новый коктэйль, Норфольк его попробовал, удовлетворенно кивнул головой и вынул из оттопыренного кармана старенького пальто обе тетрадки. ("Значит, сценарист», – подумал барман).

БАРОН, БАРОНЕССА, МАКС, МАРТА, АПТЕКАРЬ, ГОРНИЧНАЯ БАРОНЕССЫ, СЛУГА В ГОСТИНИЦЕ

Действие происходит в наше время, осенью, на протяжении нескольких дней, в очень хорошей нью-йоркской гостинице. Декорация, в сущности, одна. Барон и баронесса снимают в гостинице апартамент из шести комнат, включающий два салона. Они обставлены одинаково; только в салоне барона группа из стола и кресел находится справа, а диван слева; а в салоне баронессы – наоборот: диван справа, стол и кресла слева. Кроме того, картины на стенах другие: в одном виды охоты, в другом портрет какой-то по-старинному одетой дамы. Во всем остальном – одна и та же обстановка салона в дорогой гостинице; ковры поверх бобрика, шкапчики, золоченая мебель, камин в глубине, над ним зеркало. Под зеркалом на камине в салоне барона какой-то восточный фарфоровый бюст. Впрочем, он виден только тогда, когда у зеркала освещаются лампочки.

Действие всех картин происходит вечером при электрическом освещении.

Салон барона. За столом сидят барон и Макс. На столе телефон, бутылка и два бокала. Барон очень красивый тридцатилетний человек, одетый по самой последней моде. На лице у него скучающее выражение. Говорит с очень легким иностранным акцентом. Макс – старик лет семидесяти. Оба они выпили немного больше, чем следовало бы. Девятый час вечера.

МАКС: Ведь первый муж вашей жены был маркиз?

БАРОН: Да.

МАКС: После его безвременной кончины она вышла за вас. Вы только барон. Значит, брак с вами был не только чудовищной глупостью с ее стороны, но и социальным понижением?

БАРОН: Да.

МАКС: И вы твердо решили развестись с ней?

БАРОН: Да.

МАКС: И вы твердо решили получить с нее при этом деньги?

БАРОН: Да. (Зевает).

МАКС: Говорят, у Шекспира было пятнадцать тысяч слов. У вас, повидимому, сегодня есть только одно… Вы хотите получить с нее пятьдесят тысяч долларов?

БАРОН: Нет.

МАКС: Слава Богу, второе слово! Чего же вы хотите?

БАРОН: Я хочу получить с нее сто тысяч долларов.

МАКС: Почему так много, young rascal?[43]

БАРОН: Мне очень нужны деньги, old fool.[44]

МАКС: Это, конечно, серьезный довод, но может быть, все же недостаточный… Кстати, довожу до вашего сведения, что настоящие, т. е. умные, циники всегда говорят не как циники, а как идеалисты: это им выгоднее.

БАРОН: Я не циник. Но что ж делать, деньги вещь совершенно необходимая.

МАКС: Неужели? У вас страсть к каким-то изощренным парадоксам… Нет, ста тысяч она вам никогда не даст. Если б вы еще были герцогом! Но вы просто захудалый барон.

БАРОН (обиженно): Почему захудалый? Мой род восходит к пятнадцатому веку. Один мой предок был казнен в 1609 году.

МАКС: Иметь казненного предка это, конечно, социальная distinction. При условии, что он был казнен не менее двухсот лет тому назад. За что его казнили, young rascal?

БАРОН: За пустяк, old fool. Он сошелся с женщиной, которая оказалась ведьмой.

МАКС: Это бывает и в наше время. И что же?

БАРОН: Раз вечером мой предок шел лесом к своим друзьям. К нему внезапно подбежала волчица. Он выхватил меч и отрубил ей лапу. Она завизжала человеческим голосом и убежала. Дойдя до замка друзей, барон с тревогой и гордостью показал им свой трофей. (В его голосе проскальзывает, ужас. Макс с любопытством на него смотрит). Вдруг из окровавленной лапы выпала кисть женской руки! Оказалось, что колдунья по ночам уходила в лес, напяливала на себя волчью шкуру и бегала по лесу на четвереньках.

МАКС: Что ж, каждый проводит время как ему нравится. И что же?

БАРОН: Власти произвели расследование. Колдунью с отрубленной рукой нашли – и оказалось, что она была любовницей барона. Думаю, что просто его выслеживала из ревности. Он был очень красив… Я точная его копия, судя по его портрету. В гневе она прокляла его и весь наш род. Ее пытали. Она показала, будто он знал, кто она. Колдунью сожгли, а моего предка только обезглавили.

МАКС: Как приятно быть дворянином!

БАРОН: С тех пор над нашим родом повисло проклятие волчицы.

МАКС: И, разумеется, все ваши другие предки с той поры погибали трагической смертью, young rascal?

БАРОН: Нет, old fool, все они жили очень счастливо, служили верой и правдой своим королям. Но я погибну трагически.

МАКС: Вы непременно, рано или поздно, выдадите чек без покрытия. Проклятие волчицы исполнится, но вас не обезглавят. Вы только посидите несколько месяцев в тюрьме. Что ж тут такого? С кем это не случалось?

БАРОН: Я не хочу сидеть в тюрьме.

МАКС: Я знаю, что вы оригинал.

БАРОН: Что до проклятья, то… дураки никогда не бывают суеверны.

МАКС: Это сказал Байрон. Дорогой друг, неужто вы читали Байрона?

БАРОН: Нет, я прочел эту цитату в какой-то газете.

МАКС: То-то… А достать для вас у вашей жены сто тысяч я все-таки не могу.

БАРОН (уверенно): Можете. Вы имеете огромное влияние на мою жену. Сам не знаю – почему. Человек вы недалекий, и скорее пошлый, хотя и не лишенный остроумия.

МАКС: Не засыпайте меня лестью: я о ста тысячах даже не заикнусь.

БАРОН: Это печально.

МАКС: Очень. Чувствуете ли вы, по крайней мере, что ваша жена имеет большие достоинства? Правда, как женщина, она, хотя еще очень привлекательна, но для меня чуть-чуть уже стара. Я как-то случайно видел ее бумаги: ей тридцать восемь лет. Впрочем, она своего возраста не скрывает: говорит, что ей тридцать два, это вполне корректная и приличная скидка – меньше двадцати процентов. Конечно, у нее есть маленькие недостатки. Она скуповата, или по крайней мере не щедра. Она бывает и грубовата. Светская дама, баронесса и говорит go to hell! Вероятно, это вы ее научили? Она нервна, но не сумасшедшая. Вы не очень нервны, но вы имеете все задатки сумасшедшего.

БАРОН: Это ваш комический Lie Detector обнаружил мое сумасшествие?

МАКС: Отчасти и он, хотя не только он.

БАРОН (неуверенно): Надеюсь, вы не думаете, что я верю в ваш прибор? Это просто какой-то трюк, и не очень трудный. Ведь вы были в молодости фокусником.

МАКС: Всего полтора года. Я был в жизни изобретателем, сыщиком, фокусником, психологом, переводчиком в покойной Лиге Наций, комиссионером по продаже бриллиантов, управляющим гостиницей, наблюдателем при игорном доме…

БАРОН: Вы можете сократить вашу автобиографию… На каком принципе, вы говорите, основан ваш прибор?

МАКС: Это очень просто. (Врет первое, что ему приходит в голову). Как вы знаете, субстратом душевной жизни является кора головного мозга. Она цитоархитектонически делится на одиннадцать областей. Из них Гиппокампова область испускает альфа-лучи скоростью в два ноль шесть помноженных на десять в девятой степени сантиметров в секунду. Они действуют на мембрану моего аппарата с энергией в один тридцать один помноженных на десять в минус пятой степени эргов…

БАРОН: Не продолжайте, ваше объяснение совершенно понятно каждому ребенку. Говорите, лучше не об эргах, а о долларах моей жены.

МАКС: Слушаю-с. Я буду просить вашу жену дать вам пятьдесят тысяч. Сделаю это против убеждения. Я на ее месте не дал бы вам ни одного сента. Но что ж мне делать? У меня к вам симпатия.

БАРОН: Mutual.[45]

МАКС: Конечно, вы son of a bitch. Но если судить о вас, исходя из этой аксиомы, то станет ясно, что вы породистый son of a bitch, приятный son of a bitch и даже добрый son of a bitch. Знаете ли вы сами, что у вас есть еще одно довольно редкое достоинство? Вам совершенно все равно, что о вас думают люди.

БАРОН (Очевидно, в первый раз об этом подумавший): Люди? Современные люди? Совершенно все равно.

МАКС: Да, да, современные: ваши предки с вами не были знакомы, а потомство едва ли будет вами много заниматься. И это ваше достоинство тем более удивительно, что по наружности и по манерам, вы даже не фат, а пародия на фата… У вас, как писалось в старых романах, «ледяной холод в душе»?

БАРОН (очень довольный): Именно.

МАКС: Впрочем, это моя специальность находить в людях скрытые достоинства. Ваша жена теперь в вас никаких достоинств не находит.

БАРОН (обиженно): Почему она не дает мне развода?

МАКС (успокоительно-благодушно): Даст, даст. И денег даст. К полному моему изумлению, она еще немного вас любит. Кстати, ваш предшественник маркиз тоже женился на ней ради ее богатства?

БАРОН: Я не знал покойника, но это действительно весьма вероятно.

МАКС: Странно. Она хорошая женщина.

БАРОН: Она прекрасная женщина, damn her.

МАКС (невольно смеется): Может быть, вы пересмотрите ваше решение о разводе? Подумайте, как вам теперь хорошо: она платит по всем счетам, денег у вас сколько угодно… Вы не были прежде в нее влюблены хоть немного?

БАРОН: Очень немного.

МАКС: Странно. Вы ведь ни одной женщины не можете видеть равнодушно. Это, впрочем, симпатичная черта характера. Когда вы разговариваете с мужчинами, у вас обычно такой вид, будто вы только что узнали, что ваш отец, мать и все предки погибли в концентрационном лагере. Но стоит показаться хорошенькой женщине, и вы совершенно преображаетесь: у вас блестят глаза, вы болтаете без конца, вы становитесь даже умны! А может быть эта женщина на вас и смотреть не хочет?

БАРОН: Нет, этого не может быть.

МАКС: Вот, вот, пародия на фата, несмотря на «холод в душе». (меняет тон. Очень серьезно). А что же будет с Мартой?

БАРОН: Это не ваше дело.

МАКС: Других доводов вы не понимаете, но позвольте вам сказать следующее. Марта, конечно, прелестная девочка, но она зарабатывает, как стенографистка этой гостиницы, долларов семьдесят в неделю. А вы всю жизнь ничего не зарабатывали, вы даже не знаете, как это делается… Вы сделаете большую ошибку, женившись на Марте.

БАРОН: Кто же не делает ошибок? Зачем Гитлер объявил войну?

МАКС: Быть может, его недостаточно предостерегали, а я вас предостерегаю в десятый раз. Хорошо, поговорим о другом… Зачем вы стали писать книгу о старом фарфоре? На какого чорта вам старый фарфор?

БАРОН: Вы ошибаетесь, я знаток. Я с первого взгляда могу отличить Севр от Мейссена, а мейссенский от китайского.

МАКС: С первого взгляда на метку. На Севре изображены две буквы, на мейссенском два меча, а на китайском, кажется, какие-то рыбки.

ВАРОН: Другие и этого не знают. Книгу же я пишу потому, что нужно ведь занять как-нибудь пять-шесть часов в день, остающиеся от ресторанов и ночных клубов.

МАКС: Кроме того, под предлогом диктовки вы вызываете к себе Марту на несколько часов. (Саркастически). Для работы. Имейте в виду, что, если я и достану вам пятьдесят тысяч…

БАРОН (вставляет): Сто тысяч.

МАКС: Если я и достану вам пятьдесят тысяч, то о ресторанах и ночных клубах все равно придется забыть. Вы будете иметь где-нибудь в Бруклине две комнаты с ванной, рефриджерейтором и телевижен. Это вам скоро надоест.

БАРОН: Увидим. Я обожаю Марту.

МАКС: Вы наверное ни одну женщину не обожали больше трех месяцев.

БАРОН: Неправда, случалось и шесть! Кроме того, повторяю, это вас совершенно не касается, old fool.

Он встает, подходит к зеркалу над камином и зажигает сильные лампы. (Освещается фарфоровый бюст). Прихорашивается. Пробует несколько поз и жестов: Цезарский, Наполеоновский).

МАКС: Ave Caesar!.. Vive l'Empereur!

БАРОН: Я похож на Роберта Тэйлора.

МАКС: Зачем вы скромничаете? Роберт Тэйлор похож на вас.

БАРОН (возвращается к столу, наливает себе еще виски): Может быть, я уеду в Холливуд. А может быть, уйду в монастырь. Или же стану коммунистом. Вы и не представляете себе, как мне скучна вся современная жизнь и, в частности, демократия. Я и газет не читаю, кроме светской хроники и театральных объявлений.

МАКС: Вы даже не знаете, как зовут президента Соединенных Штатов.

БАРОН: Согласитесь, что я человек, не похожий на других людей.

МАКС: Все люди, говорящие, что они не похожи на других людей, очень похожи друг на друга. И таких тоже миллионы.

БАРОН: Я все презираю в современном мире! Ни о чем даже не могу говорить серьезно.

МАКС: Современный мир это переживет, хотя и с душевной болью.

БАРОН (пьет): Если вы мне достанете от баронессы сто тысяч, я вам уплачу десять процентов комиссии.

МАКС (очень сердито): Идите к чорту! Я с вас ни гроша не возьму! Я это делаю не для вас, а для Марты, чтобы вы не жили на ее заработки.

БАРОН: Я знаю ваше ласковое отношение к хорошеньким барышням вчетверо моложе вас.

МАКС: Не вчетверо! Марте двадцать два года.

БАРОН: Значит, в три с половиной раза.

МАКС: Нет, не в три с половиной, а в три! (Успокаивается). Выясним, чего мы хотим, а? Вы хотите развестись с баронессой, получить от нее деньги и затем каждые три месяца менять любовниц. А я хочу… (думает). Чего я хочу? Я хочу, чтобы вы не губили Марту и поскорее уехали куда-нибудь в Сахару или на северный полюс. Нельзя же вас кастрировать!

Звонит телефон. Барон берет трубку аппарата.

БАРОН: Да, да, пожалуйста, скажите мисс Марте, что я жду ее для диктовки. Пусть она поднимется тотчас, у меня масса работы. Благодарю вас. (Кладет трубку). Сейчас придет мисс Марта, я буду ей диктовать. (Смотрит на Макса многозначительно. Тот делает вид, будто не понимает. Пауза. Барон начинает напевать песенку «Whether you young, whether you old"… У него приятный баритон. Макс вторит фальшивым баском. Стук в дверь).

БАРОН и МАКС (одновременно): Войдите.

Входит Марта. Барон и Макс сразу очень оживляются. Она очаровательна. Одета она «как все», т. е. как все небогатые барышни, но мило и со вкусом. Хорошо причесана, как будто сейчас от парикмахера. Ногти выкрашены и отделаны, как будто она сейчас и от маникюрши. У нее в руках пишущая машинка.

БАРОН и МАКС (вместе, радостно): Добрый вечер!

МАРТА (тоже радостно): Добрый вечер, сэр. Добрый вечер, Макс.

Барон поспешно берет у нее машинку и ставит на столик. Макс так же предупредительно пододвигает ей стул, но не к столику с машинкой, а к столу, на котором стоят напитки. Она садится.

МАРТА (оглядываясь на Макса): Я не мешаю?

МАКС (невозмутимо): О, нет, что вы!

БАРОН: Нет, вы не мешаете. (Тоже оглядывается на старика. Макс протягивает ей бумажный пакет с папиросами, а барон золотой, украшенный бриллиантами портсигар.)

БАРОН: Parliament?

МАКС: Old Gold?

МАРТА: (нерешительно): Я предпочитаю Parliament. Сама я их никогда не покупаю, они слишком дороги. (Берет у барона папиросу. Макс подает ей спичку и не без удовлетворения смотрит на барона, опоздавшего со своей золотой зажигалкой).

БАРОН: Хотите виски, мисс Марта?

МАРТА: Хочу.

МАКС: Нет, не пейте виски. Это не ваш стиль. Теперь не время для коктэйлей, но я хочу угостить вас коктэйлем моего изобретения (Берет со столика с напитками «шэкер», лед, бутылки). Беру одну долю зеленого шартреза…

БАРОН: Желтый гораздо лучше.

МАКС: Вы смеете спорить со мной? Зеленый крепче на двенадцать градусов. Затем две доли водки, две доли виски и три доли Поммери.

БАРОН: Какой вздор! Вы и в напитках ничего не понимаете, как ни в чем другом. Шампанское и водка. Это так же безграмотно, как, например, параллельные квинты в музыке.

МАРТА (примирительно): Мне тоже кажется, Макс, что шампанское не вяжется с водкой. Я обожаю шампанское! Я пила его всего месяц тому назад!

МАКС: Ни в музыке, ни в коктэйлях нет вечных истин. Вдруг какой-нибудь новый Бетховен покажет, что параллельные квинты и есть верх гениальности? А я показал, что водку можно и должно сочетать с шампанским, которого кстати у вас здесь нет.

МАРТА (смеется): Водка, виски, шампанское! Назовите ваш напиток Big four cocktail.

МАКС: Нет, я назову его Hydrogen Bomb cocktail… Его надо долго взбалтывать и подавать очень холодным. Разумеется, никакой вишни! А того человека, который положил бы сюда кусочек апельсина, надо немедленно четвертовать. Дорогой барон, преодолейте вашу ненависть ко мне и попробуйте. После трех бокалов вы будете дивно спать.

БАРОН (сердито): Благодарю вас, я всегда сплю как сурок.

МАРТА: Я тоже. Я засыпаю через минуту после того, как ложусь. Не успеваю даже прочесть заголовки Daily Mirror.

МАКС: Как я вам завидую. (Барону, очевидно нарочно дразня его). Вы не закажете бутылку Поммери, дорогой друг?

БАРОН (еще сердитее): Нет. Нам надо работать.

МАКС: В таком случае мы обойдемся без шампанского. (Протягивает Марте бокал. Она робко оглядывается на барона, затем пьет).

МАКС: Ну, как вы находите?

МАРТА (нерешительно): Недурно.

МАКС (передразнивает ее): «Недурно»!.. Это лучше нектара!

МАРТА (смеется): Я никогда не пила нектара.

МАКС: И никогда не будете пить, так как вы меня не слушаетесь и поэтому попадете в ад.

МАРТА (испуганно): Не говорите таких вещей!

БАРОН: Мисс Марта, нам пора сесть за работу.

МАРТА: Да, разумеется. (Вскакивает и переходит к столику с машинкой. Макс пытается было встать с кресла, чтобы подать ей стул, но, повидимому, признает это усилие необязательным и остается в кресле. Марта сама переносит стул. Барон достает из ящика листки и приводит их в порядок, все время злобно оглядываясь на Макса. Старик попрежнему делает вид, будто не замечает).

БАРОН: Мы сегодня кончим вступление к моей монографии о франкентальском фарфоре. Вы помните, что мы остановились на фарфоре древнего Востока.

МАРТА: Да, вы сказали, что кончите вступление какой-то страшной легендой. Я ждала с нетерпением!

БАРОН: Это легенда острова Маури-Га-Сима.

МАКС: Еще одна легенда! Вы злоупотребляете легендами, дорогой друг.

МАРТА: Я обожаю все страшное!

Барон садится рядом со столиком Марты и в упор смотрит на Макса, все более явно показывая, что его уход был бы весьма приятен. Макс разваливается в кресле.

МАКС: С удовольствием послушаю вашу фарфоровую легенду.

БАРОН (диктует): Легенда, о которой я упомянул выше, связана с азиатским островом Маури-Га-Сима. На нем в древности была найдена самая лучшая в мире глина. Этим островом правил царь Перуун, известный и своим светлым умом, и беспорочной жизнью, и тесным общением с богами. Этот царь получил от богов секрет изготовления бесценного фарфора из глины острова. Его открытие обогатило жителей. Для них настала пора необычайного процветания. Но, богатея с каждым днем, они утратили прежнюю простоту нравов, потеряли веру в своего мудрого правителя, стали его критиковать, развратились. И вот однажды ночью было у Перууна видение: боги сообщили ему, что их терпение истощается. В тот день, когда хотя бы один из жителей острова замыслит преступление, окрасится в кроваво-красный цвет фарфоровая статуя Перууна, стоящая на главной площади. И тогда остров погибнет.

Марта испуганно перестает писать и расширенными глазами смотрит на барона.

МАКС: Это были, право, не очень интеллигентные боги. Во-первых, что же дурного в том, что жители острова, разбогатев на фарфоре благодаря своему трудолюбию, коммерческим способностям и know-how, стали жить лучше прежнего? С нами, американцами, было собственно то же самое. Правда, мы всегда слепо верим нашим мудрым правителям и никогда их не критикуем. А во-вторых, почему весь остров Маури-Га-Сима должен отвечать за одного человека? Что, если бы нас всех истребили, скажем, за Лепке?

МАРТА (горячо): Вы таких вещей не понимаете!.. Ах, какой таинственный рассказ я читала в прошлом году! Кажется, это было в True Story…

МАКС (не слушая): А в-третьих, думать о преступлении совершенно не то же самое, что совершить его.

БАРОН: Разница действительно большая. В виде редкого исключения вы иногда высказываете разумные мысли. Но что если б вы перестали нам мешать? Я продолжаю, Марта. (Диктует). И вот одному юноше пришло в голову убить Перууна. А чтобы вдобавок сделать его общим посмешищем в глазах соотечественников, которым царь сообщил о своем видении, юноша, не веривший в богов, ночью выкрасил в кроваво-красный цвет фарфоровую статую на площади. (Эти последние слова барон произносит торжественно, с искренним волнением. Марта вскрикивает).

МАКС (пьет): Марточка, не падайте в обморок: Перуун, я уверен, спасется, а все остальные – Бог с ними! Они теперь все равно уже давно бы умерли.

БАРОН (так же): В ту же ночь Перуун, узнав о знаменьи богов, бежал со своей семьей с острова в Китай, где и передал секрет изготовления фарфора. На утро произошло наводнение: холодные волны поглотили остров и все его жители погибли.

МАРТА: Это поэтическая и страшная легенда!

БАРОН (серьезно): Очень!

МАКС: Я знаю, вы оба легковерны и суеверны, как дикари из центральной Африки. Я уверен, что вы, барон, бледнеете, если за столом рассыпается соль из солонки. А вы, Марточка, быть может, опускаете половую щетку в ведро с водой, чтобы вызвать дождь. В Африке так принято.

МАРТА (смеется): В этом сейчас нет надобности: третий день дождь льет как из ведра.

МАКС: А уж туфли вы утром надеваете не иначе, как сначала на левую ножку… Сказав это, я невольно взглянул на вашу левую ножку, Марточка, и должен огорчить вас: на ней только что побежал найлон.

МАРТА (поспешно проверяет): Да… (Огорченно). Я позавчера купила три пары по доллару девяносто девять!

МАКС: Несчастья надо переносить мужественно… Вы, кажется, делаете перерыв после легенды?

БАРОН: Больше пока ничего не написано. Только отдельные мысли.

МАКС: И какие!.. Марточка, видели ли вы уже мой Lie Detector? (Вынимает из ручного чемоданчика, который стоял на полу около его кресла, небольшой складной прибор с рупором, составляет его и включает штепсель. Публике виден экран со стрелкой и скалой). Сейчас я наведу мембрану на вас и включу ток. Если вы солжете, стрелка отклонится на экране. Я на днях пустил в действие мой прибор на сессии ОН во время речи Вышинского. Стрелка прыгала как бешеная. Включаю ток. Отвечайте на мои вопросы. Вы влюблены?

МАРТА (смеется счастливым смехом): Нет.

Макс незаметно на что-то надавливает. Стрелка передвигается на экране до конца скалы.

МАКС: Видите, вы солгали. Опишите наружность человека, в которого вы влюблены.

МАРТА: Это 20-летний юноша, брюнет, невысокого роста, полный.

Стрелка передвигается на экране.

МАКС: Вы опять лжете. (Смотрит на барона). Он высокий, худой красавец, блондин, ему тридцать пять лет, хотя он уверяет, что ему всего тридцать.

Телефонный звонок. Барон берет трубку.

БАРОН: Алло. (Холодно). Да, этот глупый вечно острящий старик здесь. Послать его к вам? (Радостно). Отлично, он сейчас к вам зайдет. (Кладет трубку). Баронесса просит вас сейчас, сию минуту, зайти к ней, в ее салон. Я могу только поддержать ее просьбу.

МАКС (с видимым неудовольствием встает): Я надеюсь скоро вернуться.

БАРОН: Пожалуйста, не торопитесь. Будет очень приятно, если вы проведете остаток вечера у моей жены.

МАКС (допивает бокал): До скорого свиданья, друзья мои.

БАРОН: До завтра, дорогой друг.

Макс уходит. Марта вдруг заливается веселым смехом. Барон с недоумением на нее смотрит.

МАРТА: Ты ревнуешь меня к этому старику! Тебе не стыдно! Ах, как я рада!

БАРОН: Какой вздор!

Марта вскакивает и бросается ему на шею.

ЗАНАВЕС.

Салон баронессы. Тот же вечер. Баронесса, довольно привлекательная женщина лет 37–38. Лицо у нее усталое, болезненное и раздраженное. Она в пеньюаре. Полулежит на диване. В момент поднятия кладет трубку стоящего около нее на столике телефонного аппарата. На столике бутылочки с разными лекарствами, стаканы, рюмка, минеральная вода. Горничная, говорящая по-английски с сильным французским акцентом, поправляет подушки на диване.

БАРОНЕССА (устало и капризно): Не так, Жюли, не так! Что это с вами сегодня? Верхняя подушка должна быть поверх спинки дивана!

ГОРНИЧНАЯ: Может быть, прикажете принести белую подушку из спальной?

БАРОНЕССА: Да, принесите… Или нет, не надо. Я не люблю белых подушек в гостиной. Но эту положите выше и очень ровно: чтобы она была как раз посредине спинки (Встает не без усилия. Горничная хочет ей помочь, но она с досадой, жестом и гримасой показывает, что не нуждается в помощи. Пока горничная поправляет подушки на диване, баронесса проходит раза два по комнате, видимо не зная, чего хочет). Почему этот диван стоит не у стены, а под углом к стене? Это какая-то… Какая-то линия. (Спрашивает не горничную, а себя). Диагональ?

ГОРНИЧНАЯ: Не знаю, сударыня.

БАРОНЕССА: Как это вы не знаете самых простых слов? Я отлично помню, что такая линия называется диагональю. Это неправда, будто я стала что-то забывать!

ГОРНИЧНАЯ: Прикажете передвинуть диван, сударыня?

БАРОНЕССА: Не надо. Сейчас придет старик Макс. Он верно захочет пить. Пододвиньте тот столик с напитками. (Горничная придвигает столик). Когда я в последний раз принимала Квиеталь?

ГОРНИЧНАЯ: Ровно в семь вечера, сударыня.

EAPOBECCA: Да, да, я помню. Налейте мне еще десять капель. Я приму в десять часов. (Горничная наливает в рюмку десять капель. Стук в дверь). Войдите.

Входит Макс.

МАКС: Добрый вечер, дорогая (учтиво и ласково кланяется горничной).

БАРОНЕССА (другим тоном, с видимым облегчением): Добрый вечер, дорогой друг. Как я рада вас видеть! Вы всегда на меня действуете успокоительно. Вы очень… Как это говорят немцы? Вы очень gemuetlich… Вы можете идти, Жюли. (Горничная уходит).

МАКС: Как вы себя чувствуете?

БАРОНЕССА: Плохо… Впрочем, нет, теперь хорошо. Отчего вы долго не заходили?

МАКС (садится): Помилуйте, я у вас был два часа тому назад. Вы хотели отдохнуть и прочесть газету.

БАРОНЕССА: Два часа тому назад? Да, да, я помню. Это неправда, будто я вас забываю… Она у него?

МАКС (как бы не расслышав): Как вам идет этот пеньюар! Он из Парижа?

БАРОНЕССА: Да, от Кристиан Диор… Она у него?

МАКС (нехотя): Кто она? Мисс Марта? Да, барон ей диктует. Слава Богу, что он придумал себе эту книгу о фарфоре. Он ведь тоже так угнетен и расстроен.

БАРОНЕССА (подозрительно): Будто? Но почему вы говорите «тоже»? Я нисколько не угнетена и не расстроена.

МАКС: Вы меня вызвали так, или же вам нужно поговорить со мной?

БАРОНЕССА: Не знаю, зачем я вас вызвала. Мне просто хотелось вас видеть.

МАКС (целует ей руку): Благодарю вас, я очень тронут. Я вас сердечно люблю.

БАРОНЕССА: Если б я не знала, что вы сейчас находитесь у моего мужа, я, вероятно, вызвала бы кого-либо другого. Я не могла оставаться одна.

МАКС (веселым тоном): Этим я уже тронут меньше.

БАРОНЕССА: Извините меня, дорогой друг, вы не так меня поняли. Вы отлично знаете, что для меня есть огромная разница между вами и другими моими знакомыми.

МАКС: Огромной разницы нет. Кроме, конечно, имущественной.

БАРОНЕССА: Вы единственный человек, кому я верю и кто меня любит. Всем другим нужны мои деньги. Забавно, я им никаких денег не даю, не дам, и им отлично это известно. Они любят мои миллионы бескорыстно. Когда я чувствовала себя лучше, они меня возили в ночные клубы. Прежде платил барон, то есть я. Теперь платят они, так что моя «дружба» стоит им денег. Но я совершенно уверена, что они никогда меня никуда не приглашали бы, если б у меня не было миллионов.

МАКС (смеется): Это возможно. Что ж делать, принимайте ваших приятелей как существующий факт. Принимайте вообще все как существующий факт. Но вы преувеличиваете. Что это вас так сегодня взволновало?