Лино Альдани
      ТРИДЦАТЬ СЕМЬ ГРАДУСОВ ПО ЦЕЛЬСИЮ
      Перевод с итальянского Л. Вершинина
      Как обычно, первым, кого встретил Нико, выйдя из дома, был агент ВМО. Худой, морщинистый, он был одет в амарантовый комбинезон и накидку, ниспадавшую на плечи и собиравшуюся в складки, словно закрытый шелковый зонтик. Этот тип, по имени Эспозито, с тоненькими усиками и пучком волос возле уха, отвечал за весь район и лез буквально в каждую дыру, как, впрочем, и все другие агенты ВМО.
      Нико остановился шагах в десяти от него и аккуратно застегнул пальто. Он чувствовал себя превосходно: на голубом небе ни облачка, в меру тепло, - самое время для прогулок малышей в городском парке. И все же, увидев Эспозито, Нико машинально поднял воротник пальто.
      - Добрый день, - поздоровался Эспозито.
      Нино в ответ помахал рукой и хотел было улизнуть, но бдительный агент ВМО схватил его за рукав.
      - Набрюшник надели?
      - Конечно, конечно.
      - А теплую майку?
      - Тоже.
      - Отлично, - невозмутимо сказал представитель ВМО. - Советую вам, синьор Берти, остерегайтесь холодов. Апрель - месяц коварный. А главное, не снимайте пальто, иначе не миновать штрафа.
      - Не беспокойтесь, уважаемый синьор агент, все правила будут соблюдены.
      Он поспешно отошел, чуть не угодив под стремительную голубую машину. Нико проводил ее завистливым взглядом. Слева по сверкающей полосе из стеклопластика мчались левакары, большие и маленькие, новые и уже устаревшие. Но даже самые маленькие и вышедшие из моды были прекрасны и комфортабельны. Желтый, красный, опять желтый; краски такие яркие, что даже в глазах рябит. Нико снова тяжко вздохнул. Медленными, словно заученными шагами он одолел пятьдесят метров, отделявших его от остановки, и прошел под навес, где человек тридцать-сорок нетерпеливо ожидали элибуса. Крупный, пожилой мужчина попытался преградить ему дорогу, но Нико, старательно работая локтями, все же пробился к самому краю навеса. Когда подошел элибус, Нико оттолкнул стоявшую чуть впереди женщину и первым вскочил на подножку. Рядом кто-то выругался.
      - Такое возможно только у нас, в Италии, - возмутилась полногрудая синьора.
      - Наглец! - поддержал ее старик в роговых очках. - Если вы так торопитесь, взяли бы такси-левакар.
      Кто-то больно толкнул Нико в бок - это паренек лет шестнадцати, пытаясь пролезть вперед, задел его фибровой папкой. Автоматическая дверь элибуса захлопнулась, и в ней застрял чей-то зонтик. Сосед Нико негромко рассмеялся. Элибус тронулся, оставив на остановке более двух десятков человек, грозно воздевавших ввысь руки.
      Нико с трудом протиснулся мимо толстухи, в отместку толкнул в спину мальчишку с папкой и наконец пробрался в середину вагона, где народу было поменьше. Держась правой рукой за поручни, он, как и каждое утро, принялся разглядывать рекламные объявления, которыми были оклеены все стены элибуса. Собственно, он давно выучил их наизусть: "Я сплю на пневматических подушках Лишемин", "Покупайте уцененные левакары "джулия-гамма". "Нет ничего лучше пневматических подушек Лиреппи"... И снова левакары, левакары различных марок и типов - "демергес", "дорф", "троечин". Целая галерея, от которой невозможно отвести глаз.
      Ты решил остаться
      червяком
      на всю жизнь?
      Нет.
      Тогда что же ты медлишь
      с покупкой "троечина"?
      "Троечин"!
      70000 лир в месяц
      без залога
      "троечин"!
      Левакар, который летит
      и побеждает!
      "Троечин"!
      "Троечин"!
      "Троечин"!
      А чуть пониже:
      Друг, проснись.
      Если ты любишь
      нестись как вихрь,
      Купи левакар "джулия-гамма"
      280 километров в час.
      Машина, одобренная
      ВМО.
      Опять ВМО - Всеобщее медицинское объединение! От него никуда не спрячешься. Его контролеры и агенты настигнут тебя повсюду. И заставят платить штраф.
      Нико повернулся, но и на противоположной стороне элибуса огромными красочными буквами было выведено:
      Гражданин,
      ты уверен,
      что твоя совесть чиста?
      Послушай совета ВМО:
      проверь,
      захватил ли ты
      тюбик аспирина.
      Эти свиньи и в рекламе чувствуют себя как боги. Нико невольно пощупал, лежит ли в кармане аспирин.
      Не говорите,
      что забыли
      термометр
      в кармане
      другого пиджака.
      Это жалкое
      объяснение.
      У кого при контроле
      не окажется
      термометра,
      тот не избежит штрафа
      в триста восемьдесят лир.
      Нико приложил руку к груди - термометр на месте, в нагрудном кармане, вместе с карандашом и расческой.
      Помогите нам
      обслужить вас еще лучше.
      Помните:
      поливитамины
      два раза в день.
      Нико фыркнул. Он поискал стеклорегулятор, но тут на его плечо легла чья-то рука.
      - Что вы хотите сделать? - вежливо, но твердо спросил человек, стоявший рядом.
      - Открыть окно, - ответил Нико. - В элибусе адская жара.
      Незнакомец посмотрел ему прямо в глаза, потом покачал головой.
      - Окно открывать не положено.
      Нико усмехнулся.
      - Вот это здорово! Я задыхаюсь и не могу, видите ли, открыть окно. Вам-то какое дело до всего этого, черт побери?
      - Довольно, хватит, - сурово сказал незнакомец. Он вынул из кармана билет и потряс им перед носом у Нико.
      - Я контролер первого класса ВМО. Довожу до вашего сведения, что, согласно статье пятой соглашения между Всеобщим медицинским объединением и компанией городского транспорта, окна элибусов остаются закрытыми до 31 мая. А сейчас апрель. Вы член Объединения, не так ли?
      - Да, - упавшим голосом ответил Нико.
      - Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
      - Но... при чем тут мои документы?
      - Повторяю, предъявите документы. Удостоверение личности, санитарную карту и трудовое соглашение.
      - Это неслыханно! Только из-за того, что я хотел открыть окно...
      - Водитель! - крикнул контролер. - Остановите, пожалуйста, машину. Я должен сойти и произвести проверку.
      Водитель затормозил, и они спрыгнули на мостовую. Автоматическая дверь мгновенно захлопнулась, и элибус умчался под насмешливые возгласы пассажиров.
      - Следуйте за мной.
      - Но я опоздаю на службу, до начала работы осталось десять минут.
      Контролер ВМО втолкнул Нико в пустынный двор.
      - У меня все в порядке, - сказал Нико, протягивая ему документы. - Вот термометр, вот тюбик аспирина, вот таблетки от кашля, а это витамин С, витамин В-12, антисептическое средство, лейкопластырь, тальк, пакет антибиотиков. Все на месте. Вы не имеете права меня штрафовать.
      Агент ВМО проверил все тщательнейшим образом.
      - А набрюшник? - спросил он, буравя Нико глазами.
      - Послушайте, я опаздываю. Мое министерство на площади Фламини. Если я не попаду в следующий элибус, мне не поспеть вовремя.
      - Набрюшник? - повторил контролер.
      - О господи! Я надел и набрюшник, и плотную майку, и шерстяные носки.
      Нико расстегнул пальто и пиджак, поднял пуловер и рубашку.
      - Смотрите, уважаемый синьор. Вот майка и набрюшник.
      Контролер вынул блокнот и принялся что-то записывать.
      - Вас полезно держать под особым наблюдением, - сказал он.
      - За что? Я никаких правил не нарушил.
      - В данный момент. Однако ваша попытка открыть окно элибуса - явный симптом опасных тенденций. Я сообщу о вас в Главную контрольную комиссию. Идите.
      Нико бросил на него злобный взгляд, сунул в карман термометр, тюбики с лекарствами и документы и помчался на остановку элибуса. Под навесом уже толпились люди. Нико сделал резкий рывок и вихрем ворвался в толпу ожидающих. Невероятным усилием ему удалось схватиться за ручку двери и втиснуться в отходящий элибус.
      Чуть отдышавшись, он отер ладонью пот со лба и посмотрел через окно на дорогу. А по ней неслись сверкающие левакары: красный, желтый, голубой, белый, снова желтый, красный, голубой. Нико на миг зажмурил глаза, а когда вновь их открыл, то сразу же уставился в потолок. Но и тут его настигла красочная реклама "троечина":
      Черви ползут,
      а человек,
      который себя уважает,
      мчится со скоростью
      200 километров в час
      на "троечине",
      левакаре
      наших дней.
      О господи, от "троечина" нигде нет спасения! Он повернулся вправо, но здесь его, словно удар кулаком в лицо, ослепила огромная, во всю стенку, розовая афиша:
      Гражданин,
      при первых симптомах
      простуды
      аспихинин!
      Человек предупрежденный
      наполовину спасенный.
      Сто лир штрафа
      с нарушителя.
      Нико проработал, не отрываясь, полных два часа. В десять вошел рассыльный и положил на стол еще одну стопку бумаг. В десять тридцать Нико вызвал к себе на доклад начальник отдела. В одиннадцать он принял витаминную таблетку и выпил чашку кофе.
      В пять минут двенадцатого зазвонил телефон.
      - Никола Берти слушает, - сказал он, поспешно сняв трубку. Он надеялся, что звонит Дорис, но, увы, ошибся. Незнакомый мужской голос официально произнес:
      - С вами говорит Д'Андреа из Главной контрольной комиссии.
      - Слушаю вас, - пробормотал Никола.
      - Сегодня в семь вечера вам надлежит явиться в Центральную амбулаторию на виа Гамберо.
      - В амбулаторию?.. А зачем?
      - Анализ крови и рентген легких.
      - Но я...
      - С целью проверки содержания алкоголя и никотина в крови. Желаю вам плодотворной работы, синьор Берти.
      Только этого ему не хватало! Этот паршивый контролер ВМО хочет любой ценой сделать карьеру. Угораздило его сесть в тот же элибус!
      Нико извлек из кармана начатую пачку сигарет и выложил их на стол. Осталось всего шесть штук. Он собрался закурить, но в последний момент передумал - этих шести сигарет должно хватить до конца рабочего дня.
      - Черт побери!
      Коллега Джобби, за столом напротив, на миг оторвался от бумаг и поднял голову.
      - Что случилось, Нико?
      Нико пожал плечами. Бесполезно объяснять что-либо этому Джобби - он тих и покорен, как овца. Да и вообще Джобби не курит, и ему не понять, что десяток сигарет в день - сущий пустяк для энергичного двадцатипятилетнего мужчины. Конечно, он мог выкурить и больше - достаточно ввести в автомат Две, три, пять монет, и тот выбросит столько же пачек. Но потом при проверке содержания никотина в крови преступление откроется. Стоит чуть превысить допустимую норму, и сразу же на тебя обрушится штраф в сорок, а то и в пятьдесят тысяч лир.
      Порывшись в памяти, Нико прикинул: да, за последнюю неделю он выкуривал куда больше, чем десять сигарет в день. Но он намеревался уравнять счет на следующей неделе. Этот подонок, контролер ВМО, все испортил. Рентген легких назначен на семь вечера. Пожалуй, рентгенологов не обманешь. Хотя, если выпить литра два молока и больше не курить, может, как-нибудь и обойдется. Он собрал сигареты и сунул их в ящик письменного стола. Затем закрыл ящик на ключ и позвал Джобби.
      - На, держи. Вернешь мне ключ за пять минут до ухода. А если я попрошу его раньше, можешь послать меня ко всем чертям.
      Желание покурить становилось совершенно нестерпимым. Чтобы хоть как-то отвлечься, Нико сунул в рот огрызок карандаша и вновь склонился над бумагами. Автор песен "Распад души" и "Глаза цвета редиски" жаловался, что в нескольких журналах помещены глупые пародии на его оригинальные произведения. Жалоба, посланная одновременно и в профсоюз песенников, призывала власти энергичнее защищать интересы автора.
      Нико тут же вспомнил текст одной из этих песен: "Моя любовь, стынет кровь в сердце моем, когда мы не вдвоем".
      До самого полудня Нико в поте лица трудился над бумагами, отыскивая пародии на вторую песню, в которой тоже воспевалась "безумная любовь, взбудораженная кровь, увядшие цветы, я и Ты".
      Все же ему пришлось прерваться, когда в дверь просунулась голова Ортензи, агента ВМО, курирующего Министерство песни.
      - Все в порядке? - спросил Ортензи.
      - В полном порядке, - хором ответили Джобби и Нико.
      - Пилюли приняли?
      Обе головы согласно кивнули.
      - Температура?
      - Тридцать шесть и восемь, - ответил Джобби.
      - Тридцать шесть и семь, - солгал Нико.
      В это утро он так и не вынул термометра из кармана. Но, к счастью, Ортензи торопился и явно не собирался устраивать тщательную проверку.
      Дорис все не звонила, и это волновало Нико куда больше, чем вызов в амбулаторию. Первым его побуждением было позвонить нотариусу Алоизи, в конторе которого работала: Дорис. Но он так и не снял трубку - нотариус этот - порядочная скотина, он не терпит, когда его подчиненные в рабочее время беседуют по телефону по личным делам.
      Наконец подошел час дня, и зазвонил звонок на обеденный перерыв. Нико сунул бумаги в письменный стол и бегом спустился вниз, в огромную столовую министерства. В столовой еще почти никого не было - лишь двум служащим удалось опередить его. Но очень скоро к автоматам-распределителям нельзя будет пробиться. К Нико подошел Джобби.
      - Ты что берешь?
      - Молоко и компот-ассорти.
      - Ты что, спятил? Я возьму бифштекс с жареным картофелем.
      - Не мучай меня, Джобби. ВМО и так отравило мне все существование. Подумай только, сегодня вечером я должен пройти медицинскую проверку на содержание никотина в крови.
      - Скверные дела, Берти.
      - Да, представляешь, а я как назло в последние дни дымил, как турок. Теперь жди штрафа. И все этот гнусный тип из ВМО, на которого я утром. наткнулся в элибусе. Я не допустил никаких нарушений, но он все равно донес на меня в Главную контрольную комиссию. Ну, попадись он мне еще раз, придушу, как цыпленка.
      Они устроились в углу, спиной к объявлению, напоминавшему всем членам ВМО старинное изречение медиков салернской школы:
      Стул хороший по утрам
      жизнь продлит надолго вам.
      С год назад Нико, собрав множество подписей, обратился с официальным прошением о том, чтобы этот плакат сняли со стены, но получил от начальства отказ.
      Молоко пахло карболкой, и все же Нико, давясь, проглотил три стакана и закусил компотом-ассорти. Потом с завистью уставился на Джобби: бифштекс, похоже, был из натурального мяса, а от жареного картофеля исходил соблазнительнейший аромат. Нико резко отодвинул стул.
      - Дай мне газету, Джобби, я поднимусь наверх.
      Он захватил с собой бутылку молока и, ниэко опустив голову, вышел из столовой.
      Дорис нервно прохаживалась по коридорам почты. Время от времени она подходила к большому столу в холле и, окинув рассеянным взглядом счета и телефонные бланки, впивалась глазами в большие электрочасы. Обычно Нико не опаздывал. В девять Дорис не на шутку забеспокоилась. Дробно стуча каблуками, она покружилась у входных дверей, то и дело поглядывая на стрелки электрочасов. "Наверно, не придет. Наверно, с ним что-то случилось, и он не придет. Подожду еще минут пять и уйду". Взгляд ее упал на окошко с надписью: "Заказные письма". Дорис принялась писать на стекле: "Да, нет, да, нет. Придет, не придет, придет, не придет". Нет, он не придет, с ним чтото стряслось. И в тот же миг появился Нико. Он был бледен, глаза возбужденно блестели, а галстук, как всегда, съехал набок.
      - Что случилось, Нико?
      Он ничего не ответил. Взял ее под руку и повел к выходу.
      В этот час виа дель Корсо была похожа на растревоженный муравейник; толпы народу у витрин и перекрестков, сплошные заторы; по четырем эстакадам еле ползли певакары.
      - Позвони домой. Скажи, что сегодня ты поужинаешь со мной, - сказал Нико, останавливаясь у дверей бара.
      - Но мы же договорились! Что-нибудь случилось, Нико?
      - Позвони и не задавай лишних вопросов. Я зверски проголодался. Съедим пиццу, выпьем по бутылке пива и прямиком на Вилла Боргезе.
      Дорис вошла в телефонную будку и тут же позвонила родным.
      - Но потом ты мне все объяснишь, - сказала она, беря его под руку.
      - Конечно, конечно.
      Они свернули на виа Фраттина, и Нико увлек Дорис в небольшой бар, помог ей взобраться на высоченную табуретку в глубине пустого, очень узкого зала.
      Они ели молча. Нико уминал пиццу с такой жадностью, словно голодал целую неделю. А Дорис легонько постукивала вилкой по тарелке. Она грустно, с материнской нежностью смотрела на Нико, следя за тем, как ритмично двигаются его челюсти и пульсирует жилка на виске. Ребенок, самый настоящий ребенок. А иногда он казался ей какимто особым существом, не подвластным общепринятым правилам. Она не проронила ни слова, пока Нико не кончил есть. Насытившись, Нико отодвинул тарелку, вытер губы бумажной салфеткой, скатал ее в шарик и бросил в тарелку. Затем стал рыться в карманах в поисках сигарет.
      - Я был на виа дель Гамберо.
      - С чего вдруг?
      - Понимаешь, на виа дель Гамберо, в Центральной амбулатории. Прошел проверку на никотин.
      Дорис открыла сумочку и принялась сосредоточенно рыться в ней, чтобы Нико не заметил, как дрожат у нее руки. А он продолжал рассказывать о своих злоключениях, проклиная на чем свет стоит всех агентов ВМО.
      - Что же теперь будет, Нико?
      - Результаты анализов выяснятся послезавтра. Ноты не волнуйся, ничего плохого не произойдет. Сегодня я напился молока до тошноты и выкурил всего четыре сигареты!
      По знаменитой лестнице на площади Испании грязным каскадом стекало молоко. Над крышами в переплетении телевизионных антенн покачивалась луна.
      - Не волнуйся, - повторял Нико, - ничего плохого не произойдет. Я их оставил в дураках. - Он не выпускал ее руки и осторожно вел Дорис по извилистой лестнице.
      Они остановились у самой балюстрады. Над ними была крыша из пальм и высоченных пиний. Рядом о чем-то своем лопотал фонтан. Внизу, с террас Пинчо, Рим загадочно подмигивал двум влюбленным.
      Нико целовал Дорис руки, пальцы, плечо. Дорис осторожно отстранялась в страхе, что кто-нибудь их увидит.
      - Послушай, - сказал Нико и крепко обнял ее. - Послушай...
      - Нико, перестань. Идем сядем на скамейку.
      Но Нико еще сильнее прижимал ее к груди. В нескольких шагах от них остановился левакар. Водитель свернул со стеклопластиковой полосы на усыпанную гравием дорожку. Свет фар ослепил обоих.
      - Кретин, нашел где обниматься!
      Дорис схватила Нико за рукав.
      - Идем, там внизу есть свободная скамейка.
      Нико неохотно подчинился. Он шел мрачный, злой, сжимая кулаки.
      - Перестань, Нико. Сядь и расскажи мне о чем-нибудь интересном.
      - Сейчас пойду и разнесу к чертям его дурацкий левакар.
      Дорис закрыла ему рот рукой.
      - Здесь так хорошо, Нико, не правда ли?
      - Да... Когда я, наконец, куплю левакар, устрою им хорошенькое представление. Положу в выхлопную трубу баллончики с вонючим газом и промчусь по главным улицам Рима. А тому, кто осмелится протестовать, сверну шею.
      Он набрал пригоршню камешков и стал по одному кидать их в фонтан. Постепенно ярость улеглась, уступив место меланхолической покорности судьбе. Разговор перешел на их извечную тему: "Тебе какой цвет левакара нравится? Мне - серый, бежевый тоже неплохо, но только не черный, черный слишком мрачен. Я отложил шестьдесят тысяч, годик придется обождать. Если б не эти ежемесячные взносы, я бы хоть завтра мог его купить. ВМО схватило меня за горло и не отпускает. Кончится тем, что я выйду из этого всеобщего объединения жуликов". "Перестань, Нико". "Они же прохвосты, как ты этого не понимаешь, Дорис?" "А ты не понимаешь, что без ВМО не обойтись". "Ну да, да, только без левакара тоже не обойтись".
      И снова: "Красный цвет тоже неплох... За лето я сумею отложить еще шестьдесят тысяч, будь проклято это ВМО". "Прошу тебя, Нико, не начинай все сначала". "Но ты сама подумай, сколько денег я дарю каждый месяц отим свиньям, черт бы их побрал". "Перестань чертыхаться". "Все было бы так просто..." "Ты уверен? А если ты выйдешь из ВМО, а потом заболеешь?" "Кто, я? Да я здоров как бык, у меня ни разу в жизни температура не поднималась. Они украли у меня не один миллион лир, эти прохвосты. А я как болван все плачу и плачу налоги".
      Так они спорили, долго и упорно. Потом Дорис взглянула на часы и со вздохом сказала:
      - Уже поздно, мне пора домой.
      - Домой, в такую ночь?
      Он обнял ее за плечи, и Дорис прильнула к нему. Она закрыла глаза и режно погладила Нико по волосам. Шум шагов заставил ее вздрогнуть. К ним подошел агент ВМО - на груди его фосфоресцировала бляха с двумя сплетенными змейками посредине.
      - Что вам не нравится? - срывающимся голосом спросил Нико. - Разве правилами запрещено целоваться в парках?
      Агент ВМО зажег электрический фонарик, посмотрел на часы и отцепил с фуражки водомер.
      - Уже поздно, молодые люди. А главное, сегодня очень сыро. Лучше вам пойти в кафе.
      - А мне, любезнейший, нравится здесь, а не в кафе.
      - Напрасно вы так волнуетесь, молодой человек! Я дал вам добрый совет... - Он снова взглянул на водомер. - Через полчаса опустится туман. Разумнее вам прогуляться. Если влажность увеличится и мой коллега обнаружит вас здесь, не миновать крупных неприятностей.
      - Но здесь под каждым кустом, прячется влюбленная парочка! Какого же дьявола вы привязались именно ко мне? С меня хватит. Если уж вам так приспичило надоедать людям, попробуйте для разнообразия побеседовать, скажем, с владельцем вон того левакара.
      Агент ВМО направил луч своего фонарика в указанном направлении.
      - Синьор остался в левакаре, - флегматично объяснил он. Капот закрыт, стекла подняты. Так что не вижу никаких нарушений.
      Нико стиснул зубы, а Дорис потянула его за рукав, отчего он рассвирепел еще сильнее. Но горло сжало узлом, и он не мог произнести ни слова.
      - Я вас предупредил, - сказал агент. - Этого требует мой служебный долг. Будьте здоровы и счастливы.
      Лишь через полчаса Нико немного успокоился.
      - Ну и денек, все мне выходит боком, - пожаловался он.
      Они медленно спустились на пьяцца дель Пополо. Дорис жила далеко, в районе Транстевере, но, хотя движущиеся тротуары еще работали, Нико непременно хотел идти пешком.
      - Чао, - попрощался он у закрытых ворот ее дома.
      Поцеловал ее в щеку и грустно улыбнулся.
      - Увидимся завтра.
      Было уже очень поздно. Нико ускорил шаги, купил газету в киоске на мосту Гарибальди и помчался за последним элибус-экспрессом.
      Всю дорогу он смотрел вниз, нервно теребя пальцами газету. Он устал от бесконечных преследований агентов ВМО. Они не давали ему покоя ни на службе, ни дома, ни на отдыхе, ни в пути. Доколе же это будет продолжаться? Он не Джобби, который покорно позволяет издеваться над собой.
      Дома он налил рюмку коньяку, поставил, ее на ночной столик, неторопливо разделся, закурил сигарету и лег в постель. Выпил коньяку и стал просматривать газету. "Хорошо бы очутиться вдруг на пустынном острове. Я и Дорис, и никого вокруг".
      - Эй, там, на пятом этаже! - прервал его мысли мужской голос, доносившийся со двора.
      Это был Эспозито, агент ВМО по его дому.
      - Синьор Берти, закройте окно.
      - Чтоб ты сдох! - про себя сказал Нико. И снова отпил коньяку.
      - У вас открыто окно, синьор Берти!
      - Чтоб ты сдох! - повторил Нико и жадно затянулся. "Лучше не отвечать. Завтра утром скажу этому Эспозито, что меня не было дома, а свет я, уходя, забыл потушить".
      Эспозито позвал его еще раз пять, затем угомонился. Прикончив всю пачку сигарет, Нико, наконец, потушил свет.
      - Мой дорогой друг, вы слишком чувствительны, - сказал профессор Крешенцо. - Впрочем, как и все молодые люди. Однако не волнуйтесь, молодость - это болезнь, которая быстро проходит. В один прекрасный день вы убедитесь, что окончательно выздоровели,
      Он поправил шахматную доску и, вынув фигуры, стал бережно их расставлять.
      - Значит, нет никакой надежды, что когда-нибудь все изменится? Нелепая, бездушная система, а мы...
      - Простите, - прервал Крешенцо. - Вы пришли играть со мной в шахматы или же беседовать о социальных проблемах?
      - Я... Я пришел, чтобы спросить у вас совета.
      - Совета? - Профессор поднял голову и внимательно поглядел на Нико. Затем снял очки, подышал на стекла и принялся протирать их фланелевой тряпкой. - Совета? Гм... Какого рода?
      - Я... я... хотел бы выйти из ВМО.
      Крешенцо никак не отреагировал на его слова. Он еще раз протер очки и закурил сигарету.
      - Не ждите, что я похвалю вас, любезнейший. Вы хорошенько подумали, прежде чем пришли к такому решению?
      - Э, с мыслью об этом я ношусь уже давно.
      - Вот и продолжайте носиться с нею, мой дорогой друг.
      Нико улыбнулся.
      - А вы сами, профессор, когда вышли из ВМО?
      - Вышел? Я никогда не записывался в члены сего достославного объединения. В 74 году, когда медицинское обслуживание приняло ныне существующие формы, я учинил своей совести наистрожайший экзамен и решил: нет, это не для меня. Не потому, что мне было жаль денег - первое время ежемесячный взнос был сравнительно невысок. Но я ни разу в жизни не уступал шантажу. Для меня это было вопросом принципа. И представьте себе, я ошибся,
      - Значит, впоследствии вы раскаялись в принятом решении?
      Профессор встал, открыл дверцу бара, вынул бутылку виски и два стаканчика и поставил их на столик рядом с доской.
      - Выслушайте меня внимательно, милый Нико, - сказал он, разливая виски по стаканчикам. - Я всю жизнь выкуривал по сорок сигарет в день, пил сколько душе угодно, никогда не соблюдал диеты и не делал витаминных уколов. Я знать не знаю, что такое таблетки, мази, антибиотики, которые вы принуждены повсюду таскать с собой. И, разумеется, я сэкономил уйму денег. Этот дом, книги, ковры, картины... Мог бы я купить все это, если б мне пришлось каждый месяц платить взносы в кассу ВМО? Однако это не значит, что я не мучился. Мой юный друг, вы не знаете, что такое внезапно проснуться ночью от кошмарных сновидений. Каждый миг, каждая минута радости были отравлены страхом, липким, неотвязным страхом. Уже много лет я засыпаю с мыслью, что, случись мне заболеть, ни один врач не придет мне на помощь и я подохну в муках, как бездомная собака.
      Нико хотел было задать ему вопрос, но профессор его опередил.
      - Вы хотите знать, почему я впоследствии не подал заявления с просьбой о приеме? Все объясняется очень просто - для этого мне нужно было бы уплатить взносы за все прошедшее время плюс огромный штраф. А таких денег у меня не было. Подумайте, хорошенько подумайте, друг мой. Не принимайте поспешных решений. Учтите, что потом вам придется полагаться исключительно на собственное благоразумие и удачу. Особенно на удачу.
      - Зато я буду свободен, - возразил Нико. - Я смогу, наконец, купить левакар и другие нужные мне вещи. И потом... потом никто уже не заставит меня проходить эти дурацкие проверки. Ни один ублюдок из ВМО не посмеет требовать, чтобы я показал ему, надел ли я набрюшник.
      - Пустяки, мой друг, сущие пустяки. Ну как, начнем партию?
      Нико отодвинул в сторону доску.
      - Я должен выговориться, излить душу. Я больше не могу. Не понимаю, как правительство согласилось поддерживать ВМО, как этот спрут сумел всех сдавить своими щупальцами, навязать свои идиотские правила?! И никто не решился сказать: хватит, прекратите ваш шутовской карнавал, представление окончено. Ведь и пятьдесят лет назад, при старой системе здравоохранения, врач, хоть и не был миллионером, жил совсем неплохо. Стоило комулибо заболеть, как вызывали врача и платили за визит соответствующую сумму. А теперь все иначе, теперь нужно платить заранее, когда вы здоровы, утешаясь тем, что во время болезни не придется платить ни лиры. Это же абсурд, возможный только в наш сумасшедший век.
      - Нет, друг мой. Это не абсурд. Подобная система практиковалась пять тысяч лет назад.
      - Пять тысяч?..
      - Дорогой Нико, я окончил исторический факультет, и потому можете мне поверить на слово. Так вот, пятьдесят веков назад крестьяне Маньчжурии разуверились в познаниях своих лекарей. И, кстати, не зря. Во все времена медики стремились извлечь как можно больше выгоды из болезней своих пациентов. Чем дольше длится болезнь, тем больше доход врача. Это столь очевидно, что не требует доказательств. Так вот, одному крестьянину надоело, что его без конца водят за нос. И он сказал врачу, который его пользовал: "Я заплачу тебе, когда выздоровлю, и буду платить все время, пока останусь здоровым. Но если я снова заболею, ты не получишь от меня ни одной серебряной монеты и ни одной горсти риса". Врач согласился, и уже на следующий день крестьянин выздоровел. А мы лишь пять тысяч лет спустя поняли, что надежнее полагаться на корыстный интерес, чем на профессиональную честность. Нико побледнел.
      - Значит... значит, вы одобряете ВМО и готовы защищать систему?
      - Да, но я осуждаю методы, которые отразились на системе. Наша жажда наживы все испортила. А это следовало бы предвидеть, нужно было с самого начала положить конец бесконтрольному хозяйничанью врачебной конгрегации, установить соответствующие тарифные ставки. Главное же, этим эскулапам нельзя было давать право вмешиваться в личную жизнь граждан. Недалекие и неумелые законодатели этого не поняли. Впрочем, кое-кто наверняка догадался, но взятки сделали свое дело. Представьте себе, поначалу все шло как нельзя лучше. Стоило человеку кашлянуть, и он уже мчался на прием к врачу. А медики всех - психопатов, хронических больных, симулянтов встречали самым любезным образом. Тогда многие вообще перестали беречься. Все равно, рассуждали они, стоит мне заболеть, врач в два счета поставит меня на ноги. Не удивительно, что доктора зарабатывали бешеные деньги. И постепенно из лечебного учреждения ВМО превратилось в ассоциацию по предупреждению болезней. Теперь врачи работают куда меньше, а их доходы стали куда больше.
      - Это же бесстыдный грабеж!
      - Мой юный друг, жаловаться бесполезно. Надо считаться с неумолимой действительностью, как говорил один знаменитый историк шестнадцатого века. Методы, к которым прибегает ВМО, безусловно, незаконны, но они довольно логичны. Словом, раз уж вы согласились, так сказать, на опеку сего благородного заведения, йе следует удивляться, если оно делает все возможное, чтобы температура вашего тела не превышала тридцати семи градусов по Цельсию.