Поздно вечером пятого декабря пошли слухи о белом моноплане. В барак вбежал его молодой помощник Тосинори Сатанака, размахивая радиограммой. Он кричал:

— На острове Тагату обнаружен белый самолет с японскими опознавательными знаками. Американский вертолет захватит вас туда завтра утром, Накамура-сан.

Он вспоминал, как удивились американцы, когда на следующее утро, спозаранку он появился на взлетной площадке. Первый пилот лейтенант Билл Морс, увидев его, обернулся к своему второму пилоту энсину Фреду Уоллеру и сказал, покривившись:

— Этот старик не долетит до Тагату. Он просто отдаст концы в пути.

Накамура услышал эту реплику и, усаживаясь в машину сзади, пробормотал в ответ:

— Все мы, лейтенант, рано или поздно умрем, и никто не знает, кому и когда суждено покинуть этот мир. — Но тут пилот включил двигатель, тем самым положив конец обмену любезностями.

До Тагату было два часа лета, и у старика-японца оказалось предостаточно времени для размышлений. Откуда появился на Тагату японский военный самолет? Почему обнаружили его только сейчас? Война ведь кончилась давным-давно. Конечно, Тагату — пустынный клочок суши, но военный самолет все равно заметили бы гораздо раньше. Когда в ходе атаки Датч-Харбора в июне сорок второго года японский самолет А6М2 упал на острове Акутан, американцы моментально нашли его и как ценный трофей переправили в Соединенные Штаты. Неужели в тот день разбилось два самолета? Или американцы что-то напутали, и разбился их собственный самолет, причем, может, даже не военный, а гражданский? Нет, по слухам, на этом самолете имелись японские опознавательные знаки — восходящее солнце. Накамура пожалел, что у него нет шлемофона. Ему очень хотелось как следует порасспросить летчиков, но приходилось терпеть…

Внезапно вертолет начал описывать круги над землей. Капитан Хироти Накамура посмотрел в окно вниз, и его словно ударило током. Теперь он уже не удивлялся, почему его пригласили принять участие в этом полете. Он совершенно отчетливо видел внизу белый самолет с красными солнцами на крыльях.

— Боги, боги! — тихо пробормотал старик-японец. — Это и правда «Мицубиси А6М2».

Продолжая описывать круги над местом аварии, вертолет пошел на снижение. Вскоре он приземлился на небольшом плато, подняв вихрь из пыли и мелких камешков. Рев двигателя отдавался гулким эхом в этих холодных скалистых местах, где и земля была как камень. Когда рев двигателя смолк, Накамура с облегчением вздохнул. Вскоре уханье винта стало делаться все тише и тише, а потом и вовсе прекратилось. Наконец установилась такая тишина, которая, наверное, бывает разве что в гробнице.

Уоллер и Морс быстро выбрались из вертолета. Но старик-японец, находившийся под влиянием воспоминаний о былом, выходил медленно. Наконец и он оказался обеими ногами на твердой земле, и обернулся к поверженному самолету. В сопровождении американцев, которые, словно конвоиры, оказались справа и слева от Накамуры, старик-японец двинулся к белому моноплану.

Когда они были уже близко, Уоллер вдруг воскликнул:

— Господи! Это же «Зеро»! Причем в неплохом состоянии! — Потом с удивлением в голосе он добавил: — Только его должны были обнаружить давным-давно. Чудеса, да и только!

— Приехал вон оттуда, — изрек Морс, показывая рукой на южный край плато.

— Точно, Билл, — поддакнул второй пилот. — Проехался юзом, задел вон тот валун и остановился. В общем-то, особых повреждений у него нет.

Два американца и японец стали обходить кругом перевернутую машину, которая очень походила на мертвую чайку, раскинувшую в последней агонии свои белые крылья. Накамура молча смотрел на самолет. Он никак не мог взять в толк, почему у машины нет обычных знаков и номера на хвосте.

Морс показал на землю и сказал:

— Следы скольжения. Свежие. Значит, самолет тут недавно, а не со второй мировой. Кто-то снимает кино, не иначе. Может, они просто переоборудовали SNJ, как в фильме «Тора, тора, тора»?

Накамура понял, что американец ошибается. Он крикнул:

— Нет! Нет! Самолет настоящий. Это «Зеро». Самый настоящий «Зеро».

Американцы переглянулись, Морс пожал плечами, Уоллер хмыкнул.

— Летчик! Летчик! — продолжал кричать японец. Несмотря на свою старческую хромоту, он быстро заковылял к самолету. Американцы пошли следом.

Мгновение спустя они подошли к нему вплотную, заглянули в кабину. То, что увидели американцы, заставило их ахнуть. Широко открытыми глазами за стеклами очков на них смотрел пилот, висевший вниз головой благодаря своему ремню.

— Господи, Боже мой, — воскликнул Уоллер. — Это просто уму непостижимо! — Затем быстро добавил. — А ну-ка, посторонитесь, капитан, сейчас мы его вытащим.

Накамура стиснул кулаки, сжал зубы и отступил на шаг. Американцы быстро открыли кабину, отстегнули ремень и, вытащив пилота, положили его на землю. Он был в полном летном обмундировании — комбинезон, шлем, очки, перчатки, а к поясу был прикреплен длинный меч.

— Это наш летчик, — срывающимся голосом произнес Накамура. Затем он почтительно опустился на колени и под любопытными взглядами американцев, заглядывавших ему через плечо, снял шлем и очки с летчика. Затем, чувствуя на себе груз восьми с лишним прожитых десятилетий, он выпрямился и встал по стойке «смирно», хотя его сотрясали сухие рыдания.

— Господи всемогущий, — сказал Уоллер, недоверчиво глядя на мертвеца. — Ему лет сто.

— Банзай! Банзай! — взвизгнул Накамура и обернулся к американцам. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, на лице появилось выражение ненависти.

— Что тут, черт возьми, происходит? — буркнул Морс, глядя то на труп, то на старика. — Наш долбаный мир, видать, окончательно рехнулся.

Коммандер Кейт Рендалл ругался себе под нос. С какой стати Марк Аллен заставил его допрашивать этого психа насчет группы Семьсот тридцать один? Вторая мировая война давным-давно окончилась! А лечебница Сукарату была в Кавагути. Это означало, что нужно тащиться через весь Токио. А это черт знает что! К счастью, старый таксист тоже был псих и потому отлично выдерживал царившее на улицах безумие. Они все тут водили машины, словно одуревшие летчики-камикадзе.

Кейт Рендалл посмотрел налево и улыбнулся, увидев симпатичный профиль молодой женщины, сидевшей рядом. Норико Кувахара, его секретарша, была моложе его на тридцать два года, а стало быть, ей было двадцать пять лет. Она была честолюбива, и у нее имелось роскошное тело. Кейт надеялся в самое ближайшее время проверить, насколько она хотела получить повышение и прибавку к зарплате. Ему уже сильно наскучили гейши, надоело тратить деньги и получать взамен стандартные трюки. По крайней мере, если он начнет трахать Норико, то, глядишь, сможет внушить себе, что она спит с ним, потому что в нем сохранилось еще мужское обаяние, несмотря на лишние пятьдесят фунтов веса, лысую макушку, обвисшие щеки и морщины. А эти японки понимали толк в амурных делах. Они знали все необходимые фокусы — выучились у мамаш еще в школьные годы. Короче, в постели они были куда лучше, чем его супруга Луиза с ее пуританскими унылыми представлениями о сексе.

Кейт Рендалл был рад-радешенек, что Луиза с детьми жила себе на родине, в Сан-Диего. От семейства только помехи и лишние расходы! А двадцать лет в Японии — сперва в военно-морской разведке, а теперь вот на базе ВМС США по снабжению — тут было что вспомнить! Он виделся с Луизой достаточно часто, чтобы она забеременела от него пять раз. Да и в промежутках, чего греха таить, он не вел монашеский образ жизни. Он любил все японское. Говорил на их языке, ел их еду и занимался любовью на их манер. «Все чисто, — говорил он себе. — У них все получается чисто, даже если трахаются на полу».

Повернувшись к своей спутнице, Кейт Рендалл спросил на безупречном японском:

— Как зовут того психа, которого мы должны посетить?

Она сунула руку в толстый черный портфель и вытащила листок. Затем посмотрела на Кейта влажными черными глазами так, что у Кейта Рендалла сладко заныло в паху.

— Полковник Дайсуке Муира, коммандер, — сказала она. — Контр-адмирала Марка Аллена особенно интересуют операции его группы в Беринговом море и на Алеутских островах. Нас ждет врач-психиатр на четвертом этаже.

— Точно. Доктор Хироке Тода, — буркнул Рендалл, а затем обратился к водителю: — Долго еще до Сукарату?

Водитель махнул рукой вперед, на извивавшуюся перед ним узкую, обсаженную деревьями дорогу и сказал:

— Всего несколько километров, сэр. Отсюда даже видно.

Коммандер хмыкнул, подался вперед и, присмотревшись, увидел вдалеке крышу и фрагменты большого четырехэтажного здания, проглядывавшего сквозь деревья и кустарники. Обернувшись к секретарше, он сказал:

— Туда и обратно — долгая дорога. Может, немного сократим ее, куда-нибудь заскочим?

— Для чего? — с интересом осведомилась она, снова одарив его взглядом, от которого у Рендалла опять сладко заныло в паху. Ее лицо, впрочем, оставалось непроницаемым.

— Пообедаем, — сказал Рендалл и ухмыльнулся. — А десерт за вами. — Его рука стиснула ее коленку.

— Лучше немного потерплю, — сказала секретарша и отвернулась, убирая ногу. — Пообедаю дома.

— Стерва, — буркнул он себе под нос, отпрянув от нее, словно человек, невзначай схватившийся за провод под током. А затем приказал водителю: — А ну-ка, повеселее. У меня сегодня еще много дел.

Когда коммандер Кейт Рендалл в сопровождении секретарши Норико Кувахара вышел из лифта на четвертом этаже психиатрической лечебницы, он успел поостыть и любопытство вытеснило вспыхнувшую в машине ярость. Так или иначе Рендаллу, по крайней мере, удалось понять, что на следующей неделе Норико будет подыскивать себе новую работу. Если она сама об этом догадалась, то и виду не подала. Эта мрачная перспектива никак не отразилась на той маске, которую стерва нацепила, надела на себя.

Посмотрев влево, коммандер увидел обычный длинный, стерильный, сверкающий чистотой коридор, типичный для всех известных ему больниц на земном шаре. Но справа имелась одна-единственная стальная дверь. На ней были изображены иероглифы, указывавшие на то, что там находится отделение особого режима.

Коммандер нажал кнопку рядом с микрофоном в стене. Загорелась зеленая лампочка, и металлический голос спросил:

— Чем могу помочь?

— Это коммандер Рендалл. Я к доктору Хироке Тоде, — крикнул американец в переговорное устройство.

— Спасибо. Секундочку.

Мгновение спустя дверь распахнулась, и дюжий молодой охранник препроводил Рендалла и его секретаршу в офис доктора Тоды. Это был маленький кабинет с металлическим письменным столом, двумя стульями. За столом от пола до потолка виднелись полки, заставленные, как и положено в таких местах, какими-то скучными медицинскими книгами. У стола стоял маленький, согнутый годами человек с редкой седой бородкой и остатками волос на макушке. На нем был белый халат, а на шее висел стетоскоп. Протянув гостю руку, он сказал:

— Я доктор Хироке Тода. — Его глазки быстро оглядели синюю форму коммандера.

— Коммандер Кейт Рендалл, — отозвался американец и коротко пожал руку японцу. Затем, ткнув большим пальцем назад, сообщил: — Мисс Кувахара.

— Прошу садиться.

— Благодарю вас…

Усаживаясь, коммандер вдруг почувствовал какое-то беспокойство. Глаза доктора очень походили на законченные фонари, в которых горела затаенная враждебность. Доктор спросил:

— Вы приехали, чтобы поговорить с Полярником?

— Простите?

— Это вы меня простите, коммандер. Я имел в виду полковника Дайсуке Муиру.

— Почему вы так его назвали?

— Скоро вы сами поймете, почему, коммандер, — отозвался доктор Тода.

Профессиональное любопытство уже полностью завладело Рендаллом, и воспоминания об отпоре, полученном им от Норико, оказались вытесненными куда-то на самую окраину его сознания. Он проведет допрос, снимет показания и отправит телеграмму о результатах контр-адмиралу Марку Аллену. Отлично. Он подался вперед.

— Прежде чем мы пойдем к нему, доктор, я бы хотел попросить вас коротко рассказать его историю. — И, не оборачиваясь к секретарше, сказал: — Прошу записывать, мисс Кувахара. — Он произнес это деловым, лишенным каких-либо эмоций голосом. Девушка извлекла из портфеля блокнот и приготовилась записывать.

Доктор вынул папку, раскрыл ее и, прищурившись, стал просматривать страницы. Его глаза скрывались за толстыми, как бутылочные донышки, стеклами.

— Полковник Муира находится здесь сорок лет. Истерия его болезни достаточно обширна. Я буду рад переслать в ваш офис копию. Затем резко добавил: — Все, что угодно для военно-морских сил Соединенных Штатов.

Рендалл отреагировал быстро и столь же резко.

— Я не начинал войну, доктор, и если вы продолжаете вести боевые действия, то…

— Нет, нет, коммандер. Вы меня неверно поняли.

Кейт Рендалл, конечно, мог обманываться насчет молодых японок, но что касается японцев, особенно его ровесников, то его было трудно провести. Он все сразу отлично понял. Японцы помоложе держались вполне индифферентно, но в представителях старшего поколения Рендалл постоянно ощущал затаенную ненависть. «Между ними и нами не может быть мира», — подумал он и, отбросив все эмоции, начал:

— Пожалуйста, доктор, коротко изложите историю болезни полковника. И имейте в виду, нас интересует все, что он говорил. Причем нас интересуют даже те его высказывания, в которых, на первый взгляд, нет решительно никакого смысла.

— Понимаю, — старый врач стал перелистывать папку. — Значит так. Во время второй мировой войны полковник Муира работал в группе Семьсот тридцать один. Вы имеете представление о характере их операций?

Металл в голосе Рендалла заставил Норико вскинуть голову, а доктор Тода словно окаменел за своим столом:

— Это были большие затейники. В основном развлекались в Пинчоне, это в Китае. Привязывали военнопленных к столбам и опорожняли канистры с бактериями чумы и сибирской язвы в непосредственной близости. Солдаты в противогазах и защитных комбинезонах вели хронометраж, сколько времени уйдет на то, чтобы жертвы скончались. — Норико заерзала на стуле. Доктор Тода не шелохнулся.

Кейт Рендалл продолжал перечислять кошмары.

— Они заражали китайских женщин сифилисом, а затем их оплодотворяли. Когда те рожали, и женщин, и их детей умерщвляли и подвергали вивисекции. Мужчин раздевали донага, обливали ледяной водой и оставляли на тридцатиградусном морозе, изучая поведение человеческого организма в таких экстремальных условиях. Из мужчин выкачивали кровь, а взамен вводили им кровь лошадей или обезьян в безумной надежде, что такие эксперименты приведут к созданию искусственной крови.

— Прошу вас, коммандер, — перебил его Тода дрожащим голосом, — это вовсе не обязательно…

— Боюсь, что вы не правы. Меня, собственно, интересует деятельность этой группы в районе Берингова моря и Алеутских островов.

— Но какое отношение могли иметь полковник Муира и группа Семьсот тридцать один к этому региону?

— Они проводили там эксперименты с бактериологическим оружием, доктор.

— Я слышал…

— Воздушные шары должны были доставлять в определенные места керамические капсулы. В них помещались зараженные чумой или чем-то в том роде крысы. Шары запускались так, чтобы ветры доставляли их на Западное побережье Соединенных Штатов Америки.

— Вы предполагаете, в северной части Тихого океана могли быть базы для такого рода операций? — спросил доктор Тода. — Но почему вы заинтересовались этим сейчас? Ведь с тех пор прошло так много времени…

— Понятия не имею, почему начальство заинтересовалось этим сейчас, — сухо отозвался коммандер. — Мне поручено допросить полковника, проверить, сможет ли он предоставить какую-либо информацию…

Доктор уперся в крышку стола ладонями, покачал головой.

— Полковник не в состоянии связно говорить. Но раз вам так угодно… — Он сделал жест в сторону… двери. — Прошу.

Палата особого режима представляла собой маленькую комнатку без окон и мебели. В середине комнаты находился матрац, к которому был привязан худой, совершенно лысый старик. Черные, глубоко посаженный глаза напоминали дырки, прожженные в пергаменте. На нем был зеленый халат. Ремень, которым он был привязан к матрасу, имел особый металлический замок.

Рендалл, оказавшись между доктором и секретаршей, растерянно посмотрел на обитателя палаты и сказал:

— Я не подозревал, что он так плох.

— Повреждение мозга в результате действия токсичных газов, — отозвался доктор Тода ровным профессиональным тоном. — Это случилось сорок лет назад.

— Господи! — только и вздохнул коммандер. Затем он обернулся к доктору. — Вы назвали его Полярником, так? Почему?

— Думаю, он вам расскажет это сам.

Рендалл снова посмотрел на человека на матраце. Тот смотрел на американца, черные глаза горели. Взгляд пациента переместился с синей формы коммандера на его черные ботинки, затем глаза уставились на его лицо. В палате воцарилось мрачное безмолвие. Коммандер переминался с ноги на ногу. Затем на морщинистом лице японца появилась странная улыбка, словно он узнал кого-то из тех далеких, безвозвратно ушедших времен. Посетители услышали тихий, словно шелест листьев, голос:

— Лед… лед… Седьмой вырвется из царства льда… Седьмой…

Слюна срывалась с губ полковника, стекала на подбородок. Затем полковник улыбнулся и отвернулся. Его тело сотрясалось в конвульсиях.

— Он смеется, доктор… — сказал Рендалл.

Хироке Тода молча посмотрел на американца. В его взгляде была уже ничем не прикрытая ненависть.

— Господа, — сказал адмирал Фудзита с пылкостью, растопившей ледяной груз прожитых десятилетий. — Сигнал атаковать Перл-Харбор: «Приступить к восхождению на Нитаку» — был дан второго декабря тысяча девятьсот сорок первого года. Менее чем через четырнадцать часов мы приступаем к выполнению операции «Z».

Три офицера, стоявшие по стойке «смирно» перед столом адмирала, крикнули: «Банзай!» Это был высокий моложавый подполковник Масао Симицу, а справа и слева от него стояли двое приземистых и пожилых офицера. За спиной адмирала у карты с указкой в руках стоял подполковник Кавамото. На сей раз за адмиральским креслом была повешена большая карта острова Оаху. Связисты находились на своих местах. Хиронака сидел у стола с блокнотом в одной руке и карандашом в другой.

— Завтра в шесть ноль-ноль утра, — снова заговорил Фудзита, — мы должны оказаться примерно в четырехстах милях севернее Перл-Харбора, в точке с координатами сто пятьдесят восемь градусов западной долготы, двадцать четыре градуса тридцать минут северной широты. Оттуда мы и поднимем в воздух наши самолеты.

Снова раздались крики «банзай!». Фудзита поднял вверх руку.

— Все вы знакомы с планом операции «Z», который, как вам известно, подготовили подполковник Камето Куросима, а также, — тут он кивнул в сторону Симицу, — подполковник Масао Симицу. — Присутствовавшие тоже закивали. — Но вы командиры отрядов, и потому мы должны все еще раз проверить, прежде чем вы приступите в четыре ноль-ноль утра к инструктажу ваших летчиков. — Адмирал подался вперед и продолжил: — Мы в принципе собираемся следовать разработанной тактике. Точка старта ударной группы останется той же, что и первоначально. Расчетное время выхода на цель — восемь ноль-ноль. Но у адмирала Накаюмы, как вам прекрасно известно, в его ударной группе было шесть авианосцев. Кроме того, их сопровождали два линкора, три крейсера, девять миноносцев. Вокруг Оаху находилось и двадцать четыре подлодки.

— Зато у нас есть «Йонага»! — воскликнул Кавамото, и ответом ему стало дружное «банзай!»

Снова Фудзита поднял руку, и крики стихли.

— Это верно. Коль скоро в нас живет дух ямато, мы в состоянии покорить любую вершину.

— В том числе и гору Нитака, — мягко продолжил Кавамото.

— Тогда на Перл-Харбор было отправлено триста шестьдесят самолетов — двумя волнами. Мы нанесем один удар и отправим девяносто четыре машины. Девять «Зеро» останутся на «Йонаге» как БВП[31]. — Он побарабанил пальцами по столу и продолжил: — Поскольку наши ресурсы ограничены, мы должны избрать тактику, которая собьет противника с толку. Удар будет нанесен с самых разных сторон. — Его взгляд упал на офицера справа от Симицу. — Лейтенант Араки, вы пошлете пять из ваших «Айти» бомбить аэродром в Канеохе. Остальные машины — а именно тридцать одну — вы поведете на малой высоте над горами Кулау. Затем вы пошлете еще по пять машин соответственно на Эву, Уилер и Хикем.

Кавамото провел указкой по карте.

— Приказ уже нами получен, адмирал, — сказал лейтенант.

Адмирал продолжал так, словно, Араки не произнес ни слова. Уронив кулаки на крышку стола, он словно декламировал текст, давно им выученный:

— У вас остается семнадцать бомбардировщиков, в том числе семь обычных бомбардировщиков с нашими специальными четырнадцатидюймовыми бронебойными бомбами, которые надлежит сбросить с высоты четыре тысячи метров, не выше, и десять пикирующих бомбардировщиков с нашими стандартными трехсотсемидесятикилограммовыми бомбами. Бомбометание с них производить в пятисот метров.

— Ясно, адмирал. Та же тактика, что и в сорок первом году, — сказал лейтенант.

Взгляд адмирала упал на лысого, сморщенного человечка справа от Симицу.

— Лейтенант Тойофуку, как только покажется Оаху, ведите все ваши тридцать самолетов «Накадзима» на запад. Снизитесь над военно-морской верфью и базой подлодок. — Он показал рукой назад за плечо, и Кавамото тотчас же повел указкой. Тойофуку подался вперед и, прищурившись, следил за движением указки. Фудзита же продолжал: — Затем можете развернуться над юго-восточным Лохом и предпринять торпедную атаку кораблей, стоящих у острова Форда. По последним данным нашей разведки, американцы имеют обыкновение размешать свои большие корабли именно там. — Кавамото провел указкой горизонтальную черту южнее острова Форда.

— «Линкорный ряд», адмирал, — сказал Тойофуку.

Несмотря на то, что все собравшиеся знали план операции наизусть, изучая его десятилетиями, они так закивали головами, словно услышали новую важную информацию.

— Верно, лейтенант, — сказал Фудзита. — И помните. Глубина в гавани только пятнадцать метров. Торпеды сбрасывать с тридцати метров, не выше. Они снабжены рулями, что не позволит им уходить глубоко под воду, но если их сбросить свысока, они упадут на дно и зароются в ил. Не надо тревожить ил. Нам нужно уничтожить металл.

— Ясно, адмирал, — отчеканил Тойофуку.

Теперь адмирал устремил свой взгляд на высокого и моложавого летчика.

— Подполковник Симицу, вы командир ударной группы, то есть центральная фигура в этой операции.

Симицу стоял навытяжку, чуть вскинув подбородок и стиснув зубы, отчего впадины на щеках казались еще больше. Адмирал продолжал:

— Три ваших «Зеро» будут прикрывать бомбардировщики лейтенанта Араки над аэродромом Канеохе и еще по одному звену будут обеспечивать прикрытие над Хикемом, Уилером и Эвой. — Посмотрев на лейтенанта, адмирал добавил: — Больше истребителей мы выделить не в состоянии.

— Ясно, адмирал, — отчеканил лейтенант.

Затем адмирал снова обратился к Симицу.

— Ваши самолеты должны прикрывать бомбардировщики сверху. Атаки на бреющем полете наземных целей допустимы, только если в воздухе нет истребителей противника. Ясно?

— Ясно, адмирал.

— У вас, подполковник Симицу, останутся двадцать три «Зеро». Как и планировалось, вы пойдете на четырех тысячах метров и будете прикрывать сверху бомбардировщики над Перл-Харбором. — Он замолчал, тяжело дыша. — Потом пристукнув маленьким кулачком, обратился к Араки и Тойофуку. — Не забудьте, что вы сохраняете радиомолчание. Его может нарушить только подполковник Симицу. Как вам известно, в случае, если удастся застать противника врасплох, он передаст: «Тора, тора, тора!» Но независимо от того, удастся внезапная атака или нет, удар должен быть нанесен непременно.

Снова крики «банзай!», снова адмирал поднял руку.

— Вы знаете, каковы ваши первоочередные задачи при атаке? Сначала удар по авианосцам. — Офицеры молча закивали. — Побарабанив пальцами по крышке стола, адмирал задумчиво произнес: — Потом «Нью-Джерси». Если верить американскому радио, этот корабль должен быть сейчас там.

Офицеры переглянулись. Пошептались. Заулыбались, Это была действительно новая информация.

— Надо потопить «Нью-Джерси»! — отчеканил адмирал. — Это старый корабль, нашего поколения. По американскому радио передавали сообщения о том, как именно «Нью-Джерси» уничтожал наших братьев на Понапе, Сайпане, Тиньяне, Маджуро, на Филиппинах, на наших родных островах.

— Но мы знаем, что все это ложь, — сказал Араки.

Воцарилось молчание.

— Не в этом дело, лейтенант, — сказал наконец адмирал. — Американцы считают, что так оно и было. Они гордятся своими псевдопобедами. Самураи не в силах снести этого. Мы не можем отказаться от наших старинных традиций. Вспомним жажду мести, которая руководила сорока семью самураями. Вспомним учение бусидо. Вспомним, что человек может удалиться на край света, но тем не менее не в состоянии избавиться от груза обычаев, традиций, верований…

— Тенно хейка банзай! — стали восклицать наперебой офицеры, награждая друг друга увесистыми тумаками. — Да здравствует император!

Это заставило адмирала улыбнуться. Некоторое время он безмолвствовал, а вокруг бушевал самый настоящий бедлам. Потом он поднял руки вверх. Гвалт стих. Офицеры снова встали по стойке «смирно».

— Император Мейдзи показал нам, как надо жить, — произнес Фудзита, чеканя каждое слово, — еще он показал нам, как умирать. Вспомним же его бессмертный рескрипт.

Связисты вскочили со стульев и застыли. Адмирал сидел с прямой спиной. Каждый из собравшихся в каюте вскинул вверх сжатый кулак и крикнул: «Смерть легка, как перышко, долг тяжел, как гора». Снова раздались возгласы «Тенно хейка банзай!». Никто из японцев не мог сдержать слез.

Тед Росс предполагал, что лазарет находится на второй палубе, но вместо этого охранники отвели его в большое помещение в кормовой части. Войдя туда, он обнаружил примерно два десятка коек по две по переборкам. В центре находился стол, окруженный шкафчиками с лекарствами. За столом сидел санитар с белом. Второй человек в белом стоял, склонившись над койкой больного. Все, кто находился в лазарете, выглядели дряхлыми, выдержавшими немало ударов времени. Даже санитары были скрюченными и высохшими.

Росс понял, что это необычный лазарет военного корабля. Скорее, это было похоже на гериатрическое отделение американской больницы. Росс решил, что раньше здесь размещались старшины. Но большинство из тех, кто был постарше, скончалось, и их кубрик превратили в последнее пристанище умирающих.

Призрак, сидевший за столом, обернулся к Россу, посмотрел на него слезящимися старческими глазами и молча показал пальцем в угол. Там на отдельной койке лежал Тодд Эдмундсон. Тед Росс посмотрел на своих конвоиров. Оба стояли, прислонившись к переборке у двери. Один из них кивнул. Тед подошел к кровати Тодда, сел на краешек, склонился над молодым моряком. Он не был связан, но ему явно дали что-то успокоительное. Он с трудом открыл глаза.

— Капитан? Хорошо, что пришли, — сказал он. — Как вам удалось от них уйти?

— Я не надолго, Тодд. Адмирал позволил мне отлучиться лишь на пять минут.

— Старый дьявол! — зрачки глаз Тодда расширились. — Голова приподнялась с подушки. — Уже началось?

— Спокойно, Тодд. Сегодня шестое. Все начнется завтра.

— О Боже! — Помолчав, Тодд недоверчиво спросил. — А где я оказался?

— В лазарете?

— В какой части корабля?

— В надстройке, ближе к корме. Похоже, здесь раньше размещались старшины. Их главный лазарет скорее всего где-то внизу.

— Они держат нас подальше от ангарной палубы.

Росс кивнул и сказал:

— И следят за каждым нашим шагом. — Он пристально посмотрел на Эдмундсона. — Тебе получше. — Это прозвучало не столько как вопрос, сколько как утверждение.

Эдмундсон шумно вздохнул.

— Они мне что-то такое вкололи. Я спал.

Внезапно оба американца повернули головы к динамику на переборке, который вдруг ожил, отчего в комнату хлынули звуки укелеле. С подушек стали приподниматься старческие головы. Обитатели палаты озирались, прислушивались, улыбались. Поднялся легкий гул голосов.

— Что это, капитан?

Внезапно музыка стихла, и четкий голос произнес:

— Это «Кики», самая популярная радиостанция Гонолулу.

— Нет! — крикнул Тодд. — Этого не может быть.

— Спокойно, Тодд, — сказал Росс, легонько нажимая ладонью на плечо Эдмундсона. Снова заиграла музыка, и хор голосов запел какую-то дурацкую песенку о зубной пасте. Но вскоре Эдмундсон и Росс услышали другие звуки — вопль двух тысяч глоток, от фор-топа до машинного отделения. Обитатели палаты, заслышав этот вопль, стали приподниматься на локтях, улыбаться, некоторые что-то радостно заскрежетали, словно старые лягушки у реки в погожий июньский день.

Внезапно музыка стихла. Все взгляды японцев в палате устремились на динамик. Одинокий надтреснутый голос запел какую-то песню. Росс понял, что это Фудзита. Охранники и санитары встали по стойке «смирно». Двое пациентов сползли с коек и тоже встали, стараясь держаться прямо. Глаза японцев горели.

— Что это, капитан? — спросил Тодд.

— Это их национальный гимн. Они заставили меня выучить его, когда я был у них в плену. — Росс запел, и в глазах его появилось странное, пугающее отстраненное выражение. — Трупы плывут в морских пучинах, трупы гниют на горных лугах. Мы умрем, мы умрем за императора. Умрем без оглядки.

К Фудзите присоединились старики-пациенты, санитары. Сотни голосов подхватили слова гимна, они проникали в лазарет через динамик, через вентиляцию, через стальные переборки. Хор получился на удивление стройным, словно все эти десятилетия команда авианосца только и делала, что репетировала такое пение.

Внезапно Тодд нагнулся, и пошарил рукой между койкой и переборкой, извлек нечто вроде распятия, сделанного из двух линеек, которые Росс тогда нашел в их каюте. Подняв это распятие над головой, Тодд крикнул изо всех сил: