- Два-восемь-ноль!
      - Отметка дальности?
      - Пять-один-три-пять.
      - Курсовой угол ноль-три-ноль.
      Питтмэн, пыхтел над КУТом.
      - Дальность - пять-один-три-ноль, скорость девятнадцать, курс ноль-один-ноль, расстояние до цели два-пять-семь-ноль.
      - Головной эсминец пересекает наш курс слева направо. Пеленг второго три-ноль-пять, дальность пять тысяч ярдов от нас.
      Бренту ничего не оставалось, как сделать вид, что эсминцев нет в природе.
      - Отключить динамик. Открыть люки торпедных аппаратов с первого по шестой. Перископ поднять!
      И все началось сначала, но в последний раз перед залпом:
      - Азимут?
      - Три-три-три.
      - Отметка дальности?
      - Три-пять-ноль-ноль.
      - Курсовой угол шестьдесят пять. Перископ убрать!
      Теперь казалось, что радары пищат и винты глухо ворочаются уже внутри самой лодки, проникнув за обшивку.
      - Ой, лампочка зажглась! - в изумлении глядя на экран КУТа, воскликнул Питтмэн. - Он выдал решение - данные для стрельбы.
      - Неужели? Ну, и когда дистанция до цели сократится до двух тысяч ярдов?
      Питтмэн молчал.
      - Ну, отвечайте же! Весь свободный мир замер в ожидании вашего ответа!
      - Через тридцать пять секунд, мистер Росс, - наконец ответил Питтмэн.
      Глубина двадцать футов, скорость высокая, залп веерообразный с растворением 150 процентов. - Питтмэн глядел непонимающе, и Брент сорвался на крик: - Первая - в корму, следующие четыре - в корпус, шестая проходит у носа. Интервал семь секунд. Ну, решайте!
      Но Питтмэн только хватал ртом воздух и беспомощно озирался по сторонам. Уильямс оттолкнул его и сам стал у КУТа:
      - Есть! - сказал он. - Гироскопический угол последней торпеды двадцать три градуса.
      - Отлично! - ответил Брент.
      Давая растворение (рассеивание) сто пятьдесят процентов, он надеялся компенсировать любые ошибки в расчетах: уж по крайней мере три торпеды станут для авианосца роковыми.
      Уильямс шагнул к панели управления огнем, где уже горели красным шесть окошечек. Питтмэн готов был провалиться сквозь землю.
      Брент глубоко вздохнул. Существование "Йонаги", жизнь адмирала Фудзиты, Йоси Мацухары и тысяч других дорогих ему людей зависела сейчас от того, что случится в следующие три минуты.
      - Внимание на рулях, мистер Бэттл! Сразу после залпа, который займет сорок две секунды, надо будет в темпе дать дифферент на нос и убрать "Блэкфин" поглубже. - Он повернулся к Уильямсу. - Перископ поднять!
      Он быстро огляделся. Картинка оставалась прежней, за исключением того, что эсминец у них по правому борту подходил по ветру. Менять расчет было поздно. Он сложил ручки перископа, и стальная труба скользнула вниз, на место.
      - Залп!
      Уильямс, перекинув тумблер, нажал на кнопку, замкнувшую цепь стрельбы. Послышался свист сжатого воздуха, глухой удар, от которого содрогнулась лодка.
      - Первая пошла! - крикнул Дэвидсон, запуская секундомер.
      Еще пять раз прозвучали команды и доклады. Через сорок две секунды носовые торпедные аппараты были пусты.
      - Путь торпеды?
      Питтмэн, уставившись на экран КУТа, дрожащим голосом ответил:
      - Один-девять-семь-ноль, сэр!
      Брент быстро прикинул в уме: до первого взрыва - одна минута десять секунд.
      - Погружение на четыреста футов! Право на борт, курс один-ноль-ноль, полный ход, приготовиться к атаке глубинными бомбами!
      Бэттл рванул рукоятку, открывая клапан вентиляции цистерны быстрого погружения: Брента обдало струей воздуха, когда несколько тонн воды хлынули в носовые цистерны. "Блэкфин" резко опустил нос.
      - Прошли сто футов, сэр.
      - Сколько до цели первой торпеде?
      - Семнадцать секунд, сэр, - ответил, взглянув на секундомер, Сторджис.
      - Динамик!
      Ромеро повернул тумблер, и раздался четкий громкий писк: эсминец слева по носу заглушал все остальные звуки, слышался даже шум его винтов. Потом прибавилось пронзительное гудение на высокой ноте, как будто летела стая комаров. Это шли торпеды. Они слышали свои собственные торпеды!
      Потом возник чудовищный грохот - боеголовка первой торпеды ударилась о борт авианосца. Восемьсот фунтов взрывчатки-торпекса, как бумагу, разорвали обшивку и защитный пояс, взметнув высоко в воздух столб воды и обломков. Ударная волна встряхнула лодку. Затем взорвались вторая и третья торпеды. Подводники ликующе закричали.
      - Достали! Достали эту сволочь! - Уильямс победно вскинул сжатый кулак. - Молодцы, молодцы! Чистая работа, Брент! Как рукой положил!
      - Сэр, головной эсминец меняет курс! Сейчас будет атаковать!
      Смех смолк.
      - Так, - сказал Уильямс, повернувшись к Бренту. - Отлично сделано. Не менее трех попаданий. Я беру управление. Займись КУТом. Лейтенант Питтмэн, возвращайтесь к своим прямым обязанностям.
      Питтмэн юркнул в люк, как испуганная крыса в подпол.
      В динамике, вытесняя все остальное, слышались шум винтов и писк радаров, который становился все громче и чаще. Ликующие крики оборвались. Скоро весь корпус лодки стал резонировать.
      - Прошли сто пятьдесят футов, сэр, - доложил Сторджис.
      Сквозь писк радаров пробивались теперь истошный визг исковерканного металла, треск ломающихся переборок, гул хлынувшей в пробоины воды.
      - Слышу шумы разрушающегося корпуса, - сообщил акустик, и его слова были встречены новым взрывом восторга.
      Но раздались шум винтов, резкий, частый, нарастающий и усиливающийся писк радаров - и ликующие крики оборвались. Лодка резонировала, отвечая колебаниями корпуса на сигналы и выдавая себя.
      - Нащупали.
      Послышались щелчки, и спокойную глубь океана вспороли серии глубинных бомб. Четыре взорвались под кормой "Блэкфина", две - над носом. Лодка задергалась и заметалась, как загарпуненный кит, нос ее от тяжких ударов резко ушел вниз градусов на тридцать, и лодку, которая, казалось, как живое существо, корчилась и стонала от боли, швырнуло на глубину. Грянули новые взрывы. Тех, кто не успел ухватиться за что-нибудь, сильным толчком сбило с ног. Послышались крики боли и ужаса. Пит Ромеро не усидел на своем табурете, упал на палубу, а сверху на него свалился радиометрист Такигути. Брент вцепился пальцами в трубу, проходившую по верхней переборке. Погас свет, и корпус лодки затрясся от сильнейшей вибрации.
      - Включить аварийное освещение! Продуть кормовую цистерну! - крикнул Уильямс, но ничего не изменилось - то ли его не услышали, то ли матросы, которые должны были выполнить приказ, были ранены, то ли вышло из строя оборудование. Лодка оставалась темной и продолжала опускаться.
      Вибрация усилилась. "Блэкфин" содрогался, как в эпилептическом припадке, и эти конвульсии стали сопровождаться звонкими зловеще-ритмичными ударами стали о сталь. Тысяча пятьсот двадцать шесть тонн металла и девятьсот тонн воды, до отказа заполнившей балластные цистерны, неумолимо тянули превратившуюся в стальной гроб лодку носом вниз - на дно, где чудовищное давление сомнет ее, как бумажный кораблик.
      Брент уже чувствовал пронзительную боль в ушах и с ужасом предвидел, как лопнут переборки отсеков, как сжатый воздух, раскалившийся до нескольких сотен градусов, сожжет ему легкие, заставит захлебнуться собственной кровью еще до того, как в проломы хлынет забортная вода.
      Тускло замерцали красные аварийные лампы.
      - Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях! - кричал Уильямс, и телефонист репетовал команды.
      Но ответа не было.
      Брент помогал подняться распростертым на палубе Питу и Такигути, и в эту минуту вибрация вдруг прекратилась. Смолкло и гудение генераторов.
      - Прошли двести пятьдесят, - спокойно сказал Сторджис.
      - Бэттл, ради всего святого, дифферент, дифферент! - крикнул в люк Уильямс.
      - Продуваю, сэр. Горизонтальные рули вышли.
      Брент почувствовал: лодка немного выровняла киль. Но он знал, что остановить спуск, пока "Блэкфин" не достиг гибельной глубины, почти невозможно. Но, похоже, Бэттл начал продувать цистерну сам, не дожидаясь команды Уильямса, которую мог и не услышать в этом хаосе... Тогда его находчивость и хладнокровие спасут их.
      - Сэр, дивизион живучести докладывает: левый гребной вал и винт погнуты. Старшина второй статьи Фукумото заглушил моторы по левому борту. Разгерметизации нет. Два забортных клапана были повреждены, но их уже починили. Первый вспомогательный двигатель сдвинут с опор. Двое мотористов без сознания, у одного сломана рука.
      - А аккумуляторы?
      - Сведений нет, сэр.
      - Добро. Движение в бесшумном режиме!
      Лодка еще немного приподняла нос.
      - Прошли четыреста.
      Послышались гулкие разрывы глубинных бомб, но - где-то гораздо выше. Постепенно "Блэкфин", продувая носовую цистерну, замедлил безостановочное скольжение вглубь. Градус угла снижения стал нулевым Но спасительная глубина все еще в любую минуту могла оказаться губительной.
      - Прошли четыреста пятьдесят.
      Брент взглянул на манометр: белая стрелка плясала на отметке "220" двести двадцать фунтов давило на каждый квадратный дюйм корпуса, и давление возрастало. По спинному хребту прополз колючий холодок.
      Становилось все жарче, и воздух, пропитанный запахом пота и испарениями немытых тел, сделался неподвижно-густым и вязким. Волосы Брента стали влажными, насквозь вымокшая рубашка липла к телу. По отсеку распространилось зловоние - у кого-то в центральном посту случилась "медвежья болезнь".
      - Эй, у кого там очко сыграло?! - крикнул Уильямс. - Привести себя в порядок!
      В ответ донеслось смущенное бормотание.
      - Глубина пять семьдесят пять, - безмятежным тоном доложил Бэттл.
      - Сможете удержать ее на этой отметке?
      - Отчего же не удержать, сэр? Удержим.
      Брент услышал, как Уильямс пробормотал:
      - Этого парня я представлю к награде.
      По отсеку пронесся общий вздох облегчения: подводники переглядывались как осужденные на казнь, которым в последний миг сообщили о помиловании. И спасением они были обязаны двоим: энсину Бэттлу и старшине второй статьи Фукумото, которые действовали стремительно и по собственному разумению. Теперь можно будет отсидеться на глубине. Вспыхнул свет.
      - Право на борт, средний ход. Больше вправо! Держать один-восемь-ноль! Акустик, включите-ка...
      Сквозь удаляющийся шум винтов пробивались другие звуки - это тонул авианосец: гудела вода, посвистывал вытесняемый ею воздух, лопались и ломались переборки. Бренту показалось даже, что он слышит пронзительные вопли гибнущих людей. Возможно ли это? Доходят ли до него отчаянные крики тех, кто бьется в затопленных отсеках, умирая лютой смертью - той самой, которую он мысленно уже примерял на себя? Он старался не слышать этого, отвлечься на что-нибудь. Однако это было невозможно. На "Блэкфине" стояла мертвая тишина: подводники как по команде уставились в свои приборы.
      - Идет ко дну, - нарушил молчание Уильямс. - А до него - шесть тысяч футов.
      Миноносцы еще порыскали вокруг - явно для очистки совести - и отвернули к северу. Леденящие кровь звуки наконец стихли: агония авианосца прекратилась.
      Старший механик Данлэп доложил о том, что лопасть винта погнута, вал искорежен, опорный подшипник руля сгорел. В море, на ходу, ремонт невозможен. У одного из мотористов - сотрясение мозга, у другого сломана рука. На поверхности лодка сможет делать не больше восемнадцати узлов и только шесть - в погруженном состоянии. Уильямс повернул к северу.
      И наконец, проведя шестнадцать часов под водой, после тщательного поиска радарами и обзора в перископы, "Блэкфин" осторожно вынырнул, всплыл на белый свет. Когда Брент отдраил люк, свежий воздух ударил ему в голову, как залпом выпитый бокал ледяного шампанского. Стоя на мостике рядом с Уильямсом, он оглядывал безмятежную океанскую гладь, покрытую следами недавней катастрофы - вокруг кормы, насколько хватало глаза, плавали каски, обломки деревянной обшивки и настила, пустые баки из-под горючего, крыло от Ju-87, бутылки, бочки.
      - Шансы уравнены, - пробормотал Уильямс. - Смотри! - Он вытянул палец. - Люди!
      Брент подкрутил колесико бинокля и увидел спасательный плот, на котором теснились уцелевшие моряки с авианосца. Те, кому места не хватило, плыли рядом, вцепившись в его края.
      - Подберем?
      - Еще чего. - Уильямс махнул рукой в сторону юго-востока. - Пусть плывут в Томонуто. Погода хорошая, а морские ванны освежают.
      Оверстрит и впередсмотрящие прыснули.
      - Радио на "Йонагу", - приказал Уильямс. - Потоплен один авианосец, ударное соединение в составе крейсера и пяти эсминцев ушло курсом на Томонуто, скорость неизвестна. "Блэкфин" поврежден. Следуем в Токийский залив.
      - Передать ТАКАМО?
      - Да.
      - Шифровать?
      - Не обязательно. Весь мир и так знает, где мы и чем были заняты. Передай стандартным кодом - так будет быстрей.
      Брент по переговорному устройству продиктовал Симпсону текст радиограммы и через минуту получил доклад о том, что радио ушло и прием подтвержден.
      Уильямс как-то неловко потоптался на месте и сказал:
      - Как только можно будет, надо устроить в столовой службу за упокой души адмирала Аллена. Явиться всем свободным от вахты. - Он прикусил губу и с несвойственной ему неуверенностью добавил: - А ты - как хочешь. Смотри сам.
      Брент молча смотрел перед собой, все еще испытывая гнев и скорбь. Потом опустил бинокль:
      - Самураи сказали бы: "Чтобы меч жил, его надо вынуть из ножен". - Он обеими руками стиснул леер. - Я стараюсь убедить себя, что адмирал, как боевой клинок, сломался в схватке и что самой своей смертью он нам помог. - Он снова поднял бинокль к глазам. - На отпевание приду.
      Уильямс кивнул, улыбнулся. Потом медленным, плавным жестом обвел штилевой океан.
      - Мы уравняли шансы.
      - Да, - проговорил Брент, не отрываясь от бинокля. - Уравняли. Теперь Фудзита ударит по ним. Против "Йонаги" - авианосец, крейсер, десять эсминцев. Шансы равны.
      Уильямс издал негромкий смешок.