Уильямс показал на два перископа, установленных посередине рубки:
      - Вы находитесь, джентльмены, на главном командном посту лодки. Именно отсюда командир руководит торпедной атакой. - Он взглянул на Бернштейна и голосом гида продолжал: - Прямо под нами так называемый прочный корпус лодки, а вернее, рубка - нечто вроде его продолжения. У нас под ногами центральный пост, и командир может отдавать приказы прямо вот в этот люк.
      Аллен оглядел приборы, в продуманной тесноте заполнявшие маленький отсек:
      - Все как было, все как раньше... Видите, вот командирский перископ, это - пульт управления погружением и всплытием, а это глубиномер, тахометр, показывающий число оборотов гребного винта, панель управления двигателем, указатель скорости, телефон, гидролокатор, радар, штурвал. Глаза его увлажнились от волнения. - Господи, столько лет прошло, а здесь все как прежде...
      - Ну, не совсем... - сказал Уильямс. - Скоро получим новый ГАС и радар. Даже РЭБ у нас будет.
      - И с Женевой согласовано?
      - Все согласовано, сэр, все улажено.
      - Ну, раз об этом шла речь на переговорах, - заметил Бернштейн, - то русские узнают, каково истинное назначение "Блэкфина". А когда узнают, ТАСС, "Правда" и "Известия" раструбят об этом на весь мир. Это я вам гарантирую.
      - Вы не совсем правы, полковник, - ответил Уильямс. - ВМС США привели в порядок и поставили в строй еще шесть таких лодок - шесть музейных экспонатов. Спутники все уничтожены, самолетов АВАКС катастрофически не хватает, а флот не может без разведки. Эти динозавры вполне способны вести патрулирование и обходятся несравненно дешевле, чем ПЛАРБы, из которых каждый тянет на миллиард. Вот и договорились, что старые субмарины можно будет оборудовать новейшими гидролокаторами и радиопеленгаторами. Русские делают то же самое со своими "Виски" и "Зулусами". Баш на баш. - Он сверкнул белыми зубами. - Под этим соусом наш "Блэкфин" и проскочит. Русские ничего не заподозрят.
      Адмирал, пребывавший в приподнятом настроении, одобрительно хмыкнул, но Брента монолог Уильямса не убедил, да и Бернштейн, хоть и промолчал, был настроен явно скептически.
      Через люк четверо офицеров по вертикальному трапу стали спускаться в центральный пост, и запах, слабо угадывавшийся в рубке, здесь ударил Бренту в ноздри, заставив сморщиться. Смесь дизельного масла и человеческого пота - густой и малоприятный аромат, присущий всем дизель-электрическим лодкам. То ли еще будет, когда лодка выйдет в море, когда урежут суточный рацион воды, когда начнутся дальний поход и срочные погружения?!
      Сойдя с последней ступеньки, он оказался в отсеке, который был примерно вдвое больше ГКП. Помимо тех же приборов, что и наверху, здесь было еще больше панелей и пультов, а по верхней переборке шли, перекрещиваясь, трубы. Четверо матросов, склоненных над экранами, вытянулись при появлении офицеров.
      - Вольно! Продолжать, - сказал Аллен, и вахта вернулась к своим занятиям.
      Количество ярко надраенных переключателей, тумблеров, рычажков и рукояток ошеломило Брента. Если ГКП был мозгом "Блэкфина", то здесь билось его сердце. Он увидел пульты управления энергетической установкой, подачей топлива, ряды вольтметров, омметров, тахометров, рычагов, кранов, колес на кривошипах и почувствовал, что голова у него идет кругом. По сравнению с атомными ракетоносцами типа "Лафайетт", на которых он проходил мореходную практику, это был другой мир.
      Полковник Бернштейн испытывал, казалось, еще большую растерянность, разглядывая два больших колеса с рукоятками, установленных под рядами лампочек и манометров.
      - Это пост погружения и всплытия, - пришел ему на помощь Аллен. Офицер, отвечающий за эти операции, стоит там, где сейчас находитесь вы. Два этих штурвала управляют носовыми и кормовыми горизонтальными рулями. При погружении носовые рули преодолевают то, что мы называем "положительной плавучестью", и лодка уходит под воду. - Он взялся за лакированную деревянную ручку на штурвале. - Оператор по приборам следит за глубиной погружения и рулями удерживает лодку на нужной глубине.
      - Как в самолете, - заметил Бернштейн.
      - Вот именно: тот же принцип. - Аллен взялся за второй штурвал. - А рулевой-горизонтальщик на кормовых рулях следит за креном: его задача держать ровный киль. - Он показал на ряды лампочек. - А это индикаторы поступления забортной воды, видите - красные и зеленые. В наше время эта система называлась "рождественская елка", - добавил он с улыбкой.
      - Она и сейчас так называется, - сказал Уильямс и по знаку адмирала повел гостей дальше.
      Миновав склоненных над приборами матросов, они оказались перед гальюном, подобно которому Брент еще не видел. Задняя стена этой стальной каморки повторяла изгиб корпуса и была буквально усеяна россыпью кранов и вентилей. Заметив, как Бернштейн в недоумении широко раскрыл глаза, негр улыбнулся:
      - Да, у нас так. Повернете не то колесико - и дерьмо зальет и верхнюю переборку, и палубу, и все вокруг ярдов на десять.
      - Позвольте, а зачем здесь огнетушитель? - воскликнул Бернштейн, разглядывая висевший на переборке у гальюна красный цилиндр с обычным воронкоообразным наконечником и черными буквами "Двуокись углерода" на боку.
      - Видите ли, полковник, наш кок иногда готовит мексиканские блюда, а от них кое у кого, сами понимаете... - очень серьезно принялся объяснять Уильямс.
      Общий смех не дал ему договорить, Бернштейн, покраснев, растерянно оглянулся по сторонам и наконец тоже рассмеялся, хотя Брент не был уверен, что он оценил и понял смысл шутки.
      Шагнув через высокий комингс водонепроницаемой переборки, они оказались в коридоре, стены которого поблескивали нержавеющей сталью, а по обе стороны тянулись ряды задернутых портьерами дверей. На официальном языке этот осек назывался "жилым помещением офицерского состава".
      - Я не вижу аккумуляторных батарей, - не унимался любознательный Бернштейн.
      - Вы проходите над ними, - объяснил Уильямс. - Носовые батареи как раз в этом месте под палубой.
      - Если память мне не изменяет, сто двадцать шесть элементов на носу и столько же в кормовых батареях? - уточнил Аллен.
      - У вас отличная память, сэр, - кивнул Уильямс. - Шесть рядов по двадцати одному элементу в каждом. Ширина - двадцать один дюйм, длина пятнадцать, высота - сорок пять. Каждый весит тысячу шестьсот пятьдесят фунтов.
      - Однако! - присвистнул Бернштейн.
      - Да, полковник, - сказал Аллен. - Лодка - вещь увесистая.
      Уильямс, подойдя к двери, отдернул портьеру, и они вошли в кают-компанию - небольшое, футов десять на двенадцать, помещение с привинченным посередине столом, окруженным - ради экономии места - не стульями, а скамейками и встроенным в стальную стену над раковиной умывальника маленьким холодильником. Задернутый портьерой выход вел на камбуз. Над умывальником висели два шкафа, и на маленьком письменном столике лежало несколько экземпляров "Спорте Иллюстрейтед". На верхней переборке, как всегда расчерченной на сектора проводами, кабелями, трубами, висели динамик, бездействующий вентилятор и две лампы.
      Вытянувшись, их появления ожидали два офицера. Первый, среднего роста старший лейтенант лет тридцати, шагнул вперед. Его отливающие серебром белокурые волосы напомнили Бренту морской песок под утренним солнцем, сине-зеленые глаза смотрели умно и приветливо.
      - Старший механик Брукс Данлэп, - представился он и ответил на рукопожатие адмирала.
      Дошла очередь до Брента, и он, пожимая крепкую загрубелую ладонь механика, увидел, что рукав его робы вымазан маслом. Когда Данлэп улыбался, от углов рта и глаз по лицу, в которое навсегда, казалось, въелись копоть и сажа, разбегались длинные светлые морщинки, и становилось видно, что он старше, чем выглядит. Он весь пропах дизельным топливом, металлом и растворителем, и ногти у него были черные. Брент почему-то сразу почувствовал к нему доверие: весь вид этого человека говорил о том, что он настоящий мастер своего дела, привязанный к машинам и механизмам сильнее, чем к людям.
      Второму офицеру - длинному и гибкому, как хлыст, лейтенанту - было на вид чуть за двадцать. Сразу бросался в глаза длинный крючковатый нос, казавшийся еще больше на узком лице со впалыми щеками и острым подбородком. Пожимая ему руку - сильную, хоть и состоящую словно из одних костей, - Брент взглянул в его темно-карие живые глаза.
      - Лейтенант Чарли Каденбах, - произнес он высоким и тонким голосом. Штурман.
      По знаку адмирала все разместились за столом.
      - Скажите, джентльмены, - сказал он, окинув взглядом старожилов лодки, - есть ли у вас какое-либо представление о "Блэкфине"?
      За всех троих ответил старший помощник:
      - Мы все прошли курс переподготовки на "Файфере".
      - "Файфер" - того же класса? "Гато"?
      - Так точно. Прошли полный курс - и живучесть, и вооружение, и все прочее знаем назубок.
      - И в море выходили?
      - А как же! Все, кто сейчас на борту, участвовали в ходовых испытаниях.
      - Отлично, - с явным облегчением произнес адмирал.
      - Для нас большая честь, сэр, служить вместе с вами, - сказал Данлэп. Мы наслышаны о подвигах "Йонаги", который сражается за всех нас.
      Аллен в знак благодарности учтиво наклонил голову.
      - И про вас наслышаны, мистер Росс, - продолжал механик. - Знаем, что вас называют "янки-самурай".
      - Он и в футбол играет - залюбуешься, - чуть сощурясь, сказал Уильямс.
      Бренту почудилась тень насмешки в этих словах.
      - Играл, было дело. Многих защитников проутюжил: на заду, наверно, и сейчас еще видны отметины от моих бутсов, - сказал он, бросив взгляд прямо на чернокожего лейтенанта.
      Тот выпрямился так резко, словно его кольнули в шею.
      Аллен не дал ссоре разгореться:
      - Сколько у вас людей?
      Уильямс медленно, словно нехотя, перевел глаза с Брента на адмирала:
      - Тридцать два, сэр.
      - Ну и мы привезли сюда команду из тридцати одного опытного подводника. Правда, на лодках этого класса никто из них не плавал. Нужно еще человек десять - пятнадцать. И нас, офицеров, всего пятеро. - Он побарабанил по столу. - Еще бы четверых, самое малое.
      - Завтра прибудут десять добровольцев, отобранных для службы у нас. Среди них - трое офицеров.
      - Всего трое?
      - Да, сэр, к сожалению, всего трое.
      - Что ж, делать нечего. Но хоть опытные, по крайней мере?
      - Не знаю, сэр. ЦРУ сообщило мне только цифры.
      Аллен взглянул на старшего механика:
      - Ну, а в каком состоянии машинное отделение?
      - Мы, господин адмирал, четырежды проводили швартовные испытания. Машины - в полном порядке. - Данлэп для пущей выразительности сложил большой и указательный пальцы колечком. - Энергию нам пока подают с берега, вспомогательные механизмы - в рабочем режиме. Люди у меня отличные, но не хватает рук для обслуживания трех силовых установок.
      - Да-да, - нетерпеливо перебил адмирал. - Мы вам доставили двенадцать машинистов. - Он обернулся к Уильямсу. - Через недельку хотелось бы провести ходовые испытания.
      Тот в раздумье поскреб подбородок:
      - Постараемся, сэр... Вопрос в людях.
      - Судостроители вам помогали?
      - Не то слово, сэр! Четверо инженеров на всякий случай остались пока здесь. Живут в отеле. Двое из них - давно на пенсии, они когда-то конструировали и строили эту самую лодку. Бесценные люди! Настоящие профессионалы.
      - Славно. - Адмирал потер руки. - Ну-с, как с вооружением и боезапасом?
      - Торпеды и снаряды сложили пока в пакгауз в конце пирса, - ответил Каденбах. - Лодка сейчас без вооружения, если не считать пулеметов.
      - Славно, - повторил Аллен и глянул в сторону камбуза. - Ну, как грузили продовольствие, я видел.
      - Камбуз действует, сэр, - сказал Уильямс и сейчас же спохватился: Виноват, я вам ничего не предложил! Может быть, кто-нибудь хочет сэндвич? Кофе, джентльмены? - Он указал на шкаф. - Чего-нибудь покрепче? К примеру, хайболл? [виски с содовой и льдом]
      - У вас есть спиртное? - со зловещими огоньками в глазах спросил адмирал.
      - Ну да. Конечно, - Уильямс явно не понимал, чем вызвана такая перемена тона.
      - Вылить за борт! Все! Немедленно!
      - Пабло! - позвал Уильямс. - Пабло Фортуно!
      Раздвижная дверь на камбуз отъехала в сторону, и в кают-компании появился приземистый смуглый человек с широкими приплюснутыми ноздрями и толстыми вывороченными губами, выдававшими в нем уроженца южнотихоокеанских островов. Волосы у него были черными, как тушь, лицо побито оспой, а над ремнем белых брюк нависало, как у большинства коков, солидное брюхо. На лице у него застыло тревожно-смущенное выражение, а руки он заламывал не хуже домохозяйки, которую муж уличает в неверности. Было ясно, что он подслушивал под дверью.
      - Весь запас спиртного - за борт! - сказал Уильямс.
      - Все до последней капли, - добавил Аллен. - Если я найду хоть каплю пойдете под трибунал.
      - Есть, сэр!
      Фортуно отпер шкаф и со звоном сгреб в охапку полдюжины бутылок. Брент заметил среди них "Джонни Уолкера" с черной этикеткой и невольно сглотнул слюну. Кок сложил бутылки в сумку и вышел.
      - Отныне и впредь на "Блэкфине", находится ли лодка в порту или в море, я устанавливаю "сухой закон". - Аллен быстрыми резкими движениями перемещал глаза с одного офицера на другого. - Ясно?
      - Есть, ясно, господин адмирал! - в один голос ответили они.
      Брент был удивлен: адмирал Аллен открывался ему с неожиданной стороны.
      Пальцы адмирала принялись чертить по столу замысловатый узор: гнев его улетучился так же стремительно, как и возник.
      - Теперь к делу. Послезавтра, во вторник, в десять утра лейтенант Брент Росс, полковник Ирвинг Бернштейн и я должны быть в ООН, где нам предстоит встреча с представителями некоторых ближневосточных организаций. - Пальцы замерли и сжались в кулак. - Лейтенант Уильямс, вы - старший офицер. Обдумайте и изложите, как и с чего именно целесообразней начать обучение новичков. Завтра в восемь ноль-ноль надо приступать. Будем тренировать "погружение - всплытие", пока не доведем их действия до полного автоматизма. - Он пристукнул по столу для пущей выразительности. - Чтобы ночью разбуди - знали, что крутить и в какую сторону. Может быть, через неделю удастся попробовать первый выход.
      - Есть, сэр, - сказал Уильямс, радуясь, что гроза миновала.
      - Вопросы?
      Наступила тишина, нарушаемая только жужжанием вентилятора над головой.
      Бернштейн, кивнув на целую мозаику разноцветных флажков на переборке за спиной Данлэпа, спросил:
      - Что это за выставка?
      - Это? Это вклад "Блэкфина" в победу над врагом во Второй мировой. Тридцать восемь потопленных транспортов. А эти кормовые флаги означают, что лодка пустила на дно пять боевых кораблей.
      - А что это за мультдельфинчик, пускающий из-под плавника торпеду?
      - То поколение выросло на Диснее, - улыбнулся Данлэп. - Эмблема нашего корабля.
      - Паровоз... Кран... Грузовики... Звездочки... - не унимался полковник. - Объясните, пожалуйста. И еще вот этот флаг и этот вымпел - вон там, наверху.
      - Восемь звездочек означают, что лодка восемь раз выходила в боевое патрулирование. Сине-красно-желтый вымпел дается тем кораблям, которые удостоились благодарности президента. Флажками с белой серединой отмечены поврежденные, но оставшиеся на плаву суда. Ну, а паровоз, кран и грузовики лодка уничтожила, когда ворвалась в гавань Минами-Дайто и обстреляла город.
      - Господи Боже, - сказал израильтянин. - "Обстреляла город". Так. Ну, а это что такое? Вроде бы французский флаг?
      - Совершенно верно. Французский. "Блэкфин" потопил вишистский эсминец недалеко от берегов Индокитая.
      - Вы все помните, хоть и не воевали.
      Данлэп и Уильямс рассмеялись.
      - "Блэкфин" воевал.
      - Историческое судно, - без улыбки сказал Бернштейн.
      Уильямс кивнул в знак согласия:
      - "Блэкфин" был спущен на воду в ноябре сорок первого года - вовремя подгадал, правда? Патрулировал в Японском море. Общий тоннаж потопленных судов - сто пятьдесят тысяч тонн. Благодарность президента была вынесена за рейд на Митами-Дайтио. В сорок седьмом лодку исключили из боевого состава флота и определили в резервную группу, базировавшуюся в Нью-Лондоне. - Он улыбнулся. - Однако пришел пятьдесят первый год, принес с собой корейскую войну, и наша красавица, хоть и была уже не первой свежести, опять стала нарасхват. Высаживала "коммандос" в тылу у северокорейцев. В пятьдесят четвертом опять списали в резерв, а в шестидесятом ее перевели в Сиэтл и превратили в учебное судно резерва ВМС. Ну, а потом ее решено было отправить на переплавку.
      - Не может быть! - воскликнул Бернштейн.
      - Да-да. Решили, что старушка никуда уже не годится, и прямая дорога ей - под автоген, а потом - в печь, а потом из гордости нашего флота понаделали бы шпилек и бритвенных лезвий.
      - Но до этого не дошло?
      - К счастью, вступились старые подводники, скинулись, помогла Лига ветеранов ВМС, лодку выкупили и отправили на вечную стоянку в нью-йоркскую гавань. "Блэкфин" стал мемориалом.
      - Вот это карьера! - сказал Бернштейн, поглаживая бородку.
      - Да, джентльмены, мы с вами служим на славном боевом корабле и должны быть достойны его, - с неожиданным пафосом произнес адмирал.
      - Верно! Верно! - вскричали все хором, а Брент подумал: "Фудзита номер два".
      - Тут у нас возникает одна сложность, господин адмирал, - помявшись, сказал Уильямс. - Офицерские каюты, не готовы и еще несколько дней для житья годиться не будут: проводку меняем и всякое такое... - Он показал на своих офицеров. - Мы со штурманом и механиком ночуем в старшинском кубрике.
      - Нам заказали номера в гостинице неподалеку, - сказал Аллен. "Оукмонт".
      Трое старожилов многозначительно переглянулись, а потом механик осторожно сказал:
      - Виноват, сэр, но хочу предупредить: это далеко не "Уолдорф-Астория".
      - Знаю. Но она близко, а прочее неважно. - Задумчиво подергав себя за ухо, адмирал повернулся к Уильямсу: - Как командир, я бы предпочел остаться на борту. Вы бы не согласились со мной поменяться?
      - Но, сэр... старшинский кубрик... сами понимаете, это не очень удобное место...
      - Мистер Уильямс, - прервал его Аллен. - Я вас прошу со мной поменяться.
      - Есть поменяться, - уступил тот. - Пойду соберу свое барахло.
      - Вот и отлично. С этим покончено. Теперь, джентльмены, совершим небольшую экскурсию. - Он обвел глазами старшего помощника, штурмана и механика. - Осмотрим все - от перископа до днища.
      - Есть, сэр! - все трое поднялись.
      Во главе с Уильямсом они двинулись к носовому торпедному отсеку. Люки всех шести торпедных аппаратов, сгруппированных по три, были открыты, и видно было их поблескивающее полированным металлом нутро диаметром двадцать один дюйм, над которым росли настоящие джунгли проводов, клапанов, рычагов, пружин, тумблеров, регуляторов и стоперов. Трое матросов-торпедистов, надраивавших нержавеющую сталь молдингов, оторвались от своего занятия и стали "смирно".
      - Вольно! Продолжать! - скомандовал Аллен, и матросы, заметно смущаясь присутствием начальства, снова взялись за дело.
      Адмирал показал Бернштейну на стальные ролики, шедшие вдоль зарядных желобов под стеллажами, приваренными к обоим бортам лодки.
      - Вот здесь они, торпеды, и хранятся, а в аппараты их заряжают вручную с помощью этих роликов, а потом досылают прибойниками.
      Полковник долго разглядывал аппараты:
      - И как же происходит залп?
      Аллен кивнул Уильямсу, и тот показал на укрепленный между двумя стеллажами пульт с шестью стеклянными окошечками и шестью тумблерами:
      - Управление стрельбой идет с командного поста. Видите, это пульт управления пуском. Точно такой же - на КП. Если электрическая цепь разомкнута - а это иногда случается - торпедист производит пуск вручную, отжимая вот этот соленоид и открывая вот эти клапаны - они так и называются: "боевые клапаны системы стрельбы".
      Аллен покивал:
      - На "Гроупере", где я плавал, было немного не так.
      - Разумеется, сэр. В пятьдесят первом на нашей лодке установили новые цепи управления огнем. Вы сами знаете: нет двух одинаковых кораблей.
      - Верно, верно, - сказал Аллен и повернулся к механику: - Ну, показывайте ваши владения, мистер Данлэп.
      - Есть, сэр, - Данлэп направился в корму, а трое торпедистов вздохнули с облегчением.
      Следом за механиком через водонепроницаемые двери они вернулись в центральный пост, а оттуда прошли в пост энергетики, где при их появлении члены экипажа, склоненные над приборами и панелями, вытянулись. Марк Аллен улыбался, приветственно кивал, повторяя: "Вольно, вольно, продолжать".
      Уильямс, став посередине отсека, указал на приборную панель не меньше восьми футов длиной:
      - Пульт управления. А это два машинных телеграфа для, так сказать, выносного, дистанционного управления двигателями.
      Снова водонепроницаемая переборка - и они прошли через радиорубку и камбуз, который по размерам был не больше стенного шкафа: там хлопотал над сандвичами и кофе Пабло Фортуно. Брент Росс в очередной раз удивился тому, как продуманно все размещено здесь: ни один квадратный дюйм площади не пропадает впустую. Они миновали матросский кубрик с подвесными койками, убранными и пристегнутыми к стенам, так что центр отсека оставался свободным, и вошли в носовое машинное отделение. Два огромных двигателя "Фэрбенкс-Морзе" оставляли узкий проход посередине, на покрытом листами гофрированной стали полу лежали инструменты, и четверо машинистов возились над шестнадцатицилиндровым двигателем. Процедура "смирно! - вольно! продолжать" повторилась.
      - ПЛАРБ по сравнению с этим - просто стадион, - пробормотал Брент.
      Брукс Данлэп показал в сторону кормы:
      - Каждый из двигателей подключен к генератору, по правому и левому борту одинаковые установки, а там, на носу, - видите решетчатый люк? один из дополнительных дизелей, подключенных к еще одному генератору, он у вас под ногами, - механик притопнул подошвой. - Под правым двигателем стоят два компрессорных опреснителя. Да, мистер Росс, по комфорту нам за "Лафайеттами" не угнаться: душ - не чаще раза в неделю. Так что скажите спасибо, если ваша вахта на мостике совпадет с хорошим ливнем.
      - А там что? - осведомился Бернштейн, показывая на корму.
      - Кормовое машинное отделение и кормовой торпедный отсек. Прошу за мной.
      - Нет. Пока прервем нашу экскурсию, - сказал адмирал. - Полковник Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, - обратился он к негру, - я задержу еще на пять минут.
      - Есть, сэр.
      Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.
      Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда, а Бернштейн тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал номер Дэйл, и она сняла трубку в ту же минуту.
      - О Брент, как приятно слышать твой голос.
      - А мне - твой, - сказал он и принялся объяснять, что уже прибыл к новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл имеет к его назначению на "Блэкфин" самое прямое отношение.
      - Да я знаю, знаю! Я ждала твоего звонка. Скажи лучше, когда мы увидимся.
      - Мы "без берега".
      - Вот, тебе на!
      - Поселили нас в "Оукмонте".
      - В этом клоповнике?
      - Твое ЦРУ расщедрилось.
      - Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать, отель. Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.
      - Мне это ни о чем не говорит.
      - На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы. Так что ты уже на "берегу". Почему же мы не можем увидеться?
      От звука ее голоса, от мысли, что она сейчас одна, Брента опахнуло жаром, и он ощутил такое знакомое желание, но стиснул зубы и покачал головой, словно Дэйл могла это видеть:
      - Извини, Дэйл... Это было бы непорядочно по отношению ко всем детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе. Я не чувствую себя вправе...
      - Я - сотрудник ЦРУ!
      - Знаю. И тем не менее...
      - Но как же нам тогда встретиться? - с печалью и тревогой спросила она.
      - Не знаю, - изменившимся от досады голосом сказал Брент. Он на мгновение задумался: - Завтра стою вахту, а в четверг мы должны быть в ООН.
      - В четверг? Черт, в четверг я - в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?
      - Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.
      - Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?
      - Не знаю, Дэйл, - он саданул кулаком по монетоприемнику. - В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?
      - Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем...
      Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.
      - В "холодильник"?
      Она рассмеялась.
      - Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, - сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, - ходят слухи, что твой друг Кеннет - тоже здесь.
      Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:
      - Розенкранц? - Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.
      - Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.
      - Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.
      - Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? - Брент молчал. - Про Хомейни? Стало известно - опять же, это слухи, - будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и "Йонаги".
      - Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..
      - Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.
      - Чушь какая-то.
      - Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы - тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.
      - Да нет, я говорю "чушь" потому, что Розенкранц - летчик, истребитель, убийца... Из него дипломат - как из меня балерина.
      - Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.
      Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.
      - Эй! Алло! Ты здесь?
      - Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.
      - В пятницу вечером, Брент.
      - Если не будет складываться, я позвоню.
      - Сделай так, чтобы сложилось.
      - Сделаю. Постараюсь. - Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. - Мне пора идти.
      - Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.
      - А я - о тебе.
      - В пятницу.
      - В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН - туда же.
      Они одновременно и неохотно повесили трубки.
      Отель "Оукмонт", судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра, плотника, паркетчика и - как Брент убедился чуть позже - водопроводчика. Семнадцатиэтажное здание было сложено из необожженного кирпича и так просело, что засохшая полоска раствора между рядами кладки представляла собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.
      - О Господи! - сказал Брент, входя в обшарпанный холл. - Какая седая старина! Не удивлюсь, когда выяснится, что здесь останавливался Джордж Вашингтон.
      - Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, - фыркнул Уильямс.
      Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два из которых были заняты крепко спавшими личностями весьма подозрительного вида. К вытянутой ноге одной личности была привязана тележка из супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.
      - У нас такого нет, - сказал потрясенный Бернштейн.
      - Неустанно твердим самим себе и всему миру: "Мы - богатейшая страна", а таких бродяг - тысячи в одном Нью-Йорке, - с горечью сказал Уильямс, направляясь к стойке портье. - Никакой сегрегации, - саркастически добавил он, заметив, что один из спящих оборванцев - негр.
      Стали искать ночного портье, и Брент наконец обнаружил его за допотопным коммутатором - он рассматривал замусоленный номер иллюстрированного журнала и потягивал вино. Бутылка дешевого бургундского стояла перед ним на столе. Уильямс хлопнул ладонью по стойке, и портье плешивый и истощенный старик, заменивший, похоже, все нужные организму питательные вещества одной винной глюкозой, - поднял голову, вскочил и с заискивающей улыбкой поспешил на зов. У него было нездорово бледное, словно измятое, лицо в морщинах, воспаленные белки глаз в кровяных прожилках, сутулая спина.
      - Добрый вечер, джентльмены, - дохнув густым винным перегаром, сипло произнес он с неожиданно интеллигентной интонацией. - Вы решили почтить наш отель своим вниманием?
      - Да. Решили почтить. У нас заказаны три номера на фамилию "Аллен".
      Портье принялся водить пальцем по строчкам регистрационной книги:
      - Вот, нашел! Для мистера Марка Аллена... Вот... "Профайл Боут Уоркс" забронировало два номера.
      - Три, - сказал Уильямс.
      Старик испуганно поглядел на него:
      - Заказаны один двухместный номер и один одноместный рядом, - голос его дрожал. - Простите, сэр. Больше свободных мест у нас нет. Еще раз простите. Мне очень, очень жаль, что вышло такое недоразумение.
      Уильямс взглянул на Брента:
      - Что ж, делать нечего: полковник, как старший по званию, займет одиночный, а тебе уж придется терпеть мое общество. Согласен?
      Бернштейн и Брент кивнули, подхватили свои ранцы и следом за Уильямсом направились к лифту, выглядевшему точь-в-точь как клетка для канарейки футов шести ростом.
      - "Свободных мест нет", - передразнил израильтянин.