- Хорошо, - говорю я. - Только, пожалуйста, ближе к теме, к битве за Ленинград.
- В августе - сентябре сорок первого года фашистские полчища приблизились к Ленинграду. Перед ними лежала плоская как стол равнина. Ни горных хребтов, ни даже сколько-нибудь значительных высот, ни больших рек... Перед ними почти нет регулярных частей Красной Армии. На их пути дивизии наскоро обученных и снаряженных добровольцев и бригады сошедших на берег моряков...
Я слушал не перебивая. Мне досадно, что сидящие там, за столами, не слушают ответ своего товарища, а заняты посторонним делом... "Почему посторонним? - одергиваю я себя мысленно. - Они заняты своим делом, готовят ответы на вопросы... Нет, воистину я становлюсь стар и ворчлив".
- Путь на Ленинград открыт. В этом нет сомнения ни у фашистских заправил, ни у генералов, ни у рядовых солдат. Но вдруг происходит невероятное. Бронированная громада отборных частей вермахта задержана ополченцами и моряками восточнее Кингисеппа, на реке Воронке. Маленькая речка - метров двадцать шириной. Пустяковой казалась фашистам эта задержка. Ну день, два, неделя... Ну месяц, как на Днепре, под Смоленском. История знает теперь, что тогда на этой маленькой речке фашистская армия была впервые за всю вторую мировую войну остановлена навсегда. Позднее их остановят под Москвой, под Сталинградом, в горах Кавказа... Но это будет потом. Впервые их остановили здесь - на берегу Воронки, под Урицком и Пулковом, у стен Ижорского завода, на Неве - рабочие, моряки и студенты.
Я взволнован и восхищен ответом. Тут я замечаю, что девицы перестали черкать на своих бумажках и усиленно шушукаются. Нашли время! Я делаю им замечание:
- Нельзя ли потише?
- Извините.
- Извините, Александр Семенович!
- Исчерпывающее объяснение случившемуся, - продолжает студент, заключено в слове ЛЕНИНГРАД! В этом имени слилось многое. Нестареющая с годами душа революции. Громадный промышленный и научный потенциал. Высокий дух интернационализма, предельная ненависть к фашистам. Здесь на пути врага встали не горы особой высоты, а люди высокого духа.
Я потрясен ответом юноши. Какой подарок! Я уже не вижу ни его длинных волос, ни его застиранных джинсов. Просто здорово! Интересно: откуда он все это вычитал?!
- Отлично, - говорю я. - Отлично. Скажите, пожалуйста, по каким материалам вы готовились?
- Как по каким? - удивленно вскидывает глаза паренек. - По конспектам ваших лекций, Александр Семенович. Только у вас в лекциях все это длинно очень. Не в современных ритмах... Я - покороче, по делу...
Паренек осекся и замолчал, с тревогой глядя на меня. Я не успеваю сказать ничего в ответ. Все три девицы вскакивают с мест и направляются ко мне. Вслед за ними поднимается и второй студент.
В руках студентки, которая идет первой, большой букет цветов.
- Вот, - говорит она, протягивая мне цветы.
Потом все заговорили сразу:
- Это вам, Александр Семенович!
- Это от всей группы... Мы хотели после экзаменов...
- Но вот посоветовались и решили сейчас.
- Сегодня ведь двадцать второе июня. Ну и раз сейчас зашел такой разговор...
Я не знаю, что сказать, и бормочу:
- Спасибо... Спасибо... Как же это так - до окончания экзамена... Да и вообще, зачем же?..
Четверо садятся на свои места. Тот, что отвечал, протягивает зачетку. Я ставлю ему "отлично".
- Кто следующий? - спрашиваю я.
К столу подходит девушка, только что преподносившая мне цветы. "Какая красивая", - думаю я. Вспоминаются слова классика: "Трагедия старости не в том, что чувствуешь себя старым, а в том, что чувствуешь себя молодым". Хорошо сказано, хотя слишком уж сильно. До такой "трагедии" пусть доживают все. Пусть никогда не повторится то, что произошло с моими сверстниками, ушедшими из жизни такими молодыми...
Красивая студентка что-то говорит, настороженно поглядывая на меня из-под век, выкрашенных в ярко-синий цвет. Она сейчас, наверное, как и мы тогда, в сорок первом, думает, что ничего страшнее этого экзамена ей в жизни не предстоит. Дай ей бог, конечно... А вот нас тогда поджидал такой экзамен, такой страшный экзамен... Теперь хорошо известно, как мы его выдержали. Двести десять ребят только с нашего курса пошли в ополчение. В живых нас осталось меньше двадцати.
Разведчица-радистка Женя Дымогарова попала в руки к фашистам под Сиверской. Истерзанная полицаями, стояла она перед следователем абвера. Ни посулы, ни угрозы новых пыток не сломили ее. Она умерла, не проронив ни слова, не выдав никого из своих товарищей...
Пулеметчик Миша Сипенко погиб под Лугой. Рядовой Миша Адамович - под Кингисеппом, политбоец доцент Родин - под Пулковом, минометчик доцент Муратов - на Невской Дубровке. А наш истфаковец, студент Вячеслав Васильковский, одним из самых первых на советско-германском фронте закрыл своим телом амбразуру вражеского дота. Он стал посмертно Героем Советского Союза... Нет, что ни говорите, хорошие у нас были ребята! И озорные, и веселые. И само собой, очень разные. Но когда настал час испытания... Впрочем, об этом вы, мои уважаемые читатели, уже прочитали и в этой книжке, да и во многих других тоже.