Е. Аквилонов
О невозможности предоставления полноправия русским гражданам из иудейского народа.
Об имени «иудеи». – Их происхождение. – «Избранный народ» не «лучший». – Библейская характеристика иудеев. – Их положение в Римской империи, в средне– и нововековой Европе. – Вольтер, Ренан, Наполеон об иудеях. – Иудеи в России. – Их посольство к кн. Владимиру. – Неосновательность религиозного высокомерия иудеев. – Христос – не «иудей». – Талмуд о Христе и христианах. – Ученые иудеи. – Вера и национальность в иудействе. – Ибрагим и Шмуль. – Отношение иудеев к гражданским обязанностям. – Отзыв Достоевского. – О вреде для России от полноправия иудеев – Лучшее решение вопроса.
В тщетном старании припомнить имя слепца Квазимодо, один из героев гениального В. Гюго, капитан Феб, знает только одно, что «имя у него какое-то странное: не то страстная пятница, или вербное воскресенье, не то заговенье, одним словом, название какого-то праздничного дня, когда полагается звонить во все колокола»[1]. Я нахожусь в совершенно обратном положении: имя того народа, который следует Моисееву закону, начертано в моей памяти неизгладимыми буквами; как нельзя более точно обозначается им самый народ, но вот беда: теперь принято говорить о «семитах», об «евреях», или если угодно, об «израильтянах», только не об «иудеях» или, по искони установившемуся у русских произношению, не о «жидах». Феб не мог назвать имени слепого звонаря по запамятованию; я же, хотя и в твердой памяти, затрудняюсь говорить о жидах, чтобы не прослыть «старовером». Не с «провокаторской» целью делаю настоящую оговорку, а в интересах взятой темы. Ведь, надо ж знать, о ком речь, и не называть вещи не принадлежащими им именами. В самом деле, рассуждая, например, о поляках, никто не станет заменять точного этнографического определения другим, более общим, – славянами, так как польская народность относится к славянам в качестве вида к роду. Почему же, не допускаемое в одном случае, исключение должно быть сделано в другом? Оно тем не менее допустимо, чем более с неточным названием предмета, как это само собою понятно, не может не привнестись только вредной путаницы в такое дело, развязаться с которым едва ли под силу нашим, хотя бы и «лучшим», людям. Одно из двух: или имеет в виду неотразимый для всех факт – существующих иудеев, со всеми типическими особенностями, свойственными этому народу, и, сообразно с ними, рассуждать об его правах в Российской Империи; или же, в погоне за каким-то бонтоном, иметь дело с бесплотным призраком, потому что израильтяне и евреи, в смысле определенного народа, представляют собой теперь один только этнологический фантом: некогда были, а ныне нет их: fuissent!
Да и в самом деле: кто и что такое «семит»? На это не так-то просто ответить. Назад тому сто лет наука воображала, что располагает солидными данными для искомого ответа: семиты – это сыны Сима. Теперь она отвечает более сдержанно. Одно время решающим критерием считался язык, – опять ошибочно. Хотя понятие «семит» такое, без которого обойтись нельзя, потому что им обозначается многосторонний комплекс исторических явлений в их взаимной связи, однако, ему не достает строго очерченной пограничной линии, а на периферии такое этнографическое представление сливается с другими. В конце концов, семит, в смысле расы, как и ариец, походит на те разменные денежные знаки, обойтись без которых невозможно, но за то нужно и остерегаться, чтоб не принять их за чистую монету.
Раса – не первоначальный феномен, а имеет свое особое происхождение. Если бы мы захотели спросить иудея: «кто ты?», то должны прежде всего исследовать: не лежит ли в основе этой ярко выраженной индивидуальности некоторая примесь чужеземной крови, и, далее, как дифференцировалась эта, таким образом, происшедшая, своеобразная природа? Что перешло из священных иудейских книг в христианскую религию, то родилось не от дряхлого иудейства, но отчасти от более экспансивного и одаренного, особенно в юношеском периоде, более смелым воображением «израильского» народа, частью же, в период зрелости, от еще не вполне обособившегося от израиля и высокомерно еще не превознесшегося над другими нациями иудея. Тот иудей, которого мы теперь так хорошо знаем, лишь мало-помалу вырастал на своей национальной почве, в продолжение своей многовековой и беспримерно-исключительной истории. Ни праотец Иаков, ни царь Соломон, ни пророк Исайя не признали бы, например, в раввине Акибе своего правнука, не говоря уже о других потомках.
В настоящей статье не хватит места для подробностей иудейской антропогении, за которыми отсылаю читателя к специальным сочинениям таких первоклассных ученых, как Штаде[2], Велльхаузен [3], Масперо [4], Ренан [5], Смоккер [6] и мн. др. Наука доискалась теперь до амморейско-хеттейской крови, текущей в иудейских жилах, и, даже, для столь типического «Judennase» окончились дни его печального сиротства. По тщательной диагностике Лушана [7], «иудеи произошли, во-первых, из подлинных семитов, во-вторых, от арийских аммореев, а, в-третьих, и главным образом – из потомков древних хеттеев, не говоря уже о других примешениях». Так, в сопутствии и под влиянием многоразличных обстоятельств, родился на свет тот «типический иудей, который, особенно после вавилонского плена, не интересовался ни политикой, ни литературой, ни философией, ни искусством. Он знал только одну библию, чтением которой исчерпывался весь его духовный интерес», как об этом свидетельствует не кто иной, как почтенный иудейский ученый Монтефиоре [8]. Твердо помня только одно, что они – «избранный народ», которому должны послужить все другие народы, иудеи сильно развили в себе узкий религиозный эгоизм, украшенный пышными цветами самого крайнего фанатизма и высокомерия.
Обыкновенно говорят, что история повторяется. Нет, она не повторяется. По крайней мере, «иудей» – это совершенно своеобразное явление, не допускающее никакой подходящей аналогии. Но без известных исторических условий он вышел бы не таким, каким его мы знаем. Особое этнологическое смешение, которому обязан он своим бытием, и последующая история сами по себе еще не произвели бы аномального явления – иудейства, если б этому не содействовали никоторые исключительные обстоятельства. Эти последние легко перечислить: их только пять, и они соприкасаются между собою подобно зубчатым колесам часового механизма: 1) национальная обособленность; 2) вековой, после падения израильского царства, период образования характерных особенностей; 3) разрыв исторических местных преданий, благодаря вавилонскому плену; 4) возвращение к ним со стороны родившихся в плену поколений и 5) политическая зависимость, в которой находились с той поры иудеи. В связи с этнологическими особенностями, перечисленные обстоятельства увековечили их, и с той поры, можно сказать, пошел гулять по 6елу свету неспокойный Картафил, в св. крещении Иосиф, он же и Агасвер, или, проще, «вечный жид». Его душа, его думы и вожделения – чисто – иудейские и в судьбе его символически изображаются необыкновенные судьбы родного ему народа.
По освященному веками преданию об иудеях принято говорить, как только об «избранном народе». Против этого возражать нечего: – взгляд библейский. Но другое дело – о причинах избрания их. Обыкновенно думают, что Иегова в Своем избрании руководился несравненным духовным «превосходством» этого народа пред всеми земными племенами. Поставленный тезис особенно приятен сердцу самих избранников и заботливо проводится ими, а, с их голоса, и другими в науку, в религиозную и мирскую жизнь. Вот уже в продолжение долгих веков он гипнотически действует на религиозное и политическое самосознание особенно христианских народов, понижая его подчас до нуля. Не позволительно ли, однако, думать наоборот, что избрание Божие простерлось на этот народ потому, именно, что он еще в отдаленном прошлом содержал в себе те отрицательные качества, которые вполне созрели только ко времени послевавилонского плена и, особенно, во дни земной жизни Спасителя, и что без особого водительства Божия «избранный народ» окончательно погиб бы в своих закоренелых грехах?
Пусть не указывают на видимую парадоксальность этих строк. Если угодно, ведь и все домостроительство человеческого спасения, по суду естественной мысли, – чистейший парадокс, блестяще формулированный еще Тертуллианом: Natus est Dei Filius, non pudet, quia pudendum est; et mortuus est Dei Filius, prorsus credibile est, quia ineptum est; et sepultus resurrexit, certum est, quia impossibile[9], в свою очередь чуть не на два века предваренный апостольскими словами: «понеже в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога, благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих» [10]. В устроении человеческого спасения Господь поступал весьма «экономно», подобно тому, как добрый домоправитель старается с наименьшими средствами достигнуть наилучших целей, почему и избрал Себе «особый» народ в проявление Своей, «в немощи совершающейся, силы» [11]. Не надо только забывать при этом об одном, что речь идет о народе, а не об отдельных лицах: между тем и последними – большое различие, ясно засвидетельствованное Самим Господом. Авраам – отец верующих, а в его плотских потомках Спаситель видит чад «диавола» [12]; Моисей пророчествовал о Месии, а последователи богоданного закона не веровали своему пророку [13]. Что делать? История гладка, ведь, только на бумаге, а в действительной жизни переполнена всякими злоключениями, обильно выпадающими особенно на долю великих деятелей.
Так и в истории избранного народа. Вот, самоотверженный вождь спасенных от египетского рабства в благодарность ожидает себе побиения камнями[14]. В другой раз к такой же смерти приговорило «все общество» не только Моисея, но и брата его Аарона [15]. Такая же казнь ожидала потом и Давида [16], и это не удивительно со стороны «буйного» и «жестоковыйного» народа. Для Моисея же он был настолько «тяжел», что, даже, смерть представлялась ему более легкой участью [17]. В высокой степени характерно выражается на этот счет пр. Исайя: «вем», говорит он народу от Лица Божия, «яко жесток еси, и жила железна выя твоя, и чело твое медяно» [18]. По словам того же пророка, «Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас своими» [19]. У пр. Иеремии отмечено, что «каждый из них предан корысти» [20], усилившейся, по словам другого пророка [21], до «обкрадывания», даже, Самого Иеговы. Иезекииль не находит слов для бичевания «дщери Иepyсалимской» и называет ее «развратною» более, нежели «Самария и Содома» [22], а пр. Варух готов оплакивать ту «несчастную землю, которая приняла сыновей» вероломного народа [23]. Как бы подводя итог всему прошлому своих соотчичей, «сеявших ветер», пр. Осия предрек им страшную «жатву бури» [24]. «Жестоковыйные люди с необрезанным сердцем и ушами! Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы», говорит в заключение своей предсмертной речи первомученик Стефан. «Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы» [25]. Для совершения неслыханного и величайшего преступления, каким является Христово распятие, в целом свете не нашлось ни одного еще другого, кроме «избранного», народа. Неужели же потому, что он «лучший» из всех? Чтоб согласиться с этим, нужно наперед затмить свой ум и погасить всякую совесть! Не вернее ли и не пора ли отказаться от унаследованных на этот счет предрассудков и, признавая только относительную ценность исполненной «избранниками» религиозной миссии, указать им подобающее место среди других «грешных» народов?
Но пока еще не получено ответа на вопрос: «кто ты?» – преждевременно отводить иудею такое место.
Человек познается в делах своих, из которых составляется история, где прошлым обуславливается будущее. Библейское прошлое иудеев слишком удалено от нас, и его назидания представляются, по крайней мере некоторым, устаревшими. Пусть будет так! Обратимся к иудейской истории в новозаветном ее периоде, и чтоб не разрывать колец в сомкнутой цепи минувших деяний, начнем с положения иудеев в Римской Империи. Подобно магнитной стрелке, при всяких колебаниях непременно обращающейся к северу, иудеи остались верны себе, не смотря ни на какие злоключения. Рассеянные по всей империи, они не замедлили приложить врожденные им таланты к различным, особенно коммерческим предприятиям и освободить себя от более тяжких повинностей, например, от военной службы[26]. В «вечном городе» иудеи населили отведенный специально для них четырнадцатый квартал, где и размножались с необыкновенной быстротой. Строгие «ревнители отеческих преданий», они цепко держались последних и на чужбине, представляя из себя status in statu, с неизменной готовностью к мятежам и восстаниям при первой возможности. Поистине, что-то невероятное приходится слышать от одного римского историка [27] о восстании иудеев в Кирене, где они, под предводительством некоего Андрея начали истреблять все, носившее греческое или римское имя. «Они ели тела убитых, опоясывались их кишками, окроплялись их кровью и обтягивались их кожею». Во время этого восстания погибло 220.000 человек. «В Египте и Кипре свирепствовали не меньшие жестокости, и здесь нашли свою смерть 240.000 жертв». По словам ц. историка Евсевия, мятежники действовали «как бы по наущению какого-то демона» [28]. Не мудрено, что иудейство и государственная измена, с точки зрения римлян, были синонимическими понятиями. [29] Необузданные в тревожное время, иудеи были несносны для римской власти, даже, и в самое тихое. По крайней мере, до нас сохранилась одна замечательная речь анонимного проконсула, с которой он обратился к иудейской депутации насчет «шабаша» [30]. «Когда б напало на вас неприятельское войско», так говорил оратор, «или разлилось бы наводнение, иль бушевал бы ураган, произошло бы землетрясение и т. п. физическая катастрофа, – решились ли б вы, даже, и в таком случае проводить свои субботы в обычном безделии? Наверно, нет! Вы бросили б все свои причуды и напрягли бы последние силы к спасению себя самих, своих детей и жен и к сбережению своего имущества. Так слушайте ж, что я скажу вам. Я для вас – война, наводнение, чума, землетрясение и все подобное в этом роде; одним словом, я для вас – злой рок и заставлю вас поступать по моей воле и оставить свои обычаи»!
Преувеличенное представление иудеев об их национальном первородстве сталкивалось с крайним презрением победителей к побежденным. Для этих париев, происшедших, – так думали римляне, – от прокаженных египтян[31], не могло быть другого имени, кроме despectissima pars servientium, teterrima gens, по выражению Тацита [32]. «Для обеспечения за собой власти над народом на будущее время», пишет римский историк, «Моисей дал ему противные всякой человеческой нравственности обычаи. Что у нас преступно, то у них свято, и, наоборот, позволительно то, что в нас возбуждает отвращение». Недаром, даже, стоически выносливый Марк Аврелий, при взгляде на подданных Моисеева закона, патетически воскликнул: «о, маркоманы! о, квады! о, сарматы! Наконец-то я нашел людей, еще худших по сравнение с вами [33]! Презрение римлян к иудеям разгоралось тем сильнее, чем поразительнее бросался им в глаза контраст между их претензиями, с одной стороны, и политическим порабощением с другой. Они провозглашали себя избранным, единственным, угодным Богу, народом, в будущем имеющим владычествовать над всем миром, и, однако, над ними тяготел неумолимый рок. Избегая всякого соприкосновения с победителями, чуждающиеся эллинской науки, побежденные представлялись римлянам жалким и невежественным народом. «Только один несчастный иудейский народ почитает единого Бога, настолько бессильного и слабого, ut 'sit romanis numinibus cum sua sibi natione captivus», читаем в «Октавие» Mинуция Феликса [34]. Замечательное обстоятельство! Довольно друживший с иудеями в начале своей «пророческой» деятельности, Мохаммед вынужден был потом не только порвать с ними всякие отношения, но и вести против них самую ожесточенную войну.
Что касается положения иудеев в средневековой Европе, то в каждом государстве с ними приключалось почти одно и то же: и народы, и правители вздыхали только об одном, как бы избавиться от этих необыкновенных граждан. Иудей в глазах тогдашних христиан представлялся худшим по сравнению с самым отъявленным язычником. На официальном языке церкви он назывался perfidus, – человеком, не заслуживающим никакого доверия. Естественных средств казалось недостаточно для обращения «вероломных», и потому осталась одна надежда только на сверхъестественную помощь. «Оremus et pro perfidis Judaeis» гласит литургийная молитва в великий пяток[35]. Очевидно, не легко жилось молитвенникам, но и судьба иудеев была подчас настолько жестокой, что они не знали, чем только умолить гонителей о пощаде. В смысл ultima ratio они ссылались на то, чтоб их не истребляли до конца хотя бы для напоминания своим гонителям о Христовых страданиях [36]!
И новая история не принесла чего-либо особого в отношения между иудеями и христианами: «суть» дела осталась такою же, какой и была. В той самой Франции, в которой торжественно провозглашены были на весь мир «droits de I'homme», нашелся непримиримый враг «самого ненавистного и бесчестного» народа, – это тот самый Вольтер, на которого, разве только по недоразумению, почему-то уповают, даже, такие иудейские ученые, каким был покойный Джеймс Дармстетер[37]. Фернейский же отшельник не находит слов для выражения своего крайнего презрения к «невежественному и варварскому народу» [38], дышащему «религиозной ненавистью ко всем другим нациям и возмущающемся против всех властей, пресмыкающемуся в несчастии и наглому в благополучии» [39]. Презренное «l’argent fut l’objet de leur conduite dans tous les temps» [40]. Позднейший потомок «свободных мыслителей», Ренан «готов прежде всех признать, что семитическая раса, сравнительно с индоевропейской, представляет собой une combinaison inferiore de la nature humaine» [41]. «Поразительная простота (simplicite) семитического духа», пишет в другом месте тот же ученый, «стесняет человеческий мозг, замыкает его для всякой возвышенной идеи, для всякого утонченного чувства, для всякого разумного исследования» [42]. Если считать «разумными» эти рассуждения Ренана, то нельзя признать такими же высказанные им в речи «О первоначальном тождестве и постепенном разделении между иудейством и христианством» [43]. Впрочем, на то были особые, хотя и недостойные знаменитого писателя причины, из которых главнейшая – в бароне А. Ротшильде [44], если только не признать такою тот furor judaicus, с которым в свое время считался, даже, сам Цицерон [45]. Но что касается иудейской политики европейских вельмож, то несомненно ее «толерантность» в ущерб «своим» объясняется экономической зависимостью правителей от иудеев: государям нужны были деньги на войну, а дворянству – на роскошную жизнь. «Саранча и гусеницы, пожирающие мою Францию»! кричал на иудеев сам великий Наполеон и сам же потянулся к ним за золотом, даруя им с процентами свое высокое покровительство. Граф Мирабо является сердечным другом иудеев, благодаря «умным женщинам» из того же племени [46]. Князь Дальберг за полмиллиона гульденов продает полное гражданское полноправие франкфуртским иудеям. Подкупленные банкирским домом Ротшильдов, Гарденберги и Меттернихи, вопреки единодушному протесту «союзников», становятся на сторону иудеев, пренебрегают своими национальными интересами и великодушно даруют своим благодетелям потомственное дворянство [47]. Таких примеров измены «своим» более, чем достаточно. К несчастью, эти примеры заразительны, как чума, и не она ли распространилась теперь по лицу русской земли, в требовании, под знаменем «освободительного движения», полноправия живущим в России иудеям?
Русским суждено было познакомиться с иудеями, круглым счетом, тысячу лет тому назад. Известен мудрый разговор князя Владимира с хазарскими иудеями. «И рече Володимер: „что есть закон ваш?“ Они же реша: „обрезатися, свинины не ясти, субботу хранити“. Он же рече: „то где есть земля ваша?“ Они же реша: „в Ерусалиме“. Он же рече: „то тамо ли есть?“ Они же реша: „разгневася Бог на отци наши, и расточи ны по странам грех ради наших, и предана бысть земля наша Хрестеяном“. Он же рече: „то како вы инех учите а сами отвержени от Бога и расточени? аще бо Бог любил вас и закон ваш, то не бысте расточени по чужим землям; еда нам тоже мыслите прияти“[48]. Как жаль, что теперешние рассуждения об иудейском равноправии построяются по образцу известного примера из формальной логики: «все люди смертны», «Кай – человек» и пр.! Как ошибочно в таком важнейшем вопросе отправляться от сколько пышной, столько же и малосодержательной фразы о droits de l'homme! Как будто разговор идет о каком-то несуществующем человеке и «вообще», а не о реальном «Кае» – иудеях! И как будто «закон» их – это такой пустяк, о котором теперь не говорит ни один порядочный человек. Очень жаль, что не принято говорить о нем, тем более, что еще ни у какого другого народа в целом свете «закон» не связан так плотно с самым «бытием», как, именно, у иудеев. Недаром Моисей заповедал им: «итак, положите сии слова Мои в сердце ваше и в душу вашу и навяжите их в знак на руку свою, и да будут они повязкою над глазами вашими» [49]. Не принято говорить о религии по нашему невежеству и рабскому следованию по стопам бессовестно проституируемой нами французской революции. Я намеренно отложил до времени рассуждение по этому предмету, чтобы, теперь подробнее заняться им в приложении к русской, именно, действительности.
Можно сказать, по всей России пронеслось «крылатое слово» самодовольных иудейских прогрессистов, так еще недавно обращенное к нашему смирению: «мы вам дали Христа, дадим и конституцию» Вот, о первой пока половине этого изречения и хочется сказать, несколько слов. Спрашивается: был ли Христос прирожденным иудеем? Если б речь шла, например, о пророке Исаии, то при полном признании его высокого превосходства над соплеменниками, все-таки, следует сказать: да, он был чистейший иудей. Подобным же образом и певец своего народа Гомер, чтоб привести его к национальному самосознанию, должен был наперед сам, в своей собственной груди, заключать квинтэссенцию целого эллинского быта. Но что касается величайшей претензии какого-либо одного народа на смелое утверждение: «мы вам дали Христа», то она совсем не к лицу особенно теперешним иудеям. Для верующих «Иисус есть сын Иосифов, Илиев… Адамов, Божий»[50], потому что только «безмужным» зачатием «от Духа Свята» обусловливалось Его мессианское служение. Если б, действительно, это «мы» имело такое место в рождении Христа, какой указывают ему наши добровольные учители, то в лучшем случае одним раввином оказалось бы больше среди других, книжников и фарисеев, а в худшем – род человеческий, может быть, и доселе еще ожидал бы грядущего Mессию. Правда, Св. Дева (o6
опекуне, или «обручнике» Иосифе, разумеется, здесь не может быть никакой речи в «иудейском» смысле)[51] происходила из «дома Давидова» [52], но, во-первых, она отделена от своего предка на тысячу лет [53], а, во-вторых, сам-то Давид был гораздо менее иудеем, нежели как это обыкновенно допускается. Несомненно, прабабка Давида, Руфь – моавитянка [54]. Не имеется такого же буквального свидетельства Библии об иноземном происхождении и Давидовой матери, зато неоднократное указание на «меньшого сына» Иecceвa, отрока «белокурого, с красивыми глазами и приятным лицом» [55], подкрепляемое таким важным обстоятельством, что Вифлеем располагался в стране, густо населенной аммореями, наводит на мысль об амморейской родословной жены Иессея. Описанная Библией внешность отрока Давида, если только доверять авторитету Вирхова, – явление, никогда не встречающееся среди евреев и уроженцев сирийской группы [56]. Весь склад душевной жизни Давида, его необыкновенно впечатлительный, нежно-женственный характер [57], его вольные и невольные ошибки и всегдашняя готовность раскаяться в них [58], никогда не покидавшие его смирение и великодушие [59], выдающаяся храбрость [60] до пренебрежения личной безопасностью [61], подчас ярко выражаемое пристрастие к филистимлянам и заметное равнодушие к своим израильским подданным [62], – все эти качества решительно выделяют Давида из ряда других израильских героев и довольно близко роднят с людьми иного племени. Во всяком случай, занимающий современную библиологию вопрос: «не был ли Давид на половину или на три четверти аммореем»? родился не в какой-то досужей фантазии, а имеет глубокий raison d'etre. Haследник Давидов Соломон произошел от матери-хеттеянки [63], чем и объясняется его, претившая подданным, политика [64]. Матерью Ровоама была едва ли израильтянка или иудеянка, a вернее иностранка [65]. Но об этом довольно. Теперь обратимся к послепленной истории царства израильского: не прольет ли и она несколько света на «Книгу родства Иисуса Христа, Сына Божия?».
По церковному преданию, родители пр. Девы Марии, Иоаким и Анна, жили в галилейском городе Назарет[66]. Наименование «Галилея» (от Gelil haggoyim) означает собственно «языческую область», как и в евангелии упоминается о «Галилее языческой» [67]. Значительно отдаленная от средоточия религиозной жизни – Иерусалима, Галилея еще искони не пользовалась славой насчет племенной «чистоты» своих насельников. По крайней мере, о колене нефеалимовом известно, как о «смешанном» по своему составу [68]. Между тем как остальная часть Палестины по своему географическому положению была отдалена от прилегающих стран, из Галилеи, начиная от Геннисаретского озера, пролегал путь к Дамаску, так что местным обитателям можно было скорее достигнуть Тира и Сидона, чем Иерусалима. Затем, Соломон значительную часть этой «языческой страны«с двадцатью городами подарил тирскому цapю Хираму в награду за его услугу по сооружение Иepycaлимского храма [69]. В виду их малонаселенности, тирский царь перевел в них различных туземцев [70]. Вскоре потом наступило разделение царств, благодаря которому, в течение почти целой тысячи лет до Р. Хр., значительно ослабела политическая связь Галилеи с Иудеей. Приблизительно за 720 лет до Р. Хр. северная часть Израильского царства была опустошена ассириянами, а его граждане переселены в отдаленный провинции их царства, где и растворились в местных народностях. На место военнопленных были колонизированы иноземцы, с которыми, в свою очередь, смешались оставшиеся израильтяне. Сюда же со временем переселилось значительное число финикиян и греков [71], это значит, в галилеян довольно прибавлено чистой арийской крови. «И перевел царь Ассирийский людей из Вавилона, и из Куты, и из Аввы, и из Емафа, и из Сепарваима, и поселил их в городах Самарийских вместо сынов Израилевых. И повелел царь Ассирийский, и сказал: отправьте туда одного из священников… И пришел один из священников, и учил их, как чтить Господа» [72]. Таким образом, «иудеями по вере» стали даже и те северопалестинские, начиная от Самapии, жители, в которых не было ни одной капли израильской крови. Возможно, что в более позднее время среди них поселялись и чистые «иудеи», но только в качестве пришельцев, так как главнейшей заботой последних, со времени возвращения из вавилонского плена, являлось охранение своего «святого семени» от всякого смешения с «отвратительными народами» [73]: браки между иудеями и галилеянами были запрещены. Но и эта маленькая колония иудеев незадолго до Р. Хр. переселилась в Иудею: «Симон (Маккавей) взял с собою находившихся в Галилее и Арваттах иудеев с женами и детьми, и привел их в Иудею» [74]. В религиозном отношении галилеяне, как бы то ни было, представляли собой строго православных и часто даже фанатических «иудеев». Но просто смешно видеть в этом какое-либо доказательство их соплеменности иудеям. Поступить так – это все равно, как, например, славянских насельников Боснии или чистейших арийцев Афганистана антологически смешивать с «турками» только потому, что названные народы являются «правоверными» мусульманами и, подчас, более фанатичными, чем подлинные турки.