Глава первая.

РАССКАЗ НЕИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА

Далась им эта любовь, подумал Собкор, шагнув на эскалатор и разглядывая наплывающий сверху рекламный щит. Реклама была такая: рука в старинной кожаной перчатке держит пышную розу за шипастый стебель, внизу двустишье:

И ниже готическими буквами: «Презервативы «Три мушкетёра». Размеры «Портос», «Атос», «Арамис».

Стишки, конечно, дрянь, но с формальной точки зрения и они тоже поэзия. Разве не странно, что из трех основных инстинктов – насыщения, самосохранения и продолжения рода – поэзия зациклилась именно на третьем, наименее важном. Есть ли хоть одно гениальное стихотворение, воспевающее чувство голода или страха? Нету. А между тем пустое брюхо или смертный ужас – ощущения посильней любовного томления. Подумаешь, любовь. (Тут Собкор сердито покачал головой.) Теперь вот никакой любви нет, она пятьсот семнадцать дней как на Ваганьковском, а ничего, жить можно. Даже ещё лучше, чем прежде. А будь любовь жива, Великая Тайна нипочём бы не открылась. Жил бы себе дурак дураком – «Поле чудес» смотрел да грядки на даче копал. А потом помер бы слепым бараном, не найдя Пути.

С другого плаката, уже не рекламного, а так, для улучшения настроения, Собкору посылала воздушный поцелуй девушка в метрополитеновской форме. «Лёгкого вам пути», было написано под девушкой. Он вежливо поклонился, сказал: «Спасибо».

Увидел щит, призывающий хранить деньги в отделениях кредитно-сберегательного товарищества «Капитан Копейкин» и уже достал блокнот – взять на заметку, для последующей проверки, но тут углядел впереди непорядок: какой-то парень стоял рядом с размалёванной девицей, загородив проход. Собкор поднялся на несколько ступенек, тронул нарушителя за плечо, сказал:

– Стойте справа, проходите слева.

Нарушитель открыл было рот – наверное, собирался сказать грубость, но, повнимательнее посмотрев в строгие, ясные глаза Собкора и задержавшись взглядом на широких плечах (вот они, утренние пробежки и гантели), посторонился.

Пришлось и дальше идти пешком, хотя до верха было ещё ого-го сколько. Ничего, это полезно для укрепления мышц.

Больше слева никто не стоял, но, пока поднимался, Собкор успел сказать «Нет» плакату шампуня, призывавшему: «Скажите „нет“ перхоти», и спросить «Как?» у тётки со значком «Хочешь похудеть, спроси меня как». – Что? – сначала удивилась тётка, а потом спохватилась, заулыбалась. – Вы хотите похудеть?

– Нет, – ответил он. – Я уже похудел. Раньше был живот, а теперь видите? – Обтянул на себе пиджак, чтобы она увидела, какая у него замечательная фигура.

– Зачем же вы тогда спрашиваете, как похудеть? – ещё больше удивилась тётка.

– Я не спрашивал вас, как похудеть. Я просто спросил: как? Как вам не стыдно обманывать людей и наживаться на их доверчивости? Чтобы похудеть, нужно мало есть, и никаких других способов не существует. Я вот перестал есть и похудел на тридцать два килограмма.

Шарлатанка заоглядывалась, голос стал жалобным:

– Что вы ко мне пристали? Кто вы вообще такой?

– Собкор, – ответил он и улыбнулся, потому что звучание этого слова доставляло ему удовольствие.

– А? Чего? – растерялась тётка.

– Вы хотите знать, собкором чего я являюсь? – вежливо осведомился он. – Правды. Всего вам наилучшего. Задумайтесь, правильно ли вы живёте.

Дотронулся двумя пальцами до краешка воображаемой шляпы и ступил с распластавшейся ступеньки эскалатора на серый пол вестибюля.

Так. Где тут выход на Солянку? Ага. В рекламном объявлении был только контактный телефон, по которому Собкору задали множество совершенно излишних, необязательных вопросов, но хватка у него была профессиональная, журналистская, и своего он добился, выпытал-таки адрес.

Собкор достал из кармана сложенный вчетверо лист еженедельной газеты «Эросе», развернул.

Вот оно.

Здоровенное объявление, во всю полосу. Собкор позвонил в рекламный отдел «Эросса», омерзительного порнографического издания, которое он регулярно покупал в киоске (надо ведь отслеживать степень падения нравов), и выяснил, что объявление на всю полосу стоит пятнадцать тысяч долларов. Значит, у специалиста по умным советам, денег куры не клюют, бизнес процветает. Ну и название – «Страна советов». Это у них, современных циников, называется стёбом. Ничего, ещё посмотрим, кто будет смеяться.

Здесь же, на газетной странице, мелким, дёрганым почерком был записан продиктованный по телефону адрес: ул. Солянка, дом 1, офис 13-а.

Свернув лист и сунув его обратно в карман (там лежала ещё одна бумага, и пальцы Собкора любовно погладили её плотные, острые края), он двинулся налево по подземному переходу.

Каждый раз перед выездной сессией охватывало особенное волнение, пожалуй, составлявшее главную прелесть возложенной на него миссии. С чем бы сравнить это ощущение? Будто грудь всасывает не мутный московский воздух, а охлаждённое шампанское, которое щекочет бронхи и трахею весёлыми пузырьками. Но это не самодовольство и, упаси Боже, не кураж – мол, захочу казню, а захочу помилую. Никакого произвола, никакой предвзятости. Раз ты избран быть взыскующим оком и указующим перстом, изволь отрешиться от всего личного, не зарывайся.

А все же, знать, есть во мне что-то особенное, если избран именно я, подумал Собкор, посмотрел на себя в витрину киоска и остался доволен: статная фигура, гордая осанка, костюм – мешковатый, но элегантный, а ведь куплен ещё в семьдесят седьмом, во время бейрутской командировки.

Дом номер один по улице Солянке раскинулся чуть не на целый квартал, был он с несколькими дворами и множеством подъездов. Поди-ка отыщи, где тут офис 13-а.

Ничего, нашёл.

Любопытная оказалась фирма «Страна советов»: ни вывески, ни таблички. Знать, не афиширует магистр Н.Фандорин перед соседями свой бизнес.

Горячо, подсказал участившийся стук сердца, горячо!

Подъезд, правда, разочаровал. Ни охранников, ни консьержки, даже кодового замка нет – входи кто хочет. Стены облупленные, лифт допотопный.

Ясное дело: прибедняется цельнополосный рекламодатель, уклоняется от налогов, не желает делиться с обществом своими жульническими доходами.

На пятом этаже медная табличка – просто «Офис 13-а», и всё. Открыла Собкору длинноногая красавица с фиолетовыми волосами и шальными зелёными глазами. Кожаные рейтузы в обтяжку, высоченные каблуки, оранжевого цвета губы.

– Я не ошибся? – спросил Собкор. – Здесь находится фирма «Страна советов»?

И холодок разочарования: а что если это просто бордель? Вот ведь и реклама напечатана не где-нибудь, а в газете «Эросс». Тогда время потрачено впустую, мелкие грешки не по нашей части.

– Абсолютно, – ответила впечатляющая девица. – Зо вас?

Это по-немецки, не сразу догадался Собкор. Означает: «Ну и?». Не очень-то любезно.

– Я прочитал в рекламе, что здесь торгуют советами… А у меня как раз такая ситуация, что очень нужно посоветоваться…

Нарочно так сказал. Если тут публичный дом, сразу дадут от ворот поворот.

Но экзотическая красотка кивнула:

– Клиент? По рекламе? Антре.

Тоже ещё полиглотка выискалась. Вид офиса подтверждал гипотезу о намерении надуть фискальные органы. Бывшая коммуналка, никаких особенных евроремонтов. Коридор с какими-то гравюрками по стенам вывел в маленькую приёмную: письменный стол с оргтехникой, диванчик, кактус на окне – в общем, кто честной бедности своей и всё такое прочее.

Разноцветная нимфа уселась за компьютер, из чего следовало, что она здесь трудится секретаршей. Собкор только головой покачал.

Должно быть, к приходу налоговых проверяльщиков эта Гелла смывает косметику и переодевается скромницей, а то на неё достаточно посмотреть – сразу ясно, за какую работу ей платят зарплату и, можно быть уверенным, не маленькую.

– Логин? Пароль? – спросила фифа, щёлкнув по клавиатуре, и Собкор снова забеспокоился – не вышло ли ошибки. Пароль?

Здесь что, какой-то закрытый клуб?

– Имя, цель визита? – вздохнув, перевела сама себя секретарша.

Окинула посетителя взглядом и наморщила носик, в точёном крыле которого посверкивал маленький бриллиант. Собкор иронически улыбнулся – стало быть, не произвёл на неё солидного впечатления.

– Пишите: Николай Иванович Кузнецов. – Сделал паузу, уверенный, что это имя поколению фиолетововолосых и оранжевогубых ничего не говорит. Так и есть – секретарша как ни в чем не бывало запорхала пальцами по клавишам. – А про цель визита я, сообщу самому магистру. Можно войти?

Он кивком показал на дубовую дверь, за которой, очевидно, располагался кабинет проходимца.

– Абонент временно недоступен, – буркнула нахалка, отвернувшись от неинтересного клиента.

Достала зеркальце, полюбовалась на свою холёную мордашку. Потом поджала губы, поелозила ими туда-сюда. Он знал: это чтобы помада легла равномерней. И Люба так делала. Только помада у неё была приличного цвета, светло-розовая.

Воспоминание относилось к прежней, ненастоящей жизни, и Собкор затряс головой, отгоняя его прочь.

– Я не понял. Его нет на месте? Или у него посетитель?

Секретарша опять ответила непонятно:

– Шеф путешествует во времени. Хотите – ждите. Вон, в чилл-ауте. – И мотнула головой в сторону диванчика.

Если б были собственные дети, я бы наверное, лучше понимал язык современной молодёжи, подумал Собкор. А так, без домашнего репетитора, чувствуешь себя с новым поколением каким-то иностранцем.

На столике вместо обычных журналов лежали альбомы с репродукциями. Репин, Васнецов, Лансере, Борисов-Мусатов.

Полистал немного. Хорошо раньше художники писали, не то что нынешние.

– Шит-мерд-шайзе! – Секретарша бросила зеркальце на стол. – Не розовый, абсолютно!

Выскочила из-за стола, убежала в коридор, сердито топоча каблучками.

Истеричка. Ведёт себя, будто она здесь одна. Или носом чует, у кого есть деньги, а у кого их нет? Которые без денег для неё не люди.

А я теперь и есть не вполне человек, сказал себе Собкор, и внутри у него всё затрепетало, потому что приближался Миг Истины, высокоторжественный момент Принятия Решения. Тут следовало положиться на первое впечатление, не искажённое фильтром логики и предубеждения, прислушаться к голосу собственного сердца, которое есть частица Бога. Не шутки ведь, человеческая жизнь на весы положена, пускай даже человечишко гад и обманщик. Права на ошибку нет, слишком высока и страшна возложенная ответственность.

Собкор поднялся и, коротко постучав, открыл дубовую дверь.

Кабинет у «президента волшебного государства» был просто тошнотворный. Во-первых, огромный монитор на столе (это у них, новых русских, такая мода – чем больше пластмассовый ящик, тем, как они выражаются, «круче»). Во-вторых, на стене висел старинный портрет какого-то царского чиновника в вицмундире (тоже мода, любой прощелыга нынче – непременно столбовой дворянин и кичится аристократическими предками). В-третьих – какие-то застеклённые дипломы (насмотрелись, низкопоклонники, голливудских фильмов). А венец всему – маленький баскетбольный щит в углу. Яппи доморощенный!

И у самого видок соответствующий. Гладкомордый, подтянутый, с аккуратным пробором, в твидовом пиджачке, из кармана торчит платочек в тон галстучку. Фитнес-центр, гольф-клуб, искусственный загар, тьфу!

Н. Фандорин быстро повернул свой монитор-переросток, чтобы вошедший не увидел даже краешек экрана (знать, есть что скрывать!), и поднялся. Ну и дылда – метра два, вряд ли меньше. Губы магистра механически растянулись в улыбке, однако в серых глазах читалось недвусмысленное: принёс же тебя черт.

Ещё бы! Ведь в эту самую минуту решалась судьба Данилы Фондорина. Сумеет ли юный сержант Семеновского полка попасть в камер-секретари к супруге наследника престола, будущей великой императрице. Для этого нужно было пройти испытание – разгадать хитроумную загадку, предложенную Екатериной Алексеевной. При неудаче Данила попадал на гауптвахту, откуда не так-то просто выбраться, а играющий терял очки и время.

Странное занятие для сорокалетнего отца семейства – сочинять компьютерные игры, да ещё в рабочее время. Добро бы на заказ, а то исключительно для собственного удовольствия. Кому ещё могут быть интересны квесты и бродилки, героями которых являются твои предки, все эти присыпанные песками времени фон Дорны, Фондорины и Фандорины, секунд-майоры, камер-секретари, статские советники? Вот, может быть, когда сын подрастёт…

Ах, если б получше разбираться в программировании, да иметь высококлассную аппаратуру, тогда можно было бы создать полноценную игру с анимацией и умопомрачительными эффектами, а так приходилось довольствоваться чем-то вроде диафильма. Молодую Екатерину Ника сосканировал с портрета Торелли, только убрал царскую корону. Даниле досталось лицо романтического красавца Ланского – изображений далёкого предка в семье не сохранилось. Бог знает, как Данила Ларионович выглядел на самом деле.

От екатерининского камер-секретаря уцелела одна-единственная реликвия, листок с росчерком: «Вечно признательна. Екатерина». Летописец рода, Исаакий Самсонович Фандорин, живший в первой половине девятнадцатого столетия, сопроводил знаменательный документ сухой припиской: «Собственноручная роспись ЕИВ государыни императрицы Екатерины Великой», воздержавшись от каких-либо комментариев. Может, вовсе и не Даниле сулила вечную признательность Новая Семирамида – это уж были Никины предположения, хоть и вполне правдоподобные, если учесть близость предка к всероссийской самодержице.

За что признательна – вот вопрос, ответ на который теперь, два с лишним века спустя, сыщется разве что в игре «Камер-секретарь». Никакой ответственности и полный простор для фантазии, то есть абсолютная противоположность всему, чему учили Николаса Фандорина в Кембриджском университете. Жалкая участь для магистра истории: вместо того чтобы стать серьёзным исследователем, превратиться в сочинителя псевдоисторических сказок. Но, поразительная штука (в этом Ника мог признаться разве что самому себе), сказки занимали его воображение гораздо больше, чем научно доказанные факты.

Скрестятся ли судьбы семеновца и великой княгини, получит ли Данила возможность оказать Екатерине таинственную услугу, которая, быть может, изменит ход российской истории, – вот к какому нешуточному перепутью подобрался Николас Фандорин, когда дверь кабинета вдруг распахнулась и на пороге возник сутулый человек в мешковатом костюме из давно позабытого синтетического материала (кажется, он назывался «кримплен»), с подложенными плечами и широкими, острыми лацканами – просто ходячий привет из семидесятых.

– Вы ко мне? – глупо спросил Фандорин (ну конечно к тебе, к кому же ещё?) и стыдливым школярским движением повернул к себе монитор, чтобы человечек не увидел Данилу (вид сзади) и Екатерину Алексеевну (анфас).

Нужно было возвращаться из восемнадцатого столетия в двадцать первое.

После того как жена подарила Нике на день рождения цельнополосную рекламу в своей газете, в офис «Страны советов» валом повалили посетители. Правда, по большей части из «эроссиян», как называли себя постоянные читатели «Эросса», издания специфического или, как теперь говорят, узкопрофильного. Прежде всего «волшебным государством, куда не нужна виза», заинтересовались половые затейники, вообразившие, что магистр Н.Фандорин сулит им какие-то доселе невиданные радости плоти. Дальше приёмной этот род гостей, как правило, не попадал – искателям чувственных услад не удавалось прорваться сквозь Валю. Беда в том, что новый тип посетителей пришёлся Вале по душе, а отдельные представители ещё и по вкусу – с такими беспутное существо, исполнявшее в фирме секретарско-ассистентские обязанности, напропалую кокетничало и подчас даже уславливалось о свидании. Николас уже начинал беспокоиться, не привлекут ли его к ответственности за притонодержательство.

Было двое посетителей иной категории, сначала мужчина, потом женщина. Оба мрачные, изъясняющиеся недомолвками. Эти вообразили, будто обещание «гарантированного выхода из любой ситуации» – реклама киллерского агентства, и пришли оформить заказ.

Мужчину, который задумал истребить нечестного бизнес-партнёра, Ника сумел образумить – посоветовал отплатить вору той же монетой и даже, пораскинув мозгами, предложил остроумную схему операции под кодовым названием «Возмездие». Клиент ушёл окрылённый. Обещал в случае успеха заплатить щедрый гонорар.

Заказчица, жаждавшая крови бабника-мужа, оказалась орешком покрепче. Фандорин прочёл ей целую лекцию по патологоанатомии супружеских измен. Сказал, что всегда виноват не тот, кто изменил, а тот, кому изменили. Люди женятся для того, чтобы утолить свой тайный голод. Если супруг ищет удовлетворения на стороне, объяснял Николас, значит, вы не насыщаете его голода. Метаболизм любовных отношений непредсказуем: вы можете быть с вашим партнёром добры и щедры, а ему, наоборот, нужна женщина злая и скупая. Вы его кормите пряником, а всё его существо просит кнута. Или наоборот. А если человек мечется от одной интрижки к другой, это означает, что его внутренний голод очень велик, и одному партнёру накормить беднягу не под силу. Дон Жуан – несчастнейшее существо, эмоциональный калека. Его удел – все время поглощать пищу, не ведая сытости. В общем, распинался целый час. Обманутая жена выслушала проповедь молча, сказала «спасибо» и ушла, кажется, оставшись при своём кровожадном намерении.

Алтын, конечно, хотела как лучше. Представить страшно, каких деньжищ стоит реклама на полосу в газете с трехмиллионным тиражом. То есть, разумеется, будучи главным редактором, Алтын не заплатила ни копейки – так сказать, злоупотребила служебным положением (перед самой сдачей номера слетела полоса, заабонированная постоянным рекламодателем, стрип-клубом «Либидиная песня»), но всё равно подарок был царским.

Спутница жизни давно ломала голову над тем, как помочь Никиному бизнесу, при этом не ущемив мужского самолюбия. Заработки продавца добрых советов были, увы, смехотворны, не шли ни в какое сопоставление с жалованьем главного редактора еженедельной газеты. Алтын давно твердила, нужна реклама, без неё не продашь никакой товар, даже самый качественный. Вот хитрая азиатка и решила воспользоваться днём рождения, чтобы наполнить рекламным ветром обвисшие паруса «Страны советов».

Название компании рождалось в муках. Никин соучредитель и главный инвестор предлагал окрестить фирму-родоначальницу услуг нового типа «Палочкой-выручалочкой», но Алтын встала стеной, заявила, что с малолетства ненавидит эту слюнявую детскую сказку. Потом, уже возглавив газету «Эросс», из вредности завела рубрику совершенно недетского содержания именно с таким заголовком.

«Страну советов» выдумал сам Фандорин, очень гордился своей находкой, однако отстоял её с тяжёлыми боями. И соучредитель, и жена в один голос твердили, что их тошнит от этого словосочетания, что самим своим звучанием оно будет отпугивать состоятельных клиентов, приманивая лишь козлов-коммунистов, у которых все равно нет денег. И все же Николас не поддался. Нельзя делать вид, что этих семидесяти лет в нашей истории не было, говорил он. Почему нужно шарахаться от лексики и символики советского периода? Это всё равно, что делать вид, будто в твоей жизни не было прошлого года, и только позапрошлый и все предыдущие. Или что ты родился на свет не от папы с мамой, а прямо от бабушки с дедушкой. Эти семьдесят лет были, и нечего их демонизировать, малевать сплошь чёрной краской. От этого лишь возникнет опасность, что некоторое время спустя советскую эпоху вознесут на пьедестал и реабилитируют, как всякого чрезмерно наказанного. Да, в Советском Союзе было много скверного, но ведь немало и хорошего. На счёту у злодеев-большевиков по меньшей мере три великих свершения, оказавшиеся не по зубам монархии: накормили голодных, обучили неграмотных и победили германский империализм. А взять те же всеми проклинаемые Советы? Покойного отца, сэра Александера, от этого слова начинало трясти, он даже в бытовой лексике избегал употреблять ужасное звукосочетание, говорил не «мой вам совет», а «моя вам рекомендация», не «давайте посоветуемся», а «давайте порекомендуемся». Скажите на милость, что плохого в Советах? Стихийно возникшая форма народного парламентаризма.

Ох, и наслушался же Николас оскорблений от любимой супруги за импотентский объективизм и ублюдочное европейское левачество! В какой-то момент даже дрогнул, согласился было на «Страну добрых советов», но в последний момент прилагательное все-таки убрал – очень уж получалось сиропно.

А опасение насчёт нищих «козлов-коммунистов», которые валом повалят на родное сердцу обозначение, не сбылось. За все шесть лет существования фирмы этот кримпленовый был первым, кто выглядел как гость из грустного социалистического прошлого.

– К вам, к вам, к кому же ещё, – ответил посетитель на дурацкий вопрос и прибавил (кажется, с сарказмом). – Если вы и есть сам Н.Фандорин, магистр, специалист по умным советам и президент. У меня очень сложное, просто-таки совершенно неразрешимое дело. Какая у вас такса?

Николас взглянул на вошедшего по-новому – с надеждой. Может быть, первое впечатление обманчиво и наконец появится настоящая работа? Прорвался же этот плюгавец через Валю – значит, сочтён перспективным. Странно, правда, что вошёл без доклада.

Сложных дел «Стране советов» не перепадало давно. Впрочем, и несложных тоже. Не считать же работой излечение семнадцатилетней студентки, безнадёжно влюблённой в актёра Меньшикова [«Совет: Запереться в комнате; ни на что не отвлекаясь и не делая перерывов, с утра до вечера смотреть кассету с фильмом „Сибирский цирюльник“ вплоть до позит. рез-та.]

Процесс: Через 2 дня, после 23-го просмотра, звонок. Рыдания, крики: «Олежек – бог, бог, бог!»

Совет: Продолжать процедуру.

Рез-т: Ещё через три дня, после 57-го проcм., полное выздоровление. Восстановление сна, аппетита, интереса к др. предст-лям муж. пола. (Из записной книжки Н. Фандорина), или консультирование домоуправления по поводу участия в конкурсе «Московский дворик»[«Совет: не высаживать траву, все равно не приживётся; выкрасить стены дома a la лунный кратер; членов жюри пригласить на осмотр звёздным вечером;

Рез-т: 1-ое место по р-ну. (Из записной книжки Н. Фандорина).

Правда, в начале осени пришлось изрядно повозиться, вызволяя из нехорошей компании двоюродного племянника жены, шестнадцатилетнего балбеса. Компания оказалась не просто нехорошая, а криминальная, подсаживавшая на иглу подростков, так что консультирование вылилось в целую детективную эскападу, едва не стоившую Николасу жизни, однако не принёсшую фирме ни гроша. Не станешь же брать деньги с родственников?

Последний серьёзный заработок выпал полтора месяца назад. Одной торговой даме, открывавшей бутик для взыскательной клиентуры, понадобилась оригинальная идея – чтоб магазин получился не такой, как у всех. Ника предложил назвать заведение «Лохмотья», в витрине разложить рваные мешки и грязные ящики, голые кирпичные стены расписать граффити хулиганского содержания, примерочной придать вид милицейского «обезьянника», кассу расположить в мусорном баке и прочее в том же роде. Клиентка от этой чуши была в восторге, давала пять тысяч долларов наличными, однако Ника, принципиальный сторонник законопослушности, попросил перечислить гонорар рублями через банк. Заказчица никак не могла понять, чего он от неё хочет. В конце концов пришлось перейти на доступную ей терминологию. «Сударыня, – сказал Фандорин. – Я зелёный черняк не беру, извольте слить деревяшкой по безналу». От такой эксцентричности бизнес-леди пришла в неописуемый восторг: «Деревяшкой, по безналу! Хай класс!». Однако при переводе удержала 31,6% на единый социальный налог. Это бы ещё ладно, но ложкой дёгтя было то, что подослала денежную клиентку всё та же Алтын. Как ни посмотри, а и тут Николас выходил иждивенцем и захребетником.

Винить в этом кроме самого себя было некого.

Женившись и решив поселиться в России, баронет Николас А. Фандорин, во-первых, счёл своим долгом поменять британское гражданство на российское (чего Алтын не могла ему простить до сих пор), а во-вторых, продать лондонскую квартиру и перевести все деньги в московский банк, чтобы содействовать росту отечественной экономики. Во время дефолта 98-го банк преотличным образом лопнул, и бывший подданный её величества оказался в отчаянном положении: на одной чаше весов неработающая жена, двое годовалых детей и привычка к определённому уровню жизни, на другой – странный бизнес, который неплохо смотрелся как хобби состоятельного рантье, однако обеспечить существование семьи из четырех человек никак не мог. Если б благодетель-соучредитель как раз в ту пору не надумал создавать масс-медиальную империю и не предложил Алтын Мамаевой (взять фамилию мужа свирепая феминистка, конечно, и не подумала) возглавить новый эротический еженедельник, неизвестно, что и было бы.

– Неразрешимых дел не бывает, – успокоил Николас нового клиента и улыбнулся обширной европейской улыбкой, от которой так и не отучился за годы, прожитые в неулыбчивой России, хотя отлично знал, что у аборигенов эта демонстрация достоинств «колгейта» вызывает недоверие и насторожённость. Нередко бывало так: подойдёт он к человеку на улице спросить дорогу, приветливо улыбнётся, а на него сразу рукой машут – отстаньте, мол, надоели, зомби проклятые, со своей Церковью Объединения.

– Про оплату мы поговорим после, когда вы изложите мне суть дела. Но сначала скажите, пожалуйста, как вас зовут. Кто вы по профессии?

– Звать меня Николай Иванович Кузнецов, – представился посетитель, усаживаясь на стул так важно, словно это был королевский трон. – А по профессии я судья. Значит, так-таки не бывает? Любую проблему расщелкаете, как орех?

Фандорин сразу догадался, что имя ненастоящее, но это было нормально – должно быть, деликатное дело, требующее приватности. Судья? Непохож. Но в России судьи вообще мало похожи на судей, нет в них ни вальяжности, ни ощущения собственной неуязвимости. Хотя взгляд у непрезентабельного господина Кузнецова был, пожалуй, именно такой, какой подобает профессиональному вершителю судеб: тяжёлый, уверенный, бескомпромиссный. Может, и вправду судья.

Или псих, подумал вдруг Николас, приглядевшись к «судье Кузнецову» повнимательней. Неужто снова пустая трата времени?

– Если хорошенько подумать, – сказал он вслух, улыбнувшись ещё шире, – выход отыщется всегда, даже в самом тяжёлом положении.

Аноним (именно так мысленно окрестил Фандорин собеседника, потому что в России называться «Кузнецовым» – все равно что представляться мистером Иксом) удовлетворённо кивнул, будто именно на такой ответ и рассчитывал. Глаза с расширенными зрачками блеснули не то азартными, не то все-таки безумными искорками.

– Сколько этажей в этом доме? – спросил он ни к селу ни к городу.

– Шесть, – терпеливо ответил Фандорин. – И ещё чердак. А почему вы спра…

– Отлично. Предположим, полез я на крышу – ну, к примеру, поправить телевизионную антенну. Поскользнулся, да и сорвался – несчастный случай. Лечу вниз, мимо вашего чудесного окошка. – Посетитель показал на высокое окно, выходившее на Солянку. – Вы и в этом случае найдёте для меня спасительный выход? Поможете умным советом?

– Разумеется. Если вы по дороге залетите ко мне в форточку и сформулируете свою проблему, – в тон ему ответил Николас. – Но вы ведь пока не упали с крыши, так что давайте не будем терять времени попусту. Что вас ко мне привело?

– Та-ак, – зловеще протянул человечек и вполголоса пробормотал. – Пишем в протокол: оказывается, фирма «Страна советов» все же может найти выход не из всякой ситуации.

И в самом деле полез во внутренний карман, будто собирался сделать соответствующую запись.

Начиная злиться, Фандорин заметил:

– Человек, падающий с крыши, лишён возможности выбора, поскольку представляет собой предмет, движущийся к земле с ускорением 981 сантиметр за секунду в квадрате, и более ничего.

– Ага, вот я вас и поймал. Стало быть, вам нужна свобода выбора. Тогда нужно было написать в объявлении: «Выход гарантирован лишь клиентам, обладающим свободой выбора». Было бы правильней. И честней.

Упрёк, при всей своей несуразности, задел Николаса за живое – он считал себя человеком слова и на малейшие сомнения в собственной порядочности реагировал болезненно.

– Ничего вы меня не поймали. Тут вопрос терминологии. Что такое, с вашей точки зрения, «выход из тяжёлой ситуации»?

– Избавление от этой ситуации.

– Ну, тогда не о чем и говорить, – съязвил Ника. – Скоро вы долетите до земли и отличным образом избавитесь от своей ситуации.

Разговор превращался в нелепое препирательство из-за ерунды, да ещё с человеком, который, кажется, все-таки был не в себе, поэтому закончил Фандорин сухо и без улыбки, как бы подводя черту в дурацкой полемике:

– Выход – это выбор оптимального, то есть наиболее эффективного или, по крайней мере, наименее вредоносного решения. Вот из какой трактовки исхожу я.