у Гальтона была такая.
      Кто послал альбиноса и как его на самом деле зовут — это частности. Про подстерегающие в Германии опасности знать, конечно, не помешало бы, но эта информация не поможет в решении основной задачи. Главное — установить, где именно вести поиск. Все прочее второстепенно.
      — Где ведутся разработки экстракта? — сказал он в самое ухо умирающему. — Место, назовите место!
      — Еще громче! Четче! Повторяйте ключевое слово! — вцепился ему в локоть Айзенкопф.
      Норд закричал:
      — Экстракт гениальности! Где? Место! Назови место!
      Веко чекиста дрогнуло, широко раскрылось. Прямо на доктора смотрел розовый глаз с крошечным черным зрачком. Второго глаза не было.
      — Ре…кторий, — прошелестели сухие губы.
      — Что?!
      Рот оставался открытым, глаза тоже, но чекист больше не двигался.
      — Кончился, — мрачно объявил немец, державший палец на артерии. — Он сказал «ректорий»? Я правильно расслышал?
      Внезапно послышался тихий стук в дверь. Все замерли.
      Биохимик выхватил из кармана свой «браунинг». Зоя подняла пистолет, выпавший из руки застреленного чекиста.
      — Кто там? — спросил Гальтон, встав сбоку от двери.
      — Прошу извинить, сэр… Это стюард. Меня вызвали звонком в соседнюю каюту. Там жалуются, что вы разбудили их криком. Все ли у вас в порядке, сэр?
      — Все в порядке. Просто выпили лишнего. Приношу извинения, — настороженно ответил Гальтон.
      — Спокойной ночи, сэр. Это вы меня извините, — прошелестел голос.
      Еще несколько минут прошли в напряженном молчании. Норд тоже подобрал с пола оружие, приложил ухо к двери.
      Но в коридоре было тихо. Кажется, стюард был настоящий.
      — Отбой, — сказал доктор, оборачиваясь. — Что за «ректорий»?
      Айзенкопф остановил его жестом.
      — Обсудим позже. Сначала нужно избавиться от трупа.
      Он открыл окно, высунулся, внимательно осмотрелся. Потом ловко вылез на палубу.
      — Давайте!
      Принял тяжелое тело, которое Гальтон с Зоей перевалили через подоконник. Ее упругое плечо коснулось плеча доктора, и он подумал: «Если наша любовь так начинается, чем же она закончится?» О чем сейчас думала девушка, по ее лицу догадаться было невозможно.
      Доктор тоже выбрался на палубу. Вдвоем с немцем они бросили мертвеца в море. Айзенкопф сразу же отвернулся, Гальтон же с полминуты смотрел в черноту, проглотившую человека, который предпочел смерть участи идиота или предателя. На его месте Норд поступил бы так же.
      Доктор поежился.
      — Идемте, что вы застряли? — поторопил Айзенкопф. — В окно теперь лазить незачем. Можно нормальным манером, через дверь.
      Обоим не терпелось обсудить странный ответ чекиста.
      — «Ректорий»? — повторил Норд. — Я не знаю такого русского слова, а вы? Rectory — это ведь дом приходского священника?
      — Только не по-русски. — Айзенкопф тяжело вздохнул. — Неужели это был бред? Эх, лучше бы вы спросили, кто нас встретит в Бремерсхавене…
      К каюте они вернулись в скорбном унынии — как, впрочем, и подобает могильщикам. И удивленно переглянулись. Из-за двери доносился нежный голос, напевавший:
 
«Девицы, красавицы,
душеньки, подруженьки!
Разыграйтесь, девицы,
разгуляйтесь, милые!»
 
      — Что это?! — поразился Гальтон.
      — «Хор девушек» из оперы Чайковского «Евгений Онегин», — угрюмо объяснил Айзенкопф. — Финальная картина первого акта. Крестьянские девушки ищут в лесу ягоды и радуются жизни. Интересно только, чему это радуется ее сиятельство?
      Зоя сидела на корточках, подпоясавшись вместо передника полотенцем, и затирала тряпкой следы крови на ковре. Она взглянула на вошедших с лучезарной улыбкой, будто они застали ее за приятнейшим и невиннейшим занятием. Перевернутый стул стоял на месте, разлитые по столу чернила прикрывала сложенная в несколько слоев салфетка.
      «Удивительная, ни на кого не похожая», уже в который раз подумал Норд, но не с восхищением, а с тревогой.
      Немец раздраженно заметил:
      — Женский инстинкт всегда и всюду наводить уют по-своему прелестен. А на то, что мы остались с пустыми руками, вам наплевать. Глупые мужские заботы, да?
      — Всё чудесно! — Она бросилась к Гальтону и звонко его поцеловала. — Ты гений! Как замечательно, что ты нас не послушал! Ты спросил именно то, что нужно!
      — Ты поняла, что он ответил?!
      — Не сразу. Но потом сообразила. «Ректорием» называется здание в московском университетском квартале. Когда-то там квартировали ректоры.
      — Ну и что?
      — А то, что теперь в этом доме находится Музей нового человечества и Пантеон Мозга! Это невероятно! Мы еще не добрались до советской границы, а уже знаем, где ведутся секретные работы! Не придется ехать в Ленинград, не придется проверять все научные институты подряд!
      Она поцеловала Гальтона еще раз, теперь в губы.
      — Ну не знаю, — проворчал биохимик. — Лучше было выяснить про Бремерсхавен. Раз нами занялись агенты Коминтерна, до Москвы мы можем и не добраться… Я ваших восторгов по поводу гениальности Норда не разделяю.
      — И очень хорошо, что не разделяете, — весело ответил Гальтон, очень гордый собой. — Еще не хватало, чтобы вы кинулись меня целовать вашими синтетическими губами.
      — Доктор Норд, что я слышу! — недоверчиво воскликнула княжна. — Вы пошутили?
      Он расхохотался: смешно, у него получилось смешно! Глядя на него, рассмеялась и Зоя. Даже Айзенкопф фыркнул.
      Ветерок шевелил занавесками открытого окна.
      По ту сторону, на палубе, у самой стены, стоял мужчина со скуластым лицом. В руке он сжимал пистолет.