14.07.97 (С.-Петербург)
 
       "Человек в жизни должен
       Заниматься только тем
       Чем он не может не заниматься"
       (Циолковский, цитата из фильма)
 
      Ольга: Твое представление о Панк-роке?
 
      Свин: Главный аспект Панк-рока — отсутствие конкретной формы, принципиальная анархия формы. Панк-рок — искусственное искусство, нарочитость в ту или иную сторону, утрированная показуха, гиперболизированное эстетство, или наоборот. А как это выражается — никто не знает, так как выражаться может по любому, поэтому так долго и живет, принимая различные формы: начиная от импрессионизма и модернизма… А первыми конкретными панками были дадаисты.
 
      О: Должен ли Панк-рок нести опасность для общества?
 
      С: Ни одно движение, пока оно не является политическим, не может нести опасность для общества. А политическое движение — это "движение, имеющее определенных лидеров и теоретическую подоплеку". (В.И.Ленин т… с… Полное Собрание Сочинений). Политические деятели становятся первыми жертвами любого переворота. В итоге, любые, якобы политические движения "кусание себя за задницу" — оборачиваются против них же. Что со сцены насрать, что в царя бомбу кинуть — толку мало.
 
      О: Отношение к анархии?
 
      С: Анархия — такое же фуфло, как и любое другое движение, основанное на террористических актах. Но вообще, смотря с какой стороны ее рассматривать… Для нас анархия — государство в государстве. Если ты с чем-то не согласен, то это твое личное дело. Но жить вне общества нельзя, а анархия — это жизнь вне общества за счет общества, собственно чем я и занимаюсь…
      И тут еще два момента: с одной стороны, любое государство должно быть сильным и там должен быть порядок. А с другой стороны (от себя лично) — в рот я ебал любое государство.
 
      О: Отличие питерского Панк-рока от московского?
 
      С: Ленинградский панк не очень отличается от московского, так как большое значение имеет подражательство буржуазным течениям. Единственное, ленинградский Панк-рок помрачнее, что соответствует городу и быту.
 
      О: Как ты считаешь, что в Панк-роке более важно — музыка, текст или, быть может, энергетика, драйв?
 
      С: Я никогда не делал ставку на текст. Кому-то втирать мозги — не солидно. Орать: "Мы вместе!" "Мы врозь!" — моральное уродство. Таких исполнителен надо вешать. На концерт люди приходят, чтобы повеселиться. Кто-то дерется кто-то блюет… И орать: "На танки!" "Вперед!" — полнейший дебилизм.
      Чтобы чему-то научиться, люди ходят в школу; послушать речь Ельцина включают телевизор или идут на митинг, а на концерты люди ходят не за этим. И эта поучительно — понукательная традиция довлеет во всем русскоязычном роке. Это дорога в никуда.
      Но тем не менее должна прочитываться определенная позиция. Например, ненавязчивая пропаганда против наркотиков. Лучше быть пьяницей или никем, чем наркоманом и уголовником. Если ты не хочешь быть никем, то не будь не кем. А если не можешь быть никем, не залупайся. Все остальные пути ведут в морг.
 
      О: Зачем ты занимаешься музыкой, Панк-роком?
 
      С: Когда я начинал, то ни на что не рассчитывал: либо посадят, либо один и двух… А существующая тогда ситуация запрета и полуподпольности, наоборот, провоцировала на деятельность. Единственное, лазурная мечта была — чтобы у группы была своя аудитория в пивнухе. Когда человек делает что-то для себя, то другим это тоже особо не надо. Каждому человеку нужна аудитория, даже Шварценеггеру. Большинство групп, начиная, мечтают о деньгах, о девочках (или мальчиках), а когда же просто прет…
 
 

       18.11.98
 
      Ольга: Когда и при каких условиях ты попал в группу?
 
      Андрей: Попал случайно и закономерно. Я уже был знаком с Пановым, часто пьянствовали вместе. Как-то раз с репетиции (я играл с другими коллективами) зашел в гости к Свинье. Котик (гитарист "АУ") тогда не явился, а я знал почти всю их музыку. Свинья сказал: «Отыграешь». И так покатилось.
 
      О: Когда ты познакомился со Свиньей?
 
      А: Это было году в 1986-м. Причем знакомились мы несколько раз. Как раз Андрей в ЦВЗ «Манеж» работал, а напротив — в подвале прямо под прокуратурой — у них была репетиционная точка: помещение под склад, но там ничего не хранили. И до сих пор там точка.
 
      О: Что-то у вас в Питере за странные обычаи — над «TaM-tAm» ом — милицейское общежитие, над репетиционной точкой — прокуратура…
 
      А: Там «АУ» репетировал в то время, а в ЦВЗ (Манеже) и Морозов и Титя работали, которые в «АУ» тоже играли. И я частенько там болтался. А поскольку я был с электричеством в хороших отношениях — и приемник сделал, с аппаратом ковырялся… Иногда приходил к ним на репетиции посмотреть — не пьют ли. Потом в рок-клубе как-то искал с кем бы скинуться, Андрей тоже искал. Раз, выпили, снова познакомились. И вот так несколько раз знакомились. Потом я раз к нему в гости съездил — попили вместе, и стали периодически общаться, потом он как-то попросил меня подыграть. Песенки я все знал, и без репетиции сразу вошел. И потом очень быстро влился в «АУ», поэнергичнее был, не настолько влом все. Звука я с первого же дня начал добиваться. Даже на репетициях, если плохой звук, я сразу отключал гитару, т. е. лучше на не включенной играть. Панк-рок у нас ведь был изначально социальным, а не музыкальным явлением. Хотя были какие-то попытки — но не было возможности, не было аппаратуры и т. д.
 
      О: Какие концерты у вас случались? Что происходило?
 
      А: Первые гастроли, которые я устроил, были в Выборге. Причем Свиньи там даже и не было. Он даже до вокзала не доехал. Пели тогда я, Дубов и Ослик, втроем, оттопывая ножками. Со стороны выглядело как «Beatles» — по куплету — хором, по куплету — хором.
 
      О: Как ты считаешь, откуда взялась эта скандальная шумиха вокруг группы?
 
      А: Те штуки и вещи, которых, вообще, в природе и не было, и не понятно кем даже придуманы. Где-то что-то разик вытворили — голышом попрыгали по сцене… И во всех городах нас уже заранее предупреждала администрация залов: "Ребята, мы слышали, что вы каждый концерт раздеваетесь догола и трясете всем. И вот этого не надо". А в Волгограде нам просто выставили ультиматум, чтобы мы не раздевались, чего мы и не собирались даже делать. А когда выставили ультиматум, конечно, мы потом разделись. А все началось с 1 февраля 1995 года — с Фестиваля, сделанного клубом "Джерри Рубин" при поддержке "Саманты Смит Рекордз" в ДК Бронетанковых войск в Москве.
 
      О: Куда вы ездили?
 
      А: Начали с города Буй. Есть такой город славный. А что, появился стишок:
 
      А мы поедем в город Буй,
      И заработаем там… много.
 
      В Москву часто мотались. В Минске, Витебске жили. Волгоград, Самара, Саратов. Сценарий один: сели в поезд, выпили — хорошо. Вылезли. Нас тут же похмелили. Опять хорошо. Пришли в зал. Посмотрели — выпили. Хорошо. Отыграли. Выпили — опять хорошо. Взяли с собой, поехали домой.
 
      О: Расскажи о Свинье.
 
      А: Андрей был маленький, потерявшийся мальчик, а все остальное, всякие шутки и приколы — это, чтобы отгородиться от всех, чтоб его оставили в покое. Когда он учился в школе, он был толстым, а его друг Кирилл был на девочку похож, и обоих постоянно били. Поэтому он и стал таким Свиньей.
 
      О: Что изменилось с твоим приходом в группу?
 
      А: Как-то Свинья сказал: «АУ» — это мы, а остальные были проходные люди". И вот за последний год Миша Распутин стал третьим (басист).
 
      О: А что можешь сказать по поводу постоянных смен в составе?
 
      А: Кто есть — товарищи, разик репетнули и поехали. В Волгоград поехали, вообще, без единой репетиции. Два человека, вообще, группы-то не знали. Это костяк, бывший барабанщик "Скорой помощи" и Саша Блэкмор. Люди-то все хорошие, но чисто музыкально не устраивали. У других самолюбие болезненное. Знает, что в группе есть второй басист, уходит. Хотя, в принципе, тот и тот нужен, тот и тот делают дело. У нас всегда была пара басистов, если кто-то не может, другой поедет.
      Еще за неделю до поезда — мысль одна: "На что бы, где бы выпить?" Было дело. Когда мы, как раз, в Волгоград поехали. Я говорю Косте с Блэкмором (они волосатые были) по пьянке: "Давайте я вас подстригу". Они: "Не, не фига". Я говорю: "Сейчас вы заснете, я вас обкарнаю — сами лысые сделаетесь". И они долго-долго не спали, на каждой остановке в поезде вскакивали. Соответственно, днем, когда мы ушли пить, они вниз мордами заснули. А лица у них были опухшими от чая, потому что выпить не было — и пили чай с утра до ночи. Потом пришла милиция. Они меня даже не трогают. Я просто смотрюсь таким, что лучше не приставать. Андрей пытался сказать: "Я тоже хороший". "А тебя мы в любом случае заберем". А на их опухшие лица посмотрели и давай тащить все вещи, осматривать все… В Минске, например, очень строго с пьяными — сразу забирают. Когда мы там были с серией концертов… Шли с Андреем изрядно пьяные на концерт… Там все дешево, когда здесь бутылка гадкого вина стоила тысячу, а там 900 рублей трехлитровая банка отличного молдавского вина, нашего любимого. Мы баночку взяли… Еще с утра бутылок 10 пропустили на пару. Идем с банкой, как сок попиваем. Проходят милиционеры. Я сразу спьяну стал орать, что я иностранный гражданин, суя весь изрисованный и измятый загранпаспорт: "Вы меня не имеете права. Без консула я с вами даже разговаривать не буду". На что у милиционеров просто глаза большие. А Андрей опустился на колени и давай им за ноги цепляться: "Ну, заберите меня, ну, заберите меня" (жалобно). Короче, они сами не знали, как от нас отделаться. Сразу после концерта мы группу домой отправили, а сами остались пьянствовать еще недели 2–3.
 
      О: Расскажи еще какие-нибудь интересные случаи и жизни "АУ"?
 
      А: Это было где-то осенью 1993 г. Поехали мы на концерт в Москву. В составе был я, Мява, Миша и со мной еще кое-кто. Всего насчиталось 8 человек. Приехали мы в Институт культурного наследия. Нам объявили, что мы приезжали не поздно и записались. Уехали мы в клуб «Бункер». Нажрались там со страшной силой еще до концерта. Весело отыграли. Мы там, конечно, здорово натрескались. С каким-то неимоверным трудом то одного, то другого выводили. Когда после концерта ребята собирали группу, чтобы увезти хотя бы на такси — не получалось. Пока вытащат одного, другой — ползком-ползком назад (там бар был хороший). Приехали мы с горем пополам к своему общежитию. Институт закрыт. Все. Второй час ночи. Как всегда стали ломиться, ломать. Я пытался дверь выбить, она оказалась очень крепкая — не получилось. Я стал по подоконникам стучать палкой какой-то. Товарищ один мой по водосточной трубе полез — чуть шею не свернул. Андрей лег в кусты и сказал: "Я и здесь могу жить". А с нами была девушка Настя которая совсем не пила. А когда, после приезда в Питер, ее спросили подружки "Что было?". Она ответила: "Не знаю". Мы ее в первый день пути, еще в поезде напоили, так и не давали придти в себя. Так вот. Сидит она, взяла, порвала пачку «Беломора», думает: "Чего мужики шумят, проще поджечь". И подкладывает ее под дверь деревянную и поджигает. Самое главное, что дверь начала гореть. А в это время кто-то пошел в кусты и обнаружил другой вход, который открыт. Ну, мы все туда и пошли. А потом один более-менее трезвый обернулся и смотрит — дверь-то уже серьезно взялась. Вроде как спать в гостинице, которая горит, не с руки. А у меня была с собой бутылка вермута. Вина у нас было — ну, немеренно. Оно уже просто текло у нас изо всех ушей. И он стал поливать дверь вермутом, пока не потушил. Вошли мы туда — уже был третий час, разбудили тетку на вахте — давай записываться. Я вместо своих данных написал, что — Изя Шварцманн. Она порвала визитку, я снова пишу это методично. Она порвала и снова мне дает. Я стал возмущаться, что ж это такое. Она говорит: "Какой же ты еврей!" Я показываю ей загранпаспорт, а там латинским — Chernov. Я ей говорю: "По-русски — Чернов, а по — нормальному — Шварцманн. Это моя девичья фамилия". А она говорит: "Ну, посмотри, какой ты еврей!" После чего пришлось расстегнуть штаны и сказать: "Посмотри, у меня даже обрезание есть!" На что тетка чуть в обморок не упала. А так как был только один человек, который был в состоянии еще хоть что-то написать — записали нас без разделения на пол и возраст в визитке как гражданин Самусик и группу (всего 8 человек) расселили в 2 групповых номера.
 
       3-й концерте Киеве.
 
      Полная развернутая группа «АУ» — «репетиция». Стоит стол на сцене. Сидят товарищи музыканты. Занавес открывается — все сидят, не обращают внимания — ужинают. Пьют. Там же за столом — пара-тройка микрофонов. Народ шумит. Пять минут, 10–15… Когда начинается совсем уж бурное недовольство, встаю я — типа включил гитару, пошумел… Они только успокоились, сажусь назад. Когда уже минут сорок пройдет — уже все, невтерпеж, начинаем играть, товарищи сидят, пьют, время от времени подпевают — стол с микрофоном. Было весело. Время от времени кто-то из нас — просто за стол. Не обращали внимания. Мы мечтали, чтобы все время так концерты проходили.
 
      О: Расскажи что-нибудь о гастролях.
 
      А: Помню, ехали мы как-то в Волгоград. Жара ужасная. А я достал билет в депутатский вагон. И нас высадили, причем ни за что, по большому счету. Мы даже, вообще, не пили. А у меня чемодан был полностью портвейном забит. Мы очень устали накануне. Мы легли в поезде и сразу заснули. Единственное, голые были все. Но кто-то, видать, выходил, стопор не включил в купе, дверь открылась… Проводница была в шоке: тут депутатский вагон, в туалете — 3 вида зубной пасты, кофе с коньяком, вагон непроходной. Проводница сказала, что мы иные и устроили дебош. Пришли менты, их вывели. Если бы меня было легко разбудить, может, ничего и не было бы. Меня за ногу дергают, я: "Иди на…" и раз ногой. Меня начинают стаскивать. Я: "Не понял". Потом смотрю, в формах, говорят: "Собирайте вещи на выход". Я: "С какого хрена? Никуда не пойду". И довольно-таки проблематично было бы меня высадить. А тут раз — эти уже на платформе. Тут оказывается, они уже полчаса поезд держали — меня будили. Когда нас в отделение отвели, я там понес: "На каком основании нас задержали? Я сейчас посажу вас всех!" В итоге нам сделали бесплатные билеты, посадили нас на плацкарт какой-то… Вообще-то, нас частенько ссаживали с поездов…
 
 

(находится в невменяемом состоянии)

       18.11.98
 
      Ольга: Что тебе запомнилось из того периода, когда ты играл в "АУ"?
 
      Валера Морозов: Когда мы первый раз выступали в рок-клубе, все обоссались просто от одного вида. Когда мы сыграли, Гриня Соллогуб сказал "Вы ребята серьезные". Они все перессали. Для них это было ужасно. Это было очень круто. Все опухли. И в Москве было так же. Так было всегда. Где бы мы ни были — хоть в Тюмени — нас везде принимали "на ура". Потому что группа была настоящая. Мы себе не врали никогда. Это главное. И толпа визжала, само собой. Но это совершенно нас не волновало. Главное, чтобы самих себя удовлетворить (смеется). Так и назывались — "Автоматические удовлетворители".
 
      О: Какие-нибудь интересные моменты можешь рассказать?
 
      В.М.: (задумался)Водка. Похмелье. Водка. Опять похмелье (смеется).
 
      О: Как ты думаешь, почему Свинья нашел воплощение своего таланта именно в Панк-роке, а не в чем-то другом?
 
      В.М.: Это, в общем-то, юродство. Свинья — очень трогательный, очень хороший человек. Но это самый настоящий юродивый, наш, русский человек. Это не передать словами. И так все ясно. Даже репетиции назывались вариациями. Мы варьировали. Я профессионал, могу, что угодно, играть. А Свинья — это жизнь.
 
 

       15.11.98
      Ольга: Расскажи, пожалуйста, как ты попал в "АУ".
 
      Партизан: Андрюшка в определенных кругах был человек известный. Был некий Миша Дубов, он позвонил и сказал: "Кончай фигней заниматься (я как раз начал в ДДТ играть), давай дело делать". И я вместе с «АУ» поехал в Москву.
      Андрюха человек очень искренний. Мне он очень нравился, у него был не стандартный взгляд на все. Андрей был очень тонкий, ранимый. У нас было много общего: отношение к самому себе, к окружающей действительности, к окружающей ситуации. Мы понимали, что по большому счету никому кроме родителей не нужны.
      Андрей был классным актером, бил прежде всего по снобам. С начала 80-х мы с ним начали общаться. Я решил одно время расстаться со своими мозгами. С Андрюшкой встречались, выпивали вместе, говорили о жизни.
      Андрюша до конца не менялся, бескомпромиссный по отношению к жизни, своему творчеству. Из него хотели слепить отрывного негодяя, хулигана, пьяницу, алкоголика, но в нем было больше света и радости, чем чернухи. Андрей был очень светлый человек — живет как хочет, играл как хочет… Что в жизни, то и на сцене. Панк — как стиль музыки и стиль жизни был для него един. Хотя это был скорее Андрей Панов, чем Панк-рок. В России смешно говорить про Панк-рок: у нас или люди от рождения панки… Вообще, тогда на 80 % были гопниками, а называли себя панками. Люди воспринимали тогда их: в худшем случае — фашист, в лучшем — педераст.
      В 1988 году съездили вместе в Москву, записались на фестиваль «Сырок», Андрей играл на гитаре — весь концерт проиграл на ноте «ре» — получили грамоту за верность жанру. С обывательской точки зрения — никто никогда в этой стране хуже не играл. Андрей был пьян в «ноль». Ему говорят: "Иди пой, пора". А он говорит: "Пошли в жопу, сначала напоят человека, а потом петь заставляют".
      "АУ" — настоящий наш российский Панк-рок, это корневая группа, которая это дело начала первой. АУ — это легенда. Сколько директоров поснимали за выступления «АУ». «АУ» это больше Action.
      Андрей не хотел ничего никому доказать, ничего никому объяснить, а просто делал то, что ему нравится. Все шло от сердца, по-доброму, было больше театра, чем от злости. Хотелось пробить обывателей, очень интересна их реакция, Можно о чем-то говорить, а можно делать. Андрей относился ко вторым. Ветераны, всякие комсомольские работники говорили, что таких, как мы давили танками. А как только фишка накатила — все перекрасились. Как бы поступила директива: "Выбрить ирокез, серьги в уши" — и тогда мне стало противно этим заниматься.
      А «АУ» как был independent, так и остался, как ни пытались сделать и него конфетку — ничего не получилось, потому что изначально все было честно и искренне. Хотя очень сложно устоять, когда дают деньги — большие площади, "мы — звезды континентов"…
 
 

       16.11.98
 
      Ольга: Расскажи, пожалуйста, историю «АУ» с 1989 года, когда ты туда попал.
 
      Котик: Гитаристами того периода были я, Боря Вильчек, Ослик, потом пришел Андрей Чернов.
      Барабанщиками были Орлов, Воронин Игорь «Ворона» (1989–1990), Миша Сульин, Макс Перекрестный.
      Басисты: Мява (Ира Готина), Дубов Миша.
      Состав был перетекающим: один концерт — один играет, другой — 2 гитары
      Хронологически кто когда играл нельзя восстановить — все играли периодически на протяжении всего существования "АУ".
      В Москве помню два концерта обвальных (1993-94) -
      Один — в "Хо Ши Мине" (Светы Ельчаниновой).
      Второй в "Sexton'е" — все нарезались. Андрею дали направленный микрофон, а он пел в ненаправленный, потому что в направленный нужно орать, а Андрей занимался пением.
      Андрей был чисто творческим элементом, лидером, а административной деятельностью занимались другие — Чернов, Дубов. Ему звонили из клубов, предлагали сыграть, а он уже говорил: "Да или нет". Андрей никого никогда не напрягал, типа "почему на репетицию не приехал"… В «АУ» главное было — творческие идеи Андрея, которые нравились людям, которые интересно было играть. Не было жестких рамок, типа "Давайте играть Панк-рок вроде "Sex Pistols" — были просто определенные темы — мелодии с текстами, в которые можно было привносить свои какие-то идеи. И если Андрею не нравилось — кто-то тянул к металлу, например, — он не говорил: "Я это петь не буду", не жал какие-то телеги, а просто пассивно избегал того, что ему не нравилось — напивался, мог сорвать репетицию. У него были свои какие-то ходы. По поводу Панк-рока Андрей говорил: "Под этой эгидой легче варьировать", "Под этой вывеской большая свобода".
      Панк-рок — наиболее полная свобода для актера, если у него есть идеи — как одеться, как раздеться — любое шоу, полный отвяз, так естественность — все, что присуще человеку — все это вынести на сцену. Все было игрой и шоу — и репетиции и концерты, начиная от посадки в поезд. Самобытность АУ — авторство Андрея. Он писал в основном басы — очень продуманные, гитара могла варьировать. Дубов еще пытался что-то свое гнуть, а Мява очень в стиль вписывалась
      У Андрея не было никакой агрессии. Он всегда говорил, что умеет только получать, нос у него сворачивался то налево, то направо. Андрей беспределов никогда не устраивал — никакого разрушения, он просто делал то, что естественно человеку (он никогда не ломал инструментов, не дрался). А в том, человек естественный — это не беспредел.
      Человеку свойственно кучковаться и сейчас уже панк — определенная униформа. Социальная машина заработала. Социум хочет всех по ячейкам распихать, приклеить ярлычок, засунуть людей в рамки — даже в рамки Панк-рока, чтобы знать, что от человека можно ожидать — создать определенный образ. Знать, как с человеком нужно общаться.
      Даже в конце 70-х у всех групп было свое лицо, каждое название несло определенную концепцию, определенную модель музыкального и внешнего общения. Музыка — наиболее благоприятный способ договориться двум людям, а не определенное клише — ирокез и т. д.