- Наш Кирка совсем уже очумел по партийной линии, - сказала она.
      Пулково налил себе рюмочку и подцепил треугольник соленого груздя.
      - Мда-с, и всюду страсти роковые, - произнес он как раз то, что и должен был произнести холостяк джентльмен, глядя на ссору в большом семействе.
      Вероника улыбнулась ему, показывая, что помнит, как год назад в этом доме они едва ли не флиртовали.
      - Вот видите, Леонид Валентинович, еще год назад здесь, помните Мэричкин день рождения, я крутилась, кокетничала, а сейчас... - Она показала ладонями, будто крылышками, на живот. - Вот видите, как изуродовалась.
      - Ваша красота, Вероника Александровна, немедленно восстановится после родов, - сказал он.
      - Вы думаете? - совсем по-детски спросила она и тут же накуксилась. - Ох, какая дура!
      Пулково глянул на часы, встал прощаться, взял руку Вероники в обе ладони.
      - Между прочим, я сейчас часто играю на бильярде с очень интересным военным, комполка Вадимом Георгиевичем Вуйновичем. Он нередко вспоминает вас с Никитой... вас особенно...
      - Не говорите ему, что мы приехали! - воскликнула она.
      В следующий момент оба вздрогнули: из кабинета начали разноситься бурные драматические пассажи рояля. Пифагор бросился к дверям, ударил в них передними лапами. Выскочила Агаша, схватила его за ошейник:
      - Тише, Пифочка, тише! Теперь наша мамочка сами лечатся!
      Мэри Вахтанговна музицировала весь остаток вечера. Нине в ее комнате наверху иногда казалось, что рояль обращается прямо к ней, то требует, то просит сойти вниз и объясниться. Она злилась на эти воображаемые призывы: сами что-то скрывают от нее, а потом устраивают сцены. Обвиняют в равнодушии, а самим наплевать на жизнь дочери! Разве хоть раз мать или отец, не говоря уже о братьях, спросили, что происходит в "Синей блузе", в "Лито", в отношениях с друзьями, с Семеном... Все разговаривают с ней только каким-то раз навсегда усвоенным дурашливым тоном, как будто она не взрослеет, не мучается проблемами революции. Да и что для них революция? Они просто счастливы, что она отходит на задний план в жизни страны, что прежняя их комфортная обыденщина так быстро восстанавливается. Чем, по сути дела, мои родители отличаются от нэпманов, от какого-нибудь Нарим-хана из "Московского Восточного общества взаимного кредита", о котором недавно писал Михаил Кольцов? Тот ликует в своем банке под защитой швейцаров в зеленой униформе, здесь - дворянские фортепианные страдания, вечерние туалеты для выездов в оперу... "Нормальная жизнь" возвращается, какое счастье!
      Не раздеваясь, она валялась на своей кровати, пытаясь читать "Непогашенную луну", но не читалось никак, строки ускользали, набегали одна за другой досадные мысли: "Как-то не так я живу, что-то не то я делаю, почему я позволяю Семену так себя вести со мной, почему я стесняюсь своей романтики, своих стихов, почему я не откровенна сама с собой и не могу сказать себе, что на ячейке мне скучно, почему..."
      Она заснула с открытой книжкой "Нового мира" на животе и очнулась только от шума подъезжающего автомобиля. Хлопнула калитка. Нина выглянула в окно и увидела своего любимого отца. Веселый, в распахнутом пальто, он шел в свете луны по тропинке к дому. Значит, операция прошла удачно. Стукнула дверь, застучали каблучки. Любимая мать побежала навстречу мужу. Слышны их веселые голоса.
      Нина погасила лампу, но продолжала сидеть, прижавшись лбом к стеклу. Луна парила в чистом небе над соснами. По тропинке к дому теперь шествовал, поводя гвардейскими плечами, младший командир Слабопетуховский. Послышался его паровозный голос: "А я гляжу, печка-то у вас на кухне малость дымит, Агафья Васильевна". - "Ой, не говорите, товарищ Слабопетуховский! отвечал пронзительный от счастья голос Агаши. - Не печь, а чистый бегемот! Сажень дров на неделю!"
      Нина вытащила тоненькую книжечку Пастернака, открыла наугад и прочла:
      Представьте дом, где пятен лишена
      И только шагом схожая с гепардом,
      В одной из крайних комнат тишина
      Облапив шар, ложится под бильярдом.
      Тишина в конце концов действительно улеглась. Сквозь дремоту Нине почудилось, что по соседству, в спальне родителей, кто-то занимается любовью. "Но этого же не может быть", - улыбнулась она и заснула.
      Глава 4.
      Генеральная линия.
      Северное бабье лето наутро обернулось сильным холодным дождем, лишенным какого-либо поэтического контекста. Кирилл Градов в кургузом пальтишке и рабочей кепочке, спасая книги за пазухой, быстро шел по улице поселка к трамвайному кольцу. На полпути его догнала легковая машина. Рядом с водителем сидел старший брат Никита, в полной форме комдива. Машина притормозила, Никита открыл дверь и пригласил Кирилла:
      - Слушай, я еду в наркомат. Садись, подвезу!
      Не замедляя шаг, Кирилл махнул рукой:
      - Нет, спасибо! Я на трамвае!
      Никита сделал шоферу знак, и автомобиль медленно поехал вровень с идущим. Красный командир с улыбкой смотрел на нахохленного партработника.
      - Перестань дурить, Кирка! Ты же промокнешь!
      - Ничего, ничего, - пробормотал Кирилл и вдруг осерчал: - Езжайте, езжайте, ваше превосходительство! Мы к генеральским авто не приучены!
      Никита тогда тоже немного разозлился:
      - Ух ты, какие гордые у нас нынче марксисты! Да ведь ты и сам сейчас в ранге градоначальника, шутка ли, второй секретарь Краснопресненского райкома!
      Не ответив, Кирилл резко свернул за угол. Шофер посмотрел на комдива: прямо или направо? Никита показал - езжай за ним! Автомобиль повернул за Кириллом, невзначай пересек большую лужу, обдав идущего мутной водой. Никита не поленился наполовину вылезти и встать правой ногой на подножку.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.