ЧЕЛОВЕК В ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ
      ВАЛЕНТИН АККУРАТОВ, заслуженный штурман СССР
      СЛЕДЫ ВЕДУТ В ОКЕАН
      - Следы! - крикнул в микрофон Михаил Титлов - командир самолета.
      Радист и я бросились в кабину пилотов, откуда был хороший обзор, Ни в первое мгновение, ни в следующее мы не поверили Михаилу Алексеевичу. Это казалось немыслимым...
      ...Двухмоторный самолет уже более четырнадцати часов курсирует над просторами Северного Ледовитого. Наша задача - выяснить, как распределяются льды в океане. На основании этих данных можно будет предсказать условия плавания для караванов судов.
      Неожиданно мое внимание привлекла странная полоса, которая легкими штрихами пересекала ледяное поле, проплывающее под нами. Приподняв светофильтры, я стал внимательно вглядываться в эти полосы...
      - Следы! - Возглас командира оторвал всех от привычных занятий. Члены экспедиции устремились в кабину пилотов.
      Машина шла на небольшой высоте. Цепочка следов промелькнула гак быстро, что мы увидели позади самолета в снежном мареве полярного дня лишь нечеткую полоску. Ее можно было принять за трещину, вдоль которой прошел белый медведь в поисках нерпы.
      - Разыграть вздумали, - разочарованно протянул всегда немного скептически настроенный радист Герман Потарушин.
      - Нет, точно следы, - недоуменно ответил самому себе второй пилот Афинский.
      Титлов, прищурившись от напряжения, вновь старательно выводил машину на нечеткую 'полоску следов, чтобы рассмотреть ее как следует,
      - Правда, следы!.. - еще раз подтвердил командир.
      - Показалось, - вздохнул Потарушин. - Мы же так далеко от материка и в трехстах километрах от Диксона. Ни одного сигнала бедствия в этот месяц не было, С неба, что ли, люди свалились? Марсиане?
      Мы перешли на бреющий полет над вершинами торосов.
      - Смотрите, вот они, "марсиане", левее голубого тороса! - крикнул Титлов.
      По заснеженным льдам вились следы - очевидно, шли двое с нартами. Теперь без сомнения можно было оказать - шли люди. И шагали они как люди следы их тянулись бесконечной синусоидой, потому что люди не могут ходить строго по прямой, как, например, белые медведи, и белые медведи не тащат за собой нарты. И видимо, один из людей покрепче или помоложе, потому что следы упорно оттягивало вправо, в сторону океана. Это делалось вряд ли нарочно.
      Вдруг за очередной грядой торосов следы пропали. Под нами было чистое заснеженное поле.
      - Что за чертовщина? - пробурчал Титлов.
      - Проглядели, - сказал я. - Люди, видимо, спрятались в торосах. Курс обратный!
      Титлов развернул машину, Мы снова прошли над грядой торосов. Следы обрывались в изломах льда.
      - Они почему-то прячутся от нас! - проговорил Афинский.
      Мы переглянулись. Такое совсем не вязалось с представлениями об Арктике и полярниках. Люди прячутся от людей, оказавшись среди океана, в сотнях километров от населенного пункта!
      - Садимся? - предложил я Титлову.
      Садиться на океанский лед - предприятие рискованное. Одиночный самолет, без страховки другим, да еще на колесах!
      Я пожалел о сорвавшемся слове, но люди... Ведь одни в океане!
      Титлов внимательно посмотрел на меня и молча кивнул головой.
      - Осмотрим вон то ледяное поле, прикинь, размеры, толщину заснеженности.
      Состояние льдины делало посадку возможной. Смущали колеса: как они поведут себя на заснеженной льдине? Сбросили дымовую шашку для определения ветра и ориентировки. Шурша покрышками, самолет мягко пробежал по льду и остановился. Выскочили и осмотрелись. Лед крепкий и надежный.
      - Пойдем, - сказал Титлов.
      Пошли. До той гряды торосов было более километра.
      Метрах в трехстах от торосов остановились.
      Обитатели торосов молчат. Мы тоже. Подождали, подождали, наконец Титлов крикнул:
      - Кто вы?
      Не ответили.
      Афинский повторил тот же вопрос по-английски. Молчание.
      Мороз был крепкий, с ветерком нам в лицо.
      - Отвечайте! - снова крикнул Титлов.
      - Отвечайте, черт возьми, кто вы?!
      - Пошто лаешь? - донеслось из-за торосов.
      - А пошто молчите?
      - Кто вы такие? - спросили из-за торосов.
      - Ну уж это наглость, - пробурчал Потарушин, человек весьма чувствительный к вопросам субординации и вежливости.
      - Летчики советские! - крикнул кто-то из нас.
      - Выходи один. Поговорим.
      Мы переглянулись.
      - Иду? - взглядом спросил я Титлова.
      Тот кивнул.
      Я поднялся. Когда я прошел шагов десять, из-за торосов навстречу мне вышел невысокий русобородый мужчина. Я внимательно приглядывался к нему. Он двигался вразвалку, как ходят люди, привыкшие к тяжелому физическому труду, крепко ступал на ноги.
      Сблизились.
      Я увидел, что мужчина немолод. Он передвинул на шапку эскимосские "очки": распиленный поперек молодой ствол пихточки с крестообразным отверстием.
      За пятьдесят ему перевалило давно. Глаза из-под лохматых бровей смотрели сурово и подозрительно. Шел неторопливо, и мы встретились гораздо ближе к его лагерю, чем к моему.
      "Непрост мужичонка-то", - подумал я.
      Сошлись.
      Не подавая руки, бородач сел на обломок тороса. Сел и я. Помолчали, изучая друг друга.
      - Пошто идете за нами? - - угрюмо спросил он.
      - Вы-то как очутились здесь?
      - Дорога заказана?
      - Нет.
      - Вот мы и идем.
      - Да идите, пожалуйста. Мы помочь думали, в беде вы, океан же кругом!
      Молчит, пытливо сверлит меня глазами.
      Я достал кисет, стал набивать трубку. Старик крутил головой.
      - Хорош табак.
      - Хорош.
      - Духовитый.
      - Душистый и крепкий, с душой.
      Помолчали.
      - Одолжите, может...
      Я протянул ему кисет.
      Бородач достал из-за пазухи трубку величиной с добрый кулак, покосился на меня. Я махнул рукой.
      Он плотно набил трубку, подобрал табачинки, случайно упавшие на снег. Потом достал спички и, прикуривая, второпях сломал две. Крякнул с досадой. Затянулся глубоко, даже глаза закрыл от удовольствия. Выдохнул дым не сразу. Вытер слезы, набежавшие на глаза.
      - Дядя Митяй! - раздалось из-за торосов.
      - Две недели без табаку, - словно извиняясь за несдержанность своего спутника, сказал бородач.
      - Куда идете-то?
      - На Диксон.
      - До него семьсот километров!
      - Дойдем.
      - А прошли сколько?
      - Верст пятьсот. С гаком.
      - Одни?
      - Да. - И он крикнул: - Гришка, подь сюда!
      Из-за торосов вышел второй бородач, со стороны моего лагеря поднялся приземистый Титлов и направился к нам.
      Дядя Митяй посмотрел в его сторону, усмехнулся:
      - Много вас?
      - Пятеро.
      - Пусть идут. Не лиходеи мы. Столяры.
      Около нас собрались все, кроме механика, дежурившего в самолете. Григорий жадно, наслаждаясь, курил.
      - С Таймыра с Гришкой топаем, - разговорился подобревший от табака дядя Митяй. - Нешто можно так с рабочим человеком обращаться? Столяры мы, столярами и подрядились. А нас, поди ж, плотниками поставили. Плотник - он плотник и есть, а столяр - он столяр. Свое ремесло у каждого. Нешто мы плотниками подрядились?
      Дядя Митяй долго и старательно объяснял нам, что их глупый и непонимающий начальник нарушил договор и заставил работать плотниками. Обидевшись, столяры и отправились с Таймыра на Диксон...
      Мы слушали не перебивая и разглядывали путешественников. Одеты они были ладно, добротно, даже, я сказал бы, с щепетильной опрятностью: полушубок с кушаком, за который заткнут топор, треух, ватные брюки, валенки.
      Меня, как навигатора, интересовало многое.
      - Как же вы ориентируетесь? - спросил я. - Как правильно направление держите?
      - Компас у нас, - и дядя Митяй достал обыкновенный туристский компас, который в этих широтах показывает то ли направление, то ли цену на дрова в бухте Тикси.
      - Да вот часы. А главное - солнышко. Когда не затянуто хмарью, конечно...
      Сверили часы. Дядя Митяй подвел свои на пять минут:
      - Ничего. Дойдем. Почитай, уже половину пути прошли.
      - И не страшно? - поинтересовался Потарушин.
      - Не... - протянул Григорий.
      - А медведи?
      - А топоры?!
      - Почему же вы берегом не пошли? - спросил Титлов.
      - Дальше, - ответил дядя Митяй.
      - Да ведь пустяк, всего на триста километров. Так по твердой земле, а не по океану.
      - По берегу медведей больше и снега глубже.
      Мы с восхищением смотрели на двух простых русских людей, решившихся на такое отчаянное путешествие. По своему маршруту, по элементарности снаряжения и по смелости замысла оно, пожалуй, не имело себе равных во всей истории штурма Арктики.
      Попытка Нансена и Иогансена пройти от дрейфующего "Фрама" к полюсу и вынужденное отступление к острову Белая Земля считается классическим эталоном полярного путешествия. Этот поход блестяще описан в книге Фритьофа Нансена "Фрам" в полярном море". Трагедия гибели лейтенанта Г. Седова, одного из самых мужественных и самоотверженных исследователей Арктики, достаточно квалифицированно снаряженного и обладающего полярным опытом, разыгралась на участке пути по льдам протяженностью всего в 190 километров.
      Двое, что сидели перед нами, уже прошли пятьсот километров, были полны сил и уверены, что пройдут еще триста. Триста - это по прямой. А обход разводьев, хаос торосов? А дрейф льда? А северные пурги и лютые морозы?
      Но никому из нас не пришло в голову назвать их героями. Почему?
      Об этом мы подумали после того, как с трудом уговорили дядю Митяя и Гришу сесть к нам в самолет, чтобы подбросить на Диксон.
      И всегда, когда мне к слову приходилось рассказывать эту историю, мнения слушателей разделялись. Одни утверждали: "Герои!", другие упрямо твердили: "Нет".
      Наверное, свои мнения будут и у читателей.
      Так шли с Таймыра на Диксон путники, которых повстречал экипаж самолета. Сплошная красная линия - пройденный ими путь.