В дальнейшем это, к сожалению, повторялось не раз: советские авиаторы открывали дрейфующие острова, а американцы использовали их для своих целей. (Кстати, по-английски слово "Тарджет" как раз и означает "цель".) Так, в апреле 1948 года летчик И. Мазурук и штурман Б. Иванов открыли ледяной остров размерами 28 Х 32 км. Он дрейфовал тогда в нашем секторе, в точке с координатами 82°00' северной широты и 170°00' восточной долготы. Потом его обнаружили (уже в своем секторе) американские летчики, назвали Тарджет-2 и оборудовали на нем свою военно-воздушную базу. В апреле 1950 года пилот В. Перов и штурман Б. Бродкин открыли ледяной остров площадью в 1000 км2. Впоследствии его опять-таки заняли американцы, назвав его Тарджет-3.
      Все эти ледяные острова имели характерную волнистую поверхность и крутые обрывистые берега высотой 10 - 12 м. Они рождаются на островах канадского архипелага и дрейфуют в Арктическом бассейне, пока их не выносит в Атлантику, где они умирают в ее теплых водах.
      Именно такие острова принимались в прошлом за новые арктические земли. Они служат советской науке: ведь они самой природой предназначены для размещения на них арктических научно-исследовательских станций.
      САМАЯ СЕВЕРНАЯ ЗЕМЛЯ
      Акватория Арктики огромна. Она занимает более 13 миллионов квадратных километров. Мы, полярные летчики, опутали ее густой сетью своих маршрутов. Одних только посадок на дрейфующие льды совершено несколько тысяч. Казалось бы, ни один крошечный островок не смог бы скрыться от наших глаз. Но если меня спросят: есть ли еще в Арктике новые, неизвестные до сих пор острова, то я, не задумываясь, без сомнений и колебаний отвечу: "Есть!"
      Есть еще не открытые земли!
      Эту мою уверенность подтверждает прежде всего история неизвестных островов в море Лаптевых. Они были обнаружены нами, экипажем гидросамолета СССР-Н-275, 27 июля 1940 года при выполнении стратегической ледовой разведки в северо-западной части моря Лаптевых.
      Ни по форме, ни по своему геологическому строению они не похожи ни на один из дрейфующих островов. Обрывистые берега, темная тундровая поверхность, небольшие озера, песчаные косы, стаи птиц (кайры и чайки), наличие плавника все говорило о том, что это настоящая земля.
      Многочасовая разведка проходила в сложных метеорологических условиях. Сплошная низкая облачность, снегопад, туман и оледенение исключали астроориентацию, а радионавигационные средства тогда попросту отсутствовали.
      В морских лоциях и картах того довоенного времени эти острова не значились. Проверить действительное положение островов помешала тяжелая ледовая обстановка, заставившая все силы бросить на проводку морских караванов через льды. А потом началась война, и острова были забыты. От них осталась лишь фотография, которая здесь воспроизводится, и карта, сделанная мною тогда.
      Эта история хорошо иллюстрирует тот факт, что не так просто открыть в Арктике заново уже обнаруженный остров, если неизвестны его точные координаты, и, возможно, проливает некоторый свет на события, случившиеся 12 лет спустя.
      25-24 августа 1952 года, выполняя глубокую ледовую разведку с выходом за географический полюс, в 160 км за ним мы с И. Черевичным встретили неизвестные острова.
      Открытие земли в этом районе было настолько ошеломляющим, что мы сначала даже решили, что сбились с курса. Неужели струйное воздушное течение вынесло нас к канадскому архипелагу? Контроль по трем радиопеленгаторам подтвердил, что мы находимся в нашей счислимой точке. Однако это нас не удовлетворило: пробив облака, мы проверили свое местоположение по высоте солнца. Все совпадало. Мы были там, где должны были быть, а под нами лежали два неведомых острова, четко выделявшиеся на фоне океанских льдов.
      Странное, какое-то раздвоенное было наше состояние. Глаза видели твердую землю, осыпи каменистой породы, стаи кайр и чаек, реющих над островами, но в мыслях это открытие не укладывалось. К тому времени дрейфующие острова были полярным летчикам не в диковину. Мы встречались с ними неоднократно и не только легко распознавали их по внешнему виду, но и знали, где и как они зарождаются.
      Острова же, увиденные нами за Северным полюсом, не были похожи ни на один из флобергов, этих пришельцев с берегов Земли Элсмира. Их бурый цвет, осыпи крупных камней, следы монолитных скальных пород, большие стаи водоплавающих птиц - все напоминало типичный ландшафт арктических островов.
      Находившиеся на борту самолета ученые из Арктического института А. Трешников (ныне член-корреспондент АН СССР), П. Гордиенко и Н. Волков, а также члены экипажа И. Черевичного - все были твердо уверены, что под нами находятся настоящие острова. Зарисовав их конфигурацию и сделав девять фотоснимков, мы вернулись на базу для доклада начальству.
      Острова в районе полюса сулили огромные выгоды. Ведь отсюда очень удобно следить за погодой, заниматься океанологическими исследованиями, помогать авиаторам и мореплавателям. Увы, последующие поиски этих островов оказались безуспешными.
      Почему же мы не нашли их вторично? Куда исчезла эта "терра инкогнита"?
      На мой взгляд, причина есть, и достаточно убедительная. В августе 1952 года в районе полюса было необычно тепло. Плюс 12° С! Я никогда не встречался с такой температурой за все 44 года полетов в Арктике. Именно поэтому снежный покров растаял и острова резко выделялись среди хаоса торосов, вершины которых были на одном уровне с островами.
      Через год, тоже в августе, температура воздуха в районе полюсе была нормальной, чуть ниже нуля. Снега было много, он покрывал все. Кроме того, все три полета на повторные поиски проходили в очень плохую погоду. "Летняя" в Арктике не обязательно значит "летная". Непрерывные циклоны, штормовые ветры, туманы, снегопады, интенсивное оледенение не позволяли летать на малых высотах из-за риска столкнуться с торосами. В поисках участвовал доктор географических наук Я. Гаккель - один из первооткрывателей подводного хребта Ломоносова, ярый сторонник заполюсных островов. Помню, как во время полета в тумане, на высоте 15 м, при видимости не более 50 м по горизонту, он ворвался в штурманскую с криком: "Земля!.. Острова... Проскочили!.."
      Набрав высоту, чтобы развернуться в тумане, мы легли на обратный курс, но полное отсутствие видимости и сильное оледенение вскоре заставили нас подняться за облака, к солнцу.
      Черевичный затянулся сигаретой.
      - Чертова землица! Не хотел бы я встретиться с ней в этом месиве!
      - Наука требует жертв, - отозвался я, глядя на Гаккеля.
      - Но земля! Она же была под нами! - не заметив иронии, восторженно выкрикнул он, лихорадочно записывая что-то в блокнот.
      - Могла стать и последней... для нас, - тихо проговорил Черевичный, глядя на левое крыло, обезображенное ледяными наростами.
      - Пассажиры этого не поймут, - прозвучал в громкоговорителях голос бортинженера Чечина со второго этажа летающей лодки. - Им бы только летать да делать разные открытия...
      Через год мы снова полетели на поиски. С ледовой базы, организованной вблизи полюса. Самолет был оборудован радиолокатором, на который возлагались большие надежды. Увы, они не оправдались. На экране светилось бесчисленное количество точек. Каждая из них могла быть отражением от островов. Или от высоких торосов. Визуальным же поискам мешал обильный снежный покров. А. Трешников, и на этот раз летавший с нами, с сожалением произнес:
      - Значит, это были все-таки дрейфующие острова. Вероятно, вершины хребта Ломоносова нигде не выходят на поверхность океана... Бороться и искать! Звучит романтично. Но целых два года ищем, а результаты?
      - Для вас целых два года, а для нас всего четыре полета, - возразил я.
      - Но они ничего не подтвердили.
      - Досадно, - вздохнул Черевичный.
      - Уж очень они были реальны, когда мы их обнаружили...
      - Сами видите, кругом одни льды.
      Так мнение науки разошлось с мнением экипажа. Загадка заполюсных островов осталась неразрешенной.
      Спустя пять лет атомная субмарина "Наутилус" впервые пересекла Арктику от Аляски до Шпицбергена через полюс. И вновь вспыхнули споры, есть ли эти таинственные острова? Подлодка шла от мыса Барроу к полюсу по прямой, но, достигнув района, где были обнаружены острова, резко отвернула в сторону и лишь потом вновь вышла на прежний маршрут.
      Что заставило "Наутилус" отклониться от курса? Не опасное ли уменьшение глубин, вызванное поднятием хребта Ломоносова, риск столкновения с его подводными вершинами? А может быть, и надводными - теми островами, которых мы так и не нашли?
      Рассказ В. АККУРАТОВА о полете в районе гипотетической Земли Андреева комментируют ПАВЕЛ НОВОКШОНОВ, ДМИТРИИ АЛЕКСЕЕВ, действительные члены Географического общества СССР
      ИСТОРИЯ ЗЕМЛИ АНДРЕЕВА
      В XVIII веке географические открытия в Арктике делались в основном людьми неучеными, безвестными и часто не отмеченными печатью добродетели": правда в их рассказах нередко шествовала рядом с вымыслом. Появлялись они так же внезапно, как и исчезали, сделав свое небольшое, но нужное дело. К таким землепроходцам принадлежал и сержант Степан Андреев. Кем был он разжалованным офицером или простолюдином, когда и где родился и умер, - архивы умалчивают. Был он грамотен, но не умел пользоваться компасом, копировал карты, но не знал геодезической премудрости...
      В марте 1763 года Андреев с несколькими казаками на собачьих упряжках отправился из Нижнеколымской крепости в "неизвестную посылку" - секретную экспедицию, имевшую целью проверить сведения об островах "супротив устья Ковмы реки" и "большой земле" к северу от этих островов, "на которой и стоячего всякого роду лесу весьма довольно". Побывали они на всех пяти островах, которые позже были названы Медвежьими, и составили их описание. На последнем, "пятом" острове, "взошед на верх горы", увидел Андреев "влево накосо севера в южную сторону, или по здешнему наврать к полуношнику", на горизонте "синь" или "чернь". Но что это было, земля или "полое место моря", Андреев "донести обстоятельно" не мог. Посему на следующий год ему было приказано вторично отправиться на "исследованные в море острова" и "ко упоминаемой большой земле".
      С пятью казаками в середине апреля 1764 года прибыл он снова на пятый из Медвежьих островов - Четырехстолбовый. Назван он был так потому, что стояли там кекуры - высокие природные каменные столбы. "В полуношник в леву руку" узрели на горизонте прошлогоднюю "синь" и "дались на усмотренное место". Бежали на собаках с небольшими перерывами почти пять суток. Ночевали у "великих" торосов. А на шестые сутки, рано утром, увидели "остров весьма немал. Гор и стоячего лесу на нем не видно, низменный, одним концом на восток, а другим - на запад, а в длину, так например быть имеет верст восемьдесят". Поехали к этому острову, но внезапно "наехали на незнаемых людей свежие следы", пришли в "некоторый страх" и поворотили обратно.
      В дальнейшем эту землю искали многие. Первыми были геодезисты прапорщики Леонтьев, Лысов и Пушкарев. Целых три года, в 1769-1771 годах, путешествовали они на собачьих упряжках "для отыску показанного подпорутчиком Андреевым шестова острова, или матерой Американской земли". Кругом были лишь бескрайние льды, полыньи и торосы... Поручение найти Землю Андреева давалось а 1785 году и русской полярной экспедиции Биллингса. В 1810 году ее поисками занимался М. Геденшторм, в 1821-1823 годах - Ф. Врангель и лицейский товарищ Пушкина мичман Ф. Матюшкин.
      В 1913-1914 годах Землю Андреева пытались обнаружить участники Северной гидрографической экспедиции на транспортах "Вайгач" и "Таймыр". Искали ее и советские полярные летчики, пока не было твердо установлено, что к северу от Медвежьих островов никакой земли нет.
      Какую же "землю" и где именно мог видеть сержант Андреев? Дискуссий на эту тему было много, ведь проблеме более двухсот лет. В 50-е годы советский полярный исследователь и писатель К. Бадигин обнаружил в архиве кабинета Екатерины II путевой журнал последней экспедиции Андреева. Эта долгожданная находка не разрешила спор, а породила массу новых загадок.
      В своих походах Андреев не пользовался очень важным инструментом компасом, больше доверяя солнцу и опыту своих спутников. А чтобы указывать в рапортах направление своего движения, придумал он крайне своеобразные и неясные термины. "Синь" с Четырехстолбового острова Андреев увидел "в полуношник в леву руку". Путь по льдам держал сначала, "поворотя влево под самой север", а потом-"под западной полуношник". На обратном пути ехали он и его спутники "смотря по сонцу и держась правой руки на полдень". На стоянках, ориентируясь по солнцу и положению азиатского побережья, употреблял он и такие выражения, как "в полуденной стороне вправе близь востоку".
      До сих пор даже не установлено, как стоял Андреев на вершине Четырехстолбового острова, когда увидел далекую "землю". Некоторые исследователи полагали, что стоял он лицом к югу, к устью Колымы, а "землю" свою увидел на северо-востоке. В этом смысле якобы и нужно трактовать его слова "влево накосо севера в южную сторону, или по-здешнему назвать к полуношнику". Но тогда выходит, что Андреев, стоя лицом к югу, увидел землю... позади себя! Не так-то просто определить точный маршрут Андреева!
      Опираясь на свои толкования его терминов, Н. Зубов и К. Бадигин в 1951 году выступили с утверждением, что Андреев отправился на северо-запад и открыл... остров Новая Сибирь! Они считали (остроумно, но недостаточно убедительно), что "влево" и "вправо" у Андреева всегда означало "к западу", "полуношник" обозначал не "северо-восток", как у поморов, а "северо-запад" и что выражение "смотря по сонцу и держась правой руки на полдень бежали" применялось им в смысле "на юго-восток", а не "на юго-запад". Однако категорическое заявление, что тайна Земли Андреева наконец-то разгадана, многим показалось преждевременным.
      Анализируя путевой журнал Андреева, можно скорее предположить, что двигался он на восток-северо-восток и заметил остров Врангеля на 85 лет раньше английского капитана Г. Келлета. Так, в частности, считал и Л. Старокадомский - участник поисков Земли Андреева в 1913 году. Основания для такого предположения содержатся в тех немногих местах путевого журнала, которые не допускают противоречивых толкований. Так, например, было 22 апреля 1764 года, когда Андреев увидел неизвестный остров. Экспедиция отправилась к его "западному изголовью", то есть на восток, и "в самый полдень" наткнулась на следы "незнаемых людей". Похоже, что остров находился к востоку от Андреева и его спутников. А сопоставив описание Земли Андреева и острова Врангеля, можно обнаружить между ними определенное сходство в размерах, внешнем виде и расположении. Наконец, в прошлом (возможно, еще в XVIII веке) остров Врангеля был обитаем. Это подтверждают предания чукчей о легендарном народе онкилонов, которые, спасаясь от преследования кочевников-оленеводов, вместе со своим вождем Крехаем удалились в "незнакомую землю, в ясные солнечные дни видную с мыса Якан"...
      Что же все-таки видел С. Андреев? Заметил ли он Новую Сибирь, остров Врангеля, скопление ископаемого льда или гигантский айсберг вроде того, что сорок лет назад обнаружила в этом районе первая авиаэкспедиция к полюсу недоступности? Или стал очередной жертвой "арктического миража"? Как бы то ни было, по следам его "загадки" прошли многие полярные исследователи. Они не нашли его "земли". Но человечество лучше узнало и изучило Арктику. И в этом есть скромная заслуга безвестного сержанта Степана Андреева.
      Досье эрудита
      Г. СМИРНОВ
      В труде рожденное слово
      Как-то раз мне попался под руку небольшой поморский словарь. Просматривая его, я был поражен обилием терминов для обозначения разновидностей льда и особенностей строения прибрежной зоны. Скажем, мы, горожане, ясно представляем себе, что таков лед, замерзшая лужа, наст, плывущая льдина. Кое-что слышали об айсбергах и торосах. А посмотрите, сколько "ледяных" терминов в поморском языке!
      Нилас - только что народившийся тонкий осенний лед, носящийся по воде. Отпадыш - льдина, оторвавшаяся со склона горы. Падун - отпадыш, который дрейфует по морю. Пан - громадные сборища льдин из разбитого и вновь сплоченного льда. Плывун - отдельные легко обходимые плавающие льды. Подошва льда - примерзший к берегу лед, который не поднимается при приливе. Поляны ледовые ровные поля, занимающие без перерыва большое пространство. Пояс полоса или гряда блуждающего по морю льда. Припай - ровный, неотрывающийся, примерзший к берегу лед, за которым находится открытая водная поверхность. Расплав - редкий носящийся лед. Ропаки - льдины, торчащие стоймя, Рубан - край припая. Сало - тонкий, напоминающий жирные сальные пятна лед, появляющийся перед ледоставом. Наст - обледенелый снег на земле. Слуд, слуз - тот же обледенелый снег, но уже на поверхности льда или тонкая ледяная корка, оставшаяся на льду после убыли воды. Стамуха - глыбы льда, затормозившиеся на подводной каменистой мели. Торос - взгромоздившиеся льдины на ледяном поле. Шуга - мелкий рыхлый лед, несущийся осенью перед ледоставом.
      Не меньшее обилие терминов и в обозначении видов береговой линии. Водопоймина - камень, мель и берег, покрываемые при приливе водой. Заструга песчаная гряда, образовавшаяся от прибоя на малой глубине параллельно берегу. Корга - каменистая мель или островок. Кошка - обсыхающая длинная песчаная мель, постепенно превращающаяся в косу. Кут - вершина, конец залива или губы. Лайда - иловатая прибрежная отмель, засыхающая при отливе. Луда - мель, чаще каменистая, длинная. Наволок - мыс. Нос - далеко выдающийся от материка мыс. Намойна - насыпная песчаная или каменистая Гряда у устья реки. Поливуха плоский гладкий камень, лежащий в море почти на поверхности воды, через который ходят волны. Потайник - подводный камень или мель, на которых нет буруна. Прислон - гористый крутой берег не у самой воды. Стамик - камень или каменистая мель, на которых останавливается носящийся лед, образуя стамухи. Толстик - высокий крутой берег. Щелье - гладкий отлогий гранитный берег красного цвета. Ягра - в устьях рек песчаная отмель, накрываемая водой при приливе. Яр - крутой песчаный берег.
      Изумительное обилие и точность этих терминов есть своеобразное отражение особенностей производственной деятельности поморов. Ведь при их работе не обойтись без четкого и экономичного языка, ясного и быстрого обозначения обстановки на море и на берегу - от этого прямо зависит удача, а порой и жизнь вышедших на промысел людей. Вот уж поистине: в труде рождается точное, выразительное слово!