Описание Отечественной войны в 1812 году

 – Удачное кавалерийское дело Ридигера. – Выступление 1-й армии к Полоцку. – Повеление Графу Витгенштейну для отдельных действий. – Высочайшие повеления об укрепленных лагерях близ Москвы и заготовлении запасов в Твери и Калуге. – Отъезд Наполеона из Вильны. – Пребывание Наполеона в Глубоком. – Движение неприятеля к Бешенковичам. – Удино остается на Двине. – Распоряжения Наполеона насчет боковых корпусов. – Воззвание к Москве. – Манифест о вооружении России. – Отбытие Государя из армии.

1 Июля воюющие армии расположены были следующим образом:

Русские. 1-я армия у Дриссы, 2-я на марше из Несвижа в Бобруйск, 3-я в Луцке.

Неприятельские. 1) Против Дриссы: Мюрат с пехотными корпусами Удино и Нея, кавалерийскими Монбрена и Нансути и тремя дивизиями корпуса Даву. 2) Против Князя Багратиона: в Минске, Даву с пехотным сводным корпусом и кавалерийским Груши; в Мире, Король Вестфальский с пехотными корпусами Понятовского и Вандама и кавалерийским Латур-Мобура. 3) Князь Шварценберг на марше из Слонима в Несвиж. 4) Ренье в Слониме, против Тормасова. 5) Наполеон в Вильне; в окрестностях стояли его гвардия и пехотные корпуса Вице-Короля и Сен-Сира. 6) Макдональд на марше к Шавле и Поневежу, откуда имел повеление идти к Якобштату, там переправиться чрез Двину и приступить к обложению Риги, а для начатия осады ожидать отступления нашей армии от Двины и прибытия из Тильзита осадного парка.

1 Июля предпринял Наполеон продолжение военных действий. Он хотел совокупить силы свои между Двиной и Днепром и потом атаковать и разбить порознь 1-ю и 2-ю Русские армии, разрозненные им с начала похода. Не сомневаясь в возможности разобщить на всю войну обе наши армии, Наполеон говорил с насмешкой, что «Князь Багратион и Барклай-де-Толли не увидятся более друг с другом». Для исполнения своего намерения Наполеон избрал, на первый случай, средоточием действий местечко Глубокое. Туда тронулись из Вильны: чрез Михалишки и Кобыльники, гвардия и корпуса Вице-Короля и Сен-Сира. Вслед за ними хотел отправиться сам Наполеон. Когда получены были в главной квартире Государя достоверные известия, что значительные неприятельские силы дотянулись из Вильны к Глубокому и стали подходить на одну высоту с нашим укрепленным лагерем, нельзя уже было долее оставаться в Дриссе. Положили предупредить Наполеона в Витебске или Невеле, смотря по тому, какое направление возьмет он из Глубокого, на Полоцк или Витебск. 2 Июля 1-я армия переправилась на правый берег Двины, стала правым крылом к Покаевцам, левым к Волынцам и в этом расположении провела сутки. На левом берегу Двины остались только два кавалерийских корпуса, для наблюдения за неприятелем. От Графа Витгенштейна, стоявшего у Покаецов, отряжен был на левый берег Кульнев. Он переправился при Друе и послал вперед Подполковника Ридигера с Гродненским гусарским полком. Ридигер напал врасплох на бригаду Французской конницы, опрокинул ее, взял в плен 200 человек и Генерала Сен-Жени. Узнав от пленных о близости значительных сил неприятельских, Кульнев возвратился с отрядом за Двину и доносил: «Если я заслуживаю какое воздаяние, то прошу за особую милость наградить Ридигера вместо меня». Это кавалерийское дело примечательно тем, что имело влияние на распоряжения Наполеона, как увидим ниже.

4 Июля 1-я армия двинулась к Полоцку, за исключением корпуса Графа Витгенштейна. Он был оставлен на Двине и снабжен следующим повелением от Главнокомандующего:

«Неприятель делает демонстрации на правый наш фланг и авангард оставляет в покое, а между тем открывается, что колонны его берут направление от нас влево. Все сие доказывает, что неприятель намерен обходить наш левый фланг и тем вовсе отрезать 1-ю армию, как от 2-й, так и от сердца самого Государства, в чем удостоверяют и разные полученные сведения. Вследствие сего предположено 1-й армии взять направление на Полоцк, и она сего же дня начнет свое движение. Вы с вверенным вам корпусом, присоединив к оному запасные батальоны и эскадрон, отрядов Князя Репнина и Гамена, остаетесь отдельные для действия против того неприятельского корпуса, который, быть может, перейдет Двину у Динабурга, и вообще для прикрытий всего края от Двины до Новгорода. Операционная ваша линия есть от Дриссы чрез Себеж и Псков к Новгороду. Во всех сих местах заготовлены запасы, из коих имеете получать продовольствие. Хотя и дается вам сие отступное движение, но оное должны вы делать в таком только случае, когда будете действительно иметь превосходнейшего в силах против себя неприятеля; в противном же случае предоставляется ваша совершенная воля перейти на левую сторону Двины, действовать с решительностью наступательно и, разбив неприятеля, возвратиться обратно на правый берег Двины. Государь Император остается в полной надежде, что вы не упустите атаковать и разбить неприятеля, если представится к тому удобный случай. В первые два дня должны открыться настоящие намерения неприятеля, куда главнейшие его силы направляются, и 1-я армия в состоянии будет, в случае надобности, вас подкрепить, но далее вы должны будете действовать уже одни. Направление 1-й армии будет из Полоцка на Витебск или на Невель, почему и прошу вас уведомлять меня о всех происшествиях, буде можно ежедневно, а не то как можно чаще. Все тягости и госпитали в Люцыне и Себеже приказал я отправить к Острову, отколь велите им немедленно следовать к Порхову, а в случае надобности направьте их и в Старую Руссу, из Пскова же тягости и госпитали отправьте в Новгород»[75].

Оставляя Дриссу, Император приказал Полковникам: Флигель-Адъютанту Чернышеву, Мишо и Эйхену ехать в Москву и отыскать в окрестностях ее места, удобные для укрепленных лагерей, которые могли бы служить опорой для армии, в случае перенесения театра войны к Москве. «Может быть, – сказал Государь Полковнику Мишо, – не будете вы иметь времени приготовить лагери надлежащим образом, тогда поезжайте к Волге, даже дальше. Ежели судьба захотела бы испытать Мою твердость, то у Меня останется еще много способов и пространства, и Я могу далеко завести неприятеля»[76]. На случай приближения военных действий к сердцу России приказал Император заготовить в Твери и Ржеве: муки 58 000, овса 75 500 и круп 5480 четвертей, и разного хлеба: в Туле 69 872 и в Калуге 69 772 четверти. Из Тульской губернии велел Государь перевезти запасы в Калугу, как бы предвидя, что именно там будет настоять в них надобность.

4 Июля, когда 1-я армия тронулась из-под Дриссы к Полоцку, отправился наконец и Наполеон из Вильны. Отъезд его был описан в тамошней газете следующими словами: «Как ни прискорбно для нас отсутствие избавителя нашего, однако же утешаемся той надеждой, что удаление его еще более удалит врагов наших. Еще не прошло месяца с прибытия нашего мстителя, а Поляки уже освобождены от Немана до Днепра и от Двины до Припяти»[77]. В Вильне оставил Наполеон своего Министра Иностранных Дел Маре, на которого возложил дипломатические сношения с чужестранными Державами и надзор за ними. Ему также поручены были: главное управление Варшавского Герцогства и губерний, возвращенных от Польши, формирование Литовских войск, заготовление и доставка в армию запасов и переписка с корпусами и отрядами, оставленными Наполеоном на флангах и в тылу. Маре должен был служить звеном, связывавшим Европу с Наполеоном, который шел в глубь России. В Вильне остались и чужестранные Посланники при Тюльерийском Дворе, приглашенные из Парижа сопутствовать Наполеону в его походе.

Из Вильны Наполеон хотел отправиться прямо в Глубокое, как средоточие своих войск, но при самом отъезде получил донесение о переходе Кульнева через Двину и разбитии кавалерийской бригады. Это известие заставило его заключить, что переправившаяся через Двину Русская кавалерия, может быть, составляет авангард, за коим следует все наше войско, для нападения на Французскую армию. Наполеон тотчас разослал повеления, чтобы корпуса, которые уже миновали Свенцяны, не шли далее, а прочим войскам, бывшим назади, приказал спешить, как можно более. Он намеревался сосредоточить силы свои и принять сражение у Свенцян, если бы действительно оказалось, что за кавалерией Кульнева подвигалась вся 1-я армия. 5 Июня приехал Наполеон в Свенцяны. Узнав там, что Русская кавалерия, после удачного поиска, возвратилась за Двину, велел он войскам продолжать движение к Глубокому, куда на другой день и сам отправился. Наполеон пробыл пять суток в Глубоком, где приказал устроить складочное место для снарядов, припасов и оружия. Туда переведено и Интендантское Управление. Всякого рода тяжестям и транспортам велено вперед следовать из Вильны в Глубокое. Полагая, что встреча с Русскими близка, Наполеон делал все нужные приготовления к бою. «Скоро будет сражение, – писал он к начальнику артиллерии, – и должно ожидать чрезвычайной растраты снарядов. Чем пополним их? Надобно употребить все средства, чтобы при войсках находилось как можно больше патронных и зарядных ящиков. Вот дело величайшей важности: займитесь им немедленно»[78].

Узнав в Глубоком о выступлении 1-й армии из Дриссы к Полоцку, Наполеон двинул войска к Бешенковичам, имея в виду прежнюю цель свою: не допускать Князя Багратиона к соединению с Барклаем-де-Толли. К Бешенковичам потянулись: гвардия, Вице-Король, Сен-Сир из Глубокого и Мюрат из Замоши, откуда, до тех пор, наблюдал он 1-ю армию. В арьергарде Мюрата шел Удино. Он срыл наши укрепления при Дриссе и получил приказание остановиться там для действий против Графа Витгенштейна. С того времени остался он отделенным и до поздней осени не присоединялся к Французской армии. Ему предписано было очистить правый берег Двины от Русских, утвердиться в Полоцке и всеми силами напирать на Графа Витгенштейна: следственно, Удино и Граф Витгенштейн имели приказание действовать наступательно, а потому не было подвержено сомнению, что на Двине, где каждый из них был оставлен своим начальством, в скором времени произойдут кровавые встречи. Так, за исключением Удино, направлены были против 1-й армии, к Бешенковичам, корпуса: Нея, Вице-Короля, Сен-Сира, гвардия и 3 резервных корпуса кавалерийских да 3 дивизии Даву. Распоряжения Наполеона насчет отдельных корпусов заключались в следующем: 1) на правом крыле, Даву с 50 тысячами должен был, как и в начале похода, идти наперерез Князю Багратиону и препятствовать его соединению с 1-й армией. 2) Вестфальскому Королю, с двумя пехотными корпусами и одним кавалерийским, велено продолжать натиск на 2-ю армию. 3) Князю Шварценбергу идти из Слонима в Несвиж. 4) Ренье вторгнуться из Слонима в Волынь. 5) Макдональду двинуться к Якобштату. Отдав сии приказания и устроив в Глубоком складочное место для армии, намеревался Наполеон выехать оттуда, 9 Июля, в Бешенковичи.

В полной силе были наступательные действия Наполеона, но и оборонительные меры Императора Александра развились в огромном размере. Через день по выступлении Своем из Дриссы к Полоцку, 6 Июля, Император подписал воззвание к Москве и Манифест о вооружении всего Государства.

Первопрестольной столице нашей Москве

«Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное Наше Отечество. Хотя пылающее мужеством ополченное Российское воинство готово встретить и низложить дерзость его и зломыслие; однако ж по отеческому сердоболию и попечению Нашему о всех верных Наших подданных не можем Мы оставить без предварения их о сей угрожающей им опасности. Да не возникнет из неосторожности Нашей преимущество врагу. Того ради, имея в намерении, для надежнейшей обороны, собрать новые внутренние силы, наипервее обращаемся Мы к древней Столице Предков Наших, Москве. Она всегда была главой прочих городов Российских, она изливала всегда из недр своих смертоносную на врагов силу, по примеру ее, из всех прочих окрестностей текли к ней, наподобие крови к сердцу, сыны отечества, для защиты оного. Никогда не настояло в том вящей надобности, как ныне. Спасение Веры, Престола, Царства того требуют. Итак, да распространится в сердцах знаменитого Дворянства Нашего и во всех прочих сословиях дух той праведной брани, какую благословляет Бог и православная наша Церковь; да составит и ныне сие общее рвение и усердие новые силы, и да умножатся оные, начиная с Москвы, во всей обширной России! Мы не умедлим Сами стать посреди народа Своего в сей Столице и в других Государства Нашего местах, для совещания и руководствования всеми Нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного везде, где только появится.

Да обратится погибель, в которую мнит он низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России».

Высочайший манифест

«Неприятель вступил в пределы Наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силой и соблазнами потрясть спокойствие великой сей Державы. Он положил в уме своем злобное намерение разрушить славу ее и благоденствие. С лукавством в сердце и лестью в устах несет он вечные для ней цепи и оковы. Мы, призвав на помощь Бога, поставляем в преграду ему войска Наши, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его и то, что останется неистребленного, согнать с лица земли Нашей. Мы полагаем на силу и крепость их твердую надежду, но не можем и не должны скрывать от верных Наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против нее бодрствования. Сего ради, при всей твердой надежде на храброе Наше воинство, полагаем Мы за необходимо нужное собрать внутри Государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой, и в защиту домов, жен и детей каждого и всех.

Мы уже воззвали к первопрестольному граду Нашему Москве, а ныне взываем ко всем Нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям духовным и мирским, приглашая их вместе с Нами единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет он на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина. Благородное Дворянское Сословие! Ты во Все времена было спасителем Отечества. Святейший Синод и Духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России. Народ Русский! Храброе потомство храбрых Славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках, никакие силы человеческие вас не одолеют.

Для первоначального составления предназначаемых сил, предоставляется во всех губерниях Дворянству сводить поставляемых ими для защиты Отечества людей, избирая из среды самих себя начальника над оными и давая о числе их знать в Москву, где избран будет Главный над всеми Предводитель».

Вся Россия должна была ополчиться. Покорная Царю, она восстала по Его мановению! До издания Манифеста 6 Июля защита Государства была вверена одному только войску. Теперь, когда Император произнес слово об опасности родного края и на оборону его призывал всех верноподданных Своих, свойство войны долженствовало измениться и принять новый вид. Вместе с тем присутствие Монарха соделывалось уже не столько нужным в армии, сколько посреди Империи, для направления всех средств и сил к великой цели – избавлению России. Потому вознамерился Государь отправиться сперва в Москву, а потом в Петербург, заехав предварительно, на короткое время, в армию Князя Багратиона. Так, в подобном случае, поступил Петр Великий. Когда, перед Нарвским сражением, Карл XII угрожал России нашествием, Петр не остался в армии, но поспешил в Москву, дабы личным присутствием ускорить собрание новых войск и поставить новые ограды врагу кичливому. Дух Петра невидимо парил над Русской землей, как ее Ангел-Хранитель.

Пребывание императора Александра в Смоленске и Москве

Отъезд Императора из армии к Великим Лукам. – Переговоры с Испанскими Кортесами. – Наследный Шведский Принц предлагает идти на помощь России. – Прибытие Императора в Смоленск. – Просьба Смоленских дворян о вооружении. – Смотр войск. – Рескрипт Епископу. – Ратификация Бухарестского мира. – Отъезд из Смоленска. – Прибытие к Москве. – Встреча Императора на Красном Крыльце и в Успенском Соборе. – Пожертвования дворян и купцов. – Отзыв Государя о любви к отечеству Москвитян. – Изготовление ружей на Тульском заводе. – Повеление избрать выгодные позиции на Волге. – Сокращение Государственных расходов. – Составление Нарвского корпуса. – Мирные договоры с Испанией и Англией. – Письмо Государя к Принцу Регенту Английскому. – Митрополит Платон. – Молитва для чтения в Московских церквах. – Отъезд Императора в Петербург.

Армия приближалась к Полоцку и была от него в нескольких верстах, когда Император предпринял путешествие в Москву. Из Полоцка выехал Государь, через Невель, к Великим Лукам, куда, за несколько времени перед тем, отправился из главной квартиры Канцлер Граф Румянцев, для переговоров о мире с уполномоченным от Испанских Кортесов. Переговоры не были и не могли быть затруднительны: Кортесы, действовавшие именем законного своего Короля Фердинанда VII, который томился в плену у Наполеона, и Россия имели одну цель: воевать с притеснителем народов. На последней станции от Великих Лук, в Сенькове, Государь принимал Испанского уполномоченного, Зеа-Бермудеза. Канцлер представил Его Величеству полученные им дипломатические бумаги, из коих особенного замечания заслуживало донесение из Стокгольма Генерала Сухтелена. Он извещал, что верный союзник наш, Наследный Принц Шведский, предлагал: если война примет для России слишком невыгодный оборот, отказаться на время, хотя с сожалением, от намерений своих против Дании и сделать высадку в Ревеле или другом месте, в тылу Наполеона: «Судьба Европы, – сказал Принц Сухтелену, – должна решиться у вас. Надеюсь, что вы кончите борьбу благополучно, и не предвижу надобности в моей высадке, однако же доложите Императору, что я в Его повелениях. Я говорю против себя, но Государь усмотрит из моего предложения, что я не нахожу другого средства спасти Европу, как сокрушив чудовище. Всякое соглашение с Наполеоном погубит нас». Государь поручил Генералу Сухтелену благодарить Принца и присовокупить, что не только не препятствует такому прекрасному, душевному порыву Его Высочества, но предоставляет совершенно на его волю идти на помощь России для освобождения Риги или даже Петербурга, который может быть в опасности.

Из Сенькова, не останавливаясь, Государь продолжал путь к Смоленску, куда прибыл 9 Июля, в 11 часов утра. Очевидцы уподобляют восторг, с коим жители встретили Императора, истинному воспламенению душ. Иначе и быть не могло там, где коренная, святая Русь приветствовала своего Царя в годину бедствия. Его Величество остановился в казенном доме, называемом Инспекторским, и тотчас принял дворянство, которое еще прежде получения Манифеста об ополчении отправило уже к Государю просьбу: дозволить временно вооружить до 20 тысяч человек, или более, в подкрепление регулярных войск, стоявших в Смоленской губернии, и на оборону ее от неприятельского нашествия. После вступления в прошении сказано: «Сии защитники Отечества, назначенные по городам и уездам, оставаться могут при своих жилищах до востребования к тому месту Смоленской губернии, где настоять будет нужда или опасность, куда из ближних уездов подоспеть могут в самое короткое время, а из дальних на своих подводах в три дня, каждый с провиантом, который в сухарях и крупе собственной в заготовлении для сего быть имеет на месяц, а до востребования из уездов будут охранять оные от малых неприятельских партий. Если розданы будут ружья со штыками, пули и порох, то искусные и мужественные штаб– и обер-офицеры, живущие по губернии в деревнях своих, могут, при свободном времени, обучить надлежащей стрельбе, действовать штыком, способному и скорому движению, а до получения ружей дозволить разобрать хотя оставшиеся от милиции пики, сколько их находится по городам в ведении городничих»[79].

Таким образом, в 1812 году Смоленские Дворяне первые вызвались на защиту Отечества, подобно тому как в 1612 году, когда Поляки раздирали Россию, первые войска, пришедшие к Пожарскому, состояли из Смольян, Вязьмичей и Дорогобужан. Изъявив Дворянам Свою признательность, Государь отправился в Успенский Собор, а потом на площадь Блонье, где смотрел артиллерию, запасные батальоны и эскадроны. Когда после церемониального марша Войска построились в колонны, ГОСУДАРЬ делал им поучение, как действовать против неприятеля. В строю находилось 17 батальонов и 8 эскадронов. Император оставил их в Смоленске и велел присоединиться к ним формировавшимся там же 2 конным и 2 легким артиллерийским ротам. Этот отряд поручен был Генерал-Адъютанту Барону Винценгероде, с повелением прикрывать Смоленск и содержать сообщение между 1-й и 2-й армиями. После смотра Государь ездил прогуливаться и несколько раз говорил: «Какой прекрасный город! Какие виды и окрестности!» Менее, нежели через месяц, все было истреблено: дома сожжены, тучные напасти затоптаны, святыня поругана; Смоленск, которым любовался Александр, являл в начале Августа одни лишь груды пепла, залитые кровью. По возвращении с прогулки Император написал собственноручно следующие пять замечаний насчет ополчения и отдал их для исполнения Губернатору: «1) Лесничие, умеющие стрелять и ездить верхом, составят конных егерей. 2) К ним можно присоединить господских егерей, знающих верховую езду. 3) Из псарей, конюших, конюхов составить казаков и вооружить их пиками. 4) Из умеющих стрелять, но пеших составить егерей и вооружить охотничьими ружьями. 5) Из прочих составить пешее войско и распределить для обучения по резервным батальонам, собирающимся в Смоленске».

Потом Государь удостоил Смоленского Епископа следующим рескриптом: «Узнав, что некоторые поселяне и жители, оставляя поля и работы свои, скрываются и бегут от малочисленных неприятельских разъездов, появляющихся в далеком еще расстоянии от Смоленска, возлагаем Мы на вас пастырский долг: внушениями и увещаниями своими ободрять их, и не токмо отвращать от страха и побега, но, напротив, убеждать, как того требует долг и Вера Христианская, чтобы они, совокупляясь вместе, старались вооружаться чем только могут, дабы, не давая никакого пристанища врагам, везде и повсюду истребляли их и вместо робости наносили им самим великий вред и ужас».

В день, сладостный для сердца Александра, проведенный Им среди верных Смольян, был Император утешен еще одним важным событием – получением из Константинополя ратификации Бухарестского мира. Не могло прийти в более благоприятную минуту известие, подававшее возможность двинуть с берегов Дуная к сердцу угрожаемого Отечества армию, шесть лет испытуемую в боях. Прочитав полученные из Бухареста донесения, Государь вышел из кабинета в залу, где был только один Градский Голова, ибо все прочие, зная, что Император занимался делами, разошлись. Государь, обняв Голову, велел ему объявить народу, толпившемуся вокруг Инспекторского дома, что с Турками заключен мир. «И, – присовокупил Император, – мир славный». Вестник радости был принят громогласным: ура!

Из Смоленска Император отправился прямо в Москву и отложил намерение заехать во 2-ю армию, потому что пришло донесение от Князя Багратиона о прибытии его авангарда к Могилеву, откуда, казалось, не предстояло уже ему большого препятствия к соединению с 1-й армией[80]. В Дорогобуже, Вязьме, Гжатске, Можайске, с тем же восторгом, как и в Смоленске, встречали Императора. 11 Июля Его Величество прибыл на последнюю станцию перед Москвой, Перхушкову, где ожидал Государя Московский Главнокомандующий, Граф Ростопчин. Уже с утра разнесся в столице слух о скором прибытии Императора, и народ валил за Дорогомиловскую заставу. Внутри города священники, в облачении и с крестами, стояли у своих приходов; в Успенском Соборе собрались первостепенное духовенство и знатнейшие чиновники. Монарха ожидали с нетерпением, тем более что в то утро было обнародовано воззвание к Первопрестольной Столице. С прибытием Государя надеялись узнать положительно о мере опасности, нуждах Отечества, отрадных надеждах на будущее.

На Поклонной горе, где стоял народ, разнеслась весть, что у заставы Московские обыватели хотят выпрячь лошадей из коляски Государевой и везти ее до Кремля. Tе, которые были на Поклонной горе, не хотели допустить Москвичей везти на себе экипаж и со словом «ура!» пошли вперед; но с 13-й версты воротились, узнав, что Государь остановился ночевать в Перхушкове и отложил Свой отъезд до следующего дня. Между тем крестьяне села Филей, в трех верстах от заставы, принадлежавшего некогда Матери Петра Великого, желая встретить Государя с хлебом и солью, послали вперед гонцов, которые вскоре возвратились и уведомили, что Император выезжает. Было 12 часов вечера. Крестьяне Филей стояли на Поклонной горе вокруг приходского священника. На серебряном блюде лежал крест; престарелый диакон держал свечу, разливавшую трепетное сияние в беззвездную, темную ночь. Поравнявшись с причетом, Государь вышел из коляски, положил земной поклон и с глубоким вздохом облобызал Распятие. Священник возгласил: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» Уклонясь от торжественной встречи, Император въехал в столицу в полночь.

12 Июля, с восходом солнца, на Кремлевских площадях не оставалось свободного ступня земли; боялись опоздать к тому мгновению, когда выйдет Государь из Своих чертогов. Тот не может иметь понятия о нравственной, истинно волшебной силе Русских Монархов, кто не видал Их, когда Они появляются на Красном Крыльце! В 10 часов утра Александр вышел из дворца. Раздался звон колоколов, загремели ревущее «ура!» и восклицания: «Веди нас, Отец наш! Умрем или истребим злодея». На несколько мгновений Император остановился на Красном Крыльце, обозревая сонмы верного народа; потом шествовал к Успенскому Собору. Викарий Московский Августин, со знаменем победы, на ПРАГЕ южных дверей первопрестольной Российской церкви, приветствовал Монарха краткой речью и заключил так: «Царю! Господь с Тобой. Он гласом Твоим повелит буре, и станется в тишину, и умолкнут волны воды потопные! С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!» После обедни служили благодарственный молебен, с коленопреклонением и пушечной пальбой, по случаю замирения с Турцией. Так, среди войны, напоминавшей грозные нашествия Татар и Ляхов, праздновали заключенный Кутузовым мир, почитавшийся тогда столь важным, что в Манифесте, возвещавшем о прекращении войны с Портой, по справедливости назвали его «миром богодарованным». Перед вечером Государь совершал молитву у Иверской Божией Матери. 15 Июля, по предварительной повестке, Дворянство и Купечество съехались, в 8 часов утра, в Слободском дворце. Сперва прочитали в дворянском собрании Манифест, призывающий всех и каждого против врага, «несущего для России вечные цепи и оковы», а Граф Ростопчин, указывая на залу купечества, сказал: «Оттуда польются миллионы, а наше дело выставить ополчение и не щадить себя!» Тотчас определено: собрать в Московской губернии 80 000 человек ополчения, со 100 душ по 10, вооружить их чем можно и снабдить одеждой и провиантом. Потом Манифест прочтен в собрании Купечества, которое мгновенно положило, на потребные для ополчения издержки, сделать со всех гильдий денежный сбор, расчисля его по капиталам. Сверх того, Купечество просило позволения на частные пожертвования от лица каждого. К подписке приступили тут же, безвыходно, и менее нежели в два часа подписная сумма составляла – полтора миллиона рублей.

Таково было расположение обоих сословий, когда Государь, по отслушании в Слободской придворной церкви молебна, прибыл в залу Дворянства. Сказав, что во всякое время дворянство было оплотом целости и славы Отечества, Государь в кратких словах изложил настоящее положение дел и присовокупил, что оно требует чрезвычайных мер. Узнав о постановлении дворян насчет ополчения, Его Величество сказал: «Иного Я не ожидал и не мог от вас ожидать: вы оправдали Мое о вас мнение». Потом Государь пошел в залу Купечества и стал благодарить за рвение, с каким приступили к денежным пожертвованиям. Его слова заглушались общими восклицаниями: «Мы готовы жертвовать Тебе, Отец наш, не только имуществом, но и собой!»

Происходившее в Слободском дворце глубоко тронуло Государя. Как будто предвидя, что потомство пожелает некогда видеть правдивое изображение таких событий, Его Величество приказал описать их человеку возвышенной души и для того избрал Сенатора Нелединского[81], чуждого лести и преувеличению. Пораженный великим зрелищем, когда вокруг Александра, сиявшего благостью, сыпались пожертвования на алтарь Отечества, Нелединский говорит в заключении своей статьи: «Да познает сие надменный и жребием подвластных ему людей играющий враг наш, да познает и вострепещет! Мы идем против него все, предводимые Верой, неизменной любовью к Монарху и Отечеству своему. Умрем все совокупно или победим[82]». Красноречивее слов Нелединского были навернувшиеся на глазах Государя слезы, священная награда, которую подданные Его вкусили за исполнение обета верности к Царю и Престолу. Император не скрыл чувствований, исполнивших душу Его, и в тот же день писал к бывшему Своему воспитателю Графу Салтыкову: «Приезд Мой в Москву имел настоящую пользу. В Смоленске дворянство предложило Мне на вооружение 20 000 человек, к чему уже тотчас и приступлено. В Москве одна сия губерния дает Мне десятого с каждого имения, что составит до 80 000, кроме поступающих охотой из мещан и разночинцев. Денег дворяне жертвуют до трех миллионов, купечество же с лишком до десяти. Одним словом, нельзя не быть тронуту до слез, видя дух, оживляющий всех, и усердие и готовность каждого содействовать общей пользе».

Император отправился из армии в Москву, желая присутствием Своим воспламенить народ; но едва провел Он в Москве пять дней, как уже надобно было умерять общий порыв. Из того, чему Государь был свидетелем в Смоленске и Москве, можно было заключить, что произойдет, по получении воззвания, и в других губерниях. Велика была опасность России, но готовность жертвовать