Ахметов Спартак Фатыхович
      Шок
      1
      Ранним утром Алан вошел в город, облепивший крутые холмы грибообразными зданиями. Редкие деревья на улицах цеплялись узловатыми ветвями за низкое темно-серое небо, живое и плотное, как брюхо дракона Морта. И не небо это было, а налитые свинцовой тяжестью облака, которые мощно и неудержимо ползли над городом. Наверное, они с корнем вырвали бы деревья и потащили их над домами, хлеща ветвями по окнам и срывая крыши, если бы корявые стволы не были охвачены у корней ржавыми решетками. Ветер дул наверху, а на улицах, пропитанных сыростью, было тихо и душно. Между домами вилась булыжная мостовая, каменная чешуя которой лоснилась и отливала чернью. Она, словно дракон Морт, вплелась в город гибким и чудовищно длинным туловищем. И Алану мерещилось, что в вязком мраке над домами высится безобразная бородавчатая голова и, тускло посвечивая вертикально поставленными зрачками, медленно поворачивается и следит за ним.
      Алан долго ходил по узким пустынным улицам, ощущая спиной холодок опасности. Изредка мимо грохотали экипажи, испуская ядовитую вонь несгоревшего сланца. На перекрестках под синюшного цвета накидками горбились стражники и хмуро смотрели из-под нахлобученных капюшонов. Ни подходить к ним, ни заговорить с ними не хотелось. Впереди возникла грузная фигура в темной мешковатой одежде. Алан подождал, пока прохожий, шаркая подошвами, приблизился. Поднял раскрытую ладонь:
      - Прошу прощения, достойный...
      Но тот даже не глянул из-под обвисших полей шляпы. Что-то мыча и кривя чугунное лицо в ухмылке, грузно протопал мимо. Алан постоял и пошел следом, еще раз окликнув:
      - Послушайте, достойный!
      Прохожий все шаркал и шаркал мощными подошвами, глухо и нечленораздельно мычал. Несколько раз его шатнуло, но он так и не вытащил руки из глубоких накладных карманов, доходивших до локтей. Алан шел за ним мимо потемневших от старости и сырости домов с черными окнами; мимо лавок, опоясанных железными полосами и увешанных массивными замками; сворачивал в кривые переулки, тащился через проходные дворы, заставленные какими-то бидонами, ящиками, мусоросборниками. У черного провала арки прохожий остановился. Приблизившись, Алан расслышал, как грузный прохожий разговаривает с кем-то, раскачиваясь из стороны в сторону.
      - ...Н-нарушаешь? - сипло басил он.- А пчему нарушаешь? Есть у тебя уваж-ж-жительная причина, самоотвод или с-справка?
      Послышался хриплый невнятный звук.
      - А ты не ворчи! У меня все дома, с бумажками порядок и оброк уплачен вперед. Имею право пить за сизое воинство и гулять хоть всю ночь... Понял, нет? Звякну вот кому следует, и загремишь ты куда подальше. - Достойный еще глубже засунул руки в карманы и пошатнулся.- А м-может ты ж-ж жрать хочешь, образина? У-у-у, м-мордашечка!.. На, давись!
      Он извлек из кармана нечто бурое и свернутое в кольцо, швырнул перед собой. Резкий жест нарушил равновесие, достойного понесло в сторону и он, запинаясь о собственные башмаки, канул под темную арку. И долго еще слышалось шарканье подошв и хриплое дыхание.
      У дома, привязанный к водосточной трубе, сидел пес. Это был явно породистый пес, Алан видел такого же давным-давно, в другой жизни. Только та собака выглядела ухоженной: крупные белые локоны расчесаны, на шее желтели дорогие жетоны наград; она сидела, чуть скосив голову и изломав роскошные уши, и юмористически поглядывала сквозь густую шерсть на горбоносой морде.
      - Привет, - сказал Алан, подняв растопыренную ладонь. - Как тебя зовут?
      Пес смотрел в сторону, натянув размочаленную веревку. Пожелтевшая шерсть на его тощем теле была заляпана грязью, глаза слезились.
      - Давай я тебя отвяжу.
      - Не надо, - мотнул головой пес. - Я жду друга.
      - Ты голоден?
      - Нет.
      - Меня зовут Алан, а кто ты?
      - Я Эрд.
      - Давно сидишь здесь?
      - Не знаю... К другу пришли чужие с голубой кожей и увели.
      Алан нерешительно потоптался, заглянул под арку - оттуда тянуло ледяной сыростью.
      - Ты можешь подождать в теплой комнате. Пойдем.
      - Нет, - сказал Эрд,- я хочу ждать здесь.
      - Тогда я принесу горячего молока.
      Он пробежал арку и огляделся: двор был тесен и мал, с четырех сторон поднимались стены, и лишь одно окно светилось под крышей. Тяжелая дверь в подъезде висела на одной петле и качалась, будто ее только что дергали.
      2
      Алан поднялся на первый ярус. Длинный туннель, едва освещенный сланцевым фонарем, был безлюден. К стенам приткнулись узкие столы, на которых громоздилась грязная посуда, небрежно прикрытая засаленными тряпками. Алан хотел постучать в первую же дверь, но та оказалась распахнутой. Он нерешительно ступил на порог и громко спросил:
      - К вам можно, достойные?
      Никто не ответил. Тогда он пошел дальше и тут же споткнулся. Шепотом помянув дракона Морта, Алан перешагнул через какую-то бесформенную массу и увяз в разбросанных тряпках. Коридор, наконец, кончился, и ему открылась комната, освещенная серым предутренним светом из разбитого окна.
      Здесь царил разгром. На полу валялись вещи в самом диком сочетании: подушки и кастрюли, книги и женское белье, коробки, детские игрушки, сломанный стул. Все это было густо присыпано пеплом, пахло жженой бумагой. Алан заглянул в смежную комнату - та выглядела не лучше. На противоположной от окна стене расплывалось бордовое пятно, тонкие извилистые струйки тянулись к полу. Алан еще раз осмотрел комнаты, заглянул под лежанки и стол. Никого живого здесь не было.
      Он медленно обошел весь первый ярус, заходя в раскрытые помещения. Все они были разгромлены и засыпаны пеплом. Он поднялся на второй ярус - те же разгром и нежиль. На третьем ярусе потолочный фонарь не горел и туннель наполнял вязкий, пропитанный страхом мрак.
      - Их всех слизнул дракон Морт, - вслух подумал Алан и тут вспомнил о желтом окне под крышей.
      Он быстро поднялся еще на четыре яруса, прошел мимо зияющих входов в боковые помещения и остановился у единственной закрытой двери. При тусклом косом освещении прочитал на табличке: "Доктор Вен" и немного ниже: "Тянуть вниз". Рядом торчал рычажок с черной шаровидной головкой.
      Алан посмотрел по сторонам - в туннеле было пусто и мрачно. Из-за двери не доносилось ни звука, сквозь щели пробивался желтый свет. Он потянул рычажок, подождал немного и потянул еще два раза - сильнее. За дверью скрипнули половицы, донеслось прерывистое дыхание, потом снова стало тихо. Алан чувствовал, что там кто-то стоит, прислушиваясь, и снова дернул за шарик.
      - Кого надо? - спросил тонкий дрожащий голос. Будто бы даже и детский.
      - Понимаете...- Алан не знал, что говорить.- Тут на улице мерзнет Эрд...
      - Что вам угодно? - взвизгнул голос.
      - Открыли бы. Неудобно разговаривать...
      За дверью коротко вскрикнули, резкий удар расщепил дерево, и мимо головы Алана что-то с визгом пронеслось. Дверь начала медленно отходить, а за нею что-то грохотало, будто тащили тяжелый сундук, потом зазвенело разбитое стекло. Алан подождал, пока дверь раскроется полностью, и осторожно вошел в пустую прихожую, сияющую чистотой. На стене под большим зеркалом аккуратно висели серые накидки, мужские и женские. На полу выстроились разнокалиберные башмаки.
      - Где же вы, достойный? - тихонько спросил Алан и двинулся дальше.
      Большая комната тоже блестела. Одна стена была заложена книгами, в зеркальных корешках которых отражался яркий, вделанный в потолок, фонарь. Над лежанкой горел еще один фонарь, постель была смята, на подушке переплетом вверх лежала книга. На полу валялся странный предмет, от которого тянуло дымом. Алан недоуменно оглядел комнату, спрятаться здесь негде. Но ведь кто-то говорил же с ним! И тут он увидел окно с распахнутыми створками, в которых кривыми кинжалами торчали осколки стекла. Холодея от ужаса, Алан перегнулся через подоконник и заглянул вниз. На дне каменного колодца смутно белела фигура с разбросанными руками и ногами.
      Алан выскочил из комнаты, пронесся по туннелю, задевая за столы и сметая на пол посуду, прыгая через несколько ступенек, побежал вниз. На поворотах его заносило, приходилось цепляться за перила и пересиливать инерцию тела. Он выскочил в подъезд, крепко ударился о раскачивающуюся дверь, но не почувствовал боли.
      Горожанин из книжной комнаты лежал на спине, неестественно вывернув и раскинув руки. Рот его был разверст в безмолвном вопле, глаза открыты и наполнены ужасом. Алан присел на корточки, взял лежащего за кисть, но тут же разжал пальцы: мертвая рука согнулась не в локте, а где-то выше, у плеча. Алан с ужасом смотрел на разбитое тело и не понимал - чем же он так напугал доктора Вена, что тот предпочел выброситься, но не открывать незапертую дверь. И что же теперь делать, куда пойти, кому сказать о трупе... Он отошел к подъезду и сел на ступеньки, подперев подбородок руками, и все смотрел, не мог не смотреть на черную дыру рта и распяленные глаза.
      С улицы донесся резкий грохот. Отчаянно, попавшей под колеса сооакой, завизжали тормоза. Дергаясь и подвывая, во двор въехал закрытый голубой экипаж и стал в нескольких шагах от изломанного тела. Алан вскочил и увидел, как сзади фургона распахнулся круглый люк и из него ногами вперед вылезли два стражника. Не поправляя задравшиеся к плечам накидки, они с двух сторон подошли к трупу. Молча взяли его за руки и за ноги, подволокли к люку и неловко впихнули вовнутрь. Следом забрался один из стражников. Другой боком подошел к Алану и шепотом спросил:
      - Сам дорогу найдешь или как?
      - Какую дорогу? - не понял тот.
      - Тогда стой здесь и жди.
      - Дорогу куда? - Алан пытался заглянуть стражнику в глаза, но тот отворачивался и прикрывал рот.
      - Или поднимись в комнату этого и почитай пока. Книги у него редкостные.
      Стражник торопливо подбежал к фургону, нырнул в люк, и тот сам собой захлопнулся. Экипаж заскрежетал, выпустил облако дурно пахнущего газа и медленно выполз со двора. Алан постоял в растерянности и бросился вслед:
      - Постойте! Постойте!
      Но экипаж уже скрылся и тарахтел где-то в переулке. А у стены валялся раздавленный Эрд. На желтоватой шерсти отчетливо отпечатался след колеса, в оскаленной пасти матово белели клыки. С водосточной трубы свисал разлохмаченный обрывок толстой веревки и слегка покачивался...
      3
      Заметно посветлело, хотя солнце так и не появилось. В небе с той же неудержимостью неслись желтобрюхие облака, теперь уже почти задевая крыши домов. Слегка моросило.
      Алан не стал дожидаться, пока за ним приедут. Посмотрел еще раз в мертвые глаза Эрда, погладил на прощание мокрую шерсть и быстро зашагал по крутому взлету улицы. Пересекая очередной переулок, он увидел, что из-под низких арок суетливо выскакивают горожане в однообразно-серых накидках и почти бегут вверх по улице. При выходе на мостовую толпа стала гуще и перешла на шаг. Сырой воздух наполнился глухим топотанием, шорохом накидок, хриплым кашлем, Алан шел молча, как и все, и только изредка взглядывал по сторонам, ища вывеску харчевни. Его знобило, хотелось выпить горячего.
      Масса людей перемещалась все медленнее и медленнее. Ее единое слитное движение нарушилось. Отдельные группы прижимались к стенам, а между ними текли ручейки и реки горожан, сливаясь и дробясь на рукава, обгоняя друг друга и отставая, закручиваясь в спирали и вовсе поворачивая обратно. Алан остановился посреди улицы, и его начали толкать плечами и локтями, сбивая к стене дома. Он едва не упал, споткнувшись о неподвижное тело, через которое все равнодушно переступали, и тут заметил громадного мужчину, на целую голову возвышающегося над толпой. Его глаза горели, как костры, под крупным носом тяжелела челюсть. Мужчина рассекал толпу словно клин, и Алан сообразил пристроиться за могучей спиной.
      Так они и шли, пока не уперлись в колонну экипажей, застывших поперек улицы впритык друг за другом. Здесь стояли и фургоны, и цистерны, и открытые платформы. Не ускоряя шага, широкоплечий запрыгнул на платформу и через мгновение был на другой стороне. Алан замешкался, глядя, как иные карабкаются на высокие кузова, а иные подползают под экипажи. Потом и сам последовал примеру ведущего, коротко остриженная голова которого мелькала далеко впереди.
      Через два квартала дорогу опять перегородила цепь экипажей. Здесь стояли одни цистерны с черными гладкими боками, и Алану пришлось стать на четвереньки, чтобы проползти у колес. Ладони и колени скользили по мокрым камням мостовой, один раз он упал на грудь и едва не расшиб нос. А впереди сквозь поредевшую толпу синела новая колонна фургонов. В самом центре ее чернел узкий проход, который загораживали два стражника с уже знакомым Алану оружием на изготовку. Около них робкой цепочкой сутулилось несколько горожан. Последним, развернув плечи, стоял давешний ведущий. Алан подошел к нему и молча поднял ладонь.
      - Новенький, что ли? - тяжелым басом спросил ведущий, нависая над Аланом.
      Он был нереально громаден и заслонял собой весь город. И еще он был явно болен: белки глаз затянула кровавая сетка, нос посинел и опух, губы запеклись черной коркой.
      - Давно в городе? - повторил гигант.
      - С сегодняшнего утра,- тихо ответил Алан.
      - Что видел?
      - Я еще ничего... Я успел поговорить только с одним... с Эрдом...
      - О-о-о! - с уважением протянул гигант. - Ты знаешь Эрда? И как он?
      - Я не знаю, - смешался Алан. - Эрд умер... Дымная мгла затянула костры глаз, голос дрогнул:
      - Вот как... Я снова опоздал... Держись за мной, - сказал он вдруг быстрым шепотом и шагнул к охранникам, которые только что двумя ударами свалили на мостовую стоявшего перед ними горожанина.
      - Пропуск? - подняли те оружие.
      Гигант протянул какие-то твердые квадратики. Стражники недоверчиво рассмотрели их и с двух сторон залаяли:
      - Имя?
      - Занятие?
      - Зачем идешь?
      - Я Счен, книжник, - грозно пробасил гигант. - По решению служителей Морта должен все видеть. Со мной мой друг.
      Не опуская оружия стражники расступились. Алан и Счен протиснулись в узкий проход.
      Они поднялись еще на один квартал и вышли на широкую круглую площадь, обставленную по периметру зданиями-грибами. Площадь занимала самую вершину холма. Она вся серела от накидок горожан, среди которых изюминками были вкраплены сизые капюшоны стражников. В самом центре площади на высоком прямоугольном постаменте высился памятник дракону Моргу. Его усы спиралями убегали из широких ноздрей, глаза светились огненной яркостью, одно крыло стояло, как треугольный парус, второе нависало над толпой. Короткие когтистые лапы вцепились в камень постамента. Дракон был изображен в момент, когда он пожирает собственный хвост.
      - Что будет? - спросил Алан.
      - Великое событие,- усмехнулся Счен. - Молчи а смотри.
      Голубой фургон задом подъехал к постаменту. На крышу взобрался здоровенный стражник и ловко накинул на крыло дракона петлю.
      - Давай! - проорал он кому-то вниз и спрыгнул.
      Фургон взревел и с места рванулся на шарахнувшуюся толпу. Петля затянулась, зазвенел трос, и крыло обломилось у самого основания. Короткий восторженный рев пронесся по площади. Точно так же было обрушено второе крыло. Потом из фургона косо выдвинулась металлическая ферма, с вершины которой свисал на тросе громадный черный шар. Ферма резко качнулась, и чудовищной силы удар потряс чешуйчатое тело дракона. Во все стороны брызнули осколки, треугольные гребешки на хребте обломились и посыпались вниз, исчезли усы.
      Черный шар обрушивал удар за ударом. "Ах!.. Ах!.." - вторила ему толпа. Дракон Морт все еще цеплялся за постамент изломанными ногами, но уже низверглась бородавчатая голова и покатилась по земле, сжимая в зубах остатки хвоста, уже провалился хребет, и тут ферма пошла ниже и несколькими ударами смела верхние камни постамента.
      Серая волна накидок захлестнула фургон и разломанный постамент и скрыла их от глаз Алана и Счена. Когда толпа отхлынула, центр площади был гол.
      - Здорово! - одобрил Алан.
      - Смотри дальше, - остановил его Счен, положив на плечо могучую ладонь.
      Откуда-то сбоку загрохотала музыка, на месте бывшего постамента открылся темный провал. Из глубины медленно и торжественно поднялось нечто бесформенное, запеленутое в серое покрывало.
      Опять посыпал мелкий дождь. Толпа немо стыла, не поднимая капюшонов.
      Двое стражников подсадили на крышу фургона маленького толстого горожанина. Тот потоптался немного, оправляя сверкающую коричневую одежду, вскинул над головой короткую руку и принялся выкрикивать тонким голосом непонятные слова. До Алана доносилось:
      - В едином порыве!.. Стражники страждут!.. Центр мирового равновесия!.. Через семь гробов!.. Сизое воинство!.. Хвост и зубы дракона!.. Еще теснее сдвинем фургоны!..
      Толстяк кричал долго и страстно, а когда завершающе рубанул рукой, толпа бурно зашевелилась и загудела. Стражники подскочили к закутанной бесформенной громаде и дернули свисающие веревки. Покрывало зашевелилось, медленно поползло вниз, открывая вертикальный треугольник крыла, иззубренный пластинками хребет, изогнутое чешуйчатое тело. Дракон Морт, вцепившись когтями в постамент и яростно раздувая спиралевидные усы, пожирал собственный хвост. Огненные черточки его зрачков горели неукрощенной злобой.
      Толпа на площади веселилась и буйствовала. Вверх летели серые и голубые накидки, громыхала музыка; то там, то здесь вспыхивали палочки горючего сланца и пологими дугами летели над головами. Вокруг дракона Морта в разные стороны кружились концентрические кольца горожан, сцепившихся руками.
      Отворачиваясь от клубов желтого дыма, Счен угрюмо спросил:
      - Ну, как?
      - Ничего не понял, - пожаловался Алан.
      - А этого и не требуется. Главное - в едином порыве.
      - Хочу уйти.
      - Тебя не пропустят сквозь кольца экипажей, - Счен задумался.Послушай, ты наверняка устал и проголодался. Вот пропуск с моим адресом, иди и отдохни. Я вернусь к вечеру.
      - А ключ?
      - Что ключ? - не понял Счен.
      - Дверь, наверное, закрыта?
      Тяжелая складка подковой охватила жесткий лоб Счена:
      - На Яне дверей никогда не запирают, ибо честному горожанину не от кого прятаться. Ступай!
      4
      Счен жил в угловом грибе недалеко от Драконовой площади. Низкая каменная арка, не круглая, а квадратная, зияла, как вход в пещеру. Сверху капала какая-то дрянь. Алан быстро прошел по узкому длинному двору, с трудом открыл тяжелую дверь подъезда и постоял на нижнем ярусе, переводя дыхание. За ним вроде бы никто не шел. В доме было тихо и холодно.
      Алан двинулся по деревянной скрипучей лестнице навстречу зеленоватому свету, льющемуся сверху. На шестом ярусе его ослепил фонарь, забранный в ржавую решетку. Несколькими шагами дальше темнела дверь о тускло-серой табличкой: "Книжник Счен" и знакомым рычажком. Алан толкнул дверь и вошел в комнату, которая ударила по глазам обилием книг. Зеркальные корешки сияли и с боковых стен, и вокруг окна, и над низкой лежанкой. Они рядами стояли на широком столе, толпились на подоконнике, трудились в углах. Алан восхищенно поцокал языком и медленно пошел по комнате, скользя глазами по невиданному богатству.
      Он поглаживал книги ладонью, осторожно вытаскивал их из стройных рядов и, раздувая страницы, прочитывал несколько строчек, просматривал оглавления. Имена древних великих книжников вздрагивали на титулах. Нашлось несколько томиков, написанных Сченом. Алан бежал глазами по знакомыми и все-таки странным стихам. Прекрасные по форме, по мускулистой гибкости слова, они так или иначе были связаны с драконом Мортом. Подвиги Морта превозносились, преступления клеймились, атрибуты дракона постоянно использовались для сравнений и метафор.
      Двигаясь вдоль стеллажа, Алан уперся в стол и сел. Перед ним у стопки книг на листе бумаги, исписанной стремительным летящим почерком, лежало оружие. Он осторожно взял его двумя руками и осмотрел. Орудие убийства было устроено до омерзения просто: трубка с рукояткой и дырчатый барабан, подводящий к трубке снаряд под укол острого клюва. Алан крутнул барабан, и тот быстро завращался, пощелкивая и мелькая сквозными дырами. Лишь в одной из них тускло сизовел снаряд. Отложив оружие в сторону, Алан хотел прикрыть его листком бумаги, но зацепился глазами за слова. Он прочитал стихотворение всего один раз, но сразу запомнил наизусть и, блуждая по комнате в поисках пищи и выставляя на сланцевую горелку странноватого вида сосуд с водой, все шептал и шептал яростные строки:
      Целуй меня, еще целуй, без счету,
      палящим медом наполняй аорту.
      Я ни одной минуты наслажденья
      не уступлю ни смертному, ни Морту,
      Дай мне познать упругость тела-тростника,
      отведать дай от сладостного языка.
      Богиня! Я неистовый язычник,
      когда ликующая грудь, как смерть, близка.
      Из черных локонов сияет лик-луна,
      пьянящих глаз, зубов сладчайших ночь полна.
      Блаженство и восторг - любимой лоно.
      Зачем мне лето знойное? Зачем весна?
      Как дерево, в тебе корнями я пророс,
      как рыба, спутан сетью шелковых волос,
      но смежил веки, миг тебя не видел
      и сердце от тоски уже оборвалось.
      Горячая вода, заваренная на пахучей травке, обжигала нёбо, стихи жгли мозг, перед глазами стояла ликующая Лана, и последняя строфа просверкивала, словно молния:
      Целуй меня, еще целуй, без счету,
      палящим медом захлестни аорту.
      Теперь я лишь одну молитву знаю:
      пусть вечно длится ночь, а солнце - к Морту!
      Алан ходил по комнате, как пьяный, нашел за стеллажом еще одну лежанку и повалился на нее. Стихи скользили в мозгу огненным кольцом, одно слово тянуло за собой следующее, строка цеплялась за строку, сразу за последней строфой обрушивалась первая. Хорошо было лежать, отдыхало тело, согревались и отходили ноги, крутилось сверкающее кольцо стихотворения, хохотала Лана, и он уже спал, разбросав руки и неслышно дыша.
      Его разбудил высокий женский голос.
      - До чего же ты громкая, Лана! - пробормотал Алан и проснулся окончательно.
      За окном чернела ночь. Яркие лучи, бьющие из просветов между полками и верхними обрезами книг, слепили глаза. Алан сморгнул и опустил ноги, собираясь встать, но его остановил глухой бас Счена:
      - ... не железный. Я придумал дикую игру. Когда предает друг, или я не успеваю выручить близкого, то беру револьвер. Видишь, он заряжен одним патроном. Закрути барабан - и один шанс из десяти, что грянет выстрел.
      - Идиотские шутки, - брезгливо говорила женщина.- Никогда не поверю, что ты способен на такое.
      - Не верь, но это так.
      - Впрочем, ты всегда был игроком...
      - Но в любовь никогда не играл!
      - Мне надоели слова. Слова и слова... Ты опутал меня словами, превратил в свою собственность, в рабу.
      - Ты моя богиня.
      - Это годится для стихов, а не для жизни.
      - Зачем так говорить?
      - Да, хватит разговоров. Мне пора.
      - Прошу тебя, останься хоть сегодня. Погиб Эрд, я совсем разболелся. Я не могу один.
      - Опять говоришь только о себе. Я устала от подобных разговоров.
      - Если бы любила - не устала бы...
      - Надоело! - вдруг тонко вскрикнула женщина.- Ты задавил любовь словами, встречами украдкой, бесконечным нытьем. Эгоист! Обо мне уже шушукаются под арками!..
      - Мне безразличны сплетни обывателей!
      - А мне не все равно! Имею я право на счастье или нет? Имею право на покой?
      - Я же предлагал соединиться...
      - А жить где? В этой конуре, заваленной хламом? Да еще терпеть всяких бродяг за стеллажом? Кого ты прячешь сегодня?
      Счен промолчал.
      - Я отдала тебе свои лучшие годы, свою молодость, а что получила взамен?
      - В прошении служителям Морта упомянуто твое имя...
      - Плевать на прошение! Оно ничего не стоит, ты на подозрении!
      Наступило тяжелое молчание. Хрипло дышал Счен, скрипел стул. Потом женщина сказала:
      - Ты великий книжник, а я всего лишь начинающая лицедейка. Я тоже хочу стать личностью.
      Молчание.
      - Я ухожу.
      - Останься,- еще попросил Счен.
      - Сегодня большое представление, и у меня одна из первых ролей.
      Дробный перестук каблуков, скрипнула и захлопнулась дверь. Алан сидел в странном оцепенении, не зная - то ли окликнуть Счена, то ли выйти самому. И в этой мутной тишине раздалось негромкое металлическое пощелкивание, за которым глухо громыхнул выстрел. Посыпалось стекло с книжных корешков. Алан вскочил и, обмирая, побежал за стеллаж, и застыл у стола, зажимая ладонью крик.
      Огромное тело Счена лежало навзничь наискосок через всю комнату, от стеллажей до лежанки. Одна рука неудобно подвернулась, около другой исходил смрадным желтым дымом револьвер. Острый темно-красный язычок выглянул из-под левого бока, влажно блеснул и вдруг побежал веселой струйкой, растекаясь в лужицу, которая, как амеба, вытягивала и вбирала в себя псевдоподии. Амеба намертво присосалась к мертвому телу, жадно подрагивала, полнела на глазах, жирно отливая выпуклой поверхностью.
      Алан прокрался мимо стеллажа, ударом плеча распахнул дверь и подбежал к лестничному пролету. Далеко внизу сыпали дробь каблучки женщины, спешащей на большое представление...
      Железные пальцы схватили Алана с двух сторон за руки, кто-то третий натянул на голову тесный смрадный мешок. Алан захлебнулся в крике, дернулся и потерял сознание...
      5
      Смотреть на Алана было жутковато. Его маленькое тело, до шеи упрятанное под тяжелыми складками темно-красного покрывала, лежало на узком столе. Всю верхнюю часть головы окружали острофокусные церебро-лазеры и виднелись только закрытые глаза с запавшими веками; тонкие ноздри, от которых к уголкам губ спускались две глубокие складки; чуть-чуть приоткрытый рот. Острый подбородок торчал, как у ребенка, да и все лицо с беспомощным выражением недоумения и испуга казалось детским. Прозрачный защитный колпак над столом почти не был виден и только сбоку, как в выпуклом зеркале, отражались стенные светильники.
      - Я думаю, достаточно, - пробормотал Арк и пощелкал тумблерами.
      Лана, неотрывно глядевшая на слабо освещенное лицо Алана, облегченно вздохнула и откинулась в кресле. И только теперь почувствовала резкую боль: все это время она сидела, намертво сцепив пальцы.
      - Когда он проснется?
      Арк задумчиво потер выпуклую лысину, пощипал кончик пухлого носа:
      - О, еще не скоро! Ты можешь пойти отдохнуть.
      - Нет, - тряхнула светлыми локонами Лана.- Я подожду здесь.
      - С Аланом уже ничего не может случиться. Ты напрасно терзаешь себя, это не рационально.
      - И все-таки я посижу.
      - Принести чего-нибудь горячего?
      - Спасибо, не хочется.
      Они надолго замолчали. Арк смотрел на Лану, быстро оглядывал приборы, что-то коротко говорил в диктофон и снова смотрел на Лану. Это занятие не надоедало и не утомляло. Ланой можно было любоваться, как любуются восходящим солнцем, цветущим деревом, бушующим морем.
      - Он действительно был в прошлом, - вдруг спросила Лана, - или это только сон? Арк пожал круглыми плечами:
      - Эффект присутствия словами не выразить. Это также невозможно, как невозможно словами описать гиперсферу, хотя всякий может написать ее формулу.
      - Как ты думаешь, Счена он встретил?
      - Думаю, да.
      - И помог ему?
      - Думаю, нет.
      - Тогда зачем же ты предложил этот эксперимент?
      - Мы на янцах не экспериментируем, мы их лечим.
      Лана удивленно расширила и без того огромные глаза. Арку показалось, что всю комнату заполнило голубое сияние.
      - Объясни! - потребовала женщина.
      - Что ж, - вздохнул Арк.- Дело в том, что все янцы так или иначе тоскуют о прошлом. Это своеобразная ностальгия, болезнь. Древние века овеяны легендами, самые сладкие воспоминания о детстве. Мы думаем, что со времен нашей юности мир стал хуже, хотя видим обратное.
      - Ну и что? - нетерпеливо прервала Лана.
      - Не торопись... Всякая болезнь требует лечения. И вот одни носятся по горам, изображая из себя ледяных янцев, другие дикарствуют на необитаемых островах или в джунглях, третьи переплывают моря на лодках, плотах или бревнах. Как правило, этого хватает, и они возвращаются к цивилизации бодрыми и здоровыми.
      - А Алан?
      - Алан - другое дело. Он крупнейший ученый эпохи, и в то же время человек с гипертрофированной совестью Он вбил себе в голову, что лично ответственен за прошлое. Это стало его манией, навязчивой идеей. Он считал, что если получит возможность вернуться в древние века, то уничтожит несправедливость, спасет загубленных гениев. Над своей установкой он работал, как одержимый, и в результате надорвался.
      - В чем же его ошибка?
      - Я полагаю, что прошлое изменить нельзя.
      - Экспериментально это не доказано.
      - Согласен, но у меня есть еще один довод. Допустим, что ценой неимоверных усилий Алан закончил работу и перенесся в прошлое. И что же? Он не продержится там и суток, он погибнет! Каждый янец - сын своего времени и может жить только в своем времени. Конечно, небольшой разброс допустим, но ясно одно - чем дальше мы уходим в развитии, тем невозможное приспособление в прошлом. Там другая логика, другие ценности, другие понятия и о счастье и жизни. Не говоря уже о мелких бытовых подробностях, о драконе Морте, гигиене и культуре общения. Нет, - махнул рукой Арк - я слишком оптимистичен! В одиночку Алан не продержится и дня.
      - Но ведь ты все-таки перенес его в прошлое! - испугалась Лана.
      - Я уже говорил, что здесь совсем иной принцип... Когда здоровье ведущего физика стало внушать опасения, я предложил Алану готовый аппарат. Это был неожиданный подарок. Он даже не стал вникать в детали, а ознакомился только с общим принципом. Он сразу поверил в возможность перемещения, что объяснимо состоянием лихорадочного нетерпения. Он рвался к Счену, а я хотел спасти его здоровье. Подобные мании лечатся шоком, вот и пришлось прибегнуть к шоку. Таким же образом мы вылечили, например, Интала. Только в том случае был применен шок наоборот...
      - Смотри, смотри! - взметнулась Лана. - Он шевельнулся!
      Арк мельком глянул на разноцветные огоньки пульта и тоже засеменил к узкому столу, на котором лежал Алан.