– Та-ак… Черноголовина читает текст. – Про певицу надо убрать.
      – Почему?
      – Вы ведь в "Простор" собираетесь отдать очерк?
      – Да.
      – Ларин человек Владимирова.
      Вениамин Ларин главный редактор "Простора". Владимиров, прежде чем уйти в помощники Кунаева работал заместителем редактора
      "Вечерки". Помощник Кунаева и поставил редактора "Вечерки" командовать журналом.
      Бог тебя выдумал…
      В феврале Галина Васильевна выступила в "Казправде" со статьей
      "Летайте Вуазеном или…" про творчество помощника Кунаева.
      Измордовала беднягу. Появлению материала предшествовала спецлетучка в газете. Главный редактор газеты Устинов согласился: время ударить по Владимирову пришло.
      Помощник Кунаева ответил Черноголовиной в "Огнях Алатау": "Рано подняли голову никтошки…".
      Я спросил писательницу: "Галина Васильевна, вы не боитесь?".
      – Что мне бояться? – Черноголовина сдержанно улыбнулась. – Время
      Владимировых прошло.
      Даже если так, самообладанию Галины Васильевны можно только позавидовать.
      – Вы придумали название?
      – Да. Я хочу назвать очерк…
      – Слишком вычурно. Может назовем просто "Приложение сил"?
      По-моему, теперь уже не вычурно, слишком просто. Но я согласился с учителем.
      – Можете отдавать в журнал. – Галина Васильевна задумчиво посмотрела в окно. – Интересно…Какая будет реакция? – Она продолжала вглядываться в пустоту неба. – Это интересно, – повторила писательница и добавила. – Первый выход к читателю – это запевка…
      – В "Просторе" на вас ссылаться нельзя… Так я понимаю?
      – Нельзя.
      – Может сказать маме, чтобы попросила Олжаса Сулейменова?
      – Не надо. Олжас вам пригодится для других дел. Отдавайте материал. Там посмотрим, что делать.
      Мама отдала очерк Анеке, мужу Карашаш. В "Просторе" он знает заведующего отделом критики Старкова. Критик обещал дать ответ в ближайшее время.
      Мы два ангела любви…
      Три года назад по радио выступал Александр Бовин.
      "… Мировоззрение моего поколения во многом сложилось под воздействием ХХ съезда… Может поэтому мне нравится поэзия Евтушенко…
      Вот вы спросили меня о семье, о детях. У меня дочка… Что бы я ей пожелал? Говорят же, не родись красивой, а родись счастливой… Судьба женщины зависит от того, повезет ей, или не повезет. Все остальное…
      Образование, воспитание могут пойти прахом, если женщине отчаянно не везет. Вот почему я хочу пожелать своей дочери только одного…
      Чтобы ей повезло. Повезло раз и навсегда".
      На кухне у Жакубаева народу набилось под завязку. Магда, как обычно, упражняется с Иржиком в изящной.словесности.
      Пиночет уже почти Готовченко и орет:
      – Пошла на х…!
      – Кусай за х…! – лениво ответствует Магда.
      Иржик увидел меня и выкинул вперед руку:
      – Братан! Зиг хайль!
      – Салом алкоголейкум! – протягивает руку Керя.
      – Алкоголейкум ас салам!
      Дядя Саша Понял сунул мне стакан с вином.
      – Пей!
      Дядя Саша год как на пенсии. Живет на втором этаже с тетей
      Наташей, вахтершой из общежития министерства культуры.
      Понял когда-то работал на стройке, когда-то успел и в тюрьме посидеть. Дядя Саша воевал, имеет два ордена Красной Звезды. Я его называю власовцем.
      – Дядя Саша, извини, за власовца. Но так надо.
      – Нехай. Понял? Мне что? Паек в магазине получаю и ладно. Понял?
      За то, что дядя Саша через слово переспрашивает: "Понял?" народ и прозвал его Понялом.
      Не всех из институтских я привожу сюда. Лерик зашел со мной к
      Понялу, как раз тогда, когда тетя Наташа лупила тапками по голове дядю Сашу. Плазмовик увидел борьбу двух начал и недовольно спросил:
      "Ты куда меня привел?".
      – К ординарцу генерала Власова.
      – Пошли отсюда.
      Бывал со мной здесь и Бирлес. В первое посещение Иржи Холика он схватился за голову:
      – Если кто узнает, что ты здесь бываешь, что скажешь?
      – Тебе, что здесь не нравится?
      – Это же дно!
      – Не-е… братец, дна настоящего ты еще не видел.
      Одному только Серику Касенову нравятся Магда, Пиночет, дядя Саша,
      Керя.
      По утрам я иду на работу и вижу, как просунув голову в оконную бойницу дядя Саша выглядывает прохожих. Увидев меня, Понял маякует:
      "Заходи".
      Иржик нечасто приглашает к себе дядю Сашу -. пенсию Поняла отбирает тетя Наташа. Хоть она и сама любит выпить, бабка она строгая.
      Ася, сколько ей лет, – никто не знает, – живет в десяти метрах от дома Поняла и Иржика, в трехметровой барачной комнате. Жилье у нее маленькое и сама она малюсенькая. Росточком Ася что-то около метр тридцати, личико белесое, как у мопса. У обычных лилипутов голос – смесь тенора с басом. У Аси голос нормальный, разговаривает быстро, слегка в нос. На ней постоянно один и тот же бежевый домашний халатик, в кармане которого пачка "Примы" и ключи от комнатки в бараке.
      Магда зовет лилипутку Аселой.
      – Я ей сказала, что Бектас зовет ее карманной женщиной, а она обиделась, говорит: "Я по чужим карманам не лазаю", – смеется Магда.
      Асела курит как ребенок малый. Мусолит сигарету до самого конца, она у нее на ходу разваливается. Лилипутка лезет в карман за новой, не глядя, чиркает спичкой и жалуется Магде на соседей по барачному коридору: обижают. Управы на них нет, а участковому жаловаться не в правилах Аселы.
      – Ничего, – успокаивает Магда, – приедет дочка с Томска, разберется с ними.
      Дочка замужем, есть дети. Лилипуты размножаются не хуже людей нормального роста.
      Соседи справа Магды, Витька Колбаса и Валюня, слева – татарка
      Санета. Санете сорок два года, в 55-й школе она училась в одном классе с Доктором. Когда-то работала проводницей поезда, сейчас пашет поваром в столовой.
      Санета подруга Валея.
      Любовь растаяла в тумане льдинкою
      И мне оставила трусы с резинкою…
      Гуррагча прекратил отношения с Умкой. Поклоннице Карла Маркса надо устраивать жизнь, монгол от принятия на себя повышенных обязательств отказался.
      Умка ходит понурая.
      Поделом.
      Кэт стала проявлять характер. "Не охота, нет настроения". – артачится через раз и забыла, как собиралась родить от меня.
      Девушка созрела…
      Серик Касенов иногда вспоминает Ситку:
      – Ты постоянно уводил меня, не давал с ним поговорить…
      – Неудобняк было.
      – Понимаю. Да… Жалко, что не поговорил я с ним… Это же интересно.
      Серик Касенов и я пили у Спиртоноши. Девушка банковала. Водка кончилась, Спиртоноша пошла в туалет.
      Сумочка ее лежала на столе. Надо догнаться.
      Посмотрим что у нее там. Кроме женской чепухи и проездного билета в сумочке были деньги. Что-то около двухсот рублей.
      Я вытащил четвертак.
      – Засекет, – предупредил Серик.
      – Может и засекет. Но базар поднимать не будет, – я спрятал деньги в карман и сказал. – Пошли скорей отсюда.
      На следующий день я пришел к десяти. Трезвый, но голова болела.
      От вчерашнего в кармане три рубля. Надо дождаться прибытия литерного
      – Серика Касенова – и в пивняк.
      Зазвонил внутренний телефон. Трубку сняла Кэт.
      – Да, это я. Что? А… – она положила трубку.
      – Звонила Спиртоноша. Говорит: "Передай своему сутенеру, что если он сейчас же не вернет деньги, то я пойду и расскажу Каспакову".
      Ой бай! Маскара!
      – Ты вчера с ней пил?
      – Да.
      – Сколько упер?
      – Четвертак. – Я почесал затылок. – Слушай, быстро найди 25 рублей и отдай ей.
      Через десять минут Кэт вернулась.
      – Все в порядке.
      – Отдала?
      – Отдала.
      – Где бабки нашла?
      – У Яшки взяла.
      Я покачал головой.
      – Какая Спиртоноша мелочная. Подняла кипеш из-за каких-то двадцати пяти рублей.
      – А ты как думал? – Кэт чертила на миллиметровке диаграммы. -
      Привык на шару нас трахать.
      – Ты чего, а?
      Кэт не ответила.
      Я подошел к ней, положил руку на шею.
      – Это кто на шару?
      – Ты!.
      – Ты у меня п…ды получишь!
      – Во-во! – не отрываясь от миллиметровки Кэт продолжала меня поджигать. – Чуть что – сразу п…ды получишь.
      В комнату вошла Тереза Орловски.
      – Привет! Ой совсем запурхалась с этими автобусами!. – Орловски бросила сумочку на стол. – Бяша, ты что такой сердитый?
      – Твоя подруга меня доводит. Вот думаю, не взяться ли за ее перевоспитание?
      – Прекрати! Кэт и без того тяжело.
      – А ну заткнись! – заорал я.
      – Что с тобой? – Тереза застыла с чашкой в руках.
      – Ничего..
      Орловски поставила чашку на стол, погладила меня по голове.
      – Бяша, не психуй.
      – Отвали.
      – Как же я от тебя отвалю? – Она прижалась ко мне грудью и заглянула в глаза. – Я же твоя муза. Правда?
      – Ладно. Проехали.
      Кэт молча отложила в сторону карандаш и пошла курить на чердак.
      Девушка созрела…
      7 апреля 1983 года, четверг. День как день. Солнечный и теплый.
      После обеда один за одним пришли Пельмень и Бирлес. Присоединился
      Серик Касенов. Мне что-то нужно было присмотреть в магазине
      "Динамо". На обратном пути скинулись и купили бутылку водки.
      Беленькую просто так, на ходу, не раздавишь. Центр города, в любой момент могут, как из под земли, появиться менты. Решили поискать кушари, или стройку. Бирлес засунул водяру во внутренний карман плаща, плащ перекинул через руку. Прошли метров пятьдесят, бутылка выпала и разбилась вдребезги об асфальт.
      – Растяпа! – сказал я Бирлесу.
      – Я забыл, что в кармане дырка. – Бирлес просунул руку в пустой карман и в улыбке обнажил клыки. – Выпить вам не судьба.
      – Какая еще судьба? Восстанавливай.
      В кармане у него нашлось чуть меньше двух рублей. Мы поднимались вверх по Байсеитова к магазину на Курмашке. На противоположном углу компания. Глянул и из знакомых увидел Большого и Кешу Сапаргалиева.
      "Пошли быстрей". – не оглядываясь, сказал я своим и прибавил шаг.
      "Большой, кажется не заметил меня. – подумал я. – Надо быстрей линять отсюда".
      У входа в магазин меня догнал протяжный голос Большого:
      – Бека! Ты куда? Подожди!
      Я обернулся. От компании вместе с Большим отделился и Ес Атилов.
      – Ты че это, проходишь мимо и не здороваешься? – Большой улыбался.
      – Привет.
      – Извини, не узнал. Привет.
      Ес кивнул мне. Я молча ответил тем же.
      – Как дела?
      – Да так… Ниче вроде.
      – Где Доктор?
      – Не знаю.
      – Слышал я, – Большой приблатненно раскачивался из стороны в сторону, – В тюрьме он.
      Атилов поглядывая по сторонам, медленно изучал меня.
      – Да.
      – Ну что ж… – Большой уже не улыбался, но был спокоен и доброжелателен.
      Наверное, стоит наконец объясниться.
      – Эдик, надо было тебе буриться к нам в дом из-за пятидесяти рублей?
      – Что-о?! – Большой подловил меня и включил нагнетто.- Что ты сказал?!
      Шалгимбаев рассвирипел.
      – Доктор позорит Нуртаса! А ты тут мне п…шь, х… знает что!
      – Да ладно, отдам я тебе эти деньги…
      – Что-о?! Отдашь? – Большой убавил громкость.- Давай.
      – Сейчас нет с собой. Позжее…
      – Позжее? Нет брат, давай сейчас.
      – Ну нет у меня сейчас… Ты что, Эдька?
      – Что, что… – проворчал Большой. – Следи за метлой.
      Мужики поджидали меня у магазина с тушаком "Таласа".
      – Пошли во двор, – сказал я и добавил, – Не оборачивайтесь.
      Мы зашли за трансформаторную будку. Пельмень спросил: "Что они хотят?". Я отмахнулся. Потом. Успел сделать пару глотков из горла и увидел в проходе между будкой и забором Еса Атилова с Дастиком и
      Жумабаевым.
      Ес пальцем поманил меня к себе.
      Я зашел за будку.
      Мы стояли одни.
      – Что?
      Атилов бросил короткое:
      – Снимай пиджак.
      На мне был кожаный пиджак монгольского покроя.
      – Ты что?
      – Снимай, тебе говорю. – стеклянные глаза Еса налились тоской.
      – Когда-нибудь тебе будет стыдно за это.
      – Ты давай тут… – Ес качнулся. – Сейчас буцкану…
      Здоровый он и главное, непредсказуемый. Пожалуй, буцканет.
      – Ты на х… за Доктора влезаешь? Слышал я, что бабу свою он порезал, чтобы от нас оторваться. Брат, брат… Что брат? Я вот об своего старшего брата Ивана все кулаки отбил. И ничего. Хоть и брат он мне. А ты… Ты забыл, как в детстве гнилил? Сейчас на людей не смотришь… Отскочил… Ишь ты какой… Проходишь мимо и нос воротишь.
      "Что делать? – думал я. – Пиджак не стоит буцкалова. Но щенок парафинит меня по всей форме".
      – Ты же ни фига не волокешь. – Атилов медленно покачивался. – Не волокешь, и лезешь не в свои дела. Три года назад искал в центрах, кто убил Нуртаса. И не понимаешь, что если б нашел, тебя бы самого убили…
      Что он мелет?
      – Снимай пиджак. – повторил Ес. – Тебе же лучше будет. – И прибавил. – Я на лыжах.
      Пиджак отдать нетрудно. Но о том, что меня раздел знакомый щенок, станет известно всем. Что ж…
      – Забирай, – я снял с себя кожанку.
      Опустив глаза я вернулся к своим. Они увидели меня в рубашке и все поняли. Бирлес правда, чтобы окончательно убедиться, спросил:
      – Где пиджак?
      – Снял этот…
      Серик Касенов промолчал, Пельмень сказал:
      – Правильно сделал, что отдал. Ес еб…й.
      – Что будем делать? – спросил я. – Против Большого и этого… за меня никто не пойдет.
      – Я попрошу Каната помочь. – сказал Бирлес.
      Его близкий друг Канат каратист, преподает в МВД технику рукопашного боя.
      – Ты думаешь, он впряжется?
      – Вы же знакомы друг с другом. Скажу ему, что унизили моего старшего брата.
      – Ладно. Винишка не осталось?
      – Пока вы разговаривали… – начал Пельмень.
      – Ясно, – прервал его я и пощупал рукой плащ Бирдеса. – Дашь до дома добраться?
      Мама слушала, не перебивая и хмурилась.
      Я закончил и она тяжело задышала. Набрала номер Шалгимбаевых:
      – Света, Эдька дома? Что? Давно не живет с тобой? Хорошо… Да так…
      Она положила трубку и объявила: "Все. Я их всех посажу!".
      – Мама, не надо… – я не знал что делать, но и понимал, что оставлять без обратки нельзя. – Они…
      – Не бойся. Я их всех посажу и никто тебя не тронет.
      Она отыскала в своей записной книжке номер телефона свата
      Шарбану. Свежий родич работал инспектором уголовного розыска МВД.
      – Нургалым? Мен Шаку-апай… – она быстро рассказала свату про пиджак и попросила срочно арестовать Шалгимбаева с Атиловым.
      Предупредила, что я перепуган и прошу обтяпать дело без заявления в милицию.
      Она прошла на кухню. Спросила, буду ли ужинать. Какой ужин?
      Я позвонил Кэт:
      – Меня опустили.
      – Как?
      – Один знакомый щенок раздел меня.
      – Вечно с тобой что-нибудь происходит.
      Ну, падла! Кругом одно говно и сам я по уши в говне.
 
      Главным виновником мама считала Шалгимбаева. Я – Атилова.
      Век- через век…
      Утром подошла Надя Копытова.
      – Бектас, съезди с Николаем Тимофеевичем в суд.
      – Для чего?
      – Я сказала ему, что ты можешь выступит свидетелем.
      Скандал в семье Сподыряка разгорелся вновь. Наде нельзя отказывать. Какое бы ни было у тебя настроение.
      – Хорошо.
      Сподыряк привез меня из Ленинского райсуда на работу ближе к обеду. Тереза Орловски уже была на месте. С ней пошли на чердак. Кэт пробовала увязаться за ней, я ее отправил назад: "Иди работай".
      – Вот так-то, Наташа, – я рассказал ей о вчерашнем и ждал совета.
      – Тетя Шаку правильно делает, – сказала Орловски. – Их надо посадить.
      – Правильно-то правильно. – Кто же меня поймет, что творилось у меня внутри? – Кроме того, что, если по-честному, я бздю, дело еще и в том, что с этим шакалом в детстве мы жили по соседству. Своих сажать нельзя.
      – Вот видишь, своих сажать нельзя, а грабить своих можно? -
      Наташа не по годам рассудительна. – Они тебя не пожалели… А ты их жалеешь.
      – Да не жалко мне их. Если хочешь знать, то на самом деле я их хочу навсегда запрятать в тюрьму. Дело еще вот в чем… В центрах еще живут пацаны, которые помнят меня. Как я буду выглядеть в их глазах?
      – Плевать на них. Дай сигарету, – Тереза Орловски прикурила. -
      Спасибо. Бяша, перестань бздеть и думать о том, что кто-то что-то может сказать, что-то подумать. Если ты отступишь, завтра они будут об тебя ноги вытирать. Слушайся тетю Шаку.
      После работы позвонил Нургалым. Оперативник предложил встретиться на улице.
      – Без твоего заявления никак нельзя, – сказал Нургалым. Шаку-апай сказала мне, что ты боишься их. Не бойся, они тебе ничего не сделают.
      – Значит, без заявления нельзя?
      – Нельзя.
      – Хорошо, в понедельник я передам вам заявление.
      – До понедельника еще два дня. – Нургалым взял меня за руку повыше локтя. – Ты давай вот что. – Он вытащил из кожаной папки лист бумаги. – Пиши сейчас. На имя начальника уголовного розыска республики полковника Федорова.
      – Смотри, эти оба дети известных писателей. – Нургалым прочитал заявление и, не сворачивая, спрятал лист в папку. – Теперь все будет хорошо. Так и передай Шаку-апай.

Глава 8