Власенковой.
Забегая вперед. Таня являлась ко мне до декабря 77-го. Позже я и сам вызывал ее из памяти. Но это было уже не то. С началом 80-х о
Власенковой я и вовсе перестал ее вспоминать.
В аэропорт вызвалась отвезти тетя Рая. Мама посмотрела на подкатившую с тетей машину и сказала папе:
– "Волга" белая. Бектас счастливым будет.
…В вестибюле гостиницы меня остановила спортивная девушка.
– Ты из Казахстана?
– Да.
– Привет. Меня зовут Нина. Я раньше жила в Джамбуле.
– Ни за что бы не подумал, что в Джамбуле могут жить такие интересные девушки.
– Ладно врать! – землячка зарделась. – Ты сам-то из Алма-Аты?
– Из Алма-Аты. А ты?
– Живу в Череповце.
– А… Вологодская область? Слышал.
– Ладно. Еще увидимся.
В Стогкольме принимающая сторона свозила круиз на фильм малоизвестного в Союзе Вилгота Шемана "Веселые дети природы".
Начинается кино со сцены в сауне. Главный герой Чарли с друзьями обсуждают, как помочь Кубе прорвать блокаду экспорта сахара на
Запад. Чарли живет на барже на озере Меларен в центре Стокгольма, по ходу действия друзья подселяют к нему беременную женщину. У беременной где-то есть муж, с ним она в ссоре и сейчас до родов ей надо где-то перегодить. Натурально самого соития в фильме не показывают. Ходят голые, и в момент акта между Чарли и беременной камера крупным планом показывает глаза женщины. Играет глазами беременная выразительно.
…Взлетающее с карканьем воронье над взгорком и валкий бег Любы
Байкаловой. Байкалова бежит, расплескивая из пригоршней воду, и причитает сердцем.
Год назад в Швеции "Калина красная" прошла под названием "Судьба рецидивиста". Наши критики обиделись за Шукшина, но, по сути, шведы оказались безжалостно точны. Рецидивист – это аллегория на тему бесконечного сюжета о России. Сюжета, повествующего о том, что вновь, когда после долгого одоления тропы снежного перевала, когда, казалось бы, все выправляется, – на самом интересном месте, как всегда, опять все срывается, летит верх тормашками в тартарары. Да, это не трагедия, не театральный ход, а именно рецидив – нескончаемое повторение одних и тех же попыток.
И когда Егор Прокудин с веселой злостью, клацая зубами, как затвором трехлинейки Мосина, спрашивает себя и нас: "А есть ли он – праздник жизни?": то он, как будто, подмигивает нам – не мыльтесь, бриться не придется.
Праздника опять не будет.
Не будет праздника, может быть еще и потому, что праздник жизни – это и есть та самая чеховская "общая идея", тоска по которой – наше единственное сожаление, воспоминание о котором и заставляет всегда и везде из последних сил цепляться за жизнь, сколь бы пресыщенно горька она ни была.
Показушными прокубинскими демонстрациями, тем как Чарли равнодушно воспринимает происходящее с ним и вокруг него, Вилгот
Шеман внушает зрителю мысль: человеческая жизнь не стоит того, чтобы ее можно было принимать всерьез. Словом, никогда не оглядывайся, живи и радуйся.
По Шеману сама жизнь и есть праздник.
Говорят, великим простительна глупость. В свою очередь нам ничего не остается, как бездумно повторять ахинею гигантов. Льву Толстому принадлежит немало откровенных в своей простоте суждений. В том числе и знаменито известное – "Человек рожден для счастья".
Предвзятость к Толстому возникла после прочтения воспоминаний
Горького. "Зашел разговор о Достоевском, – писал Алексей Максимович,
– "Он сумасшедший", – сказал Лев Николаевич про Федора
Михайловича". Ей богу, в "зеркале русской революции" есть что-то от Сатыбалды. По Толстому счастье это как у Пьера Безухова: жить с
Наташей Ростовой, девочкой не сумасшедшей, но с симптомами прогрессирующего слабоумия.
"Кто ты такой? Ну, кто ты такой?! Бумажная твоя душа!".
Х.ф. "Чапаев". Сценарий и постановка братьев Васильевых.
Безухов напомнил Болконскому о фразе князя, сказанную им на прогулке в Лысых горах.
– Да, я сказал, что падшую женщину надо простить. – сказал князь Андрей. – Но при этом не сказал, что я могу простить.
Что верно, то верно. Попользовался падшей женщиной, верни туда, откуда взял и при этом не забудь простить.
Шкодные автор и его герои.
…В книжном магазине в Хельсинки я провел полдня.
"Один день Ивана Денисовича", издательство "Посев". Пролистал за полчаса и неизвестно почему запомнилось слово "возносчиво". Это так молится Иван Денисович, возносчиво обращаясь к небесам. Где
Солженицын откопал это словцо? В религии я ни бельмеса, но, по-моему, "возносчиво" меняет местами зэка и бога – непонятно, кто из них двоих Господь, а кто каторжанин?
"Бодался теленок с дубом" куда как интереснее "Ивана Денисовича".
Жаль, денег не хватит купить, да и провозить опасно.
Ага, Твардовский… Ничего такого про Александра Трифоновича
Александр Исаевич не пишет, но опять же тон… Человек дышит ядом на своего благодетеля. Это не новый тип пассажира. Солженицын Долохов из "Войны и мира". Пожрал, поспал в хозяйском доме, да и навалил кучу у порога. Вот почему засела во мне "возносчивость". Солженицын никого не желает оскорбить, унизить, это у него само собой получается – заблудившийся "ик" помимо воли превращается в "пук".
Вторая книга истории злоключений писателя запомнилась репликой
Г.М., папиного старшего товарища. На правлении Союза писателей СССР, где исключали Солженицына из членов Союза, земляк отмочил: "У
Солженицына все плохо… Казахстан освоил целинные просторы и идет от успеха к успеху".
Тоже хороший мальчик.
В музыкальном салоне по телевизору показывают выборку матчей одной восьмой финала европейских кубков.
– Скучно. – за спиной раздался капризный женский голос. -
Показали бы лучше то кино… Особенно, что было в мужской бане…
Я обернулся. Позади стояла, держась за спинку кресла, и весело смотрела на меня Нина Трошинская. Надутые губки и притворно-жалобный голос землячки свидетельствовали: от жизни не спрятаться за футболом. Круиз свободно может превратиться в курьез, когда в легкий шторм на пути в Ленинград рядом с тобой плывет столь опасное создание.
Нина, Нина, Ниночка… Березка вологодская… На черта я тебе сдался? Я не Чарли из "Веселых детей природы", я – черт знает что.
…Мы спускались на берег по трапу в Ленинграде, кто-то тронул меня за локоть. Это была она. Трошинская деловито сказала:
– Дай мне свой домашний адрес.
Сейчас думаю: не повстречайся в круизе Нина, и вспомнить о
Скандинавии было бы нечего.
С Варваром обмывали возвращение из-за границы.
Вспомнилась недавний разговор с Кенжиком.
– Пару раз в одной компании встречался с Ольгой Срединой. Знаешь, она еще не замужем. Ты помнишь ее?
Помню ли я Средину? Средина – это "2-85".
"2-85" не замужем? Мне то что? Хотя…
Напился с Варваром изрядно. Было что-то около десяти вечера. Я остановился возле дома, где живет Средина. Подумал: "Прошло тринадцать лет. Самое время ей позвонить. Что она скажет? Ничего не скажет. Я руки у нее просить не собираюсь".
– Алло.
Я узнал ее грудной голос.
– Оля, ты?
– Да.
– Это Бектас. Ты помнишь меня? Мы с тобой учились до четвертого класса.
В трубке воцарилась тишина.
– Ты меня слышишь?
– Слышу. Я помню тебя.
– Выйди… Я жду тебя у арки твоего дома.
– Прямо сейчас? Но я только что из ванной.
– Я подожду, пока ты обсохнешь.
– Пока я обсохну, ты замерзнешь. – засмеялась "2-85".- Хорошо, через пять минут я выйду.
Я во все глаза смотрел в арочный проем. Силуэт Ольги Срединой возник в арке внезапно, "2-85" быстро приблизилась и… дальше как отрезало.
Проснулся утром – ничего не помню и ни капли сожалений.
С тех пор я не видел ее и больше никогда не звонил.
Проявил пленку и отпечатал круизные фотографии приятель Шефа по работе.
– Димка удивился, – сказал Шеф, – почему на фото ты везде один.
Умка не уложилась в срок, не защитилась и из очных аспиранток перешла в инженеры. Проработала недолго и перешла в нархоз.
– Нас, чистых экономистов никто не ценит. – говорит она.
Умка заходит к нам поболтать с мамой.
– Тетя Шаку, у них в плановом отделе работает татарка. Та еще бестия…
Это она про пампушку-хохотушку Кэт, что заглядывает к нам в лабораторию покурить. Кэт не татарка, но сильно на нее похожа. С ней мы учились в институте. Живет она с мужем-узбеком Гапуром и младшим братом Маликом.
Полуеврей-полуказах Толканбаев заприметил Кэт, но связь продолжалась недолго – Кэт забеременела, решила рожать от смазливого метиса и легла на сохранение.
Кэт хотелось, чтобы ребенок был похож на красивого и умного
Толканбаева. Как при этом она собиралась выкручиваться перед Гапуром не известно, но институтские подружки дружно сходились во мнении, что Кэт выкрутится. Ей не впервой. Рисковала она сильно. Узбек парень здоровый, горячий и если бы узнал об измене, как пить дать, настучал бы по голове Толканбаеву.
Гапур ничего не узнал, но зато, прослышав, что Кэт дожидается от него ребенка в больнице, перепугался Толканбаев. Перепугался и перестал дружить с экономистом планового отдела.
В свою очередь Кэт жаловалась подругам на бесплодие мужа и говорила о том, как сильно желает завести ребенка. Ребенку от
Толканбаева не суждено было появиться. Случился выкидыш и из больницы моя однокурсница вернулась при своих.
Вернулась и продолжала приходить к нам покурить. Естетственно, старался первым поднести ей горящую спичку Шастри, который открыто заявлял о том, как ему нравится Кэт. Мысли об Альбине его не оставляли, но одно другому не мешает. Ушла от нас Альбина, как ушел в преподаватели и Володя Семенов.
Набравшись спирта в Чимкенте, куда мы с Шастри ездили сдавать отчет по свинцовому заводу, он признался мне:
– Альбина хочет меня. Может даже любит…
– Не может быть.
– Это большой секрет. Однажды я смотрел у нее дома телевизор, мужа ее не было и я почувствовал, как сильно она хочет меня.
– Надо было ее затюскать.
– Что ты, братишка! Муж ее почти друг мне, наши дачи по соседству. Не мог же я сделать ему подлость.
– Бедный… Тебе было тяжелей, чем Володе.
– Намного тяжелей… Но я выстоял. – Шастри сделал мужественные глаза, вздохнул и мечтательно закончил. – Все равно она будет моя.
Он не желает ставить рога мужу Альбины и говорит при этом, что сделает ее своей. В чем правда Шастри? Правда в том, что он неисправимый романтик.
…Кэт не слепая и видит, что с ее появлением у нас в комнате,
Шастри мгновенно дуреет.
Я подзуживаю его.
– Мой фюрер! Не хотел бы ты взять в Евы Браун нашу Кэт?
Шастри пускает дым, глаза у него слезятся.
– Чудесная была бы Ева Браун.
– А ты Кэт? Согласна ли стать верной подругой нашему фюреру?
– Перестань! – брезгливо морщится Кэт.
…Умка, как и Шастри, называет меня братишкой. К матушке же приходит она на правах снохи дяди Сейтжана, папиного земляка.
Заглядывает в гости Умка и в лабораторию. Язык у нее без костей и мужики дали ей прозвище Трындычиха. Больше льстит ей, когда мужчины отмечают в ней не красоту, а ум. Ее дочке три года, так она утверждает, что у малютки знак качества. То есть, в умом вся в мать.
Часто жалуется на мигрень и спорит с Зямой об евреях.
– Гитлеру евреи по гроб жизни обязаны! – заявила Трындычиха.
– С какой стати? – удивился Толян.
– Если бы он не уничтожил шесть миллионов ваших, то не было бы у вас своего государства.
– Ха-ха! – засмеялся Зяма. – Боюсь, ты опять права.
– Мао говорит, – чем хуже, тем лучше. – напомнил Шастри.
С моих слов мама знает всех сотрудников лаборатории и окрестных подразделений института. К примеру, звонит к Зяме и давней знакомой приветствует его:
– Зам?
– Здравствуйте, тетя Шаку. – отвечает Толян.
– Зам, ты следи за Бектасом, чтобы он не пил.
– Не волнуйтесь, обязательно прослежу.
Помимо Умки и Шастри свои люди в нашем доме Ерема и Хаки.
Племяннику Жумабека Ахметовича мама доверяет самые тайные поручения, разговаривают они один на один подолгу.
Глава 23
С кем у Ситка не получается навести мосты, так это с Чокиным.
Валера упоминал о том, как с моим директором в 55-м году жил в одном номере гостиницы в Москве.
– Но это ничего не значит. – сказал папа. – Чокин – фигура и наверняка меня не помнит.
Что Чокин фигура это точно. В институте его побаиваются и зовут
"папой". Сотрудникам "папа" внушает страх больше из-за того, что
Шафик Чокинович на корню пресекает неделовые разговоры. Потом, что может быть ужаснее для поверхностного сотрудника, нежели умный и знающий директор? Такой в момент выведет на чистую воду.
Чокин уроженец Баянаула Павлодарской области. В войну работал главным инженером треста Казсельэлектро, как раз вэто же время организовывалась Академия наук Казахской ССР и Сатпаев предложил
Чокину взять на себя сектор энергетики, который спустя два месяца преобразовался в КаЗНИИ энергетики.
В 45-м Шафик Чокинович защитил кандидатку по Капчагайскому гидроузлу, еще через восемь лет – докторскую, год спустя нашего директора избрали академиком республиканской Академии наук.
Первый президент Академии Сатпаев земляк Чокина. Через него Шафик
Чокинович завел знакомства с корифеями. Список огромный, уважают
Чокина повсюду. В Москве, Ленинграде, Киеве, Фрунзе, Ташкенте,
Улан-Баторе, Иркутске, Душанбе.
Более всего гордится Шафик Чокинович дружбой с Кржижановским. То, как Чокин ставил революционера намного выше Келдыша или того же
Капицы, для меня было некоторым свидетельством того, что хоть Чокин и крупный ученый, но при всем этом больше политик.
В феврале 64-го скончался Сатпаев. Как проходила борьба за освободившееся кресло, мне не известно, но у Чокина на руках находились убедительные свидетельства законности притязаний на должность президента Казахской Академии наук: к тому времени он успел поработать главным ученым секретарем АН КазССР, поруководить отделением, его хорошо знали как ближайшего соратника Сатпаева. Так что избрание Шафика Чокиновича президентом Академии наук устроило научную общественность.
Проработал президентом Чокин три года. Кунаев снял его с должности, – что верно, то верно, – под надуманным предлогом. Мол, плохо остепенялись в бытность его президентства аспиранты.
Почему Чокина невзлюбил Кунаев, к тому времени мне было еще неизвестно.
Чего Чокин не успел сделать, так это избраться в академики или член-корреспонденты Союзной Академии. Продержись он в президентах год-другой, член-корра Шафик Чокинович бы непременно получил: за него был президиум Союзной Академии во главе с Келдышем, да и к тому времени утверждалась практика избрания в член-корреспонденты АНСССР поголовно всех президентов Академий Союзных республик.
После изгнания из президентов документы на член-коррство Чокина дважды поступали в Академию наук СССР. Но оба раза после звонка
Кунаева кандидатура Шафика Чокиновича снималась с повестки Общего собрания Союзной Академии.
Академик Келдыш ставил в главную заслугу Чокина факт придания им энергетической науке Казахстана неведомых дотоле стройности и фундаментальности, что позволило ей оттеснить на задний план науки классического естествознания. Вклад существенный, но при этом Шафик
Чокинович формально остался среди нескольких десятков республиканских академиков одним из многих.
Фундаментальность, – пожалуй, единственное, что заслуживает уважения в науке об энергетике. Сама по себе энергетическая наука – это винегрет из термодинамики, электротехники, экономики. Открытий, подобных тем, что совершаются в естествознании, в ней не сделать.
Потому уж, если специалист сподобится написать хороший учебник не просто хорошо – замечательно. Скажем, академик-секретарь отделения физико-технических проблем энергетики АН СССР Стырикович прославился среди ученых толстой книгой "Парогенераторы", которые, легко понять, он не изобрел, но сумел о них правильно и хорошо рассказать.
Член-коррами Союзной Академии в 70-х избрали министра энергетики страны и главного инженера КуйбышевГЭСстроя. В то время как в Уставе
Академии записано: член-корреспондентами АН СССР избираются ученые, обогатившие науку трудами мирового значения. Все относительно.
Министр энергетики СССР Петр Непорожний напрямую может и не обогатил науку трудами непрехолящего содержания, но его вклад в становление и развитие отечественной энергетики, – утверждали ходатаи министра, – достоин поощрения причислением к сообществу выдающихся отечественных ученых. Что с того, что он не написал учебник о гидравлических электростанциях? Он их в свое время понастроил на тридцать учебников.
Дело тут не только в нахрапистости сановника. Во многом виновата сама наука об энергетике, ее размытые критерии, по которым можно судить о вкладе ученого в копилку знаний. Для кого, но только для министра не секрет: в энергетике наука, знание о ней находятся в подчиненном у практики положении. Тем не менее, Чокин, когда узнал об избрании Непорожнего член-корреспондентом испытал обиду и унижение. Естественно, Шафик Чокинович вслух осмелился возмутиться избранием одного лишь главного инженера, про членкоррство министра благоразумно промолчал: с середины 60-х годов КазНИИ энергетики находится в подчинении Минэнерго.
Чокин ученый, но повадки у него если не как у министра, то точно, как у диктатора. Здоровается с сотрудниками за руку редко, а если уж поручкался, то моет после счастливчика руки с мылом, или протирает спиртом. Озолинг как-то получил от него нагоняй, разозлился и сказал: "Чокин похож на Чингисхана".
Начиная с 44-го года Чокин всегда помнит о своей главной задаче: претворяя делами в жизнь ленинский тезис об опережающем развитии энергетики, никогда и никому не дать забыть о том, к чему обязывает каждого сотрудника пребывание в стенах НИИ, почему он всегда первым делом задавал на Ученом Совете докладчику свой коронный вопрос:
– Где наука?
И горе тому умельцу, что не сумеет внятно доложить Чокину, в чем научная новизна изобретения или статьи.
Директор часто напоминал нам, что есть наука. "Наука – говорил директор, – это объективная закономерность, существующая помимо наших воли и сознания".
Шафик Чокинович вел в институте два направления: гидроэнергтическое и проблемы общей энергетики. Кроме того, что довел до ума Капчагайскую гидроэлектростанцию и канал
Иртыш-Караганда, Чокин построил в институте крупнейшую в стране экспериментальную базу – циклонку и ГЭС по дороге на Медео.
Институт с 44-го года размещается в здании бывшей школы N 36. В
73-м году к институту пристроили два крыла, в которых расположились библиотека, ВЦ, актовый зал, приемная с новым кабинетом директора. В квартале от института Никольский базар, православная церковь, кинотеатр "Целинный" с примыкающим сквером.
Здание довоенной постройки, круглый год в институте строительная бригада белит стены и красит окна. За какой-нибудь месяц запах краски улетучивается и в отремонтированных комнатах устанавливается прежний духан, почти как в Храме Василия Блаженного.
"Мощами фанит". – говорит Кул Аленов.
Аленов отвечает в лаборатории за дисциплину. Многим кажется, будто Кулу нравится заносить в журнал прогулы, опоздания. При этом все понимают выгоды позиции Жаркена, который вроде бы в стороне от слежки за сотрудниками, но и не одергивает Кула, когда тот чересчур уж докапывается к сотрудникам по мелочам. Пугать народ раньше времени неосмотрительно. Ибо само собой возникает предположение-угроза: что с нами будет, если вдруг каким-то образом
Аленов придет к руководству лаборатории?
Предпосылки к возвышению Кула имеются. Первая из них – работоспособность старшего научного сотрудника. Аленов пишет отчеты, статьи, монографию, ездит в командировки по Казахстану, в Москву, знакомится с ведущими специалистами. Докторская диссертация, которую за каких-то будущих два-три года может защитить Кул и есть главное основание, по которому его притязания на заведование лабораторией способны обрести реальность.
Шастри говорит: "Аленов верхохват". Скорее всего, Лал Бахадур прав, но Кулу не хватит и трех жизней во всем разобраться, если он будет копать так глубоко, как тот же Шастри. Уж как любимый муж
Марьяш старается, днем и ночью переписывает чужие книги, а толку то?
Нет уж, лучше быть верхохватом и добиваться реальных результатов, нежели работать, как Лал Бахадур Шастри и иметь при этом нулевые достижения.
Разумеется, опасения насчет возвышения Аленова не возникли бы, работай нынешний завлаб хотя бы над монографией, не говоря уже о претензиях на докторскую. Конечно, пока Чокин директор, Жаркену, как фавориту, волноваться как будто, нет резона. С другой стороны, никому доподлинно не известно, как далеко простирается благорасположение "папы" к любимчику. Всякое может случиться. Тем более, что есть общие правила движения научных кадров, существует мнение общественности. Решится ли во имя Каспакова ими пренебречь
Чокин, большой вопрос. Любимчик – не родственник.
Чокин напоминал завлабу о докторской. Напоминал неоднократно, но с недавних пор перестал говорить Каспакову о необходимости работы над собой – полгода назад в главк Минэнерго СССР отправилось очередное представление Чокина резерва на выдвижение. В нем Шафик
Чокинович назвал имя своего преемника. Им оказался Каспаков.
Хаки и я разбирали ситуацию и еще раз убеждались в том, какой все-таки Чокин дальновидный политик. Получалось, академика подпирает рядовой кандидат наук, главные достоинства которого сводились к тому, что он несколько раз избирался председателем месткома и парторгом института. Да, Жаркен ведет несколько союзных тем. Ну и что? Точно такое может заявить о себе любой завлаб или с.н.с.
Короче, за такой резерв на выдвижение Чокин мог не беспокоиться до самой смерти. Раньше времени он не обнаружит себя.
Между тем Каспаков представление в Москву принял за чистую монету.
Пил Жаркен и раньше хорошо. Узнав о своем зачислении в руководящий резерв, Каспаков без труда узрел ближние и дальние перспективы и время от времени терял бдительность.
Хаки и я настолько увлеклись рассуждениями о том, кто и вместо кого придет, что нам иногда казалось, что события эти имеют и к нам прямое отношение и, что случись тот или иной поворот в карьерной судьбе Каспакова, то нам всем обязательно что-нибудь с этого да перепадет. Что именно? Вот здесь наблюдался, хоть и приятный, но полнейший туман. С какой стати нам с Хаки станет хорошо не хотелось задумываться. Кандидатские за нас никто не станет писать, а больше нам с Хаки ничего и не надо. Получалось, власть Каспакова мила нам с
Хаки только потому, что нам никто не будет мешать делать то, что хотим.
Мне и Хаки невдомек, что в своем нынешнем состоянии мы оба не нужны как старому, так и будущему руководству института. Лакей не имеет своей жизни. Разговоры про карьерный рост Каспакова были по сути досужими беседами двух прислужников, для которых хвастовство успехами хозяина заменяло заботу о себе родимых.
В "Науке и жизни" статья про мужское бесплодие. Научились его успешно лечить в Тбилиси. Корреспондент говорит врачу: "Вы сознаете, какой поток хлынет к вам после публикации материала?". "Сознаем. Мы заинтересованы в таком потоке".- отвечает исследователь. Бесплодие лечится, рассказывает грузинский врач, хромосомной рекомбинацией.
Ни в одном научно-популярном издании материалов про половое бессилие не найти. Кто-то ведь в стране занимается исследованиями импотенции. Почему о них ничего не слышно?
Прошло уже одиннадцать лет, и я бы окончательно свыкся с участью последнего слабака, если бы не матушка.
Она решила меня женить на дочери давнего знакомого семьи Бекена
Жумагалиевича. Ему недавно исполнилось пятьдесят, работал он завлабом в институте горного дела. Пришелся родителям по душе Бекен
Жумагалиевич своим характером. Папа говорил про него: "Бекен верный человек".
Бекен Жумагалиевич женат на Балие Ермухановне с 55-го года.
Приятная и умная женщина. Что значит умная женщина? К примеру, Бекен утверждает вслух о том, что красивее и преданнее русской женщины нет на свете человека и что женился он на казашке исключительно из традиций, а Балия только посмеивается: "Пусть себе говорит".
В доме Бекена Жумагалиевича не придерживаются казахских традиций, живут сами по себе, не сплетничают, аульную родню на порог не пускают. Бекен проучился в Москве пять лет и говорит, что именно там возненавидел какзакпайство и навсегда полюбил Россию.
Балия объясняла русофильство мужа так: "В России у него осталась любимая девушка, потому он и любит русских".
Дочь Гау учится на журналиста в университете, сын Нуржик заканчивает школу.
Гау девушка интересная, современная. Любит Элтона Джона и группу
"Лед Зеппелин". Элтон Джон парень нормальный, но до цеппелинов я еще не дорос. Хотя дело не в цеппелинах и Элтоне Джоне.
Дело все в том, что Гау я не нравлюсь и это меня устраивает.
Матушка уговаривает меня быть настойчивей, чаще звонить дочери
Бекена. В ответ я придумываю отговорки.
– Мама, у Гау ноги кривые.
– Не болтай! Нога у нее прямой, а сама она белий-белий…
На свою маму Гау непохожа. У нее большие глаза, она худенькая и высокая, постоянно в джинсах. Рассказывает о друзьях и говорит, что почти все они балбесы.
У меня самого появились новые друзья Олег, Кочубей и Кемпил. Все трое живут возле кинотеатра "Алатау". Первые двое после армии вернулись из армии и учатся на юрфаке в КазГУ. Третий – Кемпил нигде не учится и нигде не работает. Кличку Кемпил Серик Кулунбаев заработал в детстве, рассказывая о приключениях американского шпиона
Кемпбела из венгерского фильма: "Кемпил как даст ему в глаз!". Серик оказался хорошим учеником агента Кемпбела. В восьмом-девятом классах
Кемпил вместе со старшим братом Жроной, друзьями Кочубеем,
Бараболей, Сашкой Гордеевым отрабатывали технику рукопашного боя на общежитских казачатах из КазПИ (Казахского педагогического института).
Общежитие КазПИ в ста метрах от кинотеатра и, собравшись вечером на аллейке, алатуские после пары стаканов портвейна не особо раздумывали, чем бы себя занять.
"Идем бить казпишников!" – провозглашал Жрона и компашка дружно отправлялась в рейд по общежитию. Ежевечерние драки с аульными казачатами для алатауских не были развлечением или проверкой бойцовских качеств, они служили для них ритуалом, истинный смысл и значение, которого Жрона и другие в душе сознавали, но не решались произнести вслух.
Традиция алатауских измываться над казачатами восходит к середине
60-х, когда взяли в привычку врываться в общежития старшие товарищи
Кочубея и Жроны – Толеус Байсеитов, Еря Копоть, Сашка Ткач, Гульдин.
Они то и объясняли: "Казпишники – это п…ц". Получалось, казпишник мерило отсталости и только за это он заслуживал быть поставленным на место. "Свои недостатки в других мы ненавидим". Никто из старших, а позже из младших хулиганов с аллейки на Тулебаева не признавался, что алатауские казахи каждый вечер идут драться со своей сущностью.
"Черный строй идет полем".
Перестань, Абдрашит. Ребенка испугаешь. (каз)
Рвет желчью. (каз)
Да поможет тебе бог! (каз.)
Черная душа. (каз.).
Шайтаньи проделки. (каз.).
Сволочь. (каз.)
Бог свидетель. (каз.).
Хватит, хватит… (каз.).
Черная душа. Завистница. (каз.).
Что, Бетховен тоже глухим был? (каз.).
Вот оно что… (каз.).
Этот… Из школы… (каз.)ю
Умрешь! (каз.).
Дорогая, наблюдай.. Будь начеку. (каз.).
Свиная голова. (каз.).
Какой дурак этот Кулдан. (каз.).
Не стучи! (каз.).
Если не бросишь, в дурдом сдам. (каз.)
Зять. (каз.).
Это Сталина слова? Читай дальше. (каз.).
У Хрущева голова не работает. (каз.).
Разве можно слова Сталина про котят приводить? (каз.).
Знаю. Но вы ничего не понимаете. Спору нет, Сталин кровопийца, но он слов на ветер никогда не бросал. Вот увидите. (каз.).
Пускай будет мещанство. (каз.).
Куда запропастился этот Гоцмах? (каз.).
Откуда взялся этот Гоцмах? (каз.).
Это не фуфло. Ты не понимаешь. (каз.).
Не знаю… Меня они тоже обзывают… Биток, Ситок… (каз).
Не болтай! (каз.).
Анаша (каз).
Ерунда. (каз.).
Прекрати! заткнуть рот. (каз.).
Я нечаянно съела. (каз.).
Я тебе устрою. ((каз.).
Быстро принеси полотенце! (каз.).
Замолчи! (каз.).
Верь богу. (каз.).
Нассал я на бога. (каз.).
Не говори так! (каз.).
Накличешь на свою голову. (каз.)
Вставай. Ты разве забыл?
Надо идти.
Однако, за что обижаешь Аблая? Может быть тебе лучше задний проход стиснуть и помалкивать? (каз.).
Брат? (каз.).
Не болтай! Я объективная. (каз.).
Ты дурак. (каз.).
Медведь идет. (каз.).
Какой еще засранец? (каз.).
Обыкновенная тюрьма. (каз.).
Тебе пора за границей побывать. (каз.).
Я Берикпол. (каз.).
Теперь ты понял с кем имеешь дело? (каз.).
Понял, понял. (каз.).
А как же. (каз.).
Разве можно такие слова говорить старшему брату? (каз.).
Бектас в курьез едет. (каз.).
Ай, откуда я знаю. (каз.).
Продолжение романа
