С сентября у меня предддипломная практика на Алма-Атинской ТЭЦ.
      Надо бы сходить в планово-производственный отдел станции, представиться, помелькать и собрать материал на дипломное проектирование.
      Энергетику я учу не по учебникам. В журнале "Наука и жизнь" последние новости с переднего края отечественной мысли. Подробно и интересно рассказывается о выгодах строительства гидроаккумулирующих электростанций, МГД-генераторах, об атомных электростанциях.
      Страна встала на рельсы строительства блочных станций. И это еще не все. С укрупнением единичных мощностей атомные электростанции становятся конкурентоспособными с тепловыми станциями.
      С практикой вышла неувязка.
      Весной в кредит купили телевизор "Рубин 410". Кредит оформлен на
      Шефа. По цветному телевизору Шеф и я собирались смотреть чемпионат
      Европы по футболу в Бельгии, Олимпийские игры в Мюнхене и серию матчей наших хоккеистов с канадскими профессионалами.
      Олимпиада в Мюнхене и первые игры с канадцами совпали с началом практики.
      … ТЭЦ в получасе езды от дома. Сказать легко, собраться и поехать не то, чтобы трудно, но и не просто, когда за пол-секунды до истечения второго тайма Нина Еремина истошно завопила: "Иван Едешко через всю площадку посылает мяч Александру Белову…!" Олимпийские игры ЦТ показывало утром, вечером и ночью. Какая тут практика?
      Работать невозможно.
      Сначала не знал, как объяснить на станции, почему опоздал с появлением. Потом ломал голову над тем, как выкрутиться за месячное отсутствие на ТЭЦ. Оглянуться не успел – четыре месяца практики как не бывало. Мне нужны исходные данные на дипломное проектирование, а кроме меня на Алма-Атинской ТЭЦ из наших на кафедре никого не оставили.
      С каким лицом появлюсь на станции и буду просить выдать показатели на проектирование?
      Неувязка с практикой породила незадачи в институте. Что я покажу руководителю диплома? Поймет ли он, что я тут ни причем и так сложилось, что во всем виноваты Едешко, Белов, Курнуайе с Эспозито и организация "Черный сентябрь"?
      Отходя ко сну, я вспоминал о дипломе, на мгновение становилось страшноватенько. Минут пять настраивал себя перед сном: обязательно на следующей неделе, в понедельник, схожу к начальнику планового отдела ТЭЦ, уговорю его, возьму исходные данные, а там и с руководителем диплома познакомлюсь.
      Наступал понедельник, с утра которого находились удобные отговорки не торопиться – дело то серьезное, основные мероприятия переносились на вторник, со вторника – на среду, и новая неделя один к одному повторяла предыдущую.
      Однокашники Пила с женой Жанкой четыре месяца работали и собирали материал для диплома на Ермаковской ГРЭС, староста Валихан проходил практику тоже на блочной станции, но уже в Джамбуле, Витька Варвар честно оттрубил на Топарской теплоэлектроцентрали.
      "Ничего, – успокаивал я себя, – посижу безвыходно пару деньков и наверстаю". Меня не смущало меня то, как я не различал отличий между основными категориями и понятиями экономики энергетики. Экономика сущая ерунда.
      Чем был занят? Днем смотрел телевизор, читал газеты, к вечеру ехал к Бике или встречался с Омиром.
      Врачи у Бики в легких нашли подозрительное пятно. Похоже на туберкулез. В больницу ложиться Бика не хочет, работает на укладке асфальта. У Омира порядок – все дома и в университете дела на мази.
      …Шефа родители перестали донимать с женитьбой. С начала 73-го они переключились на меня. Ситок считает, что я излишне стеснительный и мне необходимо помочь…
      Девчонок на факультете раз в шесть больше парней. Одни за одной они выходят замуж. После третьего курса женился и Пила на Жаннке. С соседом по старому двору дружим с первого курса. Поджарый, хорошего роста Пила самый видный парень на потоке. С Жаннкой из второй группы он ходил два года. И сейчас они все время вместе. Дома, в институте за одной партой, гуляют по коридору, держа друг дружку за руки.
      Отец Пилы Курмаш замначальника городского ОБХСС. Мужик с крутым характером: властный, в два счета любого может послать до евбазы.
      До женитьбы Пилы я часто пропадал у него дома.
      – Вчера опять твоя мать звонила. – сказал Курмаш.- Что это она тебя всегда ищет?
      – Да так. – Сказал я так, будто ищет она меня постоянно по делу.
      – Нет, не так. – Резко поправил обхэсэсник. – По-моему, ты непорядочный.
      В зале, на видном месте висит подарок Курмашу от друга юриста – чеканка с портретом Сталина. Внизу к портрету приклеена, отпечатанная на машинке, сопроводиловка: "Пусть Солнце скрыли облака, едва ли это на века".
      Пила не в отца, он в мать. Мама у него тихая.
      Пила считает, что я им помыкаю. Есть такое дело. Помимо всего прочего он помогает мне по учебе. У него склонность к техническим предметам. Делает за меня лабораторные, помог дочертить курсовой по
 
      ТММ.
 
      На втором курсе я крупно расстроил его.
      На экзамен по теоретическим основам электротехники (ТОЭ) я шел готовый получить "неуд". ТОЭ предмет серьезный, куда как серьезней курса физики Путилова. Мало того, что необходимо вникать в природу процессов, так и описываются процессы неизвестным нам, экономистам, математическим аппаратом. На лекции по ТОЭ ходил я через раз и вместо того, чтобы записывать, как все, делал вид, что слушаю старшего преподавателя Альберта Александровича Меттуса. Меттус преподносил предмет мягко, ненавязчиво, так, словно рассказывал о вещах нам доступных, понятных.
      Подобная манера подачи материала размагничивала, но некоторые из сказанных вещей волей-неволей застревали в голове отдельными, несвязанными между собой, обрывками.
      Пила лекции по ТОЭ не пропускал, сказанное под диктовку успевал записывать, и в том, куда и как бегут сильные токи разбирался от природы хорошо.
      …Меттус не обращал внимания, что все мы списывали. Подходил к экзаменующимся, спрашивал, как думается. Ему отвечали, что думается прекрасно, лучше и не надо. Хорошо бы только, чтобы и дальше никто не мешал списывать. В парте у меня лежал, пронесенный с собой учебник Атабекова. Списал я быстро. Раз пять прочел, повторил про себя и уселся перед старшим преподавателем.
      Память великая вещь. Рассказывал я, не заглядывая в списанное из
      Атабекова.
      – Ответами вашими я удовлетворен. – сказал Альберт Александрович.
      – Послушаем теперь, как вы ответите на дополнительные вопросы.
      Я перевел дыхание.
      – Скажите, в чем сущность метода симметричных составляющих?
      Мне повезло. Метод симметричных составляющих как раз застрял в голове именно так, как об этом поведал на лекции Меттус.
      – Та-ак… – Альберт Александрович улыбнулся. – А сейчас ответьте мне, какое из ряда вон выходящее событие происходит в цепи "эр-эль-цэ"?
      – Вы имеете в виду емкостной эффект? – Я сделал умное лицо.
      Мне не просто повезло. Мне крупно повезло. Емкостной эффект тоже засел во мне с лекции.
      – Да, да… – Меттус расплылся от удовольствия. – А теперь для проформы, – он посмотрел на меня извиняющимися глазами. – изобразите в операторной форме методом контурных токов уравнения цепи "эр-эль".
      Такие уравнения для Пилы, что для меня сага о Коминтерне.
      Я попался. Меттус смотрел с полминуты, как я застыл с ручкой в руке, вглядываясь, как баран на новые ворота, в схему. Да забодай коза эти контурные токи! Альберт Александрович что-то понял.
      Придвинул к себе листок с ответами и сказал:
      – Вы перезанимались.
      Я промолчал.
      – Я ставлю вам отлично. – Альберт Александрович вручил мне зачетку. – Ответили вы лучше всех.
      Лучше бы он не говорил последних слов. Потому, что их слышал и
      Пила, который готовился вслед за мной отвечать.
      Он получил четверку и дня два я не решался смотреть ему в глаза.
      – Пила сказал, что у тебя просто язык подвешен. А так ты… -
      Витька Варвар передавал настроение Пилы. – Особенно понтовался он из-за того, что Меттус додумался сказать, что ты ответил лучше всех на потоке.
      Пила прав. Хотя язык тут ни причем. Надо учить уроки. День и ночь. И тогда будет все хорошо и отлично.
      Если Меттус по стечению вопросов принял меня за книжного червя, то заведующая выпускающей кафедрой Майя Николаевна Выползова воспринимала мою особу намного проще. На ее лекции я вообще не ходил, встречались мы только в коридоре. Не посещал занятия по экономике энергетике не только потому, что предмет излишне примитивен, но еще и потому, что сама завкафедрой казалась мне специалистом схематичным.
      На экзамене она спросила про структуру управления тепловой электростанции, а я ей в ответ:
      – Уместно напомнить о трудностях, которые сопровождают изыскания советских ученых, работающих над проблемами термоядерного синтеза. Я без зазрения совести отвергал структуру управления электростанции, как мелочь, мешающую понять, над чем действительно следует задуматься. – Установки ТОКОМАК – будущее энергетики… Но проблема в том, что…
      – Достаточно. – осадила меня Майя Николаевна. ТОКОМАКи хоть и крыть нечем, но в моей редакции они ей решительно не нравились. Она отправила меня с глаз долой, поставив четверку.
      Был случай и другого рода. Со второго курса за мной хвост по электрическим машинам. В электромашинах я ни капли не соображал – слова из курса не поддавались запоминанию. До третьего курса все мы были студентами инженерно-экономического факультета, с 71-го наши две группы передали в ведение чистых энергетиков. Декан энергетического факультета Сергазы Жиенкулов и его заместитель
      Михаил Пак взялись за задолжников.
      Я дважды просил направление на пересдачу у Пака. Тот отправлял меня играть в футбол. Пришел я и в третий раз к замдекана. Он и в третий раз погнал меня на стадион.
      Вернулся домой к двенадцати.
      – Сдал электрические машины? – спросила мама.
      – Никогда мне не сдать эти долбанные машины. – Сказал я и улегся на кровать.
      – Почему?
      – В третий раз направление на экзамен этот засранец не дает.
      – Кандай засранец?
      – Есть там один. Пак, замдекана.
      – Почему Каира не попросил с ним поговорить?
      – Сколько может он просить за меня? Каиру Махметовичу я надоел.
      Исполняющий обязанности доцента кафедры теплоэнергетических установок Каир Махметович Омаров уважает моего отца. Но надо знать меру. Он и без того немало сделал для меня.
      – Что теперь? – матушка не отставала.
      – Что-нибудь придумаю. – Я повернулся к стене. – Не мешай… Хочу спать.
      Проснулся я через три часа. Разбудила матушка. Она стояла в пальто и совала мне в нос какую-то бумажку.
      – На.
      Это было направление на экзамен. Внизу подпись заместителя декана
      "М.Пак".
      – Ты что, ходила в институт? – Я соскочил с кровати.
      – А ты что думал?
      В деканате находились Жиенкулов, Пак, другие преподаватели, когда вошла мама.
      – Кто тут Пак? – спросила матушка.
      – Я. – Поднялся заместитель декана. – Что вы хотели?
      – Я ничего не хочу. – Мама смерила его презрительным взглядом. -
      Это ты хочешь, чтобы мой сын стал бандитом.
      – В чем дело? – На защиту заместителя встал Жиенкулов. – Вы кто такая?
      – Это ты кто такой? – Матушка развернулась на декана.
      – Я декан факультета Сергазы Ахметович Жиенкулов.
      – Так ты брат Шары?
      – Да.
      Шара Жиенкулова известная танцовщица.
      – Брат Шары и тоже хочешь, чтобы мой сын стал бандитом?
      – Апай, подождите. В чем дело?
      – Вот этот Пак не дает моему сыну направление на экзамен. Хочет, чтобы сына выгнали из института…
      Пак спросил:
      – Как фамилия сына?
      – Ты лучше напиши мне на бумажке свою фамилию.
      – Зачем?
      – Завтра я пришлю к вам комиссию из ЦК.
      …Утром я пришел на кафедру электрических машин к преподавателю
      Борисову.
      Он взглянул на направление и присвистнул.
      – Это твоя мать вчера приходила в деканат?
      – Она.
      – Мамаша у тебя не подарок. – Борисов хихикнул. – Давай зачетку.
      Трояка тебе хватит?
      – За глаза.
      Из однокашников один только Валихан принимал меня таким, какой я есть и возражал против устоявшегося мнения о том, что я оболтус, которому место на историческом факультете КазГУ. Староста наш служил в десантных войсках, после армии работал на производстве и говорил:
      – Бека, ты – большой балдежник.
      Витька Варвар не варвар. Носил он фамилию Курако. Хоть и учился
      Витька примерно так же как и я, но человек он любопытный.
      Кличку получил он на просмотре румынского фильма "Колонна". По равнине скакали с топорами на лошадях, натянув на лица лисьи морды, варвары. Витька спросил:
      – Это кто?
      – Ваши предки. – ответил я.
      – Ужас. – прошептал Курако.
      Мама его преподавала математику в 28-й школе, отец Виктор
      Степанович отставной подполковник медицинской службы вел занятия по медицине в институте иностранных языков, а на досуге лихорадочно рассказывал о богатеях
      – Ты слышал о начальнике ХОЗУ Совмина? Его фамилия Бабник.
      – Виктор Степанович, – уточнял я, – не Бабник, а Бабкин.
      – Так я и говорю, Бабник. – взахлеб повествовал старший Курако. -
      Знаешь сколько у него денег?
      – Сколько?
      – Миллионы.
      Виктор Степанович прихрамывал на одну ногу. Не как "Твист о гейн", но заметно. С утра он пил портвейн, к вечеру наливался до краев, бродил по округе пьяненький, но милиция его не трогала.
      – Мария Леонтьевна, – говорил участковый маме Варвара, – вашего мужа мы не забираем.
      – Что его забирать? Тихий инвалид войны.
      Варвар парень экономный. Когда я рассказал маме, как Витька умудрился прожить в Топаре четыре месяца на десять рублей, то Ситок, видавшая всякие виды, не удержалась от восхищения.
      – Жадный молодец! Бери с него пример.
      Прожить на червонец в чужом городе и при этом поправиться на четыре килограмма Варвару бы не удалось, если бы с ним в одной комнате не жили однокашники Канат Дильдабеков и Жусуп Калымбетов.
      Они привезли с собой тушу барана, несколько кругов любительской колбасы, два ящика макарон. Колбасу они просили Витьку без их ведома не трогать. Витька просыпался с уходом Каната и Жусупа на ТЭЦ и первым делом нарезал себе на завтрак любительской. Отрезал он так, чтобы не было заметно. Дильдабеков и Калымбетов возвращались со станции и возмущались:
      – Опять нашу колбасу ел!
      Колбаса висела у окна на веревочке. Витька не мог понять, откуда они узнавали про его баловство с любительской. Нарезал то он аккуратно. Приглядевшись, увидел еле заметную, сделанную ножом, метку. Посмеялся про себя Витька, да и стал делать свою метку, ту что повыше оставленной Жусупом с Канатом. Канат и Жусуп продолжали хмуриться, но попрекать обжорством прекратили
      Что касается бараньей туши, то Витька говорил друзьям:
      – Вы езжайте себе спокойно на станцию. А я пока приготовлю бешбармак.