Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Чм66 или миллион лет после затмения солнца

ModernLib.Net / Ахметов Бектас / Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Чтение (стр. 15)
Автор: Ахметов Бектас
Жанр:

 

 


      " Не гони, да не гоним будешь".
      Матушка боялась злословия или насмешек по поводу непонятных вещей. Стоило мне или кому из братьев посмеяться над передрягами кого-либо из знакомых, то мама с паническими глазами предупреждала:
      – Ой бай! Озынын басына келед.
      Можно ли накликать на свою голову несчастья злоречивостью?
      У меня из головы не выходил случай на скамейке, когда по злобе я наговорил младшему Кондрату про его брата Витьку и уже позже иногда думал, что мои слова на скамейке не прошли бесследно для судьбы
      Доктора.
      …Москва выделила Казахскому отделению Литфонда "Москвич-412".
      Папа, все мы были довольны. Теперь у нас под задницей персональный аппарат. На моквичонке папа, мама и я однажды съездили после работы в колхоз имени Калинина и думали, что это только начало. Но не прошло и месяца, как машина неожиданно сломалась и встала на капитальный ремонт.
      На секретариате правления Союза писателей проходил отчет деятельности Литфонда за истекший период. Когда дошло до вопроса, почему вдруг новая машина сломалась, встал писатель Духан Атилов и указал на виновника:
      – Машину сломал сумасшедший сын Абдрашита Улан.
      Члены правления почувствовали неловкость и промолчали. Духан заслуженный литератор и если кто и был на правлении из сочувствующих отцу, то и тот не хотел связываться с Атиловым. А потом, возможно
      Духан и прав. Может и в самом деле сломал москвичонок Ситка? Поди, теперь разберись.
      Папа вернулся с работы в состоянии грогги, и, не раздеваясь лег на кровать. Прошло еще полчаса. Отец разделся и молча лежал, глядя в потолок.
      Мама подошла к нему.
      – Тур. Сен умыттын ба? – матушка напомнила о приглашении на писательский банкет в ресторане "Иссык". – Шахырыгу бару керек.
      – Никуда я не пойду.- сказал отец.
      Мама заговорила по-русски:
      – Вставай! Наши враги только ждут и смеются. И если мы с тобой не пойдем, то…
      – Я сказал, не пойду.
      – Прошу тебя, вставай… – сказала матушка и добавила зло и решительно. – Назло врагам!
      С чего это мама решила, что Атилов наш враг? Отец и Духан в разных весовых категориях. В чем они могли соперничать? Обычный злой человек сказал привычную для себя речь.
      Я вспомнил, как Джон обыграл в карты его среднего сына Ивана и подумал: " Да нет, за такие дела не мстят".
      Тут что-то другое.
      С банкета родители пришли в двенадцатом часу. Папа прошел в спальню. Мама щелкала семечки на кухне.
      – Как папа? – спросил я.
      – Хорошо. – спокойно ответила матушка.
      – Как прошел банкет?
      – Тамадой был Сырбай. – Мама сгребла в кучу шелуху. – Он всем показал кто твой отец.
      – Что он показал?
      – В ресторане все знали, как Духан убил твоего отца и Сырбай дал слово твоему отцу раньше Духана, Сейтжана и других…
      – Ну и что?
      – Как ну и что? Духан и Сейтжан старше твоего отца на пять лет.
      – Какая разница кто после кого держит тост?
      – Э-э…- со значением сказала мама. – Это большая разница.
      Сырбай Мауленов, один из секретарей Союза писателей и главный редактор журнала "Жулдыз".
      "Но дело не в этом". А дело в том, что спустя год старший сын
      Атилова Ревель очутился в третьем отделении Республиканской психиатрической больницы по поводу тяжелой депрессии. А еще через три года покончил с собой.
      Что я подумал, когда через год узнал, что самый благополучный из детей Атиловых заболел? На короткий момент возникло неясное ощущение, что шизофрения это не только болезнь и что кто-то – неизвестно кто – приглядывает не только за шизиками, но и за совершенно здоровыми людьми.
      Ощущение посетило на мгновение и тут же ушло.
      Злорадствовать по поводу начинавшегося выравниваться баланса несчастий в двух семьях я на всякий случай поостерегся. Мало ли что.
      И вообще было не до Духана с его детьми.
      В 69-м получил два года усиленного Доктор. Родители подсуетились и брата перевели на химию. На поселение Доктора этапировали в
      Джамбул, брат жил в общежитии для химиков и время от времени приезжал на выходные домой.
      Джон не выходил из дома. Смотрел телевизор, читал книги, газеты.
      А до посадки Доктора на два года усиленного произошло вот что.
      Не помню из-за чего я повздорил с Джоном. Разозлился и крикнул:
      – Урод!
      Джон вопросительно-виновато посмотрел на меня и спрятал глаза вниз.
      Подлетел Доктор и, гневно сверкнув глазами, замахнулся на меня.
      – У-у-бью!
      С убийством Доктор опоздал. Дело было уже сделано.
      С 69-го года мама уговаривала жениться Шефа. Уговоры на брата не действовали. Мало того, спустя год, заметил я, Шеф потерял интерес к женщинам. С 70-го у меня возникли подозрения, что и его постигла моя участь. Все говорило за то, что у Шефа неожиданно вдруг непоправимо ушел в отставку член Политисполкома Коминтерна. Катастрофе имелись причины – серьезные черепно-мозговые травмы, полученные в драках, так или иначе должны были оставить свой след. Хотя и не обязательно.
      Так думал я, пока (это было уже на новой квартире) не стал нечаянным свидетелем одной сцены, которая опровергала догадку о полном бессилии брата.
      Что же на самом деле происходило с ним?
      Шеф загорелся идеей поехать на Байкал. Много говорил о том, как соберется, снимется с кентами и высадится на берегу озера. "Зачем, – думал я, – ему Байкал. Купаться там нельзя, весной и летом комары, а зимой так вообще холод собачий".
      Когда в очередной раз он заговорил с матушкой о Байкале, я нечаянно пропел:
      – Никогда я не был на Босфоре…
      – Я п… тебе дам! – Шеф распсиховался всерьез и не разговаривал со мной три дня.
      Почему я вспомнил эпизод с Байкалом?
      С осени 69-го Шеф перевелся на заочное и весной следующего года сдал контрольные в деканат. Не помню, зачли ли ему контрольные, только на сессию он так и не собрался.
      "Но дело не в этом". В конце концов ошибки на то и существуют, чтобы их совершать. И сами по себе ошибки мало что значат. Все дело в цене, которую человек преисполнен готовности платить за них.
      …Вовка Амбал, Мурка Мусабаев, Витька Броневский, три девицы и я сидели за сдвинутыми столами на первом этаже ресторана "Алма-Ата".
      Вовка Амбал лениво скучал, Броневский и Мусабаев в полголоса разговаривали, Шеф рассказывал девицам:
      – И он им тискает…А они ему отвечают…
      Мурка Мусабаев покачал головой и негромко сказал Бронтозавру:
      – Ты посмотри на него… Делает вид, что ничего не происходит…
      Витька Броневский – тут я вспомнил себя в летом 58-го, когда в школьном актовом зале на просмотре фидьма "Над Тисой" неожиданно для всех проорал: "Сейчас он крикнет "фас"!- тем же макаром, но только с гадливыми глазами кивнул и подтвердил:
      – Да, Мурка… И я том же…
      Мурка может и имел право так сказать. Школьный друг болел за
      Шефа. Только надо немного думать с кем и что говорить. Мусабаев уже окончил медицинский, проходил ординатуру и постоянно напоминал моему брату, что за образование стоит цепляться хотя бы только потому, чтобы не опуститься.
      Броневский тоже вроде бы друг. Росли в одном дворе. Бронтозавр – пристебай из пристебаев – всегда пьет исключительно за чужой счет – сейчас он опять же гулял на деньги Шефа и его друзей. Пил и прятался до момента, пока Мурка по дурости не проговорился. Крысенок
      Броневский подумал, что и Мурка Мусабаев такой же, как и он сам.
      И, обрадовано, не сообразив, – что я то все вижу и слышу, сказал: "Да, Мурка… И я том же". Сказал злорадно, с ехидством и это еще бы ничего, если бы не глаза, которые, как я уже заметил, обнаружили в себе столько гадливости, что я подумал: "Нуртасей, гони ты их всех…Таких друзей надо за х… и в музей!".
      Мурку Шеф бил часто. Бил за язык. Сидят вдвоем, выпивают. Потом бац и Мурка на полу. Уходил Мусабаев домой в слезах и с обещанием больше не приходить, а через день заявлялся вновь и просил прощения.
      Шеф по пьянке бил и не виновных. Бил не за язык, а именно за взгляд.
      А сейчас сидел и что-то там тискал девушкам и не понимал, что теперь-то тому же Мурке Мусабаеву или Вовке Амбалу, не говоря уже о
      Бронтозавре, он давно не друг, а собутыльник, который никак не может и не желает распрощаться с детством.
      Когда Шеф избивал Мурку, родители и все остальные злились на
      Шефа. Можно ли поднимать руку на близкого друга, даже если он тебя чем-то сильно задел? Сейчас в ресторане я думал: "Мурат, а ведь
      Нуртас мало тебя лупил. Ты не друг и даже не баран, ты – созерцатель".
      Друзья это та же, что и Байкал – иллюзия.
      Многие предавали Шефа. Не предали только два человека. Вовка
      Коротя и Искандер.
      В 75-м Шефа единственный раз прорвало:
      – Да знал бы ты, как иногда мне хочется выброситься с восьмого этажа…
 
      Омир учится в университете на журфаке. В "Вечерке" вышли заметки о том, что где-то в городе сдали очередной дом, а где-то на окраине собираются строить большое парниковое хозяйство.
      Бика поступать в институт отказался и работал в санэпидстанции.
      В семье Халеловых Бика самый младший. Кроме него и родителей еще четыре брата Женька (Жаксылык), Эдька (Едиге), Кайрат и Канат. Отец
      Бики работник министерства, татарка -мама, тетя Фая домохозяйка.
      Женьку и Кайрата тогда я еще не видел. Женька жил с семьей,
      Кайрат учился в аспирантуре в Симферополе. Канат женился и жил с семьей в доме родителей. Эдьку видел я один раз, когда в его квартире отмечали день рождения Бики. Эдька мужик суетной, разговаривал быстро, не сказать что резкий, но и мягким не назовешь.
      Жена его полукитаянка-полурусская, помню, стреляла глазками на пацанов, что пришли к Бике на день рождения.
      Полгода спустя Едиге повесился и я, услышав о смерти старшего брата Бики, не догадался сходить к другу. Узнал поздно, после похорон. Пришло в голову, что якобы Бике было бы неудобно видеть меня, потому как форма смерти Эдьки не располагала к соблюдению достойных такому случаю приличий. И потом, я знал: Бика крепкий пацан.
      Мне передали: Бика не понимает меня.
      Я пришел. Мы выпили и я сказал: "Извини. Поздно узнал".
      Бика заплакал.
      Ходили разговоры, что Эдька покончил с собой из-за жены. Гуляла, мол, а потом и вовсе бросила мужа. Можно ли накладывать на себя руки из-за женщины? И вообще есть ли оправдывающий добровольный уход из жизни повод? Какая причина могла бы устроить и примирить обывателя с самоубийством?
      Для того, чтобы честно и искренне ответить на этот вопрос, нужно знать, что творится в душе самубийцы перед казнью над собой. В противном случае любое объяснение вроде того, что гуляла жена или еще что, – ничего не объясняет.
      Что творится внутри нас, говорила Лилия Петровна, самое главное.
      "Жизнь Эрнста Шаталова" Джон прочитал в "Юности". И тоже, как и в случае с "Кентавром" Апдайка, сказал: "Прочти".
      Эрнст в детстве, играя во дворе в хоккей, повредил позвоночник.
      Полный паралич у Шаталова наступил к концу школы. Не запомнилось, удалось ли закончить институт Шаталову. "Но дело не в этом". Дело все в том, что Шаталов рассказывает писателю Амлинскому, как и о чем думает парализованный парень, которого младший брат тоже называет
      Шефом. Влюблялся Эрнст по телевизору в дикторш Центрального телевидения, занимался, превозмогая боль, физкультурой, и читал.
      Шаталов читает философов древности, Амлинский цокает языком: "Силен мужик…". Но что философы и другие в сравнении с Шаталовым? Чего стоит книжная заумь перед лицом неизреченных страданий Шаталова?
      Но что из того? Заслуживает ли вообще уважения чье-либо страдание? А если заслуживает, то почему оно постигло именно Эрнста
      Шаталова, а не кого-либо иного, кому в самый раз бы испить скорби полной чашей и до дна? Я не видел никакого смысла в жизни Шаталова.
      Хотя, если вдуматься, то и жизнь здоровых людей тоже не имеет ни малейшего смысла. Действительно ли человек рождается только для того, чтобы умереть?
      Яшка-уйгур небольшого роста санитар приходил из дурдома за Ситкой и Шеф спрашивал: "Ситка Чарли от него не убежит?".
      – Нет, – отвечал Джон, – От Яшки не убежишь. А попробуешь, так
      Яшка одним броском укладывает больного к себе, как чабан овцу, на загривок.
      Медбрат для больных, что ротный старшина. Поднимет в полседьмого, заставит койку заправить, укольчик сделает. На трудотерапию шизики идут в спровождении медсестры. Врачи, рассказывал Джон, за весь день в отделении бывают едва ли более получаса. Остальное время запираются в кабинете и пишут истории болезней, составляют назначения.
      – Главные психиатры в Казахстане, – говорил Ситка, – Зальцман,
      Ганнапольский и Ленский.
      Профессор Зальцман заведовал кафедрой психиатрии в Алма-Атинском мединституте и на территории дурдома у него личный кабинет. Григорий
      Ильич имел обычай знакомиться с каждым новым больным лично, читал истории болезней.
      Что заносится в историю болезни? Так как болезнь начинается в семье, то согласно методики оказания психиатрической помощи кроме симптоматики история болезни содержит и описание семейно-бытовой обстановки. В описании приводятся сведения от перенесенной в детстве кори, до привычек больного. Что он делает дома, помогает ли по хозяйству, где учился или работал до болезни.
      Зальцман читает в институте лекции и ему в первую очередь интересны больные, умеющие рассказывать студентам, как и что с ними происходит. Ситка Чарли один из таких больных и раз в месяц раздавался звонок из больницы и медсестра сообщала:
      – Улан, тебя приглашает на лекцию Григорий Ильич.
      Ситка ждал лекций, как я просмотра матча на Кубок европейских чемпионов. Собирался за минуту, приговаривая: "Студентики, милые студентики…".
      – Не ходи на эту долбанную лекцию! – просил его я. – Скажи, что простудился.
      – Нельзя братишка. – Ситка лихорадочно натягивал штаны. – Знаешь, какие вопросы студенты задают? – спрашивал брат и восторгался. -
      О-о… С ними можно говорить обо всем.
      Почему я отговаривал Ситку Чарли не ходить на лекции понятно. Еще понятно, что не ходить на лекции Ситка, даже если бы и захотел, не смог бы.
      Шизик во власти врача. Полной и безраздельной.
      Больных в те времена санитары били.
      – Под дых как даст… – говорил Ситка.
      Милее избиения или привязывания на сутки к кровати – сульфазин.
      Больные говорили, что своим появлением сульфазин обязан немцам, которые изобрели его во вторую мировую войну и испытывали на заключенных лагерей Дахау и Освенцима. Западные психиатры относили препарат по свойствам воздействия на больного к группе особо бесчеловечных и время от времени поднимали в мировой печати вопрос перед своими правительствами: "Что ж вы не потребуете от Советов прекращения практики применения сульфазина на больных? Психиатрия не может и не должна быть репрессивной. Есть ведь и мягкие препараты, о них советским медикам известно. Почему они их не применяют?".
      Судя по названию, сульфазин содержит в себе большей частью сульфаты, проще, серу. Сера вещество горючее, от сульфазина резко повышается температура, деревенеет тело.
      Джон свидетельствовал: "Всего про сульфазин не расскажешь. Надо ощутить его на себе".
      Заведующая третьим отделением Нэлли Константиновна Русакова.
      Молодая, строгой красоты женщина.
      – С больными ведет себя как классная дама. – Говорил про Нэлли
      Константиновну Ситка Чарли.
      Лечащий врач Ситки Людмила Павловна Попова, напротив, дистанции с больными не держала. Часто забывала, что имеет дело с шизиками.
      Ситка обожал Людмилу Павловну.
      Зальцман, Ганнапольский, Ленский евреи. Ситка Чарли считал не случайным факт сильного влияния семитов на советскую психиатрию.
      Означала ли его плакатный антисемитизм не на словах, а на деле, что Ситка Чарли ненавидел конкретного еврея?
      Как у любого рядового антисемита к самим евреям, как к людям, личных претензий у него не было. Более того, на уровне быта Ситка не замечал в евреях ничего плохого, как не замечал самих евреев.
      Отношение к самой нации, к торжествовавшему, по его словам, в СССР явлению жидобольшевизма, у Ситки определялось установкой, которую он якобы получил от Господа бога, сыном которого, как уже упоминалось, он и являлся.
      Как известно, был еще один сын у Господа – Иисус Христос. Про него Ситка Чарли мало, когда говорил, тем самым словно намекая, что он, мол, Ситка как раз и любимейший из всех сыновей Господа бога.
      Технология прихода Ситки в наш мир применена такая же, какая использовалась при рождении Иисуса Христа. То есть Валера отец Ситке только по метрике.
      – Бог через Лысенко оплодотворил матушку Шаку.
      "Физик Тэт утверждал, что "теплота, повсюду распространенная, равномерно разлитая, есть теплота выродившаяся, деградированная. Она не имеет никакой ценности. А эту деградированную форму должны будут принять все энергии миров".
      Ошибка Клаузиуса заключается в неправомочности распространения выводов о возрастании энтропии, справедливых для конечных адиабатных систем, на бесконечную Вселенную.
      Эта идеалистическая коцепция, утверждающая, по существу, конечность вселенной и ее неизбежную гибель, утверждает вместе с тем и момент ее начала, т.е. "сотворения". Точка зрения идеалистов на второй закон укрепляла позиции религии, которая получала в руки как бы научное обоснование своего учения о сотворении и конце мира.
      По этому поводу известный физик Нернст писал: "Представление, что все происходящее на свете началось, так сказать, в один определенный день и к определенному же дню окончательно прекратится, является до такой степении невероятным, что всякую теорию, которая с необходимостью ведет к этому следствию, мы должны считать в высшей степени невероятной и поэтому необоснованной".
      Действительно, нельзя распространять действие второго закона термодинамики, дающего достоверные результаты в земных условиях для конечных адиабатных систем, на всю вселенную. В мире происходят не только процессы необратимого рассеяния энергии, но и обратные процессы, в результате которых происходят возрождение энергии и ее концентрация. Возникают новые звездные миры, о чем свидетельствуют исследования за последние годы.
      Какие законы управляют возрождением энергии, мы еще не знаем, но вопросы возникновения миров будут решены человеком, это также достоверно, как и то, что в природе не происходит никаких чудес".
      В.В.Нащокин. "Техническая термодинамика и теплопередача".
      Учебное пособие для вузов.
      Точка зрения идеалиста Клаузиуса укрепляет позиции религии…
      М-да… Странно… Религия – это "там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит", а чудес, как нам с рождения известно, " в природе не происходит".
      Как может наука укреплять позиции религии, если она сама по себе ничего не объясняет, а лишь устанавливает, фиксирует факт явления, закономерность события, но не причину свершения факта? – это тоже чудеса. Только на постном масле. "Завидуют нам, потому что завидуют". А почему – неважно.
      Религия, это не только чудеса, которых и в самом деле не бывает.
      Религия – это та самая молва, что сильнее факта. То есть на свете есть вещи важнее факта. Получается, что наука, которая, как мы выяснили, есть факт, нисколько не усиливает позиции религии, а напротив, наделяет ее свойствами сомнительными. Ибо первичность знания уже сама по себе поставлена под сомнение хотя бы тем же обещанием науки когда-нибудь в будущем разобраться как с возникновением так и концом мира.
      Конец света может обещать нам только Солнце. Вот когда оно потухнет, тогда и придет всем нам каюк. Только когда он еще придет, если посчастливится увидеть его человеческим потомкам через сотни миллионов лет? Тревожиться оснований нет. Надо жить.
      "От беспорядка – к порядку". А не наоборот. Природа не дает нам зажиться и для того, чтобы занять делом будущие поколения распорядилась она так, чтобы получение новых знаний о себе человеку происходило порционно-растянутым. Не все сразу. Сегодня яблоко
      Ньютона, завтра формула Планка и так всегда. С тем, чтобы человек до наступления конца света ломал голову в поисках ответа правды о самом себе. И это гораздо интереснее, нежели сразу и целиком получить ответы на все вопросы, как это делает религия.
      Получается, религия – удел людей невозделанного ума.
      Положение в Чехословакии стабилизировалось, но внутри меня исподволь лопающимися почками вербы распускалась своя Пражская весна.
      И что из этого? Да ничего особенного. Если босяк Горький кроме как книгам ничему и никому не был обязан лучшему в себе, то одинаково прав для всех оказывался Мао.
      От книг действительно глупеют.

Глава 15

      На Панфилова, ниже Оперного театра третий год работает магазин
      "Кооператор". Торгует магазин продуктовой всячиной вроде копченных колбас, конины, свиных окороков, меркенских конфет "помадка", брынзы, нуги, фундука, арахиса, тыквенных семечек Купить, как будто есть что, но цены в полтора, а то и в два раза выше, чем в обычных магазинах. Очереди здесь небольшие. Чем еще хорош "Кооператор"? Тем, что в северном конце магазина – кафетерий, рядом с которым отдел, где отпускают вино на разлив по 35 копеек за стакан.
      В двух шагах от "Кооператора" небольшой скверик с памятником генералу Панфилову. Через дорогу от памятника кафе "гармошка", где можно пить принесенное собой.
      С утра к открытию магазина в скверик подтягиваются Акоп, Потап,
      Бика с братом Женькой, Гевра, Талас… Всех, кто днями околачивается у памятника, центровские называют детьми генерала Панфилова.
      Акопу, как и Женьке с Потапом, за тридцать, Работает Акоп сапожником в будке у "гармошки". Как и все мы, пьет он "Волжское", портвейн за номерами "12" и "11". Когда ничего нет, то сбрасываемся мы на тушитель или маленький вермут за рубль семнадцать. У Акопа большой сизый нос и он единственный из детей генерала Панфилова, кто работает, потому не боится участкового и рассказывает смешные истории.
      Потап уже и забыл то время, когда где-то работал. Отец его народный артист республики, играл главную роль в фильме
      "Амангельды". У Потапа строгие глаза и он не принимает участия в добывании денег на выпивон. Вот когда гонец возвращается из магазина с бутылками, тогда Потап молча, как ни в чем не бывало, занимает место в кругу.
      Гевра однажды не вытерпел.
      – Эй, белая кость! Ты бы хоть пузыри что ли открывал.
      На что Потап с важностью напомнил:
      – Ты же знаешь – я пузыри никогда не открываю.
      Гевра что-то пробурчал, а Акоп поддакнул Потапу.
      – Потап, Гевра не знает, что ты тяжелее х… в жизни ничего не поднимал.
      – Да. – Подтвердил он с достоинством.
      Потап живет в доме над двадцатым магазином, Гевра рядом – в доме артистов. Если к Потапу не подступишься, то Гевра душа-человек.
      Гевру, как впрочем, и Таласа, трудно понять. Гевре двадцать три, и пьет он больше потому, что так он проводит время, а не только из-за того, что по утрам болит голова после вчерашнего. Отец его тоже народный артист – поет и играет на домбре. Сын артиста не поет, но пляшет гопак, жонглирует тарелками, знает уйму карточных фокусов.
      Ему бы в танцевальном ансамбле или в цирке развлекаться, а он с нами теряет время.
      Талас тоже из артистической семьи. Отца у него нет, в Казахском театре драмы служит мать Таласа. В 61-м году Талас снялся на
      "Ленфильме" в роли школьника-оленевода Фильки в картине "Дикая собака Динго". Ему тоже нечего делать у "Кооператора". Тем более, что он еще не законченный алкаш и к тому же недавно его приглашали в
      Киев на пробы в советско-югославском фильме.
      На пробы Талас мудро не поехал, потому что фильм так и не сняли.
      Бикин брат Женька занял позицию у памятника генерала Панфилову с тех пор, как ушел из семьи и поселился в доме родителей. Он одного возраста с Акопом и самый старший из братьев в семье Халеловых. Он и
      Гевра из всех генеральских детей больше всего думали над тем, как раздобыть на бутылку.
      Если не удавалось заложить часы у электриков в гостинице
      "Алма-Ата" или продать книгу, то сшибали копейки у знакомых. Стоять приходилось часами. Не у каждого из знакомых попросишь, иной врет, божится, что ни копейки в кармане. Мало кто способен понять радость удовольствия быть сыном комдива.
      Околачивался я у "Кооператора" месяца три с перерывами. Первое время ходил к памятнику из-за Бики, позже уже по привычке.
      Разумеется, перечисленные мной, далеко не все стихийное потомство генерала Панфилова. Попеременно в скверик у памятника стекались опохмелиться мужики со всего города, их спившиеся подруги.
      Наведывались мелкие воришки, хулиганье с окраин. Заглядывали освежиться волжским преподаватели, стоявшего рядом университета, артисты русских театров, художники, писатели.
      Приходил поутру к памятнику и поэт М.М. Выделялся среди кооператорских топтунов М.М. своей неопрятностью и беспардонностью.
      У поэта космы во все стороны, ошпаренные глаза. Ничего не видит перед собой, молча пьет и дико матерясь, дерется. На наших глазах его несколько раз избивали случайные собутыльники, забирала милиция.
      Следующим утром он вновь с грохотом заявлялся в "гармошке", поэт молча смахивал со стола зазевавшегося посетителя стакан вина, в ответ на возмущение ревел, матерился на казахско-русском, падал и плакал.
      Участковый Гильманов знал в лицо и по именам всех генеральских детей.
      – Этот татарин меня заколебал. – Жаловался на участкового Бика.
      Бика уволился из санэпидстанции и третий месяц устраивался на работу. Гильманов грозился посадить его за тунеядство.
      Пить каждый день у "Кооператора" у центровских считалось последним делом. Околачиваться на виду у всех и попрошайничать на бутылку способны только отъявленные ханыги, опуститься ниже которых почти невозможно.
      Болтаясь у памятника, я не забывал оглядываться по сторонам. В центре живет много друзей и знакомых родителей. Если кто из них появлялся на горизонте, я в темпе покидал расположение компании и переходил на другую сторону улицы.
      Писатель Аблай Есентугелов кроме того, что директор издательства и автор многочисленных романов о кочевниках, еще и земляк отца.
      Родители прежде особо не дружили с Аблаем и его женой тетей
      Альмирой. И то, что лауреат Госпремии республики зачастил в наш дом исключительно инициатива папиного земляка. Обычно новых друзей заводят из своего круга, предпочтительнее всегда общение с ровней, но никак не с людьми, которым нет дела до твоих профессиональных забот. Когда тебе за пятьдесят, просто так никто не ищет дружбы.
      Удивительно, но новый друг-писатель не только общался, он откровенно благоволил к родителям, в особенности к Ситку. Аблай знал, в чем более всего нуждается мама, почему отдал в ее безраздельное пользование свою персональную машину и теперь у нее не было вопроса на чем съездить на базар, или еще по каким другим делам.
      Папа называл земляка Хо Ши Мином.
      О чем писал товарищ Хо? Книг его про кочевников я не читал, но слышал от Валеры и Ситка, что писал он об Аблае-хане, хане Абулхаире и других деятелях эпохи кочевья. Книги выходили чуть ли не раз в полгода и пользовались успехом читателей, как в Казахстане, так и в
      России.
      Летом 70-го товарищ Хо с женой и сыном Квазиком собрались в Дом творчества Дубулты под Ригой. За неделю до отлета в Ригу Хо Ши Мин ехать передумал и свою путевку отдал мне.
      В Юрмале я и подружился с Квазиком. Единственный сын писателя перешел в 10-й класс. Симпатичный, смышленный мальчик.
      У "Кооператора" алкаши ходят кругами. С кизовскими мужиками в центр нагрянул Большой. В руках у парней, завернутые в газеты, длинные ножи. Вор по кличке "Твист о гейн" настучал Большому, что якобы Бика назвал его калбитом.
      Большой допрашивал Женьку.
      – Где твой брат?
      Женька побледнел.
      – Не знаю.
      – Он что ох…л? – Большой машет перед лицом Женьки газетой с ножом. – Сам не казах что ли?
      – Казах. – Женька попытался объяснить. – Не мог он такое сказать.
      – Да говорил он. – вмешался "Твист о гейн". – Слышал базар не я один. Вовка Даулен может подтвердить.
      "Твист о гейн" прихрамывает на левую ногу. При ходьбе искажается так, будто отплясывает на конкурсе современного бального танца.
      Отсюда и кличка.
      Гевра, Талас, Акоп, Потап отошли в сторонку и помалкивали. С
      Большим шутки плохи. Сам он бандит и держит вышку на КИЗе. Ребята у него отпетые: занимаются спортом, балуются с огнестрельным оружием, грабят, воруют по крупному и время от времени утюжат центровских.
      Летом 65-го он, Искандер, братья Акинжановы поехали в
      Каркаралинск на заработки. На танцах из-за девчонок подрались с геологами. Дерущихся разняли местные, геологи уехали, а Большой, схватившись за живот, остался лежать на земле.
      К нему подбежал Искандер.
      – Что с тобой?
      – Кажется замочили.
      На попутке Искандер и братья Акинжановы бросились за геологами в погоню. Догнали на подъезде к буровой. В руках Искандера была монтировка. Драка продолжилась и помощника бурового мастера в крови, с переломанным носом геологи унесли на руках. Через десять минут на велосипеде подъехал Большой. Никакого ранения у него не было.
      К утру помбур умер. Большой, братья Акинжановы и Искандер очутились в Каркаралинской тюрьме.
      Большой обещал родителям Акинжановых и Искандера привезти их детей в целости и сохранности. Он помнил об обещании и на суде взял вину на себя. Получил пять лет и через год освободился.
      … Я подошел к Большому.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92