– Здесь у него друг из Америки.
– Какой еще друг?
– Из Филадельфии… Живет в гостинице "Националь"…Он подкидывает Нуржану за услуги…
– Услуги…? – Дядя Макет завертел головой во все стороны. -
Американец, "Националь"… Нет, твой брат точно рехнулся… За каждым иностранцем по десять кэгэбэшников ходит. Оглянись в подземном переходе… Сам увидишь. А этот услуги оказывает… Нет, он кретин…
Секретарь Обкома перезвонил в тот же день. Дело закрыли, можно ехать в Джезказган. Первым поездом Доктор укатил из Москвы.
Из постояльцев окраинного корпуса пансионата самый значительный -
Президент Академии медицинских наук Блохин. В "Лесных далях" главный онколог страны живет с женой, маленькой дочерью и тещей. Всегда со всеми здоровается, по лесу гуляет в джинсах и в футболке точь в точь как у футболистов сборной Аргентины.
Николай Николаевич повстречался у входа в корпус с дядей Борей и отцом. До этого никогда не наблюдал, чтобы папа с кем-то столь подобострастно здоровался, как это он проделал с Блохиным.
Семья Блохиных занимает люкс на этаже дяди Бори. Всего в корпусе три люкса. В остальных номерах живут заместители министров, постоянных представителей союзных республик, Госстроя, Моссовета.
После работы постояльцы приводили себя в порядок, ужинали и выходили в холл смотреть телевизор, поболтать.
Тему разговора задавали события в мире, в стране.
– Похоже, дела идут на поправку. – заметил замминистра общего машиностроения.
Какие именно дела идут на поправку, замминистра не уточнил Но его все поняли. Почему заместитель Председателя Госстроя и подхватил:
– Да-а… Какую речь произнес де Голль! А Макмиллан… Тоже не ударил лицом в грязь.
– Мир меняется. – обобщил замминистра общего машиностроения. – И меняется к лучшему.
По телевизору довоенная кинохроника. Алексей Стаханов, Паша
Ангелина, Киров.
– Киров! – с заднего стула радостно подал голос дядя Боря. И объяснил, почему радуется за Сергея Мироновича Кирова. – В тридцать втором году Сергей Миронович приезжал к нам в Акмолинск.
– Да ну…?! – на дядю Борю насмешливо-недоверчиво оглянулся зампредседателя Госстроя СССР. – В самом деле?
– Да…- В эти минуты мой дядя выглядел робким и застенчивым первоклашкой и нисколько не отвечал виртуозной мощи испанского клуба
"Атлетико Бильбао".
– Везет вам…- ернически вздохнул зампредседателя.
Сергей Миронович Киров может и приезжал в 32-м в Акмолинск. А что толку?
Полчаса назад дядя Боря в майке и спортивных штанах ужинал. Он грыз и обсасывал конскую костяшку. Маечная лямка непрерывно сползала с плеча, дядя Боря постоянно поправлял ее и наполовину в жиру с причмокиванием полировал мосалыгу.
В номер вбежала Семка.
– Я привез тебе зефир. – вгрызаясь в кость, сообщил дядя Боря.
– Мен байхамай жепкойдым. – испуганно влезла тетя Баткен.
И тут же получила в лоб лошадиной костяшкой.
Дядя Боря продолжал трапезничать, а тетя Баткен, морщась, терла лоб, и разливала чай. Таким ударом мужика можно опрокинуть навзничь.
А ей как будто все нипочем. Всего лишь немного смутилась.
Оттренировал ее дядя Боря.
Операцию маме сделали и она лежала в трехместной палате на восьмом этаже. Я поздоровался с рыжеволосой соседкой, сел напротив матушки.
Ситок обижалась на меня. Папа улетел в Алма-Ату, а я неделю не приходил к ней.
Мама обижалась не только на меня. Она пытала меня о какой-то
Лауре, с которой папа якобы в отсутствие матушки не терял время даром.
– Я все знаю. Почему ты не говоришь правду?
Сколько можно об одном и том же? Я взмолился.
– Мама, перестань мучать меня!
– В самом деле, перестаньте мучить ребенка. – вмешалась рыжеволосая.
Матушка угомонилась.
Корейцы оттоптали нашим ноги. Ложились костьми, били по ногам.
Особо они преследовали Банишевского и все равно проиграли.
На полях Англии проходило первенство мира по футболу.
Я впервые видел в игре бразильцев. Встречались чемпионы с болгарами. В движениях желто-зеленых проглядывало желание сэкономить силы на будущее. Болгары им подыграли. Они или были в действительности тихоходами, или заранее перепугались бразильцев. С такой, как у них, техникой, да еще с бразильцами, стоять на месте нельзя. Болгары ушли с поля, ничем себя не показав.
Другой матч в этой же подгруппе был куда как интересней.
Португальцы играли с венграми. Бене, Фаркаш технари ушлые. Но
Сентмихаи никуда не годился. Во всех трех голах в ворота венгров повинны нервы вратаря. Сентмихаи отбивал мячи прямо на накатывавших на ворота Эйсебио, Торреса и Симоэса. Португальцы победили 3:1, но по игре венгры были их на голову выше.
В кинозале мое место оказалось рядом с местом студентки
Московского историко-архивного института.
В "Лесных далях" показывали "В джазе только девушки".
На следующий день в холле главного корпуса я разговорился со студенткой историко-архивного.
– Тебе понравился фильм? – спросила соедка.
– Как вам сказать? – я попытался выкрутиться. – Смотреть можно.
– Смотреть можно? – повторила за мной студентка. – Ну-ну… А какие фильмы тебе больше всего нравятся?
– Я не много картин видел. Чтобы судить о них, надо смотреть лучшие фильмы. А что нам показывают?
– Ну а все-таки. Из того, что видел.
Я задумался. И правда, какое кино мне интересно?
– Мне нравятся польские фильмы.
– Беата Тышкевич тебе нравится?
– Конечно.
– Цыбульский?
– Не знаю…- Нравится ли мне Цыбульский? Он кумир Польши. Ну и что?
– А Мэрилин Монро тебе как?
– Вообще никак.
– Ага…
Студентка заскучала. Кого-то она ждала. Жаль. А то бы еще поговорили. Я поднялся и пошел играть в настольный теннис.
Несколько раз говорил с домом. Шеф и Джон вернулись из экспедиции, из больницы выписался Ситка. Они с папой ждут вовзвращения матушки.
В обществе "Знание", где папа тогда работал, ему предложили съездить в Англию. Со словами "у меня там родственников нет" отец отказался от бесплатной поездки в капстрану.
Позднее я спросил его:
– Папа, как вы могли из-за каких-то родственников не поехать в
Англию?
Отец ответил, что про родственников председателю правления общества "Знание" он сказал сгоряча.
– Сам посуди, твоя мать легла на операцию, а я еду в какую-то
Англию.
…Дядя Боря каждую неделю привозит на дачу кремлевский паек.
Икра в пятидесятиграммовых баночках, сыры, круг любительской колбасы, печень трески, балыки, горбуша консервированная, мясо говяжье, печенья разные, конфеты в коробках фабрики имени Бабаева.
Сигареты американские к пайку не прилагались. В пансионатовском буфете продавали "Астор", раз в десять дней выбрасывали "Мальборо" за 35 копеек пачка.
Прилетел в Москву Ермечила, пацан с нашего района. Ермечила поступает в МГУ на искусствоведческий. Встретились с ним в коридоре постпредства.
– Несколько раз на Броду видел Нуртасея.
– И…?
– По черному киряет.
До встречи с Ермечилой я не задумывался – много ли пьет Шеф.
Сейчас задумался. Если посторонние обратили внимание, значит, пьет много.
Почему брат пьет?
– Как в Москве?
– Ништяк.
Я разговаривал с Джоном. Голос у него унылый, приглушенный.
– С иностранцами торчишь?
– Торчу.
– Приедешь, расскажешь.
С иностранцами я не торчал. Джону это я так сказал. Иностранцы меня уже мало интересовали и ни с кем я не торчал.
"Маша и медведь" – сказка о неразделенной любви. Иного содержания и смысла история внучки и Топтыгина не имеет. Медведя обмануть легко. Косолапый Мишка, что ребенок малый. От того чаще всего и сосет лапу.
По мне Маше Селивановой, что живет на первом этаже окраинного корпуса, больше подходит имя Марина. Длинноногая, большеглазая девчушка не подозревала, какую великую радость она бы доставила косолапому, повстречайся она ему на лесной дорожке. Маше десять лет и дружит она с нашей Семкой. Машеньке не полагается догадываться, с чего это вдруг угловатый подросток, подавив неловкость, часами выкладывает вместе с ней из кубиков домики на асфальте у входа в корпус.
Маша из "Лесных далей" девочка не из сказки и еще не умела обманывать, предавать. Насупленный дедушка Селиванов звал внучку пить чай, но Маша не торопилась. Она шлепала на себе комаров и, запрокинув голову к небу, захлебывалась от смеха и протягивала кубики: "Возьми…". Я краем глаза любовался ею,
Маша щебетала, и я молча строил для нее город на семи ветрах.
Мама ее танцевала в театре Станиславского и Немировича-Данченко.
Черноволосая балерина приезжала на воскресенье к отцу и детям. На людях она не показывалась, а если и выходила на воздух, то только на балкон покурить. Дедушка Маши – заместитель Председателя Моссовета приятельствовал с футболистами московского "Спартака". Коле и мне захотелось погонять в футбол и Маша принесла мяч "Артек" с автографами Нетто, Севидова, Крутикова, Логофета и остальных спартаковцев.
– От дедушки не влетит? – спросил я.
– Не-е…- Маша тряхнула стриженной головкой, улыбнулась. – Он ничего не скажет.
– Смотри… А то ведь мы его в два дня распинаем.
– Пинайте…
Я пнул. Мячишко чиркнул по асфальту и враз остался без автографов.
Осенью Маша пойдет в четвертый класс. Пройдет семь-восемь лет и будет она осмысленно дурить головы Топтыгинам. Пока же она еще не умеет картинно закатывать глаза.
…В холле третьего этажа народу – не протолкнуться. Постояльцы собрались у телевизора заранее, словно наперед зная: сегодня предстояло увидеть самый, что ни на есть интересный матч в жизни.
Бразилия – Венгрия. Где это было? В Манчестере или в Ливерпуле?
На "Олд Траффорд" или… Забыл название второго стадиона. Ливерпуль звучней Манчестера. Пусть будет Ливерпуль.
После обмена выпадами венгры одеревенели. Забоялись? Народ в холле затих, я напрягся.
Мне хотелось, чтобы и в "Лесных далях", и в Ливерпуле, на всей планете желали, жаждали того же, чего желал и жаждал я. Помню, было еще предчувствие, что ждет всех нас не решающая игра в группе, а грандиозная заруба. Понятие заруба означало только одно, – сегодня восторжествует справедливость, – сегодня венгры на голову победят бразильцев.
По холлу прокатилась волна сожалеющих вздохов. Замена Сентмихаи на Геллеи ничего хорошего не принесла. У нового вратаря сборной
Венгрии тоже тряслись поджилки – в простейших, безобидных ситуациях
Геллеи давал одну за одной пенки. Настроение вратаря передалось защитникам. Посыпались грубейшие промахи, минут пять венгры не могли вывести мяч со своей половины поля.
Не сплоховал только Мэсей. Капитан команды взял себя в руки и под его водительством венгры первые десять минут с горем пополам выстояли. Все бы хорошо, но Геллеи продолжал нервничать.
Бразильцы не спеша раскатывали мяч в ожидании момента, когда противник, измученный страхом ожидания, взмолится о пощаде и добровольно уступит игру.
Неужели венгры, пускай они и проиграют, не покажут на что способно вдохновение?
Знак подал Бене. С него все и началось. У правого крайнего получился один проход по флангу, второй… Без ужимок и уверток, свободно, играючи, он, словно в матче дворовых команд, уходил от защитников.
В те годы в еженедельнике "Футбол" шла дискуссия на тему о том, как правильно строить защиту. По зонному или персональному принципу.
Виктор Маслов писал, что персоналка унизительна для футбола. Оно может в принципе и так. Но великих надо держать персонально. За руку, за ногу, за что угодно, вдвоем, втроем – не важно. Но держать.
Бене в тот вечер был неизмеримо велик. Как только получал мяч на ход или прямо в ноги Бене, отлаженная годами бразильская зона то и дело трещала по швам.
Хорошо, предусмотрительно хорошо поступил Феола, не поставив на игру Пеле. Король счастливо избежал публичного посрамления.
Впереди у меня было еще много лет и я не мог знать, что ничего сравнимого по накалу никогда больше не увижу. Все мы, собравшиеся в холле третьего этажа подмосковного пансионата ровным счетом ничего не соображали. Нам казалось, что мы наблюдаем игру. Но это была не игра и даже не величайшее сражение ХХ века. Это было то, чему мы, даже если бы сильно захотели, не смогли бы дать достойного поименования.
А пока разверзлись седые небеса Ливерпуля и разразился гром.
Бразильцы проглядели момент, когда мандраж венгров сам по себе куда-то запропал и продолжали с благодушной монотонностью перекидывать друг другу мяч, приберегая силы для более важного случая.
…Бене разоблаченным до пят пехотинцем промчался мимо передовых дозоров бразильцев и, срезав с правого края угол на входе в штрафную площадку, обошел Джалму Сантоса, и очутился один на один с Мангой.
"Ну! Бей! Сейчас же бей!".
Пансионат задрожал, пол третьего этажа под постояльцами заходил ходуном. "Что он делает?! – стонал истерзанный народ. – Бей! Скорее бей!".
Лайош Бене решил намотать всему миру кишки на барабан. Он ложным замахом уложил на траву Мангу, и спокойно, как на тренировке, завел мяч в ворота.
О-о-о!
Холл третьего этажа, как и трибуны стадиона в Ливерпуле, сомкнулся в выдохе остервенелого упоения. Ну, Бене! Тебе оказывается мало забить гол, мало поразить. Для полноты счастья тебе надо еще и покуражиться над Голиафом.
Да, это была не игра. То, что происходило на поле было выше человеческого понимания.
Бразильцы не смутились. Вдобавок ко всему вратарь венгров так и не сумел справиться с самим собой. Отбил несильный удар прямо перед собой и один из бразильцев добил мяч в ворота.
1:1.
Мы очнулись. Чудес на свете не бывает.
Человека видно по походке издалека. Наконец зажегся Флориан
Альберт. В Ливерпуле пробил его звездный час.
Выверенными, плассированными ударами раз за разом он отправлял
Бене пытать удачу. И в тот вечер Лайоша Бене никто бы не смог удержать. Ветер победы дул в его паруса.
Бене получил мяч от Альберта и на противоходе обошел защитника.
Не входя в штрафную, он косым, – справа-налево, – резанным ударом направил, по роковой для бразильцев дуге, мяч. Шедший из глубины поля Фаркаш не опоздал. С полупрыжка, оттянувшись корпусом назад, обводящим ударом он наказал Мангу.
О-о-о!!!
Нет, футбол это не игра и даже не жизнь. Разве такое возможно в жизни?
В предвкушении победы венгры стали пятиться к своим воротам.
Получил повреждение Кальман Мэсей. Бразильцы заторопились. Страх перед двукратными чемпионами мира был сильнее меня. Я боялся, что еще чуть-чуть и венгры дрогнут, сломаются.
Бене вновь продрался по правому краю и его сносят в штрафной.
Пенальти?
Да. Пенальти.
С повязкой через плечо к мячу подходит Мэсей. Несколько венгров не выдерживают, закрывают лица руками, кто-то отворачивается.
Холл в "Лесных далях", как и стадион в Ливерпуле, умер как один.
Капитан венгров поправил мяч, разбежался. Удар. Гол.
Потом началось и продолжилось. Мушкетер Флориан Альберт с невозмутимой безупречностью графа де Ла Фера нанизывал на шпагу одного за одним сникших гвардейцев кардинала – бразильцев. Альберт то подбирал под себя мяч, то держа на невидимой привязи, отпускал его далеко от себя. Все у него получалось. И он делал все, что хотел.
Дядя Боря много не говорит. Он делает. Дядя устроил посещение
Мавзолея Ленина без очереди. Коля, дочь управляющего Госбанка республики Бондаренко и я ждали дядю Фархата. Друг дяди Бори работал в Верховном Совете СССР. Очередь к Ленину начиналась в
Александровском саду, змеилась мимо Музея революции и неторопливо втекала на Красную площадь. Вообще-то ничто не мещало нам, как всем, с утра занять место в общей очереди. Ничего бы с нами не случилось.
Однако без очереди лучше и дядя Боря хорошо понимал, как важно дочери Бондаренко и племяннику по приезде в Алма-Ату похвастаться перед друзьями: "Я и в Мавзолее побывал без очереди".
Дядя Фархат вышел из Кремля, и, подойдя к офицеру, молча показал бордовую кожанную корочку с золотым тиснением "Кремль". Офицер кивнул и так же взглядом пасанул нас другому офицеру. Старший лейтенант выбросил руки в разные стороны, вошел во вступавшую в
Мавзолей очередь и наклоном головы сделал нам троим знак: "Вставайте".
Мы вошли в Мавзолей Ленина.
Через неделю дядя Боря за ужином сообщил:
– Завтра в одиннадцать вы должны быть на Красной площади… Я договорился с ребятами… Побываете в "Музее-квартире Ленина в Кремле".
Когда он успевает со всеми договариваться и, главное, не забывать об обещаниях?
Мы без очереди осмотрели уже и Бородинскую панораму. В
Музей-квартиру Ленина в Кремле не хотелось.
– Дядя Боря может не надо в музей?
Мамин брат не согласился со мной.
– Надо. Обязательно надо. Заодно и Кремль изнутри увидишь…
Музей "Квартира Ленина в Кремле" находится в здании Совета
Министров. Туда кого попало не пускают.
Наташа Бондаренко поддержала дядю.
– Правильно.
Дочь бывшего начальника дяди Бори училась в седьмом классе.
Неделю назад прилетела посмотреть Москву и тоже жила у Сабдыкеевых в
"Лесных далях".
Дядя Боря на два года младше мамы. Про таких, как наш дядя Боря, папа говорил: "Пьян да умен – две выгоды в нем". Фронтовик. После войны окончил техникум, позже финансовый институт в Ленинграде.
"Атлетико Байдильдао" – человек-сфинкс.
Ему битый час рассказывали о том, как по пьяной лавочке поливал его грязью заместитель управляющего Областным банком. Рассказывали не просто так, а для того, чтобы дядька сделал поганцу вливание. Ему приводили слова, какие не пожалел для Сабдыкеева областной банкир, а дядя Боря молча читал газету.
Подчиненный закончил передавать агентурное сообщение и спросил:
– Что скажете Байдулла Сабдыкеевич?
Дядя Боря оторвал взгляд от газеты и сквозь очки сказал докладчику про злоречивца:
– Он собака такой. Я его давно знаю.
И продолжил чтение газеты.
В маминой палате пополнение. Черноволосая, с живыми глазами, грузинка лет пятидесяти.
– Ты какие газеты читаешь?
– "Советский спорт", "Футбол", "Комсомолку".
– Читаешь ли ты "Известия"?
– Не всегда.
– А читал ли ты репортажи Стуруа с чемпионата мира?
– Еще бы. Стуруа хорошо разбирается в футболе.
– Да ты что?! – женщина широко улыбнулвсь. – Как он красиво пишет! Как здорово написал он про бразильцев! "Она умирала на далеких берегах…". Как хорошо…
Она пододвинула ко мне тарелочку с апельсином и конфетами:
– Ты почему не кушаешь? Не стесняйся.
Рыжеволосая разговаривала с матушкой.
– Где ваш муж работает?
– В управлении делами Кремля.
В этот момент зашла медсестра и сказала матушке.
– Звонил из Горького ваш брат… Справлялся о здоровье, передавал привет.
Дядя Боря поехал в Горький за машиной для постпредства.
Черноволосая спросила маму:
– У вас брат золотой?
– Золотой.
– А сноха? – Черноволосая приоткрыв рот, внимательно смотрела на маму. – Серебряная?
– Серебряная. – нехотя согласилась мама.
Женщина взяла меня за руку:
– Кем ты хочешь стать?
– Раньше хотел стать футбольным комментатором. Сейчас не знаю.
Вмешалась мама.
– Он станет как его дядя постпредом.
Соседку мамин прогноз не устроил.
– Зачем же постпредом?- И, глядя мне в глаза, уточнила. – Если на то пошло, тогда уж лучше полпредом. Чрезвычайным и полномочным представителем нашей страны. – Она перевела взгляд на маму. – А вообще это не так уж и важно кем станет ваш сын. – И снова взяла меня за руку. – Правда?
– Э-э… Наверное.
Здесь на моей памяти единственный раз похвалили маму за ее детей.
– У вас хороший мальчик!
– Очень хороший мальчик. – горячо поддержала ее рыжеволосая.
Глава 10
Очень хороший мальчик стоял перед директором и завучем нашей школы.
Директор Николай Александрович и завуч Ефим Исакович премного недовольны мной.
– Думаешь, мы не знаем, чем ты занимаешься? – Директор сверлил меня сине-рыжими глазами. – Ты отбираешь деньги у одноклассников…
Кто меня заложил? Николай Александрович Мартемьянов не давал опомниться. Ефим Исакович Землянский, которого школьный народ звал
Ефимом, не отставал от него. Мне ничего не оставалось, как сказать:
– Отбирать деньги меня заставляет Ш.
Директор и завуч переглянулись. Выглядело правдоподобно. Ш. – десятиклассник лихой, Николай Александрович и Ефим и сами бы по его приказу с удовольствием обложили бы податями не только школьников, но и учителей. На Ш. повесить можно все что угодно. Только бы директор и завуч не заложили.
Мартемьянов вел химию. После войны работал председателм райисполкома, в Гороно и с 53 года директорствовал в 55-й школе, где учился Ситка Чарли.
Ефим Исакович Землянский вел математику с 5-го по 8-й класс.
Гонял нас за курево и прически. Поймает в туалете с сигаретой и давай коронное: "Ах ты турок этакий!". Турок у него хуже немца.
За прическу Ефим гонял Мурика Акишева и Ирка Молдабекова. Мурик отпустил длинные, под битла, волосы, и завуч отправлял его с уроков в парикмахерскую: "Если вернешься на стриженный – возьму ножницы и сам подстригу тебя под ноль". Акишев, огрызаясь, уходил с уроков.
Возвращался не стриженный, но Ефим так и не решился взять взять в руки ножницы.
Ирк Молдабеков в битлы не рядился и обрастал до первобытной волосатости по иным причинам. С ним завуч тоже намучился.
Мартемьянов, как и Ефим, педагог речистый, великолепно объяснял свой предмет. Но против Землянского выглядел немного скучноватым.
…Ложный донос на Ш. удовлетворил директора с завучем.
– Как брат?- спросил директор.
– Так же. Болеет.
– Э-эх… Какой парень…
– Чем болеет его брат? – заинтересовался Ефим.
– У него внутреннее…- Мартемьянов замялся.
– Внутреннее…?
– Ну… Он душевнобольной.
Девятый "Е" класс особый. Другие классы имели более-менее пристойную профессиональную ориентацию: химики, телеграфисты. Мы
"ешники" слесари-сборщики низковольтной аппаратуры. Класс на 80 процентов из пацанов. Девчонкам с нами было не легко. Пацаны у нас подобрались гайдаровского типа: огонь-ребята.
Первый из них – Бика Халелов.
Пришел к нам Бика из 56-й школы и жил рядом с оперным театром.
Халелов крепкий биточек, два года занимался у Кадетова. Запугать его не просто и мне в дальнейшем пришлось бы ему много доказывать, если бы он сам, повернувшись с сигаретой в школьном туалете удивленно не спросил: "Так ты Нуртаса брат?".
Мы подружились.
А как же Вася Абрамович? Никак. Я отошел от него на какое-то время, а позже он куда-то пропал и я его уже не искал.
С Омиром я учился с 8-го класса, где он застрял на второй год из-за математики и физики. Отношения с Омиром дружбой назвать язык не повернется. Обращался с ним я небрежно и он все время напоминал:
"Я тебе столько добра сделал…А ты…".
Парень он неплохой, но видимо было в нем что-то такое, если я мог не придавать никакого значения сотворенному им для меня добру. Омир пропадал у нас дома допоздна и на вопрос " не пора ли тебе дружочек домой?" неизменно отвечал: "А меня дома не ищут". Ну это он загибал.
Дома его всегда ждали, и если Омир надолго пропадал, то родители активно звонили по друзьям-приятелям, искали, где мог задержаться мой одноклассник.
Против дружбы с ним выступали папа и матушка. Почему Омир не нравился им, тоже не могу понять. Отец одноклассника поэт, знаком с нашим Валерой давно и по идее нам с Омиром бы дружить и дружить на паритетной основе. Но равноправия не получалось.
Кенжик после восьмого учился в "А" классе и мы охладели друг к другу. Ничего особенного. Он по прежнему все так же, как и в третьем классе, бурчит, критикует и время от времени обращается за защитой.
Кенжик пришел к нам двор жаловаться на Таракана. Моему соседу мало сторонних девок, усатый взял в оборот Батимку. Про тараканьи проделки Кенжик наслышан и ему обидно за сестру.
– Я предупредил Батимку и… хмыря этого, что скажу тебе.
Кенжик переоценивал мои возможности. Таракан хоть и трухалей, но он ровесник Шефа и я при всем желании никак не мог запретить усатому ходить с сестрой друга детства. Хотя Батимку жалко. Задорная, прозрачная девчонка. Учится на химфаке в КазГУ, с ее данными республиканским комсомолом бы руководить, а вышло так, что хуже не придумаешь. Все-таки девки дуры, почему и любят отпетых дураков. На первый взгляд, Таракан не дурак. Говорит дельные вещи, что-нибудь невпопад никогда не брякнет. Но дурака, за какими бы умными словесами он не прятался, с головой выдает напыщенность. А наш Омар
Шариф напыщен до индюшачьей важности. Батимка же девчонка умная, но и она не устояла перед соблазном правильных черт физиономии Таракана.
Через день Таракан с Батимкой вызвали меня во двор. Глупо было бы думать, что Таракан испугался меня. Сосед чувствовал, предвидел, чем обернется для Батимки связь между ними и в дальнейшем не собирался отвечать за нее. Побалуется и бросит. Вот это то и ощущение неправоты и довело его до разговора со мной. Он и Батимка наперебой ругали Кенжика и я понял, что Батимка любит Таракана и ничего тут не сделаешь.
Познакомил их Галимжан, старший брат Пельменя. Галимжан с
Пельменем дальние родственники Кенжику с Батимкой. На родственных началах Галимжан и создал у себя в квартире условия Батимке с
Тараканом.
Пельмень рассказывал:
– Целку Батимке Таракан взорвал у нас дома.
Потеря невинности когда-то должна произойти и дело не только в ней. Серьезно пить Батимка начала как раз с тех пор, как стала женщиной. Разумеется, Таракан насильно не вливал ей в рот алкоголь, но все равно было б лучше держаться ему подальше от Батимки.
Следующий раз я встретил ее в 96-м году и, увидев своими глазами, что с ней стало, вспомнил сентябрь 66-го.
В первое воскресенье октября Бика позвонил с утра. Он звал к кентам в парк.
– Не могу. На базар с матушкой иду. Сам приходи ко мне после обеда.
– Добро.
По дороге на Зеленый базар мама обещала зайти к Шарбану. Клара вернулась домой после одиннадцати. Шарбанка донесла, что племянница побывала в ресторане, а на ее замечания чихать хотела.
Первенец дяди Бори Клара училась на первом курсе и после Москвы
Шарбанка для нее была пустым местом.
Клара занимала двуспальную кровать Шарбанки и ее мужа Казая.
Сейчас отсыпалась после вчерашнего. Матушка подняла племянницу тумаками и криком: "Акесын тантайым!".
Шарбану бегала вокруг кровати, мама кричала, Клара плакала.
Отведя душу, мама зашла в шарбанкину столовую. В комнате на полу, привалившись спиной к дивану смотрел телевизор старший сын Шарбанки одиннадцатилетний Талап.
Мама спросила о чем-то, Талап безотрывно от телевизора ответил. В ответе племянника матушке померещилась непочтительность. Она подошла к Талапу, свалила оплеухой его на пол и принялась методично утрамбовывать моего двоюродного брата ногами.
В спальне ревела Клара, в столовой – Талап. Получался дуэт.
На столе в табаке недоеденный с вечера бешбармак. Тесто по краям ссохлось, свернулось в трубочки. Продолжая утаптывать визжащего
Талапа, мама не спеша перебирала левой рукой мясо. Отобранные куски она неторопливо и тщательно пережевывала.
Забрасывая в себя мясо, мама о чем-то задумалась, нахмурилась. И долбанув под финиш ногой по спине Талапа, скомандовала: "Жилдам орамал акель!". Талап быстрее собственного визга помчался за полотенцем в ванную.
На базаре ее поджидала радость. Горисполком запретил торговать мясом дороже трех рублей. На всх ценнниках мясных рядов стояла цифра 3.
Матушка тыкала мясо большой вилкой. Вот это мне давай, еще вот это. Мама отобрала лучшие кусманы и собралась рассчитываться с мясником по горисполкомовской цене – три рубля за кило. Мясник улыбнулся и объяснил: на ценник не надо обращать внимания.
– Как это? – удивилась мама. – Тебе что приказ горисполкома не указ?
– Приказ для отвода глаз. – сострил мясник.
Очередь возмущенно зашумела. Взяла лучшие куски и еще дурочку изображает.
Я шепнул маме на ухо:
– Мама, завязывай парафиниться…
– Сандалма! – Мама подняла крик. – Иди за милицией!
За милицией идти не пришлось. Сержант стоял поодаль и наблюдал за перепалкой. Он подошел и сделал так, чтобы всем стало хорошо.
– Апай, что вы тут устроили? Платите по три пятьдесят… Набрали одной мякоти и кричите…
Мама посмотрела на сержанта так, как будто подловила его на растлении несовершеннолетних. Вздохнула и поперла на мусора буром.
– А…а… Одна шайка! Как твоя фамилия?
Сержант понял, что дал маху и заорал на мясника.
– Кто тебе дал право не выполнять решение горисполкома? – он метнул быстрый взгляд на маму и добавил. – Продавай по три!
Бика с Джоном раскумарились.
– В экспедиции у одного уйгура купил башик опия. – рассказывал
Джон. – Привез домой. Не знал как его принимать. Сашка Остряк сказал, что лучше размешать в чае…
– Накрыло? – засмеялся Бика.
– Там совсем другой торч… – ответил Джон. – Офонарел от него.
Что было – не помню… Через два дня стал слышать голоса. Чуть с третьего этажа не выбросился.
– Да ты че? – Бика придвинулся ближе. – Расскажи.
– Хорошего мало… – Джон затушил сигарету.- Лучше хорошего плана ничего нет. – Засмеялся и спросил. – Что Бика, может еще один косяк приговорим?
"Логарифмом данного числа по данному основанию называется показатель степени, в который надо возвести основание, чтобы получить данное число".