Анна Ахматова

Поэма без героя

Триптих

(1940—1965)

Deus conservat omnia^[1].

Девиз на гербе Фонтанного Дома

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Иных уж нет, а те далече…

Пушкин

Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 года, прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок («Ты в Россию пришла ниоткуда…»).

Я не звала ее. Я даже не ждала ее в тот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы.

Ее появлению предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями.

В ту ночь я написала два куска первой части («1913») и «Посвящение». В начале января я почти неожиданно для себя написала «Решку», а в Ташкенте (в два приема) – «Эпилог», ставший третьей частью поэмы, и сделала несколько существенных вставок в обе первые части.

Я посвящаю эту поэму памяти ее первых слушателей – моих друзей и сограждан, погибших в Ленинграде во время осады.

Их голоса я слышу и вспоминаю их, когда читаю поэму вслух, и этот тайный хор стал для меня навсегда оправданием этой вещи.

8 апреля 1943, Ташкент

До меня часто доходят слухи о превратных и нелепых толкованиях «Поэмы без героя». И кто-то даже советует мне сделать поэму более понятной.

Я воздержусь от этого.

Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит.

Ни изменять ее, ни объяснять я не буду.

«Еже писахъ – писахъ».

Ноябрь 1944, Ленинград

ПОСВЯЩЕНИЕ

27 декабря 1940

Bс. К.

…
…а так как мне бумаги не хватило,
Я на твоем пишу черновике.
И вот чужое слово проступает
И, как тогда снежинка на руке,
Доверчиво и без упрека тает.
И темные ресницы Антиноя^[2]
Вдруг поднялись – и там зеленый дым,
И ветерком повеяло родным…
Не море ли?
Нет, это только хвоя
Могильная, и в накипаньи пен
Все ближе, ближе…
Marche funebre^[3]…
Шопен…

Ночь, Фонтанный Дом

ВТОРОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ

О. С.

Ты ли, Путаница-Психея^[4],
Черно-белым веером вея,
Наклоняешься надо мной,


Хочешь мне сказать по секрету,
Что уже миновала Лету
И иною дышишь весной.


Не диктуй мне, сама я слышу:
Теплый ливень уперся в крышу,
Шепоточек слышу в плюще.


Кто-то маленький жить собрался,
Зеленел, пушился, старался
Завтра в новом блеснуть плаще.


Сплю – она одна надо мною.
Ту, что люди зовут весною,
Одиночеством я зову.


Сплю – мне снится молодость наша,
Та, его миновавшая чаша;
Я ее тебе наяву,


Если хочешь, отдам на память,
Словно в глине чистое пламя
Иль подснежник в могильном рву.

25 мая 1945, Фонтанный Дом

ТРЕТЬЕ И ПОСЛЕДНЕЕ

(Le jour des rois)^[5]

Раз в Крещенский вечерок…

Жуковский

Полно мне леденеть от страха,
Лучше кликну Чакону Баха,
А за ней войдет человек…


Он не станет мне милым мужем,
Но мы с ним такое заслужим,
Что смутится Двадцатый Век.


Я его приняла случайно
За того, кто дарован тайной,
С кем горчайшее суждено,


Он ко мне во дворец Фонтанный
Опоздает ночью туманной
Новогоднее пить вино.


И запомнит Крещенский вечер,
Клен в окне, венчальные свечи
И поэмы смертный полет…


Но не первую ветвь сирени,
Не кольцо, не сладость молений –
Он погибель мне принесет.

5 января 1956

ВСТУПЛЕНИЕ

ИЗ ГОДА СОРОКОВОГО,
КАК С БАШНИ, НА ВСЕ ГЛЯЖУ.
КАК БУДТО ПРОЩАЮСЬ СНОВА
С ТЕМ, С ЧЕМ ДАВНО ПРОСТИЛАСЬ,
КАК БУДТО ПЕРЕКРЕСТИЛАСЬ
И ПОД ТЕМНЫЕ СВОДЫ СХОЖУ.

25 августа 1941, Осажденный Ленинград

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ДЕВЯТЬСОТ ТРИНАДЦАТЫЙ ГОД

Петербургская повесть

Di rider finirai
Pria dell' aurora.

Don Giovanni^[6]

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Новогодний праздник длится пышно,
Влажны стебли новогодних роз.

1914

С Татьяной нам не ворожить…

Пушкин

Новогодний вечер. Фонтанный Дом. К автору вместо того, кого ждали, приходят тени из тринадцатого года под видом ряженых. Белый зеркальный зал. Лирическое отступление – «Гость из будущего». Маскарад. Поэт. Призрак.

Я зажгла заветные свечи,
Чтобы этот светился вечер,
И с тобой, ко мне не пришедшим,
Сорок первый встречаю год.


Но…
Господняя сила с нами!
В хрустале утонуло пламя,
«И вино, как отрава, жжет»^[7].


Это всплески жесткой беседы,
Когда все воскресают бреды,
А часы все еще не бьют…


Нету меры моей тревоге,
Я сама, как тень на пороге,
Стерегу последний уют.


И я слышу звонок протяжный,
И я чувствую холод влажный,
Каменею, стыну, горю…


И как будто припомнив что-то,
Повернувшись вполоборота,
Тихим голосом говорю:


«Вы ошиблись: Венеция дожей —
Это рядом… Но маски в прихожей
И плащи, и жезлы, и венцы


Вам сегодня придется оставить.
Вас я вздумала нынче прославить,
Новогодние сорванцы!»


Этот Фаустом, тот Дон-Жуаном,
Дапертутто^[8], Иоканааном^[9],
Самый скромный – северным
Гланом,


Иль убийцею Дорианом,
И все шепчут своим дианам
Твердо выученный урок.


А для них расступились стены,
Вспыхнул свет, завыли сирены
И, как купол, вспух потолок.


Я не то что боюсь огласки…
Что мне Гамлетовы подвязки,
Что мне вихрь Саломеиной пляски,
Что мне поступь Железной маски,


Я еще пожелезней тех…
И чья очередь испугаться,
Отшатнуться, отпрянуть, сдаться
И замаливать давний грех?


Ясно все:
Не ко мне, так к кому^[10] же?
Не для них здесь готовился ужин,
И не им со мной по пути.


Хвост запрятал под фалды фрака…
Как он хром и изящен…
Однако
Я надеюсь. Владыку Мрака
Вы не смели сюда ввести?


Маска это, череп, лицо ли –
Выражение злобной боли,
Что лишь Гойя смел передать.


Общий баловень и насмешник,
Перед ним самый смрадный грешник —
Воплощенная благодать…


Веселиться – так веселиться,
Только как же могло случиться,
Что одна я из них жива?


Завтра утро меня разбудит,
И никто меня не осудит,
И в лицо мне смеяться будет
Заоконная синева.


Но мне страшно: войду сама я,
Кружевную шаль не снимая,
Улыбнусь всем и замолчу.


С той, какою была когда-то
В ожерелье черных агатов
До долины Иосафата^[11]
Снова встретиться не хочу…


Не последние ль близки сроки?…
Я забыла ваши уроки,
Краснобаи и лжепророки! —
Но меня не забыли вы.


Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет —
Страшный праздник мертвой листвы.


Б Звук шагов, тех, которых нету,