Конечно, не случайно многие герои пушкинских и неисторических произведений 1829-1834 гг. носят фамилии Рюриковичей, в XIX в. уже не существовавшие или которые можно было назвать, не задевая никого, как напр. Елецкий. Минский, гусар-аристократ ("Станционный смотритель"), и Минский ("Гости съезжались на дачу"), сам рекомендующийся Рюриковичем, разоряющийся англоман Муромский ("Барышня-крестьянка"), кн. Горский (черновик "На углу маленькой площади"), снова Троекуров ("Дубровский"), о котором сказано, что он был знатного рода, и кн. Верейский (там же), и кн. Елецкая ("Пиковая Дама") поименованы в "Российской родословной книге" Долгорукова как ведущие род от Рюрика. Упоминает Пушкин и фамилии, произошедшие от его пращура Радши, - см. пушкинскую "Родословную Пушкиных и Ганнибалов": Бутурлин - один из гостей Шуйского, и Бутурлин, оспаривающий вместе с Долгоруким Петра в сенате ("Арап Петра Великого"), и московская барыня Поводова ("Роман на кавказских водах"). От Радши - и упоминаемый в "Борисе Годунове" московский дворянин Рожнов. Таким образом, мы видим, что семантика этих фамилий дает дополнительный материал для постановки вопроса об отношении Пушкина к старой знати.
      {50} - Ни в черновике б. "Онегинского собрания", ни в продолжении пушкинского отрывка в тетради No 2371 Фуфлыгина не упоминается. Вероятно, этот персонаж введен Пушкиным только в 1832 г. при переписке повести (тетрадь No 2386): за это говорят и помарки в этом месте рукописи. В 1832 г. Пушкин жил в Петербурге, и его отношение к гр. Нессельроде уже определилось. О столкновении Пушкина с Нессельроде рассказывает Нащокин. Столкновение это, по-видимому, относится к началу 30-х годов (см.: П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей в 1851 - 1860 годах. М.-Л., 1925, с. 42, 111).
      {51} - П. В. Долгоруков. Петербургские очерки. М., "Север". 1934, с. 207.
      {52} - Через один абзац от написанного Пушкиным на полях "Адольфа" слова "bonheur" (счастье) следуют рассуждения Адольфа о своей независимости и сожаление о предстоящей потере ее: "Я сравнивал жизнь свою независимую и спокойную с жизнью торопливости, тревог и страданий... Мне так было любо чувствовать себя свободным, идти, придти, отлучиться, возвратиться, не озабочивая никого" (с. 36). У Пушкина (1830): "...я жертвую независимостию, моей беспечной, прихотливой независимостию (...) Утром встаю, когда хочу, принимаю, кого хочу..."
      {53} - Я сетовал не об одном поприще: не покусившись ни на одно, я сетовал о всех поприщах" (с. 51); "Я ощущал в себе живейшее нетерпение приобресть снова в отечестве и в сообществе мне равных место, принадлежавшее мне по праву" (с. 52).
      {54} - "Я уже не имею достаточной бодрости для перенесения столь продолжительного несчастья... но мне необходимо вас видеть, если я должен жить" (с. 18).
      {55} - H. П. Дашкевич отметил, что "Письмо Онегина к Татьяне" напоминает некоторыми мыслями объяснение Адольфа с Элленорой (см. гл. III), но не привел примеров этого сходства, важного, как мы дальше увидим, в связи с "Каменным гостем".
      {56} - "Вы дали возникнуть (созреть) сей сладостной привычке" (с. 18). Ср. в "Метели": "Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно". Пушкин отсылает читателя к "Новой Элоизе" Руссо ("Мария Гавриловна вспомнила первое письмо St.Preux"). Однако и в первом письме St. Preux нет выражения "милая привычка".
      {57} - Незадолго до этого, по-видимому в сентябре, вышел "Адольф" Вяземского. В "Трудах и днях Пушкина" ошибочно указано Н. О. Лернером, что перевод Вяземского вышел в марте 1831 г. (Н. О. Лернер, указ, соч., с. 238). (Первая часть тиража вышла в начале июня, весь тираж в ноябре. См.: М. И. Гиллельсон. П. А. Вяземский. Л., "Наука", 1969, с. 182.)
      {58} - "...Когда мне было бы так нужно отдохнуть от стольких сотрясений, приложить голову мою к вашим коленам, дать вольное течение слезам моим, должно мне еще превозмогать себя насильственно..." (с. 22).
      {59} - Ср. в "Барышне-крестьянке": Алексей заклинал Лизу "не лишать его одной отрады: видеться с нею...". Напомню, что Вяземский закончил пересмотр своего перевода "Адольфа" летом 1830 г. В августе он видался с Пушкиным и вместе с ним ехал из Петербурга в Москву, оставив свой перевод на попечении Жуковского и Дельвига. Вероятно, тогда Вяземский и дал Пушкину на просмотр свой перевод "Адольфа".
      {60} - "Я ни на что не надеюсь, ничего не прошу, хочу только вас видеть: но мне необходимо вас видеть, если я должен жить" (с. 18). Ср. письмо Пушкина к неизвестной (1823): "Ji ne demande rien" ; там же о любви без надежд: "Si j'avais des esperances" ; ср. также лирическое стихотворение "Признание" (1826): "Не смею требовать любви".
      {61} - Адольф говорит, что расточал Элленоре, согласившейся видеться с ним наедине, "тысячу уверений в нежности, в преданности и в уважении вечном" (с. 20).
      {62} - Она находится рядом с той, в которой дана характеристика Адольфа: "Вам известно мое положение, сей характер, который почитают странным и диким..." (с. 17). (Напечатанные курсивом слова отчеркнуты в пушкинском экземпляре "Адольфа".) Ср. "Евгений Онегин", 8-я глава, после строфы XXX в рукописи: "Свой дикий нрав преодолев".
      {63} - В начале романа Адольф сам характеризует себя как соблазнителя. См., например: "В доме моего родителя я составил себе о женщинах образ мыслей довольно безнравственный..." (с. 8); "Сердце мое требовало любви, а чувство суетное успехом. Элленора показалась мне достойной моих искусительных усилий..." (с. 11); "Я не думал, что люблю Элленору, но уже не мог отказаться от мысли ей нравиться... вымышлял тысячи средств к победе... мое воображение, мои желания, какая-то наука светского самохвальства восставала во мне" (с. 12).
      {64} - Эта фраза звучит как цитата. Ср. "Евгений Онегин" (3-я глава, строфа IX): "Малек-Адель и де Линар", а также примечание Пушкина: "Малек-Адель - герой посредственного романа m-me Cottin. Густав де Линар герой прелестной повести баронессы Крюднер". О неправдоподобии романов Коттен Пушкин говорил дважды: в 3-й главе "Онегина" (строфа XI, характеристика героя старых романов) и в статье "Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности" (1836).
      {65} - В том же самом отрывке повести ("На углу маленькой площади"), который воспроизводит сюжетную схему "Адольфа", несомненно влияние и Бальзака. Я имею в виду рассуждение о том, как должен себя вести обманутый муж. В декабре 1829 г. вышла (анонимно) знаменитая "Физиология брака" Бальзака, о которой Пушкин упоминает в "Египетских ночах". В этой книге вопрос о поведении обманутого мужа трактуется чрезвычайно подробно. Напр.: "Quelle doit etre la conduite d'un mari en s'apercevant d'un dernier symptome, qui ne lui laisse aucun doute sur 1'infidelite de sa femme" (c. 287, изд. 1868 г.) ("Каким должно быть поведение мужа, окончательно убедившегося в неверности своей жены"}. Ср. в пушкинском отрывке: "** скоро удостоверился в неверности своей жены (...) Он не знал, на что решиться: притвориться ничего не примечающим казалось ему глупым..." Ср. с "Физиологией брака": "Paraitre instruit de la passion de sa femme est d'un sot; mais feindre d'ignorer tout est d'un homme d'esprit" (c. 229) ("Только глупец показывает, что знает о страсти своей жены, умный человек сделает вид, что ничего не замечает"). Там же: "Le grand ecueil est le ridicule" ("Самое опасное для чести - это смешное"). Бальзак также дает ряд примеров мужей, смеющихся "над несчастием столь обыкновенным" (с. 288), что Пушкин называет "презрительным". В пушкинском отрывке одно сравнение взято из той же книги Бальзака: "Он вышел из комнаты, как школьник из класса" (черн.) "Elle s'evada comme un ecolier qui vient d'achever une1 penitence" ("Она удалилась как школьник, который отбыл наказание"}. Ср. также в "Станционном смотрителе": "Дуня, одетая со всей роскошью моды, сидела на ручке его кресел, как наездница на своем английском седле". Ср. у Бальзака: "J'apercus une jolie dame assise sur le bras d'un fauteuil, comme si elle eut monte un chevai anglais" (c. 115) ("Я заметил красивую даму, сидяющую на ручке кресла, как будто она сидела на английский лошади"). В письме от 12 апреля 1831 г. В. С. Голицын, которого Пушкин ссужал книгами, писал: "Посылаю Вам развратительную книгу (Physiologic du mariage)..." ("Литературное наследство", т. 16-18, с. 610) (XIV, 161).
      КОММЕНТАРИИ (Э.Г.ГЕРШТЕЙН)
      Впервые - Временник Пушкинской комиссии т. I, М.-Л., Изд-во АН СССР, 1936, с. 91 - 114.
      В 1958-1959 гг. Ахматова, готовя сборник своих статей о Пушкине, намеревалась перегруппировать материал, в частности перенести 5-ю главку настоящей статьи в переработанную статью о "Каменном госте". Для этой цели последняя главка "Адольфа"..." была сокращена и отчасти заново отредактирована. Некоторые стилистические исправления Ахматова внесла и в другие главки. Ввиду того, что переработка статьи о "Каменном госте" не доведена до конца, начатая правка "Адольфа"..." в основном тексте - не учитывается.
      В 1959 г. Ахматова так писала о своей статье: "Когда в 1936 году моя статья об "Адольфе" была уже написана, а пушкинисты в последний раз сплошь читали черновики поэта для юбилейного издания 1937 года, оказалось, что Пушкин своей рукой написал в предполагаемом предисловии (год?) к "Онегину": меня многие упрекали за сходство моего Онегина с Адольфом (или что-то в этом роде). Затем зачеркнул АДОЛЬФ и написал ЧАЙЛЬД ГАРОЛЬД (черновик предисловия 1825 г.), хотя, как известно, Гарольд нигде не описан как светский человек, а только как скиталец, довольно быстро надоедает своему автору, который без всяких колебаний занимает его место.
      Итак, без ложной скромности скажу, что все мои наблюдения над Онегиным - Адольфом оказались правильными, что подтвердил сам автор "Евгения Онегина"... Конечно, если бы это предисловие к "Онегину" было разобрано раньше, я едва ли бы занималась этой темой, потому что такая деятельность напоминает выражение - ломиться в открытые двери" (ГПБ).
      В архиве Ахматовой (ГПБ) сохранилась также черновая заметка (карандаш, на бумаге 30-х годов) "Примечание к статье об Адольфе". Несмотря на незавершенность, оно представляет интерес, так как вскрывает связь между "Онегиным" и "Езерским":
      "Пушкин еще раз вспомнил об "Адольфе", чтобы отречься от него, так же как от других героев, пленивших воображение поэта в молодости. Я имею в виду черновики поэмы "Езерский". В строфе (XV) Пушкин отрекается от романтических героев, говоря о Езерском:
      Хоть человек он не военный,
      Не второклассный Дон Жуан,
      Не демон - даже не цыган,
      А человек обыкновенный...
      {Последняя строка у Пушкина "А просто гражданин столичный", но в черновых вариантах есть строка: "Хоть малой он обыкновенный". - Э. Г.)
      В рукописи Пушкина перечисление этих романтических героев гораздо обширнее, все они реальные литературные персонажи (не Чайльд Гарольд, не чернокнижник молодой - т. е. Манфред или Мельмот, не убийца - т. е. Ж. Сбогар и т. д.). Очевидно, перед Пушкиным мелькали эти герои и он тотчас же заносил их краткие характеристики на бумагу. Среди этих характеристик есть одна, на которой нам следует остановиться:
      Езерский: "НЕ БЕЛОКУРЫЙ МИЗАНТРОП" - ср. в 8-й главе "Онегина" строфа XII:
      Или печальным сумасбродом.
      При интересе Пушкина к Констану очень трудно допустить, чтобы внешность автора "Адольфа" осталась неизвестной Пушкину. Греч, декабрист Волконский и А. И. Тургенев лично знали Б. Констана. В статье "Французские ораторы", переведенной Гречем из иностранного журнала 1820 года, сказано следующее: "Б. Констан отличается тем, что СВЕТЛО-РУСЫЕ ВОЛОСЫ его извиваются в длинных локонах; сказывают, что он носит эту прическу для воспоминания о приключениях страстной бурной юности своей, что какая-то Коринна любила разглаживать эти локоны своими нежными пальцами".
      К изданию "Collection des ouvrages" Констана 1818 года приложен портрет автора именно в такой прическе. Другое определение отвергаемого Пушкиным героя - мизантроп. О мрачности характера Б. Констана - Адольфа свидетельствует роман..."