– Чей-то корабль? Или зонд?

– Это уже проверил – точно нет. Никаких рейсов к орбите Юпитера за последние восемь недель. До того болтался здесь «Коперник» с польскими и шведскими планетологами. Очередные исследования Красного Пятна, экспедиция краковского и стокгольмского университетов.

– Может, это «Коперник» и есть?

– Вряд ли, сэр. Шесть дней назад, во время сеанса связи с «Барракудой», мы получили информацию о нем. Лоханка благополучно двигается к марсианской станции «Маринер».

О нелегальном судне и речи нет, отметил Литвин. Теоретически этот вариант не исключался – крупная межпланетная корпорация (вроде «Боинг Космик» или «Нео Полиметалл») могла снарядить корабль или автоматический зонд и отправить его в любую область, сообщив ложные сведения о маршруте и цели полета. Но деньги в таких корпорациях считали хорошо и на пустые затеи не тратили. Большие боссы – не университетские профессора; им интересны залежи руд в астероидном поясе, а не загадки Красного Пятна.

Вычислительный блок закончил поиск в каталоге и мелодично звякнул. Зайдель отодвинулся – так, чтобы капитану был виден экран. Потом буркнул:

– Ничего, сэр.

– Ничего тут нет и быть не может, – произнес Прицци. – Разве что какой-то мелкий камешек… Все ведь не перепишешь!

– А если камешек не наш? – пробасил Бондаренко. – Мог ведь извне появиться, и если он в самом деле из антиматерии…

– Отставить дискуссию, – прервал его Би Джей, выпрямляясь. – Идем в район феномена и поглядим, что к чему. Зайдель, рассчитай курс, Шеврез, прими вахту у Прицци. Все по боевым постам! – Он наклонился к коммутатору и рявкнул: – Говорит капитан! Зеленая тревога!

– Моя задача, сэр? – спросил Литвин.

– Выйти в космос и обследовать пространство в радиусе двух мегаметров от корабля. Ищите любые обломки или подозрительное излучение. Если мы что-то заметим на локаторах, вас дополнительно ориентируют. Время начала операции… Курт, когда мы там будем?

– Через три часа семь минут, капитан. При ускорении две десятых «же».

– Годится. Иди, Пол, – Би Джей подтолкнул Литвина к выходу. – Сбросим вас на подходе, минут за десять. Ждите сигнала!

Литвин выбрался в коридор, но не успел доплыть до шахты, как резкий звук сирены всколыхнул воздух. Прогудело трижды, с пятисекундными интервалами – знак, что нужно приготовиться к ускорению. Он ухватился за скобу, расслабился, услышал тихий рокот пробудившихся двигателей, и в тот же момент его потянуло книзу. Пол стал полом, потолок – потолком, а лейтенант-коммандер Литвин уже не был воздушным шариком, но весил целых шестнадцать килограммов. Испытывая приятное чувство сопричастности к вселенской силе тяготения, он ринулся в шахту и скользнул на палубу С. За его спиной с мягким шелестом распахивались люки, раздавались топот, гул людских голосов и резкая отрывистая команда. Экипаж занимал посты по боевому расписанию.

* * *

Сигнал был подан через два часа пятьдесят минут. Плоские крышки шлюзов с номерами от первого до четвертого бесшумно спрятались в стену, десантники разом присели, будто исполняя акробатический этюд, и, просунув ноги в темные отверстия, прижав ладони к бедрам, скользнули вниз, туда, где в корабельном трюме спали «грифы». Каждый в отдельном крохотном отсеке, будто патрон в пулеметной обойме; восемь машин у левого борта, восемь – у правого. За ними, в носовом ангаре, стояли «симы», танки-амфибии для наземных и надводных операций, именуемые за быстроту и резвость тараканами. То и другое было грозным оружием в арсенале крейсера и, без сомнения, самым умным – ведь им управляли люди. Конечно, не без помощи компьютеров.

Широкий гибкий шланг выбросил Литвина прямо в объятия кресла-кокона. Защитная оболочка сомкнулась вокруг груди и плеч, живота и бедер, колен и голеней, оставляя свободными руки и шею; сверху опустился шлем, за ним надвинулся колпак кабины, и в его матовой глубине зажглась сетка целеуказателя. Литвин привычно напряг мышцы левой ноги, затем правой, и «гриф» качнулся туда-сюда в своем гнезде. Он поворочал шеей, подвигал глазами; вспыхнула точка автомеда, отметки ракет, лазеров и многоствольных свомов послушно скользнули по колпаку-экрану. Сейчас, упакованный в пронизанную биодатчиками ткань кокона, подключенный к автопилоту, он составлял единое целое со своей машиной, ощущая ее как продолжение собственного тела, прежде всего конечностей и глаз. Это чувство тоже было привычным, отработанным за девять лет полетов в пустоте и атмосферах трех планет.

– Первый готов, – произнес Литвин и выслушал такие же доклады трех своих подчиненных. Затем коммуникатор буркнул голосом Шевреза: «Катапультирование разрешаю!» – и он слегка шевельнул левой ступней. Раскрылась диафрагма шлюза, поток сжатого газа выбросил «гриф» на сотню метров от корабля, негромко замурлыкал двигатель, и в колпаке, ставшем прозрачным, вспыхнули звезды и появился диск Юпитера – огромный, втрое больше земной Луны. Сетка целеуказателя засветилась ярче. Мир в клеточку, шутили пилоты-десантники.

Литвин наблюдал, как три серебряные стрелы выпорхнули из шлюзов в облаках белесоватого пара. Родригес, его ведомый, тут же пристроился сзади, Коркоран и Макнил ушли в нижнюю полусферу и описали круг под плоским брюхом «Жаворонка». На его корпусе, ближе к носу, было изображение птицы, но крейсер больше походил на рыбину. На огромную форель, плывущую в темных ночных водах; только антенны локаторов, стволы метателей плазмы да орудийные башни нарушали гармонию плавных очертаний корпуса. За кормой корабля трепетал огненный язык.

– «Грифы» в пространстве, – доложил Литвин. – Приступаем к выполнению задания.

– Действуйте, – отозвался коммуникатор, на этот раз голосом капитана.

Истребители разошлись: пара по спирали вверх, пара вниз. «Жаворонок» из огромной рыбины стал мелкой рыбешкой, потом исчез вообще, превратившись в отметку на локаторе. Отметок было пять – крейсер, три УИ и последний из установленных бакенов, маячивший с краю едва заметной искоркой. Кроме них, Литвин не видел ничего – разумеется, если не считать Юпитера и звезд. Но эти небесные тела в данный момент его не занимали.

– Первый – Второму. Курс – параллельно кораблю, расстояние – один мегаметр. Третий и Четвертый, тот же маршрут, но в нижнем секторе.

– Понял, – отозвался Коркоран. – Берем нижний сектор, дистанция один мегаметр.

Луис тоже подтвердил распоряжение, потом хмыкнул и добавил:

– Кстати, об Акапулько. Самые лучшие девочки там – кубинские мулатки-шоколадки. У них, Пол, такие…

– «Грифы», не засорять эфир! – рявкнул голос капитана. – Что на локаторах и датчиках?

– Ничего, сэр, – сообщил Литвин. – Реликтовое космическое излучение и солнечная составляющая.

– Докладывать каждые пять минут.

– Слушаюсь, сэр.

Литвин инициировал таймер и звуковой сигнал, потом слегка откинул голову, любуясь небесами. Яркие точки звезд сверкали среди пылевых облаков и газовых туманностей, сияла изогнутая дорожка Млечного Пути, в темных провалах таилось неведомое – галактики, свет которых еще не добрался до Земли, черные дыры, нейтронные звезды… Эта картина всегда чаровала Литвина и, будто по контрасту, навевала воспоминания о родном Смоленске; Млечный Путь мнился Днепром, а в очертаниях созвездий тоже проглядывало что-то знакомое: древняя крепость с кирпичными башнями, купола собора, городской театр или дом на улице Гагарина, где обитала их семья. Мать, отец, сестренка с мужем, двое племянников… После каждого рейса он возвращался домой; крутой днепровский бережок был Литвину милее пляжей Акапулько, а что до девушек, то никакие шоколадные кубинки не могли сравниться со смоленскими красавицами. Хотя и шоколадку стоило попробовать – так, для разнообразия. Донжуаном Литвин не был, но женским обществом отнюдь не брезговал.

Мелодично пропел таймер. Считав показания датчиков, Литвин отрапортовал:

– «Гриф-один» – кораблю. В оптике – ничего. На локаторе – ничего. Регистрирую обычный космический фон.

– «Гриф-три» – кораблю, – тут же откликнулся Коркоран. – Аналогичная ситуация. Только фон на три процента выше нормы.

– Понял. Продолжайте наблюдения.

Весьма вероятно, этот рейс на «Жаворонке» был для Литвина последним. Он подозревал, что в штабе ОКС уже заготовлен приказ о повышении в звании и переводе на Третий флот – может быть, на тяжелый крейсер вроде «Барракуды», «Старфайра» или «Сибири». Ничего не скажешь, мощные посудины! Восемь палуб, бассейны, спортзалы, прогулочные галереи, и никаких тебе кубриков, у каждого своя каюта… А главное, тридцать шесть УИ, причем не «грифы», которым десять лет в обед, а «коршуны» самой новейшей постройки. Командовать таким десантом было почетно, но расставание с «Жаворонком» вселяло грусть-тоску. Пожалуй, больше он не встретит Рихарда, тихую Эби и болтуна Родригеса… У каждого свой график отпусков, и если они когда-нибудь увидятся, то лет через десять, после отставки. Возможно, их, как ветеранов, не спишут подчистую, а определят в наземную команду, на орбитальную станцию или Лунную базу ОКС… Но думать об этом не хотелось, хотя салоны на базе были просторные, а кухня – выше всяких похвал. Литвин, однако, предпочел бы тесный кубрик и скудный корабельный рацион, лишь бы полеты не кончались. Все дальше и дальше, от Юпитера к Сатурну, от Сатурна к Урану, Нептуну, Плутону и, наконец, в темные бездны, что отделяли Солнце от ближайших звезд…

Он вздохнул. Вряд ли эта мечта исполнится за время его жизни. Термоядерный привод разгонял корабли до скоростей, вполне пригодных для путешествия в Солнечной системе, но для экспедиций к звездам требовалось нечто иное. То, что изобретут далекие потомки…

Таймер снова звякнул.

– «Гриф-один» – кораблю. Все параметры без изменения.

– «Гриф-три» – кораблю. Визуально и на локаторе ничего не наблюдаю, но фон вырос на двенадцать процентов.

– У нас на пять процентов. Вероятно, подходим к точке взрыва.

Это был Шеврез, но тут же раздался голос капитана:

– «Грифу-три» и «грифу-четыре». Установите градиент роста остаточного излучения. Иду к вам, вы ближе к эпицентру. «Гриф-один», «гриф-два», следуйте за мной. Дистанция от тридцати до пятидесяти километров.

– Понял, – произнес Литвин.

– Приступаю к маневру, – сообщил Коркоран.

Им с Макнил предстояло покружить в темноте и пустоте, ориентируясь на показания датчиков. Потоки ионизированых частиц и гамма-квантов, рожденные странным взрывом, еще не рассеялись окончательно, и, при известном старании, можно было обнаружить центр феномена. «Что-нибудь там да найдется, – подумал Литвин, меняя свою траекторию. – Если реактор грохнул, будут обломки, а если камень распылили, то прах его еще витает над Юпитером».

С камнями ему приходилось иметь дело. Одной из главных задач ОКС была космическая безопасность, то есть защита Земли от интенсивных солнечных вспышек и небесных тел, которые, свалившись на ее поверхность, могли прервать победное движение цивилизации. Среди малых планет имелось около полусотни объектов диаметром от километра до восьми, чьи орбиты пересекались с земной, а энергия возможного столкновения равнялась ста тысячам мегатонн.^[7] В 1937 году один из них, Гермес, прошел в восьмистах мегаметрах от Земли, то есть рядом в масштабе Вселенной. Ядерный арсенал и космические корабли были гарантией того, что катастрофы, погубившей динозавров, больше не случится. Чтобы наглядно это продемонстрировать, флот из десяти крейсеров расстрелял одну планетку в астероидном поясе. От той операции у Литвина остались самые яркие воспоминания.

Таймер напомнил, что пять минут прошли.

– «Гриф-один» – кораблю. Фиксирую рост фона на шестнадцать процентов. Нахожусь в зоне визуальной видимости. На локаторе – ничего.

– «Гриф-три» – кораблю. Прошел область трехкратного возрастания фона – видимо, эпицентр. На локаторе – ничего.

– Возвращайтесь, «гриф-три». Засек ваши координаты, иду для обследования эпицентра. – Пауза. Потом: – Всем «грифам»! Конфигурация икс-четыре.

Это означало, что истребители должны барражировать в арьергарде, расположившись крестом или ромбом; удобная схема для наблюдений за периферией области. Позиция Литвина, командира группы, находилась вверху, если ориентироваться на северный полюс Галактики. Он поднял «гриф» к вершине креста, отслеживая на локаторе машины Макнил, Коркорана и Родригеса; Эби была точно под ним, Луис и Рихард – ниже, слева и справа. Крохотные истребители затерялись в космической тьме, но «Жаворонка» удавалось различить в оптическом визоре: серебристая стрелка с алым факелом за кормой. Затем огонь погас и вспыхнул снова, но теперь пламя било из вспомогательных двигателей, окружая крейсер розовым колеблющимся ореолом.

– Тормозимся. Полтора «же», – скомандовал Шеврез. – «Грифам»: капитан велел приблизиться на дистанцию пять километров.

Литвин ввел коррекцию и двинулся было вперед, но через минуту под шлемом вспыхнула красная метка ошибки. Это казалось удивительным, даже невероятным: при совместных маневрах автопилоты «грифов» получали курсовые данные прямо от корабельного АНК.^[8] Однако…

– Они от нас уходят, – раздался голос Коркорана. – Не тормозят, а уходят на прежней скорости! Я сплю? Или наши компьютеры рехнулись?

– Спишь, – ввернул Родригес. – Только с кем, хотел бы я знать?

Макнил промолчала. Она была на редкость спокойной и молчаливой девушкой. К тому же дисциплинированной: знала, что о причинах задержки с маневром осведомится командир.

– «Гриф-один» – кораблю, – произнес Литвин. – Подтвердите команду на торможение.

Коммуникатор молчал. Прошла секунда, вторая, третья, потом голос Би Джея рявкнул:

– Полная мощность, Шеврез! Дьявольщина, что происходит?

– Тормозимся на пределе, капитан. Нас затягивает…

– Куда? Там же ничего нет! Ничего, клянусь реактором!

Ничего, молча согласился Литвин, бросив взгляд на панель локатора. По курсу «Жаворонка» – вакуум. Три атома водорода на кубический метр. Ни черных дыр, ни белых карликов, ни иных аномалий.

– Красная тревога! – вдруг выкрикнул капитан. – Повторяю, красная тревога! Свомы к бою, огонь по моей команде!

Свомы были гуманным оружием – конечно, в сравнении с лазерами, метателем плазмы, ядерными снарядами и прочим арсеналом корабля. Рой ледяных кристаллов, летящих с огромной скоростью, превращал в решето броню, скафандры, механизмы и человеческие тела. Однако таких поражающих факторов, как радиация или взрывная волна, в данном случае не наблюдалось; рой очищал строго локальные участки без неприятных последствий.

– Может быть, ударим ракетами? – послышался хриплый шепот Шевреза.

– Нет. Мы не знаем, что там такое, – пробормотал капитан. – Свомы с первого по шестой, узким пучком, огонь!

На панели локатора возникли шесть полупрозрачных пятнышек. Они оторвались от темной стрелы корабля и ринулись в пустоту, пересекая экран. На космической скорости удары крохотных льдинок были мощнее, чем взрыв артиллерийского снаряда былых времен.

– Ставим клещи. Приготовиться к атаке, – распорядился Литвин. Его машина передвинулась левее, и Родригес сразу пристроился к ней; Коркоран и Макнил заняли позицию справа, на том же уровне. Расположение «грифов» теперь напоминало готовые сомкнуться клещи.

– Кого атакуем, Первый? – спросил Родригес. – Или что? Вакуум?

Вопрос был по делу: ничего достойного атаки Литвин не видел.

– «Гриф-один» – кораблю. Прошу инструкций. Что…

Он не успел договорить, как слабо мерцающее зарево вспыхнуло впереди, затопив, казалось, всю Вселенную. Взвыла сирена, автопилот, перехватив управление, резко дернул суденышко вверх, желая увести из-под удара, и тут же по обшивке забарабанило. Колпак треснул, что-то пронзило левую ногу и руку Литвина, впилось под ребра, и он ощутил, как теплые струйки крови сочатся из ран. Затем огромная тяжесть размазала его по оболочке кокона, и гаснущий разум подсказал: ускорение не меньше пятнадцати «же».

Последнее, что он увидел, было корпусом «Жаворонка», пробитым сотнями дыр, из которых, клубясь и превращаясь в белесые снежные хлопья, струился воздух. Погибли, все погибли, мелькнула мысль. От чего?..

Он потерял сознание.

Глава 3

Околоземное пространство, Земля и Луна

Вспышку вблизи Юпитера зафиксировал астроном Лю Чен, дежуривший у большого телескопа-рефлектора обсерватории «Кеплер». Обсерватория была орбитальной, введенной в строй два года назад, принадлежащей Федерации университетов Европы и Северной Америки. Финансировали ее щедро, и большой телескоп на «Кеплере» был в самом деле большим, с диаметром зеркала сто двадцать четыре метра. Каждый астроном Земли мечтал дорваться до этого инструмента, а тот, кто не мечтал, являлся либо инвалидом, не подходящим даже для полетов в ближний космос, либо круглым дураком без всяких надежд на ученую степень.

Была, однако, и третья категория – граждане держав, потенциально опасных для мирового сообщества, коих к новейшим технологиям не допускали. Лю как раз относился к таким нежеланным персонам, будучи китайцем не из СШК или ЕАС,^[9] а из Шанхая – то есть самым китайским китайцем. Нежелательность его присутствия на «Кеплере» объяснялась многими причинами: тем, что китайцем был каждый четвертый землянин, и тем, что китайская экспансия в обе Америки, Австралию и Сибирь, не говоря уж о Юго-Восточной Азии, считалась явлением угрожающим, и тем, что китайцы, не желая ассимилироваться, упрямо считали Поднебесную центром мира. Так что Джон Э. Брэдфорд, британский астрофизик и директор «Кеплера», мог лишь гадать, какими судьбами Лю Чен попал в его обсерваторию. Но документы у Лю были в порядке, двухмесячный срок стажировки тоже был вполне разумным, так что выпихнуть его в Шанхай до срока никак не удавалось.

С профессиональной точки зрения, китаец являлся превосходным наблюдателем. Глазастым, хоть глазки были узенькие и косые. Бад Грико, заместитель Брэдфорда, посадил его на контракт с ОКС, согласно которому «Кеплер» отслеживал перемещение астероидов группы «Apollo» между орбитами Марса и Юпитера. Если такому телу случалось попасть в гравитационное поле гигантской планеты, маршрут его менялся, и потому Юпитер был постоянно в поле зрения земных и заатмосферных обсерваторий. Следить за ним считалось занятием скучным и непрестижным, но сотни астрономов делали это, кормясь дотациями ОКС. И среди прочих – глазастый Лю.

Будь он только глазастым китайцем с двухмесячным сроком стажировки, Брэдфорд бы это стерпел. Но его фантазии!.. Эти невероятные домыслы!.. Эта самоуверенность, эти нелепые требования!.. А еще говорят, что китайцы народ прагматичный, не склонный к играм воображения!

Физиономия Лю маячила перед Брэдфордом, а сам Лю Чен устроился на жестком сиденье в его кабинете. Очень жестком, но при половинной силе тяжести он мог сидеть на этом стуле день и ночь. Сидеть и талдычить свое.

– Это была аннигиляция, сэл. – Звук «р» Лю не выговаривал. – Аннигиляцию вблизи Юпитела нельзя считать естественным плоцессом. Я пликинул мощность взлыва, сэл. Как вам известно, сейчас ласстояние между Землей и Юпителом шесть и тли десятых астлономической единицы. Чтобы увидеть вспышку на такой дистанции, даже в наш телескоп, мощность должна быть сто мегатонн, не меньше. А она была больше, сэл, намного больше!

– Ну хорошо. – Брэдфорд с обреченным видом кивнул головой. – Вы обнаружили крайне интересное явление, и мы будем с ним разбираться. Проведем расчеты, проанализируем снимки, даже присвоим феномену ваше имя. Чего вы еще хотите, Лю?

– Не надо имя. Я скломный человек. Я только хочу, чтобы вы сообщили о моей гипотезе в штаб Объединенных Космических Сил. Еще плезидентам… Плезиденту СШК, плезиденту Лоссии и пледседателю Совета Евлопы. Еще Генелальному секлеталю ООН.

– А как насчет британского короля и германского канцлера? – с неприкрытым сарказмом поинтересовался Брэдфорд.

– Им не надо. Их плоинфолмилуют из Евлосовета.

– А в Китай? Почему бы и туда не сообщить?

– Китай не блал обязательств по защите Земли от космической углозы. Китай не имеет колаблей клейселского класса.

И слава богу, подумал Брэдфорд, а вслух сказал:

– Вы сознаете всю… мм… неординарность своей гипотезы?

– Почему неолдиналность? Когда-нибудь это должно было случиться.

– Когда-нибудь! Лет этак через миллион! Если обратиться к классике, к мнению Шкловского, который доказал…^[10]

– Плостите, сэл, он ничего не доказывал, он высказал гипотезу, котолую нельзя пловелить. А мою можно! Челез несколько дней или челез месяц. Но если мы не будем готовы, когда их колабль достигнет Земли… и если цели их не благолодны, а совсем наоболот… Вы хотите взять на себя такую ответственность?

Спор длился уже не первый час. Джон Э. Брэдфорд устало закрыл глаза, помассировал веки и пробормотал:

– Чушь! Чушь, ерунда и сущий идиотизм!

– Почему елунда? Я видел непонятное явление вблизи Юпитела, похожее на аннигиляционный взлыв, и я говолю, что это инопланетный колабль. Может быть, они включили планеталный двигатель, или взолвали астелоид, или пловели какой-то экспелимент… В любом случае сколо они будут здесь, и лучше, если флот ОКС встлетит их где-нибудь у олбиты Малса. Встлетит и лешит, надо ли допускать их к Земле.

«Кретин, – подумал Брэдфорд. – Тупой, упрямый косоглазый кретин!»

Вдруг у него мелькнула новая мысль. Великолепная, вполне достойная британца, ибо британцы всегда считались отличными дипломатами.

– Почему вы хотите, чтобы именно я связался с ОКС, ООН и теми высокими персонами, которых необходимо проинформировать? Вы могли бы сами отправить им послания. Да и не только им – в конце концов для того и существует Ультранет.

– Но, сэл, в Ультланете полно всяких лозыглышей! Кто повелит! Я имел в виду ваше личное облащение и мотивилованный доклад. Вас знают в ОКС и ООН, и ваша научная лепутация…

– Вот ею я и не хочу рисковать, – с невинным видом признался Брэдфорд.

Лю печально приподнял брови:

– Вы не хотите сделаться спасителем Земли?

– Я с удовольствием оставлю вам эту честь, Лю. Гипотеза ведь ваша, не моя! Если вы обратитесь к прессе и ти-ви, я даже позволю вам назваться сотрудником обсерватории «Кеплер»… – Глаза Брэдфорда коварно сверкнули. – В этом случае я готов подтвердить, что вы работали на большом телескопе и что в наших архивах имеются снимки с этой загадочной вспышкой у Юпитера, а также полная компьютерная запись. Так что давайте отделим мед от масла: мне – научные материалы, вам – их оригинальный комментарий. Договорились?

Понурив черноволосую голову, Лю что-то пробормотал на китайском. Затем произнес:

– Договолились. Хотя, конечно, плесса и ти-ви совсем не так солидно, как облащение в ООН и ОКС. На ти-ви полно мошенников и в плессе тоже. Что им нужно? Сенсации, только плоклятые сенсации!

Брэдфорд пожал плечами и, улыбнувшись, уставился на Лю.

– Ну так что, мой дорогой?

– Не понял, сэл…

– Вы пробыли у нас на стажировке лишь неделю. Это с одной стороны, а с другой – вы хотите срочно обнародовать свою гипотезу, так как время не терпит и корабль чужаков приближается к Земле. Контакты с репортерами потребуют вашего личного присутствия… И что же вы намерены делать?

– А, вы об этом… – Лю Чен вздохнул и закивал головой – точь-в-точь китайский болванчик. – Что поделаешь! Плидется плелвать мою лаботу в вашем уважаемом учлеждении. Я очень сожалею, сэл… мне выпало ледкое счастье тлудиться под вашим началом и мудлым луководством доктола Глико… Я отплавляюсь на Землю с пелвым челноком, сэл. Лазумеется, с вашего согласия.

Джон Э. Брэдфорд озабоченно посмотрел на часы.

– Я согласен! Только поторопитесь, дорогой Лю, – челнок отправится через тридцать семь минут. Не хотелось бы задерживать вас до завтра. Все же речь идет о спасении Земли…

* * *

– Депеша от Фосса, мистер Анжелотти. Срочная!

Пьер Анжелотти, шеф «КосмоШпигеля», удивленно засопел, заворочался в кресле и поднял взгляд на секретаршу. Сегодня Мишель была в сиреневом комбинезончике без рукавов; мерцающая ткань обтягивала грудь и стройные бедра, подчеркивая их несомненные достоинства. Не девушка, а рекламная картинка! А реклама – двигатель торговли, в том числе и новостями. «КосмоШпигель», влиятельный еженедельник, имевший штаб-квартиру в Брюсселе, предлагал их читателям на восьми языках, включая русский и арабский, и в трех упаковках: в виде традиционного журнала, программы на ти-ви и сайта в Ультранете.

Полюбовавшись на Мишель, Анжелотти одобрительно хрюкнул и вытянул руку ладонью вверх. Тонкие пальцы девушки уронили на нее чип размером с мелкую монетку. Гюнтер Фосс, лучший диггер «КосмоШпигеля», современным средствам связи не доверял, предпочитая сноситься с журналом по старинке, с помощью курьеров. Полезная привычка! Большинство посланий в Ультранете можно было перехватить, а информация Фосса обычно носила конфиденциальный характер. Он входил в десятку самых пронырливых репортеров и обходился «Шпигелю» в немалые деньги.

Какая новость откопана им на этот раз? Баюкая чип в огромной ладони, Анжелотти решил, что можно рассчитывать на сенсацию. Фоссу был предоставлен двухмесячный творческий отпуск для подготовки книги с репортажами последних лет, что обещало ему Пулитцеровскую премию.^[11] Но прошла лишь неделя, слишком малый срок для подготовки книги, и шеф «КосмоШпигеля» не сомневался, что чип не имеет к ней отношения. Что-то другое разнюхал неугомонный Гюнтер Фосс! Может быть, правду о стычке нью-зеленых и экотеррористов в Мюнхене или планах колонизации Венеры…

Анжелотти уставился в окно, как бы собираясь поискать ответ среди облаков, плывших в голубом весеннем небе. Офис «КосмоШпигеля» занимал сороковой и сорок первый этажи небоскреба Скайшип, и с такой высоты небеса просматривались прекрасно – и лазурная их бесконечность, и птицы, кружившие над домами, и серебристый воздушный лайнер, удалявшийся в сторону Атлантики.

Снова хрюкнув, Анжелотти покосился на Мишель.

– Коктейль, моя прелесть. Мартини с водкой. Как всегда, смешать, но не взбалтывать.

Шутка была со столетней бородой, однако Мишель улыбнулась, как и положено вышколенной секретарше. Дождавшись, когда она выйдет в приемную, Анжелотти сделал глоток и надавил на левый подлокотник кресла. Это было грандиозное сооружение из кожи и дерева с титановым каркасом, где могли поместиться три обычных человека. Но Анжелотти к ним не относился: он весил сто шестьдесят килограммов и даже был занесен в Книгу рекордов Гиннесса – как самый толстый издатель в Солнечной системе.

В подлокотнике открылся паз дешифратора. Опустив в него чип, Анжелотти, сопя и хрюкая от натуги, вытянул тонкий проводок и подключился к пленочному экрану. Затем коснулся статуэтки египетской богини Нейт, что украшала столешницу. Золотое изваяние в ладонь высотой было подлинным, найденным в захоронении Тутанхамона больше полутора веков назад,^[12] и стоило бешеных денег. Сенсор, включающий дешифровку, был вмонтирован в интимное место богини.

Прихлебывая коктейль, Анжелотти следил за возникающими на экране строчками. Брови на его лунообразном лице с отвисшими щеками медленно ползли вверх, лоб пошел морщинами, а маленькие щелочки глаз, обычно скрытых набрякшими веками, раскрывались все шире и шире. Дочитав до конца, он залпом осушил бокал и буркнул: «Мадонна миа! В своем ли он уме?» Потом перечитал текст еще раз и выключил дешифратор.

Не выдавая источника информации, Фосс сообщал о том, что обсерватория «Кеплер» зарегистрировала вспышку вблизи Юпитера. Скорее всего, аннигиляционный распад, что может быть объяснено двояко: вторжением массы антивещества или визитом чужаков, явившихся с альфа Центавра, Сириуса, Проциона либо из таких галактических бездн, которые мыслью не объять и не исчислить на компьютерах. Гипотеза о пришельцах казалась вероятнее (тут Фосс ссылался на мнение специалиста), и значит, служба безопасности направит к месту событий крейсера с десантом. Фосс полагал, что операция будет тайной – по крайней мере, до тех пор, пока инопланетный корабль или зонд не станут доступны телескопам независимых исследователей. Что могло произойти в ближайшую неделю или месяц, сделавшись сенсацией тысячелетия.

Это верно, молчаливо согласился Анжелотти. Но верно и другое: на сенсации зарабатывает тот, кто успеет первым. Он знал об этом не хуже Фосса, намекнувшего, что через неделю новость, пожалуй, не будет стоить ни гроша.

Анжелотти вызвал секретаршу и распорядился соединить его с главным редактором Сидом Чепменом и шефом рекламного отдела Клодом Парийо. Их совещание длилось не дольше десяти минут; решили, что материалы Фосса пойдут на первой полосе и что тираж увеличат вдвое, а стоимость рекламы – впятеро. Затем Анжелотти выпил второй коктейль, откинулся в огромном кресле, сложил руки на выпиравшем холмом животе и закрыл глаза. В его воображении плыли инопланетные корабли различных расцветок и форм: серебряные конусы, синие тороидальные конструкции, снежно-белые, озаренные огнями сферы и розовые летающие блюдца.

«Неужели правда?..» – подумалось ему. Он ощутил леденящий холод озноба и, снова позвав Мишель, велел приготовить еще мартини с водкой.

* * *

В системе ОКС Лунная база считалась главной. Ее построили на северо-западной окраине Моря Дождей, в том самом месте, куда добрался знаменитый русский луноход, совершивший посадку в этих местах в прошлом столетии^[13] и проделавший путь в десять с половиной километров. Теперь эта историческая реликвия находилась на высоком постаменте из лунного базальта, и сразу перед ней был вход в прозрачный купол шлюза. За куполом, на астродроме, стояли корабли Первого флота, далекие потомки ракет на химическом топливе: тяжелые крейсера «Тетис», «Аретуза», «Азов» и «Оберон», средние «Енисей» и «Прага», а также фрегаты и корветы. Традиция названий шла от морских флотов. Тот же «Оберон» был когда-то дизельной британской субмариной, железной лоханкой, ходившей со скоростью семнадцать миль в час и вооруженной тридцатью торпедами. Новый «Оберон», чудовищная башня из суперпрочного композита, делал семнадцать миль в секунду и мог без труда уничтожить военно-морские силы всех держав двадцатого столетия.