Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Двеллеры (№1) - Скифы пируют на закате

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Ахманов Михаил / Скифы пируют на закате - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Ахманов Михаил
Жанр: Фантастический боевик
Серия: Двеллеры

 

 


Тут его и ударили.

Врезали крепко, но не милицейской палкой-глушителем, а чем-то похожим на гибкую бамбуковую трость с электроразрядником на конце. К счастью, голову он успел отдернуть, так что синеватая молния разряда прошила воздух, а сам удар пришелся на плечо, ближе к шее. Значит, не в кость, а по мясу, подумал куратор, скривившись от боли и быстро отскакивая назад, – он был мужчиной в зрелых годах, но прежней сноровки не растерял. Пальцы сжались сами собой, мышцы напряглись, в плече стрельнуло – рука, однако, работала.

«Кто ж это тут шалит?» – мелькнула мысль. Шалунов, промышлявших ночами у подъездов, в городе хватало, но своих он знал наперечет. И они его знали, и было им ведомо, что связываться с Петром Ильичом Синельниковым, бывшим офицером, крутым и крепким мужиком, небезопасно.

Однако ж связались! Вот только с кем? С припозднившимся жильцом, коего можно побыстрому обобрать у подъезда? С журналистом, кропавшим забавные статейки о магах, телепатах, лохнесском чудище и озоновой дыре над Антарктидой? Или с удачливым бизнесменом, чей карман распух от «толстовок» и кредитных карточек на предъявителя? Или… Или им нужен куратор звена С? Функционер Системы? Тот, кто прячется под семью личинами, расплывчатыми, как осенний туман?

Выяснить это было куда важней, чем разделаться с тремя типами, неторопливо отжимавшими его в тупик, к глухой стене, справа от парадного. Куратор полез за пазуху, с сожалением огладил ребристый цилиндр ручного лазера и вытащил бумажник.

– Эй, парни! Обойдемся без неприятностей, э? Берите, что есть, и ноги в руки!

Он швырнул бумажник, как бросают кость злобному псу. Ни один из троих не нагнулся; они попрежнему надвигались на него в полном молчании, поигрывая чем-то блестящим и гибким – то ли хлыстами, то ли бамбуковыми тростями. Лиц их куратор не видел – под стеной было темно, но походка, медлительная и неуклюжая, его удивила. Волка ноги кормят, и бандитам вроде бы полагалось бегать порезвей!

Вытащив брелок с ключами, он отправил его следом за бумажником.

– Берите тачку, ублюдки, и оставьте меня в покое! Никакой реакции. Ни деньги, ни машина им не нужны, понял куратор; эти типы хотели достать его самого. Кого же именно? Был он владельцем пяти квартир, и проживали в них разные люди – все, правда, почти на одно лицо; в этот же момент он находился рядом со своим двухкомнатным журналистским логовом на четвертом этаже мальцевского дома. От Монаха он мог поехать куда угодно – туда, где обитал отставной железнодорожник и бизнесмен Ивахнов, или к Августу Рихардовичу Мозелю, чудаковатому коллекционеру-сибариту, или в апартаменты Чардецкого, сотрудника федеральной разведслужбы… Не исключалась и Фонтанка – место законной прописки. Но он отправился сюда, в обитель писаки Синельникова. Выходит, Синельникова и ждали!

Прижавшись спиной к стене, он вскинул руки, словно сдаваясь на милость победителя, и с наигранной дрожью в голосе произнес:

– Так не пойдет, ребята! Так дела не делаются! Бумажник вам не нужен, тачка тоже – значит, будете бить. За что? Кому я дорогу переехал, э? Могу узнать, пока вы не вышибли мне мозги?

– Пишешь много… – донеслось из темноты. Голос был каким-то безжизненным, механическим, и куратор даже не смог бы сказать, кто из троих уточнил причину намечавшейся экзекуции.

Он с облегчением вздохнул. Значит, до журналиста добираются! Пишет он, видите ли, много! И не о том! Лезет в дела Вышних Сфер, будоражит народ, копается в запретном и тайном… О чем еще вещал Монах? Что явится демон злобный, зверь алчущий… Вот целых три зверя, только чего они алчут? Вынуть душу из благодетеля, как предсказывал «слухач»? Ну, раз ситуация прояснилась – хотя бы отчасти! – можно поглядеть, кто из кого и что вынет… Но поработать придется кулаками – с чего бы журналисту Синельникову носить при себе лазерный ствол? Или другие интересные штучки…

Тут, вспомнив об одной из них, куратор быстро расстегнул воротник и вытянул цепочку с висевшим на ней Стражем. Пластинка была тонка, но прочности неимоверной – хоть какая-то защита для пальцев! Он намотал цепь на кулак и шагнул вперед.

Два хлыста свистнули разом, куратор рванулся в промежуток между нападающими, ударил среднего в висок, крайнего слева – носком тяжелого башмака в голень. Тот упал, но средний – странное дело! – лишь покачнулся, хотя по задумке ему полагалось тоже прилечь на булыжник. Удар был тяжел, в полную силу, и нанесен в уязвимое место – такие вещи даром не проходят!

Хотя кому как… Встречаются люди с крепкими черепами, размышлял куратор, выбравшись из тупика и готовясь принять бой там, где было посветлее. Кричать и звать на помощь он не хотел – да и кто рискнет вылезти во двор в такое время? Подумают, шпана сводит счеты… Ну и пусть сводит! На то она и шпана…

Сбитый наземь поднялся. Троица разошлась, окружая жертву; один слегка прихрамывал, у другого из рассеченного виска струилась кровь. Теперь куратор разглядел их лица – бледные, неподвижные; глаза – пустые дыры в обтянутых кожей черепах. Выглядели эти трое чуть ли не братьями-близнецами, хотя прямого сходства и не замечалось, однако оловянный взгляд, будто ушедший в себя, делал их на удивление схожими. «Зомби?» – промелькнуло в голове. И впрямь напоминают зомби, словно в фильме ужасов… либо тех пропащих мужичков, что осаждают пивные ларьки или толкутся у метро, надеясь сбыть уворованную банку краски, пяток лампочек и водопроводный кран… Имелись, однако, и отличия – скованная походка и нечувствительность к боли. «Ну, придется приложить покрепче!» – решил куратор.

Он ринулся в атаку – на крайнего, который хромал, – и заработал кулаками. Виски, переносица, челюсть, живот… Он молотил его, как боксерскую грушу, но кости и мышцы у парня были покрепче железа – даже апперкот под ребра он перенес без заметных последствий, только выдохнул воздух да попытался отодвинуться. В ближнем бою трость его только мешала, и о боксе этот тип не имел ни малейшего понятия, даже не знал, как прикрыть подбородок и виски.

Сзади навалились двое. Куратор, зарычав, словно разъяренный медведь, стряхнул обоих, отскочил; пластинка Стража была окровавлена, в левом плече постреливало болью, но иного ущерба он пока не понес. Пока! Эти странные бандиты не умели драться, но казались неуязвимыми, как настоящие зомби. Может, и в самом деле демоны, которых напророчил Монах?

Но демонам электроразрядников не полагалось. Вилы там, клещи да раскаленные сковородки – еще куда ни шло, но никак не разрядники! Или у их хлыстов было иное назначение? Как чудилось куратору, они норовили ткнуть его в шею, да и первый удар был нанесен туда же. Еще он заметил, что от нападавших тянет каким-то сладковатым запашком, словно каждый держал в зубах медовый пряник или заявился с адской кондитерской фабрики, где варят карамель к столу сатаны. Вполне возможно, там и журналист пригодился бы – к примеру, на марципаны… Чем плохая гипотеза?

Куратор мрачно усмехнулся, раскачивая цепочку с квадратным медальоном.

– Ну что, хватит? Повеселились? – Теперь его голос звучал уверенно, без дрожи. – Выбирайте: или разойдемся тихо-мирно, или я вас пришибу. Всех пришибу! Бить больше не буду, буду убивать! Журналисты, они тоже кое-что умеют…

Зомби с прежней неторопливостью надвигались на него: двое впереди, третий, весь в крови, чуть приотстал. Угроз они, похоже, не испугались, да и вряд ли эти странные типы могли испытывать какие-то чувства – во всяком случае, по лицам их это было незаметно.

Странные типы… Внезапно куратор подумал, что они целиком и полностью подпадают под очередную директиву Винтера: ищите странных. И искать не надо, сами нашли! Избавиться бы от них… Он ощутил, как ндкатывает злость, и буркнул:

– Ладно, мерзавцы… Не нравится, как я на бумаге пишу, будет вам роспись на ребрах!

Ему уже было ясно, что апперкотами да свингами дело не обойдется, тут требовалось что-то покруче. Не пистолет, но что-нибудь посерьезней кулаков… К сожалению, любые серьезные меры грозили увечьем или смертью, и тут журналист Синельников не блефовал: он мог пришибить всех троих. С помощью куратора, разумеется… Куратор все-таки умел побольше журналиста.

Он кинулся вперед заметил, как кончик хлыста скользнул над плечом, ударил – пальцами правой руки в горло. Зомби захрипел, пошатнулся, но на ногах устоял, глаза у него сделались совсем бессмысленными. «И карате тебя не берет, тварь!..» – пробормотал куратор и резкой подсечкой сшиб противника на землю. Потом он подпрыгнул. Подошвы башмаков с глухим звуком опустились на грудную клетку, раздался треск, словно обломилась сухая ветвь, и больше ничего. Ни стона, ни вскрика!

«Помер, что ли?» – пронеслось у куратора в голове. Нет, зомби еще ворочался, пытался встать, тянул руку с хлыстом; в груди у него клокотало, по подбородку струилась кровь, но он был жив! И молчал, хотя полагалось ему сейчас вопить благим матом и корчиться в смертных муках. К нему подскочили двое приятелей – уцелевший и тот, что послужил куратору боксерской грушей, – поставили на ноги, покачали – небрежно, будто вещь. Он было выпрямился, потом свесил голову на грудь – еще живой, но уже не боец. Минус один, отсчитал куратор, изготовившись к новой атаке.

Но троица вдруг повернула к воротам. Крайние шли неторопливо, волоча изувеченного под руки; куратор слышал лишь шарканье башмаков по камням да хриплое натужное дыхание. Потирая плечо, он смотрел на удалявшиеся темные фигуры, потом окинул взглядом окна огромного дома. Третий час ночи, нигде ни огонька, ни лучика света… Пожалуй, при ином раскладе дел журналист Синельников провалялся бы во дворе до самого утра и истек бы кровью… Или не истек? Может, не стоило заводиться? Ну, ударили бы разрядником, потом всыпали для вразумления и отпустили на все четыре стороны… Зато, глядишь, услышал бы что-нибудь любопытное… к примеру, какая из статеек вызвала гнев Вышних Сил…

Опасный получился бы эксперимент, подумал куратор с усмешкой и отправился на розыски бумажника и ключей. Можно было считать, что приказ Винтера он не выполнил: наткнулся на странных, да взять их не сумел. Вот только какой лороды эти странные? Не гипнофединги, не ортодромы, не «фермеры», не «слухачи» и не «синоптики»-адвекты… Эндовиаты, что ли? Либо трансформеры? Прямиком из мертвяков? Или… или Они? Двеллеры? Обитатели тумана?

Куратор замер на секунду, потом покачал головой. Нет, Они не станут подстерегать с хлыстами в темном дворе, не станут… Сами не станут! Да и на кой черт им сдался журналист Синельников? Писака, промышлявший байками для полоумных?

Но' тогда кто же? Кто послал этих зомби? И чьи мысли уловил «слухач»? Не мысли – скорее их отзвук, тень предупреждения…

Предупреждения? Теперь он получил целых два сразу: и словом – от Монаха, и делом – от троицы оживших мертвецов.

Над этим стоило поразмыслить, и куратор, подобрав брелок с ключами и бумажник, направился к парадному. «Что-то ждет в квартире? – мелькнула мысль. – Еще одна команда зомби?»

Но в эту ночь в его двухкомнатных апартаментах царили покой и тишина. Он решил не ложиться и, проглотив таблетку бетламина, расслабился на минуту-другую, дожидаясь, пока перед глазами не перестанут мельтешить цветные круги. Бетламин, превосходный бодрящий препарат, к сожалению, давал кое-какие побочные эффекты, ибо предназначен он был не для людей и на Земле очутился тем же способом, что Решетка и Страж.

Почувствовав прилив энергии, куратор помассировал плечо, потом сбросил пиджак и уставился на темную полоску – след хлыста, четко выделявшийся на желтой ткани. Согласно давней привычке, журналист Синельников носил щеголеватые светлые пиджаки и яркие рубахи, в отличие от сотрудника ФРС Чардецкого, предпочитавшего строгий костюм-тройку и длинный плащ; что касается Мозеля, то Август Рихардович был любителем пушистых свитеров «под горлышко» или пуловеров с вырезом, позволявших продемонстрировать белоснежный воротничок и темный галстук. Ивахнов же одевался так, как подобало преуспевающему бизнесмену: мягкая кожаная куртка, однотонная сорочка, габардиновые брюки. У каждого был свой вкус, свои манеры, свой стиль поведения; каждого окружали люди, знакомые, приятели, коллеги, платные осведомители, и куратор мог прозакладывать голову, что ни один из них не ведал о прочих ипостасях коллекционера Мозеля или, скажем, журналиста Синельникова. Таковы были правила игры, которую он вел уже больше трех лет, с тех пор как попал в Систему и возвратился домой из Штатов; в игре же этой всякий эпизод, любое начинание требовали своего персонажа, подходящего для определенной роли. Иногда он казался себе самому неким многоглавым драконом с неимоверно длинными шеями, позволявшими высовывать нос, глаз или ухо то тут, то там, прислушиваться, приглядываться, принюхиваться… Но все, что ему удавалось узнать в каждом из своих обличий, поступало туда, куда положено, – в мозговой центр, к куратору группы С, регионального филиала Системы. И сейчас именно куратор, а не журналист, не бизнесмен, не отставной офицер, собирался поразмыслить над происшествием, случившимся с Синельниковым Петром Ильичом, любителем светлых пиджаков и ярких рубашек.

Тут было несколько вопросов, нуждавшихся в ответах. Во-первых, какая из его статей вызвала столь острую реакцию, столь быстрый и недвусмысленный отклик, причем двойной – и словом, и делом? Во-вторых, кто откликнулся? Кто скрывался под маской Вышних Сил и Сфер, если использовать терминологию Монаха? Кто пожелал запугать журналиста Синельникова, писавшего на темы вполне безобидные, не связанные ни с мафией, ни с биржевыми спекуляциями, ни с коррупцией властей предержащих? В-третьих, что с ним собирались сделать? Оглушить, избив потом до полусмерти? Похитить и уволочь куда-то для заключения некоей сделки? Оба эти предположения казались куратору довольно примитивными. Деловые люди, чьи интересы он мог по неведению ущемить, так не поступают. Тут разработана целая процедура, принятая и в России, и на Западе, и на Востоке: звонок с предупреждением, второй звонок, превентивная акция – скажем, угон автомобиля, и только затем силовое воздействие. И уж послали бы опытных боевиков, а не трех неуклюжих зомби с дьявольской кондитерской фабрики!

Наконец, существовал и четвертый вопрос, не менее важный, чем все остальные: почему взялись за Синельникова, а не за Догала? Формально «Пентаграмму» возглавлял Марк Догал, и именно он нес ответственность за все материалы агентства. Хотя Синельников был старшим из компаньонов, имя его в этом качестве не фигурировало даже в уставных документах; он числился одним из рядовых сотрудников «Пентаграммы», и лишь Догал знал, с кем положено делиться прибылями и кому направлять приходившую в агентство корреспонденцию. Куратор не сомневался, что в финансовых делах его партнер чист как стеклышко, что показывали негласные проверки осведомителей, присматривавших и за Догалом, и за «слухачами», и за прочей экзотической публикой. Агентство Догала работало с многочисленными газетами и еженедельниками вроде «Тайн магии», «Парапсихолога», «Чертова ока», исправно поставляя им материалы и принося неплохой доход. Сам же Догал был отличным организатором и журналистом-профессионалом, умевшим и писать, и оценить написанное, и продать оные писания с максимальной выгодой. Кроме того, три года назад, еще до создания «Пентаграммы», его тщательно проверили, выбрав из семи или восьми подходящих кандидатов. И до сих пор куратор считал, что с Марком Догалом он не ошибся.

Однако три года – большой срок, подумалось ему, но мысль эта была тут же отложена про запас. В составленном им списке Догал шел четвертым номером – значит, и разбираться с директором «Пентаграммы» полагалось в последнюю очередь. Первое и главное – статья!

Поразмыслив, он решил остановиться на «Осеннем лесе» – все прочие из последних материалов казались совсем уж безобидными. Лес, упоминавшийся в публикации, являлся аллегорией, почерпнутой не то у Честертона, не то у Конан Доила: место, где легко спрятать лист среди множества других таких же. Но речь шла именно об осеннем лесе, где землю устилают груды увядших листьев; кто может догадаться, какой из них сорван осенними ветрами, а какой – руками человека? Пли нечеловека…

Эта статья была подготовлена в рамках все той же операции «Blank» – полномасштабного расследования, проводившегося всеми континентальными кольцами Системы. Куратор всегда обозначал его английским термином, ибо на русском под «бланком» понимался лишь чистый формуляр некоего документа. На самом же деле смысл слова был совсем иным – «пустой», «бессмысленный», что полностью отвечало целям операции, касавшейся весьма значительной части человечества – той, что принято называть «дном»: алкоголики и наркоманы; бродяги, лишенные пристанища и средств; люмпены, задавленные монотонным бессмысленным трудом; фанатики – с мозгами, замкнутыми на одну-единственную идею, обожествлявшие любимого певца, великого вождя или нового религиозного пророка; гангстеры, покорные «шестерки», у коих волосы на лбу росли от самых бровей… Все они были увядшей листвой на древе человеческом, все отличались потрясающей узостью интересов, полной социальной инертностью, неконтактностью – за исключением малого круга «своих». Пустота, бессмысленность существования, порожденная в бедных странах нищетой, в богатых – дразнящей недоступностью мирских соблазнов… Но только ли этим?

В статье Синельникова отмечалось, что «увядшие листья» – превосходный фон, способный скрыть, замаскировать следы чужого вмешательства. Конечно, люди с «пустым взглядом» по большей части были жертвами спиртного, наркотиков и жизненных обстоятельств, но не таились ли среди них и нежеланные свидетели? Те, кому повезло – или не повезло – столкнуться с чем-то странным, кто был наказан за свое любопытство? Или же те, кого намеренно превратили в слуг, в рабов, в «пятую колонну», в зомби?

В зомби…

Куратор сдвинул густые брови, напоминавшие мохнатых гусениц. Пожалуй, этот темный след на пиджаке можно считать ответом… откликом на «Осенний лес» и причудливые гипотезы журналиста Синельникова… Но кто откликнулся? Определенных предположений на сей счет у него не было, как и ответа на вопрос, что же все-таки хотели сотворить с Петром Ильичом? Не исключалась самая тривиальная ситуация – скажем, наезд наркомафии, ибо Синельников в своей статье связывал Их с проблемой распространения наркотиков. В самом деле, если Им что-то нужно на Земле и, если Им мешает земное человечество, то к чему швыряться бомбами и вконец губить экологию, уже балансирующую на лезвии бритвы? Проще озаботиться каким-нибудь галлюциногеном, который за пару столетий всех сведет с ума.. Вполне логичный вывод, э? «И если так, – писал Синельников, – то почему бы не использовать готовые каналы – земные каналы, по которым новое зелье легко довести до всех желающих?»

Тоже логичный вывод! И весьма обидный для боссов наркомафии! Гипотеза о том, что их «пасут» чужаки, могла кое-кому показаться оскорбительной. Или опасной – предположим, в деловом отношении…

Но почему же тогда не позвонили? В конце концов, устрашенный Синельников мог написать другую статью, в которой все вышесказанное объявлялось бы бредом сумасшедшего или первоапрельским розыгрышем.

Однако ж не позвонили… Или позвонили? Прямо Догалу, в «Пентаграмму»? А тот решил не предупреждать… Вот только с чего бы?

Куратор стиснул ладонями виски. Снова ему казалось, что он месит кулаками туман, пытается разглядеть призраков, бродящих во мгле, ловит в облаках смутные тени, неясные отблески потусторонних миров. Очевидно, подобные ощущения испытывал не он один, так как на жаргоне Системы И х, эти отблески и тени, прозвали «dwellers in the mist» – обитателями тумана. Именно тумана, а не тьмы, ибо темноту изгоняет свет, но даже он бессилен, когда все вокруг затянуто белесой непроницаемой дымкой…

Надо звонить Догалу, подумал куратор, бросив взгляд на часы. Четыре тридцать семь, третья стража, предрассветное время… Догал наверняка спит… Ну ничего, проснется!

Он решительно потянулся к телефону и набрал номер. Пару минут слышались долгие гудки и маленький экранчик над дславиатурной панелью был темен; внезапно он вспыхнул, явив круглую физиономию Догала. Против ожиданий, тот не выглядел заспанным, скорее наоборот: темные глаза лихорадочно блестят, темные волнистые волосы спадают на лоб мягкой волной, темные усики топорщатся над сочными яркими губами. «Не с женщиной ли он?» – мелькнуло у куратора в голове. Это было бы совсем некстати…

– Ты один?

Полные губы Догала недоуменно дрогнули.

– Само собой. А ты что же, решил проверить?

– Нет. Имею пару вопросов… только не для чужих ушей.

– Пару вопросов? Какого черта!.. Ты не мог подождать с ними часиков до девяти?

– Значит, не мог. Да и ту вроде бы не спишь, э?

– Верно, не сплю. Работаю. – Голова Догала сместилась влево, и теперь куратор видел стол, заваленный бумагами. – Хотелось бы к утру закончить одну статейку, – произнес его партнер, поглядывая на свои рукописи, – так что давай к делу, Петр Ильич. Что там у тебя стряслось?

– Сначала я буду спрашивать, а ты отвечать. – Куратор пристально всматривался в маленький экран. – Скажи-ка мне, Марк, не звонила ли нам какая-нибудь гнида? С серьезными претензиями, я имею в виду? Мол, не о том вы, ребята, пишете, не там печатаете и вообще ваше агентство пора взять к ногтю. Соображаешь?

Что-то промелькнуло в глазах у Догала. Или только показалось?

Голос его, однако, был ровным.

– С чего бы нас – да к ногтю? Платим кому положено, в политику не лезем, компромат на генералов и президента не собираем, бандитов не трогаем. Сам подумай, кому мы нужны со своими зелеными человечками да байками о йети?

– Значит, никаких неприятных звонков, ни угроз, ни писем, ни предупреждений?

– Нет. Ни сном ни духом, Петр Ильич!

Похоже, говорит правду, отметил куратор. Не звонили и не писали, это точно, не станет Догал врать… И резона втихую избавиться от Синельникова у него нет. Три года Синельников помогал, чем мог, а в дела агентства не мешался… •не лез, так сказать, в конторские книги…

Догал вновь заговорил, и теперь лицо его, плававшее на крохотном экранчике, казалось встревоженным.

– Слушай, Петр Ильич, говори, что случилось, или кончай морочить голову. Меня работа ждет.

– Подождет. Можешь вообще ее спустить в унитаз и заняться новой статейкой. Весьма, весьма любопытной! Сенсация, можно сказать. Материал я тебе предоставлю.

– Это о чем же?

– О нападении команды двеллеров на журналиста Синельникова, спецкора агентства «Пентаграмма». Брови у Догала полезли вверх.

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Не пил?

– Ни капли.

– Не разыгрываешь?

– Какие уж тут розыгрыши! – Куратор, скривившись, потер плечо.

– Ну и дела!.. – Веки его собеседника опустились, словно Догал хотел скрыть лихорадочный блеск зрачков. – И когда же это произошло?

– Часа полтора назад, рядом с моим подъездом. Трое пришельцев с бластерами и оловянными пуговицами вместо глаз. Не то живые, не то роботы, Бог их знает… Поверишь ли, едва отбился…

На губах Догала заиграла ироническая улыбка.

– Смеешься, Петр Ильич! Ну-ка говори, что тут правда, а что сказка с намеками?

– То, что отбился, – правда. Одного покалечил… здорово покалечил, Марк, почти до смерти, но он молчал, только ребра трещали. И правда то, что было их трое. Очень странные типы… Без бластеров, разумеется, зато с разрядниками… или с чем-то похожим на разрядники… Только у наших милицейских короткие палки с набалдашником, а у этих зомби были хлысты… или стеки, дьявол их разберет!

Внезапно черты Догала на экране дрогнули и расплылись, лицо вытянулось вширь, превратившись в белую полоску, которая тут же свернулась в крохотное яркое пятнышко и исчезла. Куратор прикусил губу; в самый последний момент ему почудилось, что в глазах партнера мелькнул ужас. Неприкрытый ужас, превративший его усатую пухлощекую физиономию в маску приговоренного к смерти, узревшего топор палача. Впрочем, это могло оказаться лишь иллюзией.

– Извини, Петр Ильич… – Голос Догала тоже звучал странно, словно бы он никак не мог отдышаться. – Мой «ви-ти» что-то забарахлил… Так что ты говоришь? Зомби с хлыстами? А почему, собственно, зомби?

– Сказано тебе, глаза оловянные, – буркнул куратор. – Атак бандиты как бандиты. И рожи бандитские, и замашки… Говорили, что, мол, пишем много. Не догадываешься, к' какой из наших сказок намек?

– Пожалуй, нет, – протянул Догал с какой-то неуверенностью в голосе. – Подумать надо, Петр Ильич… Загадочная история… Не экстрасенсы ли к тебе ту команду подослали? Ты, часом, в своих писаниях никого не задел? Ну, что он жулик да паразит, жиреющий на хворях и бедах народных? Не было такого?

– Не было, – произнес куратор. – Я экстрасенсов уважаю, Марк. Сам только у них и лечусь.

– Ха, лечишься! Не помню, когда ты болел… – Потом, осторожно: – Заявлять будешь?

Сдвинув брови, куратор покосился на темный экран своего «ви-ти». Чего-то Марк не договаривает… о чем-то другом хотелось ему спросить… И аппарат испортился так не вовремя… Или в самый нужный момент?

Жаль, подумал он, что в мире нет настоящих телепатов; хотелось бы послушать, что творится сейчас у Догала в голове.

– Никаких заявлений. – Голос его, как всегда, звучал спокойно. – Никаких заявлений, Марк. Расскажи я эту историю в подробностях, меня примут за сумасшедшего. И потом, я же прикончил одного из этих типов… вернее, думаю, что прикончил. Человеку с раздавленной грудной клеткой выжить трудновато.

– Человеку – трудновато, – согласился Догал, затем после недолгой паузы произнес: – А эти подробности… они что же, такие интригующие?

– Весьма.

Трубка донесла тяжелый вздох. Похоже, Догал волновался.

– Ты в самом деле заметил что-нибудь необычное? Кроме этих хлыстов и оловянных глаз? Ну, в их поведении, в словах? Может быть, запах?..

Он резко оборвал фразу.

Запах, подумал куратор, массируя плечо. Случайно это вылетело у Марка или партнер Синельникова о чем-то знает? О чем-то хочет узнать? Например, о запахе…

Подождем, решил он, подождем, проверим, посмотрим. Пусть Догал спрашивает – вопросы иногда говорят больше ответов. А сейчас пора закругляться с разговорами: бетламин бетламином, но пара часов сна не помешает, особенно перед грядущей встречей с «финансистом». Тот еще тип! С капризами!

Насупившись при этой мысли, он буркнул в трубку:

– Про запах ничего сказать не могу, я к ним не принюхивался. Некогда было, Марк. Понимаешь?

– Понимаю. – Голос Догала казался напряженным. – Ты вот что, Петр Ильич, поостерегись, – неуверенно протянул он, – поостерегись, говорю тебе. Не пиши с месяц ничего, не марай бумагу, не дразни гусей… Мало ли… История-то для тебя может оказаться с продолжением.

– Как бы продолжение и по тебе не въехало, – сказал куратор и повесил трубку.

Глава 7

Земля, Петербург, 23 июля 2005 года

Первый клиент Кириллу запомнился надолго – как и первое самостоятельное странствие. Слишком многое обрел он в нем и слишком многое потерял; не все подарки Мира Снов были безопасными, как монетка, цветок или ссадины на кулаках. Ну, как говаривал майор Звягин, знать бы, откуда пуля прилетит…

В неожиданности, однако, тоже была своя прелесть. Не для всех, конечно, – для тех, кто испытывал тягу к рискованным авантюрам, кого манили миражи необычайного, призраки невиданного, отблеск тайны. Таковых, кроме Кирилла, в ближайшие дни нашлось еще четверо: Снайпер, мрачный неразговорчивый кавказец Самум, Селенит и Стилет, великолепный каратист и фехтовальщик. Снайпер, майор ВДВ в отставке, квадратный, как шкаф, и Самум пришли по объявлению, Стилета же Пал Нилыч выудил в какой-то спортивной школе, где тот трудился на ниве восточных единоборств. Что же касается Селенита, то его привел Снайпер – они были сослуживцами и давними приятелями.

Новые инструкторы выглядели людьми солидными, в возрасте – под сорок или за сорок, что не могло не вызвать удивления. Как полагал Кирилл, опасности и романтика больше привлекают молодых, и ему казалось вполне естественным, что трое старожилов,"Сентябрь, Сингапур и Самурай, были его ровесниками. Почти ровесниками – Сингапур, пожалуй, уже добрался до тридцати. Этот красивый темноволосый парень, напоминавший молодого Шона Коннори из фильмов о Джеймсе Бонде, нравился Кириллу; веселый, удачливый и находчивый, он, похоже, числился у шефа на особом счету.

Но Сентябрь с Самураем тоже были отличными ребятами, без всяких следов чванства или оскорбительной небрежности, которую нередко проявляют к новичкам. Правда, им случалось поглядывать на нового коллегу с каким-то загадочным выражением, будто бы знали они нечто такое, о чем он не подозревал, но взгляды эти Кирилла не задевали. В конце концов, он обретался в фирме без году неделя, и трудно было' рассчитывать, что все ее секреты откроются ему в первые же дни. Он этого и не хотел: таинственное и недосказанное завораживало его.

Но насчет сорокалетних крепышей он все же поинтересовался у Сарагосы. Шеф, насмешливо прищурясь, оглядел Кирилла с ног до головы, помянув чечако, полагающих, что сила и ловкость заменяют опыт и мозги. Затем он сказал:

– Припоминаешь, как было у римлян? Как они строили легион к бою?

– В три линии. – Кирилл пожал плечами. – Ну и что?

– А то, что старый конь борозды не испортит. Молодежь стояла впереди, за ней – мужики постарше, а в последнем ряду – ветераны. Те, кто'решал исход битвы.

– Вы говорите о гастатах, принципах и триариях, шеф. Но роль ветеранов была не так уж велика. Считалось, что эти люди отвоевали свое, потому их и берегли, как последний резерв. У римлян ходила поговорка: дело дошло до триариев – значит, дело плохо. Так что битвы все же выигрывали молодые!

– Ну-ну, историк, – пробормотал Сарагоса, – ты, выходит, не только про скифов изучал, э? – Не дождавшись ответа, он усмехнулся. – Может, ты и прав, но я все-таки предпочитаю триариев. Тех, что сначала думают, а потом стреляют.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6