– На каких мирах ты побывал?

– На многих. Осиер, Гелири, Пекло, Хаймор, Пта, Горькая Ягода… Не знаю, как они называются у вас. Еще посетил Харшабаим-Утарту.

– Йездан великий! Ты был у хапторов? Ты должен рассказать мне об этом!

– Непременно, – пообещал Тревельян. – Мы сядем здесь, у фонтана, откроем бутылочку вина и…

Иутин вздрогнул.

– Прости, ньюри, но мы не пьем ваши напитки.

– О, конечно! Ты меня прости – я так забывчив!

Держась на расстоянии пары метров друг от друга, они подошли к багряным дверям. Иутин коснулся створки, и она засветилась. Свечение было слабым – знак, что в комнатах никого нет.

– Твои личные апартаменты, – произнес третий генетик. – Ты можешь распаковать багаж или отдохнуть. Времени хватит на то и на другое – мы спим дольше вас, людей.

– Я найду, чем заняться, – прощаясь, Ивар согнул колени. – Благодарю, ньюри Иутин. Встретив меня, ты оказал мне честь.

– Не слишком большую, ньюри Ивар. Я ведь зинто.

С этими загадочными словами кни’лина удалился, оставив Ивара чесать в затылке. Он не знал, кто такие зинто, хотя готовился к этой экспедиции весьма основательно. Как ему помнилось, сведения о зинто в земных анналах отсутствовали.

Наконец, решив еще раз покопаться в записях, Тревельян приложил ладонь к двери и, когда она отъехала в сторону, перешагнул порог. Первый зал его отсека был овальным, просторным и обставленным изящной мебелью из золотистого дерева: пяток треугольных столов и при них – широкие кресла или небольшие диваны, обтянутые кожей. В центре торчали на хромированных ножках голопроекторы, рядом был сложен багаж, пищевой раздаточный автомат и стенные шкафы в количестве дюжины были затянуты прозрачной пленкой, и за тремя арками виднелись другие помещения: ванная с круглым бассейном, спальня и кабинет.

– Ну и хоромы! – пробормотал Тревельян, озираясь. – Что я тут буду делать? В теннис играть? Так ведь не с кем!

Он обошел все комнаты – большие, в форме круга или эллипса, поскольку в помещениях кни’лина углов не имелось. Постоял у кровати, тоже круглой и такой величины, что в ней мог улечься орангутан, да не один, а с гаремом подруг. Сбросил комбинезон и башмаки, прошлепал к сумке с одеждой, вытащил плоский маленький контейнер, хранившийся между парадных кафтанов и, шепнув заветное слово, сдвинул крышку. Там лежала одна из его наград, полученных за Осиер, – Обруч Славы из платины с крупными изумрудами, и за центральным камнем, игравшим роль объектива, таился крохотный чип призрачного Советника и секретаря.

В этом молекулярном устройстве хранились память и разум Олафа Питера Карлоса Тревельяна-Красногорцева, командора Звездного Флота и предка Ивара в девятнадцатом или двадцатом колене. Дед, как называл его Тревельян, воевал с половиной рас, известных человечеству его эпохи, и погиб героем в возрасте за девяносто, командуя крейсером «Паллада» в битве с дроми. В том сражении, произошедшем пять веков назад, три земных крейсера разгромили вражескую флотилию из семнадцати дредноутов и сотни малых кораблей, так что вблизи Бетельгейзе, где случилась та битва, до сих пор плавали обломки и клубился разреженный газ. Флагману «Паллада», идущему во главе крейсерского построения, досталось больше остальных – дроми пробили защитное поле, и плазменный язык, слизнув орудийную башню, добрался до рубки. Первый пилот и старший навигатор сгорели живьем, а командор лишился ног, печени, почек, левой руки и уха, но, поддерживаемый медицинским имплантом, продолжал руководить сражением, пока дроми, зеленокожих жаб, не размазали по всей космической окрестности. После этого он позволил себе истечь кровью, однако его разум, гигантский опыт и боевые таланты были сохранены в молекулярном кристалле. Тревельян, как любой из наблюдателей Фонда, имел право взять с собой Советника и обычно имплантировал его в висок. Но кни’лина относились к имплантам с большим подозрением, так что на этот раз деду пришлось устроиться в обруче.

Он надел украшение на голову, поправил, чтобы сидело плотнее, и включил телепатическим импульсом. Общение с командором осуществлялось исключительно ментально – пожалуй, к лучшему, так как дед был крутоват и в выражениях не стеснялся.

Но сейчас Советник оказался в благодушном настроении.

«Где мы? – полюбопытствовал он, озирая зал сквозь изумрудный объектив. – Уже на станции?»

– На ней. Неплохие у нас чертоги… Как полагаешь?

«Да, кубрик не тесный, – заметил дед. – Научили мы плешаков уважать землян! А ведь как щеки надували, придурки лысые! Помню, когда я служил на „Свирепом“, и мы схватились с их лоханкой у Тизаны… – Он забормотал что-то неразборчивое, потом вдруг рявкнул: – Крейсер! Корабль Флота, на котором мы летели! Что с ним?»

– Ничего, – сказал Тревельян. – Он, вероятно, уже отстыковался.

«Желаю посмотреть!»

Тревельян включил голопроекторы – они охотно повиновались командам, отданным на земной лингве – и велел настроиться на внешний обзор. Длинный серебристый корпус «Адмирала Вентури» тут же повис у потолка на фоне звезд и туманности Бивня; их отражения мерцали в зеркале брони, орудийные башни грозили Вселенной жерлами аннигиляторов. Переходной модуль был уже убран, и крейсер теперь не падал бесконечно на Сайкат, а с неторопливым величием отплывал подальше от станции, чтобы начать разгон перед прыжком сквозь квантовую пену Лимба.^[5] Он был прекрасен – реальное воплощение силы Земной Федерации, ее могущества и власти в Рукаве Ориона.^[6]

«Салют, мальчуган! – проскрипел Советник. – Салют! Корабль этого достоин!»

Тревельян покорно вытянул руку со стиснутым кулаком, а дед принялся рассуждать о совсем уж древней древности, о Войнах Провала и адмирале Вентури, личности героической и легендарной, оборонявшей земные колонии Тхар и Роон тысячелетие назад. Тем временем на корабле, носившем имя флотоводца, включили малый гравипривод, и крейсер, скользнув стремительно в космическую тьму, скрылся в направлении туманности. Дождавшись этого момента, Тревельян с облегчением вздохнул, сбросил все, что на нем оставалось, проследовал в ванную и залез в бассейн. Бассейн был невелик, метра три в диаметре, и явно рассчитан на одного человека. Над ним возникло пленочное зеркало, спустилось пониже, отразив лицо Тревельяна, и тот принялся рассматривать свои черты – нос с горбинкой, твердые контуры подбородка и губ, темные глаза и вертикальную морщинку меж бровями. На его сухощавом крепком теле не было ни волоска, но шевелюру он спас от эпиляции и не пожелал перекрашивать радужку глаз в серый или зеленый цвет. В тех мирах, где приходилось трудиться тайно, он старался походить на местных жителей, но здесь, на станции, это было лишним. К чему подделываться под кни’лина? Здесь он был и оставался человеком Земли.

«Любуешься? – проворчал командор. – Ну-ну! Слишком уж вы стали холеные да гладкие, здоровье очень бережете и живете долго, вкусно, сладко. По другому, парень, нужно жить! Помнить, что смерть всегда ходит рядом – особенно промеж звезд и в чужих курятниках вроде этого».

«Я помню, дед, – мысленно ответил ему Тревельян. – Ты ведь знаешь, какая у меня профессия. Забыть о смерти не дает».

«По сей причине я тебя и выбрал среди своих потомков», – прошелестел призрачный голос и смолк.

Через несколько минут Тревельян вылез из бассейна, обсох под теплым ветерком, поглядел на багаж и решил, что разбираться с ним будет поутру. Ложе в спальне показалось ему мягковатым; он отрегулировал гравиподвеску на «же» с четвертью и уснул, заблокировав дверь и не отключая обруча. Последняя мысль была о том, что дед, конечно, прав: в чужом курятнике смерть ходит рядом.

Вопреки распространенному мнению, кланы кни’лина не являются нациями или чем-то им подобным. Несколько причин не позволяют сделать такое заключение.

Во-первых, кланы есть образования искусственные, результат генетического эксперимента, осуществленного в эпоху Метаморфозы с единственной целью – спасти кни’лина от вымирания. Во-вторых, два основных клана ни и похарас, как и более мелкие, имеют общий язык (правда, с некоторыми особенностями). В-третьих, их обычаи, культура поведения, одежда, пища, погребальные ритуалы и так далее весьма похожи, а различия в этих сферах не достигают уровня тех барьеров, какие разграничивали в прошлом земные народы.

Если же вспомнить о главном, то есть о генетическом различии между ни и похарас, то оно опять же не связано с земным понятием «народ», так как все расы и народы нашей планеты принадлежат к единому генетическому типу и при скрещивании дают потомство. Поэтому мы должны определить кланы как нечто отличное от традиционных понятий «раса», «народ», «нация», «племя» и рассматривать их как особую категорию, относящуюся исключительно к кни’лина и не имеющую аналогов в земной антропологии.

П. Федоров, А. Георгадзе

«Кланы кни’лина. Пример искусственной эволюции»

Глава 2

Кни’лина

Тревельяна разбудило громкое жужжание двери – какая-то ранняя пташка ломилась в его апартаменты, громко заявляя о своем присутствии. Он слетел с постели, бросился к сумке, чтобы отыскать халат, но вовремя вспомнил, что нагота у кни’лина не является предосудительной, особенно в утренний час. Пристроив на голову Обруч Славы и натянув трусы, Ивар, как был, босой и полуголый, встал перед дверью и велел показать визитера.

Дверь обрела одностороннюю прозрачность. За ней стояла невысокая тощая женщина, облаченная в сайтени – шорты с майкой, являвшиеся у кни’лина рабочим одеянием. Костлявые ноги с мосластыми коленями торчали из широких штанин, плечи были по-мужски широкими, грудь плоской, а лицо, почти безгубое, с резкими чертами и внушительным носом, грешных мыслей отнюдь не будило. Вообще-то плешаки считались импозантной расой, но этот экземпляр был, пожалуй, исключением, что ранило Тревельяна, поклонника женской красоты.

– Разрешаю войти, – сказал он, отступая подальше, к центру овального зала.

Дверь сдвинулась, дама вошла и окинула его подозрительным взглядом мутноватых и слишком близко посаженных серых глаз. Казалось, ей предстоит исполнить некую миссию, малоприятную, но совершенно необходимую. В кулаке она сжимала какой-то прибор, похожий на старинный пистолет: широкая короткая трубка с массивной рукоятью и спусковой скобой.

Чуть согнув колени в знак приветствия, женщина промолвила:

– Найя Акра, психолог, похарас. – Голос у нее был резкий, словно водили ножом по стеклу, и благозвучная речь кни’лина в ее устах звучала карканьем.

«Вобла сушеная, уродина и глазки в кучку», – прокомментировал командор.

Пока Тревельян соображал, не пожелать ли Найе Акра, психологу, утренней радости, она отвернулась, посмотрела на его багаж и буркнула:

– Достойный Джеб Ро, координатор, велел мне проверить твое снаряжение. Что в этих контейнерах?

Ни достойным, ни ньюри, то есть ученым-экспертом, она его не назвала. Но Тревельян мог многое простить женщине, даже некрасивой. Присев и вытянув руки, он вежливо представился:

– Ивар Тревельян, Фонд Развития Инопланетных Культур, ксенолог. Прибыл согласно договоренности между Фондом и научным департаментом Хорады. Приму посильное участие в вашей рабо…

Это, как и в случае с Иутином, являлось малым представлением, но договорить ему не дали: Найя Акра ткнула трубкой в сторону багажа и снова проскрипела:

– Что в этих контейнерах?

«Похоже, мальчуган, тебе сейчас поставят клизму», – ехидно заметил дед.

«Вряд ли», – отозвался Тревельян, а вслух произнес на диалекте клана похарас:

– Так, всякие мелочи.

Психолог огладила ладонью голый шишковатый череп, подняла взгляд к потолку и сообщила:

– Йездан велик! По упомянутой тобой договоренности земляне не должны проносить на станцию оружие. Роботы и импланты, кроме жизненно необходимых, тоже под запретом. Повторяю вопрос: что в твоих контейнерах?

– В этом, – Тревельян коснулся самого тяжелого и большого ящика, – продукты питания. Концентрат из овощей, фруктовое пюре и сублимированное мясо.

– Плоть животных, – презрительно скривилась Найя Акра.

– Именно, достойная. Еще вино – коньяк на нашем языке. – Он послал психологу нежную улыбку. – Хочешь попробовать?

В отличие от Иутина, она не дрогнула, а лишь скривилась еще сильнее и пробормотала:

– Мерзкие привычки мшаков… Йездан сказал: у протянувшего руку к запретному да будет она полна пыли.

– У каждого есть своя чаша с ядом, ньюри, – парировал Тревельян, припомнив максиму из Книги Начала и Конца. Но его познания в религии похарас остались незамеченными.

– Зачем тебе еда? – сказала Найя Акра, направив на контейнер луч из своего прибора. – Ты думаешь, у нас ее недостаточно? На станции обширные запасы. Есть даже тинтахское безалкогольное вино.

– Мой метаболизм требует спиртного. Есть еще вопросы?

– Есть. Осталось два контейнера и этот тюк. – Контрольный луч переместился к сумке.

– В тюке моя одежда. В плоском ящике летающее крыло, в последнем – научное и походное оборудование.

– Летающее крыло?

– Да. Нечто вроде гравипланера.

– Зачем, во имя Сероокого?

– Для наблюдений с воздуха.

– В экспедиции имеются более совершенные средства.

– У каждого свои методы, – возразил Тревельян, глядя, как луч обегает контейнеры. На последнем ящике световое пятно задержалось.

– Здесь твое оборудование? Что в него входит?

– Компьютер, аптечка, транслятор, голокамеры, справочная библиотека на кристаллах. Скафандр, палатка, комплект походных принадлежностей – нож, топор и…

– Вибронож или лазерный хлыст?

– Нет, ньюри. Обычное стальное лезвие.

– Компьютер с искусственным интеллектом?

– Отнюдь. Примитивная машина для обработки записей и архивации отчетов.

– Что еще?

– Еще устройства для связи и полевых наблюдений.

– Устройства для полевых наблюдений… – В голосе Найи Акра послышался металлический лязг. – Вы нам не доверяете?

– Почему же? Но у нас был свой пророк вроде Йездана Сероокого, и он учил: доверяй, но проверяй.

– Ладно. – Психолог уставилась на Тревельяна, и он догадался, что ей ужасно хочется ткнуть в него лучом. Хочется, но нанести такое оскорбление она не решилась и лишь спросила: – Импланты? Боевых нет?

– Только медицинский. Здесь, слева под ребрами. – Ивар хлопнул по голому животу.

– А этот наголовный обруч?

– Почетная награда. Я надел ее в знак уважения к тебе, ньюри.

Сухо кивнув и не сказав ни слова, Найя Акра выключила свой аппарат. «Про меня не догадалась», – дошла до Тревельяна мысль Советника. Следуя земным инстинктам, он шагнул к психологу, но та поспешно развернулась и направилась к двери.

– Погоди, достойная! У меня тоже есть вопросы.

– Да? – спросила она, не оборачиваясь.

– Я должен представиться Джебу Ро и прочим специалистам. Мне нужен весь накопленный вами материал. Надо договориться о вылазке на планету, о полевых исследованиях, а также…

– Не моя компетенция. Свяжись с помощником координатора.

Психолог исчезла.

– Ну, какие впечатления? – спросил Тревельян.

«Стервозная баба, – отозвался дед. – Ты слышал о Тени Ареопага? Так вот, она, похоже, из его ведомства».

Ареопаг являлся исполнительным и совещательным органом при императоре похарас, а Тень Ареопага заведовал разведкой. Но вряд ли Найя Акра входила в его штат – туда подбирали людей безукоризненно вежливых и не таких подозрительных.

Командор вздохнул – разумеется, ментально.

«Жаль мне тебя, паренек. С этими плешаками каши не сваришь. Даже бутылку распить тебе не с кем».

– Могу с тобой.

«Только виртуально», – снова вздохнул Советник.

Время было еще раннее, и Тревельян, натянув штаны, повозился немного, разбирая багаж. Вытащил плоскую панель компьютера с контактным шлемом, нашел сетевое гнездо и подключил свою машину к искусственному интеллекту Станции. Развесил в шкафах одежду, расставил оборудование и кое-какие приборы, загрузил продукты в раздаточный автомат. Проголодался и, решив отведать что-нибудь из местных блюд, заказал курзем, фруктовый коктейль «Три сестры» и бокал зеленого тинтахского вина.

Курзем из мясных грибов и коктейль оказались просто изумительны, но к вину Тревельян долго принюхивался и отхлебнул лишь пару глотков. Этиловый спирт и любой алкоголь были для кни’лина сильным ядом, однако культура питья у них существовала – возможно, даже более изысканная, чем на Земле. Ее основой являлись смеси соков, как правило безобидных или с легким наркотическим эффектом, похожим на действие крепкого чая. Искусство составления коктейлей ценилось очень высоко и культивировалось в обоих кланах, ни и похарас. Был и напиток из ягод лозы, подобный вину цветом и запахом, но содержавший вместо спирта неизвестный алкалоид. Производился он не у кни’лина, а на Тинтахе, одном из миров лоона эо, древней мудрой расы, что контактировала с Земной Федерацией около тысячелетия. Действие тинтахского на людей было изучено плохо, хотя в старину, в период активной космической экспансии, его, как помнилось Тревельяну, вроде бы пили.

Напитки автомат выдал в токарах, чашах из тонкого, почти прозрачного небьющегося фарфора, грибной курзем – в тока, вытянутой ендове с ручкой; есть его полагалось токати – щипчиками, концы которых походили на чайные ложечки. Тревельян ловко управлялся с ними и не пронес ни кусочка мимо рта. Несмотря на изобилие блюд и роскошную кухню, ритуал еды у кни’лина был довольно простым: посуда – тока и токары, универсальный столовый прибор – токати. Впрочем, поесть они любили не меньше землян.

Отправив посуду в щель автомата и приказав компьютеру включить голосовую связь, Ивар затребовал штатный список экспедиции. Достойных персон, то есть специалистов с высшим статусом, набралось десяток, и столько же здесь было слуг, выполнявших технические обязанности. Их лица проплыли в голопроекции, возникая и угасая в центре зала, и в такт появлению этих картин тихий компьютерный голос называл имя и род занятий каждого:

Джеб Ро, координатор экспедиции, палеонтолог. Явно аристократ похарас, отметил Тревельян; староват, но бодр и важен, как индюк.

Первый Лезвие, субкоординатор, антрополог. Разумеется, ни; властный взгляд, надменные черты, презрительно сжатые губы.

Зенд Уна, лингвист. Худощавая физиономия, впалые щеки, глаза фанатика. Похарас.

Второй Курс, биолог, ни. Тип, похоже, заурядный; увидишь такое лицо и через секунду забудешь.

Третья Глубина, первый генетик, ни. Весьма красивая дама, но, вероятно, строгих правил: глядит, как гвозди заколачивает.

Ифта Кии, второй генетик, аристократка похарас. Прелестная женщина: уста алые, глаза зеленые, личико будто выточено из алебастра. С этой стоит подружиться, решил Тревельян; на пуританку непохожа.

Найя Акра, психолог. В голографии выглядит ничуть не лучше, чем живьем. Похарас, но, как и Зенд Уна, не из сословия аристократов.

Четвертый Пилот, ни, картограф. Похоже, самый старый в экспедиции: физиономия морщинистая, глаза под набрякшими веками смотрят устало. Первую сотню лет точно разменял.

Пятый Вечерний, ботаник. Мрачноватый ни с самой злодейской рожей, мощной шеей и бугристым черепом. Имя, вызывавшее ассоциации с кладбищем и мертвецами, вполне ему подходило.^[7]

Иутин, третий генетик.

Почти приятель, подумал Ивар, быстро проглядывая изображения слуг и стараясь запомнить их имена: Зотахи и Могар уже знакомы, а кроме того – Пайол, Тикат, Шиар, Эвект, Гиббех, Аткайя, Ори и Инданга. Все из клана ни, будто похарас не пожелали затруднять своих служителей.

Закончив просмотр, Тревельян облачился в ярко-желтое трико и камзол лимонного цвета с вышитыми на груди наградами, встал перед камерой и произнес:

– Ивар Тревельян, ксенолог, желает связаться с ньюри Первым Лезвием.

– Субкоординатор Первый Лезвие принимает ванну, – ответил безликий голос кибернетического секретаря. – Вызов зафиксирован.

– И что это значит?

Голос изменился, став внезапно глубже и благозвучнее. Теперь с Тревельяном говорила Сайкатская Исследовательская Станция – вернее, управлявший СИСом искусственный Мозг.

– Субкоординатор ответит достойному ксенологу в самое ближайшее время. По земному счету в течение полутора часов.

Ивар раздраженно хмыкнул, но деваться было некуда – ритуал официального знакомства полагалось свершить по полной программе, в парадных одеждах и при орденах. В штате СИС он должен занять третью позицию или разделить ее с лингвистом Зендом – третью, и не ступенью ниже! Он обладал этим правом как представитель земного Фонда и опытный разведчик-наблюдатель.

Снова вызвав череду будущих коллег, он полюбовался очаровательной Ифтой Кии и, добравшись до конца списка, начал разглядывать Иутина. Скулы широкие, глазки карие… Неординарная внешность для ни или похарас, да и для любого другого клана! К какому он относится сообществу?.. Однако Ивар не смог определить принадлежность третьего генетика, и это его смущало.

Вообще-то кланы кни’лина являлись образованием искусственным, не имевшим аналога в земной истории, так что отождествлять их с нациями или, тем более, с расами не приходилось. В древности население Йездана, их материнской планеты, было однородным, распространившимся по континентальной суше и многочисленным островам. Тогда, на заре космических полетов, Йездан обладал одним естественным спутником, потом захватил вторую луну, крупный астероид, чудом не свалившийся в океан или на единственный материк обитаемого мира. Но катаклизм все же случился приличный: волны цунами смыли города, растаяли льды на полюсах и пробудились вулканы, пыльные тучи закрыли небосвод. Цивилизация пала, и на ее руинах начались волнения, свары и бунты, а затем, как то в обычае у гуманоидов в тяжелую годину, полномасштабная война. Спустя столетие страсти чуть успокоились и даже наметился прогресс, но тут на выживших обрушилась болезнь. Она была неизлечимой, имела характер пандемии, распространялась стремительно, и население материка стало вымирать.

На океанских островах сложилась ситуация получше – там объявили карантин, сели в блокаду и жгли любой корабль, любое воздушное судно, не допуская к своим берегам чужаков. Это не могло предотвратить пандемию, но обеспечило время биологам и медикам для разработки вакцин, а затем и более радикальных мер спасения: жители двух крупнейших островов Ни и Похарас и ряда мелких подверглись генетическому преобразованию, став недоступными недугу. На каждом острове врачи трудились в изоляции, и разработанные методы, как и последствия метаморфозы, были различны; она повлияла на высшую нервную деятельность, репродуктивный аппарат и эндокринную систему. Когда блокаду сняли и началось заселение материка, эти различия в психике, физиологии и темпераменте вскоре проявились с полной очевидностью. Похарас и члены мелких родственных кланов были эмоциональны, религиозны, чувственны и склонны к созерцанию; у ни рациональное начало превалировало, они обладали острым умом, техническим даром и воинственностью. Форма власти у похарас напоминала просвещенную монархию, тогда как ни являлись стойкими приверженцами технократии. Кроме того, любовная связь между партнерами из разных кланов была, как правило, бесплодной.

Тысячелетия сгладили разницу в психике, но кланы в единый народ не слились. Они обитали на единой территории, на континенте и островах Йездана, но вновь заселяемые миры принадлежали только ни или похарас. Их политика была независимой – так, с Землей воевали ни, более крупный и мощный клан. Имелись два органа власти – Ареопаг при императоре похарас и группа лидирующих технократов ни (был еще координирующий центр, нечто наподобие третейского суда); похарас держали миссию на Луне, в Посольских Куполах,^[8] а ни избегали контактов с землянами; похарас были религиозны и верили в божественность Йездана,^[9] тогда как ни являлись атеистами, считавшими Йездана просто древним мудрецом-философом. Словом, различия были, но это не мешало ни, похарас и двум десяткам мелких кланов как-то уживаться на Йездане и в пределах собственного сектора влияния.^[10] Возможно, имелись у них какие-то разногласия, но об этом Тревельян не знал.

Правда, сотрудники ФРИК не изучали кни’лина, как и хапторов, дроми, лльяно, сильмарри, метаморфов, парапримов и другие звездные народы, владевшие техникой перемещения в Лимбе. Заботой Фонда являлись меньшие братья, примитивные дикие расы, прозябающие в невежестве, которых надлежало развивать и приобщать к наукам и искусствам с помощью деликатного воздействия в несколько эстапов.^[11] Что до плешаков с Йездана, то они в развитии не нуждались и относились не к меньшим братьям, а к конкурентам и соперникам. Ряд организаций на Земле и в наиболее продвинутых колониях изучали их культуру и историю, обычаи и языки, занимались их экономикой, техникой и оценкой военного потенциала, но это были не институты ФРИК, а совсем другие ведомства – к примеру, разведка Звездного Флота. Возможно, там знали больше о кни’лина.

Кто же ты, третий генетик?.. – размышлял Тревельян, всматриваясь в улыбчивое широкоскулое лицо. Внезапно вспомнилось ему представление Иутина и то, чего он не сказал: имя, статус, профессия – все было ясно обозначено, а клан опущен. Странный нюанс! При первом знакомстве кни’лина всегда называли клановую принадлежность, что являлось правилом этикета, обязательным и в том случае, когда имя, одеяние и внешность сами собой говорили о клане. Правда, потом Иутин уточнил: я – зинто…

– Станция! – произнес Тревельян.

– Слушаю, ньюри, – отозвался Мозг.

– Кто такие зинто?

Молчание. Оно продлилось пару секунд, но, с учетом скорости обработки данных, искуственный интеллект раздумывал не меньше часа. Затем произнес:

– Информация не может быть выдана, ньюри Тревельян, так как затрагивает внутренние дела расы кни’лина.

– И что с того?

– Согласно договоренностям между Земной Федерацией и Хорадой, подобные сведения не передаются той или другой стороне без санкции правительств. Это относится к любым источникам информации, книгам, фильмам, памятным кристаллам и компьютерам любого уровня.

«Здесь тебе ничего не обломится», – заметил командор, и Тревельян согласно кивнул. Даже примитивный робот не смог бы сообщить запретных данных, а Мозг станции был устройством интеллектуальным, чей уровень наверняка превосходил порог Глика-Чейни.^[12] Попытка нарушить базовые инструкции означала для него самоуничтожение.

– Поищу ответ в литературе, – буркнул Тревельян и снова просмотрел экспедиционный список. Несомненно, специалисты были в нем перечислены по убыванию статуса, от Джеба Ро до Иутина, стоявшего ниже картографа и ботаника. Таким был порядок у плешаков: в каждом замкнутом коллективе существовала строгая иерархия, причем в ее рамках ни создавали собственную группу. У них подчиненность отражалась даже в именах, к которым добавлялось: Первый, Второй, Третий и так далее. В группе СИС Первым был антрополог Лезвие, а Пятым – ботаник Вечерний, но в других обстоятельствах и группах эта нумерация могла измениться. Похарас имели двойные имена, и иерархия в их команде была не столь явной, определявшейся благородством происхождения, заслугами и близостью к лидеру группы. Служители и работники ни и похарас, как и в прочих кланах, носили одно имя; этимология этих имен, как помнилось Тревельяну, восходила к глубокой древности, к эпохе до глобальной катастрофы.

В строгом иерархическом перечне Иутин являлся загадкой. Не похарас или ни и не слуга… Член какого-то малого клана?.. Но почему он его не назвал?

– Загадочный тип, – промолвил Тревельян. – Третий генетик, а изучает мутации туземцев, причем в обеих группах… Вроде бы не по чину!

«Разве?» – полюбопытствовал командор.

– Градиент изменений в данном случае – важнейший фактор. Идут ли мутагенные процессы с равной скоростью в обеих популяциях или одна отстает от другой? Прогрессивны или регрессивны эти перемены? Зависят ли они от ареала обитания, то есть от климата, рельефа местности, богатства охотничьих угодий? Есть ли корреляции с особенностями биоценоза? Тонкие вопросы, дед! Проблемы для первого генетика… ну, в крайнем случае, для второго.

«Первый и второй – обе бабы, – заметил призрачный Советник, – и разум у них не в голове, а между ног».

– Ты не прав. Женщины, они… – начал Тревельян, но тут в центре зала, среди стоек голографических проекторов, вспыхнуло голубое сияние, и безликий голос компьютера-секретаря сообщил:

– Ньюри Первый Лезвие желает связаться с ньюри Тревельяном.

– Разрешаю связь.

Сказав это, Ивар с живостью поднялся с диванчика, одернул камзол и выпятил грудь с вышитыми серебром и золотом наградами. Такие камзолы, как и слишком пышные украшения, на Земле давно уже вышли из моды, но у дипломатов, ведущих дела с кни’лина, они являлись рабочей униформой. В хранилищах Фонда тоже был целый кни’линский гардероб – на случай совместных экспедиций.

Голубой туман исчез, уступив место рослой фигуре субкоординатора в кафтане утреннего цвета, с золотыми спиральными браслетами на предплечьях и роскошными наколенниками. Он оказался точно таким, как в голографии: высоколобый крупный череп, пронзительные серые глаза, сурово стиснутые губы. Хоть он явился в парадных одеждах, но всем своим видом показывал, что удовольствия от встречи с землянином не испытывает.

Тревельян согнул колени.

– Утренней радости тебе, достойный! Я Ивар Тревельян, социоксенолог и разведчик-наблюдатель Фонда Развития Инопланетных Культур, Земля. Кавалер Почетной Медали, Венка Отваги и Обруча Славы, специалист по гуманоидным сообществам. До появления наших исследователей я представляю здесь Фонд. Моя позиция среди его лидеров – в первой сотне.