СОН Наскучило уже, да и некстати о знаменитом друге рассуждать. Не проще ль в деревенской благодати бесхитростно писать слова в тетрадь
      при бабочках и при окне открытом, пока темно и дети спать легли... О чем, бишь? Да о друге знаменитом, Свирепей дружбы в мире нет любви.
      Весь вечер спор, а вам еще не вдоволь, и все о нем и все в укор ему. Любовь моя - вот мой туманный довод. Я не учена вашему уму.
      Когда б досель была я молодая, все б спорила до расцветанья щек. А слава что? Она - молва худая, но это тем, кто славен, не упрек.
      О грешной славе рассуждайте сами, а я ленюсь, я молча посижу. Но, чтоб вовек не согласиться с вами, что сделать мне? Я сон вам расскажу.
      Зачем он был так грозно вероятен? Тому назад лет пять уже иль шесть приснилось мне, что входит мой приятель и говорит: - Страшись. Дурная весть.
      - О нем? - О нем.- И дик и слабоумен стал разум. Сердце прервалось во мне. Вошедший строго возвестил: - Он умер. А ты держись. Иди к его жене.
      Глаза жены серебряного цвета: зрачок ума и сумрак голубой. Во славу знаменитого поэта мой смертный крик вознесся над землей.
      Домашние сбежались. Ночь крепчала. Мелькнул сквозняк и погубил свечу. Мой сон прошел, а я еще кричала. Проходит жизнь, а я еще кричу.
      О, путь моим необратимым прахом приснюсь себе иль стану наяву не дай мне бог моих друзей оплакать! Все остальное я переживу.
      Что мне до тех, кто правы и сердиты? Он жив - и только. Нет за ним вины. Я воспою его. А вы судите. Вам по ночам другие снятся сны. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
      * * * В тот месяц май, в тот месяц мой во мне была такая лёгкость и, расстилаясь над землей, влекла меня погоды лётность.
      Я так щедра была, щедра в счастливом предвкушенье пенья, и с легкомыслием щегла я окунала в воздух перья.
      Но, слава Богу, стал мой взор и проницательней, и строже, и каждый вздох и каждый взлет обходится мне всё дороже.
      И я причастна к тайнам дня. Открыты мне его явленья. Вокруг оглядываюсь я с усмешкой старого еврея.
      Я вижу, как грачи галдят, над черным снегом нависая, как скушно женщины глядят, склонившиеся над вязаньем.
      И где-то, в дудочку дудя, не соблюдая клумб и грядок, чужое бегает дитя и нарушает их порядок. 1959 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      ТВОЙ ДОМ Твой дом, не ведая беды, меня встречал и в щеку чмокал. Как будто рыба из воды, сервиз выглядывал из стекол.
      И пес выскакивал ко мне, как галка маленький, орущий, и в беззащитном всеоружьи торчали кактусы в окне.
      От неурядиц всей земли я шла озябшим делегатом, и дом смотрел в глаза мои и добрым был и деликатным.
      На голову мою стыда он не навлек, себя не выдал. Дом клялся мн 1000 е, что никогда он этой женщины не видел.
      Он говорил: - Я пуст, Я пуст.Я говорила: - Где-то, где-то...Он говорил: - И пусть. И пусть. Входи и позабудь про это.
      О, как боялась я сперва платка или иной приметы, но дом твердил свои слова, перетасовывал предметы.
      Он заметал ее следы. О, как он притворился ловко, что здесь не падало слезы, не облокачивалось локтя.
      Как будто тщательный прибой смыл все: и туфель отпечатки, и тот пустующий прибор, и пуговицу от перчатки.
      Все сговорились: пес забыл, с кем он играл, и гвоздик малый не ведал, кто его забил, и мне давал ответ туманный.
      Так были зеркала пусты, как будто выпал снег и стаял. Припомнить не могли цветы, кто их в стакан граненый ставил...
      О дом чужой! О милый дом! Прощай! Прошу тебя о малом: не будь так добр. Не будь так добр. Не утешай меня обманом. 1959 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      * * * Смеясь, ликуя и бунтуя, в своей безвыходной тоске, в Махинджаури, под Батуми, она стояла на песке.
      Она была такая гордая вообразив себя рекой, она входила в море голая и море трогала рукой.
      Освободясь от ситцев лишних, так шла и шла наискосок. Она расстегивала лифчик, чтоб сбросить лифчик на песок.
      И вид ее предплечья смутного дразнил и душу бередил. Там белое пошло по смуглому, где раньше ситец проходил.
      Она смеялася от радости, в воде ладонями плеща, и перекатывались радуги от головы и до плеча. 1957 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      АВГУСТ Так щедро август звёзды расточал. Он так бездумно приступал к владенью, и обращались лица ростовчан и всех южан - навстречу их паденью.
      Я добрую благодарю судьбу. Так падали мне на плечи созвездья, как падают в заброшенном саду сирени неопрятные соцветья.
      Подолгу наблюдали мы закат, соседей наших клавиши сердили, к старинному роялю музыкант склонял свои печальные седины.
      Мы были звуки музыки одной. О, можно было инструмент расстроить, но твоего созвучия со мной нельзя было нарушить и расторгнуть.
      В ту осень так горели маяки, так недалёко звёзды пролегали, бульварами шагали моряки, и девушки в косынках пробегали.
      Всё то же там паденье звёзд и зной, всё так же побережье неизменно. Лишь выпали из музыки одной две ноты, взятые одновременно. 1958 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      МАЗУРКА ШОПЕНА Какая участь нас постигла, как повезло нам в этот час, когда бегущая пластинка одна лишь разделяла нас!
      Сначала тоненько шипела, как уж, изъятый из камней, но очертания Шопена приобретала всё слышней.
      И забирала круче, круче, и обещала: быть беде, и расходились эти круги, как будто круги по воде.
      И тоненькая, как мензурка внутри с водицей голубой, стояла девочка-мазурка, покачивая головой.
      Как эта, с бедными плечами, по-польски личиком бела, разведала мои печали и на себя их приняла?
      Она протягивала руки и исчезала вдалеке, сосредоточив эти звуки в иглой исчерченном кружке. 1958 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      НЕЖНОСТЬ Так ощутима эта нежность, вещественных полна примет. И нежность обретает внешность и воплощается в предмет.
      Старинной вазою зеленой вдруг станет на краю стола, и ты склонишься удивленный над чистым омутом стекла.
      Встревожится квартира ваша, и будут все поражены. - Откуда появилась ваза?ты строго спросишь у жены.
      И антиквар какую плату спросил?О, не кори жену то просто я смеюсь и плачу и в отдалении живу.
      И слезы мои так стеклянны, так их паденья тяжелы, они звенят, как бы стаканы, разбитые средь тишины.
      За то, что мне тебя 1000 не видно, а видно - так на полчаса, я безобидно и невинно свершаю эти чудеса.
      Вдруг облаком тебя покроет, как в горних высях повелось. Ты закричишь: - Мне нет покою! Откуда облако взялось?
      Но суеверно, как крестьянин, не бойся, "чур" не говори то нежности моей кристаллы осели на плечи твои.
      Я так немудрено и нежно наколдовала в стороне, и вот образовалось нечто, напоминая обо мне.
      Но по привычке добрых бестий, опять играя в эту власть, я сохраню тебя от бедствий и тем себя утешу всласть.
      Прощай! И занимайся делом! Забудется игра моя. Но сказки твоим малым детям останутся после меня. 1959 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      ИГРЫ И ШАЛОСТИ Мне кажется, со мной играет кто-то. Мне кажется, я догадалась - кто, когда опять усмешливо и тонко мороз и солнце глянули в окно.
      Что мы добавим к солнцу и морозу? Не то, не то! Не блеск, не лёд над ним. Я жду! Отдай обещанную розу! И роза дня летит к ногам моим.
      Во всём ловлю таинственные знаки, то след примечу, то заслышу речь. А вот и лошадь запрягают в санки. Коль ты велел - как можно не запречь?
      Верней - коня. Он масти дня и снега. Не всё ль равно! Ты знаешь сам, когда: в чудесный день!- для усиленья бега ту, что впрягли, ты обратил в коня.
      Влетаем в синеву и полыханье. Перед лицом - мах мощной седины. Но где же ты, что вот - твое дыханье? В какой союз мы тайный сведены?
      Как ты учил - так и темнеет зелень. Как ты жалел - так и поют в избе. Весь этот день, твоим родным издельем, хоть отдан мне,- принадлежит Тебе.
      А ночью - под угрюмо-голубою, под собственной твоей полулуной как я глупа, что плачу над тобою, настолько сущим, чтоб шалить со мной. 1 марта 1981, Таруса Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      ВЗОЙТИ НА СЦЕНУ Пришла и говорю: как нынешнему снегу легко лететь с небес в угоду февралю, так мне в угоду вам легко взойти на сцену. Не верьте мне, когда я это говорю.
      О, мне не привыкать, мне не впервой, не внове взять в кожу, как ожог, вниманье ваших глаз. Мой голос, словно снег, вам упадает в ноги, и он умрет, как снег, и превратится в грязь.
      Неможется! Нет сил! Я отвергаю участь явиться на помост с больничной простыни. Какой мороз во лбу! Какой в лопатках ужас! О, кто-нибудь, приди и время растяни!
      По грани роковой, по острию каната плясунья, так пляши, пока не сорвалась. Я знаю, что умру, но я очнусь, как надо. Так было всякий раз. Так будет в этот раз.
      Исчерпана до дна пытливыми глазами, на сведенье ушей я трачу жизнь свою. Но тот, кто мной любим, всегда спокоен в зале. Себя не сохраню, его не посрамлю.
      Когда же я очнусь от суетного риска неведомо зачем сводить себя на нет, но скажет кто-нибудь: она была артистка, и скажет кто-нибудь: она была поэт.
      Измучена гортань кровотеченьем речи, но весел мой прыжок из темноты кулис. В одно лицо людей, всё явственней и резче, сливаются черты прекрасных ваших лиц.
      Я обращу в поклон нерасторопность жеста. Нисколько мне не жаль ни слов, ни мук моих. Достанет ли их вам для малого блаженства? Не навсегда прошу - но лишь на миг, на миг. 1973 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      * * * Дождь в лицо и ключицы, и над мачтами гром. Ты со мной приключился, словно шторм с кораблем.
      То ли будет, другое... Я и знать не хочу разобьюсь ли о горе, или в счастье влечу.
      Мне и страшно, и весело, как тому кораблю...
      Не жалею, что встретила. Не боюсь, что люблю. 1955 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      НЕВЕСТА Хочу я быть невестой, красивой, завитой, под белою навесной за 1000 стенчивой фатой.
      Чтоб вздрагивали руки в колечках ледяных, чтобы сходились рюмки во здравье молодых.
      Чтоб каждый мне поддакивал, пророчил сыновей, чтобы друзья с подарками стеснялись у дверей.
      Сорочки в целлофане, тарелки, кружева... Чтоб в щёку целовали, пока я не жена.
      Платье мое белое заплакано вином, счастливая и бедная сижу я за столом.
      Страшно и заманчиво то, что впереди. Плачет моя мамочка,мама, погоди.
      ... Наряд мой боярский скинут на кровать. Мне хорошо бояться тебя поцеловать.
      Громко стулья ставятся рядом, за стеной... Что-то дальше станется с тобою и со мной?.. 1956 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      ЦВЕТЫ Цветы росли в оранжерее. Их охраняли потолки. Их корни сытые жирели и были лепестки тонки.
      Им подсыпали горький калий и множество других солей, чтоб глаз анютин желто-карий смотрел круглей и веселей.
      Цветы росли в оранжерее. Им дали света и земли не потому, что их жалели или надолго берегли.
      Их дарят празднично на память, но мне - мне страшно их судьбы, ведь никогда им так не пахнуть, как это делают сады.
      Им на губах не оставаться, им не раскачивать шмеля, им никогда не догадаться, что значит мокрая земля. 1956 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      * * * О, еще с тобой случится всё - и молодость твоя. Когда спросишь: "Кто стучится?" Я отвечу: "Это я!"
      Это я! Ах, поскорее выслушай и отвори. Стихнули и постарели плечи бедные твои.
      Я нашла тебе собрата листик с веточки одной. Как же ты стареть собрался, не советуясь со мной!
      Ах, да вовсе не за этим я пришла сюда одна. Это я - ты не заметил. Это я, а не она.
      Над примятою постелью, в сумраке и тишине, я оранжевой пастелью рисовала на стене.
      Рисовала сад с травою, человечка с головой, чтобы ты спросил с тревогой: "Это кто еще такой?"
      Я отвечу тебе строго: "Это я, не спорь со мной. Это я - смешной и стройный человечек с головой".
      Поиграем в эту шалость и расплачемся над ней. Позабудем мою жалость, жалость к старости твоей.
      Чтоб ты слушал и смирялся, становился молодой, чтобы плакал и смеялся человечек с головой. 1957 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      СНЕГУРОЧКА Что так Снегурочку тянуло к тому высокому огню? Уж лучше б в речке утонула, попала под ноги коню.
      Но голубым своим подолом вспорхнула - ноженьки видны и нет ее. Она подобна глотку оттаявшей воды.
      Как чисто с воздухом смешалась, и кончилась ее пора. Играть с огнем - вот наша шалость вот наша древняя игра.
      Нас цвет оранжевый так тянет, так нам проходу не дает. Ему поддавшись, тело тает и телом быть перестает.
      Но пуще мы огонь раскурим и вовлечем его в игру, и снова мы собой рискуем и доверяемся костру.
      Вот наш удел еще невидим, в дыму еще неразличим. То ль из него живыми выйдем, то ль навсегда сольемся с ним. 1958 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      * * * Живут на улице Песчаной два человека дорогих. Я не о них.
      Я о печальной неведомой собаке их.
      Эта японская порода ей так расставила зрачки, что даже страшно у порога как их раздумья глубоки.
      То добрый пес. Но, замирая и победительно сопя, надменным взглядом самурая он сможет защитить себя.
      Однажды просто так, без дела одна пришла я в этот дом, и на диване я сидела, и говорила я с трудом.
      Уставив глаз свой самоцветный, всё различавший в тишине, пёс умудренный семилетний сидел и думал обо мне.
      И голова его мигала. Он горестный был и седой, как бы поверженный микадо, усталый и немолодой.
      Зовется Тошкой пёс. Ах, Тошка, ты понимаешь всё. Ответь, что так мне 492 совестно и тошно сидеть и на тебя глядеть?
      Всё тонкий нюх твой различает, угадывает наперед. Скажи мне, что нас разлучает и всё ж расстаться не дает? 1958 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
      * * * Опять в природе перемена, окраска зелени груба, и высится высокомерно фигура белого гриба.
      И этот сад собой являет все небеса и все леса, и выбор мой благословляет лишь три любимые лица.
      При свете лампы умирает слепое тело мотылька и пальцы золотом марает, и этим брезгает рука.
      Ах, Господи, как в это лето покой в душе моей велик. Так радуге избыток цвета желать иного не велит.
      Так завершенная окружность сама в себе заключена и лишнего штриха ненужность ей незавидна и смешна. 1959 Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.