К пещерам они добрались на рассвете. Балдоус с носилок внимательно оглядывал окрестности, пытаясь всё запомнить. «Вот оно где — змеиное гнездо!» — взвинчивал он себя. Медвежата опустили его на землю у входа в одну из пещер и умчались, кувыркаясь и издавая радостные клики.
«И вас, детки, скоро укомплектуем!» — посулил им вслед Балдоус.
Глен чуть в стороне манипулировал с каким-то странным блестящим предметом. Внезапно в уши Балдоусу проник властный, глуховатый голос, и он сразу понял, кто его позвал.
— Приветствую тебя, раненый друг! Ты хотел что-то рассказать. Слушаю тебя.
Балдоус приподнялся на локтях и незаметно проверил: на месте ли трубочка.
— Я могу открыть тайну лишь с глазу на глаз, о дремлющий старец!
— Почему ты уверен, что я тот, кто тебе нужен?
— Я догадался.
— Назови своё имя.
— Я шепну его тебе на ухо, о старец!
— Это тоже тайна?
Балдоус замялся.
— Узнав, ты сам решишь.
Наступила тишина. «Сейчас меня вздрючат!» — Балдоус затрепетал. Глен не сводил с него сочувственного взгляда.
— Почему старец замолчал? Я что-нибудь не так сказал?
— Что значит не так? Ты солгал?
— Никогда в жизни! — возмутился Балдоус, надеясь, что старец его слышит. — Я самый правдивый на свете. Я даже не понимаю этого слова.
Прогремел гулкий смех, от которого у Балдоуса кровь заледенела в жилах. Прямо перед ним высветился узкий проход в пещеру.
— Хватит у тебя сил войти, правдивый путник? — спросил голос.
— Постараюсь, о старец! — С помощью Глена Балдоус, кряхтя, поднялся и заковылял к пещере.
Он очутился в огромном помещении, где в стене светилась ещё одна маленькая дверь. Глен первый шагнул в неё. Балдоус — за ним. Это была та самая комната — склеп, в которой старец принимал Толю. На каменном ложе, укрытый звериными шкурами, возлежал хозяин пещеры.
— Здравствуй, советник Балдоус! — насмешливо окликнул его старец. — Вот ты и проник в стан врага. Мы ведь с тобой враги, не так ли?
— Я не Балдоус! — сказал Балдоус.
— А кто же ты? Уж не несчастный ли, обездоленный Жек? Или даже земляной человечек?
Момент для нападения был удобный. Глен присел в углу на скамеечку. Достать трубочку, подскочить к старцу и поразить его — всё это займёт секунды. Но Балдоус не мог даже пошевелиться. Взгляд старца парализовал его. Руки повисли как плети. Он лихорадочно подыскивал слова. Надо что-то правдоподобное соврать, чтобы старец отвёл свинцовый взгляд.
— Конечно, я не земляной человечек. И не Жек. Но и не тот, за кого ты меня принимаешь, светлейший. Если я и был когда-то советником Балдоусом, то теперь я просто-напросто недобитая жертва свирепого Бена Аморали. Я жажду отмщения и поэтому открою тебе роковую тайну!
Старец поморщился.
— Мне не нужны твои подленькие тайны, Балдоус. Лучше достань то, что ты прячешь под рубашкой, и отдай Глену!
Балдоус послушно вынул трубочку и передал мальчику.
— Осторожнее, малыш! — предостерёг старец. — Эта игрушка стреляет. Бедный Балдоус! Неужели ты и впрямь полагаешь, что убить меня так легко? Жестокость помутила твой разум, коли ты согласился выполнить это поручение.
— Мне приказали. Я не хотел! — прошамкал Балдоус. Коленки его постукивали одна о другую, как две деревяшки.
— На твоей совести, Балдоус, реки вины. Ты у Аморали не просто советник, ты его палач. Как ты думаешь, Глен, какого наказания он заслуживает?
Мальчик смотрел на Балдоуса с отвращением.
— Пусть скажет, что они хотят сделать с Толей?
Балдоус открыл было рот, но старец остановил его:
— Зачем нам слушать эту злобную жабу, малыш! Правду он способен сказать только по недоразумению. Всё, к чему прикасаются подобные ему, дурно пахнет. Не надо нам ничего от тебя, Балдоус!
— Я могу принести пользу! — завопил советник.
— Какую?
— У Аморали не было от меня секретов.
— Чтобы спасти свою шкуру, ты, разумеется, предашь его?
— Он первый предал меня, отослав в пустыню.
— У тебя есть что-нибудь такое, Балдоус, что тебе дорого?
— Только моя жизнь! — чистосердечно ответил Балдоус. Ему вдруг надоело изворачиваться.
— Твой ответ хорош, — задумчиво сказал старец. — За него я отпущу тебя обратно в город. Я тебе не судья. Придёт срок, тебя осудят другие.
— В город? К Аморали? — переспросил Балдоус.
— Куда же ещё?
С Балдоусом случился припадок. Он с рёвом царапал ногтями своё лицо. Потом Балдоус успокоился и сказал:
— Убей меня, о старец! Я прожил подлую жизнь — это правда. Убей меня сам или поручи кому-нибудь. Умоляю тебя! Убей, но не отсылай к Аморали. Ты представить не можешь, что сделает со мной Кувалдыч. Меня тысячу раз вздрючат и десять тысяч раз кокнут. Я не прошу жалости, я прошу смерти!
Балдоус в отчаянии уткнулся лбом в землю и в этой позе застыл. Глен его пожалел:
— Пусть он приглядывает за нашими коровами, отец!
Старец погладил Глена по волосам.
— Дорогой мальчик, ты заступаешься за негодяя, это говорит о твоей доброте, но не об уме. Увы, юность не ведает, что сегодняшний раскаивающийся враг завтра ещё больше озлобится… И всё-таки я выполню твою просьбу. Милосердие превыше возмездия, оно превыше самой справедливости… Балдоус, ты отправишься пасти слунгов. Отныне твоё будущее опять в твоих руках!
— Ты не раскаешься в этом, о мудрый старец!
— Я уже раскаиваюсь, но не мне ожесточать детское сердце. Постарайся, чтобы следующая встреча, если она случится, окончилась столь же мирно. Выбрось из головы зловещие планы. Как знать, а вдруг в твоей чёрной душе на склоне лет забрезжит луч добра… Ступай прочь!
Балдоус попятился к выходу, подобострастно кланяясь.
Старец задумался надолго. Глен не шевелился, боясь помешать ему. Наконец тот поднял на мальчика затуманенные глаза.
— Завтра решающий день, малыш! О да! Прольётся кровь, и скорбь распахнёт серые крылья над миром… Через час — совет думающих. Ты придёшь на него, Глен. Никак не могу понять, откуда здесь сквозняк…
13. Поединок
В этой стране редко случались солнечные дни. Погода почти всегда была пасмурной и вполне соответствовала скучной и бедной жизни. Но в утро поединка небо и земля озарились солнечным светом, прекрасным, внушающим надежды. Узников вывели из подземелья и доставили к телеге, на которой была укреплена большая деревянная клетка. В телегу запряжены трое рослых Жеков.
— Повезут как зверей! — буркнул Толя.
Варвара Петровна, казалось, вообще ни на что не реагировала, а Софе клетка понравилась. Она захлопала в ладоши:
— Ой, как интересно! Я летала на межгалактических лайнерах, опускалась на дно океана в супербатискафах, но и мечтать не могла, что удастся прокатиться в телеге, запряжённой такими симпатичными лошадками… Толя, чем ты недоволен? Давай веселиться!
Софа хотела помочь ему, отвлечь от предстоящего поединка, и он преисполнился к ней глубокой благодарностью. Софа — верный, бесстрашный друг, хоть и девчонка. Он ей улыбнулся:
— Приезжай ко мне на Землю, покатаемся на трамвае.
— Обязательно! — пообещала Софа.
Они стояли в клетке, держась за перекладины, на каждой колдобине их швыряло друг к другу. Ехали долго и почти всю дорогу молчали. Только однажды Варвара Петровна строго сказала:
— Никак не могу допустить это издевательство над несовершеннолетним подростком. Не имею морального права.
Их привезли туда, где между городской стеной и окраинными домишками простиралось широкое поле. По всему полю тесно расположились тысячи горожан, и гул голосов напоминал печальный шум прибоя. Зрителей со всех сторон поджимали отряды вооружённых Жеков. Посредине огорожена небольшая, метров пятнадцать, квадратная площадка.
Рядом с площадкой — высокий деревянный помост с расставленными по нему плетёными креслами, вероятно, места для почётных гостей. Возле помоста Жеки сгрузили клетку с узниками. Началось тоскливое ожидание. Варвара Петровна всё порывалась выразить кому-то официальный протест, Софа её ласково успокаивала. Шум над полем всё усиливался и теперь стал похож на многоголосый плач. Несчастные обитатели города, согнанные в кучу, мучились и от страха, и от духоты. Они не знали, что их ждёт, но на хорошее не надеялись. Жеки резвились, со смехом швыряя в толпу комки глины.
Внезапно все звуки перекрыл протяжный, резкий свист. Жеки, сколько их ни было, выпрямились и застыли по стойке «смирно». В унисон со свистом глухо, угрожающе запела труба. Под эту заунывную мелодию из переулка выдвинулась сверкающая золотом колесница. На ней в окружении свиты восседал закутанный в яркие одежды Бен Аморали. Его свита представляла собой самое пёстрое общество, какое можно вообразить. Тут были существа, похожие на людей, но многие имели по три руки или по две головы — одна большая, другая как бы её уменьшенная копия. Эти люди-нелюди пялили во все стороны выпуклые глазищи и повизгивали от восторга. Теснились на колеснице и ни с чем не сообразные твари. Толю поразил великан с утиной головой и со стеклянным туловищем-аквариумом. Великан крякал по-утиному, а внутри его прозрачного живота спокойно плавали и щипали водоросли рыбки. Рядом с Беном Аморали стоял мрачный, насупленный генерал Кувалдыч, их обоих обмахивала веером мускулистая коричневая рука, рука и больше ничего — ни головы, ни тела, ни ног. Окинув взглядом весь этот зловещий сброд на колеснице, Варвара Петровна охнула и опустилась на пол клетки. Лишь Софа ни капельки не удивилась.
— Это жители разных планет, — пояснила она. — Только непонятно, каким образом они собрались все вместе. Но теперь-то ясно, что власть в этой стране захватили преступные беглецы из иных миров… Куда смотрит межгалактическая служба безопасности! Видно, проморгали.
— Что-то не видно никакого Того, — заметил Толя. — Или, может, это вон тот, с аквариумом вместо туловища? Хорошо бы! Я в два счёта перебью его стекляшки.
Софа сказала с упрёком:
— Я не осуждаю тебя, Толя, ты нервничаешь, но нельзя же быть таким вульгарным.
— Он и на уроках иногда забывается! — поддержала её Варвара Петровна.
Толя извинился за неудачную шутку. Про себя подумал: «О женщины! Для них главное — благопристойность. Но возможно, они и правы!»
Колесница подкатила к помосту, и Бен Аморали, а за ним и свита переместились в удобные плетёные кресла. Отряд самых мощных Жеков тут же занял вокруг оборонительную позицию. Бен Аморали поднял рупор и не мешкая обратился к народу с речью. Каждое слово его, усиленное динамиком, было слышно отчётливо. Мёртвая воцарилась на поле тишина.
— Сегодня у нас праздник! — сказал Аморали. — И будет много развлечений. К нам в гости пожаловал бесстрашный юноша с Земли и его друзья. Этот юноша обладает лютым нравом: не успели мы оглянуться, как он уже вызвал на поединок Того!
При этом сообщении большинство Жеков попадало на колени, а горожане в панике завыли. Аморали терпеливо переждал шум.
— Пришлось, как видите, упрятать мальчугана в клетку, а то бы он разнёс в щепки весь город… Силища-то у него дьявольская… Должен сообщить, дорогие сограждане, что Тот с неохотой принял вызов, ибо опасается, что задира с Земли владеет тайным, неизвестным нам оружием. Мы с трудом уговорили Его постоять за честь и независимость нашей родины… Горе нам, если Тот погибнет в неравном бою! Горе нам! — Аморали воздел руки к небу и зарыдал.
За ним зарыдала свита, а за свитой Жеки. Горожане приникли к земле, как трава подкошенная. Они тщетно закрывали уши ладонями, и это было жалкое зрелище.
— Паяц! — брезгливо бросил Толя. — Гнусный узурпатор!
— Боже мой! — воскликнула Варвара Петровна. — Не верится, что это происходит наяву.
— О мой неутешный, счастливый народ! — трагически изрёк в рупор Аморали. — Ради твоего благоденствия я ещё раз попытаюсь отговорить великого гостя от безумной затеи. А вдруг он смилостивится и уступит нашим мольбам. — Аморали подал знак — двое Жеков открыли клетку.
Варвара Петровна и Софа рванулись за Толей, но Жеки их отпихнули. Толя по шаткой лестнице поднялся на помост. Вблизи он разглядел, что рыбки, плавающие в стеклянном брюхе великана, были золотыми и синими, а рука, обмахивающая веером Бена Аморали, цеплялась за помост тоненькими щупальцами-присосками. Всё это почему-то было очень противно.
— Ну что, мальчуган? — благожелательно спросил Аморали. — Ты готов к поединку? Ты не передумал? Что-то ты какой-то побледневший, какой-то вроде исхудавший?
— Не пора ли кончать комедию?
— Значит, ты готов?
— Скажите, что будет с Варварой Петровной и Софой, если… я погибну?
— Неужели кто-то может одолеть такого славного, такого храброго мальчугана?
— Я должен быть уверенным, что с ними ничего не случится. Иначе поединок отменяется. А ведь он вам для чего-то очень нужен.
— Ну, ну, мальчуган, не зарывайся… Впрочем, довольно ли тебе будет честного слова генерала Кувалдыча, самого прямодушного воина в нашем государстве?
Толя повернулся к Кувалдычу и встретил взгляд, полный первобытной злобы.
— Вы гарантируете безопасность моих друзей?
— Чего такое?! — прорычал Кувалдыч. — Счас как врежу!
— Вот видите! — Толя вопросительно посмотрел на Аморали.
— Да, что-то генерал нынче не в настроении, — огорчился вождь. — Уж ты его прости, мальчуган. У него столько забот, поневоле станешь раздражительным. Ну да ладно, насчёт девчонки мы поговорим попозже, а что касается учителки… Приступайте, генерал!
Кувалдыч спустился с помоста, что-то начал растолковывать Жекам. Бен Аморали поднёс к губам рупор:
— О, дорогие сограждане! Юного героя не унять никакими обещаниями и просьбами. Единственное, на что он согласился, — это отсрочить поединок на часок. Он говорит, что женщина, прибывшая с ним и, как он, ненавидящая наши святыни, известная на Земле чемпионка спорта и борьбы. Она хочет помериться силами с нашими добродушными Жеками, при этом обещает их не калечить. Не знаю, можно ли ей верить, но я вынужден уступить… Ой-ой-ой!
Толя, уразумевший, какую пакость задумал Аморали, попытался вырвать у него рупор, но его тут же схватили за руки двое охранников.
Толя, стиснув зубы, наблюдал, как Жеки открыли клетку и вытолкнули из неё Варвару Петровну.
— Я протестую! — звонко крикнула учительница. — Вы слышите, негодяи! Это насилие над личностью!
— Жалко, нет Балдоуса, — сказал Бен Аморали генералу. — Вот бы порадовался старик.
Варвару Петровну вывели на середину площадки. Она растерянно оглядывалась, не понимая, что происходит. Платье её было порвано, на плече — синяк. Толя крикнул что было мочи:
— Расколдуйте их, Варвара Петровна! Расколдуйте!
Учительница его услышала, но не поняла, кого надо расколдовывать. И тут же трое резвых Жеков с разных сторон выскочили на площадку. Пританцовывая, они кружили вокруг учительницы, приседали, кувыркались, разминали мышцы, вопили всякую несуразицу и с каждым кругом оказывались всё ближе.
— Укокошить, укокошить, укокошить! — весело верещал один.
— Вздрючить, вздрючить, тра-та-та! — подхватывал второй.
— В порошок, в порошок, в порошок! — злорадствовал третий.
Намерения их были яснее ясного. Учительница посмотрела на Толю и сделала успокаивающий знак. От её растерянности не осталось и следа. Движения её стали плавными. Она что-то говорила, обращаясь к Жекам, но до помоста не долетало ни слова. Жеки замедлили воинственный танец и вытягивали шеи, прислушиваясь к ней. Точнее, двое прислушивались, а третий сел на землю и будто задремал. Дальше началось такое, что трудно описать. Один из Жеков с умильной гримасой подставил Варваре Петровне мохнатую башку, и она почесала его за ухом. Второй сорвал цветочек и с поклоном ей преподнёс. Учительница подхватила обоих под руки и завела с ними весёлый хоровод. Варвара Петровна запевала, а Жеки дружно подтягивали: «В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла!..»
Бен Аморали протёр глаза кулаками.
Кувалдыч с натугой чихнул. Из клетки донёсся счастливый смех Софы. Толпа вздохнула единым вздохом, поднявшимся до неба. Кувалдыч продолжал чихать и кашлять так неудержимо, что, казалось, сию секунду взорвётся. Бен Аморали всё же сохранил самообладание.
— А ну замри! — бросил он Кувалдычу, и у того вмиг прекратились и икота, и кашель, и чихание. Аморали повернулся к Толе: — Объясни мне, как она это сделала, мальчуган, и вы свободны. Никаких поединков! Обещаю всем возвращение на Землю или куда пожелаете. Слово великого Аморали!
Толя презрительно скривил губы.
— Ах так! Молчишь? Что ж, сейчас я тебя вразумлю. Моё терпение лопнуло… Кувалдыч! Вперёд!
Кувалдыч, минуя лестницу, рванулся к площадке, где учительница водила с Жеками хоровод, как бык, увидевший красную тряпку. Однако ему не удалось добежать каких-нибудь пяти метров. Жек, сидевший в позе спящего, такую ловкую подставил ему подножку, что Кувалдыч несколько раз перевернулся в воздухе и шмякнулся на землю с таким звуком, с каким лопается деревянная бочка. Жек, а это был не кто иной, как Кудрявый Лист, почтительно попросил Варвару Петровну:
— Продолжайте, пожалуйста! Мне нравится, как вы поёте: «Зимой и летом стройная, зелёная была!»
Бен Аморали приказал охранникам:
— Женщину в клетку. Вызывайте Того. Пора!
С десяток Жеков ринулись на площадку. Учительницу снова заперли в клетку. Она в азарте потребовала:
— Отпустите Толю Горюхина. Я сама выйду на поединок с кем угодно.
Бен Аморали не торопился продолжать спектакль. Он задумчиво пощипывал свою куцую бородку.
— Кувалдыч жив? — спросил он у Жека, исполняющего обязанности санитара.
— Вроде дышит! — ответил санитар. — И в голове у него что-то тикает.
Бен Аморали достал из металлической коробочки ампулу с лекарством и шприц. Но Жек-санитар не умел делать уколы, он видел шприц впервые.
— Сделаешь укол? — обратился Аморали к мальчику.
— У Софы получится лучше.
— Откуда ты знаешь?
— Она всё умеет.
Привели Софу. Девочка подмигнула Толе и показала язык Бену Аморали. Тот вежливо попросил её помочь генералу Кувалдычу.
— Шприц надо прокипятить.
— Сойдёт и так.
Девочка впрыснула Кувалдычу лекарство, и через минуту он чихнул и сел, безумно озираясь. Аморали окликнул его сверху и поманил к себе. Кувалдыч послушно полез по лестнице, выделывая при этом балетные па. Смех, возникший в центре толпы, вскоре охватил всех. На огромном пространстве не осталось никого, кто бы не смеялся над ужимками вконец ополоумевшего Кувалдыча. Аморали, подёргав бородку, задумчиво произнёс:
— Над тобой смеются, генерал. Значит, больше не боятся. Ты потерял авторитет.
— Дозволь, о великий! — затравленно попросил Кувалдыч.
— Что тебе дозволить?
— Чего-нибудь! Хотя бы это самое… того этого!
— Да-а! — грустно протянул Аморали. — Напрасно я избавился от Балдоуса. Он бы ещё пригодился. Скройся с глаз, генерал! Противно на тебя смотреть. — Кувалдыч спрятался за спинами свиты, а Аморали сказал Горюхину: — Ты, наверное, полагаешь, что уже победил, мальчуган? Увы, тебя ждёт разочарование. Кувалдыч не более чем марионетка. Моя сила не в нём и не в Жеках. Если бы я пожелал, то в мгновение ока превратил бы этот город в пепел… Я в последний раз обращаюсь к твоему благоразумию. Признаюсь, моё самолюбие учёного задето, и мне важно знать, каким образом эта женщина укротила Жеков. За это знание я дарю вам всем жизнь и свободу. Или такая цена тебя не устраивает?
— Цена хорошая! — согласился Толя. — Но свободу не получают в обмен на что-то. Её завоёвывают.
Ничего не ответил Аморали. Хлопнул в ладоши, и над полем, над городом вторично поплыл заунывный звук трубы. Толя понял: наступил его час. Он проследил за взглядом Аморали и увидел, как из переулка выкатились огромные, каждый размером с добрый автобус, светящиеся шары. Шары докатились до площадки и расположились вдоль штакетника. Голубоватое свечение шаров, перемешавшись с солнечным светом, раскинуло по полю множество причудливых радуг.
— Тебя ждут, мальчуган! — усмехнулся Бен Аморали.
— Как, разве эти шары?.. — Толя уже догадался: да, эти светящиеся шары и есть его противник, он намного грознее, чем можно было предположить.
— Протестую! — раздался из клетки пронзительный крик Варвары Петровны.
Свита Аморали, Жеки, толпа горожан — все, казалось, уменьшились в размерах при появлении дьявольских шаров. Толя спустился с помоста и подошёл к клетке. Его никто не остановил. Софа смотрела на него ласково и печально. Варвара Петровна плакала навзрыд.
— Перестаньте, Варвара Петровна, — попросил Толя Горюхин. — Когда вернётесь на Землю, поцелуйте за меня маму и папу!
Учительница тряхнула перекладины клетки с такой силой, что одна сломалась.
— Прощайте! — сказал Толя. — Мне жалко уходить от вас, друзья!
Он твёрдым шагом пересёк площадь, остановился и ждал, скрестив руки на груди. Из ряда шаров выкатился один, приблизился к Толе и несколько раз его объехал. Было такое впечатление, что он Толю с любопытством разглядывает. Толя в нетерпении сдвинулся с места, тут же от поверхности шара отлетел тонкий, как игла, луч, и трава у его ног задымилась. В мёртвой тишине дико взорвался хриплый смех Аморали:
— Пощади Того, мальчуган! Не торопись причинить нам непоправимое горе.
Толя вглядывался до рези в глазах, пытаясь постичь, что же это такое перед ним. И вдруг он услышал, да нет, не услышал, а нервами ощутил в себе слова, идущие от шара.
«Поиграем, кто кого, дружок?» — спросил шар.
— Поиграем, — ответил Толя. — Только это неравная игра. Жульническая. — Грудь ему перехватил тошнотворный спазм: так шар передал свой смех.
«А тебе хочется победить?»
— Кого тут побеждать? Ты же всего-навсего робот. А программу в тебя заложил Аморали. Что ж, нападай — и дело с концом.
«Я пока не могу убить тебя».
— Почему?
«Не наступил благоприятный момент».
— Хорошо, жди момента. Мне тоже не к спеху.
Толя опустился на землю, насвистывая песенку.
Шар подкатился к самым его ногам. Толя протянул руку, чтобы его погладить, но между пальцами и поверхностью шара защёлкали ослепительные искры.
Видимо, чего-то иного ожидал Бен Аморали. Некоторые Жеки осмелели и приблизились к штакетнику. Шары завибрировали. Двое Жеков завизжали и бросились бежать, и в ту же секунду их настигли и сбили с ног два синих луча. Толя лишь с виду был безмятежен. Мозг его работал напряжённо, как никогда в прежней жизни. Эпизод с Жеками запечатлелся в нём до мельчайших подробностей. «Почему он напал именно на них, — подумал он, — убегающих и вопящих? А что, если?..» От мгновенно озарившей его догадки Толя вздрогнул. «А что, если механическое чудовище нападает только тогда, когда жертва пугается или вообще испытывает какую-нибудь сильную эмоцию? Эмоция его подзаряжает и включает?.. Но как это проверить?»
«Так ты не собираешься играть со мной? Зачем же меня извлекли?»
— Вас, шаров, много, а я один…
«Ах, вот в чём дело! Сейчас».
Дальше произошло следующее. Шары один за другим подкатывались к тому, который лежал у Толиных ног, и с мелодичным треском соединялись с ним. Шар помаленьку разбухал. Потом из него вытянулись две длинные руки с металлическими зажимами вместо пальцев, приподнялась над шаром голова с фотообъективами, внизу разогнулись железные ноги, похожие на ходули, туловище обрело прямоугольную форму — и вот уже перед Толей стоял, неуклюже покачивался и размахивал ручищами десятиметровый натуральный робот.
«Мне не нравится быть таким, — сказал Тот. — Эта форма некомпактна. Но уж больно хочется поиграть, кто кого. Давай бегай и кричи. А я тебя буду ловить. Поймаю — ты мой. Не поймаю — тоже мой! Всё по правилам».
— Ничего себе правила. И так и этак проигрываю я.
«Чего же ты хочешь?»
— Ты бегай, а уж я тебя догоню.
Тот задумался, и в его черепе явственно заскрежетали шестерёнки. «Давно же тебя не смазывали, браток!» — посочувствовал ему Толя. На помосте свирепствовал Аморали, колотил очухавшегося Кувалдыча рупором по башке. «Какая-то у них вышла накладка, — догадался Толя. — Но это всего лишь отсрочка».
«Согласен на изменения правил, — услышал он в себе голос. — Сначала я буду бегать, потом ты».
— Там видно будет.
Вскоре зрители увидели потрясающую сцену. Страшный, огромный Тот, вместо того чтобы уничтожить дерзкого мальчишку, бросившего ему вызов, шустро засеменил по кругу, кренясь на бок и скрежеща суставами. Толя преследовал его, но не очень старался. Робот сначала бежал медленно, потом увлёкся и развил такую скорость, что превратился в железное блестящее пятно, со свистом мелькающее по площадке. Толя каждый раз, когда Тот проносился мимо, ловко отпрыгивал в сторону. Софа, заметив, что охранники отвлеклись, просунула руку сквозь прутья клетки и легко отодвинула засов.
— Энергия вернулась ко мне! — радостно сообщила она Варваре Петровне. Та, правда, её не поняла. Со стоном хваталась за сердце, когда железный смерч сближался с Толей Горюхиным.
— Это дикость! Дикость! — бормотала она, не имея уже сил протестовать громко.
На трибуне Кувалдыч вдруг, как испорченный патефон, затараторил одну и ту же фразу:
— Кувалдыч всегда! Кувалдыч всегда! Кувалдыч всегда!
— Заткнись, дурошлёп! — бросил Аморали.
Он извлёк из-за спины прибор, напоминающий подзорную трубу, и направил ствол на разыгравшегося робота. В ту же секунду Тот замер, как вкопанный, и с бешеной скоростью начал вращать глазами. Так колёса ещё долго крутятся у перевёрнутого на ходу автомобиля. Наконец он заметил перед собой Толю.
«Ну что? Ты меня не смог поймать?»
— Где уж мне.
«Не расстраивайся. Меня никто не сможет догнать».
— Охотно верю. Хотя на Земле техника тоже ого-го куда шагнула.
Бен Аморали что-то им кричал, но он повредил рупор об Кувалдыча, и теперь его никто не слышал, кроме свиты. Свита сбилась в тесный кружок на дальнем краю помоста. Там генерал время от времени верещал:
— Кувалдыч всегда! Кувалдыч всегда! — Видно, нешуточное испытал потрясение.
«Теперь твоя очередь бегать, а моя ловить!» — сказал Тот.
— Человек на Земле не заяц! — насмешливо ответил мальчик. — Где стоял, там и буду стоять.
«А как же уговор?» — удивился робот, и в груди у него что-то забулькало.
— О чём с тобой можно договариваться, с железякой.
«Как о чём? Мы же играем в кто кого? Ты меня не догнал, а я тебя догоню — и баста! У нас же поединок».
— Играй с другими железяками. Я тебе не по зубам.
Софа гибкой змейкой скользнула из клетки на площадку: никто её не успел перехватить. Она подбежала к роботу сзади, пошарила у него на спине, щёлкнула тумблером. Робот дёрнулся, из глаз его полыхнули искры, и застыл безжизненной грудой металла.
— Примитивная система, — определила Софа. — Заря электроники.
— Ну ты даёшь! — От восхищения Толя не нашёл более подходящих к случаю слов.
Аморали вскочил на ноги и в тот же миг услышал звуки, заставившие похолодеть его жестокое сердце. Их все услышали и поняли их значение.
В городе шло сражение между Рюмами и Жеками!
Рюмов возглавлял неистовый Бисау.
Воодушевлённые его сверхъестественной отвагой, они сражались с безумием отчаяния. Надо заметить, что по силе один Жек был равен пяти, а то и десяти Рюмам, да вдобавок если какого-нибудь Жека удавалось связать, он так истошно вопил, что у некоторых Рюмов лопались ушные перепонки. Но Жеки отступали.
Бисау вывел своё войско с разных концов города, захватывая отдельные дома, улочки и закоулки, с тем расчётом, чтобы сойтись в центре, гоня Жеков перед собой.
У фонтанчика произошла решительная схватка.
Её звуки донеслись до пустыря. На небольшом пространстве сбились все Жеки и все Рюмы, и адская началась карусель.
Вскоре исход сражения стал ясен. На поле боя осталось десятка два способных держать в руках оружие Рюмов и множество оглушённых, спелёнутых верёвками Жеков. Бисау холодным взором окинул площадь.
— Дорогой ценой досталась нам победа, братья! — сказал он Рюмам. — Но за свободу платили и дороже.
Храбрецы ответили ему дружным боевым кличем.
Тем временем на пустыре происходило вот что. Аморали только собрался отдать команду к началу всеобщего и полного укомплектования, как с весёлыми криками и свистом с трёх сторон на пустырь вступило войско пустыни. Боже, сколько и кого тут только не было! Кувыркаясь, летели медвежата, угрожающе рыкали взрослые медведи, степенно вышагивали буйволы, трясли толстыми животами неповоротливые коровы, повизгивали в упоении собственной смелостью зайчата и лисята, хищно крались тигры, воинственно потрясали копьями существа, подобные которым и не водились на Земле. И всё это пёстрое воинство напевало, свистело, кричало и страшно громыхало.
А впереди всех на маленькой чёрной лошадке скакал Глен.
— Глен! — крикнул Толя в восторге. — Глен! Дорогой друг!
Пришельцы разом оттеснили Жеков от трибуны, где стоял Бен Аморали, и вот позади всех показался величественный, хмурый старец, опирающийся на посох.
Казалось — победа!
О, если бы так!
Бен Аморали, придя в себя, поднёс к губам трубу, и она издала серебряный, пронзительный звук. И тут же все Жеки, до этого сбившиеся в перепуганное, беспомощное стадо, мгновенно ощетинились дубинами, камнями, зубами, перестроились в стройные фаланги и, как слаженный механизм, ринулись в бой. Грянуло великое сражение.
Пустырь мгновенно заволокли тучи серой пыли, сквозь которую ничего не было видно, а только раздавались хряск ударов, стоны, крики, слившиеся в ужасный, глухой рокот. Толя рванулся было искать Глена, но приблизившийся старец опустил на его плечо властную руку:
— Ты своё уже совершил, Анатолий.
Мальчик не посмел ослушаться. Старец посмотрел вверх, туда, откуда Аморали давно уже целился в него из металлической трубочки, но смертоносный луч словно завис в воздухе — и вдруг, не достигая старца, вонзился в землю у его ног.
