Он всю жизнь боролся с детскими комплексами. Будучи небрачным сыном, "байстрюком" он с раннего детства ощущал свою неполноценность. Такие как он всегда ищут звериную стаю, потому что сбиваясь в стаю слабые всегда сильнее, чем сильные одиночки. Он и нашел свою стаю. Вначале он начал работать на журналистском поприще, там его заметили и в 1910 году он вступил в ряды РСДРП. После чего стал работать секретарем газеты "Правда", одновременно обучаясь в Политехническом институте. Грянула мировая война. В 1915 его призвали на флот, но матросом он стать не захотел, и поступил в гардемарины. В 1917 его произвели в мичманы, но в мировой войне он участия не принял. Зачем рисковать жизнью, когда есть более быстрые перспективы в карьере? Сразу же после февральской революции он, избранный зампредседателя Совета рабочих, солдатских и матросских дел, начинает действовать. Начинает делать дела. Свои. Звали его Федор Федорович Ильин. Впрочем, с началом революции он решил стать Раскольниковым, и он оправдал эту фамилию. Новый пост позволяет Федору идти к власти семимильными, кровавыми шагами. Главное устранить конкурентов и тех кто может помешать. Организовать уничтожение офицеров флота, спившимися и потерявшими человеческий облик матросами труда не составило. В пьяной стае, все подонки чувствуют себя сильнее, а если это дело залить водкой, то можно вершить любые дела. Водка, водка и ничего кроме водки! Водка это главное! Сатрапы офицеры не дают пить водку, заставляют быть трезвыми - на штыки их! Правда в июле вышла неувязочка - пьяная толпа поперла на пулеметы, а у пулеметчиков рука не дрогнула - пришлось спасаться бегством, но вот беда - арестовали. Но не надолго - арестовавшие в отличие от пулеметчиков слабее духом оказались, испугались толпы и выпустили. Расправы над офицерами продолжились с новым размахом. Наконец 20 октября 1917 года, он встречает ЕЕ. Он очарован!
      Она была очень красива, и росла в семье большевика. Что подвигло ее отца, профессора права, стать большевиком, остается загадкой. Поговаривают, что он был масоном, но точных данных на этот счет нет. Но в грянувшую революцию она вошла благодаря двум людям - Троцкому и Раскольникову. Как эти трое людей, строили свои отношения,остается загадкой. Ходят очень много красивых и наоборот домыслов, но сплетни пересказывать глупо. Зато известно достоверно, что именно Федор и Лариса с отрядом "революционных братишек" прибыли на борт "Авроры", и именно они произвели тот холостой выстрел из носового орудия, перечеркнувший историю России. Жесткость и бесчеловечность Ларисы Рейснер одних восхищала, а других приводила в ужас. Что-то было патологическое в том, что она любила одеваться в одежду собственноручно расстрелянных жертв. Но ничего удивительного - у русской богемы, у русской интеллигенции именно такое отношение к людям. Смерть, кровь и убийство - это не преступление, а эстетический и творческий поиск, поиск нового в высоком искусстве. И нет ничего странного, что на борт "Авроры" Лариса взошла в простреленной офицерской черной шинели, ибо еще не закончилась та роковая для России ночь, как ее уже видели в Зимнем, в качестве коменданта новой власти, и разгуливала она уже в шинели командира ударного женского батальона, непростреленной. Именно этот факт, дал повод некоторым утверждать, что именно она явилась организатором массового насилия над сдавшимися ударницами, а затем организовала их зверскую публичную казнь. Злые языки утверждали, что пьяная матросня, солдатня, а также дружины "Бунда" всю неделю насиловали захваченных женщин а затем расстреляли их, тем же, кто оказывал сопротивление, либо (после того как удовлетворили свою похоть) вспарывали животы, заставляя умирать в страшных мучениях, либо насаживали после "употребления" на штыки укрепленные в баррикадах Зимнего или на штыри ограды Арки Генштаба, где они в таком виде красовались несколько дней, оглашая предсмертными стонами окрестности. Конечно же, есть свидетели красочно расписавшие чудовищные зверства в те дни, но они забывают о том, что революция это кровь, кровь и смерть. Много смерти и много крови и все это в сплаве с чудовищной жестокостью борьбы за власть.
       Из детских сочинений:
       "Вечером большевики поставили против нашего корпуса орудия и начали обстреливать корпус и училище. Наше отделение собралось в классе, мы отгородили дальний угол классными досками, думая, что они нас защитят. Чтобы время быстрее шло, мы рассказывали различные истории, все старались казаться спокойными; некоторым это не удавалось и они, спрятавшись по углам, чтобы никто не видел, плакали".
       "Первый снаряд, пущенный в наш корпус, попал в нашу роту. После этого нашу роту повели в подвал, причем впереди роты несли ротную икону. В подвале у нас часто были молебны. Такая жизнь продолжалась неделю".
       "Через несколько дней в корпус, когда все стояли в церкви, ворвалась банда. Первая и вторая рота были вызваны из церкви и выгнали толпу из корпуса".
       "Мы сидели как ни в чем не бывало на втором уроке, и вдруг разом посыпались пули по нашему классу; стекла летели вовсю. Дежурный офицер скомандовал: "ложись", и мы наживете поползли с третьего в нижний этаж, где и находились без всякой надежды на продолжение своей короткой жизни. Но все прошло благополучно. После долгой осады корпус был сдан и к нам был назначен комиссар".
 
      Революция, это еще и романтическое время. А романтика это удел творческих людей. Жизнь в эпоху революций скоротечна, а поэтому красива. И красиво жить умеет только творческая богема. И Лариса жила красиво. Весь Зимний дворец, с его сокровищами оказался в ее распоряжении. Она сменила шинель на умопомрачительные платья сшитые для дочерей последнего русского императора. А потом ее и Федора Лев Давыдович отправил в Москву - торопить революцию. Кроме того революции нужны были деньги, а их в зажравшейся купеческой Москве было немало. Нужно было только найти их обладателей и хорошенько потрясти. И сын питерского выкреста старался. В кратчайший срок, утопив Москву в крови, он вернулся в Питер с пятью вагонами золотых украшений и нарядов для Ларисы. Нужно сказать, что возвращение было своевременным. Корабли Балтфлота в Гельсингфорсе собирались вернуться в Кронштадт. Это было опасно. Ибо там большевики особых успехов в агитации не достигли. Более того Щастный, узнав о резне учиненной Раскольниковым в Питере, мог подвергнуть Петроград бомбардировке. Революция повисла на тонком волоске. Раскольников с возлюбленной, теперь уже в кожаной куртке отправляется к Щастному. Ее запомнили и оценили. Она говорила красивые слова: "Товарищи моряки!.Брата! Вы хорошие и боевые молодцы. Все как на подбор собрались, - обращалась она к команде судна. - Я счастлива встретиться с вами и приветствовать моряков, почувствовать ваш боевой дух, вашу готовность бить и гнать врагов с нашей родной земли". Начался 1918 год.Одухотворенные революционным задором Ларисы корабли Балтийского флота совершили Ледовый поход в Петроград. В ходе похода были арестованы все офицеры, которые представляли опасность для революции. Балтийский флот прибыл в Петроград. Все арестованные офицеры, включая Щастного были тут же расстреляны. Федор был назначен Главкомом, отец Ларисы, Игорь Михайлович, стал Партийным Комиссаром флота, ну а в гардеробе Ларисы, тоже комиссара флота, только рангом пониже - Морского Генерального Штаба, появилась адмиральская шинель, снятая с лично убитого ею Щастного. В новой шинели Лариса выглядела очень красиво и элегантно. Она упивалась своей ролью и значимостью. Приказы революционным матросам она отдавала прямо, как королева - пажам.
       Россия. Из детских сочинений:
       "Эти большевики были очень вежливые: вечером, когда они приходили, то они снимали сапоги и говорили тихо, чтобы нам не мешать".
       "Ушли, ничего не взяв, хоть и видели у мамы кольца, а у папы серебряный портсигар".
       "Большевики спрашивали меня: "Где твой папа?" Но я говорила, что я не знаю, где мой папа, тогда они поставили меня к стенке и хотели убить меня. Тогда пришел еще один большевик и сказал: "Зачем вам мучить девочку, может, она и не знает ничего?"
       "Настал вечер, но никто к нам не приходил и не приносил есть (два мальчика, братья заключены в тюрьму за попытку уехать к отцу за границу); солдат (красноармеец) принес ужин: по селедке и по пол хлеба. Мы просили его нам продать хлеба, он нам дал свою порцию и попросил у товарища пол его порции и отдал нам, мы ему давали денег, но он не взял их. Он рассказал, что не по своей воле служит, а что его заставили".
       "Их повезли в крепость Кронштадт… Но жена дяди спасла его… дала взятку и хлеб матросам и они отпустили дядю, переодели его и спасли".
       "Меня взяли от отчима и матери и тяжело мне было жить с отцом и сильно притесняла мачеха".
       "Хоть нехорошо, но все-таки я помню, как сладко мне было жить у моих других родителей".
       "Помню первый день революции, я подошел к окну и увидел, как с крыши напротив поднялся голубь и тотчас свалился, подстреленный пулеметом".
      С новым назначением и новые задачи - германская армия нарушила перемирие и перешла в наступление. 23 февраля Лариса и Федор выступают с обращением к морякам Балтфлота стать на защиту Советской республики. Так удалось решить две проблемы сразу - защитить власть повисшую на волоске, и избавится от патриотов не поддерживающих революцию, соответственно представлявших для революции опасность. Но слова, сказанные на Севере, не могли быть услышаны на юге - там сдержать натиск немцев, поддержанных сепаратистами Петлюры было некому, да и Черноморский флот в отличие от Балтийского был не очень революционным и пока еще находился под контролем адмирала Колчака, который становился очень опасным. Миссия в Севастополь удалась на три четверти - половина экипажей кораблей пошла за Федором и Ларисой, выполнив указание Троцкого - затопив корабли и пополняя ряды сухопутных отрядов красной гвардии, а другая половина пошла за Колчаком. Но Колчаку не повезло - ядовитые семена посеянные Раскольниковым и Рейснер все же дали всходы, и когда немецкие войска стали подходить к Севастополю, то моряки взбунтовались и отказались защищать город. Они арестовали всех офицеров, включая самого Колчака, подняли белые флаги на кораблях Черноморского флота. Однако никакой пользы Германии эта победа не принесла. Наоборот. Большевики провозгласившие "Декрет о мире" еще в 1917 году, абсолютно не собирались нарушать перемирие, заключенное в 1917 году, да и некому было воевать против Германии - армия разложенная революционной пропагандой была не боеспособна. Поэтому когда Германия в марте 1918 года начала наступление на Западном фронте, ей стало катастрофически не хватать дивизий расположенных на оккупированных землях России. Эти дивизии она могла спокойно перебросить на Западный фронт еще зимой 1917 года, но она этого не сделала. Принятое решение о переброске дивизий из России запоздало - Антанта начала оккупацию предавшего ее союзника - американцы с севера, через Архангельск и Мурманск, англичане, французы и поляки через Каспий. Отправку дивизий пришлось приостановить, под угрозой удара с Востока. В результате 86 дивизий (1/3 всех боеспособных сил)Тройственного Союза оказались скованными в самый неподходящий момент. Итогом этого стратегического просчета стал проигрыш Западной кампании в 1918 года и подписание Компьенского перемирия 11 мая 1918 года. 28 декабря 1918 года был подписан Версальский договор.
      Такой подлости от бывших союзников по войне в России не ожидал никто. Достаточно быстро ее территория перешла под контроль Антанты, причем в роли исполнителей, так сказать пушечного мяса выступили польские дивизии, сформированные еще во Франции. Высший Совет Антанты обещал Пилсудскому Польшу от можа до можа, только в обмен на пушечное мясо для оккупационных войск. В Польше практически была проведена тотальная мобилизация и десятки "санационных дивизий" нашпигованных антантовской и трофейной немецкой техникой и подкрепленные британскими и французскими колониальными частями, создали оккупационную сеть. В июле 1918 года был создан Союзный Иностранный Легион, куда брали всех и вся, по пятилетним контрактам. К каждому польскому полку на санационных территориях был прикреплен батальон Легиона. В Легион кстати, целыми дружинами стали вступать Бундовцы, их привлекала возможность после двух сроков получить статус Действительного гражданина, а учитывая что служба была как правило по месту жительства, кое где Бундовцы имели власть больше чем пан местный Комендант. А ведь только стало казаться, что жизнь стала налаживаться! Весной в голодном и холодном Петрограде супруги Раскольниковы начали вести довольно нескромный, но соответствующий их положению образ жизни. Зимний дворец стал личным дворцом Ларисы. Они завели огромный штат прислуги, стали устраивать шикарные приемы, на которых мадам Комиссар Морского Генерального Штаба любила блистать перед столичной богемой в роскошных нарядах. А приемы в здании Адмиралтейства! Их украсили шелком, бархатом, античными и восточными статуэтками. А прогулки на породистых лошадях в кампании Александра Блока!
      А ее стихи:
 
Апрельское тепло не смея расточать,
Изможденный день идет на убыль,
А на стене все так же мертвый Врубель
Ломает ужаса застывшую печать…
 
      А их с Феденькой личная яхта! Флагман Балтийского флота! Какие крузы они на ней совершали в Финском заливе! Они реквизировали самое лучшее и роскошное, что было в России - яхту покойного государя императора "Штандарт" (Заложена 1 октября 1893 года на верфи "Бурмейстер и Вайн" в Копенгагене. Спущена на воду 4 августа 1895 года. Вступил в строй 1896 году в качестве Императорской яхты. Водоизмещение 5480 т. Размерения 112,2 х 15,4 х 6,6 м. Вооружение 8 - 47 мм Бронирования нет Механизмы 2 паровых машины 12000 л.с. 24 котла, 2 винта Cкорость 22 узла Дальность плавания 1400 миль на 12 узлах. Экипаж 16 офицеров и 357 матросов)… Переименовав ее по богемно-революционному в "Либерастию". Злые языки утверждали, что и государя вместе с семейством расстреляла лично Лариса в казематах Петропавловки, и дескать именно оттуда у нее наряды великих княжон, и мундир гвардейского полковника принадлежавший ранее последнему Николаю Романову. А даже если и так, то и что с того? Во Франции помниться тоже на гильотину отправили ихних королей, и между прочим гордятся этим! Но Лев Давидович Бронштейн вовремя успел почувствовать опасность, поэтому все яйца в одну корзину складывать перестал еще после взятия Зимнего. Именно тогда они стали переправлять золото и деньги в САСШ в учрежденный Троцким незадолго до убытия в Россию. Когда же стало попахивать жаренным, то все реквизированное в Москве и Питере, а также все ценное из коллекции Эрмитажа потихоньку по ночам переправили на "Либерастию", которая находилась в постоянной готовности к выходу в море. И когда, в связи с массовым и ускоренным вторжением поляков и союзников, Владимир Ильич Ленин предложил перенести столицу в Москву, Троцкий понял - пора! Яхта "Либерастия" под прикрытием эсминцев "Спартак" и "Авториил" рванула к берегам земли обетованной - в САСШ. На яхте, помимо троицы Раскольникова - Раскольников-Троцкий, семейства Ларисы - родителей и брата, присутствовал еще один не состоявшийся карьерист - "Бонапарт" - только сухопутный. Фамилия этого великого гения военного искусства была Тухачевский. В походе, правда, случился маленький казус - эсминцы ведомые революционными братишками, завидев британские корабли, прибывшие на Балтику, тут же застопорили ход и спустили флаги. Но сама "Либерастия" шедшая под флагом САСШ благополучно достигла Нью-Йорка.
      Ульянов-Ленин, лишившийся столь искусного оратора как Лев Давыдович, справиться с ситуацией не смог, конечно, он бы наверное смог какое-то время продержаться в Москве, а там, глядишь чем черт не шутит, может и наладилось бы, но еще один удар в спину нанес товарищ Коба. Сталин расценил ситуацию, как критическую, и все его сторонники, а он предпочитал работать с пролетариями и технарями, а не с аптекарями и сынками ростовщиков (говорят, он еще в 1908 году в газете "Бакинский рабочий" рассуждал, глядя на двухнациональный состав партии большевиков, что неплохобы организовать еврейский погром в ее рядах, и сделать ее подлинно пролетарской и русской), практически в одночасье, организованно ушли в глубокое подполье. Ильич остался с сыновьями аптекарей и часовых мастеров, которые в основной своей массе умели стрелять и убивать людей, но только тех, кто не оказывал никакого сопротивления - женщин, стариков, детей, на худой конец безоружных. Как только звучала стрельба в ответ, на помощь призывались рабочие дружины или военные части. Поэтому толку от этих -манов, -вичей, -тейнов не было абсолютно никакого. Была еще правда творческая интеллигенция, но ее еще задолго до революции сам Ильич охарактеризовал как "зловонную отрыжку старого мира". По этой причине революция закончилась очень быстро в течении нескольких месяцев 1918 года.
       Из детских сочинений:
       "Когда нас привезли в крепость и поставили в ряд для присяги большевикам, подошедши ко мне, матрос спросил, сколько мне лет? Я сказал: "девять", на что он выругался по-матросски и ударил меня своим кулаком в лицо; что потом было, я не помню, т.к. после удара я лишился чувств. Очнулся я тогда, когда юнкера выходили из ворот. Я растерялся и хотел заплакать. На том месте, где стояли юнкера, лежали убитые и какой-то рабочий стаскивал сапоги. Я без оглядки бросился бежать к воротам, где меня еще в спину ударили прикладом".
       "По канавам вылавливали посиневшие и распухшие маленькие трупы (кадет)".
       "Нам сняли погоны. Отпустили, вернее погнали по домам. Вскоре разрешили опять приехать, но преподавателей переменили".
       "Корпус с октября переименовали в трудовую школу, но жить там трудовым людям было не под стать… трудовые ученики ели только тухлую воблу".
       "Расформировали наш корпус, распылили его по всяким приютам. Там нас кадет всячески притесняли… за малейшее ругали… выгоняли на все четыре стороны. - Многие из выгнанных гибли - жестоко наказывали".

      Премьер-министр Франции принял решение об оккупации Рура. Было сформирована "Миссия союзнического контроля над предприятиями и шахтами" (Mission Interaliee de Controle des Usines et Mines), или "Микум". За объявлением "Микумом" военного положения, которое последовало после ввода войск, была введена цензура печати, конфискована частная собственность. Были уволены 147 тысяч человек. Французские и бельгийские войска по сути превратили в гигантскую резервацию территорию 60 миль длиной и 28 миль шириной. На этой территории было расположено 85 % угольных разработок Германии, 80% процентов производства стали и железа, предприятия по выпуску 70% производимой в Германии конкурентно способной продукции. Густав фон Болен унд Хальбах не хотел кровопролития, поэтому призвал своих людей к пассивному сопротивлению. В ответ на это "Микум" организовал блокаду Рура. Вскоре к ним присоединились и англичане. Была создана Союзная контрольная комиссия под руководством британского полковника Леверетта. Заводы Эссена должны быть разрушены. В соответствии с решением "Микума" знаменитый "Гусштальфабрик" должен быть уменьшен вдвое - должно быть уничтожено свыше одного миллиона инструментов, 9300 станков общим весом свыше 60 000 тонн, 100 000 кубических ярдов построек. Также, прежде чем начнется демонтаж и уничтожение промышленного оборудования надлежит выполнить требования 168 статьи Версальского договора. Вся готовая военная продукция должна быть уничтожена. Полковник Левретт совершенно точно "знал" сколько чего имеется в наличии. Он предъявил Густаву фон Болену подробный список почти на миллион наименований, составленный французской разведкой и начинавшийся со 159 экспериментальных полевых орудий. Когда Густав и его директора изучили данный список они подняли полковника на смех. Они показали ему отчетную документацию о выпуске продукции и полковник убедился в том, что во всей Германии не нашлось бы столько оружия, сколько в списке представленном полковником. Левретт известил генерала Нолле. Тот подумав, принял сугубо военное решение - есть приказ об уничтожении по списку и он должен быть выполнен. Если чего-то не хватает, то это должно быть изготовлено, а затем уничтожено. После чего, когда работа по выполнению требований 168 статьи Версальского договора будет завершена, начнется демонтаж и уничтожение промышленности. Поэтому предприятия Густава заработали вновь, производя военную продукцию, которая складировалась рядом с цехами. Продовольственная блокада Рура была временно снята, а Густав уговорил своих рабочих вернуться на рабочие места. Оккупацию Рура его жители окрестили "die Bajonette". То, что их сейчас заставляли делать, им не нравилось, и в сочетании с оккупацией и блокадой, должно было привести к взрыву, несмотря на обращения Густава и его директоров соблюдать спокойствие.
      Дело началось с малого. Лейтенанту Дюрье, начальнику французского патруля и его пехотинцам, потребовался грузовик для поездки. Вместе со своим отделением он явился в заводоуправление на Альтендорферштрассе и направился к центральному гаражу. Никакими полномочиями он не обладал, и со свои командованием вопрос не согласовывал. Но грузовик ему был нужен. Поскольку управляющий на тот момент отсутствовал, то он приказал сбить замок, после чего сопровождаемый хмурыми взглядами рабочих завода вошел внутрь. Нужно сказать, что в каждом цеху, в каждом крупном здании фабрик Эссена, на случай непредвиденных ситуаций (пожар, взрыв и т.д.) были установлены сирены. Спустя несколько минут после того как Дюрье с пехотинцами вошел во внутрь, завыла сирена пожарного депо, затем в течении нескольких минут к ней присоединились звуки более пяти тысяч остальных сирен Эссена, испуганный Дюрье вышел, но никакого пожара не обнаружил, зато его глазам предстала многотысячная толпа рабочих. Сирены выли почти час, за этот час Дюрье успел осознать, что его позиция перед дверьми гаража ненадежна - тридцать тысяч человек сметут его отделение и растопчут прежде чем он сумеет что-то предпринять. Поэтому он отошел к запертым дверям гаража и приказал своим пехотинцам установить пулемет, направив его на толпу. Толпа отхлынула назад, но недалеко. В этот момент к ним, через толпу сумел пробиться Густав. Вой сирен внезапно стих. Густав стал уговаривать своих рабочих вернуться на места работы. Рабочие стали подаваться его уговорам, и толпа заколебалась - передние шеренги рабочих, успокоенные словами хозяина, стали проталкиваться через толпу, чтобы вернуться в цеха. Ситуация почти разрядилась, когда один из любознательных французских пехотинцев дернул за шнур сирены. Стоявшие сзади рабочие, восприняли этот звук как сигнал к действию и двинули вперед - толпа опасно качнулась вперед, и у лейтенанта Дюрье не выдержали нервы - стоя спиной к сирене, он не понял, что это его солдат дернул шнур сирены, и движение толпы показалось ему актом агрессии. Он крикнул пулеметчикам "Открыть огонь!". Под пулеметным огнем толпа отхлынула назад и в панике убежала. Когда на место трагедии прибыли сотрудники германского Красного Креста, они обнаружили на месте трагедии тринадцать убитых, включая самого Густава фон Болена, а также 52 раненых. Несмотря на усилия "Микума" замолчать факт расправы, информация о ней распространилась моментально. Вся Германия была в гневе. Данное убийство окрестили "кровавой Пасхой в Руре". Французы боясь мести перебросили из Дюссельдорфа роту танков "Рено" и батальон пулеметчиков. Однако полностью предотвратить беспорядки оказалось невозможным. В самом Дюссельдорфе забросали ручными гранатами несколько французских солдат. Другие неизвестные взорвали мост в Эссене. Был убит французский караульный в Мюльхейме. Похороны жертв в Эссене пришлось отложить на десять дней - со всей страны съезжались делегации националистов, социалистов, коммунистов, католиков, различных Союзов.
      В день похорон, через час после рассвета по всей территории Германии были приспущены государственные флаги, а во всех церквях стали звонить колокола. Временный Рейхстаг Германии (германское правительство, фактически лишенное реальной власти, и избранное по требованию Антанты, на время проведения всего комплекса аннексий и оккупационных мероприятий, с целью создания видимости соблюдения цивилизованных приличий) собрался в Эссене в полном составе возносить молитву за убиенных. Рабочие Эссена в черных рубашках, с повязками, на которых была вышита знаменитая эмблема их предприятий - три переплетенных кольца, регулировали движение похоронной процессии. 300 тысяч участников похорон растянулись от ворот N28 до кладбища Эренфирд. Там было вырыто тринадцать могил. В большом мраморном фойе завода управления стояло тринадцать гробов, покрытых государственными флагами Германии. По бокам стояли католический епископ и протестантский пастор. На верхней галере находился хор из 500 человек. Половина из них исполняла отходную, а другая половина мессу. Когда хор запел "Аминь", в зале горели лишь свечи в канделябрах. В этот момент на слабо освещенное пространство вышла вдова Густава фон Болена - Берта. Она хотела что-то произнести, но затем передумала, и прямиком через зал направилась к семьям погибших, обняла вдов и детей и разрыдалась. На улице организовалась похоронная процессия - впереди четыреста германских флагов, за ними Берта, вся в черном, за ней родные и близкие погибших, за ними сорок делегаций, состоящих из мужчин с черными венками на груди. Самыми первыми шли шахтеры в рабочей одежде, освещая своими лампами Берту, как прожекторами. Большинство из собравшихся были из разных районов Германии и не являлись родственниками или земляками погибших - они представляли собой разгромленную, униженную, но еще не сломленную до конца Германию. У самой могилы слово взял епископ. Он произнес только одно слово: "Убийство!", и над кладбищем воцарилась мертвая тишина. Но она была прервана и осквернена звуком приближающегося аэроплана. Оккупационные власти опасаясь беспорядков, решили проконтролировать ситуацию с воздуха. Его звук подсыпал соли на свежую рану всех собравшихся.
      Командование оккупационных войск понимало, что триста тысяч человек, собравшихся на похоронах, стали носителями опасной идеи неповиновения и сопротивления. Было ясно, что разъехавшись по своим городам и землям они привезут туда эту смертельно опасную взрывную бациллу, которая может привести к массовым акциям по всем германским землям. Нужно было что-то делать, и решение было принято - задержать насколько это возможно отъезд участников похорон и растянуть их отъезд на как можно больший промежуток времени. Это позволило бы снизить накал эмоций и избежать взрывной смены настроений в оккупированных германских землях. Поэтому прибывшим на вокзал было объявлено под прицелом пулеметов, что отъезд будет осуществляться после проверки документов и регистрации, согласно вывешиваемых списков. Временный Рейхстаг Германии был направлен в особняк вдовы Берты, "во избежание организации беспорядков". Вдову покойного Густава Берту и прибывших членов Рейхстага подвергли временному домашнему аресту. Берте, как владелице контрольного пакета акций эссенских предприятий было объявлено, что она продолжит работу проводившуюся ее мужем, и до окончания этой работы ей и ее детям запрещено покидать территорию особняка. Кроме того ей предъявили штраф за взорванный мост в Эссене и убитых и раненных во время беспорядков французских солдат в размере 200 тысяч марок. Вилла "Хюгель" стала тюрьмой для нее, детей и членов Рейхстага.
      Однако, французы, приняв такое решение, не учли две очень важных вещи - речь шла об Эссене, в котором были традиции, и речь шла о Берте, которая немецкой женщиной, а не французской или английской. На предприятиях Густава со времен их основания существовала традиция, согласно которой владелец предприятия и его супруга заботились о своих рабочих - создавали для них школы, больницы, строили жилые дома. В Германии не принято, чтобы женщина управляла серьезными делами, поэтому Берта взяла на себя всю благотворительность, оставив мужу вопросы производства.