– Вы очень молоды, чтобы быть председателем брокерской компании, – заметил Джон.
      – Самый молодой на Уолл-стрит, сэр.
      Финн победоносно усмехнулся в сторону Лилли. Он мог поклясться, что в ее удивленных глазах сверкнули слезы. То была минута его торжества. Он был тем, ради чего работал изо всех сил, на что надеялся, чего ждал все эти долгие годы. Его сердце и даже желудок сжались от любви, хотя он по-прежнему говорил себе, что ненавидит Лилли. Что он с нею сочтется за все.
      Руки Лилли дрожали, когда она передавала ему чашку с чаем, и его слабая понимающая улыбка говорила о том, что она в его власти. Стоит только ему рассказать ее мужу всю правду, и ее новая жизнь будет сломана, как она когда-то сломала его собственную.
      Финн с воодушевлением рассказывал о своей новой библиотеке, но Лилли вряд ли его слышала.
      – Я намерен на следующей неделе дать небольшой обед, – сказал Финн перед своим уходом, – и был бы счастлив, если бы вы с госпожой Адамс согласились быть моими гостями.
      Джон быстро ответил, что из-за огромного количества работы он вынужден отказаться.
      – Тогда, может быть, госпожа Адамс придет одна?
      Лилли бросила на него яростный взгляд. Финн весело ей улыбнулся; он слишком хорошо знал это выражение ее лица, эти сузившиеся ноздри, этот свирепый взгляд, это притворное равнодушие. О, он отлично понимал ее безумное волнение.
      Джон взглянул на молчавшую жену.
      – Какая прекрасная мысль, наконец-то вы сможете развлечься, – согласился он с предложением Финна.
      – Так значит, в пятницу. В восемь часов, – уточнил Финн.
 
      Подойдя к окну, Лилли смотрела, как он беспечно зашагал по Маунт-Вернон-стрит. Потом она быстро поднялась в свою комнату и бросилась в постель, дрожа от волнения. В ее жизнь вернулся Финн О’Киффи. Он жил рядом, за углом, на Луисбург-сквер. Богатый и преуспевающий. И, черт побери, все так же дьявольски привлекательный.
      Она вспоминала все подробности его визита, дивясь тому, насколько Финн изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Тогда он был неистовым безумцем, почерневшим от угольной пыли, а теперь учтивым джентльменом в отличном костюме, в не меньшей степени, чем ее муж, светским человеком, равным ей по положению.
      Лилли содрогнулась от дурного предчувствия. Она понимала, что от него не следует ожидать ничего хорошего, видела в его понимающей улыбке, в его задержавшемся прикосновении, что в его власти разрушить ее жизнь. Если только Финн расскажет Джону правду, Джон разведется с нею, в этом она не сомневалась. Воспитанный в бостонских традициях, Джон откажет от дома шлюхе с незаконнорожденным ребенком, как бы высокородна она ни была. Даже ее собственный отец выбросил ее из дома, и она понимала, что не может ожидать ничего другого и от мужа.
      Она в отчаянии подумала обо всей той лжи и полуправде, которой окружила мужа, и тяжело вздохнула. Все это зашло слишком далеко.
 
      Лилли в сотый раз говорила себе, что не пойдет на обед к Финну. Но, разумеется, когда настал вечер следующей пятницы, не нашла в себе сил противостоять соблазну. Лилли десять раз меняла решение о том, что ей надеть, до самой последней минуты, потом сорвала с себя уже надетое было голубое бархатное платье и велела горничной достать красное шелковое: если Финн хочет увидеть перед собой шлюху, то он ее увидит. Она надела черный корсет, стянувший ей талию, красные шелковые чулки и под цвет всему перчатки. Прицепила фамильные – адамсовские серьги с рубинами и бриллиантами, надела колье и два подходивших к нему браслета, накинула на плечи доходивший до пола палантин из черно-бурой лисы и была готова.
      Лилли посмотрела на себя в зеркало: было бы сумасшествием явиться во всем этом одеянии к Финну О'Киффи. Она, отшвырнув ногой туфли, сбросив на пол палантин, в унынии бросилась в кресло, со стоном опустила голову на руки. Что она делает? Она не может пойти к нему. И не пойдет. Определенно не пойдет.
      Лилли зашагала по комнате, прижав к груди руки со сплетенными пальцами. Мучительно раздумывая, смотрела в окно на карету, ожидавшую ее под уличным фонарем. Был ясный морозный вечер, и она задрожала.
      – Господи! – вскричала она и устремилась к туфлям, чтобы надеть их снова. Снова накинула палантин, схватила небольшую золотую вечернюю сумочку и быстро направилась к двери, боясь изменить свое решение.
      Дом на Луисбург-сквер был всего в нескольких минутах езды. Она медленно поднялась по каменным ступеням и позвонила в колокольчик, с содроганием вспоминая, как в тот далекий роковой день она явилась в Хатауэй-кастл.
      Финн бросился открыть дверь.
      – Вот и вы, Лилли, – сказал он, беря ее за руку и вводя в холл. – Добро пожаловать в мой дом.
      – Добрый вечер, Финн, – холодно проговорила она. – Могу я перестать делать вид, что мы незнакомы?
      – Да. Когда мы одни, – смеясь ответил он. – Обещаю вам, Лилли, что все ваши тайны останутся со мной.
      Он не добавил «до поры, до времени», но она прочла это в его глазах.
      Подошел дворецкий, чтобы принять ее одежду.
      – Приятно видеть вас вошедшим в свет, Финн. Надеюсь, что вы счастливы. В конце концов, если бы всего этого не было, вы оставались бы для меня по-прежнему рабочим, срезающим торф на болоте и сжигающим свои внутренности горьким самогоном.
      – Да, это так, Лилли, – поддержал он ее с еле заметной улыбкой. – Я благодарен вам за то, что вы опорочили меня перед всеми. Благодарение Господу, решать вопрос о том, было ли что-нибудь достойное под этой грязью и брехней, досталось более тонкому человеку, нежели ваш отец. Я начал конюхом в этом самом доме. Господин Джеймс сделал меня кучером, а потом предоставил мне шанс. Я никогда не вспоминаю о прошлом. Исключая Арднаварнху, которая всегда жива в моей памяти. Где мы с вами, Лилли, вместе ездили по утрам верхом.
      Он пристально смотрел на нее. Лилли стала еще красивее, чем когда была девушкой. Черные волосы лежали сияющими волнами, пара нежных прядей обрамляла ее лицо, а в темно-голубых глазах сверкала ярость. Его сердце колотилось так же, как когда ему было шестнадцать лет и когда он влюбился в Лилли. Но он понимал, что она пришла не для того, чтобы просить у него прощения. Ни за себя, ни даже за своего па.
      Лилли оглядела пустую гостиную.
      – Я приехала первая? – с удивлением спросила она.
      – Почему бы вам не присесть, Лилли? – Он подвел ее к креслу около камина. – Да, вы первая.
      И посмотрел на нее с язвительной улыбкой.
      – И последняя.
      Она, шокированная, взглянула на Финна, затем откинулась на спинку кресла с печальным вздохом.
      – Этого следовало ожидать, – заметила она. – Вы так и не стали джентльменом, Финн, несмотря на ваш безукоризненный костюм.
      – А среди нас много таких, Лилли, кто подозревает, что, несмотря на ваши прекрасные одежды, и вы вовсе не леди.
      С минуту они пылающими глазами смотрели друг на друга, а потом, не в силах сдержаться, она стала смеяться.
      – Господи, Финн О'Киффи, – воскликнула Лилли, – кто бы мог подумать! Вы только на него посмотрите. Па перевернулся бы в могиле, если бы только вас увидел.
      – Так, значит, ваш отец умер?
      – Нет, он не умер, хотя вполне мог и умереть. Но мамми умерла. И Уильям. Несчастный случай во время верховой прогулки.
      – Бедный Уильям, – с искренним сожалением проговорил Финн. – Даже мне не удалось сделать из него хорошего наездника.
      – Сил теперь живет дома и ухаживает за па, – продолжала она. – Он постарел и плохо соображает. Она пишет, что он половину времени сидит, уставившись в стену библиотеки. Для Сил это мучительно, но она не может оставить его одного.
      Глаза Лилли встретились со взглядом Финна.
      – О, Финн, – прошептала она, – я каждую ночь вижу во сне, что возвращаюсь туда. Хотя знаю, что там никогда не будет так, как прежде.
      Они смотрели друг на друга, вспоминая, как все было в Арднаварнхе. Потом Финн встал и горячо проговорил:
      – Может быть, ваши воспоминания приятнее моих. Все, что я помню, это тяжелый труд и полная зависимость от вашего отца. От него зависело, будет ли у меня крыша над головой и пища в животе. Помню, как он повысил меня, назначив грумом, и я думал, что достиг предела своих чаяний.
      Финн разлил шампанское и холодно посмотрел на Лилли.
      – Прошлое есть прошлое – время, которое мы оставляем за своей спиной, Лилли. Давайте выпьем за наше будущее.
      Она с опаской посмотрела на Финна.
      – Вы в самом деле так думаете?
      – О, разумеется, – поднял он свой бокал.
      – Тогда за будущее, – согласилась Лилли.
      – За наше будущее, – поправил он Лилли и улыбнулся, снова заметив на ее лице предательский румянец.
      Зажгли свечи в серебряных канделябрах, и Финн отпустил дворецкого, сказав, что за столом управится сам.
      – В конце концов, я знаю, как это делается. Ведь был же я в свое время ливрейным лакеем.
      – Вы меня компрометируете, – запротестовала она, когда за дворецким тихо закрылась дверь, и они остались одни.
      Финн ухмыльнулся.
      – Зато мы будем в равном положений: с глазу на глаз. При равной угрозе обеим нашим репутациям. Кроме того, Лилли, вашу репутацию в этом городе испортить невозможно. Я достаточно быстро в этом убедился. В Бостоне каждому известно, что Джон Адамс женился на своей экономке. И мне кажется, что с вами в этом городе не считаются. Это, должно быть, очень непривычно для вас – не быть принятой в свете?
      – У меня есть свои друзья, – словно защищаясь, проговорила она.
      – Да. Я тоже о нем слышал.
      Лилли вздрогнула.
      – Нэд Шеридан, – добавил он. – Молодой красавец актёр.
      – Семья Нэда приютила меня после того, как пошла ко дну «Хайберния». Они ухаживали за мной, как за собственной дочерью. Нэд хороший человек, он мой друг… Впрочем, я не желаю оправдываться. Да, я вышла за Джона, потому что это был единственный способ начать новую жизнь. Что мне еще оставалось? И, кроме того, он прекрасный человек, добрый и ласковый, и я его действительно люблю. Только вот…
      – Что – только?
      Она просительно взглянула на Финна:
      – Неужели нужно объяснять?
      – Вы не обязаны ничего мне объяснять, Лилли. Думаю, я знаю вас лучше, чем самого себя.
      Он потянулся через стол и коснулся ее руки.
      – Лилли, что случилось с ребенком?
      Лилли почувствовала, как кровь отлила от лица. Она приучила себя никогда не думать о ребенке, о котором никто ничего не знал, кроме Нэда. Она похоронила сына в глубинах своего сознания, вместе с Робертом Хатауэем.
      – Я.. – я не знаю, – проговорила она, наконец.
      – То есть как не знаете? Но вы обязаны знать. Может быть, у вас случился выкидыш после кораблекрушения? Или, может быть, он умер? Или что, Лилли?
      Лилли вскочила на ноги и устремилась к двери, но Финн схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.
      – Будет лучше, если вы ответите на мой вопрос, Лилли, – резко сказал он. – Мы говорим о ребенке, который едва не разрушил обе наши жизни.
      – Я отдала его, – слабым голосом ответила она. Я не смогла даже взглянуть на него. Для меня он никогда не существовал.
      Финн помог ей сесть в кресло и, стоя рядом, по-прежнему не спускал с нее глаз.
      – Скажите мне, чей он, чтобы я знал, кого следует за это убить.
      Она в ужасе взглянула на Финна. Ей было понятно, что это значило.
      – Тогда вы должны убить меня, – вздохнула она, – потому что я одна во всем виновата. Я оклеветала вас, думая, что потом все уладится. – Лилли опустила голову на руки. – Боже, какая я была наивная, – простонала она, – и какая глупая.
      Финн с жалостью посмотрел на Лилли, она не плакала. Он понимал, что она уже выплакала свои слезы. Ему хотелось обнять ее, но он этого не сделал. Вместо этого Финн взял ее руку и сказал:
      – Простите меня. Мы договорились похоронить прошлое. Забудем его, Лилли. Давайте просто радоваться тому, что мы сегодня снова вместе.
      Лилли взглянула на него в надежде, что он искренен и не собирается ничего рассказывать ее мужу.
      – О, Финн, – не справляясь с дрожью, проговорила она, – мне так вас не хватало…
      – А мне не хватало вас. Могли ли вы хоть подумать, что мы с вами будем обедать вместе, вот так, как сейчас?
      Она улыбнулась.
      – Никогда. И притом в этом громадном доме… Вы, должно быть, гораздо умнее, чем я думала, раз достигли столь большого успеха.
      – Я работал для этого как проклятый. Как и Дэн. Ах, да, ведь вы ничего не знаете о моем брате. Но, разумеется, вам приходилось слышать о сети магазинов Дэниела. Он начал с одного, а теперь у него их две дюжины, и он постоянно расширяет свое дело.
      Финн гордо улыбнулся.
      – Разве могли вы когда-нибудь подумать, что Дэн станет бизнесменом? Но вы еще не слышали самого главного. Хотя вполне возможно, что читали о нем в бостонских газетах. Он был сенатором штата Массачусетс, а теперь его выбрали конгрессменом от демократов. Теперь мой брат в Вашингтоне, делает политику и меняет законы.
      Он с вызовом смотрел на Лилли, словно приглашая ее опровергнуть сказанное, если она сможет.
      Лилли вспоминала двух братьев-ирландцев, вспоминала, в каком восторге они были в тот день на конюшне, когда ее отец назначил Финна грумом и перевел Дэна на более чистую работу.
      – Какие вы оба умные, – восхитилась она. – Я всего лишь вышла замуж из-за денег, а вы с Дэном нашли секрет успеха.
      Финн забыл прошлое, испытывая ничем не омраченное удовольствие от ее присутствия здесь, в его доме; она сидела так близко, что он мог прикоснуться к ней. А прикоснуться к ней ему отчаянно хотелось, больше чем когда-либо в его жизни. Он вздохнул.
      – Господи! – воскликнула она, стремительно пересев на софу, стоявшую перед камином в гостиной. – Я так счастлива, Финн О'Киффи, что нашла вас снова. Своего старого друга.
      Он сел рядом с нею и обвил ее руками.
      – И это все, Лилли? Мы только друзья?
      Лилли посмотрела на его тонкое, красивое лицо, оказавшееся так близко. Она чувствовала тяжесть его тела своей грудью и смотрела в глаза единственного мужчины, которого, понимала она теперь, любила всегда. Возбуждение разливалось по ее телу; она поцеловала Финна. «Вот чего я хочу, – говорила она себе, прижимаясь к нему сильнее. – Вот оно, то, чего я всегда хотела. Даже когда стала достаточно стара, чтобы знать о любви все».
      Ее ласкали руки Финна, и ей хотелось, чтобы они никогда не останавливались. Роберт почти уничтожил ее, Нэд Шеридан вернул ее к жизни, но Финн был мужчиной, которого она всегда любила. Она будет делать все, что он захочет, все. Только не сейчас.
      Лилли оттолкнула его от себя.
      – Я не могу, – дрожа, проговорила она. – Не здесь…
      – Тогда уедем в Нью-Йорк.
      – Завтра, – быстро согласилась она. – Я приеду.
      Финн проводил ее до дому по затихшим, холодным улицам, залитым светом газовых фонарей, часто останавливаясь в тени, чтобы еще и еще раз ее поцеловать. Перед парадной дверью ее дома они почти официально пожелали друг другу спокойной ночи, и Лилли сунула в сумочку карточку с его нью-йоркским адресом.
      – До завтрашнего вечера, – прошептала она, – в семь часов.
      Она увидела, как улыбка осветила его глаза.
      – Я буду ждать, – пообещал Финн.
 
      В Нью-Йорке шел снег, пухлые хлопья кружились в воздухе, делая скользкими тротуары и покрывая, словно свадебным конфетти, черные волосы Лилли, спешившей в многоквартирный дом, где была квартира Финна. На ней была шуба из золотистого соболя и сочетавшаяся с ней шапка в русском стиле. Открывший дверь Финн рассмеялся и сказал, что с таким розовым носом и раскрасневшимися щеками она похожа на золотистого замерзшего медвежонка.
      – Но это вы были медвежонком, – в ответ засмеялась она. – Не помните? Когда я заставляла вас плясать для Сил?
      – Я помню, – ответил он, снимая с нее шубу.
      – Вы простили мне это? – спросила она, поворачиваясь в его руках и улыбаясь.
      – Я простил вас, и вам об этом известно.
      – И простили мне все остальное, что я когда-либо сделала вам во вред?
      Он пожал плечами.
      – Вы же знаете, Лилли, что вам всегда все прощается.
      – О, Финн, – счастливая, вскричала она, потянувшись к нему и обвивая его шею руками. – Я не могу поверить, что мы действительно здесь, снова вместе. Почти как прежде.
      Ее холодные губы встретились с губами Финна, и они слились в поцелуе. Они словно жадно пили друг друга. Потом она снова, смеясь, оттолкнула его.
      – Нечем дышать, – пожаловалась она.
      Финн принялся извлекать булавки из ее волос, которые блестящей черной волной упали до талии. Он погрузил в них руки, наслаждаясь их ароматной мягкостью.
      Финн взял ее руку, и они вошли в спальню. В ней стоял полумрак, а темно-зеленые стены и полки, заполненные книгами, говорили о том, что это была комната мужчины. Паркетный пол был покрыт турецким ковром, а на широкой кровати отливало золотом бархатное покрывало.
      Финн ввел ее в круг света от лампы, стоявшей у кровати, и стал целовать снова. Потом расстегнул дюжину крошечных пуговиц на спине мягкого лилового бархатного платья. Оно соскользнуло с плеч Лилли, повернувшись к нему, она снова обняла его за шею и принялась целовать. Ее сжигало желание, подобное какой-то внутренней боли, она ни о чем не думала, кроме его рук на своей обнаженной коже, сжимавших ее все сильнее и сильнее.
      Лилли выскользнула из рубашки и встала перед ним, а он смотрел на нее, как на призрак.
      – Финн, дорогой мой, – переполненная ощущением счастья, проговорила Лилли, – так и должно быть.
      И снова шагнула в его объятия, и он снова целовал ее, а потом поднял и уложил на золотистый бархат постели.
      Они не спускали друг с друга глаз, пока он раздевался. Его взгляд скользил от розовых пальцев ног по мягким голеням, следовал изящной кривизне бедер, более крутому изгибу талии, до восхитительных грудей. Он видел ее лицо с темно-розовым румянцем возбуждения на щеках и облако блестевших черных волос, роскошными волнами рассыпавшихся вокруг головы. Ее полураскрытые алые губы ждали его поцелуев, а ярко сиявшие сапфировые глаза бесстыдно рассматривали его, предлагая ему ее собственную дерзкую наготу.
      – Вы самая красивая из всех женщин, которых мне когда-либо довелось видеть, – сказал Финн, приподнимая ее ногу и целуя безукоризненно изящные пальцы.
      – И много их вы видели, Финн? – спросила она с нахлынувшим вдруг чувством ревности.
      – Предостаточно для того, чтобы можно было сравнивать.
      Лилли протянула к нему руки и страстно проговорила:
      – Мне кажется, что я ждала вас всю жизнь.
      Они буквально вцепились друг в друга, плоть к плоти, не отрывая трепетавших губ. А когда он, наконец, взял ее, это была целая буря огня и страсти, которой она напрасно ждала от Нэда.
      – Боже мой, только не выходи из меня, не выходи, не выходи, – стонала она в экстазе, и он приподнимал ее к себе, снова и снова достигая вместе с нею высшей точки наслаждения.
      Потом они лежали в изнеможении, не расплетая рук и ног. Финн поднял голову и посмотрел на Лилли.
      – Я всегда любил вас, – тихо проговорил Финн.
      Лилли гладила его лицо, а он целовал ее руку.
      – И я всегда вас любила, – выдохнула она. – Думаю, что всегда понимала это, но этот плод был запретным.
      – Теперь с этим покончено, – возразил он.
      – Да, покончено, – согласилась она, улыбнувшись.
      Финн сел и вынул из стоявшего около кровати столика бриллиантовое колье. Улыбаясь Лилли, он покачал им перед ее глазами.
      – Так значит, вы его так и не продали! – воскликнула она.
      – Как я мог? – сказал он. – В конце концов, оно же принадлежит вам.
      – Как и пятьдесят золотых соверенов, – напомнила ему Лилли.
      Финн небрежно пожал плечами.
      – Недаром говорят, что зло настигает того, кто делает зло. Их у меня украли.
      Лилли рассмеялась.
      – Бедный Финн.
      Он надел бриллианты ей на шею и соединил замок колье.
      Финн лежал на подушках, зарывшись лицом в волосы Лилли.
      – Вы никогда не узнаете, – тихо проговорил он, склоняясь над нею для очередного поцелуя, – как много раз рисовал я себе эту картину.
      Он снова вытянулся рядом е нею и снова заключил ее в объятия, чувствуя себя как человек, все фантазии которого воплотились в явь.

40

41