Бывая в Лос-Анджелесе, Майк всегда останавливался в Беверли Хиллз-отеле. Он был убежден, что здесь ощущались флюиды творчества, появившиеся еще в те времена, когда в отеле жили знаменитые впоследствии кинозвезды, маститые режиссеры и трудяги-сценаристы. Или, быть может, спокойная роскошь и старомодная обстановка номера вдохновляла его. Как бы там ни было, одну из своих самых знаменитых книг он написал на одном дыхании за два месяца в одном из этих розовых «коттеджей» и полюбил это место навсегда. Отель был построен в 1912 году, когда городок Беверли Хиллз по существу представлял из себя просто возделанные поля и несколько новых, пустынных дорог. С самого своего основания отель Беверли Хиллз стал главным отелем Голливуда.
      Завтрак был ему подан ровно в девять тридцать. После этого Майк провел час на теннисном корте, затем принял душ, переоделся и был готов встретить то, что принесет ему сегодняшний день. За кофе и тостами он просмотрел список претендентов на наследство Поппи Мэллори, который он получил от Либера. Было несколько сотен имен, представлявших мало интереса, и только пять из них могли быть вероятными претендентами… Ария Ринарди из Венеции, близнецы Клаудиа Галли из Парижа и Пьерлуиджи из Нью-Йорка – их сообщения казались совместной заявкой, хотя они обращались к Либеру по отдельности; Орландо Мессенджер из Лондона и Лорен Мэллори Хантер – прямо отсюда, из Лос-Анджелеса.
      Можно начать с этой местной девушки, думал Майк, читая короткое резюме доводов Лорен, присланное ему Либером, по крайней мере, у нее очень многообещающее имя. Ее прадедушка вырос на ранчо около Санта-Барбары, ее прабабушка и дедушка умерли до ее рождения… имя ее матери было Соня Мэллори Хантер. Майк взглянул на возраст Лорен – ей было только восемнадцать лет. Тогда почему же Соня Хантер не предъявляет своих претензий на наследство? Семейная ссора? Или, может, Соня просто не видела объявление – очень часто люди не читают газет по нескольку месяцев.
      Хотя история Лорен о своей бабушке из Санта-Барбары была крайне неправдоподобна, все же именно у нее была семейная Библия с написанным на ней именем Мэллори. Благодаря этому вещественному доказательству Иоханнес Либер и включил ее в список наиболее серьезных претендентов, а также из-за совпадения дат. И, сравнив ее сведения с разнообразными фантазиями несерьезных претендентов, Майк подумал, что какое-то рациональное зерно в претензиях Лорен есть.
      Подняв трубку, он набрал номер Лорен. Он сделал около дюжины звонков, но никто не отвечал. Тогда он попробовал позвонить в кафе Денни'з на Вентура, думая, что она, вероятно, сейчас на работе. Но подошла какая-то девушка и сказала, что у Лорен сегодня выходной.
      – Но она будет в Тэдди'з Барн попозже, – сказала она Майку. – Лорен работает там официанткой в коктейль-баре.
      Майк попробовал еще раз позвонить ей домой – конечно, она должна была быть там, если у нее выходной.
      Но на звонок по-прежнему никто не отвечал. Майк раздраженно положил трубку на аппарат… ничего не оставалось делать, как ждать до позднего вечера.
      Лорен слушала, как звонит телефон. Вряд ли это было что-либо важное – скорее всего из Денни'з, чтобы сказать, что им нужна официантка и попросить ее поработать сегодня. Только не сегодня, думала она, даже если они заплатят ей втрое больше обычного… она хотела провести сегодняшний день с Марией. Она лежала в постели, лениво думая о том, что они будут делать весь день. Малышка болтала своими пухлыми ножками в воздухе. Лорен прислушивалась к легкой возне, которую затеяла Мария, пытаясь достать яркую погремушку, висевшую над ее кроваткой. Лорен слышала о детях, которые все время кричали и плакали, доводя своих матерей просто до помешательства, но Мария была таким спокойным ребенком и не доставляла никаких хлопот. Она никогда не плакала, оставаясь с приходящей няней днем или ночью; всегда улыбалась, когда на нее глядели.
      – Мария, – позвала Лорен, с улыбкой глядя, как губы малышки пытались повторить движения губ самой Лорен и произнести слово – вот только звук, срывавшийся с них, был странно высоким и мало напоминал ее имя.
      – Умница, солнышко, – похвалила ее Лорен, – просто пытайся повторять за мной.
      Но если уж быть до конца честной с собой, то Лорен не была уверена, что у ребенка это получится. Когда няня впервые услышала голос Марии, она посмотрела многозначительно на Лорен.
      – Мария какая-то не такая, как все, – сказала она. И больше ничего.
      Лорен просто спешила домой каждый день и старалась не думать о встревожившем ее взгляде няни, потому что он только подтверждал то, что беспокоило ее саму. В конце концов ей все же пришлось взглянуть правде в лицо: Мария отличалась от других детей – она была погружена в свой собственный внутренний мир. С малышкой было «что-то не так», думала Лорен грустно, используя самое безобидное слово, которое она только могла вынести, потому что никогда не была бы в силах сказать, что девочка «отставала в развитии», или была «умственно отсталой», или что-либо другое из этих ужасных вещей. Ее любовь становилась от этого только сильнее, и Лорен изо всех сил хотелось защитить девочку от нависшей над ней угрозы. Конечно, все это неудивительно, если вспомнить о том, что пришлось перенести Марии, прежде чем она родилась. В своих самых худших ночных кошмарах Лорен видела, как малышка уже достаточно подросла для того, чтобы ходить в школу, но специалисты поняли, что с нею не все в порядке. Она бросалась к Марии, крича, когда они пытались избавиться от нее. В течение многих ночей Лорен просыпалась в холодном поту, дрожа от ужаса и не видя никакого выхода из замкнутого круга. И она знала, что когда это наконец случится, то она и девочка умрут от разбитого горем сердца.
      Девушка снова откинулась на подушки, смотря, как маленькая Мария всецело ушла в игру со своей погремушкой, и думая о том, сколько же раз сердце может быть на грани разрыва. Впервые это случилось, когда Лорен было двенадцать лет: позвонили с завода Боинг, где ее отец работал менеджером, и сказали, что с ним неожиданно случился инфаркт, и он умер прежде, чем упал на пол. Ее мать так в точности и повторила эти слова своей дочери, и ужасное видение мертвого отца, падающего на землю, долго преследовало Лорен. Этот образ врезался в сознание девушки навсегда.
      Она не знала, как сможет жить с таким грузом, который был у нее на сердце, но как это часто бывает, время облегчило боль, и постепенно Лорен оправилась от удара. Но спустя два года новым ударом стало то, что ее мать решила снова выйти замуж. В то время Лорен была обыкновенной добросовестной студенткой Рэдлендской Высшей школы, занимаясь тем, чем обычно занимаются четырнадцатилетние девочки. Она старательно училась, когда это было нужно, и отдыхала после окончания занятий. Всегда были вечеринки, которые она посещала во время уик-эндов, и просто походы в гости к своим друзьям. Они собирались группками по воскресеньям, ходили по магазинам или просто гуляли, или болели за школьную футбольную команду осенними субботними днями. Лорен, конечно, понимала, что ее мать была еще молодой – ей было тридцать четыре года. Вполне естественно, что она могла снова влюбиться и выйти замуж. Но после того, как они вместе пережили боль утраты отца, четырнадцатилетней девочке это казалось наихудшим предательством.
      Лорен мучительно ревновала и, как теперь сама сознавала, делала их жизнь с матерью невыносимой, но тогда иначе вести себя не могла.
      – Ты никогда не говорила мне, что встречаешься с ним, – кричала она матери. – Ни разу. Ни одного слова. Думаю, что он даже не знает о моем существовании!
      – Конечно, он знает о тебе, – успокаивала ее Соня Хантер. – Что ты, девочка, я рассказывала ему о тебе абсолютно все… он знает, что ты отлично плаваешь, что ты хорошо учишься в школе и что хочешь учиться в Стэнфорде. Он даже знает, что в три года у тебя была ветрянка, знает, когда у тебя прорезались первые зубы…
      – Но почему ты рассказала ему о таких вещах?! – еще сильнее закричала Лорен. – О таких вещах, которые вместе со мной пережил мой настоящий папа, а не ОН!
      Соня Хантер тяжело вздохнула; ей говорили, что следует ожидать нечто подобного, когда ребенок узнает, что его мать хочет снова выйти замуж, но от этого не становилось легче. У Сони Хантер были белокурые волосы до плеч, которым ее парикмахер регулярно придавал нужный оттенок. У нее была ухоженная, элегантная внешность женщины, которая держит себя в форме. Она занималась в гимнастическом классе, ходила на плавание, пока не убедилась, что каждый ее мускул в порядке. Она пила много свежих соков и была рьяной поклонницей здоровой пищи, и она вырастила свою дочь на этой здоровой диете. На зубах Лорен были какое-то время скобки, но сами зубы сияли белизной, словно отполированные до блеска, прелестные голубые глаза были ясными и кожа чистой и гладкой. Подобно матери, у нее не было ни единой жиринки в теле.
      Соня попыталась мужественно встретить бунтарское отношение дочери ко всему происходящему. Когда Дуг приехал из Сан-Диего, где работал адвокатом, она постаралась поставить все на семейную ногу – так, чтобы Лорен не чувствовала себя лишней. Но Лорен было четырнадцать лет, она вступала в трудный период превращения подростка в женщину. Ей была ненавистна сама мысль о том, что ее мать будет спать с Дугом, и что все дети в школе будут знать об этом. Она стала плохо учиться, перестала добросовестно выполнять домашние задания. Вместо этого она уходила из дома и бродила по бульварам со стайками других подростков, многим из которых было по шестнадцать лет.
      Лорен была застенчивой девочкой и лучше всего чувствовала себя в толпе. Она была даже не уверена, что сможет вообще что-либо сказать мальчику, если он пригласит ее на настоящее свидание. Лорен знала, что не была красива; к тому же ей бы хотелось, чтобы она была выше ростом. Но она была хорошо сложена – с подтянутым телом, стройными ногами и красиво очерченной небольшой грудью. Ее мать всегда говорила ей, что у нее был «свежий, здоровый вид» – красивая кожа и блестящие волосы. И естественный калифорнийский загар.
      Когда скобки с ее зубов были наконец сняты, отношение к ней мальчиков сразу же изменилось, и телефон в доме Лорен не умолкал. Она стала носить более короткие юбки, которые не скрывали ее ноги, и вскоре окончательно обрела уверенность в себе, по крайней мере, достаточную, чтобы ходить на свидания одной. Она была по-прежнему застенчивой, но мальчики были сами такими же. Чаще всего они вместе ходили на ленч в кафе или китайский ресторан, иногда в кино. Они могли чуть покружить по городу, пока не найдут спокойное место для парковки, и посидеть немного на заднем сиденье, но Лорен никогда не позволяла им заходить далеко. Она и сама не понимала – почему? Она знала некоторых девушек, которые позволяли, или, по крайней мере, говорили, что позволяли, но это было не то, что ей было нужно. Это такая ответственность – взрослеть. Лорен поняла, что ей гораздо больше нравятся ее периодические ночевки в доме подруг, их сплетни и веселье, чем борьба с каким-нибудь слишком настойчивым мальчиком на заднем сиденье душным калифорнийским вечером.
      Когда ее мать и Дуг в конце концов поженились, они сказали, что Лорен придется оставить Рэдлендскую школу и перейти в новую школу в Сан-Диего, где они собираются жить. Они сокрушенно смотрели, как она носилась по дому в слезах, спрашивая, как они могут так с нею поступать. Разве они не знают, что все ее друзья здесь! Все, кого она когда-либо знала. Здесь вся ее жизнь! И теперь, только потому, что они поженились, Лорен должна со всем этим расстаться и начать жизнь заново. А как насчет ее экзаменов? Ей было почти уже семнадцать, приближались выпускные экзамены в колледже… Как они себе все это представляют? Как она сдаст эти экзамены в новой школе? С новой рутиной и новыми учителями, которые не знают и не понимают ее? Они знают, как это важно для нее – поступить в Стэнфордский университет.
      – Это нечестно, – бушевала она. – Я на это не пойду.
      – Лорен права, – сказал Дуг Соне, нервничая. – Девочка абсолютно права. Это несправедливо.
      Лорен перестала плакать и посмотрела на него подозрительно, гадая, что он собирается предпринять. Но когда он заговорил снова, Лорен совсем успокоилась.
      – Это только вопрос одного года, Соня. Ей нужно дать шанс. Она имеет на это право. Мне придется отправиться в Сан-Диего, а когда девочка окончит школу, мы все будем жить там вместе.
      Лорен смотрела на него, улыбаясь; казалось, что все, наконец, будет хорошо. Но потом неожиданно все стало ужасно плохо. И Лорен всем сердцем теперь жалела, что сопротивлялась тогда. Если бы не это, они могли бы вместе спокойно и счастливо жить до сих пор в Сан-Диего.
      К семи часам вечера Лорен даже не знала, кто больше устал – она или Мария. Малышка, утомленная долгим пребыванием на свежем воздухе и массой впечатлений от зоопарка, быстро уснула в своей кроватке. Лорен вяло подправила свой макияж, натянула черное, плотно облегающее трикотажное платье и надела туфли на высоком каблуке. Тедди недавно сказал, что она выглядит очень утомленной.
      – Ты теряешь все свои формы, Лорен, – предупредил он. – Если бы не то, что ты прекрасная официантка, и у тебя пара хороших ног, я бы уже давно тебя уволил.
      – Премного благодарна! – воскликнула она сердито.
      – Ты же официантка в коктейль-баре, – пожал он плечами. – И ты знаешь, почему тебя взяли на работу. Конечно, ты умеешь разносить напитки, не роняя их, и давать правильно сдачу, и ты не стараешься спрятать десятидолларовые бумажки в карман, но это же могут и сотни других девушек. Парни, когда их обслуживают, любят посмотреть на официанток. Так что тебе лучше, пока не поздно, бросить свою диету – какая бы она ни была – и прийти в себя.
      Неважно, как неприятно ей было слушать все это, но Тедди был прав; Тедди'з Барн было заведением, известным своими привлекательными официантками. Но у Лорен никогда не было ни времени, ни денег, чтобы питаться нормально, и она ела дешевую, наспех перехваченную еду.
      В баре было тихо и немноголюдно – только пара парней у стойки, и еще двое – за слабоосвещенными столиками в зале. Музыканты, которые должны были этой ночью развлекать публику, уже были на сцене, проверяя микрофон. Официантки столпились около них и судачили о разных пустяках… Лорен расчесала волосы, подрисовала губы помадой и немного надушилась. Затем она присоединилась к ним.
      Майк Престон наблюдал за ней со своего места у стойки бара, сравнивая ее наружность с маленькой цветной фотографией, присланной Иоханнесу Либеру. На фотографии она выглядела так, словно была снята для школьных документов – юной и хорошенькой, с блестящими белокурыми с рыжиной волосами и широко раскрытыми голубыми глазами, с милой, немного застенчивой улыбкой. Но девушка в трикотажном платье была очень худой; она выглядела утомленной, и между ее бровей виднелась небольшая морщинка тревоги и забот. Он грустно подумал, что же могло такое случиться, что превратило беззаботного тинэйджера в очевидно снедаемую невеселыми мыслями усталую молодую женщину.
      Она ставила пепельницы на столы и поправляла свечи в красных подсвечниках, окидывая столики критическим взглядом. Взяв свой стакан, Майк отправился к ней.
      – Лорен Хантер? – спросил он.
      Она слегка вздрогнула и посмотрела на него большими, испуганными глазами.
      – Простите, что я подошел так неожиданно, – сказал он вежливо и мягко. – Я узнал ваше имя от Иоханнеса Либера, адвоката из Женевы. Он попросил меня встретиться с вами. Ваш телефон дома не отвечал. Мне сказали в Денни'з, что вы работаете здесь по вечерам.
      – Иоханнес Либер? – спросила она, сбитая с толку.
      – Это по поводу наследства Поппи Мэллори.
      Лорен почувствовала, что ее ноги начали слабеть, и она опустилась на стул.
      – Вы хотите сказать, что я – наследница?
      – Боюсь, что мы все еще не знаем до сих пор, кто является наследницей, – ответил Майк быстро. – Либер просто попросил меня встретиться с вами и расспросить о некоторых подробностях.
      Ее разочарование было заметно в ее взгляде, и Майк поспешил заговорить снова.
      – Конечно, это совсем не означает, что вы – не наследница, – добавил он. – Я здесь, чтобы разобраться в вашем деле.
      – Я понимаю. Но, видите ли, мне мало что есть добавить к тому, что вы уже знаете. Я все уже написала в письме к мистеру Либеру. Я даже не уверена, нужно ли было это делать, но моя мама всегда говорила мне, что ничего не получится, если не пытаться. Вот я и написала. Как бы там ни было, но все, что я рассказала, – правда.
      – Я и не сомневался в этом, – сказал Майк. – Мне просто хотелось поболтать об этом побольше, если, конечно, это возможно.
      Она взглянула, нервничая, на начавший заполняться зал.
      – Я должна идти работать, – сказала она, вставая.
      – Можем мы встретиться после окончания вашей работы? – спросил Майк. – Когда вы освободитесь?
      – В час ночи. Но я не знаю… Я должна позвонить бэби-ситтеру.
      – Понимаю, – сказал Майк. – Ее личная жизнь внезапно дала знать о себе.
      – Нет, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Вы ничего не понимаете. Ждите меня здесь, в час ночи.
      Гадая, что она имела в виду, он допил свой напиток, глядя, как она деловито и умело двигалась между столиками. Совершенно очевидно, что она хорошо справлялась со своей работой, была добросовестной и честной. И еще – она была трудолюбивой – он знал о ее работе в Денни'з. Да, ей приходилось нелегко. Она была молодой и привлекательной, и могла бы учиться в колледже. Но на ней лежала ответственность за ребенка. Его надо было накормить и воспитать.
      Он убил время, сходив в кинотеатр на Голливуд-бульвар, и вернулся в Тедди'з без пятнадцати час. Лорен кивнула ему, когда увидела его.
      – Час ночи, – сказала она, идя через зал и указывая на часы.
      Майк сел у стойки и заказал выпить, смотря на танцующую толпу. Музыка была такой громкой, что ему казалось, его грудная клетка вибрирует, и он подумал, как это она выдерживает такое – вечер за вечером. А после ей нужно идти домой к ребенку, который, без сомнения, просыпается в шесть часов утра, а бедная Лорен снова должна идти на работу – в Денни'з. Он от души надеялся, что она окажется наследницей Поппи Мэллори, ей так необходимы деньги!
      – Эй, – сказала Лорен, появляясь около него. Она была в голубых джинсах и старом пиджаке из грубой хлопчатобумажной ткани. Она смыла помаду и тушь для ресниц и выглядела лет на шестнадцать. Потрясенный, Майк подумал, что она всего на два года старше, чем выглядит сейчас. Он взял ее под руку и повел через толпу. Сквозь рукав пиджака рука казалась тонкой-тонкой и хрупкой. Майк почувствовал, что ему хочется защитить ее, накормить…
      – Вы голодны? – спросил он.
      – Немного, – ответила она.
      – Куда бы вы хотели пойти?
      – В китайский ресторан, – ответила она, не колеблясь.
      Он повел ее в Нью-Мун на бульваре Вентура. Он молча смотрел, как она ела яичницу, бифштекс с черной фасолью и соусом, и макароны по-сингапурски.
      – Чувствуете себя лучше? – спросил он с легкой усмешкой.
      – Да, – сказала она с довольным вздохом. – Благодарю вас, мистер Престон. Просто замечательно. Это самая вкусная еда, какую я только ела в этом году.
      Майк думал – как это грустно, что самый вкусной в этом году была для нее еда второстепенной китайской забегаловки, но, по крайней мере, она выглядела более счастливой и не такой напряженной. И она была куда более хорошенькой без этого выражения тревоги и озабоченности во взгляде. Глаза Лорен были голубого цвета приятного оттенка – глубокого и чистого. Майку казалось, что он может читать ее мысли по изменчивому выражению этих глаз.
      – Так кто же вы такой? – спросила Лорен, потягивая кока-колу. – Я имею в виду… я знаю, что у вас какие-то дела с мистером Либером, но какие именно?
      – Вообще-то я писатель, – сказал он.
      – Тот самый Майк Престон! – воскликнула она, ее глаза округлились от удивления. – Я читала ваши книги.
      – Ваш покорный слуга, – ответил он с усмешкой. Казалось, Лорен рассматривала его с новым интересом.
      – Я никогда раньше не встречала знаменитого писателя, – сказала она. – Да еще получившего Пулитцеровскую премию. Да, конечно… в Тедди'з мне показалось, что ваше лицо мне знакомо, а теперь я припоминаю, как видела вас в нескольких интервью по телевизору.
      – Мне всегда казалось, что вы выглядите странно, – добавила она. – Немного избито… стереотипно… как Жан Поль Бельмондо… Вы гораздо более милый человек в жизни.
      Спохватившись, она прикрыла рот рукой и покраснела.
      – Кажется, я всегда говорю то, что думаю, – сказала она извиняющимся тоном. – И попадаю в неловкое положение.
      Лорен помолчала.
      – Но, – добавила она, улыбаясь, – вы действительно в жизни приятнее.
      Их глаза встретились, когда они молча рассматривала друг друга через столик, и Лорен почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по ее спине. Было что-то в его взгляде, что тревожило ее – взгляд, который она не привыкла видеть у мужчин… он не был похож на зовущие взгляды парней в Тедди'з, он был более глубоким и… более интимным…
      – Откуда вы знаете про Бельмондо? – спросил Майк, не отводя взгляда. – Вы ведь слишком молоды…
      – Иногда, когда я прихожу домой с работы из Тедди'з, я не могу уснуть и смотрю по телевизору старые заграничные фильмы…
      Его взгляд был по-прежнему тревожащим, и Лорен, потягивая кока-колу, отвела глаза.
      – Откуда же обычно родом знаменитые писатели? – спросила она.
      Майк улыбнулся ее простодушию.
      – Этот, например, родился в Мэдисоне, Висконсин. Меня вырастила тетя Марта, после того, как мой отец умер, а мать сбежала с заезжим коммерсантом – вот вам и пища для размышлений по поводу моей истории.
      – На что это похоже – вырасти в Висконсине? – спросила она. – Сама я нигде не была дальше Сан-Диего.
      Майк пожал плечами.
      – Да ничего необыкновенного – маленький домик, похожий на все другие дома в пригородах, где селится средний класс. У тети Марты были все старые добрые привычки, система ценностей ее круга – церковь по воскресеньям, стремление воспитать во мне уважение к старшим и более достойным, привычку к труду и любовь к нашей стране. Я должен был доказывать свою благовоспитанность и послушание хорошего ребенка, подстригая газоны и вынося мусор или выполняя другие обязанности, которые она считала необходимыми и полезными для подрастающего мальчика. Каждое утро мы поднимали флаг на флагштоке, который стоял на лужайке перед домом, и спускали его на закате, и все домашние дела должны были быть сделаны, прежде чем мне удавалось улизнуть поиграть в баскетбол или просто побегать с другими ребятами.
      – Наверно, у вас была большая игрушечная машина, в которой можно ездить? – спросила Лорен с улыбкой.
      – Да, была. Я скажу вам, что еще у меня было – вкусная домашняя еда, которая ждала меня после школы, самый лучший на свете пирог с черникой и превосходное жаркое по воскресеньям, которое только тетя Марта умела так приготовить – я словно чувствую его аромат сейчас, он врезался в мою память на всю жизнь.
      Она улыбнулась ему, ее глаза были полны симпатии и интереса.
      – Знаете, тетя Марта – не просто родственница, которая взяла меня к себе. Мне было тогда девять лет, и я чувствовал себя потерянным и испуганным перед огромной неизвестностью будущего. Именно ее любовь помогла мне пережить мое горе, и эти трудные подростковые годы…
      Майк улыбнулся.
      – Я всегда был слишком высоким, и продолжал стремительно тянуться, все время вырастая из своей одежды. Это доводило ее до отчаяния.
      – …Это очень дорого, – говорила она мне. – Разве ты не понимаешь, как это дорого? Подумай об этом, Майк, и перестань расти!
      Лорен засмеялась, и Майк замолк на мгновение.
      – Я не знаю, почему я рассказываю вам все это, – сказал он тихо. – Но мне приятно поговорить о ней с кем-нибудь.
      – Она еще жива? – спросила Лорен осторожно. Он улыбнулся.
      – Конечно, – ответил он. – Я всегда звоню ей раз в неделю, независимо от того, где я нахожусь в этом мире. Мы болтаем около часа или больше – просто о том, о сем, о ее походах в церковь, о моих делах. Словно мы сидим друг против друга за кухонным столом и едим ее восхитительную стряпню. Он остановился, глядя на Лорен.
      – Она помогла мне пережить все кризисы, которые только были в моей жизни, – добавил он. – Включая мою женитьбу, которая окончилась скверно.
      – Вы были очень молоды? Он кивнул.
      – Нам обоим было по двадцать три года… Думаю, что все было обречено с самого начала, но в эти годы не думаешь об этом…
      Он снова остановился, опять подумав о том, как она молода.
      – Вы совсем другой, – сказала Лорен мягко.
      – Другой? Отличаюсь от кого?
      – О, от тех парней, с которыми я встречалась.
      – Это потому, что я старше, – сказал Майк со вздохом сожаления. – Хотя в возрасте тридцати семи лет я не могу представить себя в роли патриарха, «взрослого дяди».
      Лорен засмеялась, и Майку понравился этот звук; смех был веселым и добродушным, он прозвучал так мило в тихом зале маленького ресторанчика, что сидящие в нем оглянулись, чтобы посмотреть – кто это так хорошо проводит время. Майк подумал – так, должно быть, она выглядела раньше – до Марии.
      – «Взрослый дядя» помогает юной наследнице, – сказала Лорен с улыбкой. Потом внезапно она заплакала. – Но ведь это – не я, не правда ли? Такие вещи не случаются с девушками, подобными мне.
      Майк обошел столик и взял ее за руку. Она была крепкой и немного огрубевшей от тяжелой работы, подумал он.
      – Но ведь мы не знаем пока ничего, – сказал он, ободряюще сжимая ее пальцы. – Мы только-только начали розыски. Я сам замешан в этом по чистой случайности. Я увидел объявление в газете и сразу же позвонил Либеру – вдруг мы сможем помочь друг другу. Я – писатель, который ищет сюжет для новой книги, он – адвокат, который рассматривает претензии со стороны так называемых наследников Мэллори. Я просто пытаюсь отделить ложных наследников от настоящих, и в то же самое время хочу узнать настоящую историю жизни Поппи Мэллори.
      – Тогда вы, наверно, считаете, что я – ложная наследница? – спросила Лорен.
      – Вовсе нет, Лорен, – сказал он бережно. – Но ваши сведения… как бы это сказать… пока не очень убедительны.
      Она кивнула.
      – Конечно, все это больше похоже на слухи – то, что передавалось из уст в уста в семье. Но это все правда. Вот только нет семейной Библии с написанными на ней именами членов семьи. Но мы все – Мэллори, – сказала она, пожав плечами. – Хотя, думаю, есть тысячи других. Конечно, я никогда не видела свою прабабушку и бабушку, но мама говорила мне, что мой прадедушка вырос в большом доме на огромном ранчо около Санта-Барбары.
      Лорен стала глядеть в пустую тарелку, и Майк с удивлением заметил внезапный страх, который мелькнул на ее лице.
      – Рассказывали, что когда он женился на моей прабабушке, у нее что-то случилось с головой, – продолжала Лорен, ее голос был низким. – У нее родился ребенок, но она неожиданно убежала от мужа, и ее ребенка отдали на удочерение. Эта малышка была моей бабушкой.
      – Вы хотите сказать, что вашей прабабушкой была Поппи Мэллори?
      – Нет, – ответила Лорен просто. – Вряд ли. Ей было не так много лет в то время. Может быть, она была дочерью Поппи Мэллори.
      – Может быть, – Майк взглянул на сведения, полученные от Либера и задумался. – Что ж, возможно, даты сходятся. Поппи родилась в 1880 году, и ее дочь могла появиться на свет в 1898 или в 1900… но мы не можем сказать с уверенностью.
      – Не можете сказать с уверенностью? Но я думала, что вы все знаете; я думала от вас узнать обо всем…
      – Все не так просто. Боюсь, что это так. Но как раз за этим я и приехал сюда – я собираю информацию, и надеюсь, что разгадаю секрет жизни Поппи Мэллори, и тогда мы узнаем, кто же настоящая наследница или наследник.
      – Мне жаль, что мало чем могу вам помочь, – сказала тихо Лорен. – Я не думаю, что у меня много шансов.
      – Но у вас все же есть шанс, иначе бы я не пришел к вам. Есть множество других заявок с разными сведениями, но на них даже не стоит обращать внимания. Вы были бы удивлены, если бы узнали, как много людей откликнулось на объявление.
      Внезапно она стала казаться очень усталой.
      – Мне пора домой. Няня может беспокоиться. Спасибо за ужин, мистер Престон.
      – Было приятно познакомиться с вами, Лорен, – сказал Майк. – Конечно, вам пора идти к вашему ребенку.
      – Но она – не моя дочь, – сказала Лорен быстро. – Она – моя сестра.
      – Ваша сестра? Лорен кивнула.
      – Мама вышла замуж второй раз. Они прожили с Дугом около года. Он был адвокатом в Сан-Диего, и мы с мамой должны были переехать к нему, но я захотела окончить сначала Рэдлендскую Высшую школу – мне предстояли выпускные экзамены, и жаль было расставаться с друзьями… Дугу пришлось уехать, и иногда мама ездила к нему, оставляя меня с кем-нибудь из друзей. Она была беременна и чувствовала себя от этого очень счастливой. Обычно она летала на самолете в Сан-Диего, но в то время она была на восьмом месяце беременности и боялась лететь. Они поехали назад из Сан-Диего на машине в один из уик-эндов, а я тем временем ходила на вечеринки и ночевала в доме лучшей подруги. Поздним вечером пришли из полиции и сказали, что в них врезалась машина, которую вел пьяный водитель. Дуг умер сразу, а маму подключили к одному из тех аппаратов, которые поддерживают в человеке жизнь.
      – Я пошла к ней в больницу. Она выглядела такой красивой и такой безмятежной. Она дышала через дыхательный аппарат – он расширял и сокращал ее легкие, как я понимаю… Я не знаю… Мне сказали, что ребенок все еще жив, и придется делать кесарево сечение. С ребенком все было в порядке… Но когда он родился, они отключили аппарат…