– Так это Энджел. Какое необычное имя, моя дорогая.
      – Меня назвали в честь города, где родился мой папа – Архангельска, мэм, – ответила она застенчиво.
      Брови мисс Хендерсон слегка приподнялись в удивлении.
      – Как мило, – отозвалась она. – Итак, моя дорогая, я уверена, что у вас появится здесь много приличествующих вашему положению друзей.
      Потом она перевела взгляд на Поппи, стоявшую позади Энджел.
      – А это барышня Мэллори? – спросила она холодно. Она вообще не собиралась брать ее в школу, но Константы настояли на том, чтобы эти две девушки не разлучались.
      – Еще одно хорошо известное имя в Сан-Франциско, – парировала Поппи, вздернув подбородок. – Каждый знает моего отца.
      – Не сомневаюсь! – мисс Хендерсон надменно отвернулась от нее. – Мистер Констант, могу я предложить вам чай? Наверно, это было долгое и утомительное путешествие.
      – Благодарю вас, не стоит, мэм, – ответил он коротко. – Я должен идти. Надеюсь, вы позаботитесь об обеих моих сестрах.
      Поппи бросила на него благодарный взгляд, когда он поцеловал ее на прощание.
      – Крепись, – шепнул ей Грэг с ободряющей улыбкой. Потом он ушел.
      В Академии мисс Хендерсон было двенадцать комнат, в каждой из которых жили по две девушки, и сердце Поппи упало, когда Энджел указали на комнату, где уже поселилась Доротея Уилкс Фрэзер, и Поппи поняла, что их разлучили.
      – Конечно, вы слышали о Фрэзерах – такая хорошо известная семья в Сан-Франциско, – изливала свои чувства мисс Хендерсон. – Я совершенно уверена, что вы и Доротея подходите друг другу.
      – Конечно, – мысленно всхлипнула Энджел, глядя на темноволосую толстую Доротею. – Это будет мило!
      Голова Поппи поникла, когда, с звучащей в ушах любимой фразой Энджел «это будет мило!» она оказалась в указанной ей комнате с угрюмого вида медноволосой девушкой, которая смотрела на нее неприветливо.
      – Вы будете жить с Лаурой Бэнкс, – сообщила ей мисс Хендерсон.
      – О, Господи! – воскликнула она, удивленная. – Я даже не сообразила, что вы обе – с рыжими волосами. Надеюсь, у вас не будет «конфликта темпераментов».
      Ее взгляд задержался на Поппи, когда она закрывала дверь, оставляя новенькую одну с Лаурой.
      – Кровать около окна – моя, – сказала та резко и коротко Поппи. – И стул из грецкого ореха. У нас – один шкаф, и мои вещи уже там, так что можешь делать, что хочешь, с оставшейся его частью. – Сложив руки, она холодно смотрела на свою новую соседку. – И еще одно. Мои волосы – не обычные рыжие, как у тебя. Мои – каштановые.
      Поппи бросила на нее ледяной взгляд, когда открывала двери шкафа. У Лауры были платья на все возможные случаи жизни, и они почти полностью заняли весь шкаф.
      Вынимая салатово-зеленое вечернее платье из органзы, Поппи стала рассматривать его критически.
      – Только такой грязный, жидкий цвет и подходит к твоим каштановым волосам, – комментировала она, швыряя платье на пол. Затем, игнорируя задохнувшуюся от неожиданности и неистовства Лауру, Поппи выкинула наружу охапку одежды. Когда шкаф наполовину опустел, она спокойно сказала: – Теперь у нас равные половины. Боюсь, что тебе придется поискать другое место для всего этого хлама.
      Щеки Лауры вспыхнули, когда она взглянула на Поппи.
      – А ты имеешь хоть малейшее представление, сколько стоят эти платья? – С презрительной улыбкой глядя на платье Поппи от лучшего модельера Санта-Барбары, она провозгласила едко: – Да где уж тебе! И не воображай, что я не пожалуюсь мисс Хендерсон, – добавила она. – Ты здесь всего пять минут, а от тебя уже одни неприятности.
      – Если ты сделаешь это, Лаура Бэнкс, – сказала Поппи, угрожающе сжимая свои маленькие кулачки, – я тебя вздую. И предупреждаю – Грэг говорит, что у меня это неплохо получается.
      – А кто такой Грэг? – спросила Лаура, нервно отступая назад.
      – Грэг – мой брат, – ответила Поппи с победной улыбкой.
      – О-о, нет, он не твой брат, – отрезала Лаура. – Грэг Констант – брат Энджел! Мы все знаем, кто ты! Подожди, вот только мой отец узнает, что я живу в одной комнате с дочерью Джэба Мэллори – он тут все разнесет.
      Поппи почувствовала, что горячая волна приливает к ее лицу. Никто никогда даже не упоминал о ее отце все эти годы, но эта девица знает. Неожиданно дверь комнаты распахнулась и на пороге показалась Энджел.
      – Привет, вы обе! – закричала она. – О, какая райская комната – гораздо лучше, чем моя.
      Она протянула руку Лауре.
      – Я – Энджел Констант, – сказала она, улыбаясь. Поппи закусила губу, чтобы она не дрожала, когда наклонилась над своим чемоданом, вытаскивая вещи и укладывая их в шкаф.
      – Ох, Поппи, разве это все не прелестно? – сияла Энджел. – Ну разве не говорила я тебе, что это будет забавно!
      Большинство и персонала и девушек были вполне вежливы и добры, но Поппи чувствовала, что они знают – она была «другой». И все они хотели стать подругами Энджел. Было ли это из-за ее красоты, ее улыбки, обаяния? Поппи думала об этом, когда стояла и наблюдала, как девушки теснились вокруг Энджел, стремясь сесть рядом с ней за ужином, или когда она передавала маленькие записочки, в которых они предлагали стать ее лучшими подругами. Или также из-за денег Константов? Она не осознавала до нынешнего момента, что Константы были настолько богаты. Она ревниво смотрела, как учителя таяли от улыбки Энджел, прощая ей ошибки во французском, или то, что она не помнила точно место для бокала с вином на банкетном столе или имена художников итальянского Возрождения. Даже мисс Хендерсон лезла вон из кожи, чтобы быть как можно более милой с ней, и впервые Поппи поняла, что Энджел была не только красивой девушкой – она была дочерью влиятельного, знаменитого Ника Константа. Энджел была «наследницей».
      Каждый вечер после гонга девушкам позволялось читать и вести вежливую беседу в «салоне» – так мисс Хендерсон называла большую парадную гостиную на первом этаже. Они по очереди играли ноктюрны Шопена на большом «Стэнвее», иногда кто-нибудь пел или читал романтические стихи, но чаще всего они просто болтали или сплетничали.
      Как всегда, Энджел была в центре внимания маленькой стайки девушек, перекидывавшихся шутками или шушукающихся о своих секретах, и Поппи ревниво наблюдала со своего кресла у окна, где она сидела и делала вид, что читает. И теперь ей стало казаться, что Энджел больше не была с нею, не была больше той, второй стороной в их бывшей когда-то неразлучной паре. Не в силах больше выносить всего этого, она схватила свое пальто из шкафа, побежала вниз по ступенькам и открыла массивную входную дверь. Она неслась вдоль по улице, поворачивая за угол, она не думала о том, куда идет, она просто дышала свежим воздухом свободы.
      Часы в холле пробили половину девятого, когда Поппи проскользнула назад через входную дверь в Академию, гадая, заметили ли ее исчезновение. Сунув пальто и шляпку в шкаф под лестницей, она вошла в гостиную, глядя оценивающе по сторонам, но ей не о чем было беспокоиться. Мередит Мак Гинн играла «Лунную сонату» в сотый раз – и все так же скверно, с ошибками, а другие девушки сплетничали маленькими группками. Казалось, ни одна из них не заметила, что Поппи уходила.
      – Поппи! – Энджел бросилась к ней через маленькую стайку девушек, теснившихся вокруг нее. – Поппи, ради Бога, где ты была? Мисс Тремэн искала тебя, и мне пришлось сказать, что у тебя разболелась голова, но горничная ввернула, что видела, как ты выскользнула через входную дверь!
      Наступило молчание. Двадцать пар глаз созерцали Поппи в изумлении.
      – Ты правда уходила? – спросила с трепетом Доротея.
      Поппи пожала плечами.
      – Конечно, – сказала она небрежно. – Я не понимаю, как вы можете сидеть здесь взаперти день за днем. Я просто думала, что неплохо бы нанести визит… в одно известное мне место.
      – Но Поппи – куда? – выдохнула Энджел взволнованно.
      Поппи знала, что теперь привлекла их внимание, и она улыбнулась со значением.
      – Я не могу этого сказать, – ответила она. – Но я опять пойду туда скоро. Там гораздо веселее, чем здесь.
      Она устало зевнула.
      – Я смертельно устала, – сказала она, бросив на них взгляд превосходства. – Я должна пойти лечь спать.
      Энджел не могла себе представить, куда могла ходить Поппи. Она была совершенно уверена, что та не знает никого в Сан-Франциско. Оставив остальных девушек обсуждать эскападу Поппи, Энджел пошла за ней по ступенькам.
      Поппи сидела на краешке кровати – руки на коленях и безнадежный взгляд.
      – Я так беспокоилась, – призналась Энджел, обнимая ее. – Почему ты исчезла так? Я так встревожилась, когда мисс Тремэн послала за тобой в спальню, и мне пришлось соврать, что у тебя разболелась голова.
      – Но так оно и было, – Поппи провела рукой по своему наморщенному лбу.
      – Но куда ты ходила? – спросила Энджел нетерпеливо.
      Поппи пожала плечами.
      – Я просто гуляла, – ответила она грустно и тихо. – И больше ничего. Мне все равно, куда идти, лишь бы не сидеть здесь.
      – Как ты можешь так говорить? – воскликнула Энджел, удивленная. – Почему? Здесь так мило и забавно.
      Поппи вздохнула.
      – Конечно, Энджел, – усмехнулась она. – Конечно, здесь забавно… для тебя.
      – Вы знаете, что такое – интимные отношения? – однажды вечером спросила Поппи, когда девушки сидели и болтали, как всегда. – А я знаю.
      – Ты знаешь? – выдохнули они, подавшись к ней. Энджел взглянула на нее неодобрительно. Казалось, с того дня, когда Поппи вернулась с прогулки, она старалась вести себя все более и более вызывающе.
      – Интимные отношения – это то же, что быки делают с коровами, – провозгласила Поппи. – Только здесь это мужчины и женщины.
      Девушки посмотрели на нее ошеломленно – как это только она осмелилась произнести такие слова?
      – Но как? – прошептала Доротея. – Как они это делают, Поппи?
      Она усмехнулась на них.
      – А так, – сказала она. – У мужчины есть такая штука – как у быка, и он засовывает ее внутрь женщины.
      – Внутрь где? – спросила, затаив дыхание, Мередит.
      – Внизу, – ответила Поппи, сверкнув глазами. – Ты понимаешь…
      Она указала пальцем, и их глаза следовали за ее рукой в изумлении.
      – Я знаю, что это – правда, – добавила Поппи. – Я прочла все это в медицинской книге мисс Хендерсон в ее кабинете. Там есть картинки… просто странные картинки. Я имею в виду… на них нарисована эта мужская штука – и вообще все…
      Ладони девушек в ужасе прижались ко ртам, когда они услышали то, что сказала Поппи. Они были в шоке.
      – Я не верю ни одному твоему слову, – усмехнулась Лаура. – Ты просто все выдумала, как всегда.
      – Нет, не выдумала, – отрезала Поппи враждебно. – И, более того, я взяла эту медицинскую книгу наверх. Всякий, кто хочет ее посмотреть, может это сделать.
      – Ох, Поппи, – пробормотала Энджел, потрясенная. – Ты не должна была…
      Но Поппи уже вела взбудораженных девушек наверх.
      – Только по одному, – скомандовала она, когда Доротея, хихикая, пошла за ней в комнату. – Остальные могут подождать у двери.
      Несколькими мгновениями позже Доротея выскочила с пурпурным лицом. Она выглядела подавленной.
      – Ну, как оно там? – прошептали остальные. – Правда есть картинки?
      Доротея просто кивнула, а потом, зажав ладонью рот, бросилась по коридору в свою комнату. Ее стошнило.
      Взволнованно перешептываясь и подшучивая, девушки ждали, пока выйдет следующая…
      – Ну же, ну!.. Ну что там? На что это похоже? – спрашивали они хором, когда она появилась минутой позже. Она засмеялась, ее лицо было розовым от смущения.
      – Бог мой, я и не подозревала, что буду так выглядеть! – сказала она. – А что до мужчин! У-ух!
      Мисс Хендерсон услышала возню, когда шла по холлу, чтобы выпить свою всегдашнюю чашечку горячего какао с изрядной порцией французского бренди – маленький миленький рецептик, который помогал ей уснуть без проблем вот уже добрых двадцать лет. Когда она поднималась вверх по ступенькам, она пригладила свои белые волосы и поправила топазовую брошь, в ярости гадая, что эти девчонки там затеяли. Она остановилась в удивлении, заметив, что они столпились около комнаты Поппи.
      – Что здесь происходит? – прошипела она, заставив их подпрыгнуть.
      – Что-нибудь случилось, – добавила она с ноткой тревоги. Никогда не знаешь, что выкинет эта девица Мэллори…
      – Нет, нет… Нет, мисс Хендерсон… извините, мисс Хендерсон, – залепетали они, разбегаясь по коридору к своим комнатам.
      – Ах, мисс Хендерсон, это вы! – воскликнула в отчаянии Энджел, пытаясь отвлечь ее. – А я как раз хотела спросить вас… Я хотела задать вам несколько вопросов по поводу нашего путешествия во Францию, в которое мы с мамой собрались в будущем году. Позвольте спросить, это удобно – пойти сейчас с вами в ваш кабинет и поговорить об этом?
      Она одарила мисс Хендерсон сногсшибательной, ослепительной улыбкой и двинулась к ступенькам, замирая от ужаса и от всей души надеясь, что та последует за ней.
      – Конечно, нет, дитя мое, – отрезала мисс Хендерсон, вспоминая свою чашку какао, но потом, сообразив, кто такая Энджел, она улыбнулась слащаво. – А почему бы нам не поговорить об этом завтра? Приходите в мой кабинет в три часа, – предложила она. – Тогда и обсудим наши дела.
      Она запнулась в изумлении, когда Мередит Мак Гинн пулей вылетела из комнаты Поппи: ее шокированное лицо было пылающе-багровым.
      Рывком распахнув дверь, директриса двинулась внутрь.
      – Что все это значит? Что здесь происходит? – выпалила она властно. Ее глаза налились кровью от бешенства.
      Когда ее взгляд упал на книгу, раскрытую на известной странице, Поппи не сделала ни малейшей попытки скрыть свой трофей. Она просто вызывающе наблюдала, как мисс Хендерсон захлопнула книгу и сунула ее под мышку.
      – Ты, испорченная девчонка! – взвизгнула мисс Хендерсон, ее адамово яблоко дрожало, когда она искала слова, которыми могла выразить Поппи все, что она о ней думает. – Гнусная, порочная дрянь!.. Маленькая шлюшка!
      – Ты, маленькая замарашка! Ты – позор для всех нас, – выдавила она наконец из себя надменно. – Но с твоим прошлым этого следовало ожидать. Я знала, что мне не следовало принимать тебя сюда. Если бы мистер Констант не был так настойчив, я никогда бы этого не сделала!
      Поппи упорно смотрела в пол, ничего не говоря. Но Энджел заметила, что ее кулачки были крепко сжаты.
      – Тебя уберут из этой школы немедленно, – скривилась мисс Хендерсон, выражая свое презрение. – Я позвоню мистеру Константу прямо сейчас и все ему расскажу.
      – Лаура! – рявкнула она. – Вы будете спать сегодня в комнате рядом с холлом. Никто не должен приближаться к этой… к этой омерзительной девице!
      – Ох, Поппи! – запричитала Энджел в отчаянии. – Посмотри, что ты наделала! Теперь тебя исключили.
      – Вот и хорошо, – ответила мрачно Поппи. – Для того я это и сделала.
      Но выражение ее глаз было подавленным, и Энджел бросилась к ней и обняла ее.
      – Я не позволю им выгнать тебя, – пообещала она. – Нас никто никогда не разлучит, Поппи, никогда. Я обещаю тебе… Я просто не позволю им сделать это.
      Умоляющие глаза Поппи встретились с ее взглядом.
      – Ты так думаешь, Энджел? – прошептала она. – Ты правда думаешь, что нас не разлучат?
      – Конечно, Поппи. Я позвоню папе прямо сейчас, – пообещала она. – Я скажу ему, что это – не твоя вина, эта безмозглая женщина не должна была оставлять такие книжки валяться на столе, где они могут попасться на глаза девушкам. Все будет хорошо, Поппи. Обещаю тебе.
      В полдень на следующий день мисс Хендерсон вынуждена была подкрепиться небольшой порцией бренди, когда размышляла над дилеммой. Ник Констант в недвусмысленных выражениях отчитал ее за то, что она хранила в кабинете подобную книгу, несмотря на то, что она протестовала, говоря, что эта книга – сугубо медицинская.
      – В таком случае, если она медицинская, – сделал он вывод, – в чем же вред? Это просто физиология человека – вот и все, миссис Хендерсон, и каждая женщина знает ее. Я считал, что у вас в заведении все организовано лучше, но теперь я уже начал подумывать о том, чтобы забрать моих обеих девочек. Я уверен, что вы понимаете, какой это вызовет скандал, если я буду вынужден осуществить свое намерение – и по такой причине. И я представляю – другие родители тоже будут не в восторге от этой маленькой истории, которая вызвала такой большой переполох, не правда ли, мисс Хендерсон?
      Медленно потягивая бренди, она поняла, что выбора нет. Ей придется оставить Поппи в школе Поппи поместили в отдельную комнату, и Энджел той же ночью пришла навестить ее. Поппи сидела на кровати, ее буйные рыжие волосы были заплетены в две косички, и Энджел подумала, что она выглядит мятежной и одновременно очень уязвимой в своей браваде.
      – Поппи, теперь тебе придется следить за своим поведением, – сказала она твердо, – потому что в следующий раз мисс Хендерсон уж точно тебя выгонит.
      – Ну и что, – ответила Поппи. – Как ты не понимаешь, Энджел? Я не могу больше выносить эту школу. Я хочу только, чтобы они отослали меня домой, где я счастлива!
      – Счастлива? – повторила Энджел. – А как ты думаешь, какими счастливыми ты сделаешь маму и папу, когда тебя выгонят отсюда? Разве папа уже однажды не защитил тебя? Подумай, какими несчастными ты сделаешь их, Поппи, прежде чем выкинуть что-нибудь нелепое, типа происшедшего.
      – Я никогда не думала об этом в таком свете, – призналась Поппи, с несчастным видом глядя на Энджел. – Я такая тупая и эгоистичная, я думала только о себе.
      – Я помогу тебе, – сказала Энджел, ее возмущение ушло так же быстро, как и пришло. – Мы здесь вместе. Просто старайся и радуйся. Обещаю тебе, что здесь действительно может быть мило, – добавила она с грустной улыбкой.
      Поппи действительно старалась реабилитировать себя в глазах Ника и Розалии. Она стала содержать свою комнату в чистоте и порядке, и одежду тоже. Ее волосы были причесаны, их стерегли сотни заколок и шпилек, так что у них не было никакой возможности растрепаться. Она была внимательна на уроках и вела себя безупречно во время посещений театров и престижных домов Сан-Франциско, чьи двери были открыты для приличных девиц мисс Хендерсон. Здесь они могли изучать коллекции картин, скульптуры и великолепной старинной мебели. Другие девушки восхищались ее стараниями и стали гораздо дружелюбнее по отношению к ней, и она стала опять жить в одной комнате с Энджел. Несмотря на холодное обращение с ней мисс Хендерсон, Поппи стала ощущать, что, наконец, прижилась в Академии, и ей даже начинало нравиться здесь.
      Каждую неделю девушек отправляли украшать цветами помещение Академии, и однажды, в холодный декабрьский день, прозрачный и морозный, в преддверии Рождества, была очередь Поппи – ей нужно было заняться холлом. Она выбрала венки из остролиста и омелы, нежные, с тугими красивыми и белыми ягодами. Древесные стебли были неподатливы, и она принесла нож с кухни, чтобы расщепить их там, где нужно. Это была нелегкая работа, но Поппи хотела, чтобы это было одно из самых нарядных украшений к Рождеству, какое только видела когда-либо Академия. Она была так поглощена своим занятием, что едва услышала, как прозвенел дверной колокольчик, но когда горничная, обычно прислуживающая за столом, поспешила мимо нее к двери, Поппи быстро воткнула ей в прическу веточку омелы.
      – Ох, мисс, что подумают люди, – хихикнула девушка, когда открывала дверь.
      – Омела, э-эх! – сказал знакомый голос из дверей. – Да, да, мы все знаем, что это значит, не так ли, барышня?
      Поппи подпрыгнула на месте, обернулась и увидела Джэба, который запечатлевал поцелуй на губах удивленной горничной.
      – А вот и я, папочкина дочка, – закричал он, со своей обычной беззаботной усмешкой – так, словно ничего и не произошло.
      Поппи почувствовала, что слабеет, когда увидела – он направляется к ней. Он выглядел так же, как она его помнила – и не так. Он выглядел старше, гораздо старше; его глаза были опухшими и лицо избороздили глубокие морщины, а руки, которые он протягивал к ней, слегка, но безостановочно дрожали. Но его глаза были такими же яркими, как ее собственные, и лицо было тем же лицом, какое она видела каждый день в своем зеркале.
      Почти забытая ненависть вспыхнула в ней, когда она отскочила от него, а другие девушки высыпали на ступеньки лестницы и смотрели с любопытством на происходящее. Испуганная горничная побежала за мисс Хендерсон.
      – Я – не «твоя дочка», – закричала Поппи дрогнувшим голосом.
      – Уверен, что это – не так… ты помнишь, не так ли?.. Ты всегда была папочкиной дочкой. И разве я не всегда говорил тебе, что вернусь и заберу тебя? И вот я здесь, моя дорогая, твой старый папочка, наконец, здесь насовсем!
      Энджел бежала по коридору к столпившимся на лестнице девушкам.
      – Что такое? – закричала она. – Что происходит?
      – Это – Джэб Мэллори, – прошипела Лаура радостно. – Он пришел за «своей дочкой»… Мой Бог, какой это наделает шум! Какой выйдет скандал!
      Энджел смотрела широко раскрытыми от ужаса глазами на то, что происходило в холле.
      – Я – не твоя дочка. Пожалуйста, уходи. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Никогда! – ее голос дрожал, когда она повторяла это снова и снова.
      – Конечно, увидишь, – ответил Джэб, направляясь к ней. – И не говори мне, что ты – дочка, которая ничего не прощает, как и твоя мамочка; только потому, что мужчина совершил немного ошибок. А как насчет того, чтобы надеть пальто и сходить на ленч, а заодно и заново познакомиться? Могу побиться об заклад, что ты не захочешь остаться здесь, когда твой папочка вернулся, правда? И я догадываюсь, что Константы будут только рады избавиться от тебя, когда я заберу свою дочку. Я снял небольшую квартирку на Сент-Фрэнсис; все будет, как в старые времена – я и папочкина дочка!
      – Я не папочкина дочка! – закричала в исступлении Поппи, когда он протянул к ней руки. – Нет, нет, нет, не-ет!
      – Поппи, о-о-о, Поппи, – Энджел буквально слетела вниз по ступенькам, видя, как Поппи занесла кухонный нож, который был зажат у нее в кулаке, и швырнула его в своего отца.
      – О-о, Поппи, – прошептала опять Энджел, когда Джэб упал на пол к ее ногам и кровь большим темным пятном растеклась на красном восточном ковре.

ГЛАВА 20