Билл Хоффман какое-то время взвешивал слова адвоката.
      - Мы будем знать значительно больше, когда выясним, кому принадлежал этот револьвер, - наконец сказал он.
      - Вы думаете, что это удастся? - спросил Мейсон.
      - Надеюсь. Номер не спилен.
      - Да, я видел, как ваши люди его записывали. Кольт, калибр восемь, правда?
      - Верно, - ответил Хоффман.
      На минуту наступила тишина. Полицейский молча курил, Мейсон сидел неподвижно, в позе человека, который либо абсолютно свободен, либо боится сделать малейшее движение, чтобы не выдать себя. Один или два раза Билл Хоффман поднял свой внимательный взгляд на Мейсона.
      - Во всем этом деле есть что-то странное, мистер Мейсон, - заметил Хоффман. - Я не знаю, как вам это объяснить.
      - Это уже ваши проблемы, господин сержант. Я обычно встречаюсь с убийствами гораздо позже, когда полиция закончит следствие. Для меня найти труп и наблюдать следствие в самом начале - дело новое и неосвоенное.
      Хоффман посмотрел на собеседника и усмехнулся:
      - Да, это довольно необычный случай, когда адвокат оказывается на месте преступления раньше полиции, правда?
      - Действительно, - дипломатично признался Мейсон. - Я думаю, что могу согласиться на это определение "необычный случай".
      Хоффман минуту курил молча.
      - Вы нашли уже этого племянника? - спросил Мейсон.
      - Еще нет. Мы проверяли в местах, где он обычно бывает. Мы знаем, что вечером он был с одной красоткой в ночном заведении. Мы без труда нашли ее. Она утверждает, что он расстался с ней до полуночи. По ее словам она видела Карла Гриффина в последний раз около половины двенадцатого.
      Вдруг у подъезда раздался шум машины. Дождь уже прекратился, среди туч появился месяц. Сквозь шум мотора машины раздавался мерный грохот стук-стук-стук. Машина остановилась, и послышался резкий звук клаксона.
      - Что это такое, черт возьми? - сказал Хоффман, медленно поднимаясь с места.
      Мейсон наклонил голову, прислушиваясь.
      - Звучит так, словно кто-то приехал со спущенной шиной, - сказал адвокат.
      Билл Хоффман двинулся к выходу, Перри Мейсон не замедлил последовать за ним. Сержант открыл дверь на крыльцо. У подъезда стояли четыре или пять полицейских машин. Автомобиль, который только что подъехал, остановился на наружной стороне машин, стоявших полукругом. Это была открытая спортивная, двухместная машина, с поднятыми боковыми стеклами. Человек за рулем сидел, повернувшись в сторону дома. Сквозь боковые стекла видно было белое пятно лица и руку на трубке сигнала, из которого извлекался непрерывный, оглушающий рев.
      Когда сержант Хоффман вышел на освещенное крыльцо, звук клаксона тотчас же прекратился. Дверца машины открылась, и пьяный голос пробормотал:
      - У м-меня с-спустила шина, Дильи. М-мне самому не справиться. Не м-могу нагнуться. Ч-чувствую себя не очень. Иди, отремонтируй, с-смени колесо.
      - Это наверное племянник, Карл Гриффин, - нехотя бросил Мейсон. Послушаем, что он сможет сказать.
      - Если судить по его голосу, то немного, - буркнул в ответ Хоффман.
      Они оба двинулись в сторону машины. Молодой человек выкарабкался из машины, неуверенно нащупал ногой подножку и повалился вперед. Он бы упал, если бы не ухватился рукой за корпус автомобиля. Он стоял неуверенно, качаясь вперед и назад.
      - С-спустила ш-шина. Н-нужен Дильи. Т-ты не Дильи. Вас двое. Н-ни один из вас не Дильи. К-кто вы, черт побери? Что ищите здесь в такое время? Это время не для визитов.
      Билл Хоффман сделал шаг в его сторону.
      - Вы пьяны, - сказал он.
      Молодой человек глянул на него, и заметил раздраженно:
      - К-конечно пьян. Ч-что вы себе воображаете? З-зачем я выходил из дома? Ясно, ч-что пьян.
      - Вы Карл Гриффин? - спросил терпеливо Хоффман.
      - Ясно, ч-что Карл Гриффин.
      - Тогда возьмите себя в руки. Ваш дядя убит.
      На минуту наступила тишина. Молодой человек, все еще держась за машину, качнул раз головой, как будто пытаясь разогнать чад, окутывающий его мозг. Когда он заговорил, его голос звучал уже трезвее.
      - Что вы сказали?
      - Ваш дядя, потому что кажется, что Джордж Белтер был вашим дядей, убит час или полтора тому назад, - повторил сержант.
      Молодой человек от, которого на расстоянии пахло алкоголем, сделал два или три глубоких вздоха, пытаясь как-то встряхнуться.
      - Вы п-пьяны? - спросил Карл.
      Сержант Хоффман усмехнулся.
      - Нет, Гриффин, мы не пьяны, - терпеливо объяснил полицейский. - Это вы пьяны. Это вы весь вечер шлялись по каким-то злачным заведениям. Лучше войдите в дом и постарайтесь придти в себя.
      - Вы сказали, что он убит? - спросил молодой человек.
      - Да, я сказал, что он убит, - подтвердил сержант.
      Молодой человек неуверенно двинулся к дому. Спина у него была неестественно выпрямлена, плечи отброшены назад.
      - Если так, - заявил Карл Гриффин ни к кому не обращаясь, - то убила его эта сука.
      - Какая сука? - быстро спросил сержант.
      - Эта проститутка с невинной мордочкой. - Карл с трудом повернул к сержанту голову. - Его жена.
      Хоффман взял его под руку и обратился к Мейсону.
      - Мейсон, будьте так добры, выключите двигатель и погасите фары.
      Карл Гриффин остановился и неуверенно повернулся назад.
      - И с-смени ш-шину, - сказал он. - П-правую п-переднюю. Я ехал н-несколько миль на ободе. Н-нужно сменить.
      Мейсон выключил мотор и фары, захлопнул дверцы, после чего быстро двинулся вперед за Хоффманом и молодым человеком, повисшем на руке полицейского. Он успел еще открыть перед ним входную дверь.
      При свете, в прихожей, Карл Гриффин оказался довольно красивым молодым человеком, несмотря на раскрасневшееся от алкоголя лицо, отмеченное разгульной жизнью. Глаза у него были опухшие и налитые кровью, но осанка была врожденная, выражающая достоинство и воспитание светского человека, умеющего приспособиться к любой ситуации.
      Хоффман обернулся к молодому человеку и критично осмотрел его с головы до ног.
      - Сколько времени вам нужно для того, чтобы протрезветь, Гриффин? Мы хотим с вами поговорить.
      Гриффин кивнул головой.
      - М-минуточку. Сейчас буду трезвым.
      Он отодвинул сержанта в сторону и, пошатываясь исчез в дверях туалета. Хоффман посмотрел на Мейсона.
      - Пьяный вдрызг, - заметил Мейсон.
      - Факт, - согласился Хоффман. - Но для него это не впервые, у него есть опыт. Он вел машину в гору, по скользкой дороге, к тому же со спущенной шиной.
      - Да, он должен хорошо уметь водить машину, - признал Мейсон.
      - Любят друг друга с Евой Белтер, как кошка собаку, - сказал сержант Хоффман.
      - Вы думаете о том, что он сказал о ней?
      - Конечно. О чем еще я мог думать?
      - Он пьян, - резонно заметил Мейсон. - Вы ведь не будете, надеюсь, подозревать приличную женщину на основании бессмысленного замечания пьяного человека?
      - Да, он пьян, но машину привел целую. Может быть умеет так же и трезво думать, несмотря на то, что пьян.
      Мейсон пожал плечами.
      - Ладно, пусть будет так, - отнесся он к этому с пренебрежением.
      Из туалета донеслись приглушенные звуки рвоты.
      - Могу спорить, что он протрезвеет, - снова начал сержант, взглянув на Мейсона недоверчивым взглядом, - и трезвый повторит тоже самое.
      - А я спорю, что будет пьян ничуть не меньше, - ответил Мейсон. Даже если будет казаться трезвым. Такие люди могут кого угодно ввести в заблуждение, когда выпьют. Они ведут себя вроде бы трезво, а в действительности понятия не имеют, что делают и говорят.
      Хоффман посмотрел на адвоката и улыбнулся:
      - Что вы говорите, мистер Мейсон? Неужели вы заранее стараетесь дискредитировать его показания?
      - Ничего такого я не сказал.
      - Конечно не сказали, - расхохотался Хоффман. - По крайней мере прямо не сказали.
      - Ему сейчас не повредила бы чашечка крепкого кофе, - подсказал Мейсон. - Пойду на кухню, посмотрю...
      - В кухне должна быть экономка, - подхватил Хоффман. - Вы не обижайтесь, мистер Мейсон, но я хотел бы поговорить с Карлом наедине. Я не совсем четко представляю вашу роль в этом деле. Мне кажется, что вы одновременно и адвокат, и друг семьи.
      - Я не барышня, чтобы обижаться, - ответил Мейсон. - Я прекрасно понимаю ваше положение, господин сержант, работа есть работа. Но раз уж я здесь нахожусь, то я останусь. У меня тоже работа.
      Хоффман кивнул головой.
      - Вы должны найти экономку на кухне. Ее зовут миссис Вейт. Мы уже допросили и ее, и ее дочь. Идите и попросите приготовить кофе. Много кофе, потому что парням наверху оно пригодиться точно также, как и этому нетрезвому типчику.
      - Постараюсь, - сказал Мейсон.
      Он прошел через раздвижные двери из салона в столовую, толкнул дверь в буфетную и оттуда вошел в кухню, которая оказалась огромной и была ярко освещена. У стола сидели две женщины. Они сдвинули стулья с прямыми спинками и сидели рядом, разговаривая тихими голосами. Когда Перри Мейсон вошел, они резко замолчали и подняли на него глаза.
      Старшей женщине было под пятьдесят: припорошенные сединой волосы, черные, матовые, глаза посаженные так глубоко, что тени глазниц совершенно скрывали их выражение. У нее было продолговатое лицо, тонкие стиснутые губы и широкие скулы. Черное платье еще больше старило ее.
      Вторая была значительно моложе, самое большее в возрасте двадцати двух лет, с волосами черными, как смола и очень блестящими черными глазами, пламенный блеск которых странно контрастировал с матовостью глубоко посаженных глаз старшей женщины. Губы у младшей были полные и ярко красные, лицо умело нарумянено и припудрено, брови тонкие, черные, хорошего рисунка, ресницы длинные.
      - Миссис Вейт? - спросил Мейсон, обращаясь к старшей женщине.
      Она кивнула головой, не раскрывая стиснутых губ. Сидящая рядом с ней девушка отозвалась глубоким грудным голосом:
      - Я Нора Вейт, ее дочь. Что вы хотите? Матушка совершенно выбита из равновесия.
      - Да, я знаю, - с сочувствием сказал Мейсон. - Я пришел спросить, не могли бы вы приготовить немного кофе. Как раз вернулся Карл Гриффин и мне кажется, что чашка крепкого кофе очень бы ему пригодилась. Кроме того, наверху несколько полицейских ведут расследование и так же охотно выпили бы кофе.
      Нора Вейт сорвалась со стула.
      - Ну, конечно. Правда, матушка?
      Она взглянула на старшую женщину, которая снова кивнула.
      - Я этим займусь, - сказала Нора Вейт.
      - Нет, - отозвалась мать сухим, как шелест кукурузы, голосом. - Я сама этим займусь. Ты не знаешь, где что находиться.
      Она отодвинула стул и прошла на другую сторону кухни, к буфету. Открыв дверцу, она достала громадную кофемолку и коробку. На ее лице не отражалось никакого чувства, но она двигалась так, словно очень устала. У нее была плоская грудь, плоские бедра и плоские стопы, которые лишали ее шаги эластичности. В ее поведении сквозили уныние и подавленность.
      Девушка повернулась к Мейсону и улыбнулась ему полными, красивыми губами.
      - Вы из полиции? - спросила она.
      Мейсон покачал головой.
      - Нет, я адвокат Перри Мейсон и здесь по просьбе миссис Белтер. Это я вызвал полицию.
      - А-а, - сказала Нора Вейт. - Я слышала о вас.
      Мейсон повернулся к ее матери.
      - Вы неважно себя чувствуете, может быть, лучше мне заварить кофе? предложил он.
      - Нет, - ответила она таким же сухим, бесцветным голосом. - Я справлюсь.
      Она насыпала в емкость кофе, налила в кофеварку воды и, подойдя к кухонной плите, зажгла газ. Некоторое время она смотрела на кофеварку, а потом все тем же тяжелым шагом вернулась к своему стулу. Села, сплела руки на коленях и застыла, уставив неподвижный взгляд в стол.
      Нора Вейт подняла взгляд на Мейсона.
      - Боже, это было ужасно!
      Мейсон кивнул.
      - Вы не слышали выстрела? - спросил он между прочим.
      Девушка покачала головой:
      - Нет, я спала, как убитая. Откровенно говоря, я проснулась только тогда, когда пришел один из полицейских. Они поли матушку наверх и, наверное, вообще не знали, что я сплю в соседней комнате. Они хотели осмотреть служебные помещения, пока матушка находилась наверху. Я проснулась и вижу, что рядом с моей постелью стоит какой-то мужчина и пялится на меня.
      Она опустила глаза и тихо захихикала, давая понять, что не считает приключение особенно неприятным.
      - И что? - спросил Мейсон.
      - Они вели себя так, точно поймали меня с дымящимся револьвером в руке. Велели мне одеться, не спускали с меня глаз даже тогда, когда я одевалась. Потом взяли меня наверх, на допрос.
      - И что вы им сказали? - заинтересовался Мейсон.
      - Правду. Что я легла спать и сразу же заснула, а когда проснулась, то этот полицейский стоял рядом с моей постелью и пялился. - Довольная собой, она через минуту добавила: - Они мне поверили.
      Ее мать продолжала сидеть сплетя руки на коленях и уткнув взгляд в стол.
      - И вы ничего не видели и не слышали? - продолжал расспрашивать Мейсон.
      - Ничегошеньки.
      - И ни о чем не догадываетесь?
      - Ни о чем, - встряхнула она головой, - что можно было бы повторить вслух.
      - А то, - кинул он на нее острый взгляд, - что не годиться для повторения?
      - Конечно, - кивнула она, - я здесь только неделю, но за это время...
      - Нора! - оборвала ее мать голосом, который вдруг потерял свою сухость и прогремел как хлопок кнутом.
      Девушка умолкла, Перри Мейсон бросил взгляд на мать. Та даже не подняла глаз от стола, когда он обратился к ней:
      - Вы также ничего не слышали, миссис Вейт?
      - Я здесь прислуга. Ничего не вижу, ничего не слышу.
      - Это очень похвально в вашем положении, пока дело идет о мелочах. Но, я не знаю, будет ли полиция придерживаться этого мнения в деле об убийстве и не будете ли вы вынуждены вспомнить все, что видели и слышали.
      - Я ничего не видела, - сказала она не дрогнув лицом.
      - И не слышали?
      - Нет.
      Мейсон косо посмотрел на нее. Он чувствовал, что женщина что-то скрывает.
      - Полицейским вы отвечали так же?
      - Кофе сейчас закипит. Может быть убавите газ, чтобы оно не выкипело?
      Мейсон повернулся к плите. Из кофейника начинал подниматься пар.
      - Я буду присматривать за кофе, а тем временем хотел бы узнать, отвечали ли вы полицейским таким же образом.
      - Каким образом?
      - Так же, как сейчас.
      - Я сказала им тоже самое: что ничего не видела и ничего не слышала.
      Нора Вейт захихикала.
      - Это версия, от которой матушка не отступится, - заметила она.
      - Нора! - обрезала ее мать.
      Мейсон не спускал глаз с обеих женщин. Его лицо оставалось совершенно спокойным, только глаза были твердыми и настороженными.
      - Вы знаете, миссис Вейт, я адвокат. Если вы можете что-то сказать, то сейчас самое время для этого, лучше не придумаешь.
      - М-мм, - ответила бесцветно миссис Вейт.
      - Что это значит?
      - Я согласна с тем, что лучше не придумаешь.
      Минуту царила тишина.
      - И что? - спросил Мейсон.
      - Мне нечего сказать, - закончила она, по-прежнему глядя в стол.
      В эту минуту вода в кофеварке стала булькать. Мейсон убавил пламя.
      - Я достану чашки и блюдца, - сказала девушка, срываясь с места.
      - Сиди, Нора, - скомандовала ей мать. - Я сама этим займусь. - Она отодвинула стул, подошла к буфету, достала несколько чашек и блюдечек. Сойдут им и эти.
      - Но, матушка, - возразила Нора, - это чашки для шофера и прислуги.
      - Ведь это же полицейские. Какая разница?
      - Большая разница.
      - Это мое дело. Ты знаешь, что сказал хозяин, если бы был жив? Не дал бы им вообще ничего.
      - Но, он умер, - ответила Нора. - Теперь здесь будет хозяйничать миссис Белтер.
      Миссис Вейт повернулась и посмотрела на дочь своими глубоко посаженными, матовыми глазами.
      - Я в этом не уверена, - заявила экономка.
      Мейсон налил кофе в чашки, после чего снова слил его в кофеварку. Когда он повторил эту операцию во второй раз, кофе был черным и дымящимся.
      - Не могу ли я попросить какой-нибудь поднос? Я возьму кофе для сержанта Хоффмана и Карла Гриффина, а вы можете подать наверх.
      Миссис Вейт без слова подала ему поднос. Мейсон налил три чашки, взял поднос и, через столовую, вернулся в салон.
      Сержант Хоффман стоял широко расставив ноги и наклонив вперед голову. Карл Гриффин сидел обмякший на стуле, с помятым лицом и налитыми кровью глазами. Когда Мейсон вошел с кофе, сержант говорил:
      - Вы со всем не так отзывались о ней, когда приехали.
      - Я был тогда пьяным, - ответил Гриффин.
      Хоффман бросил на него испепеляющий взгляд:
      - Люди часто говорят в пьяном виде правду и уходят от искреннего ответа, когда трезвы.
      Гриффин поднял брови, выражая вежливое удивление.
      - Правда? - переспросил он. - Я никогда не замечал за собой ничего подобного.
      В этот момент сержант Хоффман услышал за спиной шаги Мейсона. Он повернулся и широкой улыбкой встретил дымящийся кофе.
      - Вы просто молодец, мистер Мейсон. Вы подоспели очень во-время. Выпейте кофе, мистер Гриффин, вы сразу же почувствуете себя лучше.
      Гриффин кивнул головой.
      - Очень аппетитно пахнет, но я и так чувствую себя нормально.
      Мейсон подал ему чашку.
      - Вы ничего не знаете о существовании завещания? - неожиданно спросил Хоффман.
      - Я предпочел бы не говорить об этом, господин сержант, если вы ничего не имеете против.
      Хоффман взял у Мейсона чашку.
      - Так уж странно получается, - заявил полицейский Гриффину, - что я почему-то имею кое-что против вашего желания. Прошу ответить на вопрос.
      - Да, завещание существует, - неохотно признался Гриффин.
      - А где оно?
      - Этого я не знаю.
      - Тогда, откуда вы знаете о его существовании?
      - Дядя сам мне его показывал.
      - И что в нем сказано? Все наследует жена?
      Гриффин покачал головой:
      - Из того, что мне известно, она ничего не наследует, кроме суммы в пять тысяч долларов.
      Сержант высоко поднял брови и присвистнул.
      - Это совершенно меняет суть дела.
      - Какую суть дела? - спросил Гриффин.
      - Ну, все предпосылки следствия, - объяснил Хоффман. - Ее существование зависело от того, останется ли мистер Белтер в живых. С момента его смерти она практически оказывается на мостовой.
      - Насколько мне известно, они жили друг с другом не самым лучшим образом, - поспешил объяснить Гриффин.
      - Это еще ни о чем не свидетельствует, - ответил Хоффман задумчиво. В таких случаях мы стараемся прежде всего установить мотив.
      Мейсон широко улыбнулся Хоффману.
      - Неужели вы серьезно могли предполагать, что миссис Белтер убила своего мужа? - спросил он таким тоном, как будто сама мысль об этом была смешной.
      - Я провожу предварительное следствие, мистер Мейсон. Я пытаюсь установить, кто мог убить. Мы всегда перво-наперво ищем мотив. Вначале необходимо установить, кто получает выгоду от убийства, а уж затем...
      - В таком случае, - вмешался Гриффин трезвым голосом, - подозрение должно пасть на меня.
      - Что вы хотите этим сказать? - спросил Хоффман.
      - Согласно завещанию, - медленно сказал Гриффин, - я наследую все. Я не делаю из этого особого секрета. Дядя Джордж симпатизировал мне больше кого-либо другого. Это значит, что он симпатизировал мне настолько, насколько позволял ему характер. Потому что я сомневаюсь, чтобы он вообще был способен на настоящую любовь и симпатию к кому бы то ни было.
      - А какие чувства питали к нему вы? - спросил Хоффман.
      - Я очень уважал его ум, - ответил Гриффин, старательно подбирая слова. - Я ценил некоторые черты его характера. Он жил совершенно одиноко, потому что у него было обостренное чувство на всякого рода ложь и лицемерие.
      - Почему это должно было осуждать его на жизнь одиночестве? - спросил Хоффман.
      Гриффин сделал чуть заметное движение плечами.
      - Если бы у вас был ум, как у моего дяди, - сказал молодой человек, то вам не нужно было бы спрашивать. У Джорджа Белтера был мощный интеллект. Он мог каждого увидеть насквозь, заметить любую фальшь. Он принадлежал к людям, которые никогда ни с кем не дружат. Он был настолько самостоятельным, что ему не требовалось искать опоры в ком-либо, поэтому ему не нужны были друзья. Его единственной страстью была борьба. Он сражался с целым миром, сражался со всеми и с каждым.
      - Только не с вами? - вставил Хоффман.
      - Нет, - признался Гриффин, - со мной он не сражался, потому что мне плевать на него и на его деньги. Я не подлизывался к нему, но и не обманывал его. Я говорил ему, что я о нем думаю. Я был с ним честен.
      Сержант Хоффман прищурил глаза.
      - А кто его обманывал?
      - Что вы хотите узнать?
      - Он, вы сказали, любил вас потому, что вы его не обманывали.
      - Так оно и было.
      - Вы подчеркнули себя.
      - Это вышло случайно, я не имел намерения подчеркивать свою скромную особу..
      - А что с его женой, миссис Белтер? Он ее любил?
      - Не знаю. Он не разговаривал со мной о жене.
      - Она его, случайно не обманывала? - не уступал сержант Хоффман.
      - Откуда я могу это знать?
      Хоффман не спускал глаз с молодого человека.
      - Вы не слишком-то разговорчивы. Ну, что же, раз вы не хотите говорить, ничего не поделаешь.
      - Но, я хочу говорить, сержант, - возразил Гриффин. - Я скажу вам все, что вы пожелаете узнать.
      Хоффман вздохнул:
      - Вы можете точно сказать, где вы были в то время, когда было совершено преступление? - устало спросил он.
      Гриффина залил румянец.
      - Мне очень жаль, сержант, но я не могу.
      - Почему?
      - Потому что во-первых не знаю, когда было совершено преступление, а во-вторых, даже если бы мне это было известно, я не смог бы вспомнить, где я тогда находился. Я боюсь, что немного перебрал сегодня. Вначале я был в обществе одной молодой особы, а попрощавшись с ней, заглянул еще в пару приятных мест. Когда я хотел вернуться домой, у меня спустила проклятая шина, и я понимал, что слишком пьян, чтобы починить ее. Я пытался найти какой-нибудь гараж, чтобы оставить автомобиль и взять такси, но лило как из ведра. В результате я ехал и ехал на проклятой спущенной шине и это, должно быть, тянулось целый век.
      - Действительно, шина порвана в клочья, - признал Хоффман. - Кстати, кто-нибудь еще знал о завещании вашего дяди? Видел его кто-нибудь, кроме вас?
      - Да. Мой адвокат.
      - Так у вас есть адвокат?
      - Конечно. Что в этом удивительного?
      - Кто является вашим адвокатом?
      - Артур Этвуд. У него офис в Мьютуэлле.
      Сержант Хоффман повернулся к Мейсону:
      - Я о таком не слышал. Вы его знаете Мейсон?
      - Да, я имел с ним пару раз дела. Такой лысый, приземистый... Специализировался когда-то по делам возмещений за телесные повреждения. Кажется он, как правило, устраивал дела без Суда и получал хорошие возмещения.
      - Как случилось, что вы видели завещание в присутствии своего адвоката? - обратился Хоффман к Гриффину. - Это довольно необычно, чтобы завещатель приглашал наследника вместе с его адвокатом для того, чтобы показать им завещание.
      Гриффин сжал губы.
      - Об этом вам придется поговорить с моим адвокатом. Я не хочу в это соваться. Это сложное дело, я не желаю об этом дискутировать.
      - Хватит крутить! - рявкнул сержант Хоффман. - Говорите, как все было! Быстро!
      - Что это означает? - спросил Гриффин.
      Хоффман повернулся лицом к молодому человеку и взглянул на него сверху вниз. Челюсть у сержанта слегка выдвинулась вперед, терпеливые глаза приобрели вдруг жесткое выражение.
      - Это значит, мистер Гриффин, что подобный номер у вас не пройдет. Вы пытаетесь кого-то покрывать или играть в джентльмена. Одно или другое. Это вам не удастся. Или вы мне сейчас же скажете то, что знаете, или поедем с нами в Управление.
      Гриффин стал покраснел от гнева:
      - Вы что себе позволяете, сержант? Не слишком ли резко начинаете?
      - Меня мало трогает, как я начинаю. Дело идет об убийстве, а вы сидите в кресле и играете со мной в кошки-мышки. Ну, отвечайте, быстро! О чем был тогда разговор и как случилось, что дядя показал завещание вам и вашему адвокату?
      - Вы, наверное, понимаете, что я говорю под принуждением?
      - Понимаю, понимаю. Говорите.
      - Итак, - начал Гриффин, явно затягивая, - я уже дал вам понять, что дядя Джордж не лучшим образом жил со своей женой. Он рассчитывал подать на развод, если ему удастся достать доказательства ее неверности. У нас с дядей были общие интересы и однажды, когда мы разговаривали втроем, с нами был мистер Этвуд, дядя вдруг достал завещание. Мне было неловко, у меня не было желания в это углубляться, но Этвуд подошел к делу как адвокат.
      Гриффин повернулся к Мейсону:
      - Я думаю, что вы понимаете ситуацию, правда? Кажется, вы ведь также адвокат.
      Хоффман не спускал глаз с лица Гриффина.
      - Не отвлекайтесь, мистер Гриффин, - посоветовал полицейский. Рассказывайте, что было дальше?
      - Дядя Джордж принялся острить в адрес жены, после чего показал нам какую-то бумагу и спросил мистера Этвуда, как адвоката, имеет ли юридическую силу завещание, написанное завещателем собственноручно или также требуется подтверждение двух свидетелей? Еще дядя сказал, что написал завещание, но опасается попыток опротестовать его, поскольку слишком мало отписал супруге. Он сказал, что завещал ей всего пять тысяч долларов, и добавил, что все остальное останется мне.
      - Значит, вы не читали сам текст завещания? - спросил сержант.
      - Собственно, нет, - ответил Гриффин. - Ну, по крайней мере, я не изучал его внимательно, вчитываясь в каждое слово. Я лишь бросил беглый взгляд на него и увидел, что оно написано почерком дяди Джорджа. Ну, и он ведь сам все сказал. Мистер Этвуд просмотрел завещание более тщательно.
      - И что было дальше? - спросил полицейский.
      - Это все, - ответил молодой человек.
      - Нет, не все, - настаивал Хоффман. - Что было дальше?
      Гриффин пожал плечами:
      - Ну, дядя чего-то еще говорил, ну, разные вещи. Я не очень-то внимательно слушал, и сейчас почти не припоминаю...
      - Вы прекратите свои выкрутасы или нет? - не выдержал Хоффман. - Что еще говорил мистер Белтер?
      - Он сказал, - ответил Карл Гриффин, четко произнося каждое слово, что хочет так поступить, чтобы его жене ничего не досталось, в случае если с ним случится что-то нехорошее. Он сказал, что не будет удивлен, если она попытается отправить его на тот свет и завладеть имуществом, когда узнает, что не получит при разводе значительной суммы. Теперь я сказал вам все. А вообще, господа, если хотите знать мое мнение, то я считаю, что все это не ваше собачье дело. Я заявляю, что говорил под принуждением и мне совершенно не нравится ваше поведение.
      - Не надо комментариев, - поморщился Хоффман. - Ваши слова, кажется, могут объяснить ту фразу, которые вы произнесли, когда впервые услышали об убийстве...
      - Прошу вас, господин сержант, не возвращаться к этому, - перебил его Гриффин, подняв руки вверх. - Если даже я и сказал так, то в совершенно пьяном виде. Я не помню тех своих слов и совершенно так не думаю.
      - Может быть, вы так и не думаете, - вмешался Мейсон, - но вам отлично удалось...
      Сержант Хоффман резко повернулся к адвокату.
      - Хватит, мистер Мейсон! Я веду следствие, а вы здесь только зритель. Или вы будете сидеть тихо, или убирайтесь отсюда прочь!
      - Вы не напугаете меня, господин сержант, - спокойно сказал Мейсон. Это дом Евы Белтер, а я ее адвокат. Я выслушиваю ответы, по меньшей мере пачкающие ее репутацию, и заверяю вас, что сделаю все, чтобы эти высказывания были либо подтверждены, либо взяты обратно.
      Терпеливое выражение исчезло с лица Хоффмана. Он посмотрел на Мейсона взглядом, не сулящим адвокату ничего хорошего.
      - Согласен, - сказал он. - Вы можете защищать свои права и интересы вашей клиентки. Но что-то мне подсказывает, что скоро вам самому многое придется объяснять, мистер Мейсон. Чертовски странно, что полиция приезжает на место преступления и застает вас болтающим с женой убитого. И еще более странно, что женщина, которая находит мертвого мужа, бежит и в первую очередь звонит адвокату, а потом уж думает о чем-то еще.
      - Во-первых, она не находила убитого мужа, а всего лишь слышала выстрел, - гневно ответил Мейсон. - А во-вторых, вы отлично знаете, что я друг миссис Белтер.
      - Так действительно могло бы показаться на первый взгляд, - сухо заметил сержант.
      Мейсон широко расставил ноги и расправил плечи.
      - Давайте объяснимся откровенно, господин сержант, - сказал Мейсон. Я представляю интересы Евы Белтер и не вижу повода для того, для того чтобы швырять в нее грязью. Мертвый Джордж Белтер не стоит для нее ломанного цента. Зато представляет кучу денег для мистера Гриффина, который беззаботно появляется здесь с алиби, не выдерживающим никакой критики и начинает обвинять мою клиентку.
      Гриффин резко встал. Мейсон, не обращая на возмущение молодого человека никакого внимания, продолжал говорить сержанту Хоффману:
      - Ведь вы не можете обвинять женщину на основании сплетен. Есть еще Суд Присяжных, который никого не может приговорить без несомненных доказательств вины.
      Сержант изучающе посмотрел на Мейсона.
      - И вы ищите теперь эти доказательства, мистер Мейсон?
      Мейсон показал пальцем на Гриффина.
      - На всякий случай, чтобы вы не болтали слишком много, молодой человек, не думайте, что я упущу выгоды из предъявления этого завещания на Суде, если моя клиентка вдруг окажется перед Скамьей Присяжных.
      - Вы хотите сказать, что считаете его виновным в убийстве? - уточнил сержант Хоффман.
      - Я не детектив, господин сержант, я адвокат. Я знаю только, что Суд Присяжных не может никого осудить до тех пор, пока имеются какие-либо обоснованные сомнения. И если вы начнете стряпать обвинение против моей клиентки, то помните, что вот, - он указал на Карла Гриффина, - мое обоснованное сомнение.