— Хорошо, — сказал он, — разделывайте моего дельфина. Но перед тем, как вы арестуете и уведете меня, я так напьюсь, что об уводе не может быть и речи. Вам придется нести меня на носилках.
— Давайте сначала попробуем вашего добротного коньячку, а затем вместе решим, что делать.
Шеннон сразу сообразил, что его ангел-спаситель кружит над его грешной головой, и был готов напоить инспектора до положения риз.
Они спустились в каюту. Там было уютно и тепло, начищенная до блеска керосиновая лампа излучала приятный свет.
Это был удачный вечер для инспектора. Напротив него сидел правонарушитель. Его хорошее настроение и шутки заставили Бейлп забыть, что контрабанда является, собственно говоря, преступлением.
Шеннон доказывал Бейлп, что контрабанда — это всегда риск и вызов существующему общественному порядку. «Так что, — продолжал владелец „Кровавой кузницы“, — я как представитель трудящихся масс…»
— Замолчите наконец, трудящийся, и ответьте мне на один вопрос, но честно, иначе я велю вас арестовать, и тогда вы будете лишь во сне видеть дельфинов и средства для пыток в вашей таверне.
— Иначе, как быть честным и откровенным, я и помогу. По крайней мере в отношении вас, — заверил Шеннон. — В чем я должен признаться?
Шеннон утвердительно кивнул.
— Но это ничего не значит. Я имею в виду убийство, — добавил он тут же. Она иногда ночует у меня, если выпьет больше трех стаканов своей адской смеси.
— Где-то около одиннадцати.
— В комнате рядом с ванной, в сторонке, там тихо.
— Да. Это вполне возможно.
— Нарисуйте мне план дома. Бейли достал карандаш и вырвал листок из записной книжки.
— Ну, а теперь покажите мне, где ночевал известный вам Конрой.
— Вот здесь. — Шеннон ткнул карандашом в прямоугольник, расположенный как раз напротив комнаты, в которой Дороти Торп готовила свой дьявольский напиток с перцем.
Шеннон утвердительно кивнул головой.
На улице шумел ветер, капли дождя стучали по палубе шхуны, волны с шумом разбивались о мол. От этого каюта делалась еще уютнее. И все же Шеннон помрачнел.
— Я знаю, куда вы клоните, — сказал он. — И вообще вы чертовски хитры и коварны. Я таких сыщиков не встречал. Другой бы начал меня строго допрашивать, ничего не выудив. Я бы так водил его за нос, что без моей помощи он не знал, как выйти отсюда. Вы же прохаживаетесь по каюте такой развеселый, и как бы между прочим выясняется, что я занимаюсь контрабандой, пьете мой контрабандный коньяк, и я, того не подозревая, выдаю вам все свои секреты, в том числе даже случай с моей теткой Корнелией и ангелом, которого она заказала на свою могилу у архитектора за три тысячи фунтов. А зачем ей это надо? Чтобы не оставить своим наследникам ни одного шиллинга. Теперь же вы подозреваете Дороти и молодого Конроя, и в этом виноват я.
— Может быть, я подозреваю даже вас. Вполне возможно, что вы хотите помочь своей подруге детства уничтожить прочих наследников, чтобы затем напялить на нее фату и повести как невесту к алтарю.
Когда час спустя инспектор покидал каюту, на улице бушевал уже такой шторм, что едва можно было слышать самого себя.
Он крепко ругал себя за обещание Шеннону сделать вид, что он ничего не знает о дельфине с контрабандным коньяком. Бейли решил про себя, что он обратит внимание своих коллег на таможне, что есть дельфины, которые в своих потрохах облагораживают морскую воду, превращая ее в коньяк. Шеннону же он порекомендует впредь сдерживать свои контрабандистские наклонности.
Придя домой, Бейли, несмотря на усталость, подготовил еще сообщение для полицейского начальства.
Он лег, но и в постели не находил покоя. На ночном столике громко тикал будильник, который Бейли купил в универмаге за пять шиллингов. Тиканье будильника напоминало ему звуки адской машины, навевало думы о бомбе в Карентине…
Наконец он уснул.
От резкого звонка Бейли вскочил. Но это был не будильник, а телефон.
Ругаясь, оп снял трубку. Звонила Стелла Грэди. От волнения она едва могла говорить.
В то время как инспектор и Шеннон распивали коньяк в каюте шхуны, Эрвин привез свою жену ночевать в Уолс в таверну «Кровавая кузница».
— По крайней мере там ты будешь в безопасности.
— А если завтра утром я приеду, а тебя выуживают из илистого болота? спросила Энн без особого огорчения. Она, видимо, и сама не верила в такую возможность.
Эрвин выдавил из себя громкий смех.
— На этот раз убийца придумает что-нибудь другое.
Вернувшись в Карентин, Эрвин направился к Дороти.
Она сидела с ногами на диване и курила черную сигарету длиною в тридцать сантиметров.
— Я боюсь выходить из комнаты, — пожаловалась она. — Даже здесь, в этих четырех стенах, мне мерещатся в каждом углу убийцы, мне кажется, что и под диваном убийца; наверняка кто-то стоит за дверью и подслушивает.
Эрвин резко открыл дверь. В слабо освещенном коридоре никого не было. Но в конце его бесшумно двигалась тень, которая тут же исчезла. Кто это был? Грэди, Фишер или Декстер?
Вернувшись в комнату, он закрыл дверь на ключ, включил радио, достал шахматы и лишь после этого продолжил беседу с Дороти…
Фигуры на шахматной доске остались нетронутыми, когда Эрвин в носках с ботинками, которые он связал шнурками и надел на шею, вышел от Дороти. В руках Эрвина мигал карманный фонарик.
Он дошел до конца коридора и открыл дверь, ведущую в просторную галерею. Эрвин обратил внимание, что дверные петли были смазаны и не издавали ни малейшего звука.
Лестницы по обе стороны галереи вели вниз, в зал. Эрвин подошел к балюстраде и посветил карманным фонариком. Повсюду можно было видеть следы взрыва: зияющие щели в стенах, почти двухметровая дыра в полу…
Оглушающий удар обрушился сзади на его голову. Он дико закричал, заглушив треск ломающихся деревянных перил. От резкого толчка он свалился с шестиметровой высоты па кафельные плиты.
Распластав руки и как-то неестественно повернув голову в сторону, Эрвин остался лежать без движения;
вокруг его головы растекались кровавые пятна.
В это время Стелла Грэди, которую мучила бессонница, совершала обход. Она услышала крик и, вбежав в зал, увидела лежащего на полу Конроя. Об этом она позже сообщила на допросе.
Это было странно, но она не разбудила никого в доме, а позвонила инспектору.
Бейли погрузил свое тучное тело в ванну с горячей, если не сказать кипящей, водой. Красный как рак, пыхтя, он принял после этого холодный душ и почувствовал себя настолько бодрым, что мог сесть за руль автомашины.
К своему удивлению, он не увидел ни в одном из окоп замка света. Казалось, все погрузилось в глубокий сон. Неожиданно парадная дверь, перед которой он стоял, открылась, и появилась Стелла Грэди.
— Слава богу, инспектор, что вы наконец здесь, — прошептала она. — После того как я обнаружила в зале труп, я почувствовал, что кто-то следит за мной. Поэтому я спряталась между двумя шкафами в прихожей, чтобы сразу открыть вам дверь.
— Во время войны я была медсестрой и умею отличить раненого от убитого.
Сразу слева у входа был выключатель. Бейли нажал на него. Зажглись люстра и торшер.
— Он лежит там! — сказала Стелла.
Но там, куда она указала рукой, никого не было.
— Это невероятно! — воскликнула Стелла. — Я видела его собственными глазами!
— Оказывается, есть трупы, которые восстают из мертвых не только в день Страшного суда.
Эта циничная шутка никак не отражала настроения инспектора. Пятно крови на кафеле не оставляло сомнений, что здесь лежал тяжело раненный человек. Исследовав сломанные перила балюстрады, он нашел следы, которые явно свидетельствовали об акте насилия. Перила были подпилены.
Когда обитатели замка появились в зале, Бейли сообщил им о происшедшем.
На голове у Дороти были бигуди, но она покрыла голову шелковой шалью. Фишер был расстроен и не так вызывающе респектабелен, как обычно. Декстер, слегка шатаясь, бормотал что-то про себя, как будто он совершенно не понимал, почему его подняли среди ночи. Патриция стояла в длинной фиолетовой ночной рубашке, которая, как и все другое, что она носила, отражала ее пессимистическое мировоззрение, поскольку была отделана черными кружевами.
Поразмыслив, Бейли позвонил Вильямсу и в полицей-президиум в Ливерпуль. Глупое завещание покойного Торпа таило смертельную опасность для всех его наследников.
Обыск, проведенный Бейли н Вильямсом, ничего не дал. Куда делся Конрой, узнать не удалось.
Когда Энн сообщили, что ее муж исчез, с нее как рукой сняло присущее ей озорство и она разрыдалась.
— Вы действительно полагаете, инспектор, что он убит? — спросила она всхлипывая. Бейли решил сказать ей правду.
— Я этого не знаю. Если быть до конца честным, я и сам не понимаю, зачем нужно было его убирать.
Шеннон успокоил и подбодрил Энн. Поразмыслив, она пришла к выводу, что по сравнению с Карентином таверна «Кровавая кузница» со своими орудиями пыток была куда более спокойной обителью.
в которой события продолжены развиваться еще быстрее: конфликты привели к третьей жертве. Сержанта Вильямса злонамеренно запирают в кладовой. Читателям со слабыми нервами рекомендуется в этом месте прервать чтение, так как мы не несем ответственности за возможные последствия.
Неделя прошла без каких-либо событий. Эрвин так и пропал. Эванс был тихо похоронен на старом кладбище. Адвокат Локридж вычеркнул его из списка наследников, а долю Эванса разделил между оставшимися в живых.
Инспектор Бейли был вынужден с огорчением признать, что он по-прежнему топчется на месте, хотя круг подозреваемых сузился. С одной стороны, подозреваемы были все, с другой — никому из них нельзя было что-либо инкриминировать, так как не было улик, дающих право арестовать преступника. Почти каждый день Бейли рыскал по Карентину, исследовал каждый уголок запущенного парка, допрашивал жителей, изучал материалы о прошлом подозреваемых.
Этот случай вызвал немалый интерес прессы. Репортеры освящали бюро инспектора, торчали в «Кровавой кузнице», сновали вокруг замка. Один из них, решив, что он хитрее других, проник в замок, нарядившись трубочистом. Но он наткнулся на Патрицию, накинувшуюся на него с половником, которым она помешивала в кастрюле гороховое пюре. Репортер бежал быстрее лани, к счастью, не получив никаких повреждений.
Следующей жертвой коварного завещания Роберта Торпа оказалась Стелла Грэди.
После ужина с Дороти и полковником — ужин сервировал Фишер, а Патриция возилась на кухне — Стелла Грэди встала и вышла на террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Грэди взглянула на окно своей комнаты, там горел свет. хотя она могла поклясться, что, уходя, выключила его.
В Стелле были все качества эгоистки, но трусливой она не была. Правда, на всякий случай она приобрела разрешение на право ношения оружия и купила пистолет, который постоянно носила в своей сумочке.
От террасы до черного хода было всего лишь несколько шагов. Стелла тихо поднялась по лестнице и остановилась перед дверью своей комнаты.
Из комнаты не доносилось ни звука. Грэди рванула дверь и чуть было не закричала: в комнате было темно. Она инстинктивно потянулась к выключателю, но в это время почувствовала, как кровь стынет в ее жилах. Кто-то одной рукой закрыл ей рот, а другой вырвал пистолет. Хриплый голос прошептал, что если она издаст хоть один звук, ей придет конец. Преступник затащил Стеллу в массивный дубовый шкаф и захлопнул дверь.
— Я почти задохнулась, потому что боялась даже дышать, — рассказывала Грэди позже инспектору и всем, кто хотел выслушать ее рассказ.
Хотя ничего ужасного и не произошло, страху она натерпелась. В шкафу висело несколько пальто и шуб, еще с зимы пересыпанных нафталином. Там было душно, нафталин набился Стелле в нос, и она огромным усилием воли заставила себя ни разу не чихнуть.
— Если бы я хоть раз чихнула, меня уже не было бы в живых, как это случилось с бедным Эвансом и Эрвином Конроем, — сказала она Бейли, вместе с которым осматривала комнату.
Ничто не свидетельствовало о том, что таинственный преступник что-то искал. Если бы у Стеллы не был похищен пистолет, то инспектор едва ли поверил ей.
Стелла Грэди отвечала колкостями, но вскоре умолкла и стала задумчива. Декстер попытался объяснить случившееся вмешательством сверхъестественных сил, но Стелла набросилась на него:
— Прекратите наконец этот вздор! Я готова пойти на все, принимать участие в спиритических сеансах, если это доставляет удовольствие. Но когда речь идет о моей жизни, то здесь не до шуток.
Стелла сидела, как обычно, в кресле-качалке Декстера, который в это время бегал из угла в угол по комнате.
— Но, моя дорогая, я не хотел тебя обидеть. Я просто беспокоюсь за тебя. Полковник жалко улыбнулся.
— Если твоя фантазия доходит лишь до того, что какой-то призрак закрыл меня в шкафу, то я предпочитаю, чтобы ты помолчал. Теперь я буду говорить, заявила она, когда полковник попытался возразить ей. — Ты до сих пор еще не понял, о чем идет речь, — сказала Грэди, постучав жилистым пальцем по лбу. Ведь теперь на очереди мы. Если мы ничего не предпримем, она отправит нас на тот свет с таким же хладнокровием, с каким только что на кухне разделывала карпа.
— Кто? Патриция?
У Стеллы Грэди мелькнули две мысли. Первая: если бы он был даже единственным мужчиной на всем белом свете и вдвое моложе, то все равно никогда и ни за что она не вышла бы за него замуж. Это было бы хуже, чем вместо чая пить каждый день чернила. Вторая: надо заставить этого идиота отправить Дороти на тот свет. Например, насыпав ей в чашку с чаем индийского яда.
— Патриция? Не будь наивен. Эта безобидная жирная особа не может без рыданий поставить даже мышеловку. Нет, единственно, о ком может идти речь, так это о Торп. И хотя я люблю эту бывшую сельскую учительницу так же, как ячмень в своем собственном глазу, я должна признать, что она энергична и целеустремленна. Подумать только, как она сумела убрать Конроя. Ведь я находилась в прихожей, не дальше десяти шагов от места происшествия. Все это граничит уже с…
— Ужасно! И происходит же такое на свете… — Полковник не успел закончить фразу, ибо Грэди наступила ему на ногу металлическим каблуком-шпилькой и спокойно продолжала:
— Я не могу просто понять, как он мог исчезнуть. Бейли и его люди перерыли весь дом. Но, видимо, инспектор глупее, чем я думала. Кроме того, эта сельская учительница отравила его портером, поэтому он не будет ее уличать. А это означает, что теперь на очереди один из нас или мы оба.
— Ты это серьезно? — Голос Декстера, обычно гнусавый, даже когда он погружался в воспоминания о бравых походах, задрожал от страха.
— Настолько серьезно, Гарри, что я уже вижу себя покупающей венок на твою могилу.
— Прекрати нести вздор! — Полковник замахал руками. — Ты знаешь, что я четырежды перенес малярию. С тех пор мои нервы сдали. Не таким я был, когда мы душили индийских повстанцев.
— Во всяком случае, мы должны что-то предпринять, а для этого нужны железные нервы.
— Ты считаешь, что мы должны… Нам нужно… — заикаясь, промолвил Декстер.
— Что нам еще остается? — Грэди испытующе посмотрела на полковника и поняла, что тот трусит. Как бы про себя она сказала: — Я боюсь смерти. Когда я думаю о кладбище в Уолсе, то чувствую себя истлевшей и сгнившей. Декстер нервно кивнул головой.
— И как ты себе это представляешь? — спросил он.
Грэди придвинулась к нему, положила свою жилистую руку на его руку и ласково сказала:
— У тебя есть маленькая ампула, о которой ты мне рассказывал, и ты ведь храбрый мужчина. — Она указала на фотографию, где Декстер был изображен с убитым королевским тигром. И тихо добавила: — Ты понимаешь, что мы тогда сразу же распорядимся всем наследством.
Декстер снова кивнул, выражая согласие с планом Грэди, при этом его губы вытянулись в прямую линию.
— Ведь мы в самом деле должны защищаться, — сказал он наконец неуверенно. — Если она убийца, а она таковой является, и если Бейли идиот, который не может ее изобличить, то мы должны действовать. Наш долг положить конец проискам этой особы. Да, это наш долг?
Стелла Грэди облегченно вздохнула, и они договорились, как реализовать свой план.
Чай, как обычно, готовила Патриция, а Фишер подавал его в серебряных чайниках На одном из них был выгравирован герб династии Торпов, и этим чайником имела право пользоваться только хозяйка. Иногда, правда, желая подразнить Патрицию, Грэди брала чайник себе. Именно это спасло Дороти жизнь.
Когда Фишер накрыл на стол и поставил чайник, Дороти и Стелла Грэди находились в своих комнатах. Полковник вылил содержимое ампулы в чайник, который стоял на месте, где обычно сидела Дороти, и вышел на террасу. Дворецкий пригласил дам к чаю. Патриция, желая, как всегда, удостовериться, правильно ли сервирован стол, сразу заметила, что Фишер допустил ошибку или, возможно, намеренно нарушил свои обязанности. Он поставил чайник с гербом рядом с прибором Грэди, а на месте, где сидит ее хозяйка, стоял чайник без герба. Сердито сопя, она поменяла их местами.
Послеобеденный чай прошел, как обычно, при полном молчании. Лишь было заметно, что Декстер и Грэди пристально поглядывали на леди Торп, листавшую какой-то журнал. В нем было несколько красочных фотографий загорелых веселых людей на водных лыжах в одной из бухт Адриатики. На других фотографиях они были изображены вечером под синим звездным небом на террасе дома в мавританском стиле, где слушали музыку, пили охлажденные напитки и беседовали. Такая жизнь была мечтой Дороти.
Она бросала недружелюбные взгляды на своих соседей по столу и думала о том, как было бы хорошо отделаться от них.
Это случилось быстрее, чем она могла надеяться.
Первой исчезла Грэди. На старом «фиате» полковника она врезалась в липу, росшую на обочине дороги перед поворотом на Уолс. Дереву было около пятисот лет, и на стволе висела дощечка, на которой значилось, что дерево посажено королем Ричардом III в 1484 году в знак того, что на этом месте святой Патрик помог ему спастись от лап огромного медведя.
Ни Патрик и ни другой святой не предупредили, однако, Грэди, и она со скоростью в семьдесят километров въехала на крутой поворот, поскольку уже была в бессознательном состоянии, вызванном медленно действующим ядом В нескольких метрах от липы у нее потемнело в глазах, она пыталась нажать на тормоз, но было уже поздно.
Мотор загорелся, и пламя мгновенно охватило всю машину, а затем взорвался бензобак. Когда к месту аварии, оглашая округу воем сирены, подъехал наряд транспортной полиции, автомобиль и водитель уже обуглились
Получив по телефону сообщение об аварии, Бейли сначала потерял дар речи, затем пришел в себя и с такой силой стукнул кулаком по столу, что чернильница и ручка взлетели к потолку. Побелев от ярости, он позвал Вильямса.
Когда растерянный сержант вбежал в комнату, Бейли посмотрел на него так, как разъяренный бык смотрит на неопытного тореро, намереваясь поддеть его на рога и пронести по арене.
— О чем вы думали, когда начали служить в полиции? — спросил он Вильямса тихим, вкрадчивым голосом. — Вы хотите стать инспектором или даже старшим инспектором, а может быть, и суперинтендантом, не так ли? Вы умны, вам нельзя отказать в добросовестности и прилежании. У вас есть необходимые связи, а почтенный сэр Арчибальд является вашим дядюшкой. — Бейли сделал паузу, несколько раз глубоко вздохнул и сказал с явным сарказмом; — И все же вы никогда не станете ни инспектором, ни старшим инспектором, ни суперинтендантом! Из вас ничего не получится. А почему? Потому что вас с треском выгонят из полиции! И меня тоже.
— Что, собственно, случилось, сэр? — отважился наконец спросить Вильямс.
— Третья жертва в замке Карентин.
— Убийство?
— Якобы автомобильная авария.
— Кто же на этот раз?
— Грэди.
— Если это была автомобильная авария, сэр, тогда…
— Не будьте идиотом, Вильямс. Провалиться мне на этом месте; если это была автомобильная авария. Но мы опять ничего не можем доказать, считайте, что труп исчез. В бензобаке было сорок литров бензина. На том месте, где ее нашли, удалось наскрести лишь горсть золы.
— Если вы позволите, я хотел бы задать один вопрос, сэр.
— Послушайте, вы тоже начинаете говорить таким же нелепым языком, как этот Фишер! — заорал на него инспектор. — И не стойте как жердь, словно у вас сросся позвоночник. Это действует мне на нервы! Что вы хотите спросить?
— Я хотел бы знать, как вы можете с такой уверенностью утверждать, что несчастный случай вовсе не несчастный случай.
— Понятия не имею. Но, черт возьми, я убежден в этом! Этого вам не достаточно?
— Нет.
— Гм, — пробурчал Бейли, как обрывающаяся басовая струна виолончели. Хорошо. Давайте подумаем вместе. Возьмем факты, только факты, и ничего; кроме фактов.
— Согласен, сэр, только факты, — ухмыльнулся Вильямс.
— Послушайте, Вильямс, я запущу сейчас вот этой чернильницей в вашу голову Бегайте тогда целую неделю синекожим.
— Если вы позволите заметить, сэр, то на этом свете нет синекожей расы.
Вместо того, чтобы признать это несомненно правильное замечание, Бейли сделал что-то невероятное. Он схватил чернильницу, встал, подошел к Вильямсу и медленно, с наслаждением вылил ее содержимое на его голову. Потом, как когда-то Лютер, он разбил чернильницу о стену, хотя ему и не почудился там черт. Он сделал это скорее потому, что неожиданно его осенила мысль, которая была настолько же абсурдна, как говорил позднее сам, насколько абсурдной может быть иногда сама истина.
— Вот видите, все же есть синекожие люди, — обратился он к Вильямсу, который стоял, поджавши хвост.
Вильямсу было лет двадцать пять, он не курил, был здоров, холост и поэтому свободен от всяких забот. Бейли считал Вильямса излишне серьезным. Оказалось, что он ошибался
— Вы убедили меня, сэр. — Молодой сержант посмотрел на себя в висевшее над умывальником зеркало. — Но шутка будет стоить вам десять фунтов. Эту сумму вы переведете на счет общества антиалкоголиков «Легко на сердце без виски» в Уолсе. В противном случае я сейчас же сажусь за стол и пишу остатком чернил жалобу. И у вас есть недруги, причем не только в полицай-президиуме, но и в прессе. — Он сказал это на полном серьезе, но потом вынужден был рассмеяться. — Вот будет спектакль, если я в этом виде попаду на первую полосу ливерпульской газеты! Заголовок: «Инспектор освящает своих подчиненных чернилами!» Фото вызовет сенсацию по всей Англии.
Бейли проглотил слезы. Он был шотландцем и поэтому, если верить преданию, немного скуповат. Но он обладал достаточным чувством юмора.
Молча вытащил он из кошелька десять фунтов и положил их на стол. Из портмоне он достал один шиллинг и добавил его туда же.
— Это на чистку. А теперь убирайтесь прочь с моих глаз и возвращайтесь лишь после того, как вновь будете принадлежать к белой расе
Когда Вильямс вернулся, его расовую принадлежность нельзя было точно определить. На лбу, залысинах и висках кожа отсвечивала зеленым цветом, щеки отдавали в желтизну, а подбородок приобрел фиолетовый цвет.
Инспектор посмотрел поверх очков.
— Если вы основательно отмоетесь, то расовая проблема для вас будет решена, — заметил он. Потом неожиданно выпалил: — Этот Фишер совсем не пятидесятилетний человек независимо от того, имеет он отношение к этим убийствам или нет.
— У вас есть доказательства? — донимал Вильямс инспектора точно так же, как это было в начале беседы, когда Бейли утверждал, что бывшая начальница почты погибла не случайно.
— Доказательства, доказательства! — передразнил его инспектор. — Нет у меня доказательств, но зато у меня есть интуиция, вы, синяя борода
— Для судебных следователей интуиция пустое слово. Это ведь ограниченные, то есть логически думающие люди. — Вильямс почесал подбородок.
— Послушайте! — Бейли поднял толстый указательный палец. — А что вы подумали бы обо мне, если бы я, например, сказал: «Сэр, я приложил максимум усилий, чтобы сохранить в этом сосуде кофе при температуре, которую вы предпочитаете». Ну, как?
— Я бы счел вас идиотом. Или.. — У Вильямса началось просветление мозгов. — Вы считаете, что такой высокопарный слог дворецкого Фишер усвоил из книг? В действительности же он никогда не был ни дворецким, ни стюардом, ни кем другим?
— Именно так. А из этого следует, что данные его биографии, по крайней мере за последние десять лет, неверные. Не исключено, что он провел их в тюрьме, сумасшедшем доме или в другом каком-либо изолированном заведении.
— Однако при проверке данные подтвердились.
— Ничего не подтвердилось, вернее, другое: человек по имени Фишер действительно работал стюардом на указанных судах. Но кто вам скажет, что наш Фишер и был тем стюардом?
— Вы правы. Мы должны немедленно направить фотографию Фишера в международную полицию «Интерпол», — горячился Вильямс. — Но если даже выяснится, что Фишер совсем не Фишер, а какой-то гангстер, мы еще долго не сможем его изобличить У него нет ни малейшего мотива отправлять на тот свет наследников этого сумасшедшего Роберта Торпа. Вероятнее всего, он хотел провести последние годы жизни спокойно и поэтому нанялся садовником в Карентин.
— А если он и леди Торп заодно? Можете ли вы доказать обратное? Мы не можем доказать ничего, абсолютно ничего! — Инспектором вновь овладело чувство негодования. — Даже то, что этот дурень, почтенный сэр Роберт, умер естественной смертью. Вполне возможно, что серия убийств началась с него.
— Вы считаете, что мы должны провести эксгумацию?
— Конечно, это вызовет много шума, но и без того этот случай уже наделал столько шуму. что при одном воспоминании о нем у меня раскалывается голова. Итак, поставьте вопрос об эксгумации, но перед этим получите согласие леди Торп. Кстати, что нам известно о Торп? Мы знаем, что у нее есть мотив, я бы сказал, идеальный образец мотива. И возможностей у нее тоже хватало. Это же относится и к Декстеру. Что касается Конроя, то я просто не знаю, что подумать.
— Конрой? — спросил удивленно Вильямс. — Вы считаете..
— А почему бы, собственно, нет? Вполне даже возможно, что он, так же как я или вы, ходит по земле. Кровь на кафеле? В человеке шесть литров этого добра, и если в нем будет на какой-то литр больше или меньше, это не имеет значения. Но если его не убили…
— То его жена должна знать об этом. А она не производит такого впечатления. Она была действительно потрясена
— Бээ! — Инспектор от неожиданности чуть не заблеял. — Чего захотели! Она хотя и никудышная актриса, но изобразить сцену отчаяния — для этого не нужно большого таланта. Даже я, который никогда не ступал на скрипящие подмостки, мог бы разыграть такую же сцену.
— Итак, предположим, что Конрой жив. Сразу возникает вопрос, где он находится. Почему он скрывается или почему его прячут?
— Он наверняка в замке.
— Есть ли у вас доказательства на этот счет? Об этом, видимо, можно не спрашивать.
— Ну вот что, моя просьба прислать помощника из Ливерпуля не удовлетворена. Там все заняты нашумевшей историей с похищением человека, за которого потребовали выкуп. Так что вам придется пожить в замке и бодрствовать ночами напролет.
Вильямс глубоко вздохнул.
— Я очень люблю спать, сэр. Если я не посплю девяти часов, сэр, я просто погибаю. Это мука для меня.
— Мука? — Бейли закатил глаза. — А как вы считаете, что значит для меня вся эта история? Думаете, это не мука? С тех пор как я занялся этим делом, я набрал шесть фунтов веса, ибо постоянно пью портер. Мне придется пройти курс лечения — три недели питаться только овсяным отваром и морковью.
— А как быть с экономкой Патрицией Хайсмит? — перебил инспектора Вильямс.
— Она наверняка не имеет никакого отношения к убийству, — парировал Бейли.
— И вы это можете доказать?
— Да, могу, — пробурчал Бейли.
— И все же я позволю одно замечание, сэр. Если вы подозреваете всех и каждого, то почему исключаете Хайсмит? Я надеюсь, это не связано с портером, которым эта дама так щедро потчует вас.
— В кулинарии она смыслит. Каждый раз, когда я появляюсь в Карентине, Патриция догадывается, о чем тоскует мой желудок.
Бейли отогнал гастрономические мечты, которые не давали ему покоя, и примирительно заметил:
— Конечно, нам не следует забывать и о Патриции.
Обсудив с Вильямсом все вопросы, он дал ему последний совет;
— На вашем месте я принял бы сначала горячую ванну и обработал свою физиономию порошком для чистки кастрюль, иначе вас могут принять за существо с того света.
— Вы можете довольно часто получать удовольствие. разбивая на моей голове чернильницу, но каждый раз вам это будет стоить десять фунтов, — примирительно заметил Вильямс.
Большую часть своей жизни человек проводит при дневном свете, поэтому у него врожденный страх перед темнотой. Это чувство было присуще и Вильямсу. В течение дня он все рассматривал трезвыми глазами бдительного полицейского чиновника. Но когда наступала темнота и он украдкой пробирался в замок, то самоуверенность покидала его. Скрип раскачиваемых ветром ставен заставлял его вздрагивать; игра света и тени от луны и проплывающих облаков казалась ему такой же жуткой, как блеск топора палача. Как-никак, а трое в этом замке уже погибли при странных обстоятельствах. Как знать, может быть, и его ждет та же участь…
Комната Декстера находилась на втором этаже в конце коридора. Свет не горел. Вильямс уже хотел открыть дверь в комнату, как до него донеслось покашливание. Дверь вдруг открылась. Вильямс включил карманный фонарик и начал осматривать помещение. В темноте что-то щелкнуло, и когда мимо него просвистела пуля, он почувствовал холодок около правого уха. Реакция была молниеносной. Вильямс бросился на пол, выключил фонарик и пополз в угол между шкафом и стеной. Поскольку он точно помнил обстановку в комнате, то знал, что здесь он в безопасности.
