Совсем как брат, она спускалась вниз, будто на парашюте, но вернуться в гнездо не могла, и мне пришлось-таки потрудиться. Когда стемнело и родители улетели, я положила птенчика в коробку, выстланную мягкой тряпочкой. Еще до рассвета я снова положила его в гнездо, и, когда родители вернулись, он уже ждал их с разинутой пастью. И в этот день я осталась в лагере. Родители тоже дежурили, отгоняя сорокопутов, которые накалывают чужих птенцов на длинные шипы и поедают их. Маленькая ласточка могла уже летать метров на сто, но на земле все еще оказывалась беспомощной. В лагере было много воробьев, которых она боялась. Чтобы отвлечь их, я насыпала в сторонке кукурузы и семян. Воробьи, конечно, были в восторге. К ним вскоре присоединилось семейство мышей. Толкая друг друга, они все вместе уписывали угощение. Просто идиллия... Зато жизнь ласточек-родителей была далеко не идиллической. Меня поражала беспомощность их птенца. Джордж сказал, что видел гнездо острохвостых ласточек в глинистом береговом обрыве. Я не могла представить себе, как они спасают своих птенцов, когда те, вылетев из гнезда, попадают в реку.
      На другой день ласточки, как обычно, прилетели к гнезду, но не стали кормить малютку, а попробовали убедить ее лететь с ними. Наконец она расхрабрилась и взяла курс на макушку акации. А затем принялась порхать с дерева на дерево, как ни трудно ей было сохранять равновесие с такими коротенькими крылышками и хвостиком. Родители летели следом и подкармливали ее. Под вечер они всполошились и попробовали заманить пичугу обратно в гнездо. Даже трясли ветку, на которой сидел птенчик, но он только крепче цеплялся за нее. Когда стемнело, родители улетели. Я не знала, что делать, чем дотянуться до макушки дерева.
      Весь вечер мы с Джорджем то и дело выходили проведать маленькую ласточку. Она сидела все на той же ветке. Ночи были холодные, и мы боялись, что пичуга погибнет или попадет в зубы ночному хищнику. Но утром мы увидели ее на месте, она как будто хорошо перенесла ночевку. Появились родители. Весь день они провели с дочерью, кормили ее, а она отважно перелетала с дерева на дерево. Все-таки родители продолжали беспокоиться. Они без конца влетали ко мне в палатку, словно прося помочь поймать птенца и посадить обратно в гнездо...
      Пять ночей прошло благополучно. С каждым днем маленькая ласточка летала все дальше в сопровождении родителей. Интересно, что заставляет ее проводить ночи в одиночестве, несмотря на холод и опасности? Конечно, она не могла знать, где ночуют ее родители. И вряд ли понимала, что гнездо находится в палатке, а коробка, в которой ей довелось ночевать, лежит в автомашине. Возможно, унаследованный инстинкт заставлял пичугу избегать искусственной среды и отдавать предпочтение дереву, где по-настоящему следовало быть ее гнезду.
      На шестое утро маленькая ласточка сидела взъерошенная, втянув голову в плечи. Она дрожала всем тельцем и, когда появились с кормом родители, не открыла ни глаз, ни клюва. Я надеялась, что солнце ее отогреет, и не стала ничего предпринимать. Но вскоре родители прилетели в палатку и тревожно закружились у меня над головой. Я вышла и увидела птенца на том же месте. Джордж принес лестницу, мне с трудом удалось снять пичугу с ветки. У нее не было никаких наружных повреждений, но она непрестанно дрожала и продолжала жмуриться. Я отнесла ее в гнездо, надеясь, что родители накормят дочь, но они сидели на оттяжках и к гнезду не подлетали. Может быть, меня боятся? Я ушла. А когда вернулась, малютка барахталась на моей кровати. Я положила ее на место и заметила в гнезде сгусточек крови. Похоже, птичка заболела воспалением легких... Когда она снова выпала из гнезда, я взяла ее и стала согревать своим дыханием. Но все было напрасно, маленькая ласточка умерла у меня на ладони. Я опустила ее на кровать.
      И тут случилось нечто странное. Откуда-то прилетели красногузые ласточки, которых все это время не было видно, и принялись гоняться за острохвостыми. Несколько часов длилось преследование, наконец, красногузые как будто победили. Они сели на оттяжки, а острохвостые стали метаться между деревьями.
      Однако на следующее утро положение вновь изменилось. Красногузые исчезли, а острохвостые принялись собирать глину для нового гнезда. Но мы должны были покинуть Серенгети, и не стоило поощрять ласточек снова лепить гнездо в палатке, которую предстояло вскоре снимать. Я убрала бечевку и прочие приспособления. Настроение у меня было грустное. Еще больше я расстроилась, когда ласточки утром влетели в палатку и сели на оттяжках, недоуменно все разглядывая. В конце концов они улетели и больше уже не показывались.
      Много дней меня по утрам будило их щебетание. Теперь воцарилась тишина. Она была настолько тягостной, что мы стали выезжать на поиски львят чуть свет.
      Я поведала вам все это в цельном рассказе, погрешив против хронологии в моем дневнике. А сделала я так потому, что это был единственный случай, когда ласточки слепили гнездо в нашей палатке и я смогла вблизи проследить судьбу одной пернатой семьи. История оказалась трагической. Родители так преданно трудились, и малыши были так счастливы. Но на девятнадцатый день погиб один из них, а шестью днями позже - второй. Сопротивляемость и выдержка маленькой пичуги на протяжении пяти холодных ночей стала для меня как бы символом жизни.
      Какой смысл был заложен в этой трагедии? Не знаю. Но меня очень тронуло, что родители, как ни заботились они о первых птенцах, примирились с их гибелью и стали создавать новую семью.
      Общаясь много лет с дикими животными, я убедилась, что их безотчетные реакции на удары судьбы вернее наших. Им дана мудрость, какой у нас нет. Незадолго перед тем я с интересом наблюдала, как преодолевает трудности паук. Я не могу любить этих восьминогих, но очень уж терпеливо паук восстанавливал свою паутину всякий раз, когда ее повреждал дождь или крупное насекомое. Он незамедлительно принимался за починку, обнаруживая при этом не только терпение, но и отвагу. Часто разрушителями оказывались жуки, намного превосходящие его величиной. Паук опутывал их шелковистой нитью и превращал в пакетики готовой пищи.
      Что ж, может быть, даже у этого примитивного создания следует поучиться упорству и твердости, которые были так нужны мне, чтобы решить задачу со львятами и не поддаваться отчаянию из-за неудачных попыток разыскать их и помочь Джеспэ.
      Глава двадцатая. ЦЕНА СВОБОДЫ
      Уже много недель мы сражались с отвратительнейшей погодой, искалечили свою машину, забросили дела, подорвали здоровье, а надежды найти львят теперь почти не было. 2 февраля в Серонеру приехал директор, и я снова подала ему заявление, чтобы нам разрешили ночевать в парке в машинах, ведь только так можно было еще рассчитывать увидеть львят. Директор, ответил, что сам он не вправе разрешить это, но, если я настаиваю, он доложит о моей просьбе на мартовском заседании правления. Март... Это будет уже год, как Джеспэ ходит со стрелой, если она еще не вышла. И если он жив.
      Больше обратиться не к кому. И мы продолжали розыски, стараясь найти путь на гребень крутой гряды и получше изучить участок за нею. С рассвета до заката штурмовали мы скалистые подъемы, тряслись по камням, бились головой о потолок кабины, проваливались в ямы. Только когда прекратились дожди, нам удалось подняться на гребень и даже проехать вдоль него. Раннее утро и поздний вечер - самая подходящая пора для поисков, но трудно поспеть достаточно рано к тем местам, где могут быть львята, и нельзя уезжать поздно - правила требуют вернуться в Серонеру дотемна. А от долины до Серонеры - восемьдесят километров по бездорожью.
      Как-то на равнине мы встретили брошенного львенка, такого маленького, что с ним и шакал мог бы расправиться. Мы не знали, отвезти ли его к инспектору, чтобы тот подложил малыша в семью с детенышами такого же возраста, или оставить здесь в расчете, что до вечера мать заберет его. Но мать не пришла, и мы известили инспектора. Утром он поехал вместе с нами, однако львенок пропал. Мы от души надеялись, что его увела мать.
      Погода наладилась, и все больше львов возвращалось в долину следом за другими животными. До начала дождей мы привыкли видеть в день по двадцать пять - тридцать львов. Теперь мы радовались, если встречали девять, считая это добрым знаком. Глядишь, и наши львята скоро появятся. Конечно, мы узнаем их. И не только потому, что у Джеспэ и Гупы грива короче, чем у их ровесников. Даже если львята разошлись по разным прайдам, мы сумеем выделить их по множеству индивидуальных черточек.
      Приехал Питер Скотт с женой. Он опасался, что общественность узнает о наших трениях с правлением Национального парка и это может сократить приток средств на охрану животных. Я согласилась с ним и объяснила, что именно поэтому не даю интервью журналистам и остановила кампанию в США, где хотели поддержать нашу просьбу о ночевках и операции. Независимо от наших личных взглядов, главное - спасение диких животных. С тем он и уехал.
      Однажды вечером нас опять навестил директор. Я спросила у него, стоит ли мне, для того чтобы как-то уладить дело, прибыть на мартовское заседание правления? Разумеется, если мое участие поможет внести ясность. Директор обещал узнать.
      Через несколько дней мне передали, что правление готово выслушать меня. Я выехала в Арушу и по пути увидела, что огромные стада зебр и гну возвращаются с гор на равнину. До сих пор искать здесь львят не было смысла, но теперь картина изменилась.
      В исполнительный орган правления входили председатель, три члена правления и директор. Для консультации пригласили ветеринара. Моя просьба была все та же: разрешить нам ночевать в машинах и, если мы найдем львят, сделать все необходимое для Джеспэ. Мне отказали. Основание: мнение ветеринара, который никогда не видел Джеспэ, и июльская телеграмма Джорджа об отличном состоянии львят. Я возразила, напомнив всем, что после осмотра Джеспэ мы сразу внесли поправку. И многие люди, на которых можно положиться, согласились тогда, что может понадобиться операция. А они не станут рисковать своим именем, бросая слова на ветер.
      Никакие доводы не помогли. И все оставалось так же, как и девять месяцев назад. Напоследок мне объявили, что на время очередного дождливого сезона (апрель - май) Серенгети будет закрыт для посетителей, но в июне нас охотно примут как обычных туристов.
      Я рассказала Джорджу, чем закончилось заседание. Он решил обратиться к министру сельского и лесного хозяйства Танганьики, чтобы получить разрешение остаться в заповеднике на время дождей и ночевать вдали от жилья. Ответ был отрицательным. Министр сослался на решение правления и напомнил о трагической смерти молодого фермера в прошлом году. И он, и правление обязаны предотвращать все, что могло бы повлиять на безопасность посетителей Серенгети, тут не может быть никаких послаблений. Правление подчеркивает, что речь идет о безопасности людей, поэтому министр считает своим долгом утвердить его решение.
      Мы-то исходили из того, что здоровый лев на людей не нападает, а вот подраненный, которому трудно охотиться, как раз может быть опасен. И операцию мы бы провели без какой-либо угрозы для себя, у нас есть специальная клетка, и мы договорились с одним из лучших ветеринаров Восточной Африки. Но спорить было бесполезно. Что ж, до апреля поищем в тех местах, где нет мух цеце. А в июне приедем снова.
      Из сафари вернулся инспектор парка и рассказал, что видел молодого прихрамывающего льва, о котором мы уже слышали от белого охотника. Хромой по-прежнему ходит с товарищем, и тот, очевидно, охотится для обоих. Инспектор убил для них двух томми, но опасался, что хромой не поправится и придется его застрелить, чтобы не мучился.
      Хотя инспектор уверял, что это не может быть Джеспэ, потому что на нем не видно никаких ран, мы все же хотели удостовериться сами и тотчас поехали туда. Нам встретился отряд охотников, тоже видевших двух молодых тощих львов, один из которых прихрамывал. Это было километрах в пятнадцати от того места, куда ездил инспектор. Скорее всего, они видели другую пару, вряд ли хромой мог столько пройти.
      У Нааби-Хилл мы познакомились с тремя воздухоплавателями, которые прилетели в Серенгети из Занзибара, чтобы проверить, нельзя ли наблюдать за животными с воздушного шара. Опыты закончились, все имущество уже было сложено, и мы увидели только маленькую плетеную гондолу. Я невольно представила себе такую картину: из гондолы бросают якорь у водоема, вдруг любопытный лев хватает зубами канат и тащит шар на буксире! Вполне вероятный случай.
      Мы спросили, попадались ли им львы? Да, один лев вскарабкался на дерево рядом с их палаткой, другой утащил у них одеяло. Правда одеяло удалось отнять. Они с гордостью показали нам дыры - следы львиных клыков.
      В нескольких сотнях метров от Нааби-Хилл мы приметили высокие скалы и развесистые деревья. Подходящее место для львов, отсюда удобно обозревать равнину, на которой уже паслось множество животных.
      Среди скал лежали два молодых льва. Джордж уже раз встречал их, тогда один прихварывал, теперь же оба были здоровы. Они ласково терлись друг о друга головами, совсем как наши львята. Неподалеку отдыхала взрослая львица. Мы остановили машину, чтобы сфотографировать ее. Она перевернулась на спину, задрав все четыре лапы кверху, и лениво зевнула.
      Мы поехали дальше мимо несметных стад томми, газелей Гранта, зебр и антилоп гну, среди которых увидели не меньше сотни страусов. Опекал их взрослый самец, очень ревностно выполнявший свои обязанности. Он развил такую скорость, что мы едва успели сфотографировать его подопечных. Известно, что у страусов большие выводки, но такой стаи мы еще никогда не видели.
      Равнина казалась гладкой, как стол, но кое-где были углубления, заполненные водой. По краям этих водоемов вырыли себе норы гиены, здесь они могли отдыхать в холодке, надежно спрятанные от животных, приходящих на водопой. При нашем приближении они выскочили из своих укрытий, расположенных в двух-трех метрах друг от друга. Мы насчитали их не меньше десятка.
      Однажды утром мы заметили на холме молодого светлогривого льва и трех львиц. Они подпустили нас совсем близко. Самец был постарше Джеспэ, но удивительно похож на него. Как мне хотелось, чтобы и наш львенок стал когда-нибудь главой такого же прайда...
      Вечером мы снова увидели все семейство на равнине, они явно высматривали себе для ужина жертву среди трех зебр с жеребенком, которые паслись, ничего не подозревая, в полукилометре от них.
      Одна львица легла на живот и поползла. Через тридцать метров она остановилась, дожидаясь остальных. Строй замыкал самец. Через некоторое время другая львица вышла вперед и тоже проползла метров тридцать. Когда оставалось меньше семидесяти метров, одна из зебр наконец заметила охотников. Львы тотчас застыли на месте. Зебра снова принялась щипать траву, не спуская с них глаз. Жеребенок, сам того не ведая, подходил все ближе к хищникам. Кругом было так тихо, мирно, и у меня сердце разрывалось при виде простодушного малыша, который сам шел к гибели. А львы сидели все в ряд и глядели на него, им было не к спеху. Но разве можно их осуждать, львам тоже надо жить. Было же время, когда мне казалось безумно увлекательным застрелить беззащитную лань. Правда, это было давно, и, пожив среди диких животных в их естественном окружении, я уже не представляла себе, как это я могла только ради своего тщеславия убивать безобидную тварь.
      Смеркалось, надо было уезжать, и мы не дождались конца охоты. Но, кажется, жеребенок уцелел. На следующий день мы не нашли на этом месте ни добычи, ни львов. Зато в нескольких километрах оттуда три львицы рвали мясо недавно убитой гну. Одна из них тщательно обкусывала жесткие волосы на морде антилопы и выплевывала их. Я вспомнила Эльсу. Она ненавидела волосы и перья, даже цесарок отказывалась есть, пока мы их не ощиплем.
      Вечером нам удалось подсмотреть, как гиеновые собаки отмечают возвращение с охоты. Восемь собак лежали перед своей норой, в это время прибежала высунув язык девятая. В знак приветствия она потерлась о каждую из восьми, потом отошла в сторону, очистила кишечник и только после этого легла рядом со всеми. Одна за другой вернулись еще четыре собаки, и каждая проделала тот же обряд. Очевидно, у них всегда так водится, просто раньше нам не приходилось этого наблюдать.
      Мы обогнули Нааби-Хилл и направились домой, но, заметив прайд из восьми львов, остановились. Тотчас к машине подбежал молодой лев, сел около нее и стал нас разглядывать. Он был поразительно похож на Джеспэ. Может быть, это наш львенок и есть? Но у него не видно шрамов и выражение морды другое. Все-таки нам хотелось проверить это получше, однако пора уже было возвращаться в Серонеру.
      На следующий день мы вернулись в Нааби-Хилл рано утром. Прайд был почти на том же месте. Все мирно дремали и даже не взглянули на нас, видимо, были слишком сыты. Только молодой лев опять подошел к машине, проявляя такой добродушный интерес, что мы снова начали сомневаться. Неужели это Джеспэ? Интересно, как он отнесется к миске, в которую мы наливали львятам рыбий жир. Полное безразличие... Вскоре и остальные осмелели, они затеяли игру возле машины. Тут мы окончательно удостоверились, что это не дети Эльсы. А вообще-то самый крупный во многом напоминал Джеспэ. Пока взрослые отдыхали, набираясь сил для ночной охоты, он охранял прайд. Убедившись, что нас нечего опасаться, львенок улегся рядом с отцом и положил голову на лапы. Остальные уже давно уснули, а он все следил за нами сквозь полуприкрытые веки.
      Мы потеряли надежду найти хромого льва, а непременно хотелось увидеть его и убедиться окончательно, что это не Джеспэ. И вдруг он попался нам у одного водоема. Товарищ был с ним, в сторонке лежали еще два молодых льва с короткими гривами. Этакий холостяцкий квартет. Может быть, здоровые помогают калеке? Когда мы приблизились, он встал, но тут же пустился снова, ему явно было трудно опираться на больную ногу. Мышцы его задних ног высохли, сам он весь тощий, глаза страдальческие. Мы сразу поняли, что это не Джеспэ. Но кто знает, может, и наш львенок сейчас выглядит не лучше? Хорошо бы застрелить для этого бедняги антилопу, но нам запретили подкармливать львов. Мы оставили его в надежде, что друзья о нем позаботятся.
      Подходила пора покинуть Серенгети на два месяца. К этому времени мы основательно изучили львиное население Нааби-Хилл, и я решила последние дни провести в долине львят. Все животные возвратились на старые места, дичи везде было вдоволь, и мы удивились, встретив в конце долины трех львиц с четырьмя львятами. Этот прайд мы хорошо знали, прежде он обитал в шестидесяти пяти километрах отсюда! Конечно, за три-четыре недели они вполне могут пройти и больше, но львы порядочные лентяи. Что же заставило их совершить такой переход, когда нет недостатка ни в воде, ни в пище? Старый участок они хорошо освоили, вряд ли их могли прогнать другие львы. Возможно, их выжили мухи цеце, которые развелись там за время дождей.
      Нас это очень занимало, ведь мы хотели понять, куда могли уйти наши львята. Джорджу казалось, что их потеснили другие львы, мне же думалось, что тут виноваты и мухи цеце, и наводнение. Последний пример как будто подтверждал это.
      В устье долины на высоких пальмах по берегам реки созрели крупные, с яйцо страуса, оранжевые плоды, между которыми свили гнезда изумрудно-зеленые попугаи, удивительно красивые в полете. На скалах поблизости стая бабуинов занималась своими делами. Самцы постарше сидели особняком, самки кормили малышей, приводили в порядок свой мех, шлепали озорников.
      На обратном пути мы приметили кружащих в небе грифов. Подъехав к тому месту, мы увидели двух львов возле туши буйвола. Не будь они слишком взрослые, мы бы приняли их за Гупу и Джеспэ. У светлогривого была длинная, узкая морда, золотистые глаза и добродушное, полное собственного достоинства выражение. Вылитый Джеспэ. А более темный косил, совсем как Гупа. Но им было года по четыре.
      Уже перед самым лагерем мы остановились, заметив необычную обезьяну, которая высунулась из листвы, чтобы посмотреть на нас. По рыжеватой шерсти и длинному хвосту можно было понять, что это красная мартышка, занятный вид, который редко встретишь в Восточной Африке.
      День был на исходе, и мы помчались дальше на полной скорости. Вдруг путь нам преградили три спящих носорога. К счастью, мы успели объехать их прежде, чем они встали. Никогда мы еще не сталкивались так близко с носорогами... И лучше с ними и впредь не сталкиваться.
      Последние дни мы разъезжали в Серенгети с утра до вечера. В общей сложности провели в парке пять месяцев, почти все время на колесах. Досталось и машинам, и нам. Каждый уголок, где могли укрыться львы, был обследован. Но все напрасно. Единственно, чего мы достигли, так это основательного знакомства с местным животным миром. Также интересно было узнать о повадках животных в дождливый сезон. Мы проложили везде автомобильную колею, которая могла помочь инспекторам проникнуть в ранее недоступные уголки Серенгети.
      В самый последний день грифы привели нас к падали недалеко от того места, где пятью днями раньше мы видели львов, похожих на Джеспэ и Гупу. И теперь мы застали их же около буйвола. Почему-то они предпочитали именно этого мощного зверя, хотя кругом было вдоволь гораздо более уязвимых конгони и мелких антилоп.
      Темный лев, похожий на Гупу, наелся до отвала и теперь охранял добычу от трех нахальных шакалов. Они все время подбегали за лакомыми кусочками, пока грозное рычание не обратило их в бегство. Светлый не вмешивался, он лежал в тени под деревом, и утренний ветерок перебирал его гриву.
      До чего же они красивы... Важные, но незлобные, полные достоинства, уверенные в себе. Глядя на них, не трудно было понять, почему человек всегда восхищался львом, даже сделал его символом. Царь зверей, как его называют, снисходительный монарх. Конечно, он хищник, но хищники нужны для равновесия в животном мире. Лев лишен коварства, на человека он нападет лишь ради самообороны или в тех случаях, когда не может охотиться за быстроногой добычей. Убивает он только для того, чтобы утолить голод. Посмотрите, как безмятежно пасутся антилопы около львов, когда они сыты.
      Я не могла оторвать глаз от львов и думала о детях Эльсы. Где они сейчас? Где бы они ни были, мое сердце с ними. Но оно принадлежало и этим двоим. Любуясь ими, я понимала, что они сродни нашим львятам. Больше того, в каждом льве, которого мы встречали, я узнавала что-то от Эльсы, Джеспэ, Гупы, Эльсы-маленькой - дух всех великолепных львов Африки. Да убережет их Господь от стрел, да охранит их царство!
      Серенгети, июль 1962 года.
      Коротко об авторе
      Джой Адамсон - известный биолог-натуралист, талантливая писательница, художница. Она родилась в Австрии в 1910 году. В 1938 году покидает Европу и переселяется в Кению.
      С этого момента она всецело посвящает себя изучению и описанию окружающей природы, в частности - образа жизни африканских львов.
      Джой Адамсон с мужем много лет вела неустанную работу по охране и размножению диких животных, распространению среды их обитания. Ее деятельность была направлена на воспитание в людях чувства восхищения богатством и разнообразием форм и видов живой природы. Международное признание и популярность у читателей всех возрастов принесли ей книги "Рожденная свободной" и "Пятнистый сфинкс".
      Джой Адамсон трагически погибла в 1980 году, став жертвой браконьеров, от которых она на протяжении десятилетий оберегала хрупкий и беззащитный мир животных.
      (*1) Причины, вызывающие миграции животных, всегда комплексны, но все-таки основное - нехватка пищи. Не являются исключением в этом отношении и миграции леммингов.
      (*2) Трудно предположить, чтобы зверек, размером чуть больше кошки, напал на буйволенка, хотя бы и новорожденного. Вероятнее всего, что медоед (или кто-то другой) полакомился уже трупом.
      (*3) Угандский водяной козел (Kobus kob) - крупная редкая антилопа, близкий родственник обыкновенного водяного козла (Kobus ellipsipsymnus).
      (*4) Полосатый шакал (Canis adustus) распространен в Африке довольно широко, но в численности заметно уступает обыкновенному шакалу. Многими зоологами не признается за самостоятельный вид.