Глава четвертая

Конкэннон появился в «Фаин и Денди» в семь часов вечера. За столиком у окна ужинали два ковбоя; других посетителей не было. Пат Дункан – шеф-повар и хозяин кафе – увидев детектива, недружелюбно нахмурился.

– Атена собирается уходить. Она в кухне.

Конкэннон сел у стойки. Когда в зале показалась Атена Аллард, он тут же встал и снял шляпу, словно привык жить среди джентльменов, а не в обществе проституток, сутенеров и полицейских сержантов…

– Я пришел раньше времени, – сказал он, – но могу подождать.

– Нет. – Она покачала головой. – Пат уже разрешил мне уйти.

Она показалась Конкэннону бледнее, чем в первую встречу. В ее взгляде сквозило беспокойство, даже страх.

– Насколько я понял, вы хотели со мной поговорить. Я нанял экипаж. Может быть, поужинаем где-нибудь?

Поначалу она словно не понимала, о чем он ведет речь.

– Нет, я уже поужинала, – сказала она наконец.

– А я – еще нет. У вас здесь хорошо готовят?

– Так себе, – сказала она без тени улыбки.

Она закрыла на секунду глаза, видимо, собираясь с мыслями.

– Да, я хотела поговорить с вами наедине. Но только не здесь. Из-за Пата. Он вообще-то хороший человек, но не любит…

– Железнодорожных детективов, – подхватил Конкэннон. – И в этом он не одинок.

Он открыл дверь, пропустил ее вперед, и они вышли, сопровождаемые ревнивым взглядом повара.

Сойдя на дощатый тротуар, они вдохнули холодного осеннего воздуха, пропитанного дымом вечерних костров. Миссис Аллард посмотрела на Конкэннона и выдавила из себя улыбку.

– Прошу прощения, мистер Конкэннон. Но я совсем растерялась: столько всего произошло… – Она вяло махнула рукой. – Вы действительно хотите есть?

– Я был сегодня очень занят и забыл пообедать.

– На Гранд-Авеню, – медленно сказала она, – есть кафе-мороженое; туда ходит приличная публика.

«Кафе-мороженое… Приличная публика». Идеальное место для Маркуса Конкэннона…

«Файн и Денди» располагалось не так уж далеко от Гранд-Авеню. Но Конкэннону жаль было отпускать фиакр. Пока они ехали, он грустно размышлял о контрастах большого города: на Второй улице проститутки поили клиентов опиумной настойкой, чтобы потом ограбить; на Банко-Эллей человека могли запросто отправить на тот свет; но на Гранд-Авеню ничего подобного не случалось… Фиакр остановился напротив «Королевских сладостей», – и Конкэннон помог Атене сойти на тротуар.

Оказалось, что в Оклахома-Сити мороженое любили очень многие. Зал был набит посетителями, в нем звучали оживленные разговоры и смех. На многих мужчинах были синие саржевые костюмы; Конкэннон заметил также высокие стоячие воротнички и агатовые заколки на галстуках. Женщины демонстрировали кружевные жабо, высокие прически и источали запах тонких духов.

Детектив будто оказался в другом мире. Здесь были мраморные столики и стулья с позолоченными спинками; здесь витал аромат ванили, лимонов и душистых трав. В определенном смысле «Королевские сладости» были не менее экзотичным местом, чем опиумная курильня Хоп-бульвара.

Конкэннон на мгновение попытался представить себе Лили Ольсен посреди этого зала и фыркнул от смеха. Атена Аллард строго посмотрела на него.

К ним подошла высокая официантка в белом передничке.

– Закажите лучше вы, – сказал Конкэннон Атене. – Я не привык…

Она рассеянно посмотрела на него.

– Понимаю. Рэю тоже всегда было неловко в таких заведениях.

Атена попросила принести ванильное мороженое, пирог с орехами для Конкэннона и содовую с вишнями для себя.

Ванильное мороженое и пирог с орехами! Конкэннон подумал о том, что сказал бы Марвин Боун, если бы видел его сейчас. Он откинулся на спинку стула и стал с довольным видом рассматривать миссис Аллард, ожидая, когда она расскажет, зачем прислала записку в отель. Ее щеки слегка зарумянились.

– Вы, наверное, сочтете меня глупой, мистер Конкэннон. Если не хуже…

Он жестом опроверг это предположение.

– Можете рассказывать спокойно. Здесь на нас никто не обращает внимания.

Она посмотрела ему в глаза.

– Вчера вечером ко мне приходили двое мужчин.

Конкэннон напрягся. В памяти его возникли мертвые глаза сутенера, накрытый простыней труп убитой проститутки. Они с Атеной Аллард вдруг оказались будто посреди пустыни и перестали слышать веселый гомон «Королевских сладостей», замечать кипевшую рядом жизнь.

– Куда именно? – спросил он, помолчав.

– В частный пансион на Бродвее, где я живу. Они, видно, ждали когда я вернусь из кафе. Уже стемнело, было около восьми. Они стояли недалеко от дома, за кустами…

– Кто-нибудь еще их видел?

Она покачала головой.

– Что им было нужно?

Она посмотрела ему в глаза.

– Не знаю, правильно ли я сделала, что позвала вас. Боюсь, что от этого у вас могут быть неприятности. Но я не знала, к кому обратиться… И потом вы говорили, что были другом Рэя…

– Вы хорошо сделали, – сказал Конкэннон. – Чего они хотели?

– Они… Они хотели, чтобы я с вами больше не разговаривала. Запретили мне встречаться с вами. Пригрозили, что иначе мне придется плохо. Но я все же их не послушалась…

– Вы поступили совершенно правильно, – быстро ответил Конкэннон. – Они с вами грубо обращались?

– Один из них держал меня и зажимал мне рот рукой. Но больше они мне ничего плохого не сделали.

– Вы могли бы их описать?

Она с минуту подумала.

– Было темно, я их не разглядела. Они сказали… – Она закрыла глаза. – Они сказали, что были друзьями Рэя. Но я их ни разу раньше не видела. Они утверждали, что Рэй помог им ограбить поезд. Мол, если я вам о них расскажу – будет скандал, а он никому не нужен. Доброе имя Рэя будет запятнано грязью… Мне следует подумать о том времени, когда он считался хорошим честным полицейским. Они спросили, понравится ли мне, если меня до конца дней будут называть вдовой преступника. А потом они дали мне вот это…

Она достала из сумки пакет, вид которого показался Конкэнному знакомым. Он осторожно приподнял уголок коричневой оберточной бумаги. Там была пачка совершенно новых денег, как две капли воды похожая на ту, что была обнаружена у Мэгги Слаттер.

– Вы их пересчитали?

Атена Аллард кивнула.

– Здесь ровно две тысячи долларов.

– Что они при этом сказали?

– Чтобы я взяла деньги и уезжала в другое место. Дескать, они не желают мне зла, потому что Рэй был их другом…

Официантка принесла пирог и мороженое, но Конкэннон вдруг обнаружил, что аппетит его пропал. В желудке словно образовался твердый ком.

– А еще что они говорили?

– Да все то же: чтобы я уезжала из Оклахома-Сити. Ведь Рэя уже не вернешь… А если стану болтать – только хуже будет. А что мне делать с этими деньгами?

– Можете передать их в полицию.

– Я об этом уже думала. Но те двое об этом узнают, ведь так? И поймут, что молчать я не собираюсь. – Она помедлила. – Я вам еще не все сказала. Пока они мне угрожали, я раздумывала, к кому бы обратиться за помощью. И не нашла никого, кроме вас – На ее щеках появились розовые пятна. – Я им сказала, что вы в меня влюблены…

– Зачем? – удивился Конкэннон.

– Эти люди готовы на все. Они запросто убьют вас, если бы будете продолжать поиски. Я хотела убедить их в том, что вы прекратите расследование, если я вас попрошу…

Конкэннон сделал вид, что не понял:

– Насчет денег вы, возможно, правы: эти двое наверняка обо всем узнают. Если хотите, я могу положить их в сейф компании, на вокзале. – Он пожевал кусок пирога, но вкуса не почувствовал. – Между нами говоря, очень может быть, что компания оставит часть этих денег вам, если вы поможете найти остальные.

В глазах молодой женщины сверкнул холодный огонек.

– Я не хочу этих денег, мистер Конкэннон. Мне противно прикасаться к ним и даже думать о них. Если вы этого не понимаете, наш разговор бесполезен.

Конкэннон отпрянул, словно его ударили по щеке.

– Я одного не пойму, миссис Аллард. Объясните, сделайте милость: чего вы, собственно, хотите?

– Оправдать своего мужа, только и всего. Я надеялась, что смогу доверять вам как его другу. Но если вы считаете его соучастником ограбления, то значит, я ошибалась…

Конкэннон грустно улыбнулся.

– Лучший способ доказать невиновность Рэя, – это найти настоящих грабителей. Скажите, вы видели этого человека раньше?

Он достал фотографию Эйба Миллера и показал ей.

– Нет, никогда. Кто это?

– Его зовут Эйб Миллер. Рэй упоминал при вас это имя?

– Не помню. А почему вы спрашиваете о нем?

– Он специалист по нитроглицерину. Кое-кто считает, что взрыв сейфа в поезде – его рук дело.

Атена выпрямилась, и ее лицо вновь стало враждебным.

– Понятно. Вы думаете, что Рэй и этот человек были сообщниками и договорились вместе ограбить поезд?

– Пока что я ничего не думаю, – сказал Конкэннон терпеливо. – Я просто задаю вопросы. А потом попробую составить мнение.

Он отодвинул тарелки с остатками мороженого и пирога.

Когда они сели в экипаж, он спросил:

– Как по-вашему, повар хорошо дерется?

Она посмотрела на него холодно, почти надменно.

– А что?

– Завтра я еду на землю криков, на один или два дня. Может быть, ваши злодеи решат, что я бросил дело. Но если нет – вам может понадобиться охранник. Пожалуй, Пат подойдет лучше всех.

– Почему?

– Потому что он в вас влюблен.

Некоторое время они ехали молча.

– Мистер Дункан не трус, если вы это имеете в виду, – сказала она, глядя прямо перед собой.

– Отлично. Тогда попросите его встречать вас у подъезда утром и провожать домой вечером.

– Он это уже делает. Обычно.

– Но вчера вечером не сделал.

Они выехали на шумный перекресток Гранд-Авеню и Бродвея, затем повернули к северным районам.

– Да, вчера не сделал, – тихо сказала Атена.

– Не скажете ли, почему?

Бледное лицо миссис Аллард казалось светлым пятном в полумраке фиакра.

– Вчера вечером, – сказала она, – я ходила к Рэю. У Конкэннона мороз пробежал по коже. Он посмотрел на нее.

– Вы хотите сказать, что ходили на кладбище одна?

– Я наняла повозку, и кучер подождал меня у ворот. Конкэннон помолчал, затем откашлялся.

– Обещайте мне больше этого не делать. По крайней мере, пока я не разберусь в этой истории.

Она смотрела в темноту, и он чувствовал, что мысли ее витают где-то очень далеко.

Наконец они подъехали к частному пансиону. Атена протянула ему руку.

– Извините, что подвергаю вас опасности, – сказала она.

– Ничего. Моя работа всегда связана с определенным риском.

– Вы поможете мне отстоять честное имя Рэя, мистер Конкэннон?

– Попробую. Но пока что вам лучше последовать совету ваших доброжелателей и на время уехать из Оклахома-Сити.

– Нет. Здесь мой Рэй, и я никуда отсюда не уеду.

Проводив Атену Аллард, Конкэннон отправился на вокзал, где обнаружил Джона Эверса сидящим за столом с сигарой в зубах. Дивизионный инспектор с минуту разглядывал его, не говоря ни слова.

– У вас ужасный вид, – вымолвил он наконец.

– Примерно так же я себя и чувствую. А вас, я вижу, в Форт-Силл надолго не задержали.

– Как раз успел на первый чикагский поезд. Ох, Конкэннон, не дай вам Бог когда-нибудь стать дивизионным инспектором. Что это у вас там?

Конкэннон положил коричневый пакет на стол. Эверс заглянул в него и присвистнул.

– Это с поезда?

– Думаю, да.

Конкэннон плюхнулся на плоский стул и усталым голосом поведал инспектору о последних событиях.

– Осталось найти еще девяносто семь тысяч пятьсот долларов – и дело можно закрывать, – бодро сказал Эверс. – В компании будут рады узнать, что вы приближаетесь к цели. – Он осмотрел конец сигары: тот горел безупречно ровно. – Кстати, мне предстоит докладывать на заседании совета в Чикаго. Меня обязательно спросят, как продвигается ваше расследование и когда ожидать результатов…

С такими людьми, как Эверс, не спорят. Их вежливо выслушивают, одобрительно мычат и бегут выполнять распоряжения.

– Я убежден, что ключ к этой загадке у вдовы Аллард, – сказал инспектор. – К счастью, она не послушала вашего совета и не покинула город. Потрясите ее, Конкэннон. Вы это умеете.

– Она все еще любит Рэя, – холодно ответил Конкэннон, – и, кажется, будет любить всегда.

Эверс улыбнулся:

– Женщины – самые изменчивые существа в мире. А в любви – и подавно. Назначьте ей встречу, заставьте ее разговориться. Рано или поздно она даст вам ключ.

Он встал и с наслаждением потянулся.

– Возможно, – язвительно сказал Конкэннон. – Но тогда подскажите, как помешать этим двум бандитам ухлопать нас, пока я буду искать ключ миссис Аллард.

– У вас есть опыт, Конкэннон. Вы сами знаете, как поступать в таких случаях. Между прочим, советую разыскать и Миллера. Раз Марвин Боун считает, что вам нужно ехать на землю криков, отправляйтесь туда. Боун обычно знает, что говорит.

– У него к тому же неплохо получается валить свою работу на других.

Эверс сочувственно улыбнулся.

Поезд, следовавший на север, приближался к вокзалу.

– Мне пора, Конкэннон. Я скажу на заседании, что дело будет закончено через несколько дней.

Эверс вышел из кабинета, оставив за собой аромат «гаваны». Конкэннон остался сидеть напротив стола. Ссадины горели, все тело ныло от усталости. Он представил себе Атену Аллард у свежей могилы мужа и вздрогнул.

Однако следовало заняться насущными вещами. Например, остаться в живых. И спасти жизнь Атены. Он попытался поставить себя на место двух ночных посетителей. Судя по всему, они ждали дальнейшего развития событий. Когда Конкэннон уедет из Оклахома-Сити, они подумают, что Атена уговорила его бросить дело. Но не исключено, что они решат убить и его, и Атену. Выстрел из окна дома… Удар ножом на темной улочке… или у тех кустов перед пансионом.

Когда преступник принял решение, предотвратить убийство почти невозможно. Это подтверждали трупы Мэгги Слаттер и сутенера.

«Дни и ночи» буквально кипели. Войдя, Конкэннон сразу ошалел от дыма, шума и всеобщего возбуждения. Все столы были заняты, бар осаждала толпа гуляк, и три «девочки» Лили беспрестанно поднимались и спускались по лестнице с клиентами. Словом, все шло своим чередом. Разве что Марвин Боун был не на своем обычном месте у дальней стены, а стоял у бара.

Конкэннон пристроился рядом с ним.

– Как вас зовут? – спросил он нового бармена.

– Боб Полак, мистер Конкэннон.

Этот симпатичный парень с профессиональной улыбочкой, должно быть, обворовывал Лили самым беззастенчивым образом. У такого пройдохи на Банко-Эллей было блестящее будущее.

– Боб, мисс Ольсен всегда держит на нижней полке дежурную бутылочку для друзей. Дайте-ка мне ее, пожалуйста.

– Конечно, мистер Конкэннон.

Бармен поставил бутылку на стойку, затем тщательно вытер один из стаканов и поставил рядом. Конкэннон налил его до краев, выпил и только после этого повернулся к сержанту Боуну.

– Обычно я не угощаю полицейских хорошим виски из Теннесси, но ладно уж…

Боун скривился, словно откусил неспелого лимона.

– Обойдусь без благодетелей.

Конкэннон пожал плечами, налил себе еще, выпил и поставил пустой стакан на место.

– Здорово вы управляетесь, – сухо сказал сержант.

– Это чтобы перебить вкус орехов.

– Вы сегодня говорили со вдовой Аллард? О чем?

Старое виски разгоняло тепло по самым отдаленным закоулкам его тела; напряженные мышцы начали расслабляться. Жить стало гораздо приятнее. Ему хотелось послать Боуна к черту и посоветовать ему заниматься своими проблемами. Но он сдержался.

– Давайте оставим это на потом, Боун. Я и так сегодня переработал.

– Вы едете к геологу, о котором я говорил?

– Я не забыл его фамилию: Майер.

Он чувствовал, что голова его пуста. Это было неудивительно: за сутки он съел всего несколько кусков пирога с орехами.

– Да, я собираюсь поговорить с Манером завтра, если мне удастся его найти.

– Но ведь я сказал вам, где его найти!

– Я помню. Конкэннон налил себе еще.

– Когда вы уезжаете?

– Завтра, рано утром. Окажите мне услугу, Боун: присмотрите за миссис Аллард в мое отсутствие.

Полисмен строго посмотрел на него.

– Зачем?

– Кое-кто считает, что Рэй участвовал в ограблении. То же самое они могут думать и о его жене. В любом случае, мне будет спокойнее, если вы будете держать ее в поле зрения.

Полицейский пожал плечами:

– Договорились.

Мгновение Конкэннон раздумывал, не упомянуть ли о двоих гостях Атены Аллард. В этом случае пришлось бы рассказать и о деньгах. И через несколько часов все в округе узнали бы, что вдова Рея Алларда оказалась неподкупной. Это обернулось бы против нее. Разумеется, полицию следовало поставить в известность, но он решил сделать это позже. Ведь если ему немного повезет, он найдет Эйба Миллера, разберется с делом до конца, и Атена будет вне опасности.

Конкэннон выпил еще один стакан «Теннесси». Он был совершенно пьян. Не в таком состоянии, когда валишься на пол или начинаешь орать: напротив, это было какое-то приятное опьянение, новое, незнакомое чувство. Прежде от виски у него были совсем иные ощущения.

Рядом с ним вдруг появилась Лили Ольсен.

– Я не знала, что ты так любишь выпить, – сказала она.

– Ты уже вторая, кто мне это говорит, – любезно ответил Конкэннон. – Давай попросим еще один стакан и заберем бутылку наверх?

– Пока не могу. У меня деловая беседа с муниципальным советником. – Она озабоченно посмотрела на него. – Ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Конечно, Лили. Не стоит со мной так нянчиться.

Она пожала плечами:

– Тогда забирай бутылку и жди меня наверху. Я скоро приду.

Он вежливо поклонился:

– Прекрасная мысль. Прекрасная.

Затем взял одной рукой кота, другой – бутылку и осторожным шагом направился к лестнице.

Оказавшись в гостиной Лили, он стал прохаживаться взад-вперед, дотрагиваясь до знакомых предметов на столах, рассеянно пробегая взглядом по висевшим на стене цветным литографиям. Сатана свернулся клубком на французской кушетке и заснул. Конкэннон налил виски в стакан, и вдруг внутри него словно рухнула плотина под напором бушующей реки. Его охватило какое-то чувство, которое он понял не сразу: более острое, чем жажда, более сильное, чем голод. Он посмотрел на кота и сказал вслух:

– Да поможет мне Господь, я, кажется, влюбился. На секунду в комнате словно появилась Атена Аллард. Его тянуло к ней, как ни к одной женщине на свете, но тянуло как-то по-особенному. А она смотрела перед собой и не замечала его. И так будет всегда, подумал он. Атена Аллард никогда не будет замечать других мужчин, кроме мужа. А Рэй мертв…

Войдя, Лили застала Конкэннона сидящим в кресле и тупо рассматривающим пустую бутылку. Она с любопытством поглядела на него.

– Конкэннон, объясни, в чем дело? – вздохнула она.

– Нечего объяснять: я порядком набрался и мне, пожалуй, лучше вернуться в отель.

– Пьяных мужчин я и до тебя видала. Ладно, я стелю постель…

Он медленно склонил голову.

– Нет, лучше не надо.

Она не сразу поняла, в чем дело, и решила, что он боится оказаться не на высоте из-за выпитого виски.

– Глупости, – живо сказала она. – Оставайся, ты же всегда остаешься, когда приезжаешь. Неважно, что ты пьян.

Тут она нахмурилась: до нее постепенно доходило, что их отношения изменились. Она не знала, в какую сторону, но женское чутье подсказывало ей, что Конкэннон уже не тот, что прежде.

– Черт побери! – сказала она вдруг. – Женщина! Я угадала?

Конкэннон попробовал улыбнуться.

– Смешно, правда?

– Этого я никак не ожидала. Я знала, что наши дороги когда-нибудь разойдутся. Но мне представлялось, что нас разлучат железные дороги и твоя работа. О женщине я ни разу не думала. Я ее знаю?

– Вряд ли.

Но она знала. Лили Ольсен была в курсе почти всех событий, происходивших в Оклахома-Сити. Вспомнив кое-какие слухи и прибавив к ним пару достоверных фактов, она произвела подсчет, как при игре в покер. И ответ был однозначен: Атена Аллард.

Она медленно покачала головой. Хорошо разбираясь в азартных играх, она умела определить, когда удача поворачивается спиной.

– Ничего не выйдет, Конкэннон.

– Может быть, – признал он.

– Рэй был твоим другом. Ты десять раз рассказывал мне, как он спас тебе жизнь.

– Я знаю, но это ничего не меняет.

– Что ж, я не так наивна, чтобы устраивать сцену или что-нибудь такое, – сказала она с ледяной улыбкой, взяла со стола его шляпу и протянула ему. – До свиданья, Конкэннон.

Говорить вроде бы было больше не о чем. Конкэннон надел шляпу и вышел.

Глава пятая

На следующее утро Конкэннон отправился в конюшню на Саут-Бродвее, чтобы взять напрокат лошадь.

– Берите серого мерина! – сказал сержант Марвин Боун, вырастая будто из-под земли. – Я знаю его бывшего владельца.

– Боун, – устало сказал Конкэннон. – Вам больше нечем заняться, кроме как следить за мной?

Полисмен оскалил зубы в улыбке.

– Я просто хотел помочь вам выбрать доброго скакуна. Едете на территорию криков?

– Да. По милости полиции Оклахома-Сити и Джона Эверса.

– Если узнаете что-нибудь о взрывнике, то поездка окажется не напрасной.

– А если ничего не узнаю?

– Кто не рискует, тот, как говорится, не обретает.

Конкэннон взял серого коня и помог конюху оседлать его.

– Боун, не забудьте присмотреть за миссис Аллард, ладно?

– Не забуду. Речь идет о чем-то конкретном?

«О двух типах, которые, возможно, ограбили поезд», – подумал Конкэннон, но ничего не сказал.

– Вы что-то от меня скрываете, Конкэннон? – спросил Боун равнодушным тоном.

– Да нет…

Вопреки своей привычке сержант не стал допытываться и просто пожал плечами.

– Так что поговорите с Майером. Если кто-то и может дать сведения о Эйбе Миллере, то только он…

На Бродвее Конкэннон повернул на север, проехал мимо свежих газонов и красивых домов по зажиточному кварталу Оклахома-Сити. Вскоре он выехал из города и по диагонали пересек широкий северный склон долины Канадской реки. К концу дня он добрался до северной излучины реки и оказался на земле криков.

Осень окрасила невысокие холмы в рыжеватый цвет. Желтые листья платанов блестели на солнце. В оврагах ярко краснели каучуковые деревья. Конкэннон удивлялся чистоте воздуха и прозрачности воды, но мысли его занимало совсем другое…

В его памяти то и дело возникало грязное лицо мертвого сутенера и очертания тела Мэгги Слаттер под простыней. На ее месте могла оказаться Атена… Он вспотел, одежда начала прилипать к телу.

Здравый смысл подсказывал ему, что он поступает правильно, разыскивая Миллера. Мнения многих людей сходились в одном: взрывник мог дать разгадку ограбления. Однако Конкэннона это не очень радовало: ведь он оставил Атену Аллард в одном городе с двумя типами, на совести которых уже было два убийства…

Он прикинул, что до Дип-Форк остается еще полдня пути. Боун оценил расстояние слишком оптимистично… Перехвалил сержант и серого мерина: тот оказался не в меру худым, и от тряски у Конкэннона ломило спину.

Вдали он заметил ряд деревьев, указывавших на близость реки или ручья. Он направил мерина туда и поехал между двумя зеленеющими горбами, нарушавшими гармонию коричневой долины. Внезапно мерин как-то странно подпрыгнул и упал; только в это мгновение до Конкэннона донесся звук выстрела. Пока животное заваливалось набок, он отчаянно пытался высвободить ноги из стремян, горько сожалея о том, что не взял с собой ружья.