В конце концов, сказала она себе со вздохом, если жизнь ее чему-то и научила, так вот чему: «Никогда не возвращайся за сумочкой!»
Пока лифт шел вниз, она напряженно смотрела на потолок. Любой человек, незнакомый с Трисией Макмиллан, сказал бы, что так смотрят на потолок тогда, когда пытаются сдержать слезы. На деле она смотрела на крошечную охранную видеокамеру в верхнем углу кабинки.
Минуту спустя она чуть поспешнее обычного вышла из лифта и в очередной раз подошла к стойке администратора.
— На всякий случай я оставлю вам это, — сказала она. — Чтобы никакой путаницы не было.
Трисия большими буквами написала на листе бумаги свое имя, потом номер своей комнаты, потом слова «В баре» и отдала его администратору. Тот посмотрел на листок большими глазами.
— Это на случай, если меня будут искать. Хорошо?
Администратор не отрывал взгляда от листка.
— Вы хотите, чтобы я узнал, у себя ли она в номере? — спросил он.
Спустя еще две минуты Трисия взгромоздилась на тумбу у стойки бара рядом с Гейл Эндрюс. На стойке перед той красовался бокал белого вина.
— Вы, показалось мне, из тех, что предпочитают сидеть у стойки, а не за столиком, — сказала она.
Это было верно, что несколько удивило Трисию.
— Что будете пить — водку? — спросила Гейл.
— Да, — подозрительно ответила Трисия, с трудом удерживаясь от вопроса: «Откуда вы узнали?». Впрочем, Гейл сама сразу же все объяснила.
— Я спросила у бармена, — улыбнулась она.
Бармен уже держал наготове рюмку водки, каковую тут же выставил на стойку из отполированного красного дерева и обворожительным жестом подвинул Трисии.
— Спасибо, — пробормотала Трисия, резко встряхнув рюмку. Она не знала, как понимать это внезапное дружелюбие, и решила не поддаваться на провокацию. Нью-йоркцы за бесплатно дружелюбие не проявляют.
— Мисс Эндрюс, — произнесла она. — Извините, если я вас расстроила. Я знаю, вы почувствовали, что я была с вами утром чуть резка, но согласитесь: астрология — всего лишь развлечение, очень милое, конечно. Это тоже шоу-бизнес своего рода, и у вас неплохо получается, я за вас рада. Однако астрология не наука, и за науку ее выдавать не стоит. По-моему, мы обе неплохо продемонстрировали это сегодня утром и в то же время развлекли публику. Согласитесь, умением занять публику мы с вами обе зарабатываем на жизнь. Простите меня, если вас что-то уязвило в моих словах.
— У меня все в порядке, — ответила Гейл Эндрюс.
— О, — сказала Трисия, не придумав ничего лучшего. — В вашей записке говорилось, что вы расстроены.
— Нет, — ответила Гейл Эндрюс. — В моей записке говорилось, что мне показалось, вы расстроены, и я хотела понять почему.
Трисию словно по голове палкой ударили. Она захлопала глазами.
— Что? — тихо переспросила она.
— Это как-то связано со звездами. У меня сложилось впечатление, что вы расстроены и обижены чем-то, что имеет отношение к звездам и планетам, и я за вас забеспокоилась, вот и решила заглянуть, убедиться, что вы в порядке.
Трисия неотрывно уставилась на астрологиню.
— Мисс Эндрюс… — начала она и тут же сообразила, что произнесла эти слова каким-то обиженным, расстроенным голосом, в корне опровергавшим тот протест, который она пыталась заявить.
— Если вы не против, зовите меня просто Гейл.
У Трисии окончательно отнялся язык.
— Я знаю, что астрология не наука, — продолжала Гейл. — Разумеется, не наука. Это просто набор правил, как в шахматах, или в теннисе, или в… как там называется эта ваша национальная английская игра?
— Э… крикет? Самоуничижение?
— Ах да, вспомнила: парламентская демократия. Так вот, правила установлены произвольно и сами по себе не имеют никакого особого смысла. Но когда вы начинаете применять их на практике, это дает начало самым разным процессам, и вы много всякого разного узнаете о людях. Так вышло, что в астрологии правила относятся к планетам и звездам, но они с таким же успехом могли бы относиться к селезням и уткам. Это просто способ думать о проблеме, позволяющей более четко представить себе саму эту проблему. Чем больше правил, чем конкретнее они, тем лучше. Это как на бумагу сыплют порошок графита, чтобы прочесть слова, когда-то написанные на предыдущей, давно вырванной и спрятанной странице. Графит тут не так уж важен. Он только проявляет эти отпечатки. Так что, видите, астрология никак не связана с астрономией. Она связана с размышлениями людей друг о друге.
Поэтому когда вы сегодня утром так, э-э-э… эмоционально заострили внимание на звездах и планетах, мне показалось: эта женщина обижена не на астрологию, она обижена настоящими звездами и планетами. Обычно люди расстраиваются, когда что-то теряют. Это все, что я смогла заключить. Вот я и решила осведомиться, как вы себя чувствуете.
Трисия была сражена наповал.
Одна часть ее мозга лихорадочно работала, придумывая всевозможные отповеди насчет дурацких газетных гороскопов с их обусловленной законами статистики эффективностью. Но постепенно она охладела к этому занятию, поскольку заметила, что остальная часть мозга ее не слушает. Она была сражена наповал.
Только что от совершенно незнакомого человека она услышала тайну, которую скрывала ото всех уже семнадцать лет.
Она обернулась к Гейл:
— Я… — И осеклась.
Крошечная телекамера охраны за стойкой дернулась вслед за ее движением. Это обстоятельство стало для Трисии последней каплей. Большинство людей не обратили бы внимания на такую мелочь. Камеру и проектировали так, чтобы ее не замечали. Клиентам не обязательно знать, что даже администрация такого дорогого и престижного нью-йоркского отеля не уверена, что кто-то из них не вытащит вдруг пистолет или не явится в бар без галстука. Но как старательно ни пряталась камера за бутылками водки, чутье телеведущей безошибочно говорило Трисии, что объектив нацелен именно на нее.
— Что-то не так? — спросила Гейл.
— Нет, я… я хотела сказать только, что вы меня буквально поразили, — призналась Трисия. Камеру она решила игнорировать. Просто воображение разыгралось — и все оттого, что она столько думала сегодня о телевидении. Тем более это с ней не в первый раз. Камера дорожного контроля определенно поворачивалась на кронштейне ей вслед, и камера охраны в магазине «Блумингсдейл» нацеливалась на нее всякий раз, как она брала в руки очередную шляпку. Ей даже померещилось, будто птицы в Центральном парке смотрят на нее с подозрительной подозрительностью.
Решив забыть о камерах, она глотнула водки. Кто-то ходил по бару, громогласно вопрошая, нет ли здесь мистера Макмануса.
— О'кей, — сказала она, внезапно решившись. — Не знаю, как вы узнали об этом, но…
— Если вы думаете, милочка, что мне что-то известно, вы ошибаетесь. Я просто вслушалась в ваши слова.
— Мне кажется, я потеряла целую жизнь. Другую жизнь.
— Но так у всех. Это происходит каждый день, каждую минуту. Каждое решение, каждый вдох открывают перед нами одни двери и закрывают другие. Как правило, мы просто не замечаем этих дверей. И только изредка… Насколько я понимаю, вы заметили.
— Да, я заметила, — согласилась Трисия. — Ну хорошо. Вот как это было. История самая банальная. Много лет назад я повстречала на вечеринке одного парня. Он сказал мне, что он с другой планеты, и спросил, не полечу ли я туда с ним. Я сказала: «Да». Что ж, такая уж была вечеринка. Я попросила его подождать, пока я захвачу сумочку, и тогда я с радостью полечу с ним на его планету. Он сказал, что сумочка мне не понадобится. Я ответила, что он, наверное, прилетел с очень отсталой планеты, иначе знал бы, что женщина шагу не может ступить без сумочки. Он был нетерпелив, но я не собиралась идти у него на поводу только потому, что он с другой планеты.
Я поднялась наверх. Мне потребовалось какое-то время собрать сумочку, и потом туалет был занят. В общем, когда я спустилась, его уже не было.
Трисия замолчала.
— И что же дальше? — спросила Гейл.
— Дверь в сад была распахнута. Я вышла. Там были огни. Такая светящаяся штука. Я как раз успела увидеть, как она уходит в небо и бесшумно скрывается в облаках. Конец фильма. Конец одной жизни, начало другой. Но только в этой жизни почти не бывает минуты, чтобы я не думала о том, что сталось бы с той, другой мной. Той, которая не стала возвращаться за сумочкой. У меня такое ощущение, что она где-то живет, ну а я — всего лишь ее тень.
Теперь по бару ходил портье, спрашивавший у всех, не мистер Миллер ли он случайно. Таких не нашлось.
— Вы уверены в том, что этот… это существо было с другой планеты? — спросила Гейл.
— Да, несомненно. Я же видела космический корабль. Да, и у него еще было две головы.
— Две? И что, никто, кроме вас, этого не заметил?
— Вечеринка была с маскарадом.
— Понимаю…
— И, разумеется, вторую голову он спрятал в птичьей клетке, накрытой платком. Делал вид, что у него там попугай. Он стучал по клетке, и та откликалась: «Попка-дурак» — и щебетала. И вот в какой-то момент он сдернул платок и расхохотался. Там была вторая голова, и она тоже смеялась. Это было незабываемое мгновение, скажу я вам.
— Мне кажется, вы поступили правильно, дорогая, разве не так? — заметила Гейл.
— Нет, — отрезала Трисия. — Неправильно. И я уже не могла заниматься тем, чем занималась до того. Понимаете, я была астрофизиком. Нельзя оставаться астрофизиком после того, как встретишь инопланетянина, который выдает свою вторую голову за попугая. Я, во всяком случае, не смогла.
— Я понимаю, это было нелегко. Значит, вот почему вы так сурово обращаетесь с теми, кто, на ваш взгляд, несет чушь?
— Да, — кивнула Трисия. — Полагаю, вы правы. Простите.
— Ничего-ничего.
— Кстати, вы — первая, кому я это рассказала.
— Понятно. Вы замужем?
— Э… нет. В наше время трудно отличить с первого взгляда, кто замужем, кто нет. Но вы имеете право спросить — это имеет отношение к моей истории. Несколько раз я чуть не вышла замуж, в основном из-за того, что мне хотелось ребенка. Но каждый из этих парней в конце концов начинал спрашивать, почему это я все время гляжу поверх его головы. Что бы вы им ответили? В какой-то момент я даже подумывала: не пойти ли мне в банк спермы? Заиметь ребенка как в лотерее, наугад.
— Но вы бы не сделали этого, ведь нет?
— Скорее всего, нет, — усмехнулась Трисия. — Я так и не ходила туда. Да и не пошла бы. Вся она такая, моя жизнь. Никогда ничего не делала по-настоящему. Наверное, я и на телевидение поэтому пошла. Не работа, а сплошные мыльные пузыри.
— Простите, леди, не вас ли зовут Трисия Макмиллан?
Трисия, вздрогнув, обернулась. За ее спиной стоял мужчина в шоферской кепке.
— Да, — призналась она, мгновенно напружинившись.
— Леди, я уже битый час ищу вас. В отеле мне сказали, что у них нет постояльцев с таким именем, но я связался с офисом мистера Мартина, и он мне сказал, что вы точно остановились здесь. Я спросил еще раз, и мне ответили, что никогда о вас не слыхали, и в регистрационной книге не нашли, поэтому пришлось попросить, чтобы мне передали по факсу в машину вас портрет, и пойти искать самому. — Он посмотрел на часы: — Мы немного опаздываем, но, может быть, вы согласитесь проехать со мной?
Трисия снова оцепенела.
— Мистер Мартин? Вы имеете в виду Эндрю Мартина из Эн-би-си?
— Совершенно верно, леди. Пробная съемка для «Штатов по утрам».
Трисия пулей слетела с табурета. Господи, да как она могла пропустить мимо ушей все те сообщения для мистера Макмануса и мистера Миллера!
— Только поторопитесь, — добавил шофер. — Насколько я понял, мистер Мартин считает, что можно попробовать британское произношение. Его босс категорически против. Я имею в виду мистера Цвинглера, и, насколько мне известно, он сегодня же вечером улетает на Западное побережье — я сам его в аэропорт повезу.
— О'кей, — воскликнула Трисия. — Я готова. Едем.
— О'кей, леди. Вон тот лимузин у входа, самый большой.
— Извините, — повернулась Трисия к Гейл.
— Ступайте! Ступайте! — откликнулась та. — И удачи вам. Приятно было с вами поговорить.
Трисия потянулась за сумочкой расплатиться.
— Черт, — вырвалось у нее. Сумка осталась наверху.
— Я заплачу, — отмахнулась Гейл. — Скажу вам без обиняков, мне действительно было очень интересно вас послушать.
Трисия вздохнула:
— Послушайте, мне очень неловко за утро, и…
— Ни слова больше. Все в порядке. Это всего только астрология. От нее нет вреда. Это не конец света.
— Спасибо. — Повинуясь неожиданному порыву, Трисия обняла ее.
— У вас все с собой? — спросил шофер. — Вы ничего не хотите взять — сумочку там?
— Если жизнь и научила меня чему-то, — ответила Трисия, — так это никогда не возвращаться за сумочкой.
Чуть больше часа спустя Трисия плюхнулась на одну из двух кроватей в своем номере. Несколько минут она не шевелилась, только смотрела на сумочку, которая с невинным видом полеживала на другой кровати.
В руке она держала записку от Гейл Эндрюс, гласившую: «Не слишком расстраивайтесь. Позвоните, если захотите поговорить. На вашем месте я никуда бы не ходила вечером. Отлежалась бы. Но не берите в голову. Это только астрология. Это не конец света. Гейл».
Шофер оказался прав. По сути, он знал обстановку на Эн-би-си лучше, чем кто угодно другой из знакомых ей работников компании. Мартин был «за». Цвинглер — «против». У нее был один шанс доказать правоту Мартина, и она его завалила.
Ну и ладно. Ну и ладно. Ну и ладно.
Пора возвращаться домой. Пора позвонить в аэропорт и узнать, поспеет ли она на вечерний рейс до Хитроу. Она потянулась к толстому телефонному справочнику.
Ах да. Сначала еще одно.
Она отложила справочник, взяла сумочку и прошла с ней в ванную. Положила ее на полку и вынула маленькую пластмассовую коробочку, в которой лежали ее контактные линзы, без которых она и буквы прочесть не могла, будь то сценарий или текст на экранчике телесуфлера.
Вставляя в глаза маленькие пластиковые скорлупки, она сказала самой себе, что если жизнь и научила ее чему-нибудь — так только тому, что иногда за сумочкой возвращаться не стоит, а иногда это обязательно. Остается самая малость — научиться отличать один случай от другого.
3
Во времена, которые мы в шутку называем «Прошлое», на страницах «Путеводителя» довольно подробно рассматривалась проблема параллельных вселенных. Правда, в этом тексте не очень-то легко разобраться — он требует познаний на уровне по крайней мере демиурга второго разряда. Но демиурги вряд ли согласятся вас проконсультировать на этот счет, поскольку теперь достоверно установлено, что все известные божества и демиурги появились на свет приблизительно на три миллионных доли секунды после возникновения Вселенной, а никак не неделей раньше, как они обыкновенно утверждают, ныне эти божества ужасно заняты поиском объяснения этой неувязочки и им недосуг растолковывать высокую физику всяким там олухам.
Впрочем, «Путеводитель» также сообщает нам об одном жизнеутверждающем аспекте проблемы параллельных вселенных: можете зря голову не ломать, все равно вы ее не поймете. С тем же успехом вы можете просто повторять: «Что-что?» или «Э-э?» — либо ходить с зажмуренными глазами, либо нести всякую ахинею — и никто вас за дурака не посчитает.
По мнению «Путеводителя», первое, что надо уяснить себе насчет параллельных Вселенных, — это то, что никакие они не параллельные.
Важно также осознать, что, строго говоря, эти вселенные — не совсем вселенные. Но процедуру осознания этого факта рекомендуется оставить на потом — сперва следует осознать, что все, дотоле осознанное вами, — чушь собачья.
Причина их «не-совсем-вселенности» заключается в том, что любая отдельно взятая Вселенная есть не материальный предмет, но способ восприятия того, что принято именовать ВВМ (то есть Великая Всеобщая Мешанина). Великая Всеобщая Мешанина также не существует в материальной форме — скорее, это сумма различных способов восприятия того, какой ее можно было бы увидеть, если бы она существовала в материальной форме.
Причина, по которой вселенные не параллельны, подобна причине, по которой не параллельно, скажем, море. Видите ли, в применении к морю это слово ровно ничего не значит. Вы можете расчленить Великую Всеобщую Мешанину любым удобным для вас образом — в результате всегда получите нечто, что кто-то назовет родным домом и любимым отечеством.
Теперь можете свободно нести ахинею.
Земля, о которой пойдет речь, благодаря своему положению в Великой Всеобщей Мешанине столкнулась с нейтрино, с которым не столкнулись все остальные Земли.
Нейтрино — не самый большой предмет из тех, с которыми можно столкнуться.
Собственно говоря, трудно выдумать более миниатюрный предмет из тех, с которыми можно столкнуться. Да и столкновение с нейтрино нельзя назвать такой уж редкостью для предмета такого размера, как Земля. Отнюдь. Наносекунда, на протяжении которой Земля не столкнулась бы с несколькими миллиардами нейтрино, была бы очень необычной наносекундой.
С другой стороны, это столкновение вполне заслуживает внимания, поскольку материя почти целиком состоит практически из ничего. Вероятность столкновения отдельного нейтрино с каким-либо предметом в безгранично пустом пространстве равна вероятности попадания теннисного мяча, уроненного на лету с «Боинга-747», например, в сандвич с ветчиной.
Так или иначе, наше нейтрино кое с чем столкнулось. «Ну и что?» — спросите вы. И будете неправы. Если уж в такой безумно запутанной штуке, как Вселенная, что-то случается, Кевин знает, к чему это может привести («Кевин» в данном случае — произвольно выбранное имя, единица, которая ничегошеньки ни о чем не знает).
Нейтрино столкнулось с атомом.
Атом являлся частью молекулы. Молекула — частью нуклеиновой кислоты. Нуклеиновая кислота — частью гена. Ген — часть генетического рецепта выращивания… ну и так далее. Одним словом, в результате у одного растения вырос лишний лист. В Эссексе. Или в том месте, которому было суждено стать Эссексом после ряда подвижек земной коры.
Это растение было клевером. Он размножался эффективнее других видов и вскоре сделался самым распространенным видом клевера. Почти неуловимое сочетание этого фактора с рядом других биологических явлений и прочих мелких событий, имевших место на этом участке Великой Всеобщей Мешанины — как-то Трисия Макмиллан, не успевшая улететь с Зафодом Библброксом, неестественно низкий спрос на ореховое мороженое и тот факт, что данная Земля не была уничтожена вогонами при прокладке гиперпространственного экспресс-маршрута, — зафиксировано под номером 4.763.984.132 в списке перспективных тем для исследования, канувшем в Лету вместе с историческим факультетом Максимегалонского университета. Ни одна душа, возносящая молитву Господу у бассейна для игры в ватерполо, не чувствует ни малейшего влечения заняться этой проблемой.
4
Трисии начало казаться, что весь мир ополчился на нее. Впрочем, она знала: это ощущение — обычное следствие ночного перелета из Западного полушария в Восточное. У тебя в распоряжении вдруг оказывается лишний день, загадочный и зловещий, к которому ты совершенно не готов. И все же…
На газоне перед домом были следы.
Нельзя сказать, чтобы следы на газоне ее слишком уж обеспокоили. По ее нынешнему настроению, следы могли появляться, исчезать, сворачиваться в трубочку — она бы и бровью не повела. Она только что прилетела из Нью-Йорка — смертельно усталая, разбитая, издерганная, на грани паранойи. Все, что ей хотелось, — это рухнуть на постель и уснуть под радио, мурлычущее что-то чертовски умное голосом Неда Шерри.
Однако Эрик Бартлетг не собирался отпускать ее просто так, не показав ей следов. Эрик — старый садовник — приходил из соседней деревушки по утрам в субботу поковыряться палкой в ее саду. Он не мог понять, как это — взять и прилететь из Нью-Йорка рано утром. Это у него в голове не укладывалось. «Не бывает так», — полагал он. Зато в его голове укладывалось многое такое, во что не всякий верит.
— Это все инопланетяне ихние, — сообщил он, согнувшись и тыча своей палкой в примятую траву газона. — Только и разговоров нынче, что об ихних пришельцах. Вот я и думаю, это они самые и есть.
— Правда? — откликнулась Трисия, с тоской глядя на часы. Десять минут. Десять минут она, пожалуй, еще продержится. Потом она просто рухнет, где бы при этом ни находилась: в спальне или здесь, в саду. Если, конечно, ей придется только стоять. Если ей придется при этом повторять еще время от времени: «Правда?» — пять минут, не больше.
— Во-во, — продолжал Эрик. — Прилетают, значит, садятся к те на газон, а потом — фыр-р-р! — и назад к себе! Иногда даже кошек уфыричивают. Миссис Вильяме, что с почты, так вот, ейная кошка — знаете небось, такая трехцветка — ее эти ихние пришельцы уже сперли раз. Оно конечно, они ее наутро вернули взад, да только малость не в себе. Шастала вокруг дома все утро, а после обеда как уснет… Я это к тому, что до сих пор все было аккурат наоборот. Дрыхла все утро, а потом гуляла. Это у ей временной сдвиг случился от полета на ихнем межпланетном корабле.
— Понятно, — согласилась Трисия.
— И перекрасили они ее в полосатую, это миссис Вильяме говорит. А энти вот следы точь-в-точь как от ихних посадочных упоров.
— А вам не кажется, что это могла быть газонокосилка? — предположила Трисия.
— Когда б следы были круглые, может, и да, а они вона какие неровные. Чтой-то в ихней форме чужое.
— Вы же сами говорили, что косилка разболталась и что ее надо чинить, пока она не начала делать дырки в газоне.
— Говорил-то говорил, мисс Трисия, и сейчас не отрекаюсь. Я ж не говорю, что это точно не газонокосилка. Я говорю только, этим дыркам есть объяснение куда более подходящее. Они летели вон оттудова, из-за тех, стало быть, деревьев, и вот когда ихние посадочные…
— Эрик… — терпеливо произнесла Трисия.
— Я вам вот что скажу, мисс Трисия, — заявил Эрик. — Я, конечно, гляну на косилку, как обещал, а вы уж сами решайте, что вам больше нравится.
— Спасибо, Эрик, — произнесла Трисия. — Я пойду лягу. Найдите себе на кухне поесть.
— Спасибо, мисс Трисия, счастливо вам, — сказал Эрик.
Он наклонился и сорвал что-то с газона.
— Бона, — произнес он. — Клевер-трилистник. Это к счастью.
Он пристально оглядел находку, удостоверившись, что это настоящий клевер-трилистник, а не обычный, с оторванным листком.
— На вашем месте, мисс, я бы поискал еще следов ихней деятельности. — Он окинул взглядом горизонт. — Особливо в той стороне, ближе к Хенли.
— Спасибо, Эрик, — повторила Трисия. — Обязательно.
Она рухнула в постель, и снились ей попугаи и другие птицы. В полдень она проснулась, встала и побродила вокруг дома, не зная, чем занять вечер и вообще оставшуюся часть жизни. По меньшей мере час у нее ушел на размышления, стоит ли смотаться в город к Ставро. Это было самое модное на текущий момент у журналистской братии заведение, и встреча с друзьями могла бы встряхнуть ее и хотя бы отчасти привести в подобие нормы. В конце концов она решила пойти. Там было неплохо. Более того, просто славно. Ей был симпатичен и сам Ставро — грек, сын немца (не самое обычное сочетание). Пару дней назад Трисия уже побывала в «Альфе» — то был первый клуб Ставро, который он создал в Нью-Йорке. Сейчас «Альфу» содержал брат Ставро — Карл, считавший себя немцем, сыном гречанки. Ставро приятно будет услышать, что Карл слегка прогорает в Нью-Йорке, вот Трисия его и порадует. Между Ставро и Карлом Мюллером не одна черная кошка пробежала.
О'кей. Значит, решено.
Еще час ушел на обдумывание наряда. В конце концов она остановилась на элегантном маленьком черном платье, купленном в Нью-Йорке. Она обзвонила друзей, чтобы узнать, кто сегодня будет в клубе, и ей сообщили, что клуб сегодня закрыт на обслуживание чьей-то свадьбы.
Трисии подумалось, что жить по заранее обдуманному плану получается не лучше, чем покупать в супермаркете продукты для праздничного ужина. Вооружаешься списком, составленным согласно облюбованному рецепту из кулинарной книги, берешь тележку, которая категорически отказывается катиться в нужную тебе сторону, и в итоге покупаешь совсем не те продукты, какие собирался. Куда их девать? И что делать с рецептом? Ответа она не знала.
Так или иначе, в тот же вечер на ее газоне приземлился корабль пришельцев.
5
Он заходил на посадку со стороны Хенли. Вначале Трисия смотрела на него с вялым любопытством: что это еще за огни такие? Аэропорт Хитроу находился не в миллионе миль, и огням в небе она не дивилась. Правда, они летели необычно низко — этим и объяснялось ее вялое любопытство.
Когда же неопознанный объект подлетел поближе, любопытство сменилось недоумением.
«Гм», — подумала она. На более глубокие мысли ее пока не хватало. После перелета из Америки у нее все еще слипались глаза, и сигналы из одной части мозга попадали в другую то окольным путем, то не совсем вовремя. Она вышла из кухни, где только что налила себе кофе, и подошла к открытой двери в сад.
Всей грудью вдохнув свежий вечерний воздух, она вышла на улицу и подняла глаза к небу.
Там на высоте сотни футов над ее газоном висело что-то размером с большой фургон.
Там что-то было. Висело. Почти беззвучно.
В глубине ее души что-то оборвалось.
Ее руки медленно опустились. Она даже не заметила, что ей на ногу пролился обжигающий кофе. Она почти не дышала, а корабль медленно, дюйм за дюймом, фут за футом опускался. Лучи света тихо перебегали по земле, будто пробуя ее на ощупь. Они пробегали и по ее телу.
Неужели, несмотря ни на что, ей дают еще один шанс? Неужели он ее нашел? Неужели вернулся?
Звездолет опускался ниже и ниже и наконец плавно коснулся газона. Он не совсем напоминал тот, который она проводила взглядом столько лет назад, подумала она; впрочем, трудно судить об очертаниях корабля по огням в ночном небе.
Тишина.
Тик-так, ж-ж-ж.
Еще «тик-так» и «ж-ж-ж». Тик-ж-ж. Так-ж-ж.
Люк откинулся, и по газону протянулась световая дорожка — прямо к ее ногам.
Она с трепетом ждала.
В светлом проеме обозначилась фигура. За ней — другая. За ней — третья.
Широко раскрытые глаза, моргая, уставились на нее. Несколько рук медленно поднялось в знак приветствия.
— Макмиллан? — спросил через целую вечность чей-то голос. Странный, высокий голос, спотыкающийся на каждой согласной. — Трисия Макмиллан? Мисс Трисия Макмиллан?
— Да, — ответила Трисия почти беззвучно.
— Мы наблюдали за вами.
— Н-наблюдали? За мной?
— Да.
Некоторое время они молча смотрели на нее, медленно двигая глазами вверх-вниз.
— В жизни вы кажетесь меньше, — заметил наконец один из них.
— Что? — не поняла Трисия.
— Да.
— Я… я не понимаю, — призналась Трисия. Разумеется, ничего подобного она не ожидала, но даже для совершенно неожиданного события все это начиналось еще более неожиданно. — Вы… вы не… вы не от Зафода?
Этот вопрос, похоже, привел всех троих в легкое замешательство. Они немного посовещались на своем щебечущем языке и снова повернулись к ней.
— Вряд ли. Во всяком случае, насколько нам известно, — ответил один.
— А где Зафод? — спросил другой, глядя в ночное небо.
— Я… я не знаю, — беспомощно ответила Трисия.
— Это далеко отсюда? В каком направлении? Мы не знаем.
Упав духом, Трисия поняла, что они совершенно не понимают, о ком она говорит, и что она совершенно не понимает, о чем говорят они. Она снова спрятала надежды в дальний угол души и включила свой мозг на полную мощность. С чего ей расстраиваться? Она стоит перед фактом: у нее в руках сенсация века. Что ей делать? Вернуться в дом за видеокамерой? А вдруг они улетят, не дождавшись? Она никак не могла выбрать тактику. «Ладно, — подумала она. — Потянем время. Там видно будет».
— Вы наблюдаете за мной?
— За всеми вами. За всем на вашей планете. За ТВ. За радио. За телекоммуникациями, компьютерами, видео, складами.
— Что?
— За автостоянками. Мы наблюдали за всем.
Трисия уставилась на инопланетян.
— Но это, должно быть, очень скучно? — спросила она наконец.
— Да.
— Тогда зачем?
— Кроме…
— Да? Кроме чего?
— Кроме телевикторин. Телевикторины нам нравятся.
Повисла бесконечно долгая пауза. Трисия смотрела на пришельцев, а пришельцы смотрели на нее.
— Мне нужно взять в доме одну вещь, — осторожно проговорила Трисия. — Послушайте. Не хотите ли вы все вместе или кто-нибудь из вас зайти в дом?
— С удовольствием, — не без энтузиазма откликнулись все трое.
Три пришельца робко мялись в гостиной, пока Трисия хлопотала, доставая видеокамеру, фотокамеру, магнитофон — все записывающие приборы, какие попались под руку. Инопланетяне были худощавые. В электрическом свете их кожа выглядела тускло-зеленой.
— Еще секундочку, — бросила Трисия, роясь в шкафах в поисках запасных кассет.
Пришельцы не сводили глаз с полки, где стоялой компакт-диски и старые пластинки. Один тихонько толкнул другого локтем.
— Смотри, — шепнул он. — Элвис!
Трисия ошарашенно оглянулась на них.
— Вам нравится Элвис? — удивилась она.
— Да.
— Элвис Пресли?
— Да.
Она озадаченно тряхнула головой, одновременно пытаясь вставить в видеокамеру чистую кассету.
— Некоторые из ваших людей, — нерешительно произнес один из пришельцев,
— считают, что Элвиса похитили пришельцы из космоса.
— Что? — не поняла Трисия. — Правда?
— Это возможно.
— Вы что, хотите мне сказать, что вы похитили Элвиса? — поперхнулась воздухом Трисия. Она пыталась сохранять хладнокровие — не дай бог от волнения переломать аппаратуру, но ее силы были на исходе.