Небо над зданиями было холодно-враждебным, чернильно-черным. Свет звезд, которому на таком удалении от Солнца полагалось бы быть ослепительно ярким, едва пробивался сквозь толщу защитного купола. Плексиглас или что-то наподобие. В любом случае, что-то унылое и малопрозрачное.

Трисия перемотала пленку на начало.

Она знала, что во всем этом есть какая-то странность.

Собственно, странным тут было почти все, но какая-то мелкая подробность раздражала ее особенно сильно — а она никак не могла уловить какая.

Она потянулась и зевнула.

В ожидании, пока пленка смотается, она убрала с монтажного пульта несколько грязных пластиковых чашек из-под кофе и отнесла их в раковину.

Она сидела в тесной аппаратной одной видеостудии в Сохо. На дверь она прилепила большую записку «НЕ БЕСПОКОИТЬ!» и заблокировала телефон от всех посторонних звонков. Изначально это делалось с целью защититься от любопытных глаз конкурентов; теперь это помогало ей скрыть досаду и разочарование.

Ладно, она еще раз просмотрит всю пленку с самого начала. Если вытерпит. Ничего, кое-где можно будет промотать.

Было около четырех утра понедельника. Ее слегка подташнивало. Она попробовала определить причину тошноты, и причин нашлось предостаточно.

Во-первых, все началось с ночного перелета из Нью-Йорка. Недосып. Действует убийственно.

Потом, на ее собственном газоне с ней заговорили пришельцы и увезли ее на планету Руперт. Она не настолько привыкла к подобным происшествиям, чтобы утверждать, что они всегда убийственно действуют на здоровье, но готова была побиться об заклад, что те, кто проделывает такие штучки регулярно, ходят по стеночке. В журналах постоянно публикуют таблицы стрессовых нагрузок. Увольнение с работы — пятьдесят единиц. Развод или новая стрижка — семьдесят пять. Таблицы умалчивали, на сколько единиц потянет стресс от беседы с пришельцами на собственной лужайке и от перелета на планету Руперт, хотя Трисия не сомневалась, что нескольких десятков баллов это заслуживает наверняка.

Нельзя сказать, чтобы сам перелет был особенно волнительным. На деле он оказался исключительно скучным. Уж во всяком случае, стресс от него никак не превышал стресса от перелета через Атлантику, да и времени он занял примерно столько же: около семи часов.

Это уже удивительно, не так ли? Перелет к границам Солнечной системы за то же время, что требуется для перелета в Нью-Йорк, означал, что пришельцы располагают двигателем какого-то фантастического, неслыханного типа. Она расспросила о нем пришельцев, и те согласились, что двигатель и впрямь неплох.

— Но как он действует? — спросила она взволнованно. В начале путешествия она еще пребывала в приподнятом настроении.

Трисия нашла это место записи и прокрутила его еще раз. Грибулонцы, как они сами себя называли, с готовностью показывали ей, на какие кнопки надо нажимать, чтобы корабль полетел.

— Да, но как все это действует! На каких принципах основано? — услышала она свой голос с экрана.

— Вы имели в виду что-то вроде гиперпространственного двигателя?

— Да. Так что ЭТО такое?

— Скорее всего что-то в этом роде.

— В каком?

— Вроде гиперпространственного двигателя, фотонного двигателя, в общем, что-то вроде этого. Вам бы поговорить с бортинженером.

— А кто из вас бортинженер?

— Мы не знаем. Видите ли, мы потеряли свою память.

— Ах да, — чуть разочарованно протянула Трисия. — Вы уже говорили. Кстати, при каких обстоятельствах вы ее потеряли?

— Мы не знаем, — терпеливо повторили грибулонцы.

— Ну да, поскольку вы потеряли память, — эхом добавила Трисия.

— Не хотите посмотреть телевизор? Нам еще долго лететь. Мы смотрим телевизор. Нам это нравится.

Все эти содержательные разговоры записались на видео и выглядели презабавно. Во-первых, качество изображения было кошмарным. Трисия не знала точно почему. Она подозревала, что грибулонцы видят в несколько ином диапазоне световых волн, и обилие ультрафиолета отрицательно сказывалось на записи. А может, все дело было в проклятом двигателе, в котором никто не разбирался.

Как следствие, все, что она видела на экране, — это несколько тощих людей с бесцветной кожей, мирно сидящих у телевизора, который показывал земные программы. Также Трисия наводила камеру на крошечный иллюминатор около своего сиденья, через который открывался замечательный вид на яркие, чуть размазанные звезды. Она-то знала, что вид подлинный, но в студии его можно было бы подделать за три минуты.

В конце концов она решила поберечь драгоценную пленку для собственно Руперта, поэтому просто сидела, смотрела с остальными телевизор и даже вздремнула.

Возможно, ее тошнотворное настроение частично объяснялось сознанием того, что, оказавшись на борту фантастического межпланетного корабля, дремала перед экраном, на котором прокручивали старые серии «Санты-Барбары» и «Кейни и Лейси». Но что ей еще оставалось делать? Например, она нащелкала там несколько фотографий, которые уже получила из проявки безнадежно испорченными.

Другая часть ее тошнотворного настроения, возможно, являлась следствием посадки на Руперт. По крайней мере этот этап полета был вполне впечатляющ и драматичен. Корабль несся над темной землей, такой далекой от света и тепла родного светила, что ландшафт ее казался картой шрамов на психике ребенка-подкидыша.

Где-то далеко во мраке блеснули огни, направившие корабль прямо в жерло чего-то вроде пещеры.

Увы, из-за угла, под которым опускался корабль, а также из-за толщины обшивки, в которой был прорезан иллюминатор, камеру так и не удалось направить ни на планету, ни на пещеру. Трисии пришлось промотать и эту часть записи.

Теперь объектив камеры был нацелен прямо на Солнце.

Обычно это очень вредно для видеокамеры. Впрочем, когда камера удалена от Солнца на добрую треть миллиарда миль, это практически не играет роли. К сожалению, это и впечатляет гораздо меньше. Все, что вы получаете в результате, — это жалкое светлое пятнышко в центре кадра, которое с равным успехом может означать что угодно. Одна звезда из множества.

Трисия промотала и это место.

Ага. Следующий фрагмент обещал быть интереснее. Они вышли из корабля в огромное, похожее на ангар помещение. Это было явное изделие инопланетной технологии, причем чудовищного масштаба. Огромные серые здания под темным куполом-пузырем из плексигласа. Те самые здания, которые она видела в конце записи. Перед отлетом с Руперта через несколько часов она снимала их еще дольше. Что же они ей напоминают?

Во-первых, как и все прочее здесь, они напоминали ей декорации из дешевого фантастического фильма двадцатилетней давности. Конечно, они значительно превышали декорации своими размерами, но на экране все равно не особенно впечатляли. Помимо кошмарного качества изображения, ей пришлось бороться с непривычно низкой гравитацией, вследствие чего камера дрожала у нее в руках хуже, чем у распоследнего любителя. Разглядеть на экране какие-нибудь детали было совершенно невозможно.

И вот, улыбаясь и протягивая руку для пожатия, к ней вышел Шеф.

Именно так он себя называл: Шеф.

У грибулонцев не было имен, поскольку они их забыли, а придумать новые не могли. Трисия выяснила, что кое у кого из них возникала мысль называть себя именами персонажей земных телесериалов, но стоило им начать называть друг друга «Уэйн», «Бобби» или «Чак», как некое шестое чувство подсказывало им, что лучше этого не делать.

Шеф мало чем отличался от остальных. Ну, может, был капельку худее. Он заявил, что обожает ее телевизионные передачи, что считает себя ее поклонником, что счастлив тому, что она смогла выбраться к ним на Руперт, где ее так ждали, что он надеется, что полет не слишком ее утомил, и т.д. и т.п. Она пыталась найти хоть какие-нибудь признаки того, что к ней обращаются как к полномочному представителю земной цивилизации. Ничего подобного.

На экране видеомонитора Шеф производил впечатление загримированного и переодетого землянина, стоящего перед декорацией, к которой лучше не прикасаться — а то упадет.

Трисия сидела перед монитором, подперев лицо руками и мотая головой от досады.

Какой кошмар.

Ужасным был не только этот фрагмент; Трисия знала, что будет дальше: там, где Шеф спрашивает ее, не проголодалась ли она. Они вполне смогут переговорить за легким обедом.

Трисия вспомнила свои мысли в этот момент.

Инопланетная пища.

Как она ее перенесет?

Стоит ли ей вообще пробовать? Найдется ли что-нибудь вроде салфетки, чтобы выплюнуть туда еду в случае чего? Как быть с проблемами иммунитета?

На обед подали гамбургеры.

И не просто гамбургеры, но самые типичные гамбургеры из «Макдоналдса», разогретые в микроволновой печи. К черту внешний вид. К черту запах. Но уж пластиковые скорлупки, в которых они подавались, с надписью «Макдоналдс»…

— Кушайте! Наслаждайтесь! — заявил Шеф. — Ничего не жалко для гостьи дорогой!

Дело происходило в личных покоях Шефа. Трисия оглядывалась по сторонам, с трудом удерживаясь от паники, хотя продолжала исправно снимать все на видео.

В покоях стояла кровать с водяным матрацем. И недорогой стереокомбайн. И одна из этих стеклянных штуковин, которые обычно ставят на стол и в которых плавает что-то похожее на светящиеся сперматозоиды. Стены были обтянуты бархатом.

Шеф плюхнулся в кожаное кресло и побрызгал себе в рот освежителем из баллончика.

Неожиданно Трисии сделалось страшно. Насколько ей было известно, она оказалась дальше от Земли, чем любой другой представитель человеческого рода, и все для того, чтобы попасть в общество инопланетянина, сидящего в кожаном кресле и брызгающего в рот освежителем из баллончика.

Она боялась сделать ложный шаг. Спугнуть его. И все же имелись вещи, которые ей необходимо было знать.

— Как вы… откуда вы достали… вот это? — спросила она, обводя рукой комнату.

— Декор? — спросил Шеф. — Вам нравится? Все это весьма изысканно. Мы, грибулонцы, — изысканные люди. Мы покупаем изысканные товары… по каталогам.

Трисия медленно кивнула.

— По каталогам… — повторила она.

Шеф хихикнул. Хихиканье чрезвычайно напоминало бархатный смешок из рекламы молочного шоколада.

— Вы, наверное, думаете, что они доставляют это нам сюда? Нет! Ха-ха! У нас есть свой абонентный ящик в Нью-Гемпшире. Мы регулярно наведываемся туда, ха-ха! — Он расслабленно откинулся в кресле, ленивым движением вытянув из пакетика палочку жареного картофеля. На губах его играла довольная улыбка.

Трисия ощутила легкое головокружение. Тем не менее она продолжала снимать.

— Как вы… гм… как вы платите за все эти чудесные… вещи?

Шеф хохотнул еще раз.

— «Америкен экспресс»! — объявил он, чуть пожав плечами.

Трисия еще раз медленно кивнула. Ей было хорошо известно, что они выдают свои кредитные карточки чуть ли не каждому встречному.

— А это? — спросила она, помахав зажатым в руке гамбургером.

— Очень просто, — ответил Шеф. — Мы становимся в очередь.

И снова у Трисии по спине пробежал холодок.

Она промотала пленку еще дальше.

Совершеннейшая бессмыслица. При желании она могла отснять на Земле и более впечатляющую подделку.

От просмотра этой безнадежно кошмарной ленты на нее накатила новая волна тошноты, и она начала, к своему ужасу, понимать, что же произошло.

Она, похоже…

Она тряхнула головой и попыталась обдумать все получше.

Ночной перелет из Западного полушария в Восточное… снотворные таблетки… водка, которой она их запивала…

Что еще? Пустяки. Семнадцать лет жизни с убеждением, что весельчак с двумя головами, одна из которых была замаскирована под клетку с попугаем, пытался ухаживать за ней на вечеринке, но поспешно улетел на другую планету на летающей тарелке. В этом убеждении уже таилось множество зловещих симптомов, которые до сих пор не приходили ей в голову. Ни разу. За семнадцать лет.

Она закусила кулак.

Ей нужна помощь.

Потом еще этот Эрик Бартлетт со своими разговорами о космическом корабле, что садился на ее лужайку. А до того — Нью-Йорк с его жарой и стрессами. Большие надежды и горькое разочарование. Вся эта чушь с астрологией.

Должно быть, у нее нервный срыв.

Вот, значит, в чем все дело. Она переутомилась, у нее нервный срыв и галлюцинации. Она вообразила себе целую историю. Чужая раса, оказавшись на задворках Солнечной системы, утратила свою память и возмещает этот вакуум нашим культурным хламом. Ха! Это ей звоночек: побыстрее к врачу, желательно, к врачу подороже.

Ей было очень, очень худо. Она посчитала, сколько чашек кофе выпила за последние часы, и обратила внимание на то, как тяжело и часто дышит.

Главный шаг к решению проблемы, сказала она себе, — это обратить внимание на сам факт существования проблемы. Она постаралась успокоить дыхание. Она вовремя взяла себя в руки. Она успокаивалась, успокаивалась, успокаивалась… она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

Выждав немного времени, чтобы дыхание вернулось к норме, она открыла их снова.

Так откуда у нее эта пленка?

Запись все еще не кончилась.

Все в порядке. Это подделка.

Она сама ее подделала, вот и все.

Подделать ее могла только она сама: ведь это ее голос, задающий вопросы, слышался за кадром.

Время от времени в конце очередного кадра камера уходила вниз, и она видела свои собственные ноги в хорошо знакомых туфлях. Она подделала запись, но не помнит ни того, как подделывала, ни зачем это сделала.

Она бросила взгляд на мерцающее, испещренное хлопьями помех изображение на экране, и ее дыхание вновь начало учащаться.

Она все еще галлюцинирует.

Она тряхнула головой, пытаясь отогнать бред. Она не помнила, как подделывала эту до очевидности поддельную запись. С другой стороны, она помнила все, что происходило в этой поддельной записи. Словно околдованная, она продолжала смотреть на экран.

Особа, которая в ее больном воображении называла себя Шефом, задавала ей вопросы об астрологии, и она отвечала — спокойно и гладко. Только она сама могла уловить в собственном голосе панические нотки.

Шеф нажал кнопку, и бархатная портьера на стене скользнула в сторону, открыв батарею телемониторов.

Каждый из мониторов показывал калейдоскоп различных образов: несколько секунд телевикторины, несколько секунд полицейского боевика, несколько секунд изображения с телекамеры охраны большого супермаркета, несколько секунд из любительской видеоленты, несколько секунд порно, несколько секунд выпуска новостей, несколько секунд комедии… Ясно было, что Шеф чрезвычайно гордится всем этим: он размахивал руками, будто дирижировал, одновременно продолжая нести ахинею.

Еще взмах руки — и изображение со всех экранов исчезло, и они превратились в огромный компьютерный дисплей, на котором возникла схема орбит всех планет Солнечной системы на фоне звезд и созвездий. Изображение было неподвижным.

— У нас много знаний, — говорил Шеф. — Познаний в компьютерах, космической тригонометрии, трехмерных навигационных исчислениях. Много знаний. Много, много знаний. Только мы их потеряли. Это очень жалко. Нам нужны знания, которые мы потеряли. Они сейчас где-то в космосе. Вместе с нашими именами и воспоминаниями о родине и любимых. Пожалуйста, — он сделал жест в сторону компьютерной клавиатуры, — помогите нам своими знаниями.

Разумеется, следующее, что сделала Трисия, — это быстро установила видеокамеру на штатив, после чего сама вошла в кадр и уселась перед гигантским дисплеем. Несколько секунд она осваивалась с интерфейсом, после чего принялась профессионально и убедительно изображать, будто понимает, что делает.

В общем-то это было не так уж трудно.

В конце концов, она как-никак имела математическое и астрономическое образование, равно как и умение держаться перед камерой, а то, что забыла за эти годы, она с лихвой возмещала мастерским блефом.

Компьютер, с которым она работала, наглядно доказывал, что грибулонцы рождены куда более развитой цивилизацией, чем это можно было бы предположить, глядя на их нынешнее состояние. С его помощью ей удалось за каких-нибудь полчаса соорудить довольно пристойную действующую модель Солнечной системы.

Вряд ли она отличалась особой точностью, но выглядела неплохо. Планеты вращались по более-менее похожим на правду орбитам, и ход этих космических часов можно было наблюдать с любой точки системы — приблизительно, конечно. Можно было наблюдать небосвод с Земли, можно — с Марса и так далее. Можно было наблюдать и с поверхности планеты Руперт. Подобная работа произвела впечатление даже на саму Трисию, хотя еще большее впечатление произвел на нее компьютер, с которым она работала. Такая же работа с земными компьютерами заняла бы никак не меньше года.

Когда она закончила, Шеф стал за ее спиной и долго смотрел. Он был очень доволен результатами ее работы.

— Хорошо, — сказал он. — А теперь, пожалуйста, не покажете ли вы, как использовать созданную вами модель, чтобы перевести для меня содержание вот этого.

И выложил на стол перед ней книгу.

Это была книга Гейл Эндрюс «Вы и ваши планеты».

Трисия нажала на кнопку «стоп».

Вот теперь-то ей сделалось совсем худо. Ощущение галлюцинации прошло, но в голове от этого яснее не стало.

Она отодвинула кресло от пульта и задумалась, что же ей делать дальше. Много лет назад она бросила астрофизику, так как знала точно, что ее поднимут на смех, если она расскажет кому-нибудь одну простую вещь. Она сделала единственное, что могла сделать в такой ситуации, — ушла.

Теперь она работает на телевидении, и все повторяется снова.

У нее есть видеозапись, подлинная видеозапись самого невероятного события в истории: всеми забытый форпост чужой цивилизации, затерявшийся на дальней планете нашей планетной системы.

Она знает всю эту историю.

Она там была.

Она это видела. Бог свидетель, у нее есть видеозапись.

И если она покажет ее кому-нибудь, ее поднимут на смех.

Как может она доказать все это? Не стоило даже и пытаться. С какого угла ни посмотри на эту историю, она представляется полнейшим бредом. Ее бедная голова совсем распухла.

В сумке, кажется, осталось несколько таблеток аспирина. Она вышла из маленькой аппаратной к раковине в коридоре, приняла таблетку аспирина и запила водой.

В студии царила мертвая тишина. Обыкновенно здесь толпилась тьма народу. Теперь — никого. Трисия заглянула в соседнюю аппаратную — тоже пусто.

Похоже, она слегка перестаралась, отваживая от своей работы конкурентов. «НЕ БЕСПОКОИТЬ! — гласила ее табличка. — ДАЖЕ НЕ СУЙТЕСЬ! ПЛЕВАТЬ, ЧТО У ВАС ЗА ДЕЛО. Я ЗАНЯТА!»

Вернувшись в аппаратную, она заметила на панели служебного телефона горящую лампочку. Интересно, как давно она горит?

— Алло? — сказала Трисия оператору.

— О мисс Макмиллан! Очень хорошо, что вы позвонили. Вас все ищут. Ваша телекомпания. Они с ума сошли, обыскавшись вас. Вы можете связаться с ними?

— Почему вы не соединили сразу? — спросила Трисия.

— Вы сами просили ни за что вас не беспокоить. Вы просили даже не говорить, что вы здесь. Я не знал, что делать. Я собирался оставить вам записку, но вы…

— О'кей, — чертыхнувшись про себя, произнесла Трисия и набрала номер своего офиса.

— ТРИСИЯ!!! Мать твою, куда ты запропастилась?

— Я в студии…

— Мне сказали…

— Я знаю. Что случилось?

— Что? Всего только корабль пришельцев.

— Что? ГДЕ?

— В Риджент-парке. Большая серебряная штука. Какая-то девица с птицей. Девица говорит по-английски, швыряется во всех камнями и требует, чтобы кто-нибудь починил ее часы. Мотай туда, живо!

Трисия стояла и молча смотрела перед собой.

Эта штука не походила на грибулонский корабль. Конечно, она еще не заделалась экспертом по инопланетным кораблям, но этот был изящен, красивой серебряной с белым расцветки, размером с океанскую яхту, на которую и походил больше всего. Рядом с ним грибулонский корабль казался бы орудийной башней со старинного линкора. Орудийные башни… Так вот что так напомнили ей те массивные серые здания. И еще ей показалось странным тогда, что они были повернуты по-другому, когда они возвращались на корабль, чтобы лететь к Земле. Все эти мысли стремительно мелькнули у нее в голове, пока она спешила от такси к ожидавшей ее съемочной группе.

— Где девушка? — крикнула Трисия, пытаясь перекрыть голосом рев вертолетов и полицейских сирен.

— Вон! — крикнул в ответ продюсер, пока техник торопливо прицеплял ей радиомикрофон. — Она утверждает, что ее мать и отец родом отсюда, но из параллельного измерения или чего-то в этом роде, и что у нее с собой отцовские часы. Чего тебе еще сказать? Разбирайся. Спроси ее, каково это — попасть на Землю из далекого космоса.

— Спасибо, Тэд, — пробормотала Трисия, проверила, хорошо ли держится микрофон, дала технику время отрегулировать уровень записи, сделала глубокий вздох, отбросила волосы назад и привычно включилась в роль привычной ко всему тележурналистки.

Ну, почти ко всему.

Она огляделась в поисках девушки. Да, должно быть, это она: волосы растрепаны, взгляд — дикий. Девушка повернулась к ней. И оцепенела.

— Мама! — взвизгнула она. И швырнула в Трисию камнем.