Он двинулся на капитана, и сжал губы в тонкую жесткую линию. Опять-таки непонятно, почему это считается угрожающим. Если, к примеру, вы блуждаете по траальским джунглям, и вдруг нос к носу сталкиваетесь с печально известным прожорным заглотозавером, вы очень обрадуетесь, увидев на его морде тонкую жесткую линию, а не огромную яму с тысячью хватательных щупалец, как то бывает обычно.
– Могу ли я напомнить, сэр, – прошипел Номер Второй, – что вы сидите в этой ванне уже
три года?! – И, выпустив свой последний заряд, Номер Второй повернулся на каблуках, и строевым шагом отошел в угол, где встал боком к зеркалу, и время от времени бросал на свое отражение довольный взгляд.
Капитан неловко заерзал. Он смущенно улыбнулся Форду Префекту.
– Моя работа настолько утомительна, что приходится часто отдыхать, правда ведь?
Форд медленно опустил руки. Это не вызвало никакой реакции. Артур тоже опустил руки.
Ступая очень медленно и осторожно, Форд подошел к пьедесталу. Он похлопал по хрусталю.
– Красиво, – солгал он.
Улыбнуться можно? – подумал он. Очень медленно и осторожно он улыбнулся. Улыбаться было можно.
– Э-э… – сказал он капитану.
– Да? – улыбнулся капитан.
– Можно ли спросить, а чем все-таки вы занимаетесь?
Кто-то похлопал его по плечу. Форд резко обернулся.
Это был первый офицер.
– Ваш джинст оникам, – сказал он.
– А, спасибо, – сказал Форд. Он взял стакан, и Артур последовал его примеру. Артур отхлебнул, и с удивлением обнаружил, что на вкус джинст оникам очень похож на виски с содовой.
– Вы понимаете, – сказал Форд, – я не мог не заметить трупы. В холодильнике.
– Трупы? – удивленно спросил капитан.
Форд помолчал и собрался с мыслями. Никогда не доверяй первому впечатлению, подумал он. Может ли быть, что капитан не знает, что у него на борту пятнадцать миллионов трупов?
Капитан весело подмигнул Форду. Он играл с резиновой уточкой.
Форд огляделся. Номер Второй угрожающе поглядел на его отражение в зеркале, но сразу отвел глаза: он считал своим долгом держать всю комнату в поле зрения. Первый офицер просто стоял рядом, держал поднос с напитками и безумно улыбался.
– Трупы? – переспросил капитан.
Форд провел языком по губам.
– Да, – сказал он. – Все эти мертвые мастера по санитарной обработке и бухгалтеры, там, в холодильнике.
Капитан уставился на него, и вдруг разразился хохотом.
– Нет, они не мертвые, – объяснил он. – Великий Боже, нет, они мороженые. Их еще разморозят.
Форд сделал то, что делал крайне редко. Он заморгал.
Артур, казалось, вышел из транса.
– Вы хотите сказать, что у вас в хранилище полно мороженых парикмахеров?
– Ну да, – сказал капитан. – Миллионы. Парикмахеры, телережиссеры, страховые агенты, инспектора отделов кадров, сотрудники служб безопасности, представители по связям с прессой, консультанты по менеджменту, вы сами можете продолжить. Мы колонисты.
Форд не поверил своим ушам.
– Здорово, правда? – спросил капитан.
– Что, весь этот сброд? – спросил Артур.
– Вы меня неправильно поняли, – объяснил капитан. Мы – только один корабль в Ковчег-флотилии. Мы – Ковчег Б, понимаете. Не могли бы вы добавить чуть-чуть горяченькой?
Артур повернул кран, и в ванну хлынула строя розовой воды с мыльной пеной. Капитан блаженно вздохнул.
– Огромное спасибо, дружище. Еще выпьете?
Форд поставил стакан на край ванны, взял бутылку с подноса первого офицера, и наполнил стакан до краев.
– Что значит «Ковчег Б»? – спросил он.
– Вот, – сказал капитан, и обвел вокруг себя рукой с зажатой в ней резиновой уточкой.
– Я понимаю, – сказал Форд, – но…
– Случилось вот что, – пустился в объяснения капитан. – Наш родной мир, та планета, с которой мы летим, был обречен.
– Обречен?
– Именно. И все подумали: давайте посадим все население на огромные корабли, и переедем на какую-нибудь другую планету.
И он скрылся под водой с удовлетворенным фырканьем.
– Ту, что менее обречена? – спросил Артур.
– Прошу прощения?
– Я имею в виду, на какую-нибудь планету, что менее обречена. Вы туда собирались переехать?
– Да. И переезжаем. И тогда решили построить три корабля, понимаете, три космических ковчега, и… Вам не скучно?
– Нет-нет, – твердо заявил Форд. – Совсем наоборот.
– Как приятно, – промурлыкал капитан, – поговорить с новыми людьми.
Глаза Номера Второго снова оглядели всю комнату, и опять вернулись к зеркалу, словно две мухи на свой любимый кусок месяц назад протухшего мяса.
– Проблема с этим долгим путешествием в том, – продолжал капитан, – что в конце концов начинаешь постоянно болтать сам с собой, а это очень надоедает, потому что в половине случаев точно знаешь, что ты собираешься сказать.
– Только в половине? – удивился Артур.
Капитан прикинул.
– Да, примерно в половине. Кстати – где мыло?
Он побарахтался в ванне и нашел его.
– Да, так вот, кстати, – продолжил он. – По плану, в первый корабль, в Ковчег А, должны были погрузиться выдающиеся политические деятели, ученые, великие художники, писатели, ну, в общем, все, кто чего-то добился; а в третий корабль, Ковчег В, погрузились все, кто работал руками и что-то производил. А в Ковчег Б – это мы – все остальные, так сказать, средний класс.
Он улыбнулся счастливой улыбкой.
– И нас послали вперед, – закончил он, и замурлыкал ванную песенку.
Ванная песенка, которую специально для него сочинил один из самых знаменитых и преуспевающих шлягер-композиторов (который в данный момент спал в тридцать шестом хранилище тридцатью метрами ниже) скрыла неловкий перерыв, который наступил в разговоре после слов капитана. Форд и Артур старались не смотреть друг на друга.
– Э-э… – сказал Артур через некоторое время, – а что конкретно угрожало вашей планете?
– Мне сказали, что она обречена, – сказал капитан. – То ли она должна была врезаться в солнце, то ли в луну. Или луна должна была врезаться в нас. Что-то вроде этого. Во всяком случае, совершенно ужасно.
– Да? – внезапно произнес первый офицер, – А я думал, что ожидается вторжение огромного роя пятиметровых пираньевых пчел. Разве нет?
Номер Второй повернулся к ним. Глаза его снова блеснули стальным холодом, приобретенным в результате долгой тренировки.
– Нет! – заявил он. – Мне говорили совсем другое! Мой командир объяснял, что всей планете угрожает опасность съедения огромным космическим козлом-мутантом!
– Неужели? – удивился Форд.
– Да! Чудовищной огнедышащей тварью из глубин ада, с клыками, острыми как бритвы и длиной в десять тысяч километров, когтями, что могут вырывать материки с корнем, со множеством глаз, сверкающих ярче тысячи солнц, с огромной пастью в миллионы миль шириной, тварью, подобной которой ты никогда… никогда…
– И они решили послать вперед вас? – спросил Артур.
– Да, – ответил капитан, – они все сказали, и я думаю, что это было очень любезно с их стороны, что если мы полетим вперед, это будет способствовать повышению морали. Они прилетят на планету, где уже можно будет постричься и все телефоны будут чистые.
– Ну конечно, – согласился Форд. – Это, конечно, очень важно. А другие корабли, э-э… они полетели за вами?
Какое-то время капитан молчал. Он повернулся в ванне и оглянулся назад поверх огромного корабля. Он вгляделся в яркое скопление звезд.
– Вы знаете, странно, что вы так говорите, – сказал он, нахмурившись, – потому что мы сами удивляемся, что о них ничего не слышно с тех самых пор, как мы отправились, пять лет назад… но они должны быть где-то сзади.
Он снова вгляделся в Центр Галактики.
Форд тоже вгляделся в Центр Галактики, и вдруг нахмурился.
– Если, конечно, – сказал он, – их не съел козел-мутант.
– Ну да… – В голосе капитана вдруг появилось сомнение.
– Козел-мутант…
Он посмотрел на гигантский пульт. Индикаторы невинно подмигнули ему. Он посмотрел на звезды, но те молчали. Он посмотрел на первого и второго офицеров, но те, казалось, в этот момент были заняты своими мыслями. Он посмотрел на Форда Префекта, который посмотрел на него и поднял брови.
– Забавно, знаете ли, – наконец сказал он, – но теперь, когда я рассказал эту историю тем, кто ее еще не слышал… Она вам не кажется странной, Номер Первый?
– Ээээээээээээ… – сказал Номер Первый.
– Ну ладно, – вдруг заторопился Форд. – Я вижу, вам теперь есть о чем поговорить, так что спасибо за выпивку, и если вы сможете нас высадить на первой подходящей планете…
– Видите ли, – сказал капитан, – это несколько затруднительно. Траекторию нам задали еще на Голгафринчаме. Я думаю, они сделали так отчасти потому, что я не в ладах с арифметикой…
– Вы хотите сказать, что мы застряли на этом корабле? – завопил Форд, внезапно потеряв терпение. – Когда же вы долетите до планеты, которую собираетесь колонизировать?
– Я думаю, мы почти прилетели, – ответил капитан, – с минуты на минуту прибудем. Наверно, мне пора выбираться из ванны. Жаль – мне так нравится сидеть в ванне.
– Значит, мы с минуты на минуту сядем? – спросил Артур.
– Ну, не совсем
сядем, не то чтобы
сядем… э-э…
– В чем дело? – резко спросил Форд.
– Дело в том, – сказал капитан, тщательно подбирая слова, – что, насколько я помню, в плане было предусмотрено, что мы там разобьемся.
– Разобьемся? – вскричали Форд и Артур.
– М… да, – произнес капитан. – По какой-то очень важной причине, но я точно не помню, по какой. Что-то вроде…
Форд взорвался.
– Да вы все просто безмозглые бесполезные бездельники! – завопил он.
– А, вспомнил! – радостно улыбнулся капитан. – Именно поэтому.
Глава 25
Вот что говорит Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом о планете Голгафринчам: это мир с богатой и полной легенд историей, обагренной и местами озелененной кровью тех, кто в разное время пытался завоевать ее. Это мир выжженной и голой земли, над которой несется знойный благоуханный ветер, подхватив ароматы благовонных ручьев, журчащих по раскаленным скалам, и утоляет жажду темных душистых лишайников, прячущихся под ними; это мир пылкого воображения, иногда даже больного воображения, особенно после употребления в пищу темных душистых лишайников; это мир неспешных рассуждений в тени тех деревьев, которые удается найти тем, кто не пробовал темных душистых лишайников; это мир железа, крови и героических деяний; мир тела и духа. Такой была его история.
Во всей его таинственной и темной истории самыми таинственными персонажами были, без сомнения, Великие Поэты Круга из Ариума. Поэты Круга обычно жили в хижинах на высокогорных перевалах, где устраивали засады на караваны зазевавшихся путников, брали их в круг, и забрасывали камнями.
А когда путники начинали молить их о пощаде, и просили отвязаться от них, и не надоедать людям этим дурацким времяпрепровождением, а вместо этого пойти и написать еще пару поэм, Поэты Круга внезапно останавливались, и принимались читать одну из семисот девяноста четырех Великих Песенных Книг Вассилиана. Это были песни необычайной красоты, и еще более необычайной длины, и все были написаны абсолютно на один и тот же сюжет.
Первая часть каждой песни рассказывала, как выехали однажды из славного города Вассилиана пять доблестных принцев на четырех конях. Принцы, которые, разумеется, отличались мужеством, рыцарством и мудростью, отправились в отдаленнейшие страны, и там сражались с ужасными великанами, беседовали с мудрейшими из мудрых, пили чай со всякими богами и спасали прекрасных чудовищ от кровожадных принцесс, а потом заявляли, что достигли просветления, и, таким образом, их странствия закончены.
Вторая часть каждой песни, которая была намного длиннее, чем первая, рассказывала о том, как они препирались, кто из них пойдет обратно пешком.
Но все это было в далеком-далеком прошлом. Правда, именно один из потомков Поэтов Круга придумал все эти жуткие истории о том, что Голгафринчам обречен, которые позволили голгафринчамцам избавиться от абсолютно бесполезной трети его населения. Остальные две трети и не думали улетать, а спокойно жили и вели богатую и счастливую жизнь до тех пор, пока не вымерли в результате вирусного заболевания, передающегося через грязные телефонные трубки.
Глава 26
Той же ночью корабль разбился на зелено-голубой планетке, которая вертелась вокруг желтой звезды, не привлекающей особого внимания, в захолустье, даже не занесенном на звездные карты, на самом конце Западного Завитка Галактики.
Те краткие часы, которые оставались до крушения, Форд Префект провел в яростной но безрезультатной борьбе с программой, заложенной в корабельный компьютер. Он почти сразу понял, что корабль был запрограммирован доставить своих полуживых пассажиров к их новому месту жительства, и разбиться так, чтобы его невозможно было починить.
Когда корабль, визжа и скрежеща, пробивался через атмосферу, с него сорвало почти все надстройки и наружную обшивку, а его бесславная посадка на брюхо прямо в трясину оставила пассажирам всего несколько часов на то, чтобы разморозить и выгнать груз, прежде чем Ковчег Б погрузился в болото, предварительно встав торчком, словно
Титаник.Стояла ночь, но в метеоритных вспышках, вызванных их полетом, было видно, как постепенно исчезают его останки.
В сером утреннем свете он испустил непристойный булькающий рев, и навсегда сгинул в вонючих глубинах.
Когда тем утром солнце поднялось в небеса, оно бросило свой водянистый свет на толпу рыдающих парикмахеров, инспекторов отделов кадров, фининспекторов и всех остальных, яростно прокладывающих себе дорогу сквозь толпу к сухим кочкам.
Менее ответственное солнце, наверно, сразу же опустилось бы обратно, но это продолжало свой путь, и через некоторое время его теплые лучи чуть-чуть согрели жалких дрожащих созданий.
Естественно, неисчислимое множество их собратьев затянуло той ночью в трясину, и, конечно, еще несколько миллионов утонули вместе с кораблем, но те, кто выжили, все равно исчислялись сотнями тысяч, и все они ползли к близлежащим холмам, пытаясь найти хотя бы метр сухой земли, чтобы упасть без сил и оправиться от кошмарных впечатлений этой ночи.
Двое, добравшись до холмов, не остановились, а пошли дальше.
Поднявшись на вершину, Форд Префект и Артур Дент смотрели на кошмарную картину, и не хотели себя считать ее частью.
– Грязную шуточку с ними сыграли, – пробормотал Артур.
Форд что-то нацарапал палочкой на земле и пожал плечами.
– Я бы сказал, остроумное решение проблемы, – заметил он.
– Почему люди не могут научиться жить вместе в мире и довольстве? – сказал Артур.
Форд громко и наигранно рассмеялся.
– Сорок два! – сказал он, злорадно ухмыляясь. – Нет, не подходит. Ладно, не обращай внимания.
Артур посмотрел на него так, словно Форд сошел с ума, и, не видя непосредственных доказательств обратного, понял, что вполне естественно было бы подумать, что именно это и произошло.
– Как ты думаешь, что их всех ждет? – спросил он немного погодя.
– В бесконечной Вселенной может случиться всякое, – ответил Форд. – Может быть, они даже выживут. Всякое бывает.
В глазах у него появилось странное выражение, когда он оглядел все кругом, и снова повернулся к картине бедствия внизу.
– Я думаю, некоторое время они протянут, – сказал он.
Артур взглянул на него.
– Почему? – спросил он.
Форд пожал плечами.
– Так, предчувствие, – сказал он, и отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
– Смотри, – сказал он.
Артур посмотрел. Внизу, среди лежащих и сидящих свежеразмороженных пассажиров двигалось перемазанное создание
– возможно, «шаталось» будет более верным словом. Оно что-то несло в руках. Шатаясь, оно размахивало этим чем-то так, словно было мертвецки пьяно. Через некоторое время оно бросило свое занятие и свалилось без сил.
Артур не понял, зачем Форду понадобилось указывать на него.
– Камера, – сказал Форд. – Он снимает исторический момент.
– Ладно, – сказал он через минуту. – Я отключаюсь.
Некоторое время он сидел молча.
Еще через некоторое время Артур подумал, что неплохо бы узнать, что это должно значить.
– Форд, когда ты говоришь, что отключаешься, что именно ты имеешь в виду? – спросил он.
– Хороший вопрос, – сказал Форд. – Это значит, что мне нужна полная тишина.
Глядя ему через плечо, Артур увидел, что он колдует над маленьким черным прибором. Форд уже объяснял Артуру, что такое суб-эфирный ощущатель, но Артур тогда просто кивнул головой, не обратил на это внимания, и благополучно забыл все объяснения. Для него Вселенная все еще делилась на две части – Землю и все остальное. Поскольку Земля была снесена для постройки гиперпространственной ветки, его мировоззение отличалось некоторой однобокостью, но Артур предпочитал однобокое мировоззрение окончательной потере связи со своей родной планетой. Суб-эфирный ощущатель, несомненно, относился к категории «всего остального».
– Пусто, как в бутылке из-под виски наутро после попойки,
– сказал Форд, тряся ощущатель.
Виски, подумал Артур, бездумно глядя на первобытный пейзаж вокруг, чего бы я сейчас не отдал за одну бутылку хорошего земного виски.
– Это ж надо, – горестно проговорил Форд, – ни одного сигнала на несколько световых лет вокруг этой несчастной бородавки! Ты меня слышишь?
– Что? – спросил Артур.
– Мы попали в беду, – объяснил Форд.
– Да? – не удивился Артур. Эта новость несколько устарела, подумал он.
– Пока ощущатель чего-нибудь не поймает, – сказал Форд,
– наши шансы покинуть эту планету равны нулю. Конечно, может быть, что какой-нибудь урод поставил магнитное поле вокруг планеты, чтобы отражать радиоволны – что значит, что нам нужно просто пойти и поискать в нем дыру, где прием возможен. Пошли?
Он поднял сумку, и направился к горизонту.
Артур посмотрел вниз. Оператор снова поднялся на ноги, и как раз успел поймать в кадр, как его коллега свалился без сил.
Артур сорвал травинку, и пошел за Фордом.
Глава 27
– Надеюсь, вы приятно поужинали? – спросил Зарнивуп, когда Зафод и Триллиан рематериализовались на мостике звездного корабля Золотое Сердце.
Зафод открыл глаза и сердито посмотрел на него.
– Ты! – проговорил он. Он, шатаясь, поднялся на ноги, и отправился на поиски кресла, в которое мог бы свалиться. Он нашел кресло и свалился в него.
– Я задал компьютеру невероятностные координаты цели нашего путешествия, – сказал Зарнивуп, – и мы очень скоро прибудем туда. А пока – почему бы вам не отдохнуть и приготовиться к встрече?
Зафод ничего не сказал. Он снова поднялся, и направился к бару, из которого вытащил бутылку дженкс-спирта. Не меньше полбутылки излилось в его левое горло.
– А когда ты получишь то, что тебе нужно, – заскрежетал зубами Зафод, – ты наконец, отвяжешься от меня? И я смогу заняться своими делами, и полежать на пляже, и все такое?
– Это зависит от исхода встречи, – ответил Зарнивуп.
– Зафод, кто этот человек? – слабым голосом спросила Триллиан, пытаясь подняться на ноги. – Что он делает на нашем корабле?
– Это очень глупый человек, – сказал Зафод, – которому очень хочется встретиться с тем, кто правит Вселенной.
– А, – сказала Триллиан, прикладываясь к бутылке, которую отняла у Зафода, – карьерист…
Глава 28
Главная проблема – вернее, одна из главных проблем, поскольку их несколько – одна из многих главных проблем с управлением людьми состоит в том, кого ты ставишь ими управлять; или, точнее, кому удается убедить людей позволить управлять ими.
Короче: всем известно, что те, кто больше всего
хотятуправлять людьми, именно по этой причине меньше всего годны для этого. Еще короче: любой, кто может убедить людей выбрать его Президентом, не должен ни под каким предлогом допускаться к этой работе. Совсем коротко: с людьми всегда проблемы.
И вот что получается в конце концов: всей череде Галактических Президентов доставляло такое большое удовольствие держать бразды правления, что они очень редко замечали, что на самом деле ничего они не держат.
А где-то в тени за их спинами – кто?
Кто может управлять, если никого, кто хочет управлять, нельзя и близко подпускать к управлению?
Глава 29
На маленькой уединенной планете, затерявшейся нигде-то в глубинах пространства – нигде-то, потому что она была защищена мощным невероятностным полем, ключ к которому был только у шестерых во всей этой галактике – шел дождь.
Уже несколько часов лило, как из ведра. Дождь взбивал в пену морскую гладь, молотил по листьям деревьев, и уже превратил полоску некогда сухой земли на берегу в грязевую ванну.
Дождь плясал и барабанил по рифленой жестяной крыши маленькой хижины, что стояла в середине полоски некогда сухой земли. Он размыл утоптанную тропинку от хижины к морю, и разбросал морские раковины, которые были сложены в аккуратные кучки вдоль этой тропинки.
Благодаря жестяной крыше, шум дождя внутри хижины превращался в оглушительный грохот, но ее обитатель не обращал на это почти никакого внимания, поскольку все его внимание было обращено на нечто другое.
Он был высок, неуклюж, сутул, и его светлые волосы были мокры, потому что крыша протекала. Одежда его изрядно поизносилась, а глаза, хотя и были открыты, казались закрытыми.
Вся обстановка хижины состояла из старого кресла с продавленным сиденьем, старого стола с исцарапанной крышкой, старого матраса, нескольких подушек, и маленькой, но теплой печурки.
Еще там был старый и словно бы потрепанный кот, и именно к нему было приковано внимание обитателя хижины. Он склонился над котом.
– Киса, киса… – сказал он, – кис-кис-кис… киса хочет рыбки? Вкусный кусочек рыбки… киса хочет кусочек?
Кот, казалось, колебался. Он снизошел до того, чтобы тронуть кусок рыбы, который протягивал ему хозяин, лапой, но сразу же заинтересовался комочком пыли на полу.
– Если киса не будет есть рыбку, киса похудеет и кисы больше не будет. Я думаю, – добавил хозяин с сомнением в голосе.
– Я думаю, что так оно и будет, – сказал он, – но можно ли быть в этом уверенным?
Он снова протянул рыбу.
– Подумай, киса, – сказал он, – будешь ты есть рыбу или нет. Я думаю, лучше мне не вмешиваться.
Он вздохнул.
– Я думаю, что рыба вкусная, но ведь я также думаю, что дождь мокрый, так что кто я такой, чтобы судить об этом?
Он оставил рыбу на полу около кота, и уселся в кресло.
– А, я, кажется, вижу, что ты ешь ее, – сказал он через некоторое время, когда кот исчерпал развлекательные возможности комочка пыли, и повернулся к рыбе.
– Мне нравится, что я вижу, что ты ешь рыбку, – сказал хозяин, – потому что мне кажется, что если ты не будешь ее есть, тебя больше не будет.
Он взял со стола листок бумаги и огрызок карандаша. Он взял листок в одну руку, а карандаш в другую, и попытался привести их во взаимодействие разными способами. Сначала он попробовал подержать карандаш под бумагой, потом над бумагой, потом рядом с бумагой. Он попровал завернуть карандаш в бумагу, потом потер о бумагу тупой конец карандаша, а потом потер о бумагу острый конец карандаша. На бумаге появилась линия, и он обрадовался этому открытию, как радовался ему каждый день. Он взял со стола другой листок бумаги. На нем был кроссворд. Он недолго смотрел на него, и вписал несколько ответов. Потом он потерял к кроссворду интерес.
Он попробовал посидеть на своей руке, и его заинтересовал тот факт, что в его ногах есть кости.
– Рыбу привозят издалека, – сказал он, – по крайней мере, так мне говорят. Или я только думаю, что так мне говорят. Когда они прилетают, или я думаю, что они прилетают в шести черных блестящих кораблях, ты тоже думаешь, что ты их видишь? Что ты тогда видишь, киса?
Он посмотрел на кота, который был гораздо более занят срочным поглощением рыбы, чем этими рассуждениями.
– А когда я слышу их вопросы, ты слышишь их вопросы? Что для тебя значат их голоса? Может быть, ты думаешь, что они просто поют тебе песенки.
Он поразмыслил над этим, и увидел в своих рассуждениях слабое место.
– Может быть, они поют тебе песенки, а мне просто кажется, что они задают мне вопросы, – сказал он.
Он помолчал. Иногда молчал несколько дней, просто чтобы выяснить, на что это похоже.
– Как ты думаешь, они приходили сегодня? – спросил он.
– Я думаю, да. На полу грязь, на столе сигареты и виски, на тарелке рыба для тебя, а в моей памяти – воспоминания о том, что они приходили. Конечно, я знаю, что это едва ли можно считать убедительным доказательством, но, в конце концов, других доказательств, кроме косвенных не бывает. Посмотри, что еще они мне оставили.
Он дотянулся до стола, и взял с него несколько предметов.
– Кроссворды, словари, и калькулятор.
Около часа он игрался с калькулятором. Кот тем временем заснул, а дождь снаружи не прекращался. Наконец, он отложил калькулятор.
– Я думаю, что, по всей вероятности, прав, думая, что они задают мне вопросы, – сказал он. – Приезжать издалека, и оставлять все это только ради того, чтобы спеть тебе песенку – довольно странное времяпрепровождение. Или мне так кажется. Кто знает, кто знает…
Он взял со стола сигарету и зажег ее от уголька из печки. Он глубоко затянулся и снова сел.
– Мне кажется, что я видел сегодня в небе другой корабль,
– сказал он после долгого молчания. – Большой белый корабль. Я еще никогда не видел большого белого корабля, только шесть черных. И шесть зеленых. Большого белого не было. Может быть, иногда шесть маленьких черных кораблей могут выглядеть как один большой белый. Может быть, мне хочется виски. Да, это кажется более вероятным.
Он встал и нашел стакан, который валялся на полу рядом с матрасом. Он налил в него виски и снова сел.
– Может быть, кто-то еще ко мне прилетел, – сказал он.
В ста метрах от хижины, омываемый потоками дождя, лежал звездный корабль Золотое Сердце.
Открылся люк, и из корабля вышли трое, прижавшись друг к другу, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от дождя.
– Туда? – Триллиан пришлось кричать, чтобы дождь не заглушил ее голос.
– Да, – сказал Зарнивуп.
– В эту развалюху?
– Да.
– Жуть, – сказал Зафод.
– Но этого места просто не может быть, – сказала Триллиан, – мы попали совсем не туда. Нельзя управлять Вселенной из хижины с жестяной крышей.
Они побежали под дождем, и прибежали к хижине насквозь промокшие. Они постучали. Их била дрожь.
Дверь открылась.
– Здравствуйте, – сказал хозяин.
– Э-э… извините, – сказал Зарнивуп. – У меня есть основания полагать…
– Это вы правите Вселенной? – выпалил Зафод.
Хозяин улыбнулся.
– Стараюсь этого не делать, – сказал он. – Вы промокли?
Зафод был сражен.
– Промокли? – завопил он. – Разве не видно, что мы промокли?
– Это видно мне, – ответил хозяин, – а что чувствуете при этом вы – совсем другое дело. Если вы полагаете, что в тепле вы обсохнете, вам лучше войти.
Они вошли.
Они оглядели крошечную хижину, Зарнивуп с легкой неприязнью, Триллиан с интересом, Зафод с восторгом.
– Э-э… – сказал Зафод, – как вас зовут?
Хозяин с сомнением поглядел на него.
– Не знаю. А почему вам кажется, что у меня должно быть имя? Мне кажется очень странным, что у облачка смутных ощущений должно быть имя.
Он предложил Триллиан сесть в кресло. Сам он сел на подлокотник, Зарнивуп, прямой, как палка, прислонился к столу, а Зафод улегся на матрас.
– Во! – сказал Зафод. – Средоточие власти!
И он почесал кота за ухом.
– Послушайте, – сказал Зарнивуп. – Я должен задать вам несколько вопросов.
– Пожалуйста, – мягко сказал хозяин, – можете спеть песенку моему коту, если хотите.
– Ему это понравится? – спросил Зафод.
– Лучше спросить у него, – ответил хозяин.
– Он умеет говорить? – удивился Зафод.
– Я не помню, чтобы он когда-либо говорил, – ответил хозяин, – но на меня полагаться не стоит.
Зарнивуп вытащил из кармана несколько листков.
– Итак, – начал он. – Вы правите Вселенной, верно?
– Откуда я могу знать? – сказал хозяин.
Зарнивуп что-то черкнул на одном из своих листков.
– Сколько вы этим занимаетесь?
– Это вопрос о прошлом, так ведь? – сказал хозяин.
Зарнивуп озадаченно посмотрел на него. Он не ожидал ничего подобного.
– Да, – сказал он.
– Откуда я могу знать, – сказал хозяин, – что прошлое
– это не выдумка, чтобы оправдать разрыв между моими непосредственными физическими ощущениями, и моими мыслями?
Зарнивуп уставился на хозяина. От его промокшей одежды пошел пар.
– Вы
такотвечаете на все вопросы?
Хозяин моментально ответил.
– Я говорю то, что мне приходит в голову, когда я думаю, что слышу, что кто-то что-то говорит. Большего я не могу сказать.
Зафод рассмеялся счастливым смехом.
– Я за это выпью, – сказал он, вытащил из кармана бутылку дженкс-спирта, приложился к ней, и передал бутылку правителю Вселенной, который с благодарностью принял ее.
– Молодец, властелин, – сказал Зафод. – Расскажи, на что это похоже.
– Нет, послушайте, – не отставал Зарнивуп, – к вам же прилетают? На кораблях…
– Думаю, да, – ответил хозяин. Он передал бутылку Триллиан.
– И они просят вас принять за них решения? О человеческих жизнях, о разных мирах, об экономике, о военной политике, обо всем, что просходит там, во Вселенной!
