Началось это так:
      В начале была создана Вселенная. Это у многих вызвало крайнее раздражение, и в основном рассматривалось как плохой ход.
      Многие народы верят, что она была создана каким-нибудь божеством, хотя, к примеру, джадравартиды с Вильтводля VI верят в то, что на самом деле всю Вселенную вычихнуло существо по имени Большой Зеленый Арклохват.
      Джатравартиды живут в постоянном страхе перед тем, что они называют Пришествием Большого Белого Платка. Это маленькие голубые создания, и у каждого из них пятьдесят рук, так что они – единственный народ во всей Вселенной, который изобрел дезодорант раньше колеса.
      Культ Большого Зеленого Арклохвата, однако, не получил большого распространения за пределами системы Вильтводля IV, и поэтому, а также потому, что Вселенная как была, так и остается полна загадок, поиск ответа не прекращается. Например, раса сверхразумных всеразмерных созданий построила себе однажды гигантский суперкомпьютер под названием Глубокомысленный, чтобы он раз и навсегда вычислить Ответ на Главный вопрос Жизни, Вселенной и всего Прочего.
      Семь с половиной миллионов лет Глубокомысленный считал и рассчитывал, и, наконец, объявил, что нашел ответ: «Сорок два», – и в результате пришлось строить еще один компьютер, еще больше, чтобы выяснить, какой же вопрос нужно задавать к этому ответу.
      И этот компьютер, который назвали Землей, был так велик, что его часто принимали за планету – особенно странные обезьяноподобные существа, бродившие по его корпусу, и даже не подозревавшие, что и они являются частью гигантского проекта.
      А вот это как раз очень странно, потому что если не принимать в расчет это очевиднейшее обстоятельство, то невозможно понять, почему все, что происходило на Земле, на первый взгляд не имело ни малейшего смысла.
      К сожалению, как перед завершающим аккордом – выводом данных – Земля была неожиданно разрушена вогенами для того, чтобы – так они, по крайней мере, говорили – освободить место для новой гиперпространственной дороги, так что все надежды на то, что смысл жизни будет наконец найден, рассеялись окончательно.
      Так, во всяком случае, казалось.
      Двое из этих странных обезьяноподобных существ выжили.
      Артур Дент смылся в самый последний момент, потому что его старый друг, Форд Префект, неожиданно оказался с маленькой планеты где-то в окрестностях Бетельгейзе, а не из Гилдфорда, как он говорил до этого; и, что гораздо важнее для нашей истории, он знал, как путешествовать на попутных летающих тарелках.
      Триция Макмиллан – она же Триллиан – скрылась с Земли на полгода раньше с Зафодом Библброксом, в то время Президентом Галактики.
      Только двое.
      Только они двое и остались от величайшего в истории эксперимента, целью которого было найти Главный Вопрос и Главный Ответ Жизни, Вселенной и Всего Такого.
      И вот между их кораблем, что лениво плыл сквозь чернильную пустоту космоса, и кораблем вогенов, что гнался за ними, осталось меньше полумиллиона километров.

      Как и все прочие вогенские корабли, этот корабль выглядел так, словно его не собрали на космической верфи, а наспех слепили в сарае на заднем дворе. Грязно-желтая броня покрывала все его отсеки, которые выпячивались из корпуса под самыми мерзкими углами, и это могло бы ухудшить внешний облик практически любого корабля; к данному случаю, это, впрочем, не относится. В небесах встречаются вещи еще отвратительнее, но это не подтверждено достоверными свидетельствами.
      Вообще говоря, если уж вам хочется посмотреть на что-либо более мерзопакостное, чем корабль вогенов, войдите в него и посмотрите на них самих. Но если у вас достанет ума, именно этого вы постараетесь не делать, потому что нормальный воген не станет семь раз отмерять, прежде чем сделает с вами что-нибудь настолько ужасное, что вы подумаете: «И надо же мне было появиться на свет!», или (если еще не окончательно потеряли способность соображать): «И надо же было этому вогену появиться на свет!»
      Впрочем, нормальный воген, возможно, и один раз не будет отмерять. Эти тупые, упрямые, угрюмые существа сначала делают, а потом думают, и последнее дается им с большим трудом. Изучение вогенской анатомии показывает, что изначально мозг вогена представлял собой жутко видоизменную, смещенную и страдающую коликами печень. Короче, самое лучшее, что можно о них сказать – они знают, чего им надо, а это значит – они всегда готовы сделать с кем-либо что-нибудь ужасное, и при малейшей возможности впасть в крайнее раздражение.
      А вот чего им не надо, и, соответственно, чего они недолюбливают – это оставлять работу недоделанной, особенно этот самый воген, и особенно – по разным причинам – эту работу. Этого вогена звали капитан Простетник Воген Джелц из Галактического Совета по Планированию Гиперпространства, и он был тем, кому поручили снос так называемой «планеты Земля».
      Он поворочался в своем неудобном, покрытом слизью кресле, повернулся в нем всем своим монументально отвратительным телом, и уставился на дисплей. На дисплее светилось изображение корабля Золотое Сердце.Простетнику Вогену Джелцу не было дела до того, что этот корабль, оснащенный двигателем бесконечной невероятности, был самым красивым в истории кораблем. Не было ему дела и до того, что создание этого двигателя было революцией в космическом кораблестроении. Соображения эстетики или технологической новизны были для него закрытой книгой; дай ему волю, и они стали бы закрытой, сожженной и глубоко закопанной книгой.
      Еще меньше для него значило, что на борту Золотого Сердцабыл Зафод Библброкс – бывший Президент Галактики. Что с того, что за ним и за украденным им кораблем охотилась вся полиция Галактики – вогену на это было глубоко наплевать.
      От Золотого Сердцаему нужно было совсем другое.
      Как уже говорилось, вогенам не чуждо взяточничество и коррупция – так же, как, скажем, морю не чужды волны. В полной мере это относится и к Простетнику Вогену Джелцу. Когда он слышал слова «расовое равенство» или «высокая мораль», он раздраженно сопел и доставал с полки словарь, и когда он слышал звон монет, особенно большого количества монет, он раздраженно сопел, доставал с полки свод законов и выбрасывал его в окно.
      Так неуклонно добиваясь полного разрушения Земли и всего, что на ней находилось, он несколько превышал свои профессиональные обязанности. Были даже определенные сомнения по поводу того, действительно ли собирались строить ту гиперпространственную ветку. Дело, правда, замяли.
      Воген удовлетворенно хмыкнул.
      – Компьютер, – прохрипел он, – соедини меня с моим личным мозгопатологом.
      Через несколько секунд на экране появилось лицо Гэга Хэлфрунта. Оно сияло улыбкой, типичной для лица человека, который знал, что между его лицом и лицом его собеседника-вогена – десять световых лет. Кроме того, к улыбке было подмешано еще чуть-чуть иронии. Хотя воген всегда говорил о Хэлфрунте как о «личном мозгопатологе», но чего нет – так уж нет, в данном случае медицине было просто не с чем работать, и на самом деле не воген платил Хэлфрунту за консультации, а наоборот, Хэлфрунт платил вогену кучу денег за разного рода самую грязную работу. Будучи одним из самых выдающихся и преуспевающих психиатров Галактики, он (а также другие психиатры его круга) готов был платить кучу денег, когда на карту, похоже, было поставлено все будущее психиатрической науки.
      – Ну что же, – сказал он, – здравствуйте, дорогой капитан. Как мы себя чувствуем?
      В разговоре с вогеном он позволял себе пренебречь своим приобретенным в результате долгой тренировки венским акцентом.
      Воген рассказал ему, что за последние несколько часов он почти наполовину сократил численность живых членов команды в порядке дисциплинарного взыскания.
      Хэлфрунт ни на мгновение не перестал улыбаться.
      – Ну и что? Вы знаете, мне кажется, это самое естественное поведение для вогена. Дать естественный и здоровый выход агрессивным наклонностям в актах бессмысленного насилия.
      – Вы всегда так говорите, – буркнул воген.
      – Ну и что? – повторил Хэлфрунт. – Мне кажется, это самое естественное поведение для психиатра. Отлично. Очевидно, мы оба сегодня в прекрасной умственной форме. А теперь скажите мне, что нового в нашем деле?
      – Мы засекли корабль.
      – Чудесно, – сказал Хэлфрунт, – просто чудесно! А экипаж?
      – Землянин там.
      – Великолепно! А…
      – Самка с той же планеты. Они последние.
      – Отлично, – Хэлфрунт сиял. – Кто еще?
      – Этот… Префект.
      – Ну и?
      – И Зафод Библброкс.
      Хэлфрунт на мгновение перестал улыбаться.
      – А, конечно, – сказал он. – Так я и думал. Увы, это очень печально.
      – Близкий друг? – осведомился воген, который где-то подцепил это выражение, и теперь решил ввернуть его в разговор.
      – Да нет, – ответил Хэлфрунт, – при том, чем я занимаюсь, я не завожу близких друзей.
      – А, – хрюкнул воген, – профессиональное отстранение.
      – Нет, – весело пояснил Хэлфрунт, – просто не умею.
      Он помолчал. Хотя губы его продолжали улыбаться, в глазах появилась озабоченность.
      – Просто Библброкс, понимаете ли, один из моих самых выгодных пациентов. У него такие проблемы с психикой, что можно только мечтать.
      Он еще поигрался с этой мыслью, прежде чем позволить ей удалиться.
      – И все же, – сказал он, – вы готовы выполнить задание?
      – Да.
      – Отлично. Немедленно уничтожить корабль.
      – А Библброкс?
      – Ну, – сказал Хэлфрунт, – что ж – Библброкс…
      И исчез с экрана.
      Капитан Воген Простетник Джелц нажал кнопку селектора и обратился к остаткам команды.
      – Атака, – сказал он.
 
      – В этот самый момент Зафод Библброкс страшно ругался в своей каюте. Два часа назад он заявил, что они быстренько заскочат перекусить в ресторан «Конец Вселенной», по поводу чего разругался с компьютером в пух и прах, и бросился в свою каюту, изрыгая проклятия и вопя, что рассчитает показатели невероятности столбиком.
      Благодаря своему невероятностному двигателю корабль Золотое Сердце был самым мощным и самым непредсказуемым кораблем в истории. Не было ничего такого, чего бы он не мог сделать, при единственном условии – если вы абсолютно точно знали, насколько именно невероятно то, чего вы пожелали.
      Зафод украл его, присутствуя на церемонии запуска в качества Президента Галактики. Он не знал зачем. Единственной причиной было то, что корабль ему понравился. Он не знал также, зачем он стал Президентом Галактики, кроме того, что, как ему казалось, в качестве Президента он будет вести легкую и приятную жизнь.
      Он точно знал, что есть и другие, более важные причины, но они были надежно похоронены в темных замкнутых отделах двух его мозгов. Ему бы очень хотелось, чтобы эти темные замкнутые отделы двух его мозгов исчезли, потому что иногда они вдруг раскрывались, и оттуда на свет появлялись странные мысли, шебуршились у него в мозгах и пытались отвлечь его от того, что он считал главным своим занятием – то есть от легкой и приятной жизни.
      В настоящий момент его жизнь не была ни легкой, ни приятной. Его терпение кончилось, и бумага тоже. К тому же он страшно проголодался.
      – Чтоб тебя в черную дыру затянуло! – завопил он.
      Именно в этот самый момент Форд Префект висел в воздухе. Виной тому была не неполадка в системе искусственной гравитации, но то, что он спускался по лифт-тоннелю из рубки к каютам экипажа корабля. Падать приходилось достаточно долго. Форд неловко приземлился, споткнулся, чуть не упал, бросился по коридору к каютам, – из-под ног у него вспорхнула стайка минироботов-уборщиков – на полном ходу с трудом свернул за угол, без стука ворвался к Зафоду, и, наконец, сообщил, что у него на уме.
      – Вогены, – сказал он.
      Незадолго до этого Артур Дент покинул свою каюту и отправился на поиски чая. В сей доблестный поход наш герой пустился без особой надежды на успех, ибо знал, что единственным источником горячих напитков на корабле было варварское устройство, нареченное своим создателем – корпорацией Сириус Кибернетикс – Питальником-Жаждоутолителем. И в прежних своих скитаниях Артуру приходилось сталкиваться с ним.
      Питальник-Жаждоутолитель утверждал, что предоставляет максимально широкий выбор напитков на любой вкус и обмен веществ для любого существа, которому вздумается использовать его по назначению. Однако при испытаниях он неизменно выдавал пластиковую чашку, полную жидкости, которая почти, но не совсем, абсолютно не походила на чай.
      Артур попытался что-то доказать жаждоутолителю.
      – Чай, – сказал он.
      – Поделись и Насладись, – ответил автомат и снабдил его очередной чашкой тошнотворной жидкости.
      Артур вылил ее в раковину.
      – Поделись и Насладись, – повторил автомат, и выдал еще одну чашку.
      «Поделись и Насладись» – это девиз Отдела рекламаций корпорации Сириус Кибернетикс, который благодаря своим деловым успехам разросся так, что теперь занимает большую часть суши трех среднего размера планет, и который является единственным отделом корпорации, приносящим ощутимый доход.
      Вы можете увидеть – точнее, могли увидеть – этот девиз, составленный из неоновых букв высотой в три мили, возле космопорта Отдела рекламаций на Эадраксе. К сожалению, эти буквы оказались настолько тяжелы, что вскоре после того, как их установили, грунт под ними провалился, и они примерно наполовину погрузились под землю, разрушив при этом кабинеты многих молодых и талантливых инспекторов по рекламациям – ныне покойных.
      Выступающие над землей половины букв на местном языке образуют надпись «А не пойти ли тебе подальше?..», и больше не светятся, за исключением особо крупных празднеств.
      Артур вылил шестую чашку жидкости.
      – Слушай, машина, – сказал он, – ты говоришь, что можешь синтезировать абсолютно любой напиток, так чего же ты подсовываешь мне одно и то же тошнотворное пойло?
      – Данные об обмене веществ и оптимальном вкусоощущении,
      – забурлил жаждоутолитель. – Поделись и Насладись.
      – Да у него отвратительный вкус!
      – Если вам понравился вкус этого напитка, – продолжал автомат, – почему бы не поделиться им с вашими друзьями?
      – Потому что я не хочу их потерять, – язвительно ответил Артур. – Попытайся понять то, что я тебе говорю. Этот напиток…
      – Этот напиток, – мягко продолжал жаждоутолитель, – был создан специально, чтобы удовлетворить вашим индивидуальным запросам и потребностям, как по вкусу, так и по питательности.
      – А, – сказал Артур, – так я, значит, мазохист на диете?
      – Поделись и Насладись.
      – Да заткнись ты!
      – Это все?
      Артур решил отказаться от своего благого намерения.
      – Да, – сказал он.
      Потом он решил: какого черта я должен от него отказываться?
      – Нет, – сказал он, – послушай, это же так просто… все, что мне надо – это чашка чаю. А ты мне ее сделаешь. Молчи и слушай.
      И он уселся перед жаждоутолителем. Он рассказал ему об Индии, он рассказал ему о Китае, рассказал о Цейлоне. Он рассказал ему о широких листьях, высушенных на солнце. Он рассказал о серебряных заварочных чайниках. Он рассказал о чаепитиях на лужайке летним вечером. Он рассказал жаждоутолителю о том, что сначала надо наливать в чашку молоко, и уже потом чай, чтобы молоко не свернулось, и даже изложил (правда, очень коротко) историю Ост-Индской Компании.
      – Вот оно что, – сказал жаждоутолитель, когда Артур замолчал.
      – Да, – сказал Артур, – вот чего я хочу.
      – Вам нужен вкус сухих листьев, обданных кипятком?
      – Ну… да. С молоком.
      – Выжатым из коровы?
      – Ну, я бы сказал по-другому…
      – Мне понадобится помощь, – вдруг деловито заявил автомат. Из его голоса исчезло жизнерадостное бульканье, зато появилась решительность.
      – Помогу, чем смогу, – сказал Артур.
      – Вы уже помогли, – сообщил ему жаждоутолитель.
      Он вызвал главный корабельный компьютер.
      – Всем привет! – первым делом заявил главный компьютер.
      Жаждоутолитель объяснил, что от него требуется, главному компьютеру. Тот подумал, объединил все свои логические цепи с системами жаждоутолителя, и они вместе погрузились в мрачное молчание.
      Артур посидел немного, подождал, но больше ничего не случилось.
      Он пнул жаждоутолитель ногой, и все равно ничего не случилось.
      В конце концов он сдался, и поднялся обратно в рубку.
 
      В пустынных глубинах космоса замер корабль Золотое Сердце. Вокруг него яркими точечками сверкала Галактика. К нему медленно подбирался отвратительный желтый вогенский крейсер.
 

      – Есть у кого-нибудь чайник? – спросил Артур, поднявшись в рубке, и удивился тому, что Триллиан кричит на компьютер, требуя, чтобы он ответил, Форд стучит кулаками по клавиатуре, Зафод лягает главный системный блок, а нечто отвратительное на вид, мерзкого желтого цвета, медленно увеличивается на экране внешнего обзора.
      Артур поставил на столик пустую чашку, которую держал в руках, и подошел к остальным.
      – Эй, – сказал он.
      В этот момент Зафод бросился к мраморному столику, из которого появилась панель управления обычными фотонными двигателями. Он что-то включил, выключил, переключил, и выругался. Фотонный двигатель передернулся и снова затих.
      – Что-нибудь не так? – спросил Артур.
      – Эй, все слышали, – пробормотал Зафод, тщетно пытаясь отыскать выключатель невероятностного полета, – обезьяна заговорила!
      Невероятностный двигатель передернулся, еще раз передернулся, и тоже отключился.
      – Войдешь в историю. – злобствовал Зафод, лягая Генератор Невероятности. – Говорящая обезьяна!
      – Если ты чем-то расстроен… – начал Артур.
      – Вогены! – оборвал его Форд. – Нас атакуют!
      Артур так и подскочил.
      – Так чем же вы занимаетесь? Надо сматываться!
      – Не можем! Компьютер подвис.
      – Подвис?
      – Он говорит, что вся его память занята. Корабль абсолютно неуправляем.
      Форд отошел от терминала, вытер пот со лба и прислонился к стене.
      – Мы ничего не можем сделать, – сказал он, уставился в пустоту и закусил губу.
      Еще когда Артур ходил в школу, задолго до гибели Земли, он играл в футбол. Футболистом он был весьма посредственным, и единственное, что ему хорошо удавалось в игре – это забивать мячи в свои ворота на важных матчах. Всякий раз, когда это случалось, он чувствовал странное покалывание, начинающееся с затылка, и медленно распространяющееся на щеки, а потом на лоб. Сейчас Артур ясно увидел большое футбольное поле и толпы маленьких мальчиков, которые размахивали руками и кричали ему что-то издевательское.
      Странное покалывание началось с затылка и медленно распространилось на щеки, а потом и на лоб.
      Он открыл рот, и снова закрыл его.
      Потом еще раз открыл, и опять закрыл.
      Наконец, ему удалось выдавить из себя какой-то звук.
      – Э-э, – сказал он, и откашлялся.
      – Скажите, – продолжил он, и это прозвучало настолько нервно, что все обернулись и уставились на него. Он взглянул на все увеличивающееся желтое нечто на экране внешнего обзора.
      – Скажите, – повторил он, – а компьютер объяснил, чем именно он занят? Мне просто интересно…
      Они не отрывали от Артура взглядов.
      Зафод протянул руку и сгреб его за воротник.
      – Что ты с ним сделал, Обезьян? – проговорил он сквозь зубы.
      – Да, в общем, ничего, – промямлил Артур. – Просто, кажется, некоторое время назад он пытался выяснить, как…
      – Ну?
      – Сделать мне чашку чаю.
      – Именно, ребята, – внезапно ожил компьютер, – уже почти разобрался с этой проблемой. У, это круто. Скоро буду с вами. – И он снова умолк, и его молчание по напряженности можно было сравнить только с молчанием Зафода, Форда и Триллиан, которые уставились на Артура.
      И, словно чтобы снять напряжение, вогены выбрали именно этот момент для начала обстрела.
 
      Внутри корабля все тряслось и грохотало. Снаружи защитное поле в дюйм толщиной героически пыталось противостоять обстрелу батареи 30-мега-в-ад-фотразонских пушек конструкции Наверняк-Умертвяка, но, судя по тому, как оно выглядело, долго продержаться оно не могло. Четыре минуты максимум, по мнению Форда Префекта.
      – Три минуты и пятьдесят секунд, – сказал он немного позже.
      – Сорок пять секунд, – добавил он еще немного позже. Он поигрался с бесполезными кнопками и взглянул на Артура. Взгляд его не был полон тепла и братской любви.
      – До смерти чаю захотелось, да? – спросил он. – Три минуты сорок секунд.
      – Да прекратишь ты? – рявкнул Зафод.
      – Да, – ответил Форд. – Через три минуты тридцать пять секунд.
 
      В рубке вогенского корабля озадаченно сидел Простетник Воген Джелц. Он ожидал погони, он ожидал будоражащей перестрелки, он ожидал, что ему придется применить специально установленный на его корабле недоцикличный кнорметрон, предназначенный для противодействия невероятностному полету Золотого Сердца. Но недоцикличный кнорметрон бездействовал, потому что противник просто висел в пустоте. Он висел в пустоте и безропотно сносил огонь 30-мега-в-ад-фотразонских пушек системы Наверняк-Умертвяка, а они стреляли непрерывно.
      Простетник Воген Джелц подумал, что может быть, это просто очень хитрая ловушка. Он еще раз самым внимательным образом просмотрел все данные, и не заметил никакой очень хитрой ловушки.
      Он, конечно, не знал про чай.
      И, конечно, он не знал, как именно пассажиры Золотого Сердца проводят свои последние три минуты и тридцать секунд.
 
      Как именно Зафоду в этот момент пришло в голову провести спиритический сеанс, он так и не понял.
      Видимо, загробный мир был просто у всех на уме, но скорее как нечто, чего следовало бы избежать, как нечто, навстречу чему нужно сделать еще один шаг.
      Возможно, тот ужас, который Зафод испытывал перед близким соединением со своими покойными родственниками натолкнул его на мысль, что они со своей стороны могут разделять его чувства и, что гораздо более важно, могут помочь отодвинуть эту встречу на некоторое время.
      А может быть, это была опять-таки одна из странных мыслей, что иногда появлялись на свет из темных отделов его мозгов, которые он сам неизвестно зачем замкнул накоротко, прежде чем стать Президентом Галактики.
      – Ты хочешь вызвать дух прадедушки? – пролепетал Форд.
      – Угу.
      – Именно сейчас?Все внутри корабля продолжало сотрясаться и грохотать. Становилось все жарче. Свет мерк – вся энергия, которая оставлась от приготовления чая, шла на поддержание тающего силового щита.
      – Да, – настаивал Зафод. – Я думаю, он сможет нам помочь.
      – Ты уверен, Зафод, что именно думаешь?Выбирай выражения.
      – А что еще ты можешь предложить?
      – Э-э, ну…
      – Именно. Давайте живее – вокруг пульта. Ну же! Триллиан, Обезьян, шевелитесь!
      Все сгрудились вокруг пульта, расселись, и, чувствуя себя исключительно глупо, взялись за руки. Зафод выключил свет третьей рукой.
      Корабль погрузился во тьму.
      Наверняк-Умертвяки продолжали вгрызаться в силовой щит.
      Зафод прошипел: – Сосредоточьтесь на его имени.
      – А как его звали? – спросил Артур.
      – Зафод Библброкс Четвертый.
      – Что?
      – Зафод Библброкс Четвертый. Сосредоточься!
      – Четвертый?
      – Угу. Я Зафод Библброкс, мой отец был Зафод Библброкс Второй, мой дед – Зафод Библброкс Третий…
      – Что?
      – Некачественный презерватив и неполадки в машине времени. Хватит болтать! Сосредотачивайся!
      – Три минуты, – сказал Форд.
      – А зачем, – спросил Артур, – мы это делаем?
      – Заткнись, а? – попросил Зафод.
      Триллиан ничего не сказала.Что уж тут говорить, подумала она.
      В рубке было совсем темно, если не считать двух тусклых красных огоньков в дальнем углу, где сидел Марвин, Андроид-Параноид, скорчившись, не обращая ни на кого, и не привлекая ничьего внимания – в собственном, весьма неприятном мире.
      Четверо склонилсь над пультом, тщетно пытаясь вытеснить из сознания жуткий грохот и содрогания корабля.
      Они сосредоточились.
      Еще сосредоточились.
      И еще сосредоточились.
      Проходили секунды.
      На лбах Зафода выступил пот, сначала от напряжения, потом от отчаяния, и, наконец, от стыда.
      Наконец он издал злобный вопль и хлопнул по выключателю.
      – А, я уже думал, что вы никогда не включите свет, – сказал голос. – Нет-нет, не так ярко, пожалуйста, глаза у меня уже не те, что были раньше.
      Всех четверых словно током ударило. Очень медленно пять голов повернулись, хотя их скальпы при этом явно пытались остаться на месте.
      – Ну. Кто беспокоит меня в этот час? – продолжало маленькое, ссохшееся, согбенное создание, стоящее под терновым кустом на дальнем конце мостика. Две его головки, на которых во все стороны торчали редкие седые пряди, на взгляд казались такими древними, что могли бы смутно помнить, скажем, рождение Галактики. Одна клевала носом, другая, прищурившись, смотрела прямо на них, и этот взгляд словно пронизывал их насквозь. Если глаза прадедушки были уже не те, что раньше, то раньше, по всей вероятности, они с успехом заменяли рентгеновский аппарат.
      Зафод, заикаясь, бормотал что-то невнятное. Он отвесил замысловатый двойной поклон – традиционное бетельгейское приветствие старшего члена семьи младшим.
      – Э-э,… у-у… привет, прадедушка, – выдохнул он наконец.
      Старикашка двинулся вперед. Он уставился на компанию вокруг пульта. Он поднял руку и костлявым пальцем указал на своего правнука.
      – А, – заявил он. – Зафод Библброкс. Последний из великого рода. Зафод Библброкс Никакой.
      – Первый!
      – Никакой!
      Зафод ненавидел этот голос. Ему всегда казалось, что больше всего он похож на то, как если бы ногтями скребли по черному стеклу в окне того, что он привык считать своей душой.
      Он съежился на стуле.
      – Да, конечно, – бормотал он, – да, прадедушка, прости меня за тот случай с цветами, я действительно хотел их послать, но понимаешь, венки в магазине только что кончились, и…
      – Ты забыл! – влепил ему Зафод Библброкс Четвертый.
      – Ну…
      – Вечно занят. И никогда не думаешь о других. Так же, как и все живые.
      – Две минуты, Зафод, – смятенно прошептал Форд.
      Зафод засуетился.
      – Ну хотел я их послать. И письмо прабабушке я тоже напишу, вот только выберусь из этой заварухи.
      – Прабабушке… – пробурчал старикашка себе под нос.
      – Угу, – сказал Зафод. – Кстати, как у нее дела? Знаешь что: я даже навещу ее. Но сначала нам нужно…
      – У твоей покойнойпрабабушки и у меня все очень хорошо, – отрезал Зафод Библброкс Четвертый.
      – У…
      – Если не считать того, что мы очень разочаровались в тебе, Зафик…
      – Э-э… ну… – Зафод чувствовал, что почему-то никак не может вырваться из-под влияния прадедушки, а то, что Форд тяжело дышал ему в затылок, напоминало, что последние секунды неумолимо бегут. Шум и содрогания корабля все возрастали. Лица Триллиан и Артура мертвенно белели в неярком свете.
      – Э-э, прадедушка…
      – Твое поведение вызвало у нас крайнее… неодобрение.
      – Да-да, только вот сейчас…
      – Если не сказать – отвращение!
      – Не мог бы ты выслушать…
      – И во что же ты превратишься, если будешь и дальше так себя вести?
      – В мишень для вогенского флота! – завопил Зафод. Это было преувеличение, но другого способа выбить старикашку из наезженной колеи он не видел.
      – И это не вызовет у меня ни малейшего удивления, – пожал плечами Зафод Библброкс Четвертый.
      – Только я в нее уже превратился, – правнука била крупная дрожь.
      Призрак прадедушки кивнул, взял чашку, принесенную Артуром, и с интересом оглядел ее.
      – Э-э… прадедушка…
      – Известно ли тебе, – сказал дух, пригвождая Зафода к месту суровым взглядом, – что орбита Бетельгейзе Пять приобрела очень-очень маленький эксцентриситет?
      Зафоду это не было известно, и вообще трудно было сосредоточиться на новых сведениях среди этих взрывов, содроганий, угрозы неминуемой смерти и так далее.
      – Э-э… ну и что? – сказал он.
      – И я теперь в гробу переворачиваюсь, – огрызнулся прадедушка. Он со стуком поставил чашку обратно, и снова указал на Зафода дрожащим узловатым пальцем.
      – По твоей вине! – взвизгнул он.
      – Минута тридцать, – пробормотал Форд и опустил голову на руки.
      – Послушай, прадедушка, так ты вообще-то можешь помочь? Нам…
      – Помочь? – воскликнул старик так, словно у него попросили горностаевую мантию.
      – Ну да, помочь… именно, и, в общем… прямо сейчас, потому что…
      – Помочь! – повторил старик так, словно у него попросили горностаевую мантию на пурпурной подкладке и с брабантскими кружевами. Во всяком случае, такое у него было выражение лица.
      – Ты шляешься по всей Галактике со своими… – прадедушка пренебрежительно махнул рукой, – малопочтенными друзьями, и времени, видите ли, у тебя не хватает даже на то, чтобы принести цветы мне на могилу, пусть даже и пластиковые – что с тебя возьмешь – так нет! Уж такой занятый! Такой современный! Такой рациональный – до тех пор, пока тебя не загонят в угол. Вот тут ты и вспоминаешь о предках в астрале!
      Он яростно кивнул левой головой – не настолько яростно, впрочем, чтобы разбудить правую, которая уже крепко заснула.
      – Не знаю, не знаю, Зафик, – продолжал он. – Боюсь, мне придется еще крепко подумать об этом.
      – Минута десять, – глухо сказал Форд.
      Зафод Библброкс Четвертый уставился на него.
      – Почему твой приятель все время что-то считает?
      – Он считает, – сказал Зафод, пытаясь говорить спокойно,
      – секунды, которые у нас остались.
      – А. Ко мне это, впрочем, не относится, – хмыкнул прадедушка, и двинулся дальше в обход рубки в поисках еще чего-нибудь, что можно повертеть в руках.
      Зафод почувствовал, что балансирует на грани безумия, и подумал: не лучше ли просто шагнуть через эту грань, и больше не мучиться?
      – Прадедушка, – сказал он. – Это относится к нам! Мы еще живы. Скоро этому конец.
      – И к лучшему!
      – Что?
      – А кому вообще нужна твоя жизнь? Когда я думаю о том, во что ты ее превратил, мне на ум неизменно приходят только слова «дерьмо собачье».
      – Но я был Президентом Галактики!
      – Ха! – заметил прадедушка. – Это что – работа для Библброкса?
      – Что? Единственный Президент во всей Галактике!
      – Тщеславный ультращенок.
      Зафода словно громом поразило.
      – Да в чем дело, приятель? То есть… прадедушка.
      Сгорбленная фигура прадедушки доковыляла до правнука и похлопала его по колену. При этом Зафод вспомнил, что прадедушка – всего лишь иллюзия, поскольку он ничего не почувствовал.
      – Ты знаешь и я знаю, что значит быть Президентом, Зафик. Ты знаешь, потому что был им, а я знаю, потому что умер. Это очень расширяет кругозор. У нас так говорят: «Потрать жизнь на то, чтобы прожить ее».
      – Угу, – горько сказал Зафод, – очень хорошо. Очень глубокая мысль. Вот сейчас я все брошу, и буду слушать твои афоризмы.
      – Пятьдесят секунд, – вздохнул Форд Префект.
      – На чем я остановился? – спросил прадедушка.
      – На душеспасительной беседе, – ответил Зафод.
      – Ах да.
      – А он действительно может нам помочь? – шепнул Зафоду Форд.
      – А кто еще может?
      Форд угрюмо кивнул.
      – Зафод! – продолжал прадедушка. – Ты стал Президентом Галактики не без причины. Ты помнишь эту причину?
      – А мы не можем отложить этот разговор?
      – Ты помнишь ее? – настаивал призрак.
      – Нет! Конечно, нет! И не могу помнить! Они же просвечивают мозги всем кандидатам! Если бы в моих мозгах увидели все эти идейки, меня бы тут же вышвырнули на улицу – и что бы у меня осталось? Персональная пенсия, штат секретарш, корабль последней модели и две открученные головы?
      – А, – удовлетворенно заметил призрак. – Так ты помнишь!
      Он помолчал.
      – Отлично, – сказал он, и стрельба прекратилась.
      – Сорок восемь секунд, – сказал Форд. Он взглянул на часы и постучал по ним. Потом он посмотрел вокруг.
      – Стрельба прекратилась, – сказал он.
      Злорадство засветилось в прищуренных глазках прадедушки.
      – Я на минуту приостановил время, – сказал он, – всего на минуту, сам понимаешь. Я не могу допустить, чтобы ты пропустил то, что я собираюсь сказать.
      – Нет, это ты меня послушай, старый всезнайка, – Зафод вскочил на ноги. – А: Спасибо за то, что тормознул время, это просто здорово, и вообще круто, но – Б: Никакого спасиба за проповедь, понятно? Я не знаю, что такое великое я должен совершить, и похоже на то, что и не должен знать. И мне это очень не нравится, понятно?
      Тот, старый я – он знал. Для него это было важно. Только настолько важно, что тот, старый я стал копаться у себя в мозгах – у меня в мозгах – и отключил те куски, которые знали, и которым это было важно. Потому что если бы я знал, что это важно, я бы не смог это сделать. Я бы не смог вдруг стать Президентом, и я бы не смог украсть этот корабль, что, должно быть, очень важно.
      Но тот, прежний я покончил с собой, когда копался в моих мозгах. Ну так что же – он сам так решил. Этот, новый я имеет право решать сам, и вот так уж странно совпало – это значит, что он может не обращать внимания на эти проблемы, в чем бы они там ни были. Этого он хотел, это и получил.
      Только тот, старый я попытался не потерять контроля и оставил мне указания в отсеченных кусках. А я не хочу их знать, и не хочу их слушать. Вот мой выбор. Не желаю быть ничьей марионеткой, тем более своей собственной!
      Зафод сопровождал свои слова яростными ударами по пульту, не обращая внимания ни на кого вокруг.
      – Старый я умер, – вопил он, – покончил с собой! Нечего мертвецам шляться вокруг, и вмешиваться в дела живых!
      – И поэтому, когда тебя приперли к стенке, ты зовешь на помощь меня, – заметил призрак.
      – Э-э, – сказал Зафод, и сел. – Это же другое дело, правда?
      Он попытался улыбнуться Триллиан.
      – Зафод, – в голосе призрака появились металлические нотки. – Похоже, я трачу на тебя время только потому, что после того, как я умер, мне больше не на что его тратить.
      – Ладно, – сказал Зафод, – тогда скажи мне, в чем секрет. Ну, давай.
      – Зафод, когда ты был Президентом Галактики, ты прекрасно понял, как это понял и Юден Вранкс до тебя, что Президент – ничто. Прикрытие. А в тени за ним скрывается другой человек, или существо, или нечто, наделенное высшей властью. И этого человека, или существо, или нечто, ты должен найти – того, кто правит этой Галактикой, и – мы подозреваем – может быть, всей Вселенной.
      – Зачем?
      – Зачем? – воскликнул призрак. – Зачем? Да оглянись вокруг, сынок, разве похоже, что она в хороших руках?
      – В нормальных.
      Престарелый призрак уставился на Зафода.
      – Не буду спорить. Ты просто отведешь этот корабль, этот оснащенный невероятностным полетом корабль туда, где он нужен. Ты сделаешь это. И не думай, что можешь избежать уготовленного тебе. Тобой управляет поле невероятноси, и из него тебе не выбраться. Это что?
      Он постучал пальцем по одному из терминалов Эдди – Корабельного Компьютера. Зафод объяснил.
      – Что он делает?
      – Чай, – ответил Зафод с неподражаемым спокойствием.
      – Отлично, – сказал прадедушка. – Это я одобряю. Так вот, Зафод, – он повернулся и погрозил ему пальцем, – я не знаю, способен ли ты успешно завершить это начинание. Думаю, ты не сможешь этого избежать. Однако я слишком давно умер, и слишком устал, чтобы это играло для меня такое же значение, как раньше. Главная причина, по которой я тебе сейчас помогаю – мне отвратительна мысль, что ты и твои современные друзья будут и дальше здесь ошиваться. Понятно?
      – Понятно, большое спасибо.
      – Хорошо. Да! Зафод!
      – Ну что?
      – Если ты опять попадешь в переплет, если тебя опять загонят в угол, если у тебя не будет другого выхода…
      – Ну?
      – Будь уверен – мы обязательно не придем на помощь.
      И через секунду с узловатых пальцев прадедушки сорвалась молния, ударила в компьютер, призрак исчез, рубка наполнилась клубами дыми, и корабль Золотое Сердце оказался неизвестно где и неизвестно когда.
 

      В десяти световых годах от того места, где только что был корабль Золотое Сердце, Гэг Хэлфрунт улыбнулся еще на несколько градусов шире. На экране, соединенном напрямую с рубкой вогенского крейсера, рассеивались клубы дыма, в которых исчез корабль Золотое Сердце вместе со всеми пассажирами.
      Хорошо, подумал он.
      Конец этим землянам, чудом спасшимся с планеты Земля, разрушенной по моему заказу, подумал он.
      Полный конец этому опасному (с точки зрения психиатрии) и извращенному (с ее же точки зрения) эксперименту по нахождению Вопроса к Главному Ответу Жизни, Вселенной и Всего Такого, подумал он.
      По этому поводу мы с коллегами сегодня устроим вечеринку, а утром снова начнем прием наших несчастных, нервных, и очень прибыльных пациентов, и будем чувствовать себя в полной безопасности, потому что смысл жизни теперь уже не будет раз и навсегда найден, подумал он.
 
      – Всегда неудобно себя чувствуешь при чужих семейных ссорах, – сказал Форд Зафоду, когда дым рассеялся.
      Он подождал ответа, потом огляделся.
      – Где Зафод? – спросил он.
      Артур и Триллиан тоже огляделись вокруг. Они были бледны, крупно дрожали, и не знали, где Зафод.
      – Марвин, где Зафод? – спросил Форд.
      Секундой позже он спросил:
      – А где Марвин?
      Угол, где сидел робот, был пуст.
      На корабле царила полная тишина.
      Пространство вокруг было плотным и черным. Время от времени корабль раскачивался и подпрыгивал. Ни один прибор не работал. Ни один экран обзора не показывал ровным счетом ничего.
      Они обратились к компьютеру. Тот сказал:
      – К сожалению, все мои каналы связи временно перекрыты. А пока немного легкой музыки.
      Легкую музыку они выключили.
      Они обыскали каждый уголок корабля со все возрастаюшим удивлением, потом с тревогой. Повсюду стояла мертвая тишина. Нигде не было ни следа Зафода или Марвина.
      Одним из последних уголков корабля была маленькая каюта, где размещался жаждоутолитель. В окошечке жаждоутолителя, на маленьком подносе, стояли три чашечки китайского фарфора, молочница китайского фарфора, и серебряный чайник, полный самого лучшего чая, который только доводилось пробовать Артуру. Еще там стояла маленькая картонная табличка, на которой было напечатано: ЖДИТЕ!
 

      Некоторые считают, что Бета Малой Медведицы (или ММ Бета, как ее называют ее обитатели) – одно из самых ужасных мест во всей известной Вселенной.
      Хотя это мучительно богатое и отвратительно солнечное место, хотя в нем больше ужасающе интересного народа, чем зерен в гранате, вряд ли можно оставить без внимания тот факт, что, когда недавно в журнале Пентстарпоявилась статья под огромным заголовком «Если вы устали от ММ Беты – вы устали от жизни», уровень самоубийств там подскочил вчетверо за одну ночь.
      Хотя вообще говоря, ночей на ММ Бете нет.
      Она расположена в Западной зоне, и благодаря необъяснимому и даже слегка подозрительному извращению топографии она почти вся состоит из субтропических побережий. Благодаря столь же подозрительному извращению темпоральной релястатики на ней почти всегда субботний вечер как раз перед закрытием баров на пляже.
      Никакого разумного объяснения этому не было предложено ни инопланетными исследователями, ни представителями главной формы жизни на ММ Бете. Большую часть своей жизни последние проводят, стараясь достичь духовного просветления. С этой целью они бегают вокруг бассейнов, и приглашают следователей из Галактической Гео-Темпоральной контрольной комиссии на «маленькую суточную аномалию».
      На ММ Бете всего один город, да и тот считается городом только потому, что бассейны там расположены несколько чаще, чем где-нибудь еще.
      Если вы подлетаете к Городу Света – а больше вы никак туда не попадете; если вы не умеете летать, считают горожане, вам нечего делать в Городе Света – вы сразу понимаете, почему его так назвали. Солнце здесь светит ярче всего, и его свет играет на глади бассейнов, сверкает на белых мостовых обсаженных пальмами бульваров, с высоты вашего полета кажущихся узкими, как ниточки, скачет по здоровым бронзовым бусинкам, скользящим по ниточкам туда-сюда, падает на крыши вилл, на аэростоянки, пляжные бары, и так далее.
      И особенно он сосредоточивается на одном здании – высоком красивом здании из двух белых тридцатиэтажных башен, поверху соединенных переходом.
      В этом здании родилась и растет книга. Оно было построено на доходы необычайной судебной тяжбы об авторских правах между издательством этой книги и компании, производящей готовые завтраки.
      Эта книга – путеводитель, справочник для путешественников.
      Это одна из самых замечательных книг, и наверняка самая удачная книга из всех, выпущенных огромной издательской корпорации Малой Медведицы – она более популярна, чем «Жизнь начинается в пятьсот шестьдесят», раскупается лучше, чем «Теория Большого Траха – личное мнение» Зекидонии Галлумтитс (трехгрудой проститутки с Эротикона Шесть), и вызывает больше споров, чем последний супербестселлер Уулона Коллуфида «Все, что вы никогда не хотели знать о сексе, но с чем вас заставили познакомиться».
      (А для многих цивилизаций Восточного Завитка Галактики, не столь церемонных, эта книга уже с успехом заменила многотомную Encyclopaedia Galacticaи стала общепринятым сводом всех знаний, поскольку, хотя в ней и встречаются сведения неверные, или, по меньшей мере, дико неточные (а многого в ней вообще недостает), но зато у нее есть два больших преимущества по сравнению с Encyclopaedia,рассчитанной в основном на любителей пешего туризма. Во-первых, она дешевле; а во-вторых, на обложке у нее большими веселыми буквами напечатан дружеский совет: НЕ ПАНИКУЙ!) Разумеется, это именно тот неоценимый спутник для тех, кто желает увидеть чудеса известной Вселенной меньше чем за тридцать альтаирских долларов в день – Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом.Если вы встанете спиной к главному входу в редакцию Путеводителя(будем считать, что вы уже приземлились и быстренько приняли душ), а потом пойдете на запад, вы пройдете под сенью листвы Бульвара Жизни, восхититесь бледно-золотым цветом песка на пляжах слева от вас, поразитесь пси-серферам, беззаботно скользящим в полуметре над волнами так, словно в этом нет ничего необычного. Потом у вас непременно вызовет удивление, а еще через некоторое время и раздражение аллея гигантских пальм, которые стоят и тихонько напевают что-то абсолютно лишенное мелодии себе под нос (если можно говорить о носе у гигантской пальмы) каждый вечер, иными словами, постоянно.
      Если затем вы дойдете до конца Бульвара Жизни, вы пересечете границу Лаламатины – района, где сосредоточены лавки, заросли ореховых деревьев и небольших бистро. ММ-бетийцы приходят сюда отдохнуть после тяжелого послеобеденного отдыха на пляже. Лаламатина – один из тех весьма немногочисленных районов города, которые лишены удовольствий вечного субботнего вечера. Вместо этого они наслаждаются прохладой вечной ночи с субботы на Если бы в этот самый день, вечер, неопределенный временной промежуток между ними – нужное выберите сами – вы завернули бы во второе бистро справа, вы бы увидели там обычную толкотню, то есть болтающих ММ-бетийцев, пьющих ММ-бетийцев, тщательно отдыхающих ММ-бетийцев, и ММ-бетийцев, время от времени поглядывающих на часы, чтобы показать всем, какие они дорогие.
      Еще вы увидели бы там пару весьма неопрятных с виду попутников с Алгола, которые только что прибыли налегке, просидев несколько суток в трюме арктурского мегатанкера. Они были злы, и озадачены тем, что здесь, в виду самой редакции Галактического Путеводителя,стакан самого обычного фруктового сока стоит больше шестидесяти долларов.
      – Сговорились, – горько сказал один из них.
      Если бы в этот момент вы перевели взгляд на соседний столик, вы бы увидели Зафода Библброкса, сидящего там с видом крайнего изумления.
      Причиной его изумления было то, что пятью секундами раньше он сидел в рубке Золотого Сердца.
      – Точно сговорились, – повторил тот же голос.
      Зафод, не поворачивая голов, осторожно скосил глаза на двух оборванных попутников за соседним столиком. Где, черт побери, он находится? Как он сюда попал? Где его корабль? Он пощупал подлокотники кресла, в котором сидел. Они казались достаточно материальными. Зафод решил пока не двигаться с места.
      – Как они только могут сидеть и писать Путеводитель для попутников в таком месте? – продолжал голос. – Я говорю: ты только посмотри! Посмотри!
      Зафод посмотрел. Хорошее местечко, подумал он. Но где? И как?
      Он порылся в карманах и вытащил две пары солнечных очков. В том же кармане оказался твердый, гладкий, и абсолютно незнакомый ему предмет из очень твердого металла. Он вытащил его из кармана и осмотрел. Он выпятил левую нижнюю губу. Где я его взял? – подумал он. Он положил его обратно в карман и надел очки, которые, отметил он с неудовольствием, поцарапались об этот предмет. Все равно, когда они были одеты, он чувствовал себя намного увереннее. Это была двойная пара Жу-Жантских суперхромных противоугрозных очков. Они разработаны специально, чтобы помочь людям легче относиться к любым грозящим им опасностям. При первом же признаке беды они чернеют и становятся абсолютно непрозрачными, и для вас, таким образом, исчезают все причины волноваться.
      Если не считать царапины, линзы были чистыми и прозрачными. Зафод успокоился, но далеко не совсем.
      Попутник за соседним столиком продолжал свой раздраженный монолог, вертя в руках стакан с чудовищно дорогим фруктовым соком.
      – Самое плохое, что случилось с Путеводителем,когда они переехали на ММ-Бету, – ворчал он, – они сдвинулись на компьютерах. Знаешь, я даже слышал, что у них в какой-то комнате есть целая электронно смоделированная Вселенная, чтобы днем можно было ездить в экспедиции, а после работы еще успевать на вечеринки. Если, конечно, день и вечер здесь что-то значат.
      Бета Малой Медведицы, подумал Зафод. По крайней мере, теперь он знал, где находится. Видимо, это было дело рук прадедушки, но зачем?
      К большому неудовольствию Зафода, в его мозгах зашевелилась мысль. Она была очень ясной и очень определенной, а он уже научился сразу узнавать такие мысли. Он инстинктивно сопротивлялся им. Это были инструкции, заложенные в темные части его мозгов.
      Он уселся поудобнее и изо всех сил постарался не обращать на эту мысль внимания. Она не отставала. Он не обращал на нее внимания. Она не отставала. Он не обращал на нее внимания. Она не отставала. Он сдался.
      Какого черта, подумал он, лучше плыть по течению. Он слишком устал, вымотался, и проголодался, чтобы сопротивляться. И даже не знал, что это была за мысль.

      – Алло? Да? Издательство Мегадуду, выпустившее Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом , абсолютно самую замечательную книгу во всей известной Вселенной, к вашим услугам, – сказало большое розовокрылое насекомое, сняв трубку одного из семидесяти телефонов на своем огромном столе в вестибюле оффиса Путеводителя. Его надкрылья затрепетали, и оно закатило глаза. Оно не желало видеть всех этих обносившихся клиентов, шастающих туда-сюда, оставляя грязные следы на коврах и мебели. Ему нравилось работать в конторе Галактического Путеводителя для Путешествующих Автостопом, единственное, что ему мешало – это те, кто им пользовался. Вроде бы они должны шастать туда-сюда в грязных космопортах, разве нет? К сожалению, большинство из них, казалось, стремилось именно в контору Путеводителяи шастали туда-сюда в этом чистеньком уютном вестибюле сразу после того, как они шастали туда-сюда в неимоверно грязных космопортах. И единственное, чем они занимались – жаловались. Надкрылья снова задрожали.
      – Что? – сказало насекомое в трубку. – Да, ваше сообщение передано мистеру Зарнивупу. К сожалению, в данный момент он удаляется от дел. Он вылетел в межгалактическую командировку.
      Оно помахало ветвистым щупальцем перед носом одного из оборванцев, который раздраженно пытался привлечь его внимание. Ветвистое щупальце отослало раздраженного оборванца к вывеске на стене слева, чтобы он не вмешивался в важный телефонный разговор.
      – Да, – сказало насекомое, – он в своем кабинете, но он в межгалактической командировке. Большое спасибо, что позвонили. – Оно бросило трубку.
      – Читайте, – сказало оно сердитому оборванцу, который пытался пожаловаться на одно особенно двусмысленно опасное место в книге.
       Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом– незаменимый спутник для тех, кто твердо намерен найти смысл жизни в бесконечно сложной и загадочной Вселенной, поскольку, хотя нельзя полностью рассчитывать на то, что он окажется полезным во всех случаях, он, во всяком случае, успокаивает тем, что там, где в нем есть неточности, это уж точноопределенные неточности. Если он особенно сильно расходится с реальностью, значит, что-то не в порядке именно с ней.
      Это и было вкратце сформулировано в вывеске, на которую указывало ветвистое щупальце: НеточностиПутеводителя точно определены. Неточности реальности – нет.Это, кстати, приводило к интересным последствиям. К примеру, когда редакторов Путеводителяпривлекли к суду семьи погибших в результате невнимательного прочтения не очень точной статьи о планете Трааль (там было сказано: В Траальском Национальном заповеднике туристы могут угоститься излюбленным местным блюдом – мозгом прожорного заглотозаверавместо В Траальском Национальном заповеднике туристы могут угостить излюбленным местным блюдом – мозгом – прожорного заглотозавера ), редакторы заявили, что первый вариант предложения более приемлем с эстетической точки зрения, прибегли к услугам квалифицированного поэта, который под присягой показал, что Красота есть Истина, а Истина
      – Красота, и этим надеялись доказать, что виновная сторона в данном процессе – сама Жизнь, равно отрицающая как Истину, так и Красоту. Судьи прислушались к этому мнению, и в заключительной речи вынесли решение, согласно которому Жизнь, за неуважение к суду, была законодательно отнята у всех присутствующих, после чего отправились играть в ультрагольф.
      В вестибюль вошел Зафод Библброкс и облокотился на стол насекомого.
      – Ладно, – сказал он. – Где Зарнивуп? Мне нужен Зарнивуп.
      – Простите, сэр? – холодно сказало насекомое. Ему не нравилось, когда к нему обращались таким образом.
      – Зарнивуп. Давай Зарнивупа. Ясно? Сию же минуту.
      – Прекрасно, сэр, – процедило насекомое. Температура опустилась до абсолютного нуля. – если только вы немного успокоитесь, остынете, расслабитесь, присядете…
      – Слушай, ты, – сказал Зафод, – Вот у меня где ваше спокойствие, понятно? Я остыл настолько, что во мне кусок мяса месяц не протухнет. И так расслабился, что если присяду, меня можно будет собирать из-под стула совочком, ясно? Ну что, дошло или врезать?
      – Видите ли, сэр,если вы позволите мне объяснить,
      – сказало насекомое, самым ветвистым щупальцем нетерпеливо барабаня по столу, – в данный момент это невозможно, потому что мистер Зарнивуп сейчас в межгалактической командировке.
      Черт, подумал Зафод.
      – Когда он вернется? – спросил он.
      – Вернется? Он в своем кабинете.
      Зафод закрыл глаза и попытался собраться с мыслями. Ему удалось собраться только с одной, а именно с той, на которую он пытался не обращать внимания. Он снова открыл глаза.
      – Этот тип в межгалактической командировке… в своем кабинете? – Он наклонился вперед, и схватил ветвистое щупальце.
      – Слушай, трехглазка, – сказал он. – Ты меня удивить даже не пытайся. Мне к завтраку подают такое, чего ты не выдумаешь, даже если с натуги лопнешь.
      – Да ты кто такой, родной мой? – завопило насекомое, яростно трепеща надкрыльями, – Зафод Библброкс, что ли?
      – Головы посчитай, – сквозь зубы процедил Зафод.
      Насекомое захлопало глазами. Взглянуло еще раз, и снова захлопало глазами.
      – Так вы действительноЗафод Библброкс? – взвизгнуло оно.
      – Во-во, – сказал Зафод. – Только громко не кричи, а то придется делиться со всеми.
 
      – Тот Зафод Библброкс?
      – Да нет, просто какой-тоЗафод Библброкс. Ты что, не знаешь, что меня сейчас выпускают пачками по шесть штук?
      Насекомое возбужденно захлопало крыльями.
      – Но сэр, про вас только что говорили по суб-эфиру. Сказали, что вы погибли…
      – Ну да, погиб, – ответил Зафод. – Только еще не перестал двигаться. Ладно. Где найти Зарнивупа?
      – Его кабинет на пятнадцатом этаже, но, сэр…
      – Но он в межгалактической командировке, ладно, ладно, как туда попасть?
      – Корпорация Сириус Кибернетикс только что установила нам Вертикальные Транспортеры Персонала. Вон в том углу. Но, сэр…
      Зафод уже бросился в дальний угол, но повернулся.
      – Что еще? – спросил он.
      – Могу ли я узнать, зачем вам нужен мистер Зарнивуп?
      – Можешь, – сказал Зафод, хотя сильно в этом сомневался.
      – Я сказал себе, что мне нужно найти Зарнивупа.
      – Простите, сэр?
      Зафод облокотился о стол, и заговорщически подмигнул.
      – Я только что материализовался ниоткуда в одном из ваших баров после того, как меня отчитал призрак прадедушки. И только я здесь оказался, мой прежний я, тот, который обработал мне мозги, влезает мне в голову, и говорит: «Отправляйся к Зарнивупу». Я о нем даже и не слышал никогда. Вот все, что я знаю. Это, и еще то, что должен найти человека, который правит Вселенной.
      И он еще раз подмигнул.
      – Мистер Библброкс, – пораженно прошептало насекомое, – вы такой шизнутый, что вам самое место в кино.
      – Угу, – сказал Зафод, и похлопал насекомое по блестящему розовому крылышку, – а тебе – самое место в реальной жизни.
      Насекомое некоторое время смотрело ему вслед, потом оправилось от изумления, и протянуло щупальце к очередному трезвонившему аппарату.
      Его задержала металлическая рука.
      – Извините, – сказал тот, кому она принадлежала, голосом, при звуке которого более чувствительное насекомое тут же бы разрыдалось.
      Это насекомое было менее чувствительным, и оно терпеть не могло роботов.
      – Слушаю вас, сэр,
      – отрезало оно, – могу я чем-нибудь помочь?
      – Думаю, нет, – сказал Марвин.
      – В таком случае, если позволите… – Теперь звонило уже шесть телефонов. Миллион проблем ждало, пока насекомое обратит на них внимание.
      – Никто не может помочь мне. – Марвин продолжал свой бесконечный монолог.
      – Да, сэр, итак…
      – Впрочем, никто особенно и не пытался, конечно. – Рука Марвина бессильно опустилась, и безнадежно повисла. Его голова чуть-чуть наклонилась вперед.
      – Неужели, – без тени сожаления сказало насекомое.
      – Навряд ли стоит тратить чье-либо время на ущербного робота, правда?
      – Простите, сэр, но…
      – В том смысле, что можно ли что-то получить с того, что пожалеешь или поможешь роботу, если у него нет даже цепей благодарности…
      – А у вас их нет? – спросило насекомое, которому никак не приходил в голову способ закончить этот разговор.
      – Ни разу не представилось случая выяснить, – объяснил Марвин.
      – Слушай, ты, несчастная куча бесполезного железа…
      – Вы не собираетесь спросить меня, что мне нужно?
      Насекомое закрыло рот. Потом оно раздраженно открыло его, высунулся длинный тонкий язык, облизал глаза, и снова исчез.
      – А стоитли спрашивать?
      – А что вообще стоит делать? – немедленно отреагировал Марвин.
 
      – Что… тебе… нужно?
      – Я кое-кого разыскиваю.
      – Кого же? – прошипело насекомое.
      – Зафода Библброкса, – ответил Марвин. – Вон он стоит.
      Насекомого затрясло. Оно едва могло говорить.
      – Так какого же черта ты меня спрашиваешь? – завопило оно.
      – Просто хотелось с кем-нибудь поговорить.
      – Что?
      – Разве это не вызывает сочувствия?
      Скрежеща моторчиками, Марвин повернулся и тронулся в сторону. Он догнал Зафода, когда тот подходил к лифтам. Зафод обернулся с выражение крайнего удивления.
      – Марвин? – сказал он. – Марвин! Как ты сюда попал?
      Марвину пришлось сказать нечто для него абсолютно несвойственное.
      – Я не знаю, – сказал он.
      – Но…
      – Вот я сижу в вашем корабле в плохом настроении, а вот я вдруг стою здесь, и настроение у меня – хуже некуда. Я так думаю, поле невероятности.
      – А, – сказал Зафод. – Тебя, наверное, прадедушка послал сюда, чтобы ты составил мне компанию.
      – Вот спасибо, прадедушка, – пробурчал он себе под нос.
      – Ну так как ты? – сказал он вслух.
      – Прекрасно, – ответил Марвин, – если вам нравится мое общество. Мне, надо сказать, нет.
      – Да-да, – сказал Зафод, и дверь лифта открылась.
      – Здравствуйте, – слащаво сказал лифт. – В вашей поездке на любой этаж, какой пожелаете, я буду вашим лифтом. Меня разработала корпорация Сириус Кибернетикс, чтобы я доставил гостей Галактического Путеводителя для Путешествующих Автостопомна нужный им этаж. Если вам понравится поездка, которая будет быстрой и приятной, вам, возможно, захочется опробовать и другие лифты, которые только что установили в конторе Галактического налогового управления, компании детского питания Бэбилу, и Сириусской государственной психиатрической лечебницы, где многие бывшие работники корпорации Сириус Кибернетикс с радостью встретят вас, если вы пожелаете их навестить, пожалеть, и рассказать, что новенького в большом мире.
      – Короче, – сказал Зафод, входя внутрь, – кроме болтовни, что ты еще умеешь?
      – Я могу ехать вверх, – ответил лифт, – или вниз.
      – Отлично, – сказал Зафод, – мы едем вверх.
      – Вниз тоже, – напомнил лифт.
      – Ладно, понял, вверх, пожалуйста.
      Лифт помолчал.
      – Внизу тоже очень красиво, – с надеждой в голосе проговорил он.
      – Да?
      – Очень-очень.
      – Ладно, – повторил Зафод. – Может, теперь наверх поедем?
      – Могу ли я осведомиться, – вопросил лифт наисладчайшим голосом, – обдумали ли вы все те возможности, которые могут осуществиться внизу?
      Зафод постучал правым лбом по стенке кабины. Мне это не нужно, подумал он, из всего, что есть на свете, мне это нужно меньше всего. Он не просил переносить его сюда. Если бы в этот момент его спросили, где он хочет быть, он бы, наверное, ответил, что хотел бы лежать на пляже в окружении полусотни красоток и небольшой группы экспертов по новым способам ублаготворения Зафода Библброкса полусотней красоток. Так он отвечал обычно. Сейчас он добавил бы к этому что-нибудь трогательное насчет еды.
      Вот уж чем он не хотел сейчас заниматься, так это розысками человека, который правит Вселенной, то есть делает именно то, что может прекрасно продолжать делать и дальше, потому что если бы он перестал делать это, за это взялся бы кто-нибудь другой. А больше всего ему не хотелось стоять в вестибюле и спорить с лифтом.
      – Какие еще возможности? – устало спросил он.
      – Ну, – голос тек, словно мед по печенью, – там подвал, фильмохранилище, центральное отопление… э-э…
      Лифт замолчал.
      – Ничего особенного, – наконец признал он, – но, во всяком случае, есть выбор.
      – Святой Зарквон, – пробормотал Зафод, – неужели я когда-нибудь просило встрече с лифтом-экзистенциалистом?
      Он ударил кулаком в стенку кабины.
      – В чем дело с этой штукой?
      – Он не хочет ехать вверх, – вмешался Марвин. – Мне кажется, он боится.
      – Боится? Чего? Высоты? Лифт, который боится высоты?
      – Нет, – несчастным голосом сказал лифт, – будущего…
 
      – Будущего?
      – завопил Зафод. – Что нужно этой дряни? Персональную пенсию?
      В этот момент в вестибюле позади началось что-то жуткое. Из всех стен вдруг послышался гул неожиданно заработавших механизмов.
      – Мы все можем видеть будущее, – в голосе лифта звучало нечто похожее на ужас. – Это входит в нашу программу.
      Зафод выглянул наружу. Перед лифтами собралась возбужденная толпа. Все размахивали руками и что-то кричали.
      Все лифты в здании очень быстро опускались.
      Зафод нырнул обратно.
      – Марвин, – сказал он. – Ты можешь заставить этот лифт подняться на тридцатый этаж? Мы должны встретиться с Зарнивупом.
      – Зачем? – траурно спросил Марвин.
      – Не знаю, – ответил Зафод. – Но когда я его найду, пусть лучше подберет действительно важную причину, по которой я должен его найти.
 
      Современные лифты – странные и сложные создания. Древняя помесь электрической лебедки и кабины «Грузоподъемность 4 человека» относится к Счастливому Вертикальному Транспортеру Персонала корпорации Сириус Кибернетикс примерно так же, как банка парижской зелени относится к общенациональной экологической демонстрации в защиту вымирающего прожорного заглотозавера.
      Это потому, что они работают на любопытном принципе «расфокусированного темпорального восприятия». Другими словами, они обладают способностью смутно видеть непосредственное будущее, что, по идее, дает лифту способность приехать к вам на этаж еще до того, как вы решили, что он вам нужен, и, таким образом, устраняет изнурительные временные промежутки, в которые приходится ждать лифт, курить, болтать со старыми и заводить новых друзей.
      Отнюдь не противоестественно, что многие лифты, наделенные разумом и способностью предвидеть будущее, впали в состояние жуткой депрессии от того, что им приходилось заниматься бессмыссленной ездой вверх-вниз, вверх-вниз, попробовали ехать в сторону, в порядке экзистенциального протеста потребовали участия в процессе принятия решений, и, наконец, предались тому, что ворчливо дулись на все и вся в подвалах.
      Промотавшийся попутник, попавший на любую планету системы Сириуса, в настоящее время может без труда заработать тем, что наймется в психоаналитики к комплексующему лифту.
 
      На пятнадцатом этаже лифт поспешно открыл двери.
      – Пятнадцатый этаж, – сказал он, – и запомните, я это сделал только потому, что мне понравился ваш робот.
      Зафод и Марвин вылетели из лифта, который немедленно захлопнул двери и рухнул вниз со всей скоростью, на которую был способен.
      Зафод устало огляделся. Коридор был пустынен и тих, и не давал никаких ключей к тому, где может быть Зарнивуп. Все двери были закрыты, и на них вообще не было табличек.
      Зафод и Марвин стояли почти у перехода между башнями. Яркое солнце ММ Беты светило сквозь окно, и в его квадратных лучах плясали мелкие пылинки. Мимо окна скользнула тень.
      – Брошен в опасности лифтом, – пробормотал Зафод, которому сейчас меньше всего хотелось прыгать от радости.
      Они оба стояли и смотрели в обе стороны.
      – Знаешь что? – спросил у Марвина Зафод.
      – Больше, чем ты можешь вообразить.
      – Я абсолютно уверен, что это здание не должно трястись,
      – сказал Зафод.
      Его ступни чувствовали легкую вибрацию. Пылинки на свету заплясали яростнее. Мимо окна скользнула еще одна тень.
      Зафод поглядел на пол.
      – Или, – в голосе его звучало сомнение, – они установили какую-нибудь вибросистему для повышения мышечного тонуса во время работы, или…
      Он подошел к окну и вдруг споткнулся, потому что в этот момент его Жу-Жантские суперхромные противоугрозные очки вдруг стали абсолютно черными. Большая тень с резким свистом пронеслась мимо окна.
      Зафод сорвал очки, и в этот момент все здание затряслось и наполнилось грохотом. Он прыгнул к окну.
      – Или, – сказал он, – это здание бомбят!
      И снова в уши ударил жуткий грохот.
      – Кому, черт побери, в голову придет бомбить издательство? – спросил Зафод, но не услышал ответа Марвина, потому что в этот момент здание снова содрогнулось. Он попытался пробраться обратно к лифту, что, конечно, не имело смысла, но было единственным, что пришло ему в голову.
      Вдруг в конце коридора, который шел под прямым углом к тому, где в данный момент находились Зафод и Марвин, открылась дверь, и из нее появилась фигура. Фигура увидела Зафода.
      – Это Библброкс! – закричала она.
      Зафод с недоверием присмотрелся к нему. Еще одна бомба угодила в небоскреб.
      – Черта с два! – крикнул он. – ЭтоБиблброкс! А ты кто?
      – Друг! – крикнула в ответ фигура. Она побежала к Зафоду.
      – Неужто? – усомнился Зафод. – Чей-то определенный друг, или просто вообще хорошо относишься к людям?
      Фигура бежала по коридору, и пол под ее ногами вспучивался, словно полотенце, под которым бегает мышь. Она была невысокого роста, коренастая, крепкая, а ее костюм выглядел так, словно его дважды переслали из одного конца Галактики в другой, забыв предварительно вынуть из него хозяина.
      – Ты знаешь, – крикнул Зафод, – что вашу контору бомбят?
      Новоявленный друг кивнул.
      Внезапно стемнело. Зафод оглянулся, и у него отвисла челюсть: он увидел в окне огромный, похожий на слизняка защитного цвета, космический корабль. Корабль скрылся за углом здания, и показались еще два.
      – Правительство, которое ты ограбил, нашло тебя, Зафод,
      – прошипел Зафоду в ухо незнакомец, – и выслало эскадру жабулонских эсминцев.
      – Жабулонских эсминцев! – пролепетал Зафод.
      – Уяснил?
      – Что такое жабулонские эсминцы? – Зафод точно слышал что-то о них, будучи Президентом, но тогда он обращал мало внимания на государственные дела.
      Незнакомец втащил его в какую-то комнату. С ушераздирающим визгом небольшой черный предмет, похожий на паука, пронесся по коридору и исчез за углом.
      – Это что? – прошипел Зафод.
      – Жабулонский кибер-скаут класса А. Он ищет тебя, – объяснил незнакомец.
      – Неужто?
      – Пригнись!
      С другого конца коридора прилетел еще один черный, похожий на паука предмет, только побольше. Он скрылся за углом с ушераздирающим свистом.
      – А это?
      – Жабулонский кибер-скаут класса Б. Он тоже ищет тебя.
      – А этот?
      – Жабулонский кибер-скаут класса В, и тоже ищет тебя.
      – Не сказать, чтобы эти роботы отличались сообразительностью, а? – усмехнулся Зафод.
      Из перехода донесся низкий гул. Гигантская черная тень приближалась к ним со стороны другой башни. Формой и размерами она напоминала танк.
      – Фотон милостивый, а это что?
      – Танк, – ответил незнакомец. – Жабулонский кибер-скаут класса Г. Он пришел за тобой.
      – Может, лучше смыться?
      – Думаю, да.
      – Марвин!
      – Что вам угодно?
      Марвин поднялся с кучи мусора поодаль и уставился на них.
      – Видишь того робота?
      Марвин поглядел на огромную черную тень, приближающуюся по проходу. Потом он взглянул на свой тщедушный корпус. Потом он снова взглянул на танк.
      – Вы, наверное, хотите, чтобы я его задержал? – спросил он.
      – Именно.
      – А вы будете спасать свою шкуру.
      – Вот-вот, – сказал Зафод. – Давай скорей сюда!
      – Я здесь стою, – ответил Марвин, – и не могу иначе.
      Незнакомец потянул Зафода за рукав, и они побежали по коридору.
      Тут Зафоду пришло в голову, что он не знает, куда они бегут.
      – Куда бежим? – спросил он.
      – В кабинет Зарнивупа.
      – Делать мне больше нечего, кроме как являться в назначенное время.
      – Пошли скорей.

      Марвин стоял в конце перехода. В общем-то, он не был таким уж маленьким. Его серебристый корпус сиял в пыльных лучах, и мелко трясся из-за непрекращающейся бомбовой атаки.
      Тем не менее, по сравнению с громадным черным танком, который затормозил перед ним, он выглядел жалостно тщедушным. Танк выдвинул зонд, тронул плечо Марвина, и втянул зонд обратно.
      Марвин не двинулся с места.
      – Уйди с дороги, киберок, – прорычал танк.
      – Боюсь, – сказал Марвин, – что меня здесь оставили, чтобы остановить тебя.
      Зонд снова выдвинулся и снова произвел экспресс-анализ.
      – Тебя? Остановить меня? – проревел танк. – Не заливай!
      – Это правда, – сказал Марвин.
      – А какое у тебя оружие? – не поверил танк.
      – Угадай, – сказал Марвин.
      Двигатели танка зажужжали, шарниры заскрежетали. Электрончики в глубинах его микромозга смятенно забегали взад-вперед.
      – Угадать? – сказал танк.
 
      Зафод и так и не представившийся незнакомец миновали один коридор, свернули в другой, в третий. Здание продолжало трястись и раскачиваться. Это немало удивляло Зафода. Если они хотели просто стереть контору Путеводителяс лица ММ-Беты, то почему не сделать этого сразу?
      Спотыкаясь, они добрались до очередной из ряда абсолютно одинаковых, лишенных табличек, дверей, и вместе навалились на нее. Она неожиданно открылась, и они влетели внутрь.
      И это все? – подумал Зафод. Все это беспокойство, все это нележание-на-пляже-беспечно-проводя-время, и зачем? Чтобы увидеть пустой кабинет, в котором стоял всего один стол, всего один стул, и на столе – всего одна грязная пепельница? Если не считать пепельницы, веселого хоровода пылинок, и всего одного, но зато замечательного новизной технологического решения, зажима для бумаг, на столе больше ничего не было.
      – Где Зарнивуп? – спросил Зафод. Он чувствовал, что как он ни старается удержать то, что с ним происходит, под контролем, ему это не удается.
      – Он в межгалактической командировке, – ответил незнакомец.
      Зафод внимательно оглядел незнакомца, чтобы составить о нем более полное мнение. Серьезный человек, подумал он, не какой-нибудь там любитель шуточек. Наверно, он немалую часть своего времени отводит на то, чтобы бегать по рушащимся коридорам, вышибать двери, и говорить загадками в пустых кабинетах.
      – Позволь представиться, – сказал незнакомец. – Меня зовут Руста. А вот мое полотенце.
      – Привет, Руста, – сказал Зафод.
      – Привет, полотенце, – добавил он, увидев, что Руста показывает ему не первой свежести полотенце с большими цветами. Зафод не знал, что с ним делать, и поэтому пожал один из его углов.
      За окном снова пролетел один из огромных, похожих на слизняков защитного цвета, кораблей.
 
      – Ну, давай, – сказал Марвин огромному танку. – Все равно не угадаешь.
      – Э-э… ммм… – сказал танк, вибрируя от необычного напряжения мысли. – Лазеры?
      Марвин печально покачал головой.
      – Нет, – почти инфразвуком пробормотал танк. – Слишком очевидно. Аннигиляция?
      – Еще очевиднее, – заметил Марвин.
      – Ну да, – обескураженно проговорил танк. – Э-э… может, электронный хлыст?
      Марвин о таком не слышал.
      – Это что? – спросил он.
      – Вот, смотри, – обрадовался танк.
      Из его башни выдвинулся острый стержень и выплюнул короткую молнию. Стена позади Марвина всхлипнула и рассыпалась в пыль. Пыль горестно заметалась и успокоилась.
      – Нет, – сказал Марвин. – Не то.
      – А вообще-то хорошая штука, правда?
      – Очень хорошая, – согласился Марвин.
      Еще подумав, жабулонский кибер-скаут класса Г заявил:
      – Я знаю. Ты, наверно, вооружен новым кзантическим деструктуронным рестабилизированным зенон-эмиттером?
      – Тоже ведь хорошая штука? – сказал Марвин.
      – Так вот чем ты вооружен! – протянул танк с нескрываемым почтением.
      – Нет, – сказал Марвин.
      – Да? – озадаченно спросил танк. – …тогда, наверно…
      – Ты исходишь из неверных предпосылок, – заметил Марвин.
      – Не берешь в расчет кое-что основополагающее в отношениях между людьми и роботами.
      – Ну да, точно, – рассеянно отозвался танк, – тогда…
      И он снова погрузился в молчание.
      – Подумай получше, – намекнул Марвин, – они оставили меня, обычного ущербного робота, чтобы я остановил тебя, гигантскую тяжелую боевую машину, а сами сбежали. Как ты думаешь, что они мне оставили?
      – Ну… э-э… – озабоченно бурчал танк. – Я бы сказал, что-нибудь жутко разрушительное.
      – Он бы сказал! – Марвин уставился на танк. – Сказал бы, конечно. Ладно, хочешь, скажу, что они мне оставили, чтобы защищаться?
      – Конечно, – боязливо ответил танк.
      – Ничего, – сказал Марвин.
      Наступила зловещая тишина.
      – Ничего? – взревел танк.
      – Совсем ничего, – скорбно ответил Марвин, – даже электрической зубочистки.
      Танк затрясло от ярости.
      – Эх, электрон твою! – взревел он. – Ничего себе, а? У них что, совсем котелок не варит?
      – И вот он я, – тихо продолжал Марвин, – а диоды в левом боку так ноют…
      – Ничего себе! – ревел танк. – Это уж ни в плюс, ни в минус не лезет!
      – Точно, – прочувствованно сказал Марвин.
      – Ух, держите меня шестеро! – ревел танк. – Сейчас все разнесу!
      Электронный хлыст выплюнул еще одну молнию, и стены, у которой стоял танк, не стало.
      – Как ты думаешь, легко у меня на душе? – горько сказал Марвин.
      – Смылись, значит, а тебя оставили? – гремел танк.
      – Да, – сказал Марвин.
      – А вот и потолок к чертям порушу! – громыхал танк.
      Потолка тоже не стало.
      – Впечатляет, – заметил Марвин.
      – Смотри дальше, – бушевал танк. – Был пол и нету!
      И пола тоже не стало.
      – Черт побери! – взревел танк, рухнул на тридцать этажей вниз, и разлетелся на мелкие кусочки.
      – От его глупости я снова впадаю в депрессию, – сказал Марвин и поковылял дальше по коридору.

      – Ну так что, будем здесь просто сидеть и ждать? – раздраженно спросил Зафод. – Что нужно этим парням?
      – Им нужен ты, Библброкс, – сказал Руста. – Они отвезут тебя на Жабулон – самый наиужасный мир во всей Галактике.
      – Да? – сказал Зафод. – Сначала им придется схватить тебя.
      – Они уже схватили тебя, – сказал Руста, – выгляни в окно.
      Зафод выглянул, и обе его челюсти отвисли.
      – Они уносят город! – завопил он. – Куда они его тащат?
      – Они уносят нашу контору, – сказал Руста, – мы летим.
      Мимо окна проплыло облако.
      Теперь Зафод увидел, что темно-зеленые жабулонские эсминцы взяли в кольцо контору Путеводителяи прочно держат ее в сети силовых лучей. Они поднимались вместе с небоскребом.
      Зафод воздел руки к приближающемуся небу.
      – Что я такого сделал? – воскликнул он. – Стоило мне зайти в дверь, и они уносят всю контору!
      – Им неважно, что ты такого сделал, – сказал Руста. – Им важно, что ты сделаешь.
      – А моим мнением они не интересуются?
      – Может, когда-то и интересовались, только это было много лет назад. Держись крепче. Лететь недолго, но будет сильно трясти.
      – Если мне удастся когда-нибудь себя встретить, – сказал Зафод, – я себе так врежу, что даже не пойму, чем это меня стукнули.
      Марвин появился в дверях, с укором взглянул на Зафода, опустился на пол в углу, и отключился.
 
      На мостике Золотого Сердца было тихо. Артур задумчиво сидел перед откидным столиком. Он почувствовал на себе вопросительный взгляд Триллиан, посмотрел на нее и снова уставился перед собой.
      Наконец до него дошло.
      Он взял четыре маленьких пластиковых квадратика и выложил их на доску, которая лежала между ним и Триллиан.
      На квадратиках были написаны буквы «Р», «О», «С», и «К». Артур выложил их рядом с буквами «О», «Ш», и «Ь».
      – Роскошь, – сказал он, – и все слово умножается на три. Боюсь, я выигрываю.
      Корабль дернулся, и фишки в который раз перемешались.
      Триллиан вздохнула, и принялась укладывать их на место.
      Пустые коридоры эхом отзывались на шаги Форда Префекта. Он бродил по кораблю и наугад нажимал на кнопки, пытаясь оживить бездействующие приборы.
      Почему корабль время от времени дергается? – думал он.
      Почему его качает, как во время нейтронной бури?
      Почему они не могут выяснить, где находятся?
      И вообще, где они находятся?
      Левая башня конторы Путеводителямчалась в межзвездной пустоте со скоростью, которую ни до, ни после этого не развивал ни один небоскреб во всей Вселенной. По одной из его комнат разъяренно метался Зафод.
      Руста сидел на краю стола и проводил профилактический осмотр полотенца.
      – Куда, ты говоришь, мы летим? – повернулся Зафод к Русте.
      – На Жабулон, – ответил Руста, – самое наиужаснейшее место во Вселенной.
      – А поесть там дадут?
      – Поесть!? Ты летишь на Жабулон, и спрашиваешь, дадут ли там поесть!?
      – Если я не поем, я могу и не долететь до Жабулона.
      Из окна не было видно ничего, кроме переливающейся сети силовых лучей, и мутно-зеленых пятен, которые, по всей вероятности, были жабулонскими эсминцами. На такой скорости пространство было невидимо, да и не существовало.
      – На, попробуй, – Руста протянул Зафоду полотенце.
      Зафод уставился на него так, словно ожидал, что во лбу у Русты откроется маленькая дверца, и оттуда высунется кукушка на пружинке.
      – Оно пропитано питательными веществами, – объяснил Руста.
      – А аккуратно есть ты не умеешь? – спросил Зафод.
      – Желтые полосы – белок, зеленые – витамины В и С, розовые цветочки – пюре из проросшей пшеницы.
      Зафод взял полотенце и принялся его рассматривать.
      – А красные пятна? – спросил он.
      – Кетчуп. Если мне вдруг надоест пюре из пшеницы.
      Зафод с сомнением понюхал полотенце.
      С еще большим сомнением он пососал один из углов, сразу же сплюнул и скорчил гримасу.
      – Тьфу, – заявил он.
      – Да, – сказал Руста. – Когда мне в рот попадает этот угол, мне приходится пососать немного и другой.
      – Зачем? – с подозрением в голосе спросил Зафод. – Он-то чем пропитан?
      – Анти-депрессантами, – сказал Руста.
      – Короче, я завязал с этим полотенцем, – сказал Зафод и отдал его Русте.
      Руста взял полотенце, спрыгнул со стола, обогнул его, и уселся в кресло, положив ноги на стол.
      – Библброкс, – сказал он и заложил руки за голову. – Ты догадываешься, зачем они везут тебя на Жабулон?
      – Они собираются покормить меня? – с надеждой в голосе спросил Библброкс.
      – Они собираются скормить тебя, – сказал Руста, – Тотально-Воззренческому Вихрю.
      Зафод никогда о нем не слышал. Он считал, что слышал о всех приятных местах в Галактике, следовательно, заключил он, Тотально-Воззренческий Вихрь таким местом не был. Он спросил у Русты, что это такое.
      – Всего-навсего, – сказал Руста, – самая жуткая психическая пытка для любого разумного создания.
      Зафод отрешенно кивнул головой.
      – Ясно, – сказал он. – И никакой еды?
      – Слушай, – сказал Руста. – Ты можешь убить человека, уничтожить его тело, сломать его дух, но только Тотально-Воззренческий Вихрь способен обратить в ничто его душу! Сам процесс занимает несколько секунд, но его последствия необратимы!
      – А ты пробовал когда-нибудь Всегалактический «Мозгобойный»? – резко спросил Зафод.
      – Это намного хуже.
      – Мда! – протянул Зафод. Это произвело на него сильное впечатление.
      – А ты догадываешься, зачем они хотят проделать это со мной? – спросил он через несколько секунд.
      – Они считают, что это самый лучший способ покончить с тобой раз и навсегда. Они знают, чего ты ищешь.
      – А они не могут сказать об этом и мне заодно?
      – Ты сам знаешь, Библброкс, – сказал Руста. Ты прекрасно знаешь. Ты хочешь встретить человека, который правит Вселенной.
      – А готовить он умеет? – спросил Зафод. Потом подумал немного и добавил:
      – Сомневаюсь. Если бы он умел прилично готовить, ему было бы наплевать на остальную Вселенную. Кого я хочу встретить, так это повара.
      Руста тяжело вздохнул.
      – А ты вообще что здесь делаешь? – потребовал ответа Зафод. – Ты-то как в это влип?
      – Просто я тоже планировал все это, вместе с Зарнивупом, вместе с Юденом Вранксом, вместе с твоим прадедушкой, вместе с тобой, Библброкс.
      – Со мной?
      – Да, с тобой. Мне говорили, что ты изменился. Я только не представлял себе, насколько.
      – Но…
      – А здесь я, чтобы сделать одно дело. Я его сделаю, прежде чем расстаться с тобой.
      – Что это за дело?
      – Я его сделаю, прежде чем расстаться с тобой.
      Руста погрузился в непробиваемое молчание.
      Чему Зафод был страшно рад.
 

      Воздух на второй планете системы Жабулона был затхлым и недружелюбным.
      Сырые ветры постоянно дули над гладью соляных равнин, высохшими трясинами, спутанными гниющими кустами и развалинами городов. Ничто не двигалось на поверхности планеты. Почва, как и на многих других планетах в этой части галактики, оставалась бесплодной.
      Ветер выл, словно последний одинокий волк, проносясь сквозь пустые окна разваливающихся домов в городах; он выл, словно самый последний одинокий волк, огибая основания высоких черных башен, что торчали тут и там под разными углами к земле. На этих башнях гнездились большие, неопрятные, дурно пахнущие птицы – единственное, что осталось от цивилизации, когда-то здесь обитавшей.
      Но словно самый последний из всех последних одиноких волков, ветер выл, когда он приближался к месту, которое торчало, словно бородавка, в середине огромного серого пустыря на окраине самого большого из покинутых городов.
      Эта бородавка была именно тем, что заставило всех считать эту планету самым наиужаснейшим местом во всей Галактике. Снаружи это был просто стальной купол метров десяти в диаметре. Изнутри это было нечто более чудовищное, чем можно себе представить.
      Метрах в тридцати или около того от него было нечто вроде посадочной площадки. Она была отделена от купола полосой невообразимо бесплодной земли, а по ее поверхности были разбросаны обломки двух или трех десятков свалившихся с большой высоты зданий.
      И вокруг этих зданий витал разум, разум, ожидающий, что что-то случится.
      Его внимание обратилось в небо, и вскоре там появилась далекая искорка, окруженная кольцом искорок поменьше.
      Искорка побольше была левой башней небоскреба, в котором раньше размещалась контора Галактического Путеводителя для Путешествующих Автостопом. Она опускалась на поверхность второй планеты системы Жабулона.
      Когда она уже была достаточно близко, Руста внезапно прервал долгое молчание.
      Он встал, и убрал полотенце в сумку. Он сказал:
      – Библброкс, теперь я сделаю то, что был послан сделать.
      Зафод взглянул на него из угла, где сидел рядом с Марвином, и предавался тем же размышлениям, что и Андроид-Параноид.
      – Ну? – сказал он.
      – Здание вскоре приземлится. Когда ты будешь из него выходить, не выходи через дверь. Выйди через окно, – сказал Руста.
      – Желаю удачи, – добавил он, вышел в дверь и исчез из жизни Зафода также таинственно, как появился в ней.
      Зафод вскочил, и бросился к двери, но Руста успел запереть ее за собой. Зафод пожал плечами, и вернулся в угол.
      Через две минуты здание рухнуло посреди останков своих собратьев по несчастью. Конвой жабулонских эсминцев выключил силовые лучи, и снова стал набирать высоту, направляясь к первой планете системы Жабулона. Первая планета была гораздо более гостеприимным местом. Опускаться на поверхность второй планеты они не собирались. Они никогда не опускались на вторую планету. Никто никогда не опускался на вторую планету системы Жабулона, если не считать тех, кого ждал Тотально-Воззренческий Вихрь.
      Зафод был очень сильно потрясен падением здания. Некоторое время он лежал неподвижно в куче хлама, в которую превратился кабинет. Он чувствовал, что жизнь его достигла самой нижней точки. Его переполняла ярость, его переполняло одиночество, его переполняло чувство, что никто его не любит. В конце концов его переполнило чувство, что чему быть, того не избежать.
      Он огляделся вокруг. Стена вокруг двери покосилась и треснула, и дверь висела на одной петле, широко открывшись. Окно, напротив, каким-то чудом осталось целым и невредимым. Некоторое время он колебался, потом подумал, что если уж его спутник, с которым он только что расстался, прошел с ним через все то, что с ним только что случилось, только для того, чтобы сказать ему то, что он только что сказал, значит, для этого были достаточно веские причины. С помощью Марвина ему удалось открыть окно. В воздухе висело облако пыли, поднятой падением конторы Путеводителя, и это, равно как и полуразрушенные корпуса прочих зданий, успешно скрыло от Зафода пейзаж второй планеты системы Жабулона.
      Не то чтобы это его очень обеспокоило. Его беспокоило совсем другое. Кабинет Зарнивупа был расположен на тридцатом этаже. Здание рухнуло под углом в сорок пять градусов, но при взгляде вниз все равно дух захватывало.
      В конце концов, сопровождаемый градом презрительных взглядов, которыми его одаривал Марвин, он вздохнул поглубже, перебрался через подоконник, и ступил на наклонную стену здания. Марвин последовал за ним, и они с большим трудом начали спускаться на тридцать этажей вниз, к бесплодной поверхности планеты.
      Зафод спускался, и сырой воздух наполнял его легкие, глаза ела пыль, и дикая высота вызывала головокружение.
      Фразы, которые время от времени отпускал Марвин, типа «Это и есть то, что твоя форма жизни именует развлечением? Спрашиваю только из интереса», тоже не поднимали настроения.
      Спустившись примерно на половину, они остановились передохнуть. Зафод лежал, задыхаясь, без сил, и вдруг ему показалось, что в голосе Марвина звучат более жизнерадостные ноты, чем обычно. Потом, правда, он понял, что это не так. Робот казался более жизнерадостным просто по сравнению с его собственным настроением.
      Большая, неопрятная, черная птица появилась в клубах медленно оседающей пыли, и, вытянув костлявые лапы, уселась на сломанную оконную раму неподалеку от Зафода. Она сложила свои большие неопрятные крылья и почистила когтем клюв.
      Размах крыльев достигал почти трех метров, а голова и шея казались слишком крупными для птицы. Лицо было плоским, клюв – совсем коротким, а под большими крыльями виднелось что-то вроде недоразвитых ручек.
      В общем, птица была чем-то похожа на человека.
      Она повернулась к Зафоду, и хищно щелкнула клювом.
      – Пошла прочь, – сказал Зафод.
      – Ну и ладно, – недовольно пробормотала птица, и грузно полетела дальше.
      Зафод недоуменно уставился ей вслед.
      – Эта птица что-то сказала? – спросил он у Марвина. Он был готов услышать самое невероятное – например, то, что это была просто галлюцинация.
      – Да, – подтвердил Марвин.
      – Бедняги, – сказал глухой призрачный голос в ухо Зафоду.
      Зафод дернулся, и резко повернулся, чтобы определить, откуда исходит голос. При этом он чуть не свалился со стены, но успел схватиться за обломок оконной рамы, и порезал руку. Он висел и тяжело дышал.
      Определить, откуда исходит голос, было невозможно – позади просто никого не было. Тем не менее, он снова обратился к ним.
      – Их история трагична. Ужасная ошибка, понимаете ли.
      Зафод еще раз оглянулся. Голос был глубок и спокоен. При других обстоятельствах он казался бы ободряющим. Однако нет ничего ободряющего в том, что к тебе вдруг обращается голос, лишенный хозяина, особенно если вы, как Зафод Библброкс в эту минуту, чувствуете себя не слишком хорошо, и вдобавок висите в воздухе в пятнадцати этажах от земли, уцепившись за обломок оконной рамы.
      – Э-э… ммм… – пробормотал Зафод.
      – Рассказать вам их историю? – спокойно продолжал голос.
      – Эй, ты кто? – выдохнул Зафод. – Ты где?
      – Тогда, может быть, позже, – сказал голос. – Я Гарграварр, Хранитель Тотально-Воззренческого Вихря.
      – А почему тебя не…
      – Ваш спуск по стене будет значительно облегчен, – заметил голос, – если вы сдвинетесь на два метра влево. Попробуйте.
      Зафод посмотрел туда, и увидел, что стену здания там пересекают короткие поперечные канавки. Он благодарно вздохнул, и, раскачавшись, прыгнул обратно на стену.
      – Встретимся внизу, – сказал голос, словно удаляясь, так что последний слог звучал уже совсем издалека.
      – Эй, – крикнул Зафод. – Где ты…
      – Это отнимет у вас всего несколько минут, – совсем тихо донеслось до него.
      – Марвин, – повернулся Зафод к роботу, отрешенно сидевшему рядом, – этот голос действительно…
      – Да, – угрюмо сказал Марвин.
      Зафод кивнул. Он снова достал свои противоугрозные очки. Они были абсолютно черны, и уже сильно поцарапаны странным металлическим предметом у него в кармане. Зафод надел их. Он понял, что ему легче будет спускаться, если он не будет видеть, что у него под ногами.
      Через несколько минут он перебрался через обломки фундамента небоскреба и, снова сняв очки, свалился на голую землю.
      Марвин присоединился к нему еще через пару секунд, улегся лицом вниз в груду пыли и щебенки, и выглядел так, словно отказывался двигаться дальше.
      – А, вот и вы, – неожиданно сказал голос. – Извините, что я вас так внезапно бросил. Просто я плохо переношу высоту. По крайней мере, – добавил он со вздохом, – я плохо переносил высоту.
      Зафод внимательно и медленно огляделся, просто чтобы убедиться, что он не пропустил ничего, откуда мог бы исходить голос. Однако все, что он увидел – руины и обломки небоскребов вокруг.
      – Э-э… а почему тебя не видно? – спросил он. – Почему тебя здесь нет?
      –  Яздесь есть, – медленно сказал голос. – Мое тело тоже хотело прийти, но оно сейчас несколько занято. Дела, понимаете, встречи… – После еще одного призрачного вздоха голос добавил: – Ну вы же сами знаете, как это с телами.
      Зафод не был в этом уверен.
      – Думал, что знаю, – сказал он.
      – Я могу только надеяться, что оно удалилось, чтобы переменить обстановку, – продолжал голос. – Последнее время оно жило из последних жил.
      – Жил? – удивился Зафод. – Ты хочешь сказать, из последних сил?
      Некоторое время голос молчал. Зафод обеспокоенно огляделся. Он не знал, исчез ли голос, или все еще здесь, или что вообще он делает. Потом голос снова заговорил.
      – Так тебя, значит, нужно поместить в Вихрь?
      – Ну, в общем-то, – начал Зафод, безуспешно стараясь говорить беззаботно, – никто особенно никуда не торопится. Я могу пока погулять, осмотреть окрестности…
      – А ты видел окрестности? – спросил голос Гарграварра.
      – Э-э… нет.
      Зафод перелез через кучу щебня и завернул за угол здания, которое загораживало ему вид.
      Он посмотрел на окрестности второй планеты системы Жабулона.
      – Мда… Ну ладно, – сказал он, – тогда просто погуляю.
      – Нет, – сказал Гарграварр. – Вихрь готов принять тебя. Ты должен идти. Следуй за мной.
      – Да? И как же я это сделаю.
      – Я буду тихонечко напевать, – сказал Гарграварр, – иди на звук.
      В воздухе поплыло тихое, лишенное мелодии, жужжание, бестелесная и исходящая ниоткуда песнь. Только внимательно прислушавшись, Зафод смог определить, откуда она исходит. Медленно, словно под гипнозом, он побрел за удалявшимся голосом. Что еще оставалось делать?

      Вселенная, как уже отмечалось, вызывает некоторый дискомфорт своей величиной. Впрочем, большинство ее обитателей предпочитают не обращать на этот факт внимания.
      Многие из них с огромным удовольствием взяли бы и обменяли эту Вселенную на меньшую, построенную ими самими. Что, кстати, большинство из них и делает.
      Например, вокруг одной звезды в Восточной Спиральной Ветви Галактики вращается большая лесистая планета Оглорун, все «разумное» население которой всю свою жизнь проводит на одном большом и перенаселенном оглореховом дереве. На этом дереве они рождаются, живут, влюбляются, вырезают на его коре крошечные трактаты о смысле жизни, отсутствии смысла жизни, необходимости контроля над рождаемостью, ведут неимоверно малые войны, и в конце концов умирают, и их хоронят, подвешивая к самым далеким внешним ветвям кроны.
      Единственные оглоеды, которым хоть раз удалось покинуть это дерево – это те, кого вышвырнули за жуткое преступление: они думали, есть ли другие деревья, которые могут поддерживать жизнь, или на самом деле это – просто иллюзия, внушенная неумеренным употреблением оглорехов.
      Хотя их поведение и может показаться экзотическим, на самом деле в Галактике нет формы жизни, которая в той или иной мере не была бы повинной в таком образе жизни; поэтому Тотально-Воззренческий Вихрь и вызывает такой ужас.
      А если конкретнее, вот почему: когда вы попадаете в Тотально-Воззренческий Вихрь, вы видите сразу всю невообразимую бесконечность всего сущего, и где-то в углу – малюсенькую стрелку, указывающую на микроскопическую точку, и надпись: Это ты.
 
      Перед Зафодом простирался огромный серый пустырь. Над ним дико завывал ветер.
      В середине виднелся маленький стальной купол. Это, как догадался Зафод, и было целью его путешествия. Это был Тотально-Воззренческий Вихрь.
      Он стоял и безнадежно глядел на него, и вдруг вопль, полный нечеловеческого ужаса, разорвал воздух – вопль человека, душу которого выжигали из тела. Он разнесся над пустырем и затих.
      Зафод скорчился от страха, и его кровь, казалось, превратилась в жидкий гелий.
      – Что это? – беззвучно пробормотал он.
      – Запись, – ответил Гарграварр, – последнего, кто вошел в Вихрь. Я всегда проигрываю ее следующей жертве. Что-то вроде увертюры.
      – Да уж, звучит впечатляюще, – проговорил Зафод, заикаясь. – А мы не можем пока отвлечься, сходить на вечеринку, обдумать все это…
      – Насколько я знаю, – сказал призрачный голос Гарграварра, – я сейчас как раз могу быть на вечеринке. То есть, мое тело. Оно ходит на много вечеринок без меня. Говорит, что я только мешаю. Вот так-то.
      – Что-то я не понимаю твоих взаимоотношений с собственным телом, – сказал Зафод, готовый говорить о чем угодно, чтобы отодвинуть то, что его ожидало.
      – Ну… у него дела, понимаешь? – сказал Гарграварр, словно нехотя.
      – Ты хочешь сказать, что оно наделено собственным разумом? – спросил Зафод.
      Прежде, чем Гарграварр ответил, несколько минут стояла долгая холодная тишина.
      – Должен сказать, – наконец, проговорил голос, – что нахожу твое замечание на редкость бестактным.
      Зафод принялся путано и смущенно извиняться.
      – Да ладно, – сказал Гарграварр, – ты же не знал.
      В голосе его послышалось уныние.
      – Дело в том, – продолжал он, судя по голосу, изо всех сил стараясь не разрыдаться, – что мы сейчас готовимся к судебному процессу. Похоже, что дело кончится разводом.
      Голос снова успокоился, и поэтому Зафод не знал, что сказать. Он неуверенно что-то пробормотал.
      Гарграварр помолчал.
      – Я думаю, что мы просто плохо подходили друг другу, – сказал он наконец. – Нам всегда нравилось по-разному проводить время. Особенно много споров было из-за секса и рыбалки. Мы даже пытались совместить то и другое, но без особого успеха, сам понимаешь. И теперь мое тело не пускает меня обратно. Даже видеть меня не хочет…
      Он сделал еще одну трагическую паузу. Ветер завывал над пустырем.
      – Оно говорит, что я только живу в нем. Я говорил, что на самом деле я и должен жить в нем, а оно сказало, что, конечно, вот так вы все и говорите, а сами норовите залезть в несчастное тело через левую ноздрю. Так что мы расстались. Оно, наверное, потребует себе мое имя.
      – Гарграварр? – спросил Зафод.
      – Нет, это моя фамилия. А имя – Пицпот. Пицпот Гарграварр. Оно говорит – все, хватит.
      – Э-э… – сочувствующе произнес Зафод.
      – Вот почему я, разум без тела, занимаюсь этой работой – присматриваю за Тотально-Воззренческим Вихрем. Никто не ступит на эту планету. Кроме жертв Вихря. Боюсь, они не считаются.
      – А…
      – Я расскажу тебе историю. Хочешь?
      – Э-э…
      – Много лет назад эта планета была счастливым, полным жизни миром – люди, города, супермаркеты, обычная планета. Только на главных улицах этих городов было немного больше обувных магазинов, чем было действительно необходимо. И медленно, незаметно, их становилось все больше. Это хорошо известный экономический феномен, но грустно было видеть, как благодаря ему приходилось производить все больше и больше обуви, чтобы продавать ее в новых магазинах, а чем больше обуви они производили, тем хуже и хуже она становилась. И чем хуже становилась обувь, тем чаще приходилось покупать новую, и тем больше прибыли приносили обувные магазины, до тех пор, пока вся экономика планеты не достигла того, что, как мне кажется, называется Уровнем Обувной Катастрофы, и больше уже не было возможности строить что-либо другое, кроме обувных магазинов. В результате – крах, разрушение, и голод. Большинство населения вымерло. Те немногие, кто имел такую генетическую предрасположенность, мутировали в птиц – ты видел одну из них
      – и прокляли свои ноги, прокляли землю, которая их носила, и поклялись, что никто больше не будет ходить по ней. Несчастное племя. Пошли, я должен отвести тебя в Вихрь.
      Зафод удрученно покачал головой, и поковылял через пустырь.
      – А ты, – спросил он, – происходишь тоже из этой дыры?
      – Нет-нет, – в ужасе вскричал Гарграватт, – моя родина
      – третья планета Жабулона. Прекрасная планета. Отличная рыбалка. На ночь я улетаю туда. Хотя все, что я могу сейчас делать – это смотреть. Тотально-Воззренческий Вихрь – единственное место на этой планете, хоть для чего-то предназначенное. Он был сооружен здесь, потому что больше никто не хотел иметь его у себя под боком.
      В этот момент еще один ужасный вопль разорвал воздух, и Зафод споткнулся, и едва не упал.
      – Что заставляет их так вопить? – спросил он.
      – Вселенная, – просто ответил Гарграварр. – Вся бесконечная Вселенная. Бесконечно много солнц, огромные расстояния между ними, и ты сам – невидимая точка на невидимой точке, бесконечно малой.
      – А я не просто кто-нибудь, я Зафод Библброкс, – бормотал себе под нос Зафод, ковыляя вперед, и пытаясь сохранить хоть какое-то обладание своим ego.
      Гарграварр не ответил, но только возобновил свою лишенную мелодию песнь, и не смолкал, пока они не подошли к тусклому стальному куполу посреди пустыря.
      Когда они приблизились, в стене купола с негромким шипением открылась дверь, и стала видна маленькая темная камера внутри.
      – Входи, – сказал Гарграварр.
      Зафода затрясло.
      – Что, прямо сейчас?
      – Прямо сейчас.
      Зафод осторожно заглянул внутрь. Камера была очень маленькой. Она была обита сталью, и места в ней было только на одного.
      – Это… того… не очень-то похоже на вихрь… – сказал Зафод.
      – И не должно быть, – сказал Гарграварр. – Это просто лифт. Входи.
      Зафод осторожно, очень осторожно, ступил внутрь. Он чувствовал, что Гарграварр тоже уместился в лифте, хотя лишенный тела голос молчал.
      Элеватор начал спуск.
      – Я должен правильно настроиться на это, – пробормотал Зафод.
      – На этонастроиться невозможно, – сурово сказал Гарграварр.
      – М-да. Умеешь ты выбить у человека почву из-под ног.
      – Я не умею. Вихрь умеет.
      Наконец, дверь лифта открылась, и Зафод шагнул в небольшую, строго и по-деловому обшитую сталью комнату.
      В дальнем ее конце стоял единственный стальной шкаф, в который как раз уместился бы стоймя один человек.
      Вот так просто.
      От него шел единственный толстый кабель к кучке деталей и приборов неподалеку.
      – И все? – удивился Зафод.
      – И все.
      Выглядит не так уж страшно, подумал Зафод.
      – А я должен залезать туда?
      – Должен, и, боюсь, прямо сейчас.
      – Ладно, ладно, – сказал Зафод.
      Он открыл дверь шкафа и шагнул внутрь.
      Он подождал.
      Через пять секунд что-то щелкнуло, и он оказался наедине со всей Вселенной.
 

      Построение Тотально-Воззренческим Вихрем картины всей Вселенной основано на принципе экстраполяционного анализа материи.
      То есть: поскольку на каждую частицу материи во Вселенной так или иначе влияют любые другие частицы материи во Вселенной, теоретически возможно экстраполировать, то есть, проще говоря, вывести все сущее – каждое солнце, каждую планету, их орбиты, их состав, историю экономического и общественного развития – основываясь на данных о, скажем, куске шоколадного торта.
      Изобретатель Тотально-Воззренческого Вихря изобрел его, в основном, чтобы досадить своей жене.
      Трин Трагула – так его звали – был мечтателем, мыслителем, философом, наблюдающим жизнь, или – как его называла жена – идиотом.
      И она постоянно его пилила за то, что он абсолютно бесполезно тратил время на то, чтобы сидеть, уставясь в пустоту, или размышлять над принципом действия скрепок, или проводить спектральный анализ кусков шоколадного торта.
      – Нужно же иметь чувство меры! – говорила она иногда по тридцать восемь раз на дню.
      И тогда он сказал: – Ну, я ей покажу!
      И построил Тотально-Воззренческий Вихрь, и показал.
      К одному концу он подключил всю Вселенную, экстраполированную из куска шоколадного торта, а к другому – свою жену. И когда он нажал на кнопку, она в одно мгновение увидела непостижимую бесконечность всего сущего, и себя по сравнению с ней.
      К ужасу Трина Трагулы, ее разум не перенес шока, что вызвало полную аннигиляцию ее мозга. К его удовлетворению, он понял, что убедительно доказал, что если во Вселенной этого размера жизнь намерена продолжать свое существование, ей придется смириться с тем, что единственное, чего она не может себе позволить – это чувство меры.
 
      Дверь Вихря распахнулась.
      Гарграварр с сожалением ожидал появления того, что оттуда должно было появиться. Ему чем-то понравился Зафод Библброкс, который был действительно одаренным человеком, даже если все его таланты были отмечены преимущественно знаком «минус».
      Он ожидал, что сейчас Зафод вывалится из шкафа, как все остальные жертвы Вихря.
      Вместо этого, Зафод вышел из шкафа и потянулся.
      – Привет, – сказал он.
      – Библброкс, – ахнул разум Гарграварра.
      – Извините, нет ли у вас чего-нибудь выпить? – спросил Зафод.
      – Ты… ты… был в Вихре? – спросил Гарграварр.
      – Ты что, не видишь?
      – И он сработал?
      – Еще как.
      – И ты видел бесконечность всего сущего?
      – Конечно. Неплохое местечко, должен сказать.
      Если бы у разума Гарграварра была голова, она бы пошла кругом. Остальное тело просто не устояло бы на ногах.
      – И ты видел себя в сравнении со всем этим?
      – Ну видел, видел.
      – Но… что ты испытал при этом?
      Зафод пожал плечами и ухмыльнулся.
      – Я просто понял то, что и без Вихря знал. Я действительно жутко великий парень. Разве я не сказал тебе, приятель, я ведь Зафод Библброкс.
      Он окинул взглядом всю машинерию, которая приводила в действие Вихрь, и внезапно все его четыре глаза полезли на лбы.
      Он тяжело задышал.
      – Слушай-ка, – сказал он, – неужели это действительно кусок торта?
      Он вырвал датчики из большого куска лучшего шоколадного торта.
      – Если бы я начал рассказывать, как мне его не хватало,
      – хищно облизываясь, заявил он, – мне бы не хватило жизни, чтобы его съесть.
      И он съел его.
 

      Некоторое время спустя он бежал по голой равнине к разрушенному городу.
      В легких его надсадно хрипел сырой воздух, и он постоянно спотыкался, потому что абсолютно вымотался. К тому же еще быстро темнело, и неровная почва то и дело подставляла ему под ноги разные кочки.
      Тем не менее, им все еще владело приподнятое настроение, которое овладело им в Вихре. Вся Вселенная. Он видел, как перед ним простерлась вся Вселенная – все сущее. И вместе с этим пришло необычайно ясное понимание того, что он был самой важной ее частью. Одно дело – когда у тебя просто мания величия. И совсем другое – когда машина прямо говорит, что у тебя для этого есть основания.
      Впрочем, у него не было времени размышлять об этом.
      Гарграварр сказал, что ему придется поднять тревогу, и сообщить своим начальникам о происшедшем, но он мог позволить себе помедлить некоторое, и довольно значительное время. Достаточное, чтобы Зафод мог передохнуть, и найти себе какое-нибудь укрытие.
      Больше ничего на этой несчастной планете не могло стать поводом для оптимизма.
      Он бежал вперед, и скоро добежал до окраины покинутого города.
      Он шел по потрескавшимся мостовым, зияющим провалившимся покрытиям, спотыкаясь о спутанную траву, пробившуюся сквозь щели, шел мимо ям, полных сгнившей обуви. Здания, мимо которых он проходил, выглядели настолько старыми и готовыми развалиться от малейшего толчка, что он счел небезопасным входить в них. Где здесь спрячешься? И он побежал дальше.
      Через некоторое время остатки широкого шоссе, по которому он бежал, спустились с одного холма, поднялись на другой, и привели его к низкому огромному строению, окруженному глинобитными строениями поменьше, и все это было окружено забором. Главное здание все еще выглядело достаточно прочным, и Зафод пошел к нему, чтобы посмотреть, не найдется ли там чего-нибудь подходящего для… ну хоть для чего-нибудь.
      Он подошел к зданию. В его стене – судя по тому, что широкая площадка перед ней была замощена, передней – было три гигантских двери, чуть ли не двадцать метров высотой. Дальняя дверь была открыта, и Зафод побежал к ней.
      Внутри была темнота, пыль, и беспорядок. Повсюду висела гигантская паутина. Некоторые внутренние стены здания разрушились, задняя стена обвалилась, и на полу лежал толстенный слой пыли.
      В полумраке были смутно видны огромные тени, покрытые обломками.
      Тени были похожи на обрезки огромных труб, а некоторые – на большие мячи, а еще некоторые формой напоминали яйца, точнее, разбитые яйца. Большинство из них развалились или разваливались, от некоторых вообще остался один скелет.
      Это были космические корабли. Все они были неимоверно древние.
      Зафод безнадежно бродил среди развалившихся корпусов. Здесь не было ничего, что могло бы хоть отдаленно напоминать корабль в рабочем состоянии. Даже звук его шагов вызывал постоянные обвалы в этих руинах.
      Почти у самой стены ангара лежал еще один старый корабль, несколько больше, чем остальные, и засыпанный еще более толстым слоем пыли и паутины. Но корпус его на взгляд был целым. Зафод заинтересовался им, подошел поближе, и вдруг споткнулся о древний силовой кабель.
      Он попытался отпихнуть его в сторону, и к своему удивлением обнаружил, что он все еще присоединен к кораблю. К своему полному изумлению, он почувствовал, что кабель также издает слабый шум.
      Он не поверил своим ушам, уставился на корабль, а потом снова перевел взгляд на кабель у себя в руках.
      Он сорвал с себя куртку и отбросил ее в сторону. Опустившись на четвереньки, он дополз до того места, где кабель соединялся с кораблем. Соединение было прочным, и легкое жужжащее дрожание было еще более явственным.
      Его сердце забилось чаще. Он смахнул пыль с борта корабля, и приложил к нему ухо. Он услышал только далекий неразборчивый шум.
      Он лихорадочно разбросал мусор под ногами, и нашел короткий обрезок трубы и несаморазлагающуюся пластиковую чашку. Из этого он соорудил нечто вроде стетоскопа, и приложил его к борту корабля.
      То, что он услышал, заставило его усомниться в том, что все его приключения – не плод больного воображения.
      Он услышал голос:
      –  Компания Межзвездного Туризма приносит свои извинения пассажирам за продолжительную задержку рейса. В данный момент мы ожидаем доукомплектования нашего лайнера салфетками с лимонным ароматом, чтобы сделать ваше путешествие удобным, жизнерадостным и гигиеничным. Мы благодарим вас за ваше терпение. Через некоторое время снова подадут кофе и бисквиты.Зафод отшатнулся от борта и дико огляделся.
      Несколько шагов он прошел, ничего не видя перед собой. Когда ему, наконец, удалось снова восстановить зрение, он увидел свисающее с потолка – правда, только на одной подвеске
      – огромное табло. Оно было покрыто толстым слоем пыли, но некоторые цифры еще можно было рассмотреть.
      Зафод вгляделся в них, что-то подсчитал, и его глаза снова полезли на лбы.
      – Девятьсот лет, – прошептал он. Именно столько корабль ожидал доукомплектования.
      Через две минуты он был на борту.
      Выйдя из шлюза, он отметил, что воздух в корабле был свеж и прохладен – кондиционеры все еще работали.
      Лампы в коридоре все еще горели.
      Дрожа от возбуждения, он пошел вперед.
      Вдруг открылась незаметная дверь, и он нос к носу столкнулся с экипажем.
      – Пожалуйста, вернитесь на свое место, сэр, – сказала кибер-стюардесса, и, повернувшись к нему спиной, пошла по коридору.
      Когда у него снова начало биться сердце, он последовал за ней. В конце коридора она открыла дверь и вошла.
      Он тоже вошел.
      Теперь они были в пассажирском салоне, и сердце Зафода снова вдруг замерло.
      Салон был полон пассажиров, пристегнутых к креслам.
      Ногти у них были длинные, волосы – очень длинные и очень нечесаные, все мужчины были бородаты.
      Все пассажиры были очевиднейшим образом живы – но они спали.
      У Зафода по спине поползли огромные доисторические мурашки.
      Словно во сне, он двинулся по проходу. Стюардесса уже дошла до конца салона, когда он был еще в середине его. Она повернулась и обратилась к пассажирам.
      – Добрый вечер, дамы и господа, – сладким голосом сказала она. – Благодарим вас за то, что вы все еще с нами, несмотря на столь продолжительную задержку. Мы отправляемся при первой же малейшей возможности. Если вы пожелаете сейчас проснуться, мы будем рады подать кофе и бисквиты.
      Послышался слабый шум.
      В этот момент, все пассажиры проснулись.
      Они проснулись с дикими воплями, и криками, пытаясь разорвать ремни и системы временного жизнеобеспечения, которые прочно привязывали их к креслам. Они рычали, визжали и скрежетали зубами так, что Зафод испугался за свои уши.
      Они извивались и корчились, а стюардесса терпеливо шла по проходу, и перед каждым на откидном столике появлялись чашка кофе и пакетик бисквитов.
      Потом один из них поднялся.
      Он повернулся и поглядел на Зафода.
      Огромные доисторические мурашки покрывали теперь все тело Зафода. Он бросился к выходу из этого кошмара.
      Он выбежал в дверь и понесся по коридору.
      Пассажир бежал за ним.
      Зафод выбежал в шлюз, взлетел по лестнице в навигаторскую, закрыл за собой люк, и закрутил все заглушки, и сполз на пол, задыхаясь.
      Через секунду в люк постучали.
      Откуда-то сверху к нему обратился металлический голос.
      – Пассажирам запрещен вход в навигаторскую. Пожалуйста, вернитесь на свое место, и дождитесь отправления корабля. В настоящий момент подают кофе и бисквиты. С вами говорит ваш автопилот. Пожалуйста, вернитесь на свое место.
      Зафод ничего не сказал. Он задыхался, а его преследователь продолжал стучать в люк.
      – Пожалуйста, вернитесь на свое место, – повторил автопилот. – Пассажирам запрещен вход в навигаторскую.
      – Я не пассажир, – выдохнул Зафод.
      – Пожалуйста, вернитесь на свое место.
      – Я не пассажир! – завопил Зафод.
      – Пожалуйста, вернитесь на свое место.
      – Я не… эй, ты меня слышишь?
      – Пожалуйста, вернитесь на свое место.
      – Ты автопилот?
      – Да, – сказал голос из динамика над его головой.
      – Ты отвечаешь за этот корабль?
      – Да. Произошла небольшая задержка. Чтобы не вызвать неудобства пассажиров, они подключены к системам искусственного жизнеобеспечения. Кофе и бисквиты подаются каждый год, после чего пассажиры снова подключаются к системам искусственного жизнеобеспечения, чтобы не вызвать у них неудобства. Корабль отправляется после полного укомплектования. Извините за задержку.
      Зафод поднялся. Стук в дверь уже прекратился.
      – Задержка!? – воскликнул он. – Ты видел, что творится вокруг корабля. Это же пустыня, развалины! Была цивилизация, и нету! Отсюда и до ближайшей планеты нет ни одной салфетки с лимонным ароматом!
      – Существует статистическая вероятность того, – непоколебимо продолжал автопилот, – что могут возникнуть другие цивилизации. Настанет день, когда возникнут и салфетки с лимонным ароматом. Вплоть до того момента в нашем путешествии будет небольшая задержка. Пожалуйста, вернитесь на свое место.
      – Но…
      Но в этот момент дверь открылась. Зафод бросился на своего преследователя, который стоял за ней. В руках у него был небольшой чемодан. Он был хорошо одет, и волосы его были аккуратно подстрижены. И у него не было бороды и длинных ногтей.
      – Зафод Библброкс, – сказал он. – Меня зовут Зарнивуп. Мне кажется, ты хотел видеть меня.
      Зафоду стало плохо. Изо ртов вылетали бессвязные звуки. Он рухнул на стул у пульта.
      – Господи, ты откуда выпрыгнул?
      – Я ждал тебя здесь, – по-деловому кратко ответил Зарнивуп.
      Он поставил чемоданчик на пол, и сел на другой стул.
      – Рад, что ты точно последовал указаниям, – сказал он.
      – Я боялся, что ты выйдешь из моего кабинета через дверь, а не через окно. Тогда бы ты попал в беду.
      Зафод затряс головами, и попытался что-то сказать.
      – Когда ты вошел в дверь моего кабинета, ты вошел в мою электронно смоделированную Вселенную, – объяснил Зарнивуп, – и если бы ты вышел через дверь, ты вернулся бы в настоящую. А моя моделируется здесь.
      Он похлопал по своему чемоданчику.
      Зафод глядел на него с отвращением.
      – Чем они отличаются? – выговорил он.
      – Ничем, – сказал Зарнивуп. – Они идентичны. Разве что
      – да, я думаю, что в настоящей Вселенной жабулонские эсминцы серого цвета.
      – Что происходит? – завопил Зафод.
      – Все очень просто, – заявил Зарнивуп. Его самоуверенность и чувство превосходства вызывало у Зафода дикое желание врезать ему.
      – Очень просто, – повторил Зарнивуп. – Я нашел координаты точки, в которой можно найти этого типа – человека, который правит Вселенной, и обнаружил, что, по всей вероятности, его мир защищен полем невероятности. Чтобы защитить свой секрет – и себя самого – я удалился в свою безопасную абсолютно искусственную Вселенную и спрятался в заброшенном туристическом лайнере. Я был в безопасности. Тем временем, ты и я…
      – Ты и я? – вскричал Зафод. – Ты хочешь сказать, что мы были знакомы?
      – Да, – сказал Зарнивуп. – Мы прекрасно знали друг друга.
      – Не очень-то я был разборчив, – сказал Зафод, и погрузился в обиженное молчание.
      – Тем временем ты и я сделали так, чтобы тебе удалось украсть корабль, работающий на принципе невероятностного полета
      – только на этом корабле можно добраться до мира правителя – и доставить его сюда. Мне кажется, ты это сделал, с чем тебя и поздравляю.
      Он тонко улыбнулся, и Зафоду захотелось размазать эту улыбку по стене большим кирпичом.
      – Да, кстати, если хочешь знать, – добавил Зарнивуп, – эта Вселенная была создана специально для тебя. Значит, ты в ней самое главное лицо. Ты бы не пережил Тотально-Воззренческого Вихря в настоящей Вселенной, – сказал он с еще более просящей кирпича улыбкой. – Пошли?
      – Куда? – обиженно сказал Зафод.
      – На твой корабль. Золотое Сердце. Я надеюсь, он при тебе?
      – Нет.
      – Где твоя куртка?
      Зафод поглядел на него в полном изумлении.
      – Моя куртка? Я ее снял. Она там, снаружи.
      – Отлично, пошли найдем ее.
      Зарнивуп встал, и пригласил Зафода следовать за ним.
      Выйдя в шлюз, они снова услышали вопли пассажиров, которых потчевали кофе и бисквитами.
      – Ожидание, надо сказать, было не из приятных, – сказал Зарнивуп.
      – Для тебя! – огрызнулся Зафод. – Можно подумать, я…
      Зарнивуп поднял палец, останавливая Зафода, и люк открылся. Неподалеку валялась куртка Зафода.
      – Замечательный, изумительно мощный корабль, – сказал Зарнивуп. – Видишь?
      И Зафод увидел, как карман его куртки надулся, лопнул, и из него появился тот странный металлический предмет. Он рос, и теперь Зафод понял, что это точная модель Золотого Сердца.
      Через две минуты корабль достиг своих прежних размеров.
      – При уровне невероятности, – сказал Зарнивуп, – около… ну, в общем, очень большом.
      Зафода зашатало.
      – Ты хочешь сказать, что все это время я носил его в кармане?
      Зарнивуп улыбнулся. Он поднял свой чемоданчик и открыл его.
      Он нажал на единственную кнопку внутри.
      – Прощай, искусственная Вселенная, – сказал он. – Здравствуй, настоящая!
      Пейзаж перед ними дрогнул – и остался точно таким же, как прежде.
      – Видишь? – сказал Зарнивуп. – Все точно так же?
      Зафод уже был на взводе.
      – Ты хочешь сказать, – повторил он, – что все это время я носил его с собой?
      – Ну конечно, – сказал Зарнивуп, – конечно. В этом-то все и дело.
      – Ну вот что, – сказал Зафод, – можешь считать, что я выхожу из игры, с этого самого момента. Мне хватает всего того, что уже случилось. Сами играйте в свои игры.
      – Боюсь, что ты не сможешь сбежать, – сказал Зарнивуп.
      – Ты запутался в поле невероятности. От него никуда не денешься.
      Он улыбнулся. У Зафода его улыбка и раньше вызывала дикое желание врезать прямо по ней. На этот раз он по ней и врезал.
 

      Форд Префект ввалился в рубку Золотого Сердца.
      – Триллиан! Артур! – кричал он. – Корабль ожил! Все работает!
      Триллиан и Артур спали прямо на полу.
      – Вставайте, ребята, скорее! Поехали! – Форд попытался растолкать их.
      – Привет, ребята! – защебетал компьютер. – Как здорово снова быть всем вместе! Хочу сказать вам…
      – Заткнись, – сказал Форд. – Скажи, где мы, черт побери.
      – Вторая планета системы Жабулона. Паршивое местечко, скажу я вам, – вмешался Зафод, вбегая на мостик. – Привет, ребята, вы должны быть так рады меня видеть, что у вас, наверное, слов нет, чтобы сказать, какой я крутой.
      – Какой что? – невнятно спросил Артур, который только что проснулся и не успел понять, что происходит.
      – Я не знаю, каково вам сейчас, – продолжал Зафод. – Я теперь тоже робею и заикаюсь, когда говорю сам с собой. Очень рад вас всех видеть, Триллиан, Форд, Обезьян. Эй, компьютер!
      – Привет, мистер Библброкс, сэр, большая честь говорить…
      – Заткнись и поехали отсюда, быстро-быстро-быстро!
      – Ухватил, приятель, куда едем?
      – Да куда угодно, все равно! Нет, не все равно, – добавил он, резко остановившись. – В ближайшее место, где можно поесть.
      – Ухватил, – счастливым голосом ответил компьютер и мощный взрыв сотряс мостик.
      Когда минутой позже на мостик вошел Зарнивуп с синяком в полфизиономии, он с интересом оглядел четрые облачка дыма, быстро скользящие к решетке кондиционера.

      Четыре неподвижных тела падали сквозь черную пустоту. Сознание умерло, холодное забвение затягивало эти тела глубже и глубже в колодец небытия. Грохот безмолвия эхом отдавался вокруг них, и наконец они погрузились в темный и горький океан, тягуче красные волны которого медленно поглотили их – казалось, навсегда.
      После того, как они всплыли на поверхность, и их целую вечность носило по волнам этого океана, он отступил и оставил их лежать на холодном жестком берегу – останки кораблекрушения в океане Жизни, Вселенной, и Всего Такого.
      Их сотрясала дрожь, вокруг них бешено плясали огни. Холодный жесткий берег дернулся, еще раз дернулся, и наконец, успокоился. Он слабо светился – именно так, как в полутьме светится очень хорошо полированный холодный жесткий берег.
      На них неодобрительно смотрело небольшое зеленоватое пятно.
      Оно кашлянуло.
      – Добрый вечер, мадам, господа, – сказало оно, – вы заказывали столик?
      К Форду вернулось сознание – словно оно было на резинке, и его оттянули, а потом отпустили. Он ошалело уставился на зеленое пятно.
      – Заказывали? – слабым голосом спросил он.
      – Да, сэр, – сказало пятно.
      – А в загробной жизни тоже нужно заказывать столик?
      Насколько возможно для зеленого пятна неодобрительно поднять бровь, именно оно это сейчас и сделало.
      – Загробная жизнь, сэр? – спросило оно.
      Артур Дент пытался схватить ускользающий рассудок – так пытаются схватить кусок мыла, упавший в ванну.
      – Это загробная жизнь? – с трудом проговорил он.
      – Насколько я могу предположить, – ответил Форд Префект, пытаясь определить, где здесь верх. Он выдвинул теорию, согласно которой верх должен находиться в направлении от холодного жесткого берега, на котором он лежал, и, шатаясь, поднялся на то, что, как он надеялся, было его ногами.
      – Я имею в виду, – сказал он, мягко покачиваясь, – что мы ведь никак не могли выжить после этого взрыва.
      – Нет, – пробормотал Артур. Он приподнялся на локтях, но это все равно не улучшило его состояния. Он снова рухнул ничком.
      – Нет, – сказал Триллиан и встала. – Никак не могли.
      Откуда-то снизу донеслось глухое бульканье. Это Зафод Библброкс пытался заговорить.
      – Я-то точно не выжил, – глухо булькнул он. – Считайте, я уже покойник. Бум, бац, и вот вам свеженький труп – получите.
      – Ну, спасибо, – сказал Форд. – Никаких шансов у нас не было. Нас, должно быть, разнесло в клочки. Ноги в одну сторону, руки в другую.
      – Точно, – сказал Зафод Библброкс, запыхтел и попытался подняться на ноги.
      – Если мадам и господа желают что-нибудь выпить… – сказало зеленое пятно, нетерпеливо пульсируя рядом.
      – Фиу-ууу, шлеп… – продолжал Зафод, – и я мгновенно раскварковываюсь в атомную пыль. Слушай, Форд, – обратился он к одному из расплывчатых пятен, которые плавали у него перед глазами, и в которому ему вроде бы удалось опознать Форда Префекта, – а у тебя перед глазами пролетела вся твоя жизнь в одно мгновение?
      – А у тебя тоже пролетела? – удивился Форд. – Вся жизнь?
      – Ага, – сказал Зафод. – По крайней мере, я считаю, что это была именно моя жизнь. Понимаешь ли, в последнее время я частенько не возвращаюсь на ночь в свои головы.
      Он вгляделся в окружавшие его различные формы, которые, наконец, становились форменными формами, а не расплывчатыми и пульсирующими бесформенными формами.
      – Итак… – сказал он.
      – Итак что? – спросил Форд.
      – Итак мы здесь, – неуверенно продолжал Зафод, – лежим бездыханные…
      – Стоим, – поправила его Триллиан.
      – Э-э… стоим бездыханные, – продолжал Зафод, – у входа в этот полный скорби…
      – Ресторан, – сказал Артур Дент, который поднялся на ноги и теперь, к немалому своему удивлению, видел все достаточно отчетливо. Точнее, удивило его не то, что он может видеть, а то, чтоон может видеть.
      – И вот мы здесь, – упрямо продолжал Зафод, – стоим бездыханные у входа в этот…
      – Первоклассный, – вставила Триллиан.
      – Ресторан, – закончил Зафод.
      – Странно, правда? – сказал Форд.
      – В общем, да.
      – Хотя люстры красивые, – сказала Триллиан.
      Они огляделись в полной растерянности.
      – Если это и загробная жизнь, – сказал Артур, – то подарочное издание.
      На самом деле люстры были несколько слишком роскошны, и в какой-нибудь идеальной Вселенной низкие сводчатые потолки, под которыми они висели, не покрасили бы именно в такой оттенок темно-бирюзового цвета, и даже если покрасили бы, то не стали бы еще и подсвечивать скрытыми светильниками. Эта Вселенная, однако, далеко не идеальна, дальнейшими подтверждениями чему служили режущий глаз рисунок на мраморном полу, и оформление стойки бара с мраморным верхом длиной метров в шестьдесят. Передняя ее стенка была обшита шкурками почти двадцати тысяч антаресских мозаиковых ящерок, несмотря на то, что двадцать тысяч ящерок когда-то использовали эти шкурки для хранения всех своих внутренних органов.
      Несколько хорошо одетых созданий стояли, небрежно облокотившись на стойку, или, развалясь, сидели в глубоких креслах у столиков. Молодой офицер-вл`хург и его дымящаяся зеленым девушка прошли через бар к дымчатым стеклянным дверям, за которыми сверкал огнями главный зал Ресторана.
      Позади Артура было окно во всю стену. Оно было завешено плотной шторой. Артур чуть-чуть отодвинул штору и выглянул наружу. Он увидел тусклый, мертвенный пейзаж, который в другое время вызвал бы у него нервную дрожь. Однако другого времени у него не было, и на этот раз отнюдь не пейзаж превратил его кровь в жидкий гелий и вызвал у него ощущение, что кожа его не только покрылась огромными доисторическими мурашками, но и свернулась в трубочку со спины к затылку. Это было небо…
      Швейцар вежливо задернул штору.
      – Все в свое время, сэр, – сказал он.
      Глаза Зафода блеснули.
      – Слушайте, покойнички, давайте пораскинем мозгами, – сказал он. – Кажется мне, мы здесь не допоняли чего-то архиважного. Чего-то, что кто-то сказал, а мы не обратили внимания.
      Артур был неимоверно рад, что его внимание отвлекли от пейзажа за окном.
      Он сказал: – Я сказал, что если это загробная жизнь…
      – Ну да, и теперь жалеешь об этом? – оборвал его Зафод.
      – Форд?
      – Я сказал, что это странно.
      – Ну да, по сути верно, но неоригинально. Может…
      – Может быть, – вмешалось зеленое пятно, которое к тому времени обрело форму маленького сухонького зеленого официанта в темном костюме, – вы предпочтете обсудить эту проблему, заказав что-нибудь выпить?
      – Выпить! – завопил Зафод. – Вот оно! Слышите, что можно пропустить, если не быть начеку?
      – Несомненно, сэр, – терпеливо сказал официант. – Если мадам и господа пожелают чего-нибудь выпить перед ужином…
      – Ужин! – страстно простонал Зафод. – Слушай, зелененький мой, хочешь, мой желудок отправится к тебе домой и будет ублажать тебя всю ночь, как тебе заблагорассудится, за одно только это слово?
      – … а Вселенная, – продолжал официант, твердо решивший не покидать наезженной колеи, – взорвется несколько позже.
      Форд медленно повернулся.
      – Ух ты, – с чувством сказал он. – Что же за питье вы здесь подаете?
      Официант рассмеялся вежливым смешком – как раз для вежливого маленького зеленого официанта.
      – А, – сказал он. – Я думаю, сэр, вы, возможно, не поняли меня.
      – Надеюсь, нет, – пробормотал Форд.
      Официант вежливо кашлянул – как раз так мог кашлянуть вежливый маленький зеленый официант.
      – Наши посетители нередко испытывают некоторую дисориентацию после путешествия во времени, – сказал он, – так что я осмелился бы предложить…
      – Путешествия во времени? – произнес Зафод.
      – Путешествия во времени? – произнес Форд.
      – Путешествия во времени? – произнесла Триллиан.
      – Так это, значит, не загробная жизнь? – произнес Артур.
      Официант улыбнулся улыбкой вежливого маленького зеленого официанта. Он уже почти исчерпал свой репертуар вежливого маленького зеленого официанта, и скоро мог перейти к роли весьма скептически и саркастически настроенного маленького официанта.
      – Загробная жизнь, сэр? – сказал он. – Нет, сэр.
      – И мы не умерли?
      Официант саркастически поднял брови.
      – Ха-ха, – сказал он. – Сэр со всей очевидностью жив, в противном случае я бы не пытался обслужить его…
      Последующий жест Зафода был настолько удивителен, что нет никакого смысла пытаться его описать. Впрочем… Двумя руками он хлопнул себя по лбу, а третьей – по правому бедру.
      – Ну, ребята, – воскликнул он, – это круто! Мы добрались. Вот оно – то, к чему мы стремились. Это Маккосмикс!
      – Маккосмикс! – сказал Форд.
      Официант изо всех сил постарался показать, с каким трудом ему удается сохранять долготерпение.
      – Да, сэр, – сказал он. – Это Маккосмикс – Ресторан «Конец Вселенной».
      – Конец чего? – спросил Артур.
      – Вселенной, – очень медленно и без особой нужды отчетливо повторил официант.
      – А где это? – спросил Артур.
      – Не где, а когда, сэр. Через несколько минут, – ответил официант. Он глубоко и обреченно вздохнул. На самом деле ему не нужно было глубоко вздыхать, потому что его тело снабжалось жуткой смесью различных газов, необходимых для поддержания его жизнедеятельности, через маленькое внутривенное устройство. Однако у любого создания, каким бы образом не поддерживался его обмен веществ, бывают моменты, когда просто необходимо глубоко и обреченно вздохнуть.
      – Теперь, если вы, наконец, закажете то, что будете пить,
      – сказал он, – я провожу вас к вашему столику.
      Зафод дико ухмыльнулся во все рты, кинулся к бару, и скупил почти все, что там было.

      Ресторан «Конец Вселенной» – одно из самых потрясающих предприятий во всей истории общественного питания. Он был построен на разрозненных обломках… будет построен на разрозненных… то есть, будет иметься построенным к тому времени, и на самом деле был – Одной из главных проблем при путешествиях во времени является не возможность случайно стать собственным отцом или матерью. Возможность стать собственным отцом или матерью – на самом деле не та проблема, с которой не смогла бы справиться современная, прочная, и либерально настроенная семья. Изменение хода истории – тоже не проблема, потому что ход истории не так то просто изменить: отдельные исторические события подходят друг к другу точно, как частицы головоломки. Все действительно важные перемены уже произошли до тех событий, на которые они предположительно должны повлиять, и поэтому в конце концов все просто приходит к общему знаменателю.
      Одной из главных проблем при путешествиях во времени является проблема грамматики. Главным справочником по этой проблеме является книга д-ра Дана Стритменшенера 1001 Временная Форма для Путешественника во Времени. Там, к примеру, объясняется, как сказать, что что-то вот-вот должно было с вами случиться в прошлом, прежде чем вы избежали этого, переместившись во времени на два дня вперед, чтобы этого избежать. Это событие будет описываться разными временными формами в зависимости от того, рассказываете ли вы об этом с точки зрения вашего положения во времени в настоящий момент, или в дальнейшем будущем, или в прошедшем прошлом, и формоупотребление еще более осложняется возможностью вести беседу непосредственно в момент перемещения из одного времени в другое с намерением стать собственным отцом или матерью.
      Большинство читателей доходят только до Полуусловного Будущего Улучшенного, Обращенного в Досадительное Прошлое Условно-Сослагательное с оттенком намерения; поэтому в последних изданиях этого справочника остальные страницы просто оставлены пустыми в целях экономии краски.
       Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопомзапросто перемахивает через всю эту путаницу академических абстракций, и только мимоходом роняет замечание, что термин «Будущее Совершенное» отменен, поскольку оно таковым не является.
      Короче:
      Ресторан «Конец Вселенной» – одно из самых потрясающих предприятий во всей истории общественного питания.
      Он построен на разрозненных обломках постепенно разрушившейся планеты, которую заключили (будут иметь заключенной)в огромный временной пузырь, и послали вперед сквозь время непосредственно к моменту Конца Вселенной.
      Многие сказали бы, что это невозможно.
      В этом ресторане гости занимают (будут иметь состояние занимания)свои места за столиками и поглощают (будут иметь состояние поглощения)великолепный ужин, одновременно наблюдая (будучи во временно присущем состоянии наблюдения), как все сущее вокруг них летит в тартарары.
      Многие сказали бы, что и это невозможно.
      Вы можете посетить (иметь возможность пребывания в состоянии прибытия)Ресторан, не заказывая столик предварительно (по предшествовании прошествия), потому что его можно заказать задним числом (по прошествии предшествования), после того, как вы прибудете обратно в свое время (по обратном обращении прошествия предшествования предварительно впоследствии прибываючися домой).
      Многие уже настаивали бы, что это абсолютно невозможно.
      В Ресторане вы можете встретиться и поужинать с (будете иметь бытие возможности предповстречать и предотужинать с)толпой неимоверно интересных созданий из любой точки времени и пространства.
      Многие терпеливо объяснили бы, что это также невозможно.
      Вы можете поужинать там сколько угодно раз (имеете неизбежность способности переприужинаться впоследствии…для дальнейшего согласования времен изучите книгу д-ра Стритменшенера), только постарайтесь никогда не встречаться с собой – это обычно вызывает нежелательное замешательство и довольно сильный стресс.
      Вот уж это, даже если все остальное было правдой, а оно ей не было, абсолютно и решительно невозможно, говорят многие.
      Все, что вам нужно сделать, это положить в банк в вашем времени один пенни, и, когда вы прибудете к Концу Вселенной (и, соответственно, к Концу Времени), набежавших процентов как раз хватит, чтобы оплатить ваш эпических размеров счет.
      Многие говорят, что это не только просто невозможно, но и вообще лишено какого бы то ни было смысла. Именно поэтому рекламщики звездной системы Бастаблона выдвинули такой лозунг: Если сегодня с утра вы сделали полдюжины невероятных вещей, почему бы не поужинать в Маккосмиксе, Ресторане «Конец Вселенной»?

      У стойки бара Зафод быстро устал. Он устал вдрызг, головы его клевали носами, стукались одна о другую и улыбались не в такт. Он был непристойно счастлив.
      – Зафод, – сказал Форд, – пока ты еще можешь говорить, объясни мне, что, кварк побери, случилось? Где ты был? Где мы были? Это, конечно, не очень важно, но все равно хочется выяснить…
      Левой голове Зафода удалось приподняться, и мутным взором уставиться на Форда. Правая едва не угодила носом в закуску, прикрыла глаза и погрузилась еще глубже в алькогольное забытье.
      – Угу, – сказал Зафод. – Маленькая прогулочка. Хотели, чтобы я нашел того, кто правит Вселенной, но мне не очень хочется с ним встречаться. Боюсь, он не умеет готовить.
      Его правая голова приподнялась, внимательно выслушала все, что сказала левое, и изо всех сил кивнула.
      – Точ-шно, – сказала она. – Выпьем.
      Форд выпил еще один Всегалактический «Мозгобойный» – напиток, который обычно сравнивают с ограблением на улице: обходится дорого, и вызывает сильную головную боль. Что бы там ни случилось, в конце концов решил Форд, сейчас это меня нисколько не волнует.
      – Слушай, Форд, – сказал Зафод. – Все круто схвачено.
      – В том смысле, что ты контролируешь ситуацию?
      – Нет, – сказал Зафод. – Не в том смысле, что я контролирую ситуацию. Тогда бы все не было круто схвачено. Если хочешь знать, давай скажем так: все это дело было у меня в кармане. Ладно?
      Форд пожал плечами.
      Зафод фыркнул в стакан. Всегалактический «Мозгобойный» выплеснулся через край и начал разъедать мрамор на стойке.
      К ним подскочил загорелый космоцыган и принялся пиликать на скрипке, и продолжал действовать им на нервы до тех пор, пока Зафод не дал ему достаточно денег, чтобы он согласился уйти.
      Космоцыган направился к Триллиан и Артуру, которые сидели у другого конца стойки.
      – Ну и местечко, – сказал Артур. – просто в дрожь бросает.
      – Выпей еще, – сказала Триллиан. – Наслаждайся жизнью.
      – Что именно? Одно исключает другое.
      – Бедный Артур, ты действительно не создан для такой жизни.
      – Ты называешь это жизнью?
      – А сейчас ты говоришь почти как Марвин.
      – Марвин – самый здравомыслящий из всех моих знакомых. Как бы нам отвадить этого скрипача?
      К ним подошел официант.
      – Ваш столик готов, – сказал он.
 
      Если смотреть на него снаружи, – а это в принципе невозможно – Ресторан похож на огромную сверкающую морскую звезду, разлегшуюся на холодном камне. В ее лучах находятся бары, кухни, генераторы силового поля, которое защищает весь Ресторан и останки планеты, на которой он находится, и Временные Турбины, которые медленно движут все строение вперед и назад вокруг главного момента.
      В середине торчит гигантский золотой купол, почти шар, и именно в него сейчас вошли Зафод, Форд, Артур и Триллиан.
      По меньшей мере пять тонн сусального золота оказалось там несколько раньше, и им покрыли все, что можно было покрыть золотом. Все, что нельзя было покрыть золотом, усыпали драгоценностями, редкими морскими ракушечками с Сантрагинуса V, подумали, и остальное украсили резьбой, мозаикой, кожей ящерок и мириадами других невообразимых украшений. Стекло сияло, золото блестело, драгоценности сверкали, Артур Дент стоял, открыв рот.
      – Ух ты-ы! – сказал Зафод. – Ну дают…
      – Вот это да! – выдохнул Артур, – Какие люди…! Какие штучки…!
      – Штучки, – заметил Форд Префект, – тоже люди.
      – Э-э… люди, – запнулся Артур, – и… еще люди…
      – Люстры…! – сказала Триллиан.
      – Столы…! – сказал Артур.
      – Платья…! – сказала Триллиан.
      Официанту пришла в голову мысль, что они похожи на пару поверенных, описывающих имущество новоиспеченного банкрота.
      – «Конец Вселенной» очень популярен, – сказал Зафод, и, шатаясь, пошел, едва не сшибая столики, некоторые из мрамора, некоторые из редчайшего ультракрасного дерева, некоторые даже из платины, и за каждым сидели несколько экзотических созданий, которые весело болтали и изучали меню.
      – Сюда любят приходить в лучшей одежде, – заметил Зафод.
      – Чтобы чувствовалось, что это действительно событие.
      Столики стояли, почти замыкая круг вокруг сцены в центре зала, на которой небольшой оркестр наигрывал что-то легкое. Их было по меньшей мере тысяча, а между ними шелестели листьями пальмы, звенели фонтаны, стояли ни на что непохожие скульптуры, короче говоря, все то, что присуще всем ресторанам, где решили потратить немного денег на то, чтобы казалось, что денег потрачено неслыханно много. Артур огляделся, почти ожидая, что на сцене кто-то рекламирует Америкэн Экспресс.Зафод споткнулся, и чуть не упал на Форда, который в ответ чуть не упал на Зафода.
      – Ух ты, – сказал Зафод.
      – Вот это да, – сказал Форд.
      – Видно, прадедушка совсем запудрил мозги нашему компьютеру, – выговорил Зафод. – Я ему говорю – отвези нас в ближайшее место, где можно поесть, а он посылает нас в «Конец Вселенной». Напомните мне, чтобы я однажды сказал ему что-нибудь доброе.
      Он помолчал.
      – Все здесь. Здесь все, кто хоть кем-то был.
      – Был? – спросил Артур.
      – В «Конце Вселенной» придется часто говорить в прошедшем времени, – сказал Зафод, – потому что все уже случилось. – Привет, ребята, – он помахал сидевшей неподалеку группе игуаноподобных посетителей, – как шли дела?
      – Это Зафод Библброкс? – спросила одна игуана другую игуану.
      – Вроде бы, – сказала вторая игуана.
      – Ну это уж вообще, – сказала первая.
      – Смешная штука – жизнь, – сказала вторая.
      – Это уж что ты сам с ней сделаешь, – отозвалась первая, и они снова погрузились в молчание. Они дожидались самого грандиозного шоу во Вселенной.
      – Стой, Зафод, – вдруг сказал Форд, попытался ухватить Зафода за рукав, но, по причине третьего Всегалактического «Мозгобойного», промахнулся. Он попытался показать на что-то пальцем.
      – Вон там мой старый друг, – сказал он. – Жармрак Дезиато! Видишь, у платинового столика, в платиновом костюме.
      Зафод попытался повернуться туда, куда указывал Форд, но у него закружилась голова. Наконец, он увидел.
      – Ну да, – сказал он. Секундой позже он узнал хозяина платинового костюма.
      – Слушай-ка! – сказал он. – Да это же Жармрак Дезиато
      – суперзвезда! Супергалактика! Суперее, чем любой супер! Кроме меня.
      – Кто бы это мог быть? – спросила Триллиан.
      – Ты не знаешь Жармрака Дезиато? – Зафод был сражен. – И «Зоны Бедствия» никогда не слышала?
      – Нет, – сказала Триллиан, и это было правдой.
      – Самая крутая, – объявил Форд, – самая громкая…
      – …самая богатая… – подсказал Зафод.
      – …рок-группа во всей истории… – Форд поискал верное слово.
      – …самой истории, – закончил Зафод.
      – Увы, – сказала Триллиан.
      – Видишь, – сказал Зафод. – Мы уже в «Конце Вселенной», а ты еще даже и не начала жить. Много потеряла.
      Он подвел ее к столику, около которого терпеливо дожидался официант. Артур последовал за ним, чувствуя себя неимоверно одиноким.
      Форд протолкался сквозь толпу, и попытался возобновить старое знакомство.
      – Мда… э-э… привет, Жармрак, – сказал он, – как дела? Жутко рад видеть тебя, все грохочешь? Выглядишь великолепно, очень-очень потолстел, обрюзг. Просто здорово.
      Он хлопнул Жармрака по спине, и был слегка удивлен, не получив никакого ответа. Однако в нем ключом бурлили три Всегалактических «Мозгобойных», и понуждали его продолжать, не обращая на это внимания.
      – Помнишь, как, бывало, гуляли, а? – Форд прикрыл глаза.
      – Бистро «Нелегаль», помнишь? Киношку «Глубокое Горло»? Сексодром на Эротиконе Шесть? Веселое было времечко…
      Жармрак Дезиато не высказал определенного мнения по поводу того, было ли то времечко веселым. Форда не проняло.
      – А помнишь, когда хотелось есть, мы притворялись инспекторами экологического надзора? Ходили и конфисковали жратву и выпивку. А потом однажды отравились. А помнишь, как ночами сидели в вонючих комнатах над кафе «У Лу» в Гретхентауне, на Новом Бетеле? Ты-то всегда сидел в соседней комнате, и пытался писать песни, и тренькал на своем сигитаре. Как нам не нравились твои сочинения! А ты говорил, что тебе плевать, а мы говорили, что нам плевать, потому что они нам не нравились. – Глаза Форда заволокло счастливыми слезами.
      – И ты всегда говорил, что не собираешься становиться звездой, – продолжал Форд, – потому что ненавидишь звездную систему. – Форд с головой погрузился в волны ностальгии. – А ты помнишь, мы тебе сказали тогда – Гадра, и Сулиджу, и я, что выбора тебе делать и не придется. А теперь? Ты можешь купитьзвездную систему!
      Он повернулся и призвал сидящих за столиками обратить внимание на Дезиато.
      Жармрак Дезиато снова не сделал попытки опровергнуть утверждение Форда.
      – Похоже, тут кто-то вдрызг пьян, – пробурчало в свой бокал фиолетовое создание за соседним столиком, формой напоминавшее большой куст.
      Форд с трудом удержал равновесие и рухнул на стул напротив Жармрака.
      – А сейчас с кем выступаешь? – спросил он и схватился за бутылку для лучшей опоры, что было весьма неразумно, поскольку бутылка немедленно накренилась, и, прежде чем Форду удалось вернуть ее в прежнее положение, близстоящий бокал наполнился более, чем наполовину.
      – А тот ваш номер! – продолжал Форд. – Вы все еще делаете его? Бумм! Бумм! Трах тарррарах! – и еще что-то, а на концертах кончается тем, что космический корабль на полном ходу сталкивается со звездой. Все еще обходитесь без голографии?
      И Форд изо всех сил стукнул кулаком левой руки в ладонь правой, чтобы объяснить, как именно корабль сталкивается со звездой, и снова уронил бутылку.
      – Корабль – жжж! Звезда – и бац в нее! – кричал он. – Какие там лазеры, голография и все такое! Вот где настоящее оформление – солнечные вспышка, и ровный загар девяноста пяти процентов кожи гарантируется. Ну, и музыка тоже ничего…
      Его глаза следили за ручейком, струящимся из бутылки. С этим надо что-то сделать, подумал он.
      – Хочешь выпить? – спросил он. До его почти полностью отключившегося сознания начинало доходить, что во встрече двух старых друзей чего-то не хватает, чего-то такого, что каким-то образом связано с тем, что тот, кто сидел напротив него в платиновом смокинге и серебряном котелке, еще не сказал «Привет, Форд!» или «Как я рад наконец тебя видеть!», или еще чего-нибудь. Не говоря уже о том, что за все это время он ни разу и глазом не моргнул.
      – Жармрак? – сказал Форд.
      На его плечо легла большая мясистая рука и оттолкнула его в сторону. Форд неизящно соскользнул со стула, и поднял глаза кверху, чтобы увидеть владельца этой непочтительной конечности. Не увидеть руковладельца не представлялось возможным, поскольку в нем было куда больше двух метров росту, и при этом он не был худ, как большинство высоких людей. Он был не только высок, но и широк – широк, как кожаный диван: блестящий, жесткий, и туго набитый. Костюм, набитый этим телом, выглядел так, словно был создан лишь затем, чтобы показать, с каким трудом он облегает эту груду мышц. Физиономия была шершавая, как апельсин, и ярко-красная, как яблоко; на этом сходство с какими бы то ни было сладостями кончалось.
      – Пацан, – прозвучал его голос так, словно из груди, где он отбывал срок, его выпустили только под залог, и только на очень короткое время.
      – Слушаю вас, – попытался завязать разговор Форд. Он, шатаясь, поднялся на ноги, и был очень разочарован тем, что его голова приходится слишком низко от пола по сравнению с головой собеседника.
      – Отвали, – сказал незнакомец.
      – Да? – спросил Форд, думая одновременно, не слишком ли он глуп, чтобы ввязываться в этот разговор. – А ты кто?
      Незнакомец подумал над этим вопросом. Ему не часто приходилось отвечать на него. Тем не менее, через некоторое время Форд услышал ответ.
      – Я – это тот, кто говорит «Отвали», а потом может и ввалить.
      – Слушай, – Форд начинал нервничать. Он пожалел, что его рассудок не может перестать приплясывать и бормотать всякую несуразицу вместо того, чтобы встряхнуться и заняться делом. – Слушай, вот что… – продолжал он. – Мы с Жармраком очень старые друзья, а…
      Он взглянул на Жармрака Дезиато, который все еще и пальцем не пошевелил.
      – А… – снова сказал Форд, думая, что такое убедительное может следовать за буквой «А».
      Великан выдал целое предложение, которое было достаточно убедительным, и начиналось с буквы «А».
      – А я телохранитель мистера Дезиато, – сказал он, – и я отвечаю за его тело, а за твое нет, так что забери его отсюда, пока оно не попортилось.
      – Нет, подожди, – сказал Форд.
      – Чего нет? – взревел телохранитель. – Чего подожди? Мистер Дезиато никого не принимает.
      – Ну ладно, но может быть, ты дашь и ему сказать, что он об этом думает?
      – Он никого не принимает.
      Форд бессильно взглянул на Жармрака и был вынужден признать, что телохранитель, увы, прав. Дезиато не проявил никаких признаков интереса к жизни, не говоря уже об остром интересе к благосостоянию Форда.
      – Но почему? – спросил Форд. – Что с ним стряслось?
      Телохранитель объяснил.
 

      Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом отмечает, что «Зона Бедствия», рок-группа из Рассудных Дней, что на Гагранаке, общепризнанно считается не только самой громкой рок-группой во всей Галактике, но и вообще просто самым громким шумом. Их поклонники едины во мнении, что наилучший аудиоэффект достигается при прослушивании концерта из большого железобетонного бункера, расположенного примерно в полусотне километров от сцены. Сами музыканты во время концертов играют на своих инструментах с помощью дистанционного управления с борта космического корабля, лежащего на орбите вокруг планеты – чаще, правда, вокруг совсем другой планеты.
      Их песни в основном очень просты, и своядтся к очень традиционной схеме: мальчик встречает девочку под серебряной луной, а луна потом возьми да и взорвись ни с того ни с сего.
      Многие планеты запретили их концерты, некоторые из соображений высокого искусства, а большинство – потому, что работа аудиосистем группы вступала в противоречие с местными договорами по ограничению стратегических вооружений.
      Это, тем не менее, не снизило их доходов от дальнейшего расширения границ гиперматематики. Их главный бухгалтер-исследователь не так давно получил титул профессора неоматематики в Максимегалонском университете, в знак признания его заслуг по развитию как общей, так и специальной теорий налогообложения группы «Зоны Бедствия», в которых он доказывает, что ткань пространственно-временного континуума не только изрядно повытерлась, но и вообще лишена основы.
 
      Форд, спотыкаясь, добрался до столика, за которым сидели Зафод, Артур и Триллиан в ожидании начала представления.
      – Нужно закусить, – сказал он.
      – Ну что, Форд, – сказал Зафод, – поговорил ты с оралой?
      Форд странно покрутил головой.
      – С Жармраком? Ну… да, вроде как поговорил.
      – Что он сказал?
      – В общем, немного… Он… того…
      – Чего?
      – Он умер на год, чтобы уладить проблемы с налогами. Дайте сесть.
      Он уселся.
      Подошел официант.
      – Желаете меню? – спросил он. – Или познакомитесь с Фирменным Блюдом?
      – А? – сказал Форд.
      – А? – сказал Артур.
      – А? – сказала Триллиан.
      – Круто, – сказал Зафод. – Давай сюда свой деликатес. Деликатничать с ним мы не будем.
 
      В маленькой комнате в одном из лучей Ресторана некто высокий, худой, и костлявый чуть отодвинул штору на окне и в лицо ему глянуло забвение.
      Это лицо не было красивым, возможно, потому, что забвение столько раз глядело в него. Начать с того, что оно было слишком длинным, глаза и щеки слишком глубоко запали, губы были слишком тонкими, и когда они раздвигались, зубы между ними блестели, как только что начищенная каминная решетка. Руки, которые держали штору, тоже были длинные и тонкие. И холодные. Они едва касались складок шторы, и казалось, что если их владелец не будет следить за ними, словно коршун за куропатками, они сами по себе отползут в сторонку, и там сделают что-нибудь, о чем не принято говорить в приличном обществе.
      Он опустил штору, и жуткий свет, игравший на его физиономии, отправился поиграть в каком-нибудь месте поздоровее. Он прошелся по своей комнате, словно хищник, вышедший облегчиться, и уселся на стул у столика на трех ножках. Он просмотрел несколько страниц свежих приколов.
      Прозвенел звонок.
      Он отбросил тонкую пачку листков и встал. Его руки прошлись по отдельным перышкам из миллиона разноцветных перышек, которыми был украшен его пиджак, и он вышел.
      В зале Ресторана притушили огня, оркестр убыстрил темп, узкий луч света упал на проход из-за занавеса к сцене в центре зала.
      По нему шел некто высокий, худой, костлявый, одетый в радужный пиджак. Он взбежал на сцену, подскочил к микрофону, одним движением тонкой длинной руки выхватил его из стойки и несколько мгновений стоял, кланяясь налево и направо, принимая аплодисменты, и демонстрируя всем присутствующим свою каминную решетку. Он помахал своим близким друзьям в зале – хотя их там не было – и подождал, пока аплодисменты утихнут.
      Он поднял руку и улыбнулся. Его улыбка шла не только от уха до уха, но, казалось, еще и выступала за естественные границы его лица.
      – Спасибо, дамы и господа! – крикнул он. – Большое спасибо! Благодарю вас.
      Он подмигнул.
      – Дамы и господа, – сказал он. – Как мы знаем, к настоящему моменту Вселенная существует уже более ста семидесяти тысяч миллионов миллиардов лет, а ее конец настанет через немногим более получаса. Итак, добро пожаловать в Маккосмикс, Ресторан «Конец Вселенной»!
      Он махнул рукой, чем вызвал очередной взрыв аплодисментов. Еще раз взмахнув рукой, он оборвал его.
      – Я ваш хозяин на сегодня, – сказал он, – меня зовут Макс Квордлиплен.
      (Все и так это знали, представления в Ресторане были известны во всей обитаемой Галактике, но он сделал это просто для того, чтобы дать аудитории возможность поаплодировать.)
      – Я только что вернулся с самого самого самого что ни на есть противоположного конца времен, куда меня пригласили выступить в Большом Трахбургер-Баре. И это был замечательный вечер, дамы и господа, а сегодня я с вами, и мы вместе будем переживать величайшее событие – Конец Самой Истории!
      Взрыв аплодисментов стих, когда свет в зале притушили еще больше. На каждом столике сами собой зажглись свечи, и это вызвало восхищенный вздох всех собравшихся. Они превратили зал в скопление нервных огоньков и дрожащих теней. По залу побежал шепоток, а золотой купол над ними становился все прозрачнее, прозрачнее…
      Макс заговорил тише:
      – Итак, дамы и господа: – свечи горят, оркестр наигрывает что-то мягкое, и защищенный силовым полем купол медленно тает, и мы оказываемся под небом, полным света набухших звезд. Я предвижу сегодня славный вечерний апокалипсис.
      Даже едва слышное треньканье оркестра стихло, когда на публику опустилось облако тяжелого шока при виде того, что еще не все из присутствующих видели.
      Чудовищный, мертвенный свет хлынул в зал,
      – жуткий свет,
      – распухший, гноящийся свет,
      – свет, от которого стошнило бы всех чертей в аду.
      Вселенная близилась к концу.
      Несколько нескончаемых мгновений Ресторан бесшумно скользил сквозь бушующую пустоту. Затем Макс снова заговорил.
      – Специально для тех, кто надеялся увидеть свет в конце туннеля, – сказал он. – Вот он!
      Оркестр врезал марш.
      – Благодарю вас, дамы и господа, – вскричал Макс, – я снова буду с вами через несколько минут, а пока я оставляю вас на милость крайне любезного мистера Рэга Аннигили. Рэг Аннигили и его Катаклизмик-Бэнд! Аплодисменты, дамы и господа, встретим Рэга и мальчиков!
      В небесах продолжалась агония Вселенной.
      Послышалось несколько неуверенных хлопков, к которым в конце концов присоединился весь зал, и все снова задвигались, и продолжили разговоры. Макс пошел в обход зала, отпуская шуточки, взрываясь смехом, зарабатывая на жизнь.
      К Зафоду Библброксу подошло большое жирное четвероногое, отдаленно напоминающее корову, с большими печальными глазами, маленькими рожками, и почти заискивающей улыбкой на губах.
      – Добрый вечер, – промычало оно, и тяжело опустилось на корточки. – Я Фирменное Блюдо. Могу ли я предложить вам себя?
      – Оно тяжело вздохнуло, мирно посмотрело на всех, и поудобнее расставило передние ноги.
      Его взгляд встретился со взглядами Артура и Триллиан, полных испуганного недоумения, взглядом Форда Префекта, полным абсолютного спокойствия, и взглядом Зафода Библброкса, полным жгучего голода.
      – Может быть, кусочек грудинки? – предложило Фирменное Блюдо. – Тушеной в белом винном соусе?
      – Э-э… твоейгрудинки? – шепот Артура был звуковым аналогом его взгляда.
      – Ну разумеется, моей грудинки, сэр, – укоряюще промычало Фирменное Блюдо. – Чью же еще я вправе предлагать?
      Зафод вскочил на ноги и принялся, облизываясь, ощупывать грудинку Фирменного Блюда.
      – Окорок тоже очень хорош, – бормотало Блюдо. – Я много двигалось, и хорошо питалось, так что в нем очень много качественного мяса. – Оно мелодично фыркнуло, срыгнуло жвачку, пожевало ее, и снова проглотило.
      – Может быть, рагу из вырезки? – добавило оно.
      – Ты хочешь сказать, что это животное в самом деле хочет, чтобы мы его съели? – шепотом спросила Триллиан у Форда.
      – Я? – удивился Форд. Глаза его полностью остекленели.
      – Я вообще ничего не хочу сказать.
      – Но это же абсолютно ужасно, – вскричал Артур, – никогда не слышал ничего противнее!
      – В чем проблема, землянин? – спросил Зафод, перемещая внимание на окорок Блюда.
      – Но я не хочу есть животное, которое стоит передо мной, и приглашает меня его съесть, – сказал Артур. – Это жестоко.
      – Лучше, чем есть животное, которое не хочет, чтобы его съели, – заметил Зафод.
      – Не в том дело, – возразил Артур. Потом он подумал над словами Зафода. – Ладно, – сказал он, – может быть, дело именно в этом. Мне все равно, я не хочу об этом думать сейчас. Я просто… э…
      Вселенная корчилась над ними в предсмертнах судорогах.
      – Я лучше закажу шпинат, – пробормотал Артур.
      – Могу ли я обратить ваше внимание на печень? – спросило животное, – она уже должна стать жирной и нежной. Я себя насильно раскармливало последние несколько месяцев.
      – Шпинат, – твердо сказал Артур.
      – Шпинат? – переспросило животное, неодобрительно уставившись на Артура.
      – Ты собираешься сказать мне, что шпинат брать не стоит?
      – Что ж, – сказало животное, – я встречало много овощей, мнение которых по этому поводу отличалось от вашего. Именно поэтому решили раз и навсегда покончить с этой запутанной проблемой и вывести животное, которое на самом деле хочет, чтобы его съели, и может четко и ясно сказать об этом. И это я.
      Оно отвесило очень короткий поклон.
      – Стакан воды, пожалуйста, – сказал Артур.
      – Слушай, – сказал Зафод, – мы есть хотим, а не спорить по поводу диетических блюд. Четыре больших бифштекса, с кровью, и побыстрее. Мы не ели последние пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет.
      Фирменное Блюдо с трудом поднялось. Оно мелодично рыгнуло.
      – Хороший выбор, сэр, если можно так выразиться. Хорошо, а теперь я пойду и застрелюсь.
      Оно повернулось, и дружески подмигнуло Артуру.
      – Не волнуйтесь, сэр, – сказало оно. – Я буду очень гуманно.
      И неторопливо потрусило в направлении кухни.
      Через несколько минут официант подал четыре огромных дымящихся бифштекса. Зафод и Форд вгрызлись в них без всяких колебаний. Триллиан посмотрела на них, пожала плечами, и принялась за свою порцию.
      Артур уставился на них, чувствуя, что его подташнивает.
      – Землянин, – спросил Зафод, мерзко ухмыляясь той физиономией, которая не была занята поглощением бифштекса, – что тебя гложет?
      И оркестр снова врезал марш.
      Воздух был полон веселой болтовни, смесью экзотических запахов невиданных растений, изысканной еды и весьма коварных напитков. На бесконечное число миль вокруг бушевал последний космический шторм, готовясь к ошеломляющей кульминации. Взглянув на часы, Макс восторженно выскочил на сцену.
      – А теперь, дамы и господа, – сверкнул он своей каминной решеткой, – скажите мне, все ли вы прекрасно проводите время?
      – Да, – крикнули те, кто всегда кричит «Да», если конфераньсе спрашивает их, хорошо ли они проводят время.
      – Отлично, – с энтузиазмом воскликнул Макс, – просто отлично. И сейчас, когда фотонные бури срывают последние облака с красных горячих звезд, готовясь разорвать их на маленькие клочочки, я знаю, что вы готовы насладиться вместе со мной тем, что, я точно знаю, будет нашим самым большим и последним впечатлением.
      Он помолчал. И снова блеснул улыбкой.
      – Поверьте, дамы и господа, – сказал он, – после этого никаких впечатлений уже не будет.
      Он снова сделал паузу. Сегодня он как никогда рассчитал ритм своего выступления. Раз за разом он говорил это, из вечера в вечер. Не то чтобы слово вечерчто-то значило сейчас, у конца времен. Сейчас было только бесконечным повторением одного и того же последнего момента, в который Ресторан качнется и рухнет за грань края времени – и вернется обратно. В этот вечер, тем не менее, все шло даже лучше обычного, и аудитория была послушна движениям его болезнненных пальцев. Его голос стал тише. Теперь он почти шептал, и посетителям приходилось напрягаться, чтобы расслышать его.
      – Это, – сказал он, – на самом деле абсолютный конец, последняя жуткая катастрофа, в которой исчезает все многообразие творения. Это, дамы и господа, и есть пресловутый Черный День.
      Он еще понизил голос. В наступившей тишине муха не осмелилась бы даже кашлянуть.
      – После этого, – сказал он, – нет ничего. Пустота. Пропасть. Забвение. Абсолютное ничто…
      Его глаза сверкнули – или блеснули?
      – Нет ничего… – конечно, кроме тележки со сладостями, и прекрасных альдебаранских ликеров!
      Оркестр поддержал его короткой бравурной мелодией. Лучше бы они этого не делали, подумал он. Ему это не было нужно, он был артистом высшего класса. Он сам владел своими слушателями, как музыкальным инструментом. А они облегченно смеялись. Он продолжал.
      – И единственный раз, – бодро вскричал он, – вам не придется беспокоиться о похмелье на следующее утро – потому что следующего утра не будет!Он снова широко улыбнулся счастливым, сияющим посетителям. Он взглянул на небо, которое продолжало свое собственное ежевечернее выступление, но всего на долю секунды. Он полагался на него, как один профессионал полагается на другого.
      – А теперь, – сказал он, расхаживая по сцене, – я рискну несколько притушить ваше чудесное чувство обреченности и бесцельности, царящее здесь сегодня вечером, и представлю несколько групп, присутствующих на нашем празднике.
      Он вынул из кармана бумажку.
      – Есть ли здесь – он поднял руку, чтобы успокоить аплодисменты, – Есть ли здесь компания из Занселквейзерского клуба любителей бриджа имени Фламмариона из-за Вортвойда-на-Кверне? Они здесь?
      За столиками где-то сзади поднялся дикий приветственный шум, но он не обратил на него внимания. Он сделал вид, что напряженно вглядывается в зал, пытаясь найти их.
      – Они здесь? – еще раз спросил он, чтобы вызвать больше шума, и это ему удалось.
      – А, вот они. Ну что, последние ставки, ребята, и не шельмовать, это очень торжественный момент.
      Он жестом прервал смех слушателей.
      – А есть ли здесь, есть ли здесь… компания младших богов из Залов Асгарда?
      Справа от сцены раздался удар грома. Через зал пролетела молния. Несколько волосатых мужчин в шлемах выглядели очень довольными собой, и подняли кубки, приветствуя Макса.
      Из бывших, подумал он.
      – Осторожнее с молотом, сэр, – сказал он.
      Они снова проделали трюк с молнией. Макс улыбнулся им самой тонкогубой из своих тонкогубых улыбок.
      – В-третьих, – продолжал он, – представители Движения молодых консерваторов с Сириуса Б, они здесь?
      Компания прекрасно одетых молодых псов прекратила перекидываться шариками из хлебного мякиша, и стала бросать их на сцену. Они лаяли и нечленораздельно рычали.
      – И наконец, – сказал Макс, взмахом руки успокаивая посетителей и напуская на себя серьезный вид, – наконец, в зале должна быть группа последователей, очень преданных последователей, учения о Втором Пришествии Великого Пророка Зарквона.
      Их было около двадцати, и они сидели у самой сцены, одетые в самую простую одежду, пили минеральную воду, и не разделяли общего веселья. Они презрительно замигали, когда прожектор осветил их.
      – Вот они, сидят и ждут. Он сказал, что придет снова, и заставил вас ждать так долго, что давайте попросим его поторопиться, ребята, потому что у него осталось только восемь минут!
      Последователи Зарквона сидели с каменными лицами, не обращая внимания на взрыв хохота вокруг них.
      Макс остановил хохот.
      – Нет, но если серьезно, друзья, если серьезно, то я не хотел вас обидеть. В самом деле, нельзя смеяться над глубокими убеждениями, так что, пожалуйста, аплодисменты Великому Пророку Зарквону…
      Посетители вежливо похлопали.
      – …куда бы он ни делся!
      Он послал каменнолицым зарквонианам воздушный поцелуй, и вернулся в центр сцены.
      Он схватил высокий стул и уселся на него.
      – И все равно просто чудесно, – продолжал он, – что мы все здесь сегодня собрались – разве нет? Да, просто чудесно. Потому что я знаю, что многие из вас приходят сюда снова и снова, и я знаю, что это просто здорово, приходят сюда, чтобы увидеть этот окончательный конец всего сущего, а потом возвращаются в свои времена… создают семьи, борются за улучшение общества, ведут страшные войны за свои убеждения… и это позволяет надеяться на светлое будущее всей жизни во Вселенной. Вот только все мы знаем, – он указал на потолок, – что этого будущего у нее нет…
      Артур повернулся к Форду. Ему еще не удалось окончательно свыкнуться с этим местом.
      – Слушай, но ведь если Вселенной пришел конец, – сказал он, – то мы исчезнем вместе с ней, разве нет?
      Форд уставился на него. В его взгляде булькало три Всегалактических «Мозгобойных», что не придавало ему устойчивости.
      – Да нет, – сказал он, – вот слушай, – сказал он, – как только ты входишь в эту забегаловку, ты сразу попадаешь в прочную, защищенную силовым полем, временную петлю. Я думаю.
      – А, – сказал Артур. Он снова сконцентрировался на тарелке супа, которую ему удалось выпросить у официанта взамен бифштекса.
      – Слушай, – сказал Форд. – Сейчас объясню.
      Он схватил со стола салфетку и безуспешно попытался ее свернуть.
      – Слушай, – повторил он, – представь себе, что эта салфетка – темпоральная Вселенная, ясно? А эта ложка – рабочая волна хроновода в преобразователе материи, ясно…
      Последняя фраза отняла у него немало сил и времени, а Артуру очень не хотелось прерывать его.
      – Это моя ложка, – сказал он.
      – Ладно, – сказал Форд, – представь, что эталожка… – он нашел маленькую деревянную ложечку в судке с соусом, – эта ложка… – но схватить ее ему не удалось, – нет, лучше эта вилка…
      – Оставь мою вилку в покое! – заорал Зафод.
      – Ладно, – сказал Форд. – Ладно, ладно, ладно. Ну почему бы тогда не сказать… почему бы тогда не сказать, что этот бокал – темпоральная Вселенная…
      – Который, тот, что ты только что смахнул на пол?
      – Я его смахнул?
      – Да.
      – Ладно, – сказал Форд. – Забудем. Я хочу сказать… я хочу сказать… Слушай, для начала – ты знаешь, как началась Вселенная?
      – Наверно, нет, – сказал Артур, который уже пожалел, что завел этот разговор.
      – Ладно, – сказал Форд. – Представь. Себе. Вот. Берешь эту ванну. Вот. Большую круглую ванну. А сделана она из черного дерева.
      – А где я ее возьму? Черное дерево исчезло вместе с Землей.
      – Неважно.
      – Это ты всегда говоришь.
      – Слушай меня.
      – Ладно.
      – Берешь эту ванну, понял? Представь себе, что ты берешь эту ванну. И она из черного дерева. И в форме конуса.
      – Конуса? – спросил Артур. – Кому нужна ванна в форме…
      – Шшшш! – сказал Форд. – В форме конуса. И вот что ты с ней делаешь, понял: ты ее наполняешь чистым белым песком, понял? Или сахарным песком. Чистым белым песком и/или сахаром. Чем угодно. Неважно. Сахар сойдет. А когда ты ее наполнишь, ты выдергиваешь пробку… ты меня слушаешь?
      – Слушаю.
      – Ты выдергиваешь пробку, и все это высыпается, высыпается такими завихрениями, из дырки.
      – Понятно.
      – Ничего тебе не понятно. Абсолютно ничего тебе не понятно. Я еще не добрался до хитрого места. Хочешь, расскажу, в чем хитрость?
      – Расскажи, в чем хитрость.
      – Сейчас я тебе расскажу, в чем хитрость.
      Форд подумал немного, пытаясь вспомнить, в чем же была хитрость.
      – Хитрость, – сказал он, – вот в чем. Ты снимаешь все это на пленку.
      – Хитро, – согласился Артур.
      – У тебя есть камера, и ты снимаешь все это на пленку.
      – Хитро.
      – Это еще не хитрое место. А вот и хитрое место, теперь я вспомнил, в чем же хитрость. Хитрость в том, что ты теперь прокручиваешь пленку… задом наперед!
      – Задом наперед?
      – Именно. То, что ты прокручиваешь ее задом наперед, это и есть хитрое место. Ну вот, а потом ты просто сидишь и смотришь, как все, что было в этой ванне просто как бы вливается в нее обратно через дырку, и завихряется, и постепенно снова ее заполняет. Понял?
      – Так и началась Вселенная? – спросил Артур.
      – Нет, – сказал Форд, – но это отличный вид отдыха.
      Он потянулся за своим бокалом.
      – Где мой бокал? – спросил он.
      – На полу.
      – А…
      Оттолкнув задом стул, чтобы полезть под стол за стаканом, Форд едва не сбил с ног маленького зеленого официанта, который подошел к столу с телефоном в руках.
      Форд извинился, и принялся объяснять официанту, что это произошло только потому, что он был неимоверно пьян.
      Официант сказал, что все в порядке, и что он прекрасно понимает Форда.
      Форд поблагодарил официанта за его снисходительность, попытался потянуть его за чубчик, промахнулся сантиметров на двадцать, и соскользнул под стол.
      – Мистер Зафод Библброкс? – осведомился официант.
      – Ну да, а что? – Зафод отвел взгляд от третьего бифштекса.
      – Вас к телефону.
      – Что?
      – Вас к телефону, сэр.
      – Меня? Здесь? А кто знает, что я здесь?
      Одна из его голов бешено озиралась. Другая влюбленно смотрела на бифштекс.
      – Прости, я продолжу, ладно? – спросила она, и вгрызлась в мясо.
      За ним теперь охотилось столько народу, что он просто сбился со счета. Ему не следовало появляться с таким шумом, подумал он. А почему нет, черт побери, подумал он. Откуда ты узнаешь, что ты весело проводишь время, если тебя никто не видит?
      – Может, кто-то сообщил в Галактическую полицию? – сказала Триллиан. – Все видели, как ты вошел.
      – Ты хочешь сказать, что они собрались арестовать меня по телефону? – сказал Зафод. – Может быть. Я становлюсь очень опасен, когда меня прижмут в угол.
      – Точно, – послышалось из-под стола, – смываешься так быстро, что начинается наводнение.
      – У нас что сегодня, Судный День? – рявкнул Зафод.
      – А он тоже будет? – занервничал Артур.
      – Лично я не тороплюсь, – пробормотал Зафод. – Ладно, так кто этот тип на том конце? – Он пнул Форда. – Эй, вылезай, ты можешь мне понадобиться.
      – Я не знаком лично, – сказал официант, – с металлическим господином, которого вы имеете в виду, сэр…
      – Металлическим?
      – Да, сэр.
      – Ты сказал «металлическим»?
      – Да, сэр. Я сказал, что не знаком лично с металлическим господином, которого вы имеете в виду…
      – Ладно, ладно, дальше давай!
      – …но он сообщил мне, что его ожидание вашего возвращения длилось довольно много миллионолетий. Кажется, вы отбыли отсюда несколько поспешно.
      –  Отбылиотсюда? – сказал Зафод. – Что за новости? Мы только что прибыли сюда.
      – Несомненно, сэр, – настаивал официант, – но до того, как вы прибыли сюда, сэр, как я понимаю, вы отбыли отсюда.
      Зафод обдумал это сначала одной головой, потом другой.
      – Ты хочешь сказать, – спросил он, – что прежде чем прибыть сюда, мы отбыли отсюда?
      Ну и вечерок выдался, подумал официант.
      – Именно, сэр, – сказал он.
      – Тебе надо платить своему психиатру вдвое больше, – посоветовал Зафод.
      – Нет, погодите минуту, – сказал Форд, снова всплывая на уровень стола, – где конкретно здесь?
      – Если быть абсолютно конкретным, сэр, это вторая планета система Жабулона.
      – Но мы отбылиоттуда, – возразил Зафод. – Мы отбыли оттуда и прибыли в Ресторан «Конец Вселенной».
      – Да, сэр, – ответил официант, почувствовав, что попал в привычную колею. – На обломках первого построили последний.
      – А, – воскликнул Артур, которому вдруг все стало ясно,
      – так мы двигались не в пространстве, а во времени.
      – Слушай, ты, недоразвитый обезьяний сын, – вмешался Зафод, – полезай обратно на дерево, а?
      Артур решил, что с него хватит.
      – А пошел бы ты завязал свои головы узелком, четырехглазый, – заявил он.
      – Что вы, – обратился официант к Зафоду, – ваша обезьянка абсолютно права, сэр.
      Артура обуяла такая ярость, что он мог только заикаться, и ему не удалось сказать что-нибудь в ответ, или вообще что-нибудь.
      – Вы переместились вперед… думаю, на более чем пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет, оставаясь на одном и том же месте, – объяснил официант. Он улыбнулся. У него было великолепное чувство, что он наконец пробрался через все хитросплетения сегодняшнего вечера.
      – Все! – заявил Зафод. – Понял. Я сказал компьютеру, что мы хотим попасть в ближайшее место, где можно поесть, и именно это он с нами и проделал. Плюс-минус пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет, а с места мы и не сдвинулись. Хитро.
      Они все согласились, что это действительно было хитро.
      – Но тогда, – спросил Зафод, – кто этот тип у телефона?
      – А что случилось с Марвином? – спросила Триллиан.
      Зафод схватился за головы.
      – Андроид-Параноид! Я оставил его слоняться по Жабулону-Б.
      – Когда это было?
      – Думаю, э-э… пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет назад, – сказал Зафод. – Ладно, давай сюда устройство, Начальник Тарелок.
      Брови маленького официанта попытались спрятаться в его волосах.
      – Простите, сэр? – сказал он.
      – Официант, телефон, – пояснил Зафод, и грубо отобрал телефон. – Диву даешься: вы, ребята, такие убогие, что вам впору милостыню просить.
      – Несомненно, сэр.
      – Эй, Марвин, это ты? – кричал Зафод в трубку. – Как дела, дружище?
      Последовала долгая тишина, после которой из трубки послышался далекий низкий голос.
      – Мне кажется, вы должны знать, что я в глубокой депрессии, – сказал он.
      Зафод накрыл трубку ладонью.
      – Это Марвин, – сказал он.
      – Слушай, Марвин, – крикнул он в трубку, – мы тут отлично проводим время. Еда, вино, чуть до драки не дошло, и Вселенная сейчас грохнется. Ты где?
      Снова тишина.
      – Не стоит притворяться, что я вас интересую, – наконец сказал Марвин. – Я прекрасно знаю, что я просто ущербный робот.
      – Ладно, ладно, – сказал Зафод. – Так где тебя найти?
      –  Полный назад, Марвин,
      – так мне говорят – открой шлюз номер три, Марвин. Марвин, подними, пожалуйста, этот листок.Поднять этот листок! Вот он я, мозг величиной с планету, а меня просят…
      – Да-да, – в голосе Зафода полностью отсутствовало сочувствие.
      – Но я уже привык к тому, что меня унижают, – ныл Марвин. – Я могу даже пойти и засунуть голову в ведро с водой, если хотите. Хотите, я засуну голову в ведро с водой? Оно у меня с собой. Подождите минуту.
      – Эй, Марвин, – попытался остановить его Зафод, но было уже поздно. Из трубки послышалось звяканье и плеск.
      – Что он говорит? – спросила Триллиан.
      – Ничего, – ответил Зафод. – Он позвонил, только чтобы устроить головомойку.
      – Вот, – снова сказал Марвин в трубку. В голосе его появилось непривычное бульканье. – Теперь вы довольны, надеюсь?
      – Конечно, конечно, – сказал Зафод, – ты нам скажешь, наконец, где тебя найти?
      – Я в гараже, – сказал Марвин.
      – В гараже? Что ты там делаешь?
      – Мою машины, что еще можно делать в гараже?
      – Ладно, жди там, мы сейчас придем.
      Одним движением Зафод вскочил на ноги, бросил трубку, и написал на счете «Жармрак Дезиато».
      – Пошли, ребята, – сказал он. – Марвин в гараже. Заберем его.
      – Что он делает в гараже? – спросил Артур.
      – Моет машины, что же еще? Маленький и глупый.
      – А Конец Вселенной? Мы же его пропустим.
      – Я его видел. Ерунда, – сказал Зафод, – просто Харт Йолшоб.
      – Что?
      – Большой Трах наоборот. Пошли скорее, шевелитесь.
      Мало кто обратил на них внимание, когда они пробирались к выходу. Всеобщее внимание было приковано к тому, что происходило в небесах.
      – Вот в том углу очень интересное явление, – говорил Макс, – в верхней левой части неба. Если присмотреться, вы увидите, как звездная система Гастромил разлетается на маленькие ультрафиолетовые кусочки. Есть здесь кто-нибудь с Гастромила?
      Несколько одиноких и очень неуверенных выкриков «Да» послышались откуда-то сзади.
      – Ну что ж, – улыбнулся им Макс, – во всяком случае, уже поздно беспокоиться, не забыли ли вы выключить газ на кухне.
 

      Огромное фойе было почти пустым, но для размашистой траектории Форда в нем все равно не хватало места.
      Зафод схватил его за руку, и, после серии толчков, ему удалось втолкнуть Форда в кабинку у стены.
      – Что ты с ним делаешь? – спросил Артур.
      – Отрезвляю, – ответил Зафод, и бросил в щель монетку. Замигали огоньки, и Форда окутало облако разноцветных газов.
      – Привет, – сказал Форд, выходя из кабинки, – куда направляемся?
      – В гараж, пошли скорее.
      – Смотри, кабинка персональной хронопортации, – сказал Форд. – Можно вернуться прямо на Золотое Сердце.
      – Ага, только я охладел к этому кораблю. Пусть с ним развлекается Зарнивуп, а я не желаю играть в его игры. Посмотрим, что здесь есть.
      Счастливый вертикальный транспортер корпорации Сириус Кибернетикс опустил их глубоко под Ресторан. Им доставило большое удовольствие то, что кто-то уже поработал над этим лифтом, и он не старался осчастливить их по дороге.
      Внизу двери лифта открылись и впустили в кабину поток холодного воздуха.
      Первое, что они увидели, выйдя из лифта – длинная бетонная стена, а в ней пятьдесят дверей в пятьдесят туалетов, приспособленных для пятидесяти наиболее распространенных форм жизни. Тем не менее, пахло в нем именно так, как пахнет в любом другом гараже Галактики во всей истории гаражей, то есть, в основном, крайней спешкой.
      Они свернули за угол и оказались на движущемся мостике, который пересекал огромную пещеру гаража. Его дальний конец терялся в полумраке.
      Гараж был разделен на множество отделений, и в каждом стоял космический корабль, чей владелец наверху развлекался зрелищем агонии Вселенной. Корабли были разного класса – тут простая серийная модель, а там – огромный сияющий лимурабль, игрушка для миллионеров.
      В глазах Зафод, когда он проходил мимо, загорелось нечто, что могло быть, а могло и не быть, алчностью. Впрочем, будем откровенны – это была именно алчность.
      – Вон он, – сказала Триллиан. – Марвин… вон там.
      Они поглядели туда, куда она указывала. С трудом смогли они разглядеть металлическую фигурку, безрадостно возившую тряпкой по корпусу огромного серебряного суперлайнера.
      Через равные промежутки с мостика опускались полые прозрачные трубы. Зафод ступил в одну из них и плавно опустился на пол. Остальные последовали за ним. Когда Артур Дент впоследствии вспоминал свои похождения, ему всегда казалось, что это единственное приятное впечатление из всех его странствий по Галактике.
      – Марвин, – вскричал Зафод, подскочив к роботу. – Как же я рад тебя видеть!
      Марвин обернулся. Насколько это возможно для металлического лица выразить упрек, оно его выразило.
      – Нет, не рад, – сказал он. – Мне никто не рад.
      – Как хочешь, – сказал Зафод и отвернулся, осматривая корабли. Форд пошел за ним.
      Так что к Марвину подошли только Триллиан и Артур.
      – Да нет, мы действительно рады, – сказала Триллиан и потрепала его по плечу, что ему сразу же активно не понравилось.
      – Тебе пришлось так долго нас ждать.
      – Пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов три тысячи пятьсот семьдесят девять лет, – сказал Марвин. – Я считал.
      – Ну, вот и мы, – сказала Триллиан, чувствуя, и, по мнению Марвина, совершенно справедливо, что эта фраза звучит несколько глупо.
      – Первые десять миллионов лет были самыми тяжелыми, – сказал Марвин, – а вторые десять миллионов лет были тоже самыми тяжелыми. Третьи десять миллионов лет были просто ужасны. После этого наступило что-то совершенно кошмарное.
      Он сделал достаточно длинную паузу, чтобы Триллиан и Артур почувствовали, что он ждет, пока они что-нибудь скажут, и, не дождавшись, продолжал:
      – На этой работе постоянно встречаешься с новыми людьми. И это ужасно угнетает, – сказал он, и снова замолчал.
      Триллиан кашлянула.
      – А что…
      – Сорок миллионов лет назад у меня был последний приятный разговор, – продолжал Марвин.
      Снова помолчал.
      – А что…
      – С кофеваркой.
      Снова пауза.
      – Нам…
      – Вам не очень нравится беседовать со мной, да? – низким безнадежным голосом проговорил Марвин.
      И Триллиан повернулась к Артуру.
 
      – Форд отошел в сторону, и нашел одну вещь, которая ему очень понравилась. Если быть более точным, несколько таких вещей.
      – Зафод, – сказал он тихо, – ты только взгляни на эти тачки…
      Зафод взглянул, и они ему приглянулись.
      То судно, перед которым они стояли, было довольно маленьким, но крайне необычным, и сильно смахивало на игрушку для миллионеров. С виду вроде бы ничего особенного. Оно было похоже на бумажного голубя длиной метров шести, только сделанного не из бумаги, а очень тонкой и очень прочной фольги. На корме была небольшая рубка на двоих. Корабль был оснащен двигателем на прелестных кварках, а он не позволял развивать очень большую скорость. Зато у корабля был тепловод.
      Тепловод весит около двух тысяч миллиардов тонн, и устанавливается в черной дыре, помещенной в электромагнитное поле примерно посередине корабля. Он позволяет подойти на несколько миль к желтому солнцу, чтобы покататься на солнечных вспышках, поднимающихся с него.
      Катание на вспышках – один из самых экзотических и возбуждающих видов спорта, и те, кто осмеливается им заниматься, и имеет на это достаточно средств, входят в круг самых знаменитых людей в Галактике. Разумеется, это умопомрачительно опасно – те, кто не сгорает во вспышке, неминумо погибают от сексуального истощения во время Послевспышечных Оргий клуба «Дедал».
      Форд и Зафод поглядели и пошли дальше.
      – А эта крошка, – сказал Форд, – звездный карт… Вон тот, оранжевый, с черным бампером?
      И звездный карт тоже был небольшим – и к тому же его не стоило называть звездным, потому что единственное, чего он не мог – это летать между звездами. Это был просто спортивного вида жучок для полетов с планеты на планету, но форму ему придали такую, чтобы казалось, что он способен на нечто большее. И это удалось. Они пошли дальше.
      Дальше стоял огромный роскошный лимурабль. Очевидно, его строили с единственной целью – заставить соседей задохнуться от зависти. И цветом, и роскошью отделки он ясно говорил: «Мой хозяин не только достаточно богат, чтобы позволить себе меня, он еще достаточно богат, чтобы не принимать меня всерьез». Он был чудовищно роскошен.
      – Нет, ты только глянь, – сказал Зафод, – многокластерный кварковый ход, перспулексная передача. Наверняка делали на заказ на Лазлар Лириконе.
      Он осмотрел каждый дюйм корабля.
      – Точно, – сказал он. – Инфрарозовая ящерица на нейтринном выхлопе. Лазларская торговая марка. Стыда нет у человека.
      – Меня однажды такая тачка обошла, неподалеку от пылевого облака Алекса, – заметил Форд. – Я себе спокойно несусь на полной скорости, а она вжик мимо меня – и нет ее, только пыль столбом. Нарочно не придумаешь.
      Зафод уважительно присвистнул.
      – Через десять секунд после этого, – добавил Форд, – они врезались в третью луну Джаглан Беты.
      – Да ты что?
      – Но смотрится здорово. Летит как молния, а в управлении
      – как корова.
      Форд зашел с другой стороны.
      – Эй, смотри, – позвал он, – а здесь на стенке целая фреска. Взрыв звезды – фирменная марка «Зоны Бедствия». Это, наверно, Жармракова коляска. Козел счастливый. У них есть песня, самая жуткая, которая кончается тем, что корабль на автопилоте врезается в солнце. Якобы это чудо что за зрелище. Кораблей уходит чертова куча.
      Однако внимание Зафода было привлечено совсем к другому. Он во все глаза уставился на корабль, стоявший рядом с лимураблем Жармрака Дезиато. Оба его рта были широко открыты.
      – Вот это… – сказал он, – действительно слепит глаза…
      Форд взглянул. И тоже открыл рот.
      Это был корабль простых, классических очертаний, словно сплющенный лосось, метров двадцать длиной, без всяких украшений. Но в нем было кое-что особенное.
      – Он такой… черный!
      – прошептал Форд. – Его даже не разглядишь толком… как будто от него и свет не отражается.
      Зафод ничего не сказал. Он просто влюбился в этот корабль.
      Его чернота была такой абсолютной, что просто невозможно было сказать, насколько близко ты к нему подошел.
      – Взгляд не удержишь… – прошептал Форд. Его проняло. Он закусил губу.
      Зафод медленно двинулся к кораблю, словно под гипнозом. Он протянул руку и коснулся его. Рука остановилась. Он еще раз протянул руку и потрогал корабль. Рука снова остановилась.
      – Иди потрогай, – глухо сказал Зафод.
      Форд положил руку на борт. Его рука остановилась.
      – Ничего… ничего нет? – сказал он.
      – Видишь? – сказал Зафод. – Поверхность начисто лишена трения. Обтекаемость у него…
      Он повернулся, и серьезно посмотрел Форду в глаза. То есть, одна его голова повернулась – другая продолжала влюбленно смотреть на корабль.
      – Что скажешь, Форд? – сказал он.
      – Ты хочешь… – Форд оглянулся. – То есть… угнать его? Думаешь, стоит?
      – Нет.
      – И я думаю, нет.
      – Все равно ведь угоним…
      – Как же не угнать…
      Они еще посмотрели, и Зафод вдруг встряхнулся.
      – Тогда давай поворачивайся, – заявил он, – сейчас будет Конец Вселенной, и все эти буржуи рванут сюда к своим тачкам.
      – Зафод, – сказал Форд.
      – Ну?
      – А как мы это сделаем?
      – Запросто, – сказал Зафод. Он повернулся.
      – Марвин!
      Медленно, мучительно, с тысячью позвякиваний и поскрипываний, которые он научился симулировать, Марвин повернулся, чтобы ответить на его зов.
      – Иди сюда, – сказал Зафод. – У нас для тебя работка.
      Марвин устало подошел к ним.
      – Она мне не понравится, – предупредил он.
      – Еще как понравится, – ободрил его Зафод. – У тебя впереди новая жизнь!
      – О боже, еще одна! – простонал Марвин.
      – Заткнись и слушай! – прошипел Зафод. – На этот раз будут и развлечения, и приключения, и все такое.
      – Ужасно, – сказал Марвин.
      – Марвин! Все, что мне от тебя нужно…
      – Вы, наверно, хотите, чтобы я открыл для вас этот корабль?
      – А?.. Ну конечно. – Зафод тяжело дышал. По крайней мере три его глаза следили за входом. Время кончалось.
      – Лучше бы так сразу и сказали, чем пытаться пробудить во мне энтузиазм, – сказал Марвин, – у меня его вообще нет.
      Он подошел к кораблю, толкнул люк, и тот открылся.
      Форд и Зафод уставились на него.
      – Не стоит благодарности, – сказал Марвин. – А, ее и не было. – И он поковылял в сторону.
      Артур и Триллиан присоединились к похитителям.
      – Чем занимаемся? – спросил Артур.
      – Погляди, – сказал Форд. – Погляди внутрь этого корабля.
      – Жутчает с каждой минутой. – Зафод нашел адекватное выражение своим чувствам.
      – Он черный, – сказал Форд. – В нем все абсолютно черное…
 
      – Тем временем Ресторан быстро близился к тому моменту, после которого никаких моментов уже не будет.
      Внимание всех посетителей было приковано к куполу, всех, кроме телохранителя Жармрака Дезиато, который внимательно следил за Жармраком Дезиато, и самого Жармрака Дезиато, которому телохранитель уважительно прикрыл глаза.
      Телохранитель нагнулся над телом Жармрака. Если бы тот был жив, он бы, скорее всего, решил, что это неплохой момент отодвинуться подальше, или даже пойти прогуляться. Его телохранитель был одним из тех людей, которые при ближайшем рассмотрении не становятся приятнее. Тем не менее, в силу своего беспомощного положения, Жармрак сидел абсолютно неподвижен.
      – Мистер Дезиато, сэр? – прошептал телохранитель. Когда он говорил, мускулы на его лице, казалось, начинали проталкиваться к выходу, не особенно церемонясь.
      – Мистер Дезиато? Вы меня слышите?
      Жармрак, естественно, ничего не сказал.
      – Жармрак! – прошептал телохранитель.
      Опять-таки, что было вполне естественно, Жармрак ничего не ответил. Однако, что было сверхъестественно, он подал знак.
      На столике перед ним звякнул бокал, и вилка поднялась над тарелкой, звякнула по графину, и снова опустилась на стол.
      Телохранитель удовлетворенно хрюкнул.
      – Нам пора, мистер Дезиато, – сказал он. – Вы же не хотите толкаться, когда все будут выходить. Не в вашем состоянии. Вы хотите попасть к началу следующего концерта успокоившись и хорошенько отдохнувши. На него пришло очень много публики. Один из наших лучших концертов. На Какрафуне. Пятьсот семьдесят шесть тысяч и два миллиона лет тому назад. Вы будете выступали на этом концерте.
      Вилка снова поднялась в воздух, подвигалась из стороны в сторону, словно отклоняя предложение телохранителя, и снова упала.
      – Да ладно вам, – сказал телохранитель, – это будет было просто замечательно. Все торчали. – Его небрежность в обращении с глаголами вызвала бы у д-ра Дана Стритменшенера сердечный приступ, а то и инфаркт.
      – Когда черный корабль врезается в солнце, они просто визжат от восторга, а тот, что мы приготовили для этого концерта – просто красавец. Будет просто жаль смотреть, как он сгорит. Когда мы спустимся, я запущу автопилот, а мы уедем на вашей машине. Хорошо?
      Вилка снова звякнула, один раз, что означало «да», и бокал с вином сверхъестественным образом опустел.
      Телохранитель вывез каталку с телом Дезиато из Ресторана.
      – А сейчас, – кричал Макс со сцены, – тот момент, которого мы все ждем! – Он воздел руки к небу. Оркестр позади захлебнулся в барабанной дроби и трелях синтезаторов. Макс уже пытался доказать им, что этого делать не надо, но они заявляли, что раз это есть в контракте, они будут строго его придерживаться. Этим придется заняться его импрессарио, подумал Макс.
      – Небеса закипают! – кричал он. – Все сущее исчезает в ревущем водовороте! Через двадцать секунд вся Вселенная перестанет существовать! Да прольется на нас свет бесконечности!
      В зал ворвался свет мириадов гибнущих звезд – и в этот момент послышался негромкий звук трубы. Макс в ярости обернулся к оркестру, но музыканты сидели смирно, и ни у одного из них не было в руках трубы. Вдруг на сцене рядом с ним появилось небольшое облачко дыма, и стало расти. К звуку трубы присоединились звуки еще нескольких труб. Макс давал это представление уже более пятисот раз, и ничего подобного до сих пор не случалось. Он испуганно отошел от облачка, и вдруг оно уплотнилось и превратилось в фигуру древнего старца, бородатого и одетого в хитон, испускающий яркий свет. Его глаза светились, словно звезды, и на голове у него была золотая корона.
      – Что это? – прошептал Макс. Ему мешала отвисшая нижняя челюсть.
      Каменнолицые приверженцы церкви Второго Пришествия Великого Пророка Зарквона вскочили, и принялись распевать приветственные гимны.
      Макс заморгал. Он простер руки над публикой.
      – Аплодисменты, дамы и господа! – вскричал он. – Поприветствуем Великого Пророка Зарквона! Он пришел! Зарквон вернулся!
      Разразились громоподобные аплодисменты, и Макс через всю сцену подошел к Пророку, и отдал ему микрофон.
      Зарквон кашлянул. Он, прищурившись, осмотрел зал. Его звездные глаза неуверенно взглянули на микрофон, который он неловко сжал в кулаке.
      – Э… – сказал он. – Привет. Э-э… извините, я немного опоздал. Так чертовски неудачно получилось, все вдруг в самый последний момент…
      Он занервничал, видя, что все восторженно ожидают его речи. Он опять откашлялся.
      – Э… у нас есть немного времени? – спросил он. – Я только хочу…
      И тут наступил конец Вселенной.

      Одной из причин, благодаря которым абсолютная замечательная книга, Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом, стала бестселлером, является то, что, помимо ее сравнительно низкой цены и слов НЕ ПАНИКУЙ, напечатанных на обложке большими веселыми буквами, у нее еще есть обширный и местами достаточно точный указатель. Посмотрев в него, можно легко найти, что, к примеру, сведения по экономической географии Вселенной сосредоточены, в основном, на страницах с девятьсот тридцать восемь тысяч триста двадцать четвертой по девятьсот тридцать восемь тысяч триста двадцать шестую. Упрощенный стиль, которым изложены эти сведения, объясняется отчасти тем, что редактор не успел сдать материалы в срок, и просто списал их с пакетика из-под готового завтрака, чуть-чуть переделал второпях, и добавил парочку сносок, чтобы избежать судебного преследования согласно невообразимо ухищренному галактическому законодательству о защите авторских прав.
      Интересно отметить, что чуть позже более находчивый редактор послал Путеводительназад во времени с помощью темпорального завихрения, а потом возбудил иск против компании, производящей эти готовые завтраки за нарушение галактического законодательства о защите авторских прав.
      Вот пример:
       Вселенная – несколько полезных фактов.@Item = 1. Площадь:Бесконечная.
      Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом предлагает для понятия «бесконечность» следующее определение:
      Бесконечный значит больший, чем что бы то ни было, и еще чуть-чуть больше. И даже еще намного больше, на самом деле, умопомрачительно огромный, абсолютно сногсшибающих размеров, «ну это вообще…» – вот какой.Бесконечный значит настолько большой, что, по сравнению с ним, дажебескрайний кажется козявкой. Великанский помножить на колоссальный помножить на ошеломляюще гигантский – вот примерно то, что мы пытаемся здесь объяснить.@Item = 2. Импорт:Нет.
       Невозможно импортировать что-то в район с бесконечной площадью, поскольку за его пределами просто нет ничего, откуда можно что-то импортировать.@item = 3. Экспорт:Нет.
       Смотри Импорт.@item = 4. Население:Нет.
       Как известно, существует бесконечно много планет, просто потому, что в бесконечном пространстве им всем хватает места. Однако не все из них населены. Следовательно, должно существовать конечное число населенных планет. Любое конечное число, поделенное на бесконечность, стремится к нулю так быстро, что результат просто невозможно заметить, так что в среднем население населенной планеты в этой Вселенной, можно сказать, равно нулю. Отсюда следует, что население всей Вселенной тоже равно нулю, а те, кто встречается вам время от времени – только продукт вашего больного воображения.@item = 5. Денежная единица:Нет.
      Вообще говоря, во вселенной есть три свободно конвертируемые денежные единицы, но они не считаются. Курс альтаирского доллара только что упал ниже нуля, флайнианская буса камешков обменивается только на другую флайнианскую бусу камешков, а с тригантским пу
      – совсем особый разговор. Его обменный курс – восемь нинги за один пу – достаточно прост, но, поскольку один нинги – это треугольная резиновая монета с длиной стороны десять тысяч двести километров, никому еще не удалось собрать достаточно нинги, чтобы обменять их на один пу. Нинги же к свободно конвертируемой валюте не относятся, потому что Галактибанк отказывается связываться с разменной монетой. Исходя из этого, легко доказать, что Галактибанк – тоже продукт больного воображения. @item = 6. Искусство:Нет.
      Цель искусства: отражать все сущее, а такого большого зеркала просто не найдешь
      – см. пункт 1. @item = 7. Секс:Нет.
      Ну, на самом-то деле есть, и его даже слишком много, в основном из-за отсутствия денег, торговли, банков, искусства, и всего остального, чем могло бы заняться несуществующее население Вселенной.
      Однако мы не будем здесь долго об этом распространяться, потому что эта проблема неимоверно сложна. Более подробно она обсуждается в Путеводителе в Главах седьмой, девятой, десятой, одиннадцатой, шестнадцатой, семнадцатой, девятнадцатой, с двадцать первой по восемьдесят четвертую включительно, да и, пожалуй, в большинстве остальных глав.
 

      Ресторан продолжал существовать, а Вселенная – нет. Темпоральные релястатические поля защищали его и удерживали в пустоте, которая не была даже вакуумом, она была просто ничем
      – в ней не было ничего, что можно было бы хотя бы назвать вакуумом.
      Купол снова стал непрозрачным, представление закончилось, гости разъезжались, Зарквон исчез вместе с остальной Вселенной, Турбины Времени готовились снова перебросить Ресторан назад, для дневного представления, и Макс Квордлиплен вернулся в свою гримерную, и пытался дозвониться до своего импрессарио по хронофону.
      В гараже неподвижно и безмолвно стоял черный корабль.
      Двери лифта открылись, и появился покойный мистер Жармрак Дезиато на коляске, которую толкал телохранитель.
      Они спустились к лимураблю. Как только они приблизились, люк открылся, оттуда выдвинулась лесенка, захватила ступицы коляски, и втянула ее внутрь. Телохранитель вошел следом, и, убедившись, что тело его хозяина надежно подсоединено к системе смертеобеспечения, направился в маленькую рубку. Там он включил дистанционное управление автопилотом черного корабля, задал ему направление и включил двигатели, чем вызвал огромное облегчение у Зафода Библброкса, который пытался сделать это вот уже десять минут.
      Черный корабль плавно снялся со своего места, развернулся, и скользнул по центральному проходу. Вылетев из гаража, он разогнался, вошел в поле темпорального запуска, и начал длинное путешествие обратно в отдаленное прошлое.
 
      В обеденном меню Ресторана процитированы, с разрешения редакции, несколько строк из Галактического Путеводителя для Путешествующих Автостопом.Там говорится:
       История любой крупной галактической цивилизации проходит три резко отличных фазы: фазы Выживания, Вопроса и Искушенности, известных также под названиями Что-, Зачем-, и Где-фаз.
       К примеру, первая фаза определяется вопросомЧто мы будем есть? , вторая —Зачем мы едим? , а третья – Где мы сегодня поужинаем?Далее в меню предлагается Маккосмикс, Ресторан «Конец Вселенной», как вполне подходящий ответ на третий вопрос.
      Что не упомянуто в меню, так это то, что хотя большим цивилизациям требуется много тысяч лет, чтобы пройти Что-, Зачем– и Где-фазы, небольшие социальные группы в условиях сильного стресса могут пройти их с необычайной быстротой.
      – Что происходит? – спросил Артур.
      – Кто бы знал, – ответил Форд.
      – Зачем мы сюда влезли? – спросила Триллиан.
      – Дурацкий вопрос, – фыркнул Зафод.
      – Где здесь туалет? – спросил Артур.
      – Заткнись, – сказали Зафод Библброкс и Форд Префект.
      – Понятно, – сказал Артур, не обратив внимания на их просьбу, – вы хотите сказать, что ситуацию контролируем не мы.
      Корабль трясся и раскачивался, возможно, потому, что Форд и Зафод пытались взять управление в свои руки. Двигатели завывали, словно дети в магазине.
      – Что меня сводит с ума, так это дикий цвет, – сказал Зафод, чья влюбленность в корабль длилась ровно три минуты. – Нажимаешь черную кнопку с черной надписью на черном фоне, и загорается черный огонек, чтобы показать, что ты ее нажал. Это что – космический суперкатафалк?
      Стены рубки тоже были черные, потолок был черный, сиденья
      – довольно грубые сиденья, потому что этот корабль не предназначался для удобства команды – тоже были черные, пульт управления был черный, кнопки и тумблеры были черные, винтики, которыми они крепились на пульте, были черные, тонкий нейлоновый ковер на полу был черный, а когда они отогнули уголок ковра, они убедились, что поролон с обратной стороны тоже был абсолютно черный.
      – Может быть, глаза у его конструктора видят в другой части спектра, – сказала Триллиан.
      – Или ему просто не хватило воображения, – пробормотал Артур.
      – Возможно, – сказал Марвин, – он был в глубокой депрессии.
      На самом деле, хотя они могли и не знать этого, черный цвет был выбран, чтобы гармонировать с плачевным и оплакиваемым финансовым положением владельца.
      Корабль особенно болезненно дернулся.
      – Поосторожнее, – взмолился Артур. – Мне плохо!
      – И будет плохо еще пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет, – заявил Форд.
      – Спасибо, – сказал Артур. – Меня сейчас стошнит!
      – Ради бога, – сказал Зафод. – Хоть какое-то яркое пятно.
      – Это что, светская послеобеденная беседа? – огрызнулся Артур.
      Зафод оставил у пульта Форда, и схватил Артура за ворот.
      – Слушай, землянин, – разъяренно завопил он, – у тебя есть свое дело, забыл? Вопрос к Главному Ответу!
      – Что, опять? Я думал, мы с этим покончили!
      – Только не я, малыш. Мыши правильно сказали, есть места, где за него отвалят кучу денег. А ты его держишь при себе без дела!
      – Да, но…
      – К черту но! Подумай об этом. Смысл Жизни! У нас, можно сказать, почти в руках штука, с которой мы к любому козлу во Вселенной можем подступиться за выкупом, и не вздумай ее потерять! А то я себе должен кучу денег. Артур глубоко и без всякого энтузиазма вздохнул.
      – Ладно, – сказал он, – и с чего же начнем? Откуда я знаю? Говорят, что Главный Вопрос, или что-то там такое – Сорок Два. Откуда мне знать вопрос? Он может быть какой угодно. Например, сколько будет шестью семь?
      Зафод пристально глядел на него. Через секунду его глаза радостно сверкнули.
      – Сорок Два! – завопил он.
      Артур вытер пот со лба.
      – Ну да, – терпеливо сказал он. – Я знаю.
      Глаза Зафода мигом потухли.
      – Я просто хочу сказать, что вопрос может быть любым, – сказал Артур, – и я представить себе не могу, почему я должен его знать.
      – Потому что, – сквозь зубы прошипел Зафод, – ты был там, когда из твоей планеты сделали большой фейерверк.
      – У нас на Земле есть одна вещь… – начал Артур.
      – Была, – поправил его Зафод.
      – …именуемая «тактичность». А, ладно. Я просто не знаю, и все.
      По кабине вдруг пополз низкий глухой голос.
      – Я знаю, – сказал Марвин.
      Форд повернулся к нему, забыв про кнопки, с которыми он все еще сражался, уже потеряв всякую надежду на победу.
      – Не лезь, Марвин, – предупредил он. – Железякам в этот разговор лучше не вмешиваться.
      – Я могу прочесть этот вопрос в линиях биоритмов его мозга, – заявил Марвин, – но мне не кажется, что вам будет интересно его узнать.
      – Ты хочешь сказать, – спросил Артур, – что можешь читать мои мысли?
      – Да, – сказал Марвин.
      Артур был поражен.
      – Ну и…
      – Меня удивляет, как мало их нужно для твоей нормальной жизнедеятельности.
      – А, – сказал Артур. – Это оскорбление?
      – Да, – ответил Марвин.
      – Не обращай на него внимания, – сказал Зафод. – Он выпендривается.
      – Выпендриваюсь? – Марвин изобразил что-то вроде пародии на крайнее удивление. – К чему мне выпендриваться? Жизнь и так достаточно тяжела, чтобы тратить на это время.
      – Марвин, – сказала Триллиан тем нежным, добрым голосом, которым только она могла говорить с этим убогим созданием, – если ты все это время знал вопрос, почему ты нам не сказал?
      Марвин снова изобразил пародию на изумление, и повернулся к ней.
      – А вы не просили, – сказал он.
      – Хорошо, железная голова, теперь мы тебя просим, – сказал Форд.
      В этот момент корабль вдруг перестал раскачиваться и трястись, звук двигателя стал тише и гораздо ровнее.
      – Форд, – сказал Зафод, – тебе что, удалось разобраться с управлением?
      – Нет, – ответил Форд. – Я просто перестал с ним разбираться. Я так думаю, что нам придется лететь с этим кораблем, и постараться унести с него ноги при первой возможности.
      – Точно, – сказал Зафод.
      – Я же говорил, что вам будет неинтересно, – заметил Марвин, скорчился в углу и отключился.
      – Проблема только в том, – добавил Форд, – что меня беспокоят показания единственного прибора на этом корабле, на котором я хоть что-то могу разобрать. Если это то, чем он мне кажется, и если он показывает то, что, как мне кажется, он показывает, то мы уже залетели слишком далеко в прошлое. Может быть, уже на два миллиона лет до нашего времени.
      Зафод пожал плечами.
      – Время – просто красивое слово, – сказал он.
      – Интересно, а чей все-таки это корабль? – спросил Артур.
      – Мой, – ответил Зафод.
      – Нет. На самом деле чей?
      – На самом деле мой, – настаивал Зафод. – Смотри: собственность – кража, верно? Значит, кража – собственность. Следовательно, корабль мой, правильно?
      – Скажи это кораблю, – сказал Артур.
      Зафод вразвалочку подошел к пульту.
      – Эй, корабль, – начал он, и стукнул по пульту кулаком,
      – с тобой говорит твой новый хозяин…
      Продолжить он не смог. Одновременно произошло сразу несколько вещей.
      Корабль вывалился из режима путешествия во времени, и появился в обычном пространстве.
      Зажглись все индикаторы на пульте, выключенные на время путешествия во времени.
      Главный обзорный экран над пультом тоже зажегся, и на нем появились звезды, и одна очень большая звезда прямо по курсу.
      Однако ни одна из этих вещей не была причиной того, что Зафод в этот самый момент вдруг полетел в дальний угол кабины вместе со всеми остальными.
      Причиной тому был громодобный звук, внезапно вырвавшийся из колонок по бокам обзорного экрана.
 

      На поверхности выжженной солнцем красной планеты Какрафун, в самом центре огромной Рудлитской пустыни, звукооператоры проверяли усилительные системы.
      Следует сразу объяснить, что это усилительные системы были в центре пустыни, а не звукооператоры. Звукооператоры спокойно работали, чувствуя себя в полной безопасности на гигантском космическом микшерском пульте, который висел на орбите примерно в шестистах километров над планетой, и звук они пробовали оттуда. Никто в радиусе пяти километров от колонок не выжил бы во время настройки.
      Если бы Артур Дент находился в радиусе пяти километров от колонок, ему в голову, возможно, пришла бы радостная мысль, что они формой и размерами очень напоминают Манхэттен. Нейтронные динамики громоздились один на другой, заслоняя небо, а под ними низко урчали плутониевые реакторы, и сейсмоусилители.
      Еще ниже, под землей, в бетонном бункере, находились инструменты, на которых музыканты будут играть со своего корабля: концертный фотонный сигитар, бас-детонатор, и ударная установка «Мегатрах».
      Шуму хватит на всех.
      На борту гигантского корабля царила деловая неразбериха. Корабль Жармрака Дезиато казался с ним рядом песчинкой. Оплакиваемый лидер группы прибыл, и сейчас его везли на встречу с медиумом, который будет преобразовывать его спиритические позывы в пассажи сигитара.
      У соседней двери стояли врач, философ-логик, и ихтиолог. Их за невиданную сумму привезли с Максимегалона, чтобы они попытались уговорить вокалиста выступить. Вокалист заперся в ванной, прихватив с собой пригоршню таблеток, и отказывался выходить, пока ему убедительно не докажут, что он не рыбка. Бас-гитарист занимался тем, что расстреливал из автомата стены своей каюты, а барабанщика вообще не могли найти.
      Лихорадочные поиски привели к тому, что его обнаружили на пляже Сантрагинуса V за сотню световых лет от Какрафуна, где, как он объяснил, он уже полчаса был вполне счастлив, и только что нашел маленький камешек, с которым собирается подружиться.
      Импрессарио «Зоны Бедствия» испытал неимоверное облегчение. Это значило, что уже семнадцатый концерт за эти гастроли пойдет под фонограмму, и, следовательно, ритм цимбаллистических тарелок не будет сбиваться.
      Суб-эфир был переполнен разговорами операторов, проверяющих каналы усилителей, и все это передавалось в рубку черного корабля.
      Его оглушенные пассажиры лежали у задней стены, и ошеломленно слушали то, что орали динамики у экрана.
      – Отлично, девятый канал в норме, – сказал невидимый оператор. – Проверяю пятнадцатый…
      И снова раздался неимоверный грохот.
      – Пятнадцатый канал – отлично…
      Послышался другой голос.
      – Черный корабль выведен на исходную позицию. Смотрится круто. А будет еще лучше, когда он врежется в эту звездочку. Сценический компьютер включили?
      – Включили, – ответил сценический компьютер.
      – Берешь на себя управление черным кораблем.
      – Черный корабль выведен на исходную позицию, курс задан, ожидаю дальнейших инструкций.
      – Проверяю канал двадцать.
      Зафод ринулся через рубку, и успел сбить настройку приемника прежде, чем их оглушил очередной взрыв. Он стоял и крупно дрожал.
      – Что значит, – спокойным голосом спросила Триллиан, – «врежется в эту звездочку»?
      – Это значит, – сказал Марвин, – что корабль врежется в звездочку. В звездочку… Врежется. Очень просто. Чего вы еще хотите, если вы угнали бутафорский корабль Жармрака Дезиато?
      – Откуда ты знаешь… – начал Зафод голосом, от которого похолодела бы даже вегианская снежная ящерица, – что это бутафорский корабль Жармрака Дезиато?
      – Знаю, – сказал Марвин. – Я его ставил на место.
      – Тогда… почему… ты… не сказал… нам… об этом!
      – Вы же говорили, что вам хочется развлечений, приключений и всего такого.
      – Ужасно, – проговорил Артур без всякой надобности.
      – Вот и я тоже так сказал, – заметил Марвин.
      На другой частоте шел репортаж о концерте.
 
      – …сегодня прекрасная погода для концерта. Я стою перед сценой, – нагло врал репортер,
      – в центре Рудлитской пустыни, и с помощью гипербинокулярных очков с трудом могу разглядеть огромную толпу слушателей на горизонте со всех сторон. Как раз позади меня, словно утес, поднимается в небо басовая колонка, и над головой светит солнце, и не знает, что собираются с ним сделать. Партия «зеленых» знает, что собираются с ним сделать, и они заявляют, что сегодняшний концерт якобы вызовет землетрясения, цунами, ураганы, непоправимые изменения в атмосфере, и все такое прочее, о чем обычно заявляет партия «зеленых».
       Но мне только что сообщили, что представитель группы «Зона Бедствия» встретился сегодня утром с партией «зеленых», и всех их перестрелял, так что ничто теперь не может остановить…Зафод выключил приемник. Он повернулся к Форду.
      – Знаешь, о чем я думаю? – спросил он.
      – Думаю, да, – ответил Форд.
      – Скажи, а что ты думаешь, что я думаю?
      – Я думаю, что ты думаешь, что нам самое время смыться с этого корабля.
      – Я думаю, что ты прав, – сказал Зафод.
      – И я думаю, что ты прав, – сказал Форд.
      – А как? – спросил Артур.
      – Тихо, – сказали Форд и Зафод, – мы думаем.
      – Ясно, – сказал Артур. – Значит, мы погибнем.
      – Слушай, прекрати, а? – попросил Форд.
      Здесь стоит напомнить, что Форд, первый раз повстречавшись с людьми, выдвинул теорию, чтобы объяснить их забавную привычку постоянно говорить и повторять самые-самые очевидные вещи, типа «Прекрасная погода», или «Как ты вырос», или «Ясно. Значит, мы погибнем».
      Сначала он решил, что если люди не будут упражнять губы, у них зарастут рты.
      Понаблюдав за ними несколько месяцев, он выдвинул вторую теорию: «Если люди не будут упражнять губы, у них начнут работать мозги».
      На самом деле, вторая теория более верна для белцеребонцев с Какрафуна.
      Белцеребонцы постоянно вызывали комплекс неполноценности у соседних народов, поскольку были не только одним из самых просвещенных и гармоничных народов в Галактике, но еще и одним из самых тихих.
      В наказание за такое поведение, которое все посчитали нагло самоуверенным и провокационным, Галактический Трибунал приговорил их к заражению самой жестокой из всех социальных болезней – телепатии. В результате, чтобы предотвратить разглашение любой мысли, которая появлялась у них в голове, во всеуслышание в радиусе пяти миль, им приходилось постоянно и очень громко говорить о погоде, болях в пояснице, вчерашнем матче, и о том, каким шумным местом вдруг стал Какрафун.
      Другим способом для достижения той же цели может быть посещение концерта «Зоны Бедствия».
      Концерт должен был вот-вот начаться.
      Корабль должен был начать свой последний путь еще до начала концерта, чтобы врезаться в солнце за шесть минут тридцать семь секунд до кульминации той песни, которую сопровождал своей гибелью, чтобы свет вспышки успел на Какруфун вовремя.
      Он уже минут пять двигался навстречу своей гибели к тому времени, когда Форд Префект завершил обход остальных помещений бутафорского корабля, и ворвался обратно в рубку.
      На экране угрожающе росло солнце Какрафуна – сияющий, раскаленный добела водородный ад – а корабль летел ему навстречу, и не обращал ни малейшего внимания на то, как Зафод молотит по пульту. Артур и Триллиан смотрели на экран примерно таким же остекленевшим взором, как кролик на ночном шоссе смотрит на приближающиеся фары, считая, что единственный способ иметь с ними дело – это сыграть в гляделки и выиграть.
      Зафод оглянулся. В глазах его было безумие.
      – Форд, – крикнул он. – Сколько здесь спасательных капсул?
      – Ни одной, – ответил Форд.
      Зафод начал заикаться.
      – Ты считал?
      – Два раза, – сказал Форд. – А тебе удалось связаться с операторами?
      – Как же, – сказал Зафод. – Я сказал им, что здесь толпа народа, а они попросили передать всем привет.
      Глаза Форда полезли на лоб.
      – А ты сказал им, кто ты такой?
      – Конечно. Они заявили, что это большая честь. И еще добавили что-то про счет в ресторане, и про полицию.
      Форд грубо оттолкнул Артура, и склонился над пультом.
      – Неужели здесь ничегоне работает?
      – Все отключено.
      – Разбей автопилот.
      – Ты его найди сначала. Ничего не действует.
      Наступила холодная тишина.
      Артур бродил вдоль задней стены. Вдруг он остановился.
      – Кстати, а что значит «телепортация»? – спросил он.
      Ему никто не ответил.
      Потом все медленно повернулись в его сторону.
      – Конечно, сейчас не время для лекций, – сказал Артур,
      – но я помню, ты однажды говорил это слово, и оно мне сейчас вспомнилось…
      – Где написано «телепортация»? – ровным голосом спросил Форд.
      – Вот тут, – ответил Артур, указывая на небольшую дверь в задней стене рубки, – Как раз под словами «Система экстренной» и над «не работает».
      Форд метнулся через рубку к двери, на которую указывал Артур, и принялся яростно нажимать на маленькую черную кнопку рядом.
      Дверь открылась, и все увидели кабинку, похожую на общественный душ, который вдруг нашел себе новое призвание в жизни, и нанялся складом к электрику. С потолка свисали обрывки проводов, на полу валялись горы забытых запчастей, а адресная панель вывалилась из своего гнезда, в котором должна была быть намертво закреплена.
      Младший бухгалтер «Зоны Бедствия», инспектируя верфь, на которой строился корабль, потребовал у прораба ответа, какого черта такое дорогостоящее оборудование, как экстренная система телепортации, устанавливается на корабле, предназначенном для единственного полета, к тому же без экипажа. Прораб объяснил, что систему телепортации удалось приобрести на десять процентов дешевле, а бухгалтер объяснил, что это не является веской причиной; прораб объяснил, что это самая лучшая, самая мощная, и самая современная система телепортации, которую можно купить за деньги, а бухгалтер объяснил, что ее, возможно, и не стоило покупать; прораб объяснил, что людям все равно придется входить в корабль и выходить из корабля, а бухгалтер объяснил, что корабль оснащен прекрасно работающим входным люком; прораб объяснил, что бухгалтер может закончить инспекцию, и вернуться в то место, откуда он явился, а бухгалтер объяснил прорабу, что предмет, который с большой скоростью приближается к прорабу слева – не что иное, как хорошо натренированный кулак. После того, как вопрос стал ясен обеим сторонам, работу над системой телепортации прекратили, а ее стоимость включили в счет-фактуру в статью «Расходы на покраску», проставив сумму в пять раз больше.
      – Козлы, – бормотал Зафод, пытаясь вместе с Фордом разобраться в путанице проводов.
      Через минуту-другую Форд сказал, чтобы все отошли подальше, вытащил из кармана монетку, и бросил ее в щель рядом с адресной панелью. Что-то щелкнуло, мигнул индикатор, и монета исчезла.
      – Эта часть работает, – сказал Форд. – Однако системы наведения нет. Телепортация без системы наведения может забросить… да куда угодно!
      Солнце Какрафуна стало еще больше.
      – Какая разница, – сказал Зафод. – Хуже не будет.
      – И еще, – сказал Форд, – нет автозапуска. Мы не можем отправиться все. Кому-то придется остаться, чтобы нажать на кнопку.
      На мрачную тишину уже не оставалось времени. Солнце росло на глазах.
      – Эй, Марвин, – вдруг весело завопил Зафод, – ну как твои дела?
      – Благодарю вас, очень плохо, – отозвался Марвин.
 
      Немного погодя, концерт на Какрафуне вдруг завершился преждевременной кульминацией.
      Черный корабль со своим единственным несчастным пассажиром согласно расписанию погрузился в раскаленное звездное горнило. Мощные протуберанцы поднялись с поверхности какрафунского солнца, и поднялись в космос на миллионы километров, и подхватили – а некоторые поглотили – любителей кататься на вспышках, которые вились поблизости в радостном ожидании.
      За секунду до того, как яростный свет пролился на Какрафун, пустыня, сотрясаемая грохотом лучшей композиции «Зоны Бедствия», треснула. Полноводная, до того момента никому не известная, подземная река рванулась на поверхность, подстегиваемая извержением миллионов тонн кипящей лавы, которая изверглась тягучим гейзером высотой в несколько сот метров, и мгновенно испарила всю воду как на поверхности, так и под ней, результатом чего стал взрыв, донесшийся до другой стороны Какрафуна и обратно.
      Те – весьма немногие – кто видел это и выжил, уверяют, что чуть ли не сто тысяч квадратных километров пустыни взлетело в воздух, словно блин в километр толщиной, перевернулось, и упало обратно. В этот самый момент излучение вспышек пробилось через тучи испарившейся воды и излилось на землю.
      Годом позже сто тысяч квадратных километров пустыни поросли огромными цветами. Состав атмосферы слегка изменился. Солнце не так пекло летом, мороз не так досаждал зимой, приятный дождичек шел гораздо чаще, и постепенно пустынный Какрафун стал настоящим раем. Даже телепатические способности
      – проклятье обитателей планеты – навсегда исчезли вследствие этой катастрофы.
      Представитель «Зоны Бедствия» по связям с прессой – тот самый, который перестрелял всех «зеленых» – по слухам, заявил, что это было «крутое шоу».
      Многие восторженно говорили о целительной силе музыки. Несколько скептически настроенных ученых внимательнее изучили доступные данные, и заявили, что они обнаружили слабые следы мощного искусственно созданного поля невероятности в близлежащем районе космоса.

      Артур проснулся и сразу пожалел об этом. У него и раньше были похмелья, но такого не было ни разу. То есть это было что-то великое, нечто безусловно Абсолютное. Телепортация, подумал он, это, конечно, хорошо, но, как правильно заметил Форд, слишком похоже на крупную пьянку.
      Поскольку в данный момент он не был способен шевельнуть ни рукой, ни ногой из-за тупой пульсирующей головной боли, он решил не вставать, а подумать лежа. Вот ведь в чем беда со средствами передвижения, думал он, – они просто не стоят тех усилий, которые нужно затратить, чтобы заставить их работать. На Земле – пока ее еще не снесли, чтобы построить новую гиперпространственную ветку – была проблема с машинами. Столько усилий шло на то, чтобы извлечь миллионы тонн густой черной жидкости из-под земли, где она была надежно спрятана во избежание всяких неприятностей, превратить ее в мазут и залить им всю округу, превратить ее в дым и сделать воздух почти непригодным для дыхания, и вылить остатки в море, что они не стоили того, что стало легко и быстро добираться из одного места в другое – особенно когда, добравшись туда, вы видели, что не стоило уезжать оттуда, чтобы убедиться, что здесь все очень похоже на то место, откуда вы уехали, то есть земля залита мазутом, в воздуха полно дыма, а в море мало рыбы.
      А телепортация? Способ передвижения, который заключается в том, что вас разбирают на атомы, швыряют их через суб-эфир, а потом снова собирают ваши разрозненные частички, как раз когда они впервые за долгие годы почувствовали вкус свободы, нельзя назвать большим достижением.
      У многих уже появлялись такие мысли задолго до Артура Дента. Некоторые даже воплощали их в песнях и стихах. Вот одна из таких песен, которую часто поют на огромных демонстрациях перед главным зданием завода по производству систем телепортации корпорации Сириус Кибернетикс на Счастливом Мыре III:
      Альдебаран – не мир, а рай, Там весело живут. На Бетельгейзе девушки С ума тебя сведут. Что хочешь, то и сделают, И денег не возьмут, Мне говорят: «Поехали!», Но я останусь тут.
      Потому что: Я не хочу разбираться на части, Чтобы добраться куда-то еще. А если потом перепутают части, Кто будет оплачивать счет?
      На Сириусе золото На дереве растет. Я слышал, что на Джаглан Бете Пьян всегда народ. Я б с радостью поехал, Меня давно там ждут. Меня – не кучку атомов! И я останусь тут.
      Потому что: Я не хочу разбираться на части, Я не совсем еще спятил, друзья! Ведь если потом перепутают части, Я уже буду не я! … и так далее. Есть еще одна часто исполняемая песня, но она намного короче:
       Домой мы телепнулись: И я, и Джон, и Джой. Он сердцем завладел ее, А я – ее ногой.Артур почувствовал, что боль уходит, хотя голова все еще была чугунно тяжелой. Кроме того, в ней раздавалось какой-то глухой тяжелый топот. Медленно, осторожно, он поднялся на ноги.
      – Ты слышишь глухой тяжелый топот? – спросил Форд Префект.
      Артур обернулся, и увидел Форда, который, шатаясь, появился из-за угла. Лицо Форда опухло, глаза были красные – Артуру не захотелось спрашивать, как выглядит он сам.
      – Где мы? – спросил он вместо этого.
      Форд огляделся. Они стояли в длинном коридоре. Одна его стена была стальная, и выкрашена в тошнотворный светло-зеленый цвет, каким красят стены в школах, больницах, и сумасшедших домах, чтобы вызвать у тех, кто смотрит на эти стены, подавленное настроение. Невысоко над их головами она изгибалась и соединялась с другой стеной, почему-то завешенной темно-коричневой дерюгой. Пол был покрыт темно-зеленым ковром из ребристой резины.
      Форд подошел к очень толстой и темной полупрозрачной панели в зеленой стене. Хотя она была в ладонь толщиной, ему удалось разглядеть за ней неяркие точки далеких звезд.
      – Я думаю, мы на каком-нибудь корабле, – предположил он.
      Снова послышалось глухой тяжелый топот.
      – Триллиан? – позвал Артур. – Зафод!
      Форд пожал плечами.
      – Их здесь нет, – сказал он. – Я уже искал. Телепортация без системы наведения могла забросить их куда угодно и на какое угодно расстояние. А судя по тому, как я себя чувствую, нас забросило довольно-таки далеко.
      – А как ты себя чувствуешь?
      – Отвратительно.
      – Ты думаешь, они…
      – Где они, что с ними – мы этого не знаем и не можем узнать, и вообще ничего не можем сделать по этому поводу. Делай как я.
      – То есть?
      – Старайся о них не думать.
      Артур обдумал его предложение, повертел его в голове, нехотя признал, что ничего лучше туда не приходит, и спрятал мысль о Зафоде и Триллиан подальше. Он вздохнул.
      – Кто-то идет! – вдруг воскликнул Форд.
      – Где?
      – Да этот топот. Это звук шагов. Прислушайся!
      Артур прислушался. Топот доносился издалека, но сказать точно, с какого расстояния, было невозможно.
      – Пошли, – резко сказал Форд. Они бросились в разные сторон.
      – Не туда, – сказал Форд, – они идут оттуда.
      – Нет, они идут оттуда, – показал Артур в другую сторону.
      – Да нет же…
      Они замолчали. Они повернулись и прислушались. И согласились друг с другом. И снова бросились в разные стороны.
      Они начинали паниковать.
      Топот приближался с обеих сторон.
      В нескольких метрах слева от них начинался другой коридор, под прямым углом к первому. Они ринулись по этому неимоверно длинному темному коридору. Артуру показалось, что, по мере того, как они бегут все дальше и дальше, становится все холоднее и холоднее. От этого коридора тоже ответвлялись другие, и каждый обдавал их струей ледяного воздуха, когда они пробегали мимо.
      Они остановились и снова тревожно прислушались. Чем дальше они бежали, тем громче становился топот.
      Они прижались к холодной стене и прислушались изо всех сил. Холод, темнота, и топот невидимых ног действовал им на нервы. Форд дрожал, не столько от холода, сколько из-за вспомнившихся ему историй, которые рассказывала ему его самая любимая матушка, когда он был еще совсем малышом и едва доставал макушкой до второго колена арктурского мегакузнечика
      – истории о мертвых кораблях, кораблях привидений, которые без отдыха дрейфуют в самых темных районах далекого космоса, населенные демонами или призраками сгинувших экипажей; истории о неосторожных путешественниках, которые находили такие корабли и осмеливались войти в них; истории о… – тут Форду вспомнилась темная дерюга на стене первого коридора, и он взял себя в руки. Призраки и демоны могут, конечно, украшать свои корабли как угодно, подумал он, но можно побиться об заклад на любую сумму, что украшать их темной дерюгой они не станут. Он схватил Артура за руку.
      – Пошли обратно, – твердо сказал он, и они побежали обратно.
      Секундой позже они юркнули, словно пара испуганных ящериц, в другой коридор, потому что нос к носу столкнулись с хозяевам тех ног, которые издавали глухой топот.
      Выглянув из-за угла, они изумленно взирали, как мимо них, задыхаясь, медленно пробежали десятка два толстых мужчин и женщин в спортивных костюмах. Они бежали, отдуваясь и отфыркиваясь, и эта сцена довела бы любого кардиолога до сердечного приступа.
      Форд посмотрел им вслед.
      – Бег трусцой! – прошипел он, когда топот затерялся в лабиринте коридоров.
      – Бег трусцой? – прошептал Артур Дент.
      – Трусцой, – сказал Форд, пожав плечами.
      Коридор, в котором они спрятались, был непохож на другие. Он был очень короткий, и оканчивался тяжелой стальной дверью. Форд осмотрел ее, нашел кнопку, и открыл дверь.
      Первое, что бросилось им в глаза, когда они вошли, – гроб.
      А второе – остальные четыре тысячи девятьсот девяносто девять гробов.

      Зал, в котором они стояли, был темен и огромен. В дальнем его конце был проход в другой зал, который, казалось, был обставлен точно так же.
      Форд Префект протяжно свистнул, спустился по нескольким ступенькам и сказал: – Круто.
      – Что же такого крутого в мертвецах? – спросил Артур, которого била мелкая дрожь.
      – Не знаю, – ответил Форд. – Надо выяснить.
      При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не гробы, а скорее саркофаги – в метр высотой, из чего-то очень похожего на белый мрамор. При самом ближайшем рассмотрении оказалось, что материал, из которого они были сделаны, на самом деле только внешне походил на белый мрамор. Крышки были полупрозрачные, и под ними смутно виднелись черты их покойных и, предположительно, оплакиваемых владельцев. Они походили на людей, и по выражению их лиц было ясно видно, что они ушли от забот и волнений того мира, из которого они ушли. Больше ничего не было понятно.
      По полу между саркофагами полз маслянистый белый газ. Сначала Артур подумал, что это, возможно, сделано просто для красоты, но потом почувствовал, что у него страшно замерзли ноги. Саркофаги тоже были неимоверно холодны на ощупь.
      Форд вдруг опустился на колени перед одним из них. Он вытащил из сумки полотенце и принялся яростно что-то протирать.
      – Смотри, здесь табличка, – сказал он. – Она замерзла.
      Он тер табличку до тех пор, пока не смог разобрать значков, выцарапанных на ней. Артуру они показались следами, какие мог бы оставить большой паук, упившийся тем, чем могут упиться пауки, но Форд сразу узнал архаичную форму пишемпросто
      – специальной письменности, предназначенной для заполнения анкет, налоговых деклараций, и заказов по почте.
      – Здесь сказано: Голгафринчам, Ковчег-Флотилия, Корабль Б, Хранилище Семь, Мастер по санитарной обработке общественных телефонов, класс второй
      – и серийный номер.
      – Мастер по санитарной обработке телефонов? – переспросил Артур. – Кому нужен мертвый мастер по санитарной обработке телефонов?
      – Второго класса.
      – Но что он здесь делает?
      – Почти ничего, – сказал Форд, и вдруг блеснул той самой улыбкой, из-за которой люди начинали думать, что он переигрывает.
      Он подошел к другому саркофагу. Поработав полотенцем, он объявил: – А это мертвый парикмахер. Ну дела!
      В следующем саркофаге отправлялся в последний путь сотрудник рекламного отдела; дальше лежал продавец подержанных автомобилей, класс третий.
      Небольшой люк в полу привлек внимание Форда, и он попытался открыть его, отмахиваясь от надоедливого белого газа, который все время норовил залезть ему в нос.
      Артуру пришла в голову мысль.
      – Но если это просто гробы, – сказал он, – зачем их хранят в таком холоде?
      – Или, уж если на то пошло, – пробормотал Форд, – зачем их вообще хранят.
      Он с трудом поднял крышку люка. Газ радостно пополз вниз.
      – Кому вообще придет в голову браться за космическую перевозку пяти тысяч трупов?
      – Десяти тысяч, – сказал Артур, указывая на проход, через которую смутно виднелся соседний зал.
      Форд сунул голову в люк.
      – Пятнадцати тысяч, – сказал он, – там еще столько же.
      – Пятнадцати миллионов, – послышалось сзади.
      – Это много, – сказал Форд. – Слишком много.
      – Медленно повернитесь и поднимите руки. Одно движение, и я разнесу вас на мелкие-мелкие кусочки.
      – Здравствуйте, – сказал Форд, медленно повернулся и поднял руки.
      – Интересно, – сказал Артур, – почему нам нигде не рады?
 
      Тот, кто им был не рад, казался темным силуэтом на фоне открытой двери, через которую они вошли. Его неприветливость проявлялась не только в злобном лающем голосе, но и в том, как точно он нацелил на Форда и Артура свой длинный серебряный смерть-вужас. У конструкторов этого лазерного ружья, то есть Смертя и Вужаса, были, очевидно, самые серьезные инструкции. «Пусть ваше ружье выглядит зловеще,» сказали им. «Пусть будет абсолютно ясно с первого взгляда, что у него есть тот конец, и не тот конец. Пусть тем, кто окажется не с того конца, будет сразу абсолютно ясно, что их песенка спета. Если это значит, что к ружью придется присобачить всякие лишние штучки, шипы, упоры и так далее, значит, так оно и будет. Оно не должно висеть над камином, оно должно самым недвусмысленным образом выражать настроение своего владельца».
      Форд и Артур уныло уставились на смерть-вужас.
      Его обладатель отошел от двери, и зашел им за спину. Когда он попал в луч тусклого света, они разглядели, что на нем черно-золотая форма, пуговицы которой начищены так ярко, что ночью ослепленный водитель встречной машины раздраженно замигал бы фарами, чтобы он выключил их.
      Он указал на дверь.
      – Вперед, – сказал он. Тот, у кого есть смерть-вужас, не обязан заботиться еще и о глаголах. Форд и Артур вышли, чувствуя, как не тот конец смерть-вужаса вьется в сантиметре от их лопаток, а еще чуть поодаль солидно плывет созвездие пуговиц.
      Выйдя в главный коридор, они снова столкнулись с группой бегунов, которые уже успели принять душ и переодеться. Толстяки едва не сшибли их с ног, и один за другим скрылись в зале, из которого они только что вышли. Артур повернулся, чтобы посмотреть, что они собираются там делать.
      – Пошел! – заорали пуговицы.
      Артур пошел.
      Форд пожал плечами и тоже пошел.
      В зале бегуны открыли свои саркофаги, залезли в них, и погрузились в лишенный сновидений сон.

      – Э-э, капитан…
      – Да, Номер Первый?
      – Номер Второй прислал рапорточек…
      – О Господи…
      Капитан чуть раздраженно посмотрел на бесконечные звездные просторы. Он удобно сидел под огромным прозрачным куполом, и вокруг него и над его головой сияли звезды, которые к концу путешествия значительно поредели. Повернувшись назад и взглянув поверх своего огромного, длиной не меньше двух миль, корабля, капитан увидел бы гораздо больше звезд, почти сплошную полосу света. Это был вид на центр Галактики, от которого они удалялись уже не первый год со скоростью, которую сейчас он не помнил точно, но знал, что она очень велика. Она приближалась к скорости то ли того, то ли этого, а может, была в три раза больше, чем скорость еще чего-нибудь? Но все равно внушительно. Он уставился в яркое далекое свечение позади корабля, словно пытался увидеть там что-то особенное. Он смотрел туда каждые несколько минут, но так и не мог найти то, что искал. Однако он не позволял себе предаваться унынию. Ученые особенно подчеркивали, что все будет просто прекрасно, при условии, что никто не будет паниковать, а будет просто делать то, что должен, так, как должен.
      Капитан не паниковал. С его точки зрения, все шло просто замечательно. Он потер плечо большой мыльной мочалкой. И снова ему показалось, что что-то вызвало у него легкое раздражение. С чего бы это? Легкое покашливание напомнило ему, что первый офицер корабля все еще стоит рядом.
      Отличный парень, этот Номер Первый. Недалек, конечно, и у него вечные проблемы с завязыванием шнурков, но все равно из него получился вполне приличный офицер. Не буду же я изничтожать человека только за то, что он долго завязывает шнурки – сколько бы времени у него это ни отнимало. Не то, что этот противный Номер Второй, все время марширует взад-вперед, чистит пуговицы, и каждый час докладывает: «Корабль все еще движется, капитан». «С курса все еще не сбились, капитан». «Кислород все еще в норме, капитан». Спокойно обойдемся, подумал капитан. Ах да, вот в чем причина его раздражения. Он посмотрел на Номера Первого.
      – Да, капитан, он вопил что-то насчет каких-то задержанных…
      Капитан удивленно поднял брови. Что-то не верится, подумал он, но зачем же мешать своим офицерам?
      – Что ж, может быть, это доставит ему удовольствие. Ему всегда хотелось кого-нибудь задержать.
 
      – Форд Префект и Артур шли по коридорам корабля. Они казались бесконечными. Номер Второй топал сзади, и время от времени рычал что-то насчет «шага влево-шага вправо» и «даже и не пытайтесь». Казалось, они прошли уже не меньше мили по коридорам, затянутым коричневой дерюгой. Наконец, они остановились перед большой стальной дверью, которая открылась, когда Номер Второй рявкнул на нее.
      Они вошли.
      На взгляд Артура и Форда, самым замечательным из всего, что они увидели на мостике, было не тридцатиметровое полушарие над головами, сквозь которое были видны звезды: тех, кто обедал в Ресторане «Конец Вселенной», такими чудесами не удивишь. Это не был и огромный пульт во всю стену, с тысячами кнопок, тумблеров и индикаторов. Артур считал, что именно так, по традиции, и должен выглядеть пульт управления космическим кораблем, а Форд видел такие пульты только в музеях: это подтвердило его подозрения, что бутафорский корабль «Зоны Бедствия» забросил их на миллион лет, а то и на два, дальше в глубины прошлого, чем следовало.
      Нет, единственное, что привлекло их внимание, была ванна.
      Ванна стояла на двухметровом пьедестале из необработанного голубого хрусталя, и отличалась чудовищной изысканностью, какую можно увидеть только в Максимегалонском Музее Больного Воображения. Водопроводным трубам придали форму виноградных лоз, и украсили резными золотыми листьями, вместо того, чтобы вынести их из дома под покровом ночи, и закопать на заброшенном кладбище; краны были скрыты в скульптурных изображениях, при виде которых любая химера собора Парижской Богоматери лишилась бы чувств.
      Как средоточию власти, на капитанском мостике космического корабля этой ванне явно было не место, и Номер Второй приблизился к ней, презрительной гримасой ясно показывая, что он это прекрасно понимает.
      – Капитан, сэр! – заорал он сквозь зубы (не так-то просто это сделать, но он несколько лет тренировался).
      Над краем чудовищной ванны появилось большая добродушная физиономия, и добродушная, покрытая розовой пеной, рука.
      – А, привет, Номер Второй, – сказал капитан, и приветственно помахал мочалкой. – Как дела?
      Номер Второй изобразил превосходную степень команды «Смирно!».
      – Я доставил задержанных, обнаруженных в холодильном зале номерь семь, сэр! – выпалил он.
      Форд и Артур смущенно кашлянули.
      – Э-э… привет, – сказали они.
      Капитан лучисто улыбнулся им. Значит, Номер Второй действительно их задержал. Что ж, молодец, подумал капитан, приятно видеть человека, который занимается тем, что у него получается лучше всего.
      – Привет, – сказал он. – Извините, что принимаю вас в таком виде. Решил быстренько принять ванну. Что будете пить? Номер Первый, посмотрите в холодильнике – там должен быть джинст онекам.
      – Слушаюсь, сэр.
      Любопытный факт, действительная важность которого до сих пор точно не установлено – около 85% всех известных миров в Галактике, как примитивных, так и высокоразвитых, изобрели напиток, который называется «джинст онекам», или «джий`н`сст`онником», или «ДЖ-инзт^онегкм», или любой другой из тысячи, а может, и больше, вариаций на одну и ту же фонетическую тему. Сами напитки не имеют между собой ничего общего. Например, сивольвианский «дчинсто/ньикум» – обычная вода, подаваемая подогретой чуть выше комнатной температуры, а гаргакаканский «цзйинс-т'т-оонькам» одним своим запахом валит с ног коров в радиусе сотни метров; единственным, что их объединяет, является факт, что их названия в той или иной степени звучат одинаково, и то, что они были изобретены и названы до того,как миры, где они появились, вступили в контакт с инопланетными цивилизациями.
      О чем это говорит? Неизвестно. Этот факт существует сам по себе. Теоретическая структуральная лингвистика рассматривает его, как досадное исключение, но он все равно существует. Старые структуральные лингвисты выходят из себя от ярости, когда молодые структуральные лингвисты упоминают о нем. Молодые структуральные лингвисты впадают в восторженное неистовство, ночи напролет споря об этом, убежденные, что они вот-вот сделают исключительно важное открытие. В конце концов они преждевременно становятся старыми структуральными лингвистами, и выходят из себя от ярости, слушая молодых… и т.д. Структуральная лингвистика и по сей день остается ареной ожесточенной борьбы различных школ, и большинство тех, кто ей занимается всерьез, слишком много времени проводят, пытаясь утопить свои проблемы в уискисс-одвой.
      Номер Второй стоял перед капитанской ванной. Его трясло от ярости.
      – Вы не будете допрашивать задержанных, сэр? – взвизгнул он.
      Капитан взглянул на него с выражением добродушного удивления.
      – Ради всех голгафринчамских богов, объясните мне, зачем это нужно?
      – Чтобы получить сведения, сэр! Чтобы выяснить, зачем они пробрались сюда!
      – Да ладно вам, – сказал капитан. – Они просто зашли, чтобы выпить стаканчик, правда ведь?
      – Но сэр, я их задержал! Я должен их допросить!
      Капитан, с сомнением выпятив нижнюю губу, посмотрел на задержанных.
      – Ну что ж, если вы должны… Спросите, что они будут пить.
      Глаза Номера Второго вспыхнули холодным огнем. Он медленно приблизился к Форду Префекту и Артуру Денту.
      – Ну ты, подонок, – рявкнул он, – ты, ублюдок… – он ткнул Форду под ребра смерть-вужасом.
      – Полегче, Номер Второй, – мягко заметил капитан.
 
      – Что будешь пить!!!
      – завопил Номер Второй.
      – Джинст оникам. Мне нравится название, – быстро ответил Форд. – А ты, Артур?
      Артур захлопал глазами.
      – Что? А, да, конечно, – сказал он.
 
      – Со льдом или без!!!
      – заорал Номер Второй.
      – Со льдом, пожалуйста, – сказал Форд.
 
      – А лимон??!!
      – Да, пожалуй, – сказал Форд, – а еще, у вас есть такие маленькие печеньица? Ну, знаете, с сыром…
 
      – Вопросы здесь задаю я!!!!!
      – гаркнул Номер Второй, сотрясаясь от с трудом сдерживаемой злости.
      – Номер Второй… – негромко сказал капитан.
      – Сэр?
      – Потише, пожалуйста, ладно. Я пытаюсь отдохнуть и принять ванну.
      Глаза Номера Второго сузились, и стали тем, что в каталогах «Подумайте, Как Вы Выглядите» обозначается термином «Прищуренные Глаза – Холодный Взгляд». Такая гримаса, очевидно, должна означать, что вы пытаетесь произвести на оппонента впечатление, что вы забыли очки или с трудом боретесь со сном. Почему это также может производить пугающее впечатление, остается неразрешенной проблемой.
      Он двинулся на капитана, и сжал губы в тонкую жесткую линию. Опять-таки непонятно, почему это считается угрожающим. Если, к примеру, вы блуждаете по траальским джунглям, и вдруг нос к носу сталкиваетесь с печально известным прожорным заглотозавером, вы очень обрадуетесь, увидев на его морде тонкую жесткую линию, а не огромную яму с тысячью хватательных щупалец, как то бывает обычно.
      – Могу ли я напомнить, сэр, – прошипел Номер Второй, – что вы сидите в этой ванне уже три года?!
      – И, выпустив свой последний заряд, Номер Второй повернулся на каблуках, и строевым шагом отошел в угол, где встал боком к зеркалу, и время от времени бросал на свое отражение довольный взгляд.
      Капитан неловко заерзал. Он смущенно улыбнулся Форду Префекту.
      – Моя работа настолько утомительна, что приходится часто отдыхать, правда ведь?
      Форд медленно опустил руки. Это не вызвало никакой реакции. Артур тоже опустил руки.
      Ступая очень медленно и осторожно, Форд подошел к пьедесталу. Он похлопал по хрусталю.
      – Красиво, – солгал он.
      Улыбнуться можно? – подумал он. Очень медленно и осторожно он улыбнулся. Улыбаться было можно.
      – Э-э… – сказал он капитану.
      – Да? – улыбнулся капитан.
      – Можно ли спросить, а чем все-таки вы занимаетесь?
      Кто-то похлопал его по плечу. Форд резко обернулся.
      Это был первый офицер.
      – Ваш джинст оникам, – сказал он.
      – А, спасибо, – сказал Форд. Он взял стакан, и Артур последовал его примеру. Артур отхлебнул, и с удивлением обнаружил, что на вкус джинст оникам очень похож на виски с содовой.
      – Вы понимаете, – сказал Форд, – я не мог не заметить трупы. В холодильнике.
      – Трупы? – удивленно спросил капитан.
      Форд помолчал и собрался с мыслями. Никогда не доверяй первому впечатлению, подумал он. Может ли быть, что капитан не знает, что у него на борту пятнадцать миллионов трупов?
      Капитан весело подмигнул Форду. Он играл с резиновой уточкой.
      Форд огляделся. Номер Второй угрожающе поглядел на его отражение в зеркале, но сразу отвел глаза: он считал своим долгом держать всю комнату в поле зрения. Первый офицер просто стоял рядом, держал поднос с напитками и безумно улыбался.
      – Трупы? – переспросил капитан.
      Форд провел языком по губам.
      – Да, – сказал он. – Все эти мертвые мастера по санитарной обработке и бухгалтеры, там, в холодильнике.
      Капитан уставился на него, и вдруг разразился хохотом.
      – Нет, они не мертвые, – объяснил он. – Великий Боже, нет, они мороженые. Их еще разморозят.
      Форд сделал то, что делал крайне редко. Он заморгал.
      Артур, казалось, вышел из транса.
      – Вы хотите сказать, что у вас в хранилище полно мороженых парикмахеров?
      – Ну да, – сказал капитан. – Миллионы. Парикмахеры, телережиссеры, страховые агенты, инспектора отделов кадров, сотрудники служб безопасности, представители по связям с прессой, консультанты по менеджменту, вы сами можете продолжить. Мы колонисты.
      Форд не поверил своим ушам.
      – Здорово, правда? – спросил капитан.
      – Что, весь этот сброд? – спросил Артур.
      – Вы меня неправильно поняли, – объяснил капитан. Мы – только один корабль в Ковчег-флотилии. Мы – Ковчег Б, понимаете. Не могли бы вы добавить чуть-чуть горяченькой?
      Артур повернул кран, и в ванну хлынула строя розовой воды с мыльной пеной. Капитан блаженно вздохнул.
      – Огромное спасибо, дружище. Еще выпьете?
      Форд поставил стакан на край ванны, взял бутылку с подноса первого офицера, и наполнил стакан до краев.
      – Что значит «Ковчег Б»? – спросил он.
      – Вот, – сказал капитан, и обвел вокруг себя рукой с зажатой в ней резиновой уточкой.
      – Я понимаю, – сказал Форд, – но…
      – Случилось вот что, – пустился в объяснения капитан. – Наш родной мир, та планета, с которой мы летим, был обречен.
      – Обречен?
      – Именно. И все подумали: давайте посадим все население на огромные корабли, и переедем на какую-нибудь другую планету.
      И он скрылся под водой с удовлетворенным фырканьем.
      – Ту, что менее обречена? – спросил Артур.
      – Прошу прощения?
      – Я имею в виду, на какую-нибудь планету, что менее обречена. Вы туда собирались переехать?
      – Да. И переезжаем. И тогда решили построить три корабля, понимаете, три космических ковчега, и… Вам не скучно?
      – Нет-нет, – твердо заявил Форд. – Совсем наоборот.
      – Как приятно, – промурлыкал капитан, – поговорить с новыми людьми.
      Глаза Номера Второго снова оглядели всю комнату, и опять вернулись к зеркалу, словно две мухи на свой любимый кусок месяц назад протухшего мяса.
      – Проблема с этим долгим путешествием в том, – продолжал капитан, – что в конце концов начинаешь постоянно болтать сам с собой, а это очень надоедает, потому что в половине случаев точно знаешь, что ты собираешься сказать.
      – Только в половине? – удивился Артур.
      Капитан прикинул.
      – Да, примерно в половине. Кстати – где мыло?
      Он побарахтался в ванне и нашел его.
      – Да, так вот, кстати, – продолжил он. – По плану, в первый корабль, в Ковчег А, должны были погрузиться выдающиеся политические деятели, ученые, великие художники, писатели, ну, в общем, все, кто чего-то добился; а в третий корабль, Ковчег В, погрузились все, кто работал руками и что-то производил. А в Ковчег Б – это мы – все остальные, так сказать, средний класс.
      Он улыбнулся счастливой улыбкой.
      – И нас послали вперед, – закончил он, и замурлыкал ванную песенку.
      Ванная песенка, которую специально для него сочинил один из самых знаменитых и преуспевающих шлягер-композиторов (который в данный момент спал в тридцать шестом хранилище тридцатью метрами ниже) скрыла неловкий перерыв, который наступил в разговоре после слов капитана. Форд и Артур старались не смотреть друг на друга.
      – Э-э… – сказал Артур через некоторое время, – а что конкретно угрожало вашей планете?
      – Мне сказали, что она обречена, – сказал капитан. – То ли она должна была врезаться в солнце, то ли в луну. Или луна должна была врезаться в нас. Что-то вроде этого. Во всяком случае, совершенно ужасно.
      – Да? – внезапно произнес первый офицер, – А я думал, что ожидается вторжение огромного роя пятиметровых пираньевых пчел. Разве нет?
      Номер Второй повернулся к ним. Глаза его снова блеснули стальным холодом, приобретенным в результате долгой тренировки.
      – Нет! – заявил он. – Мне говорили совсем другое! Мой командир объяснял, что всей планете угрожает опасность съедения огромным космическим козлом-мутантом!
      – Неужели? – удивился Форд.
      – Да! Чудовищной огнедышащей тварью из глубин ада, с клыками, острыми как бритвы и длиной в десять тысяч километров, когтями, что могут вырывать материки с корнем, со множеством глаз, сверкающих ярче тысячи солнц, с огромной пастью в миллионы миль шириной, тварью, подобной которой ты никогда… никогда…
      – И они решили послать вперед вас? – спросил Артур.
      – Да, – ответил капитан, – они все сказали, и я думаю, что это было очень любезно с их стороны, что если мы полетим вперед, это будет способствовать повышению морали. Они прилетят на планету, где уже можно будет постричься и все телефоны будут чистые.
      – Ну конечно, – согласился Форд. – Это, конечно, очень важно. А другие корабли, э-э… они полетели за вами?
      Какое-то время капитан молчал. Он повернулся в ванне и оглянулся назад поверх огромного корабля. Он вгляделся в яркое скопление звезд.
      – Вы знаете, странно, что вы так говорите, – сказал он, нахмурившись, – потому что мы сами удивляемся, что о них ничего не слышно с тех самых пор, как мы отправились, пять лет назад… но они должны быть где-то сзади.
      Он снова вгляделся в Центр Галактики.
      Форд тоже вгляделся в Центр Галактики, и вдруг нахмурился.
      – Если, конечно, – сказал он, – их не съел козел-мутант.
      – Ну да… – В голосе капитана вдруг появилось сомнение.
      – Козел-мутант…
      Он посмотрел на гигантский пульт. Индикаторы невинно подмигнули ему. Он посмотрел на звезды, но те молчали. Он посмотрел на первого и второго офицеров, но те, казалось, в этот момент были заняты своими мыслями. Он посмотрел на Форда Префекта, который посмотрел на него и поднял брови.
      – Забавно, знаете ли, – наконец сказал он, – но теперь, когда я рассказал эту историю тем, кто ее еще не слышал… Она вам не кажется странной, Номер Первый?
      – Ээээээээээээ… – сказал Номер Первый.
      – Ну ладно, – вдруг заторопился Форд. – Я вижу, вам теперь есть о чем поговорить, так что спасибо за выпивку, и если вы сможете нас высадить на первой подходящей планете…
      – Видите ли, – сказал капитан, – это несколько затруднительно. Траекторию нам задали еще на Голгафринчаме. Я думаю, они сделали так отчасти потому, что я не в ладах с арифметикой…
      – Вы хотите сказать, что мы застряли на этом корабле? – завопил Форд, внезапно потеряв терпение. – Когда же вы долетите до планеты, которую собираетесь колонизировать?
      – Я думаю, мы почти прилетели, – ответил капитан, – с минуты на минуту прибудем. Наверно, мне пора выбираться из ванны. Жаль – мне так нравится сидеть в ванне.
      – Значит, мы с минуты на минуту сядем? – спросил Артур.
      – Ну, не совсем сядем, не то чтобы сядем… э-э…
      – В чем дело? – резко спросил Форд.
      – Дело в том, – сказал капитан, тщательно подбирая слова, – что, насколько я помню, в плане было предусмотрено, что мы там разобьемся.
      – Разобьемся? – вскричали Форд и Артур.
      – М… да, – произнес капитан. – По какой-то очень важной причине, но я точно не помню, по какой. Что-то вроде…
      Форд взорвался.
      – Да вы все просто безмозглые бесполезные бездельники! – завопил он.
      – А, вспомнил! – радостно улыбнулся капитан. – Именно поэтому.

      Вот что говорит Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом о планете Голгафринчам: это мир с богатой и полной легенд историей, обагренной и местами озелененной кровью тех, кто в разное время пытался завоевать ее. Это мир выжженной и голой земли, над которой несется знойный благоуханный ветер, подхватив ароматы благовонных ручьев, журчащих по раскаленным скалам, и утоляет жажду темных душистых лишайников, прячущихся под ними; это мир пылкого воображения, иногда даже больного воображения, особенно после употребления в пищу темных душистых лишайников; это мир неспешных рассуждений в тени тех деревьев, которые удается найти тем, кто не пробовал темных душистых лишайников; это мир железа, крови и героических деяний; мир тела и духа. Такой была его история.
      Во всей его таинственной и темной истории самыми таинственными персонажами были, без сомнения, Великие Поэты Круга из Ариума. Поэты Круга обычно жили в хижинах на высокогорных перевалах, где устраивали засады на караваны зазевавшихся путников, брали их в круг, и забрасывали камнями.
      А когда путники начинали молить их о пощаде, и просили отвязаться от них, и не надоедать людям этим дурацким времяпрепровождением, а вместо этого пойти и написать еще пару поэм, Поэты Круга внезапно останавливались, и принимались читать одну из семисот девяноста четырех Великих Песенных Книг Вассилиана. Это были песни необычайной красоты, и еще более необычайной длины, и все были написаны абсолютно на один и тот же сюжет.
      Первая часть каждой песни рассказывала, как выехали однажды из славного города Вассилиана пять доблестных принцев на четырех конях. Принцы, которые, разумеется, отличались мужеством, рыцарством и мудростью, отправились в отдаленнейшие страны, и там сражались с ужасными великанами, беседовали с мудрейшими из мудрых, пили чай со всякими богами и спасали прекрасных чудовищ от кровожадных принцесс, а потом заявляли, что достигли просветления, и, таким образом, их странствия закончены.
      Вторая часть каждой песни, которая была намного длиннее, чем первая, рассказывала о том, как они препирались, кто из них пойдет обратно пешком.
      Но все это было в далеком-далеком прошлом. Правда, именно один из потомков Поэтов Круга придумал все эти жуткие истории о том, что Голгафринчам обречен, которые позволили голгафринчамцам избавиться от абсолютно бесполезной трети его населения. Остальные две трети и не думали улетать, а спокойно жили и вели богатую и счастливую жизнь до тех пор, пока не вымерли в результате вирусного заболевания, передающегося через грязные телефонные трубки.

      Той же ночью корабль разбился на зелено-голубой планетке, которая вертелась вокруг желтой звезды, не привлекающей особого внимания, в захолустье, даже не занесенном на звездные карты, на самом конце Западного Завитка Галактики.
      Те краткие часы, которые оставались до крушения, Форд Префект провел в яростной но безрезультатной борьбе с программой, заложенной в корабельный компьютер. Он почти сразу понял, что корабль был запрограммирован доставить своих полуживых пассажиров к их новому месту жительства, и разбиться так, чтобы его невозможно было починить.
      Когда корабль, визжа и скрежеща, пробивался через атмосферу, с него сорвало почти все надстройки и наружную обшивку, а его бесславная посадка на брюхо прямо в трясину оставила пассажирам всего несколько часов на то, чтобы разморозить и выгнать груз, прежде чем Ковчег Б погрузился в болото, предварительно встав торчком, словно Титаник.Стояла ночь, но в метеоритных вспышках, вызванных их полетом, было видно, как постепенно исчезают его останки.
      В сером утреннем свете он испустил непристойный булькающий рев, и навсегда сгинул в вонючих глубинах.
      Когда тем утром солнце поднялось в небеса, оно бросило свой водянистый свет на толпу рыдающих парикмахеров, инспекторов отделов кадров, фининспекторов и всех остальных, яростно прокладывающих себе дорогу сквозь толпу к сухим кочкам.
      Менее ответственное солнце, наверно, сразу же опустилось бы обратно, но это продолжало свой путь, и через некоторое время его теплые лучи чуть-чуть согрели жалких дрожащих созданий.
      Естественно, неисчислимое множество их собратьев затянуло той ночью в трясину, и, конечно, еще несколько миллионов утонули вместе с кораблем, но те, кто выжили, все равно исчислялись сотнями тысяч, и все они ползли к близлежащим холмам, пытаясь найти хотя бы метр сухой земли, чтобы упасть без сил и оправиться от кошмарных впечатлений этой ночи.
 
      Двое, добравшись до холмов, не остановились, а пошли дальше.
      Поднявшись на вершину, Форд Префект и Артур Дент смотрели на кошмарную картину, и не хотели себя считать ее частью.
      – Грязную шуточку с ними сыграли, – пробормотал Артур.
      Форд что-то нацарапал палочкой на земле и пожал плечами.
      – Я бы сказал, остроумное решение проблемы, – заметил он.
      – Почему люди не могут научиться жить вместе в мире и довольстве? – сказал Артур.
      Форд громко и наигранно рассмеялся.
      – Сорок два! – сказал он, злорадно ухмыляясь. – Нет, не подходит. Ладно, не обращай внимания.
      Артур посмотрел на него так, словно Форд сошел с ума, и, не видя непосредственных доказательств обратного, понял, что вполне естественно было бы подумать, что именно это и произошло.
      – Как ты думаешь, что их всех ждет? – спросил он немного погодя.
      – В бесконечной Вселенной может случиться всякое, – ответил Форд. – Может быть, они даже выживут. Всякое бывает.
      В глазах у него появилось странное выражение, когда он оглядел все кругом, и снова повернулся к картине бедствия внизу.
      – Я думаю, некоторое время они протянут, – сказал он.
      Артур взглянул на него.
      – Почему? – спросил он.
      Форд пожал плечами.
      – Так, предчувствие, – сказал он, и отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
      – Смотри, – сказал он.
      Артур посмотрел. Внизу, среди лежащих и сидящих свежеразмороженных пассажиров двигалось перемазанное создание
      – возможно, «шаталось» будет более верным словом. Оно что-то несло в руках. Шатаясь, оно размахивало этим чем-то так, словно было мертвецки пьяно. Через некоторое время оно бросило свое занятие и свалилось без сил.
      Артур не понял, зачем Форду понадобилось указывать на него.
      – Камера, – сказал Форд. – Он снимает исторический момент.
      – Ладно, – сказал он через минуту. – Я отключаюсь.
      Некоторое время он сидел молча.
      Еще через некоторое время Артур подумал, что неплохо бы узнать, что это должно значить.
      – Форд, когда ты говоришь, что отключаешься, что именно ты имеешь в виду? – спросил он.
      – Хороший вопрос, – сказал Форд. – Это значит, что мне нужна полная тишина.
      Глядя ему через плечо, Артур увидел, что он колдует над маленьким черным прибором. Форд уже объяснял Артуру, что такое суб-эфирный ощущатель, но Артур тогда просто кивнул головой, не обратил на это внимания, и благополучно забыл все объяснения. Для него Вселенная все еще делилась на две части – Землю и все остальное. Поскольку Земля была снесена для постройки гиперпространственной ветки, его мировоззение отличалось некоторой однобокостью, но Артур предпочитал однобокое мировоззрение окончательной потере связи со своей родной планетой. Суб-эфирный ощущатель, несомненно, относился к категории «всего остального».
      – Пусто, как в бутылке из-под виски наутро после попойки,
      – сказал Форд, тряся ощущатель.
      Виски, подумал Артур, бездумно глядя на первобытный пейзаж вокруг, чего бы я сейчас не отдал за одну бутылку хорошего земного виски.
      – Это ж надо, – горестно проговорил Форд, – ни одного сигнала на несколько световых лет вокруг этой несчастной бородавки! Ты меня слышишь?
      – Что? – спросил Артур.
      – Мы попали в беду, – объяснил Форд.
      – Да? – не удивился Артур. Эта новость несколько устарела, подумал он.
      – Пока ощущатель чего-нибудь не поймает, – сказал Форд,
      – наши шансы покинуть эту планету равны нулю. Конечно, может быть, что какой-нибудь урод поставил магнитное поле вокруг планеты, чтобы отражать радиоволны – что значит, что нам нужно просто пойти и поискать в нем дыру, где прием возможен. Пошли?
      Он поднял сумку, и направился к горизонту.
      Артур посмотрел вниз. Оператор снова поднялся на ноги, и как раз успел поймать в кадр, как его коллега свалился без сил.
      Артур сорвал травинку, и пошел за Фордом.
 

      – Надеюсь, вы приятно поужинали? – спросил Зарнивуп, когда Зафод и Триллиан рематериализовались на мостике звездного корабля Золотое Сердце.
      Зафод открыл глаза и сердито посмотрел на него.
      – Ты! – проговорил он. Он, шатаясь, поднялся на ноги, и отправился на поиски кресла, в которое мог бы свалиться. Он нашел кресло и свалился в него.
      – Я задал компьютеру невероятностные координаты цели нашего путешествия, – сказал Зарнивуп, – и мы очень скоро прибудем туда. А пока – почему бы вам не отдохнуть и приготовиться к встрече?
      Зафод ничего не сказал. Он снова поднялся, и направился к бару, из которого вытащил бутылку дженкс-спирта. Не меньше полбутылки излилось в его левое горло.
      – А когда ты получишь то, что тебе нужно, – заскрежетал зубами Зафод, – ты наконец, отвяжешься от меня? И я смогу заняться своими делами, и полежать на пляже, и все такое?
      – Это зависит от исхода встречи, – ответил Зарнивуп.
      – Зафод, кто этот человек? – слабым голосом спросила Триллиан, пытаясь подняться на ноги. – Что он делает на нашем корабле?
      – Это очень глупый человек, – сказал Зафод, – которому очень хочется встретиться с тем, кто правит Вселенной.
      – А, – сказала Триллиан, прикладываясь к бутылке, которую отняла у Зафода, – карьерист…

      Главная проблема – вернее, одна из главных проблем, поскольку их несколько – одна из многих главных проблем с управлением людьми состоит в том, кого ты ставишь ими управлять; или, точнее, кому удается убедить людей позволить управлять ими.
      Короче: всем известно, что те, кто больше всего хотятуправлять людьми, именно по этой причине меньше всего годны для этого. Еще короче: любой, кто может убедить людей выбрать его Президентом, не должен ни под каким предлогом допускаться к этой работе. Совсем коротко: с людьми всегда проблемы.
      И вот что получается в конце концов: всей череде Галактических Президентов доставляло такое большое удовольствие держать бразды правления, что они очень редко замечали, что на самом деле ничего они не держат.
      А где-то в тени за их спинами – кто?
      Кто может управлять, если никого, кто хочет управлять, нельзя и близко подпускать к управлению?

      На маленькой уединенной планете, затерявшейся нигде-то в глубинах пространства – нигде-то, потому что она была защищена мощным невероятностным полем, ключ к которому был только у шестерых во всей этой галактике – шел дождь.
      Уже несколько часов лило, как из ведра. Дождь взбивал в пену морскую гладь, молотил по листьям деревьев, и уже превратил полоску некогда сухой земли на берегу в грязевую ванну.
      Дождь плясал и барабанил по рифленой жестяной крыши маленькой хижины, что стояла в середине полоски некогда сухой земли. Он размыл утоптанную тропинку от хижины к морю, и разбросал морские раковины, которые были сложены в аккуратные кучки вдоль этой тропинки.
      Благодаря жестяной крыше, шум дождя внутри хижины превращался в оглушительный грохот, но ее обитатель не обращал на это почти никакого внимания, поскольку все его внимание было обращено на нечто другое.
      Он был высок, неуклюж, сутул, и его светлые волосы были мокры, потому что крыша протекала. Одежда его изрядно поизносилась, а глаза, хотя и были открыты, казались закрытыми.
      Вся обстановка хижины состояла из старого кресла с продавленным сиденьем, старого стола с исцарапанной крышкой, старого матраса, нескольких подушек, и маленькой, но теплой печурки.
      Еще там был старый и словно бы потрепанный кот, и именно к нему было приковано внимание обитателя хижины. Он склонился над котом.
      – Киса, киса… – сказал он, – кис-кис-кис… киса хочет рыбки? Вкусный кусочек рыбки… киса хочет кусочек?
      Кот, казалось, колебался. Он снизошел до того, чтобы тронуть кусок рыбы, который протягивал ему хозяин, лапой, но сразу же заинтересовался комочком пыли на полу.
      – Если киса не будет есть рыбку, киса похудеет и кисы больше не будет. Я думаю, – добавил хозяин с сомнением в голосе.
      – Я думаю, что так оно и будет, – сказал он, – но можно ли быть в этом уверенным?
      Он снова протянул рыбу.
      – Подумай, киса, – сказал он, – будешь ты есть рыбу или нет. Я думаю, лучше мне не вмешиваться.
      Он вздохнул.
      – Я думаю, что рыба вкусная, но ведь я также думаю, что дождь мокрый, так что кто я такой, чтобы судить об этом?
      Он оставил рыбу на полу около кота, и уселся в кресло.
      – А, я, кажется, вижу, что ты ешь ее, – сказал он через некоторое время, когда кот исчерпал развлекательные возможности комочка пыли, и повернулся к рыбе.
      – Мне нравится, что я вижу, что ты ешь рыбку, – сказал хозяин, – потому что мне кажется, что если ты не будешь ее есть, тебя больше не будет.
      Он взял со стола листок бумаги и огрызок карандаша. Он взял листок в одну руку, а карандаш в другую, и попытался привести их во взаимодействие разными способами. Сначала он попробовал подержать карандаш под бумагой, потом над бумагой, потом рядом с бумагой. Он попровал завернуть карандаш в бумагу, потом потер о бумагу тупой конец карандаша, а потом потер о бумагу острый конец карандаша. На бумаге появилась линия, и он обрадовался этому открытию, как радовался ему каждый день. Он взял со стола другой листок бумаги. На нем был кроссворд. Он недолго смотрел на него, и вписал несколько ответов. Потом он потерял к кроссворду интерес.
      Он попробовал посидеть на своей руке, и его заинтересовал тот факт, что в его ногах есть кости.
      – Рыбу привозят издалека, – сказал он, – по крайней мере, так мне говорят. Или я только думаю, что так мне говорят. Когда они прилетают, или я думаю, что они прилетают в шести черных блестящих кораблях, ты тоже думаешь, что ты их видишь? Что ты тогда видишь, киса?
      Он посмотрел на кота, который был гораздо более занят срочным поглощением рыбы, чем этими рассуждениями.
      – А когда я слышу их вопросы, ты слышишь их вопросы? Что для тебя значат их голоса? Может быть, ты думаешь, что они просто поют тебе песенки.
      Он поразмыслил над этим, и увидел в своих рассуждениях слабое место.
      – Может быть, они поют тебе песенки, а мне просто кажется, что они задают мне вопросы, – сказал он.
      Он помолчал. Иногда молчал несколько дней, просто чтобы выяснить, на что это похоже.
      – Как ты думаешь, они приходили сегодня? – спросил он.
      – Я думаю, да. На полу грязь, на столе сигареты и виски, на тарелке рыба для тебя, а в моей памяти – воспоминания о том, что они приходили. Конечно, я знаю, что это едва ли можно считать убедительным доказательством, но, в конце концов, других доказательств, кроме косвенных не бывает. Посмотри, что еще они мне оставили.
      Он дотянулся до стола, и взял с него несколько предметов.
      – Кроссворды, словари, и калькулятор.
      Около часа он игрался с калькулятором. Кот тем временем заснул, а дождь снаружи не прекращался. Наконец, он отложил калькулятор.
      – Я думаю, что, по всей вероятности, прав, думая, что они задают мне вопросы, – сказал он. – Приезжать издалека, и оставлять все это только ради того, чтобы спеть тебе песенку – довольно странное времяпрепровождение. Или мне так кажется. Кто знает, кто знает…
      Он взял со стола сигарету и зажег ее от уголька из печки. Он глубоко затянулся и снова сел.
      – Мне кажется, что я видел сегодня в небе другой корабль,
      – сказал он после долгого молчания. – Большой белый корабль. Я еще никогда не видел большого белого корабля, только шесть черных. И шесть зеленых. Большого белого не было. Может быть, иногда шесть маленьких черных кораблей могут выглядеть как один большой белый. Может быть, мне хочется виски. Да, это кажется более вероятным.
      Он встал и нашел стакан, который валялся на полу рядом с матрасом. Он налил в него виски и снова сел.
      – Может быть, кто-то еще ко мне прилетел, – сказал он.
 
      В ста метрах от хижины, омываемый потоками дождя, лежал звездный корабль Золотое Сердце.
      Открылся люк, и из корабля вышли трое, прижавшись друг к другу, чтобы хоть чуть-чуть укрыться от дождя.
      – Туда? – Триллиан пришлось кричать, чтобы дождь не заглушил ее голос.
      – Да, – сказал Зарнивуп.
      – В эту развалюху?
      – Да.
      – Жуть, – сказал Зафод.
      – Но этого места просто не может быть, – сказала Триллиан, – мы попали совсем не туда. Нельзя управлять Вселенной из хижины с жестяной крышей.
      Они побежали под дождем, и прибежали к хижине насквозь промокшие. Они постучали. Их била дрожь.
      Дверь открылась.
      – Здравствуйте, – сказал хозяин.
      – Э-э… извините, – сказал Зарнивуп. – У меня есть основания полагать…
      – Это вы правите Вселенной? – выпалил Зафод.
      Хозяин улыбнулся.
      – Стараюсь этого не делать, – сказал он. – Вы промокли?
      Зафод был сражен.
      – Промокли? – завопил он. – Разве не видно, что мы промокли?
      – Это видно мне, – ответил хозяин, – а что чувствуете при этом вы – совсем другое дело. Если вы полагаете, что в тепле вы обсохнете, вам лучше войти.
      Они вошли.
      Они оглядели крошечную хижину, Зарнивуп с легкой неприязнью, Триллиан с интересом, Зафод с восторгом.
      – Э-э… – сказал Зафод, – как вас зовут?
      Хозяин с сомнением поглядел на него.
      – Не знаю. А почему вам кажется, что у меня должно быть имя? Мне кажется очень странным, что у облачка смутных ощущений должно быть имя.
      Он предложил Триллиан сесть в кресло. Сам он сел на подлокотник, Зарнивуп, прямой, как палка, прислонился к столу, а Зафод улегся на матрас.
      – Во! – сказал Зафод. – Средоточие власти!
      И он почесал кота за ухом.
      – Послушайте, – сказал Зарнивуп. – Я должен задать вам несколько вопросов.
 
      – Пожалуйста, – мягко сказал хозяин, – можете спеть песенку моему коту, если хотите.
      – Ему это понравится? – спросил Зафод.
      – Лучше спросить у него, – ответил хозяин.
      – Он умеет говорить? – удивился Зафод.
      – Я не помню, чтобы он когда-либо говорил, – ответил хозяин, – но на меня полагаться не стоит.
      Зарнивуп вытащил из кармана несколько листков.
      – Итак, – начал он. – Вы правите Вселенной, верно?
      – Откуда я могу знать? – сказал хозяин.
      Зарнивуп что-то черкнул на одном из своих листков.
      – Сколько вы этим занимаетесь?
      – Это вопрос о прошлом, так ведь? – сказал хозяин.
      Зарнивуп озадаченно посмотрел на него. Он не ожидал ничего подобного.
      – Да, – сказал он.
      – Откуда я могу знать, – сказал хозяин, – что прошлое
      – это не выдумка, чтобы оправдать разрыв между моими непосредственными физическими ощущениями, и моими мыслями?
      Зарнивуп уставился на хозяина. От его промокшей одежды пошел пар.
      – Вы такотвечаете на все вопросы?
      Хозяин моментально ответил.
      – Я говорю то, что мне приходит в голову, когда я думаю, что слышу, что кто-то что-то говорит. Большего я не могу сказать.
      Зафод рассмеялся счастливым смехом.
      – Я за это выпью, – сказал он, вытащил из кармана бутылку дженкс-спирта, приложился к ней, и передал бутылку правителю Вселенной, который с благодарностью принял ее.
      – Молодец, властелин, – сказал Зафод. – Расскажи, на что это похоже.
      – Нет, послушайте, – не отставал Зарнивуп, – к вам же прилетают? На кораблях…
      – Думаю, да, – ответил хозяин. Он передал бутылку Триллиан.
      – И они просят вас принять за них решения? О человеческих жизнях, о разных мирах, об экономике, о военной политике, обо всем, что просходит там, во Вселенной!
      – Там? – удивился хозяин. – Где?
      – Там! – вскричал Зарнивуп, указывая на дверь.
      – Как вы можете утверждать, что там что-то есть? – вежливо спросил хозяин. – Дверь закрыта.
      Дождь продолжал барабанить по крыше. В хижине было тепло.
      – Но вы же знаете, что там целая Вселенная! – кричал Зарнивуп. – Вы не можете манкировать своими обязанностями, заявляя, что ее нет!
      Правитель Вселенной погрузился в долгое обдумывание слов Зарнивупа, а сам Зарнивуп тем временем дрожал от ярости.
      – Вы очень уверены в своих сведениях, – наконец сказал он. – Я бы не доверял мышлению человека, который принимает Вселенную – если она есть – за данность.
      Зарнивуп не перестал дрожать, но молчал.
      – Я принимаю решения только о своей Вселенной, – спокойно продолжал правитель. – Моя Вселенная – это мои глаза и уши. Все остальное – просто слухи.
      – Но неужели вы ничему не верите?
      Правитель пожал плечами, и взял на руки своего кота.
      – Я вас не понимаю, – сказал он.
      – Вы не понимаете, что то, что вы решаете в своей развалюхе, определяет жизни и судьбы миллионов людей? Это же чудовищно!
      – Не знаю. Никогда не видел тех, о ком вы говорите. У меня есть подозрение, что вы их тоже не встречали. Они существуют только в тех словах, которые мы произносим. Глупо говорить, что вы знаете, что происходит с другими. Это могут знать только они, если они существуют. У них свои Вселенные – их глаза и уши.
      Триллиан сказала:
      – Я, пожалуй, выйду прогуляюсь.
      Она вышла из хижины под дождь.
      – Вы верите, что существут другие люди? – настаивал Зарнивуп.
      – У меня нет мнения по этому поводу. Как я могу это сказать?
      – Я пойду поищу Триллиан, – сказал Зафод, и выбрался наружу.
      Снаружи он сказал ей:
      – Мне кажется, Вселенная в очень хороших руках, а?
      – В очень хороших, – сказала Триллиан. И они двинулись к кораблю.
      Беседа внутри хижины продолжалась.
      – Но неужели вы не понимаете, что люди живут и умирают по одному вашему слову?
      Правитель Вселенной долго молчал. Когда он услышал, что вдали заработали двигатели корабля, он заговорил, чтобы заглушить их.
      – Что мне до них? – сказал он. – Я их не знаю. Но Он знает, что я не жестокий человек.
      – А! – рявкнул Зарнивуп. – Значит, «Он»! Значит, вы все-таки во что-то верите?
      – Мой кот, – объяснил повелитель, улыбаясь во весь рот.
      – Я добр с ним.
      – Ну ладно, – Зарнивуп решил так просто не сдаваться. – Откуда вы знаете, что он существует? Откуда вы знаете, что он знает, что вы хорошо к нему относитесь, или что ему нравится то, о чем он думает как о вашей доброте?
      – Я не знаю, – улыбнулся повелитель. – Не имею представления. Просто мне доставляет удовольствие вести себя таким образом по отношению к тому, что мне кажется котом. Разве вы ведете себя по другому? Извините меня, но я чувствую, что я устал.
      Зарнивуп наигранно разочарованно вздохнул, и огляделся.
      – А где эти двое? – спросил он.
      – Какие эти двое? – спросил правитель Вселенной, снова наполнив стакан и усевшись в кресло.
      – Библброкс и девчонка! Которые здесь были!
      – Никого не помню. Прошлое – это выдумка, чтобы…
      – Да пошел ты… – пробормотал Зарнивуп, и выбежал из хижины. Корабля не было. Дождь лил как из ведра, и даже следа не осталось на том месте, где стоял корабль. Зарнивуп завопил, и ринулся обратно к хижине. Дверь была заперта.
      Правитель Вселенной дремал в своем кресле. Потом он снова взял бумагу и карандаш, и очень обрадовался, научившись оставлять на бумаге черточки. Снаружи слышались какие-то звуки, но он не знал, существуют они на самом деле или нет. Потом он неделю разговаривал со своим столом, чтобы посмотреть, что он на это скажет.
 

      Той ночью звезды поражали своей чистотой и яркостью. Форд и Артур долго шли, и ничем не могли измерить пройденный путь, так что в конце концов решили остановиться на ночлег в небольшой рощице на берегу ручейка. Ветерок благоухал, ручеек журчал, суб-эфирный ощущатель молчал.
      Чудесная тишина повисла над миром, волшебное спокойствие, в котором объединились мягкие ароматы леса, стрекотанье насекомых, и яркий свет звезд. Умиротворение снисходило в их смятенные души. Даже Форду Префекту, который видел больше миров, чем смог бы сосчитать за длинный тоскливый зимний вечер, пришлось признать, что он еще не видел такой красоты. Весь день они шли по зеленым холмам и долинам, поросшим густой травой, полевыми цветами и высокими деревьями с густой листвой, их грело солнце, освежал ветерок, и Форд все реже и реже вынимал суб-эфирный ощущатель, и все реже и реже выражался по поводу его неизменного молчания. Он начинал думать, что ему здесь нравится.
      Хотя ночь была прохладной, спали они крепко, и поутру чувствовали, что они хорошо отдохнули. Вот только хотелось есть. Форд сунул в сумку несколько булочек в Маккосмиксе, и они позавтракали ими прежде, чем двинуться дальше.
      До сих пор они шли наугад, но теперь отправились точно на восток, сознавая, что если они собираются исследовать этот мир, они должны точно представлять себе, откуда и куда они идут.
      Ближе к полудню они увидели первое доказательство того, что планета, на которую они приземлились, обитаема: лицо, полускрытое листвой, наблюдающее за ними. Стоило им обратить на него внимание, как оно исчезло, но они успели заметить, что абориген похож на человека, и смотрел на них с любопытством, но не враждебно. Получасом позже они увидели еще одно лицо, и через десять минут – еще.
      А через минуту они вышли на широкую прогалину и остановились.
      Перед ними стояло десятка два мужчин и женщин. Они стояли неподвижно, и молчали, и смотрели на Форда и Артура. К ногам женщин жались маленькие дети. За их спинами виднелось несколько шалашей из глины и веток.
      Форд и Артур затаили дыхание.
      В самом высоком из мужчин было не более полутора метров, все они стояли, слегка склонясь вперед, руки у них были длинноваты, а лбы – низковаты, но в ярких глазах, спокойно смотревших на пришельцев, светились несомненные зачатки разума.
      Видя, что у них в руках нет оружия, и что они не двигаются с места, Форд и Артур чуть-чуть успокоились.
      Некоторое время аборигены и пришельцы просто смотрели друг на друга. Ни те, ни другие не двигались. Аборигены, казалось, были просто удивлены появлением пришельцев. Они не собирались нападать, но и ясно показывали, что Форд и Артур – не желанные гости.
      Ничего не происходило.
      Целых две минуты ничего не происходило.
      Через две минуты Форд решил, что пора чему-нибудь произойти.
      – Привет, – сказал он.
      Дети спрятались за спины женщин.
      Мужчины, казалось, не тронулись с места, но всем своим видом показали, что не собираются оказывать гостеприимство – не то, чтобы они угрожали пришельцам, они просто не желали их принимать.
      Один из мужчин, стоявший чуть впереди остальных и, по всей вероятности, их вожак, шагнул вперед. Он был спокоен и сдержан.
      – Угрр гхххрррр рррргггрр, – спокойно сказал он.
      Артур был неимоверно этим удивлен. Он так привык получать мгновенный и точный перевод всего, что он слышал, от вавилонской рыбы в ухе, что и думать о ней забыл, и только то, что она на этот раз не сработало, заставило его вспомнить о ней. Где-то в глубине его сознания зашевелились какие-то смутные тени, но понять смысла он не мог. Он догадался, и на этот раз был абсолютно прав, что этот народ еще не достиг того уровня развития, на котором возможно существование полноценного языка, и поэтому вавилонская рыба ничем не могла ему помочь. Он взглянул на Форда, который, естественно, имел несравненно больший опыт в подобных делах.
      – Я думаю, – углом рта прошептал Форд, – что он просит нас, если можно, обойти деревню стороной.
      Жест вожака подтвердил его предположение.
      – Руурргххрр уррррррггх; ургх ургх (уг уррх) ррурругх угх, – добавил вожак.
      – Насколько я могу понять, – сказал Форд, – смысл сводится к тому, что мы, конечно, вольны идти куда угодно, но если мы обойдем деревню, а не пойдем прямо через нее, они будут просто счастливы.
      – Что будем делать?
      – Пусть будут счастливы, – сказал Форд.
      Медленно и осторожно они обошли деревню. Это заметно успокоило аборигенов, которые почти незаметно кивнули и отправились по своим делам.
      Форд и Артур продолжили свой путь. Пройдя по лесу еще чуть дальше, они вдруг обнаружили сложенные на тропе небольшой кучкой плоды. Ягоды были удивительно похожи на землянику и малину, а фрукты – на груши.
      До сих пор они держались подальше от неизвестных ягод и фруктов, хотя деревья и кусты просто ломились от них.
      – Рассуждаем так, – говорил Форд Префект, – фрукты и ягоды на чужой планете или вызывают смерть, или нет. Следовательно, разбираться с ними нужно начинать тогда, когда уже нет другого выбора: ты или ешь, или умираешь. Рассуждай так, и выживешь. В этом секрет, как оставаться живым и здоровым, когда путешествуешь на попутных.
      Они подозрительно посмотрели на кучку плодов. Плоды выглядели так аппетитно, что с ними едва не случился голодный обморок.
      – Рассуждаем так… – сказал Форд Префект, – э-э…
      – Ну? – спросил Артур.
      – Я пытаюсь придумать, как бы так рассудить, чтобы получилось, что мы их съедим, – объяснил Форд.
      Солнце пробилось сквозь листву, и погладило пухлый бок плода, похожего на грушу. Ягоды, похожие на землянику и малину, были такие крупные и спелые, каких Артуру не приходилось видеть даже в рекламе мороженого.
      – Может, мы их сначала съедим, а потом будем рассуждать?
      – предложил Артур.
      – Может быть, они именно этого и хотят.
      – Ладно, тогда рассуждаем так…
      – Пока нормально.
      – Их положили сюда, чтобы мы их съели. Они или съедобные или нет, нас хотят или накормить или отравить. Если они ядовитые, а мы их не съедим, они на нас все равно рано или поздно нападут. Так что если мы их не съедим, мы в любом случае в проигрыше.
      – Мне нравится это рассуждение, – сказал Форд. – Теперь пробуй.
      Артур осторожно поднял плод, похожий на грушу.
      – Я всегда думал точно так же об истории с райским садом,
      – сказал Форд.
      – Что?
      – Райский сад. Древо познания. Яблоко. Помнишь эту историю?
      – Конечно, помню.
      – Этот ваш Господь сажает в середине сада яблоню, и говорит: делайте, что хотите, ребята, но только не ешьте яблоко. Сюрприз! – они его съедают, и он выскакивает из кустов с криком «Поймал!». Никакой разницы бы не было, если бы они его не съели.
      – Почему?
      – Потому что когда имеешь дело с тем, у кого мышление на уровне кошелька на веревочке, точно знаешь, что он все равно не отстанет. Он тебя доведет.
      – Да о чем ты?
      – Ладно, пробуй давай.
      – Ты знаешь, а это место похоже на райский сад.
      – Пробуй.
      Артур откусил кусочек от плода, похожего на грушу.
      – Это груша, – сказал он.
      Немного погодя, когда они расправились со всем, что лежало на тропинке, Форд Перфект оглянулся и крикнул:
      – Спасибо! Большое вам спасибо. Вы очень добры.
      И они снова отправились в путь.
 
      Еще несколько дней они шли на восток, и им время от времени подкладывали такие же неожиданные подарки, и несколько раз они краем глаза успевали увидеть туземцев, следящих за ними, но на прямой контакт они больше не выходили. Форд и Артур пришли к выводу, что им очень нравится народ, который ясно давал понять, что они благодарны просто за то, что их оставляют в покое.
      Подарки кончились, когда началось море.
      Они никуда особенно не торопились, поэтому построили плот, и поплыли через море. Оно оказалось не очень бурным, всего километров сто шириной, и их морское путешествие было даже приятным. На том берегу земля оказалась по меньшей мере столь же прекрасной.
      Короче говоря, жизнь была на удивление легкой, и некоторое время им даже удавалось справляться с ощущением заброшенности и бесцельности существования, просто игнорируя его. Если бы им понадобились новые собеседники, они знали, где их найти, но в этот момент они были рады, что между ними и голгафринчамцами – многие сотни километров.
      Тем не менее, Форд Префект снова принялся все чаще вытаскивать из сумки ощущатель. Лишь однажды ему удалось поймать сигнал, настолько неимоверно далекий, что он расстроил его еще больше, чем если бы его не было.
      Ни с того ни с сего они решили повернуть на север. Пройдя почти месяц, они вышли к еще одному морю, построили еще один плот, и переплыли на другой берег. Их путь уже не был таким легким, стало холоднее. Артур начал подозревать в Форде Префекте мазохистские наклонности – чем еще можно было объяснить выбранное направление? Они бесцельно брели вперед.
      Наконец, они пришли в гористую страну. От ее красот захватывало дух. Огромные заснеженные вершины потрясали воображение. Холод, казалось, пронизывал до костей.
      Они оделись в кожу и меха. Их раздобыл Форд, применив способ, которому его обучили владельцы пси-серфингового курорта в Гунианских горах. До того, как приобрести курорт, они принадлежали к монашескому ордену пралитерианцев.
      Галактика переполнена бывшими пралитерианцами, и все они покинули орден после третьей ступени посвящения. Дело в том, что орден пралитерианцев создал невероятное учение о дисциплине тела и духа. Тем не менее, невероятное количество братьев покидает орден сразу после того, как заканчивается курс начального посвящения, и как раз перед тем, как они должны дать окончательный обет провести остаток своей жизни запертыми в маленьких железных ящиках.
      Способ, который использовал Форд, очень прост – надо очень тихо стоять на месте и улыбаться.
      Через некоторое время из леса выходило животное – к примеру, олень – и начинало его осторожно разглядывать. Форд уже целенаправленно улыбался именно ему, глаза его начинали излучать добро, и весь он, казалось, светился всепроникающей любовью ко всему сущему, словно он был готов прижать к груди весь мир. И на всю эту сцену спускалось чудесное умиротворение, глубокое и вечное, излучаемое преображенным Фордом. Медленно олень подходил все ближе и ближе, шаг за шагом, и когда он уже тянулся к рукам Форда, тот прыгал на него и сворачивал ему шею.
      – Работай с феромонами, – говорил он, – нужно просто знать, как правильно пахнуть.

      Через несколько дней после высадки на гористое побережье страны они опять вышли на берег. Узкий залив рассекал его по диагонали с юго-запада на северо-восток, монументально величественный залив. Над морем нависали дикие скалы, покрытые льдом. Фьорд.
      Еще два дня они карабкались по скалам и ледникам, с трудом подавляя в себе желание просто встать, открыть рот, и наслаждаться первозданной красотой.
      – Артур! – вдруг закричал Форд.
      Это было на второй день после полудня. Артур сидел на камне над обрывом, и смотрел как ревущее море внизу бьется о скалистый мыс.
      – Артур! – снова крикнул Форд.
      Артур взглянул туда, откуда слабо доносился заглушаемый ветром голос.
      Форд отправился посмотреть на ледник, и, когда Артур нашел его, он сидел на корточках перед гладкой стеной голубого льда. Он был страшно возбужден.
      – Смотри! – сказал он. – Смотри!
      Артур посмотрел. Он увидел гладкую стену плотного голубого льда.
      – Ну? – спросил он. – Это ледник. Я его уже видел.
      – Нет, – ответил Форд. – Ты посмотрел на него. Но ты его не видел. Смотри.
      Форд указал на что-то в толще ледяной стены.
      Артур вгляделся – и не увидел ничего, кроме каких-то смутных очертаний.
      – Отойди чуть дальше, – настаивал Форд, – и посмотри еще раз.
      Артур отошел чуть дальше, и посмотрел еще раз.
      – Нет, – сказал он и пожал плечами. – А что я должен увидеть?
      И тут он вдруг увидел.
      – Видишь?
      Он увидел.
      Его рот начал что-то говорить, но мозг решил, что говорить пока нечего, перекрыл речевые центры и закрыл рот. Затем его мозг занялся обдумыванием того, что видят глаза. Поняв, что мозг теперь слишком занят, чтобы обращать на него внимание, рот снова широко открылся. Мозгу пришлось отвлечься, подтянуть на место нижнюю челюсть, но при этом он потерял контроль над левой рукой, которая принялась без всякой цели описывать в воздухе бессмысленные круги. Мозг попытался поймать руку, удержать челюсть и одновременно обдумать то, что видят глаза в толще льда. Возможно, именно поэтому он забыл про ноги, и Артур тихо опустился на землю.
      Всю эту нейрологическую сумятицу вызвали таинственные тени в толще ледяной стены, в полуметре под поверхностью. Когда Артур взглянул на них под правильным углом, они превратились в четкие незнакомые буквы, каждая почти в метр высотой. Для тех, кто, как Артур, не умел читать по-магратейски, сверху было изображено лицо.
      Это было лицо старика – худое, отмеченное высокими заботами, но не суровое.
      Это было лицо человека, который получил премию за разработку проекта побережья, на котором, как они теперь поняли, они находились.
 

      Над землей носилось заунывное завывание. Оно летало низко над кронами, и цеплялось за ветки, пугая белок. Стайка птиц поморщилась, и улетела прочь. Завывание, приплясывая, спустилось ниже, и сделало несколько кругов по поляне. Оно надрывно хохотало, весело скрежетало, и вызывало желание прихлопнуть его толстой книгой.
      Капитан, тем не менее, относился к одинокому волынщику снисходительно. Его вообще мало что могло вывести из равновесия. После того, как душевная рана, вызванная потерей роскошной ванны во время той неприятной сцены в трясине много месяцев назад, затянулась, он начал находить удовольствие в новом образе жизни. В большом камне, который лежал в середине поляны, выдолбили углубление, и он плескался в нем ежедневно, а обслуживающий персонал поливал его водой. Не очень горячей водой, правда, потому что способа греть ее еще не нашли. Ну да ладно, все в свое время, а пока поисковые отряды прочесывали местность, пытаясь найти горячий источник, предпочтительно расположенный в тенистой рощице, а если бы рядом еще была мыльная шахта – это было бы верхом совершенства. Тем, кто говорил, что, кажется, мыло не добывают в шахтах, капитан мягко отвечал, что, возможно, просто никто хорошенько не искал. Против этого, конечно, нечего было возразить, но все же…
      Нет, жизнь была просто прекрасна, и стала еще лучше, когда один из поисковых отрядов нашел тенистую рощицу со всей обстановкой, а еще через некоторое время клич пронесся по стране, что нашли и мыльную шахту, которая давала пятьсот кусков мыла в день. Вот что значит все предусмотреть.
      Волынка завывала, ухала, вздыхала, сопела, гудела, визжала, и капитан испытывал особое удовольствие при мысли о том, что волынщик уже устал, и, возможно, скоро закончит свою песнь песней. Это он тоже предусмотрел.
      Что еще есть приятного в жизни, спросил он себя. Да много чего: в багрец и золото одетые леса – приближалась осень; мирное пощелкивание ножниц неподалеку, где пара парикмахеров показывала свое искусство на дремлющем импрессарио и его секретарше; игра солнечного света на трубках шести телефонов, выстроившихся на краю его каменной ванны. Единственное, что может быть лучше телефона, который не звонит круглый день (или вообще не звонит) – это шесть телефонов, которые не звонят круглый день (или вообще не звонят).
      А лучше всего было счастливое бормотание всех тех сотен людей, которые сейчас заполняли поляну, чтобы посмотреть вечернее заседание комитета.
      Капитан весело щелкнул резиновую уточку по клюву. Больше всего он любил вечерние заседания.
 
      Не он один наблюдал за стекающимися толпами. Высоко на дереве на краю поляны сидел Форд Префект, только что вернувшийся с севера. После полугода странствий он стал жилист и крепок, глаза его блестели, он был одет в куртку из оленьей кожи; борода у него была густая, и лицо загорелое, как у вокалиста кантри-группы.
      Он и Артур Дент уже неделю наблюдали за голгафринчамцами, и Форд решил, что настал момент вмешаться.
      Поляна была полна. Сотни мужчин и женщин располагались поудобнее, болтали, закусывали фруктами, играли в карты, в общем, развлекались, как могли. Их спортивные костюмы были грязны, на некоторых даже зияли дыры, но зато все были неимоверно аккуратно подстрижены. Форда озадачило то, что многие из них напихали под костюмы листья; может быть, так они хотели защититься от приближающися холодов? Форд прищурился. А может, они вдруг заинтересовались ботаникой?
      Его размышления прервал голос капитана, обратившегося к толпе.
      – Ну что ж, – сказал он. – Я бы хотел призвать собрание к порядку, если возможно. Нет возражений?
      Он добродушно улыбнулся.
      – Давайте начнем через минуту. Когда все успокоятся.
      Шум постепенно стих, и на поляну опустилась тишина, если не считать завываний волынки. Казалось, волынщик жил в своем, диком и невозможном для обитания мире. Те, кто сидели рядом с ним, бросили ему несколько листьев. Если на то и была какая-то причина, Форду она была абсолютно неясна.
      Вокруг ванны сидело несколько человек, и один из них явно собирался произнести речь. То есть: он встал, откашлялся, и уставился в пространство, словно показывая всем собравшимся, что именно оттуда он сейчас появится.
      Слушатели, конечно, поняли его правильно, и ни один туда не посмотрел.
      Наступила полная тишина, и Форд решил, что сейчас его появление произведет наибольший эффект. Оратор открыл рот.
      Форд спрыгнул с дерева.
      – Всем привет, – сказал он.
      Все головы дружно повернулись к нему.
      – Друг мой, – обрадовался капитан, – нет ли у вас спичек? Или зажигалки? Чего-нибудь в этом роде?
      – Нет, – растерялся Форд. Такого приема он не ожидал. Он решил, что следует быть несколько решительнее.
      – Нет, – продолжал он. – Спичек у меня нет. Но я принес вам известие…
      – Жаль, – сказал капитан. – У нас кончились. Уже месяц не принимал горячей ванны.
      Форд решил, что так просто его не собьешь.
      – Я принес вам известие, – сказал он, – об открытии, которое может быть вам интересно.
      – Оно включено в повестку дня? – оборвал его человек, которого оборвал он.
      Форд улыбнулся широкой кантри-улыбкой.
      – Да ладно вам, – сказал он.
      – Нет, извините, – раздраженно сказал докладчик, – но как консультант по менеджменту с многолетним стажем, я настаиваю на необходимости соблюдения структуры комитета.
      Форд оглядел аудиторию.
      – Он спятил, – сказал он. – Это же досторическая планета.
      – Повернитесь к месту председателя! – резко заявил консультант по менеджменту.
      – К ванне? – спросил Форд.
      Консультант по менеджменту решил, что пришло время поставить Форда на место.
      – Это считается местом председателя! – заявил он.
      – Почему не ванной? – спросил Форд.
      – Вы, очевидно, не имеете ни малейшего понятия, – заявил консультант по менеджменту, решив, что Форд поставлен на место, и теперь можно проявить немного высокомерия, – о современных методах управления.
      – А вы не имеете ни малейшего понятия о том, где вы находитесь, – сказал Форд.
      Вскочила девушка со скрипучим голосом и пустила его в ход.
      – Заткнитесь, вы оба, – сказала она. – Я вношу предложение о прекращении прений.
      – В ванну? – хихикнул какой-то парикмахер.
      – К порядку! – Терпение консультанта по менеджменту лопнуло.
      – Ладно, – сказал Форд. – Посмотрим, что у вас получится.
      Он плюхнулся на землю с намерением выяснить, сколько он сможет выдержать.
      Капитан умиротворяюще заплескался.
      – Я бы хотел призвать к порядку, – добродушно сказал он,
      – пятьсот семьдесят третье заседание комитета по колонизации Финтлвудлвикса…
      Десять секунд, выяснил Форд, и снова вскочил на ноги.
      – Да чем вы тут занимаетесь, – завопил он. – Пятьсот семьдесят три заседания, и вы даже еще не придумали огонь!
      – Если вы будете добры, – сказала девушка со скрипучим голосом, – изучить повестку дня собрания…
      – Купания, – подсказал тот парикмахер, который хихикал.
      – Спасибо, я запомню, – пробормотал Форд.
      – … вы… увидите… что… – раздельно произнесла девушка со скрипучим голосом, – что сегодня мы должны заслушать отчет о работе Парикмахерского подкомитета по разработке огня.
      – У… э-э – сказал парикмахер, и на лице его появилось глупое выражение, общеизвестное в Галактике под названием «Может, лучше через недельку?»
      – Хорошо, – сказал Форд. – Что вы сделали? Что вы собираетесь делать? Что вы думаете по поводу разработки огня?
      – Я не знаю… – протянул парикмахер. – Они мне дали только пару палочек…
      – И что вы с ними сделали?
      Парикмахер занервничал, порылся за пазухой и передал плод своего труда Форду.
      Форд поднял плод его труда над головой, чтобы все видели.
      – Щипцы для завивки, – сказал он.
      В толпе раздались аплодисменты.
      – Ну ладно, – сказал Форд. – Рим не за один день сожгли.
      Аудитория не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит, но ей все равно понравилось. Снова раздались аплодисменты.
      – Нет, абсолютно очевидно, что вы ничего не понимаете в этом деле, – сказала девушка со скрипучим голосом.
      – Если бы вы столько занимались маркетингом, сколько им занималась я, вы бы знали, что до разработки любого нового продукта следует провести массу подготовительной работы. Мы должно точно выяснить, чего люди хотят от огня, как огонь и люди соотносятся друг с другом, как они его видят.
      Напряжение росло. Теперь все ждали чего-нибудь залихватского от Форда.
      – Они сделают из него колечко и будут носить его в носу,
      – сказал он.
      – И это, кстати, тоже нужно выяснить, – сказала специалистка по маркетингу. – Нужен ли людям огонь, который можно вводить через нос?
      – Нужен? – повернулся Форд к толпе.
      – Да! – закричали одни.
      – Нет! – с удовольствием закричали другие.
      Не то чтобы они поняли суть происходящего, им просто хотелось поучаствовать.
      – А колесо? – спросил капитан. – Что слышно насчет колеса? Это был весьма интересный проект.
      – А, – сказала специалистка по маркетингу. – У нас возникли проблемы.
      – Проблемы? – воскликнул Форд. – Проблемы? В каком смысле – проблемы? Это же самый простой механизм во всей Вселенной!
      Девушка по маркетингу измерила его взглядом.
      – Ладно, мистер Всезнайка, – сказала она. – Вы такой умный, скажите нам, какого оно должно быть цвета?
      Толпа взорвалась аплодисментами. Один ноль в нашу пользу. Форд пожал плечами и снова сел.
      – Всемогущий Зарквон, – сказал он. – Неужели ни один из вас не сделал ничего полезного?
      Словно в ответ на его вопрос у входа на поляну послышался страшный шум. Аудитория просто не могла поверить своему счастью: не часто им выдавалось столько развлечений за один день. Прямо к ванне маршировал небольшой взвод, одетый в остатки формы 3-го Голгафринчамского полка. Половина солдат была вооружена смерть-вужасами, остальные потрясали копьями. Это были крепкие загорелые парни, и все они падали с ног от усталости. Они остановились и встали по стойке смирно. Один из них упал и больше не поднялся.
      – Капитан, сэр! – заорал Номер Второй – он командовал взводом. – Разрешите обратиться, сэр!
      – Ну конечно, Номер Второй, добро пожаловать домой и все такое. Нашли еще горячие источники? – добродушно спросил капитан.
      – Нет, сэр!
      – Я так и думал.
      Номер Второй сделал шаг вперед и отдал честь перед ванной.
      – Мы открыли новый материк!
      – Когда?
      – Он лежит за морем… – значительно прищурившись, сказал Номер Второй, – на востоке!
      – А…
      Номер Второй обернулся к толпе. Он поднял смерть-вужас над головой. Вот здорово, подумала толпа.
      – Мы объявили ему войну!
      Дикие восторженные вопли взмыли в воздух – это было больше всех ожиданий.
      – Подождите минуту, – кричал Форд Префект, – подождите минуту!
      Он вскочил на ноги, и попросил тишины. Через некоторое время он дождался тишины, по крайней мере, самой тихой тишины, на какую мог рассчитывать в этих обстоятельствах. Главным обстоятельством был волынщик, который начал сочинять национальный гимн.
      – Нам очень нужен волынщик? – спросил Форд.
      – Конечно, – ответил капитан. – Мы назначили ему стипендию.
      Форд подумал, не начать ли спор по этому поводу, но решил, что именно в этом направлении находится безумие. Вместо этого он метко швырнул в волынщика камень, и повернулся к Номеру Второму.
      – Войну? – сказал он.
      – Да! – Номер Второй уничтожающе смотрел на Форда Префекта.
      – Соседнему материку?
      – Да! Тотальную войну! Войну во имя окончания всех войн!
      – Да там никого нет!
      Номер Второй и глазом не повел. В этом отношении его глаза напоминали пару комаров, которые вьются прямо у вас под носом, и никак не реагируют на попытки прихлопнуть их рукой, или мухобойкой, или свернутой газетой.
      – Я знаю, – сказал он, – но когда-нибудь будет! Так что мы оставили односторонний ультиматум!
      – Что?
      – И сожгли несколько фортификационных сооружений.
      Капитан высунулся из ванны.
      – Фортификационных сооружений? – спросил он.
      Номер Второй на секунду отвел глаза.
      – Да, сэр, укрепленных фортификационных сооружений. Ну хорошо… деревьев.
      Опасный момент был удачно пройден, и теперь Номер Второй обвел глазами всех присутствующих.
      – А еще, – громогласно возгласил он, – мы допросили оленя!
      Он сунул смерть-вужас под мышку, и торжествующе пошел сквозь безумствующую аудиторию, экстатически бьющуюся в милитаристских судорогах. Ему удалось сделать всего несколько шагов, прежде чем его схватили, и подняли на руки, и устроили триумфальное шествие по поляне.
      Форд уселся, и принялся бездумно играть камешками.
      – Что еще вы сделали? – спросил он, когда чествование героев закончилось.
      – Мы создали начатки культуры, – ответила специалистка по маркетингу.
      – Неужели? – спросил Форд.
      – Да. Один из наших режиссеров уже снимает сногсшибательный фильм о пещерных людях, которые здесь живут.
      – Они не пещерные люди.
      – Они похожи на пещерных людей.
      – Они живут в пещерах?
      – Ну…
      – Они живут в хижинах.
      – А может, пещеры у них как раз на ремонте, – крикнул какой-то юморист из толпы.
      Форд разъяренно обернулся к нему.
      – Очень смешно. А вы заметили, что они вымирают?
      На обратном пути Форд и Артур видели две полуразрушенные деревни, а вокруг них, в лесу – мертвых туземцев, которые ушли туда умирать. Те, кто оставались в живых, казались обессиленными, и бесцельно бродили кругом, словно испытывали не физические, а духовные страдания. Они двигались медленно, и в глазах их была бесконечная скорбь. У них отняли будущее.
      – Вымирают! – повторил Форд. – Знаете вы, что это значит?
      – Э-э… может, оформить им страхование жизни? – выкрикнул тот же голос.
      Форд сдержался, и обратился ко всей толпе.
      – Постарайтесь понять, – сказал он, – что они начали вымирать только после того, как мы сюда прилетели!
      – Это очень хорошо отражено в фильме, – сказала специалистка по маркетингу, – как раз привносит ту мучительную нотку, которая служит признаком хорошего документального фильма. Режиссер очень старается.
      – Не сомневаюсь, – пробормотал Форд.
      – Мне кажется, – заявила девушка, повернувшись к капитану, который, казалось, задремал, – что следующий фильм будет о вас, сэр.
      – Да? – сказал тот, разбуженный прямым обращением. – Очень приятно.
      – Да, у него самые серьезные намерения, знаете, бремя ответственности, одиночество…
      Капитан хмыкнул. И еще хмыкнул.
      – Ну, с этим я бы не пережимал, – наконец, сказал он, – у меня есть уточка.
      И он поднял уточку над головой, и толпа весело приветствовала ее появление.
      Все это время Консультант по Менеджменту сидел с каменным лицом, отвернувшись от толпы, и прижав пальцы к вискам, чтобы показать, что он может сидеть и ждать весь день, если понадобится.
      В этот момент он решил, что все-таки не будет ждать весь день, а просто сделает вид, что последних тридцати минут не существовало.
      Он поднялся.
      – Если, – ледяным голосом заявил он, – мы можем перейти к вопросу налоговой политики…
      – Налоговой политики! – Форд Префект был близок к истерике. – Налоговой политики!
      Консультант по Менеджменту наградил его таким взглядом, что если бы Форд не был доведен до кипения, он бы превратился в ледяную скульптуру.
      – Налоговая политика, – повторил он. – Именно это я и сказал.
      – Откуда у вас деньги, если никто из вас ничего не производит? Деньги, знаете ли, на деревьях не растут.
      – Если вы позволите мне продолжить…
      Форд удрученно кивнул.
      – Благодарю вас. С момента принятия несколько недель назад решения о введении официального обменного курса листа как свободно конвертируемой валюты, мы все, разумеется, стали обладателями невероятно крупных состояний.
      Форд, не веря своим ушам, уставился на толпу, которая радостно зашумела и жадно зашуршала охапками листьев, которые были напиханы под спортивные костюмы.
      – Но наряду с этим, – продолжал Консультант по Менеджменту, – мы столкнулись с проблемой инфляции, вызванной большим количеством наличных листьев. На настоящий момент уровень инфляции весьма высок, и нынешний обменный курс листа, насколько мне известно, составляет около трех лиственных рощ за одну горошину из корабельных припасов.
      Толпа тревожно зашумела. Консультант по Менеджменту поднял руку, и шум стих.
      – Впрочем, эта проблема решается достаточно просто. И мы, чтобы принять меры к ее решению, и добиться скорой и успешной стабилизации курса листа, готовим широкомасштабную кампанию, первой стадией которой станет уничтожение лиственного компонента лесов, а второй – э… полное уничтожение лесов вообще. Я надеюсь, что вы признаете необходимость и разумность такого шага в сложившейся ситуации.
      Толпа казалась не очень уверенной в необходимости и разумности такого шага, но через секунду-другую кто-то заметил, что это резко повысит ценность листьев, которые они успели набрать, и тогда толпа снова взорвалась аплодисментами, приветственными криками, все встали и устроили Консультанту по Менеджменту продолжительную овацию. Экономисты ожидали прибыльной осени.
      – Вы все сошли с ума, – заметил Форд.
      – Вы все спятили, – объяснил он.
      – Да вы просто толпа свихнувшихся идиотов, – подытожил он.
      Настроение толпы изменилось. То, что начиналось, как прекрасное развлечение, теперь, с точки зрения толпы, выродилось в самые обычные оскорбления, и поскольку их целью был в основном подрыв устоев зарождающейся цивилизации, слушатели быстро устали.
      Уловив эту перемену, специалистка по маркетингу повернулась к Форду.
      – Возможно, мой вопрос сочтут нарушением порядка ведения собрания, – заявила она, – но тогда что вы делали эти полгода? Почему вы позволяете себе вмешиваться в наши дела, если вас не было видно с самого момента прибытия?
      – Мы путешествовали, – сказал Форд. – Мы отправились исследовать планету.
      – А… – многозначительно протянула специалистка, – с вашей точки зрения, это очень плодотворное занятие?
      – Ну тогда, дорогая моя, слушайте внимательно. Мы узнали, что ожидает эту планету.
      Форд сделал паузу, чтобы произвести больший эффект. Пауза пропала втуне. Толпа его не понимала.
      Он продолжил.
      – Что бы вы тут ни решали, не имеет абсолютно никакого значения. Вы можете жечь леса, что угодно, вы все равно ничего не измените. Ваша история уже закончилась. У вас есть всего два миллиона лет, и все тут. Через два миллиона лет с вашей расой будет покончено раз и навсегда. И это только к лучшему! Запомните это! Два миллиона лет!
      Толпа раздраженно зашумела. Люди, которые так неимоверно разбогатели за одну ночь, не обязаны выслушивать подобный вздор. Возможно, если бросить парню парочку листьев, он оставит их в покое.
      Впрочем, они могли не беспокоиться об этом. Форд уже ушел с поляны. Последнее, что он сделал – беспомощно покачал головой, увидев Номера Второго, который уже расстреливал из смерть-вужаса ближайшую рощицу.
      Номер Второй заметил это.
      – Два миллиона лет! – радостно захохотал он.
      – Да ладно вам, – сказал капитан с добродушной улыбкой.
      – Значит, еще есть время принять ванну. Поднимите, пожалуйста, мочалку. Я, кажется, уронил ее.
 

      Артур Дент сидел примерно в километре от поляны, и был слишком занят, чтобы услышать, что Форд Префект вернулся с собрания.
      Он был занят очень странным делом, а именно: он начертил на большом плоском камне квадрат и разделил его на сто шестьдесят девять клеточек, тринадцать на тринадцать.
      Затем он собрал кучку маленьких камешков, и на каждом выцарапал букву. Вокруг большого камня мрачно сидела кучка туземцев, которых Артур Дент пытался познакомить с забавной идеей, заключенной в этих камешках.
      Далеко продвинуться ему не удалось. Туземцы пробовали камешки на вкус, пробовали зарывать их в землю или просто швырять в озеро. Наконец, Артуру удалось убедить одного из них, что камешки нужно выкладывать на большой камень, и это уже было большое достижение по сравнению с вчерашним занятием. Казалось, что быстрый упадок духа у этих созданий сопровождается таким же быстрым снижением их мыслительных способностей.
      Пытаясь объяснить им, что от них требуется, Артур выложил пару камешков сам, и теперь пытался убедить их добавить несколько камешков.
      Ничего не получалось.
      Форд уселся под деревом поблизости и молча смотрел.
      – Да нет, – сказал Артур туземцу, который только что смешал все камешки на доске в припадке смертной тоски, – «Ф» оценивается в десять очков, и она стоит на желтой клетке, это значит, что ее десять очков умножается на три, значит… ну я же объяснял тебе правила… нет, положи, пожалуйста, эту кость… ладно, начинаем сначала. И постарайся сосредоточиться.
      Форд облокотился на руку.
      – Что ты делаешь, Артур? – тихо сказал он.
      Артур испуганно вскочил. Он внезапно понял, что со стороны его занятие выглядит несколько неумным. Хотя в детстве эта игра всегда казалась ему колдовством. Правда, тогда все было по другому. Вернее, будет по другому.
      – Пытаюсь научить пещерных людей играть в «Эрудит», – сказал он.
      – Они не пещерные люди, – сказал Форд.
      – Они похожи на пещерных людей.
      Форд не стал спорить.
      – Ладно, – сказал он.
      – Непосильная задача, – устало сказал Артур. – Единственное слово, которое они знают, это урргх, к тому же они не знают в нем ни одной буквы.
      Он вздохнул и снова сел.
      – И что, по-твоему, должно из этого выйти? – спросил Форд.
      – Но мы должны заставить их развиваться! Тренировать ум!
      – взорвался Артур. Он надеялся, что усталый вздох и вспышка гнева перевесят ощущение того, что он занимался очевидной глупостью. Его надежды не оправдались. Он вскочил на ноги.
      – Ты можешь себе представить мир, который получится, если дать волю этим… кретинам, с которыми мы прилетели?
      Форд удивленно поднял брови.
      – Представить? Зачем? Представлять ничего не надо. Мы его видели.
      – Но… – Артур безнадежно махнул рукой.
      – Мы видели его, – повторил Форд. – Выхода нет.
      Артур разъяренно пнул камень.
      – Ты рассказал им о том, что мы нашли?
      – Мммм? – Форд, казалось, отвлекся.
      – Про Норвегию, – сказал Артур. – Про подпись Слартибартфаста на леднике. Ты сказал им об этом?
      – Зачем? – спросил Форд. – Разве для них это имеет какое-нибудь значение?
      – Значение? Ты сам прекрасно знаешь, какое это имеет значение. Это значит, что эта планета – Земля! Это мой дом! И здесь я появился на свет!
      – Появился?
      – Ну, появлюсь!
      – Да, через два миллиона лет. Так почему бы тебе не сказать им об этом. Иди, скажи: «Извините, но я хотел бы заметить, что через два миллиона лет я появлюсь на свет неподалеку отсюда.» И увидишь, что тебе скажут. Тебя загонят на дерево, и внизу разложат большой костер.
      Артур посмотрел на него несчастным взглядом.
      – Смотри фактам в лицо, – продолжал Форд. – Твои предки
      – та толпа придурков на поляне, а не эти бедняги.
      Он встал и подошел к туземцам, которые бесцельно швырялись камешками. Он покачал головой.
      – «Эрудит» им не поможет, Артур, – сказал он, – и не спасет человечество, потому что они не будут человечеством. Человечество сейчас сидит вокруг большого камня по ту сторону холма, и снимает о себе репортажи.
      Артур болезненно поморщился.
      – Должно быть что-то, что мы могли бы сделать, – сказать он. Его охватило ужасное чувство несправедливости при мысли о том, что он на Земле, на Земле, у которой отняли будущее, разрушив ее ради постройки (предположительно) новой гиперпространственной ветки, и у которой, похоже, теперь отнимали и прошлое.
      – Нет, – сказал Форд. – Мы ничего не можем сделать. То, что происходит, не изменяет историю Земли, это и естьистория Земли. Нравится тебе это или нет, но голгафринчамцы – это те, от кого вы произошли. Через два миллиона лет их уничтожат вогены. Историю невозможно изменить. «Отдельные исторические события подходят друг к другу точно, как частицы головоломки», – процитировал он. – Смешная штука жизнь, правда?
      Он поднял букву «Ф» и, размахнувшись, забросил ее далеко в кусты. Буква «Ф» упала на молодого кролика и до смерти перепугала его. Он бросился бежать, и бежал до тех пор, пока его не остановила и не съела лисица, которая подавилась кроличьей косточкой и издохла на берегу ручья, который подмыл берег и понес ее труп по течению.
      Через пару недель Форд Префект, скрепя сердце, вернулся к голгафринчамцам и завел знакомство с девушкой, которая на Голгафринчаме была инспектором отдела кадров, и страшно огорчился, когда она неожиданно скончалась, выпив воды из лужи, в которой разлагался труп лисицы. Единственной моралью, которую можно извлечь из этой истории, является то, что никогда не следует бросать букву «Ф» в кусты, но, к сожалению, в некоторых случаях этого невозможно избежать.
      Подобно многим жизненно важным вещам, эта причинно-следственная связь была абсолютно невидимой для Форда Префекта и Артура. Они печально смотрели на угрюмого туземца, который бесцельно перебирал камешки.
      – Бедный пещерный человек, – сказал Артур.
      – Они не…
      – Что?
      – Да нет, ничего.
      Несчастное создание жалобно завыло, и забарабанило по камню.
      – Сколько времени они потратили напрасно, – заметил Артур.
      – Угхх угхх урргхх, – пробормотал туземец, и снова забарабанил по камню.
      – Их вытеснили консультанты по менеджменту и специалистки по маркетингу.
      – Урггх, грр грр, грхх! – настаивал туземец.
      – Ну и чего он барабанит по этому камню? – спросил Артур.
      – Может, он хочет, чтобы ты еще поиграл с ним в «Эрудит»?
      – предположил Форд. – Смотри, он показывает на буквы.
      – Бедняга, наверно, опять выложил «лщхщтефтымлоымцув». Я уже сто раз ему говорил, что в «лщхщтефтымлоымцув» только одна буква «о».
      Туземец опять ударил по камню.
      Они посмотрели ему через плечо.
      Глаза у них полезли из орбит.
      Среди разбросанных по квадрату камешков семь лежали ровно, в одну линию.
      Из них получались два слова.
      Вот эти слова:
      «СОРОК ДВА».
      – Грррругх гух гух, – объяснил туземец. Он сердито смел буквы с камня, встал, и присоединился к своему собрату неподалеку.
      Форд и Артур уставились на него. Потом они уставились друг на друга.
      – Там было написано то, что мне показалось? – спросили они друг у друга.
      – Да, – сказали они друг другу.
      – Сорок два, – сказал Артур.
      – Сорок два, – сказал Форд.
      Артур побежал к двум туземцам.
      – Что вы хотите сказать нам? – кричал он. – Что это значит?
      Один из них улегся на землю, потянулся и заснул.
      Другой залез на дерево, и принялся бросаться каштанами. Если они и хотели что-то сказать, они это уже сделали.
      – Ты знаешь, что это значит, – сказал Форд.
      – Не совсем.
      – «Сорок два» – это число, которое Глубокомысленный выдал за Главный Ответ.
      – Ну да.
      – А Земля – компьютер, который построил Глубокомысленный, чтобы расчитать Вопрос к Главному Ответу.
      – Похоже, что так.
      – А органическая жизнь – часть его матрицы.
      – Если ты так считаешь…
      – Я так считаю. Это значит, что эти туземцы, эти первобытные люди – часть программы компьютера, а мы и голгафринчамцы – нет.
      – Но туземцы вымирают, и голгафринчамцы явно вытеснят их.
      – Именно. Видишь, что это значит?
      – Что?
      – Пораскинь мозгами, – сказал Форд.
      Артур не стал раскидывать мозгами. Вместо этого он сказал:
      – Планету жалко. Хороший был проект.
      Форд размышлял дальше.
      – Но ведь что-то должно было из него получиться, – сказал он. – Марвин говорил, что может прочитать Вопрос у тебя в биотоках.
      – Но…
      – Возможно, неверный вопрос, или искажение верного. Но он может дать нам ключ, если мы его узнаем. Правда, я не вижу, как мы сможем его узнать.
      Они сидели в удрученном молчании. Артур срывал травинку за травинкой, но вскоре понял, что не может уделит этому занятию должного внимания. В существовании травы не было никакого смысла, деревья вокруг них шумели бесцельно, птицы над головой щебетали обреченно, и будущее казалось длинным темным тоннелем, по которому предстояло ползти бесконечно долго.
      Форд вытащил ощущатель, нажал несколько кнопок, вздохнул, и убрал его обратно в сумку.
      Артур поднял два камешка из своего самодельного «Эрудита». Это были «М» и «О». Он вздохнул и положил их на поле. Еще несколько букв попалось ему под руку. Он вздохнул и положил их рядом. Это были «Д», «Е», «Р» и «Ь». По забавному совпадению, слово, которое получилось в результате, очень точно отражало настроение Артура. С минуту он смотрел на него. Он не выкладывал его специально, оно появилось абсолютно случайно. Его мозг медленно переключился на вторую скорость.
      – Форд, – вдруг сказал он. – Слушай, если Вопрос записан в моих биотоках, но я не могу воспроизвести его сознательно, значит, он где-то в подсознании?
      – Наверно, так.
      – Есть способ вытащить его оттуда.
      – Неужели?
      – Да. Нужно привнести элемент случайности, который будет влиять на мое подсознание.
      – Каким образом?
      – Ну, например, выкладывать фишки для «Эрудита» не глядя. Скажем, выбирать их с завязанными глазами.
      Форд вскочил на ноги.
      – Великолепно! – сказал он. Он вытащил из сумки полотенце, и, завязав на нем несколько узлов, превратил его во вполне сносный мешок.
      – Полный бред, – сказал он, – абсолютная чушь. Но мы попробуем, потому что это великолепная чушь. Ну, давай, живее!
      Солнце уважительно скрылось за тучкой. На землю упало несколько печальных дождинок.
      Они собрали все оставшиеся буквы, и засунули их в мешок. Они потрясли мешок.
      – Отлично, – сказал Форд. – Теперь закрывай глаза. Вытаскивай, ну давай давай давай!
      Артур зажмурился, сунул руку в мешок с камешками, еще раз перемешал их на всякий случай, и вытащил пригоршню фишек. Он передал их Форду. Форд выложил их на камень в том порядке, в котором он их получил.
      – «Ч», – сказал он, – «Т», «О»… Что!Он захлопал глазами.
      – Кажется, работает! – сказал он.
      Артур сунул ему еще четыре фишки.
      – «П», «О», «Л»… Пол.А может, и не работает, – сказал Форд.
      – Вот еще три.
      – «У», «Ч», «И»… Получи.Интересно…
      Артур продолжал вытаскивать фишки. Форд выкладывал их в ряд.
      – «Т», «С», «Я», «Е», «С», «Л», «И»… Получится если!
      – завопил Форд, – работает! Здорово! Работает!
      – Вот еще. – Артур лихорадочно доставал фишки.
      – «У», «М», «Н», «О»… Что получится, если умно…«Ж», «И», «Т», «Ь»… Что получится, если умножить…«Ш», «Е», «С», «Т», «Ь»… Что, получится, если умножить шесть…«Н», «А»… Что получится, если умножить шесть на…«Д», «Е», «В», «Я», «Т», «Ь»… шесть на девять…Он остановился.
      – Давай дальше!
      – Все, – сказал Артур. – В мешке больше ничего нет.
      И он озадаченно уставился на Форда.
      Он еще порылся в полотенце, но больше там не было ни одной буквы.
      – Ты хочешь сказать, что это он и есть? – спросил Форд.
      – Видимо.
      – Шестью девять. Сорок два.
      – Именно. И это все.
 

      Солнце выглянуло из-за тучки и улыбнулось им. Запели птицы. Теплый ветерок пронесся по лесу, потрепал цветы по щечкам, и улетел вдаль, унося их аромат. Рядом прожужжал жук, направляясь по своим делам, обычным вечерним делам всех жуков в этой роще. За деревьями послышались голоса, и минутой позже две девушки удивленно смотрели, как Форд Префект и Артур Дент корчатся на земле, словно умирая от колик в желудке. На самом деле они умирали от смеха.
      – Нет-нет, не уходите, – выдохнул Форд, после того, как ему удалось вдохнуть немного воздуха. – Мы сейчас придем в себя.
      – А что случилось? – спросила одна из девушек. Она была повыше и постройнее. На Голгафринчаме она работала младшим инспектором отдела кадров, но не очень любила свою работу.
      Форд взял себя в руки.
      – Извините, – сказал он. – Здравствуйте. Мой друг и я просто рассуждали о смысле жизни. Упражнялись в софистике.
      – А, так это вы, – сказала девушка. – Хороший спектакль вы сегодня разыграли. Хотя и выглядели вы довольно смешно, но впечатление произвели.
      – Да? Ну, возможно…
      – Конечно. Зачем все это было нужно? – спросила другая девушка. Она была пониже ростом и круглолица. Прежде она работала художественным редактором в маленьком рекламном агентстве, и теперь, какие бы лишения ей не приходилось испытывать, она каждый вечер радовалась тому, что с чем бы ей ни пришлось столкнуться поутру, это, по крайней мере, будут не сотни фотографий тюбиков зубной пасты при различном освещении.
      – Зачем? Низачем. Что мы вообще делаем «зачем»? – весело заявил Форд Префект. – Присаживайтесь. Меня зовут Форд, его Артур. Мы как раз собирались ничем-нибудь заняться, но с этим можно подождать.
      Девушки с сомнением посмотрели на них.
      – Меня зовут Агда, – сказала та, что повыше, – а это Мелла.
      – Привет, Агда, привет, Мелла, – сказал Форд.
      – А ты умеешь говорить? – спросила Мелла Артура.
      – Иногда, – улыбнулся Артур, – но не так часто, как Форд.
      – Ну ладно.
      Они помолчали.
      – Что это ты там говорил, – спросила Агда, – про два миллиона лет? Я ничего не поняла.
      – Ах, это, – сказал Форд. – Да не стоит обращать внимания.
      – Просто этот мир снесут, чтобы построить новую гиперпространственную ветку, – пожал плечами Артур, – но это будет через два миллиона лет, и, в конце концов, чего еще ждать от вогенов?
      – Вогенов? – спросила Мелла.
      – Да, только вы их не знаете.
      – А с чего вы это взяли?
      – Не имеет никакого значения. Это как сон, как воспоминание о прошлом. Или будущем.
      Артур улыбнулся, и поглядел в небо.
      – А вас не беспокоит, что в ваших словах нет никакого смысла? – спросила Агда.
      – Слушай, давай забудем, – сказал Форд, – забудем об этом навсегда. Ничто не имеет никакого значения. Смотрите, сегодня прекрасный день, насладимся им! Солнцем, зеленью холмов, журчанием ручья в долине, горящими лесами…
      – Даже если это только сон, это жуткая мысль, – сказал Мелла, – разрушить целый мир только для того, чтобы построить новую дорогу.
      – Ну, я слышал вещи и похуже, – сказал Форд. – Я читал об одной планете в соседнем измерении – седьмом, если не ошибаюсь – из которой сделали шар для межгалактического бильярда. И послали прямым ударом в черную дыру. Десять миллиардов человек сгинули.
      – С ума сойти, – сказал Мелла.
      – Точно, и дало это всего тридцать очков.
      Агда и Мелла взглянули друг на друга.
      – Слушайте, – сказала Агда. – Сегодня у нас вечеринка после заседания комитета. Если хотите, приходите.
      – Отлично, – сказал Форд.
      – Обязательно придем, – сказал Артур.
 
      Через много часов после этого Артур и Мелла сидели и смотрели, как луна поднимается над обуглившимися останками деревьев.
      – Эта история о том, что наш мир разрушат… – сказала Мелла.
      – Да, через два миллиона лет.
      – Ты говоришь так, как будто веришь, что это правда.
      – Верю. Я верю, что я там был.
      Она озадаченно покачала головой.
      – Ты очень странный, – сказала она.
      – Нет, я очень обыкновенный, – сказал Артур. – Вот только со мной случились очень, очень странные вещи. Можно сказать, что не я изменился, а меня изменили.
      – А та другая планета, о которой говорил твой друг, та, которую бросили в черную дыру…
      – Вот о ней я ничего не знаю. Похоже, что он вычитал это в книге.
      – В какой?
      Артур помолчал.
      – В Галактическом Путеводителе для Путешествующих Автостопом, – сказал он наконец.
      – А что это за книга?
      – Да просто книга. Я ее сегодня выбросил в реку. Я думаю, она мне больше не понадобится, – сказал Артур Дент.