Долгое время никто не произносил ни слова.
      Краем глаза Фухг видел море напряженно ждущих людей на площади за окном.
      — Нас линчуют на месте… — прошептал он.
      — На вас была возложена нелегкая обязанность, — подтвердило Глубокое Раздумье.
      — Сорок два? — воскликнул Лункуилл. — И это все, до чего ты додумалось за семь с половиной миллионов лет?
      — Я тщательнейшим образом проверило ответ, и окончательно уверено в этом ответе. Я думаю, между нами говоря, что проблема заключается в том, что вы никогда, в сущности, не знали, в чем заключается вопрос.
      — Ну, как же! Величайший Вопрос! Самый Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Вообще! — закричал Лункуилл.
      — Верно, верно, — согласилось Глубокое Раздумье голосом человека, который легко переносит глупость окружающих, — но что это за вопрос?
      С раскрытыми ртами ученые долго смотрели то на компьютер, то друг на друга.
      — Ну… это… Все… Вообще Все. Все вообще… — пробормотал Фухг.
      — Вот-вот, — сказало Глубокое Раздумье. — Поэтому, как только вы узнаете, в чем состоит вопрос, вы сразу поймете, что означает ответ.
      — Какой кошмар! — пробормотал Фухг, отшвырнув свою записную книжку и смахивая невольную слезу.
      — Ну, допустим, допустим, — сказал Лункуилл. — Так ты знаешь этот Вопрос?
      — Самый Главный Вопрос?
      — Да.
      — Жизни, Вселенной и Вообще?
      — Именно.
      Глубокое Раздумье помолчало с минуту.
      — Непросто, — сказало оно.
      — Но ведь ты это можешь? — с надеждой спросил Лункуилл.
      Снова повисла многозначительная пауза.
      Наконец, Глубокое Раздумье твердо сказало:
      — Нет.
      Оба ученых рухнули в кресла в отчаянии.
      — Но я скажу вам, кто может, — продолжило Глубокое Раздумье.
      — Кто? Говори! — вскинулись ученые.
      Артур внезапно почувствовал, как волосы на его как бы несуществующей голове встали дыбом: его вдруг медленно, но верно понесло вперед, к консоли компьютера; но он тотчас же понял, что это лишь операторский наезд, сделанный по замыслу неведомого режиссера фильма.
      — Я имею в виду тот самый компьютер, что придет за мной, — промолвило Глубокое Раздумье, придав своему голосу привычный торжественно возвышенный тон. — Компьютер, самые характеристики которого я недостойно рассчитывать, и который мне все же суждено разработать. Компьютер, который может вычислить Вопрос на Самый Главный Ответ, компьютер столь бесконечно сложный и мощный, что сама органическая жизнь станет частью его операционной матрицы. И вы, вы сами примете новые обличья и отправитесь в тот компьютер, дабы осуществлять его десятимиллионолетнюю программу! Воистину, я разработаю вам этот компьютер! И я же назову вам его имя. Имя же ему будет… Земля!
      Фухг, раскрыв рот, глядел на Глубокое Раздумье.
      — Ну и имечко… — сказал он, и тело его разорвала трещина. Лункуилл тоже внезапно покрылся морщинами и язвами, консоль компьютера вспучилась и треснула, стены рассыпались, и комната обрушилась на потолок.

* * *

      Перед Артуром стоял Старпердуппель, держа в руках два проводка.
      — Конец фильма, — объяснил он.

      — Зафод! Очнись!
      — М-м-м-м…?
      — Давай, просыпайся!
      — Дай мне делать то, что у меня получается, а? — пробормотал Зафод, перевернулся на другой бок и попытался снова заснуть.
      — Ты хочешь, чтобы я тебя растолкал? — спросил Форд.
      — Тебе это доставит большое удовольствие? — поинтересовался Зафод мрачно.
      — Никакого.
      — Вот и мне тоже. Так что — чего ради? Кончай меня доставать. — И Зафод свернулся в клубок.
      — Он получил двойную дозу газа, — сказала Триллиан, глядя на лежащего Зафода. — Четыре ноздри.
      — И помолчите, пожалуйста, — добавил Зафод. — И так я еле уснул. Что случилось с полом? Он такой холодный и жесткий.
      — Он золотой, — сказал Форд.
      Одним невероятным балетным скачком Зафод взлетел на ноги и оглядел окрестность до самого горизонта — потому что именно дотуда простиралась во все стороны холодная и жесткая поверхность, совершенно гладкая и твердая. Она сверкала, как… Невозможно описать, как что именно она сверкала, потому что ничто во всей Вселенной не сверкает так, как сверкает целая планета из золота 586-ой пробы.
      — Откуда это все здесь? — завопил Зафод, выпучив глаза.
      — Не раскатывай губу, — ответил Форд. — Это всего лишь каталог.
      — Кто это?
      — Каталог, — сказала Триллиан. — Иллюзия.
      — Да быть того не может! — заорал Зафод, упав на четвереньки и вглядываясь в почву. Он потыкал в нее и поковырял ногтем. Она была очень тяжелой и мягкой — ее можно было поцарапать ногтем. Она была очень желтой, очень блестящей, и если подышать на нее, дыхание испарялось с нее очень медленно и неохотно — так, как может испаряться дыхание только с чистого золота.
      — Мы с Триллиан очнулись уже давно, — рассказал Форд. — Мы орали, пока к нам не пришли, а потом орали дальше, пока они нас не накормили и не поставили нам свой каталог планет, чтобы мы не скучали, пока они решат, что с нами делать. Это все сенсОпленка.
      Зафод посмотрел на него с ненавистью.
      — Зараза, — сказал он. — Вытащил меня из моего чудесного сна, чтобы показать мне чей-то чужой.
      Он грузно сел на пол.
      — Что там за долины, — спросил он, махнув рукой.
      — Клеймо изготовителя, — ответил Форд. — Мы уже смотрели.
      — Мы тебя долго не будили, — заметила Триллиан. — На прошлой планете было по колено рыбы.
      — Рыбы?
      — Некоторые любят престранные вещи.
      — А на позапрошлой, — подхватил Форд — была платина. Скучновато. Но мы решили, что эта тебе понравится.
      Повсюду, куда ни глянь, все сверкало могучим мягким и тяжелым блеском.
      — Красиво, етить, — сказал Зафод.
      В небе появился огромный зеленый номер по каталогу. Он помигал и переменился, а когда все трое опустили глаза с неба на землю, переменилась и земля.
      В один голос все трое сказали: «Йоу!»
      Море было пурпурным. Пляж, на котором они сидели, состоял из желтых и зеленых кругляшей — вероятно, жутко драгоценного камня. Далекие горы казались мягкими и покачивали багровыми вершинами. Поблизости стоял пляжный столик чистого серебра с атласным зонтиком и серебряными бусинами на бахроме.
      Номер, красовавшийся в небе, сменился надписью, которая гласила: «Каковы бы ни были ваши желания, Магратея исполнит их. Мы не гордые».
      И пятьсот совершенно обнаженных женщин полетели с неба на парашютах.
      Через миг все исчезло, и троица очутилась на весеннем лугу, полном коров.
      — Ох, — простонал Зафод. — Мозги мои!..
      — Хочешь поговорить об этом? — спросил Форд.
      — Давай, — согласился Зафод, и все трое сели, не обращая никакого внимания на пейзажи, разворачивавшиеся и сворачивавшиеся вокруг них.
      — Я вот что думаю, — начал Зафод. — Все, что сделано с моим мозгом, сделал сам. И сделал я это так, чтобы никакие тесты правительства этого не обнаружили. И сам я не должен был ничего знать. Шиза, верно?
      Оба слушателя кивнули, соглашаясь.
      — Вот я и думаю: что же это было — такое секретное, что никому нельзя было об этом знать, ни Галактическому правительству, ни мне самому? А ответ простой: не знаю. Логично? Но я сопоставил кое-что и могу попробовать догадаться. Когда я решил избираться в Президенты? Почти сразу после смерти президента Йудена Вранкса. Ты помнишь Йудена, Форд?
      — Еще как, — отозвался Форд. — Тот самый, с которым мы познакомились еще тогда! Арктурианский капитан! Да, это был человечище. Он угощал нас каштанами, когда ты пробрался на его мегагруз. И сказал, что ты самый прикольный пацан, которого он видел.
      — О чем это вы? — спросила Триллиан.
      — Это старинная история, — ответил Форд. — Мы были еще совсем пионерами дома, на Бетельгейзе. Почти вся торговля между Центром Галактики и периферией совершалась на арктурианских мегагрузах. Торговые разведчики с Бетельгейзе находили новые рынки, а арктуриане поставляли на них товар. Космические пираты создавали массу проблем — это было еще до Дорделлических войн — поэтому мегагрузы оснащались самыми крутыми оборонными системами, какие только были известны галактической науке. Это были очень суровые корабли. И огромные. На орбите какой-нибудь планеты они могли сделать солнечное затмение.
      И однажды вот этот вот Зафод — ну, тогда он был помоложе — решил захватить один из них. На трехмоторном скутере для работ в стратосфере — молокосос! Это было полное идиотство. Я отправился с ним, потому что поставил немаленькие деньги на то, что он этого не сделает, и не хотел, чтобы меня надули. Ну, так вот. Мы забираемся в трехмоторку, которую он перефигачил полностью, за несколько недель делаем три парсека, вламываемся на мегагруз — как, я до сих пор не понимаю — заходим на мостик, размахивая игрушечными пистолетами, и требуем каштанов! Ничего более сумасшедшего я не видел. И это стоило мне целого года карманных денег. Поел каштанов!
      — Капитан, Йуден Вранкс, был действительно удивительный человек, — сказал Зафод. — Он накормил нас, угостил как следует, подогрел всякими штуками из разных диковинных мест в Галактике. Каштаны, само собой. Мы офигительно потусовались. А потом он телепортировал нас обратно — в колонию самого строгого режима на Бетельгейзе. Это был настоящий мужик. Потом он стал президентом Галактики.
      Зафод умолк.
      Окружающий пейзаж погрузился в сумерки. Вокруг завыли темные ветра, и слоноподобные тени зашевелились во мраке. Время от времени воздух раздирали голоса иллюзорных существ, убивающих других иллюзорных существ. Очевидно, и такие вещи пользовались достаточным спросом, чтобы внести их в каталог.
      — Форд, — произнес Зафод тихо.
      — Чего?
      — Перед самой смертью Йуден приезжал ко мне.
      — Да ну? Ты мне никогда об этом не рассказывал.
      — Не рассказывал.
      — Что он сказал? Зачем он приезжал?
      — Он рассказал мне о «Золотом Сердце». Это была его идея — что я должен его угнать.
      — Его идея?
      — Его, — кивнул Зафод. — И единственная возможность его угнать, сказал он — это церемония открытия.
      Форд некоторое время смотрел на Зафода, открыв рот, а потом повалился от хохота:
      — То есть, ты хочешь сказать, — выговорил он, — что ты заставил их сделать тебя президентом Галактики только для того, чтобы угнать этот корабль?
      — Ага, — подтвердил Зафод и улыбнулся улыбкой, которая привела бы большинство людей в комнату с войлочными обоями и дверью без ручки.
      — Но зачем? — воскликнул Форд. — Что такого ценного в этом корабле?
      — Фиг его знает, — ответил Зафод. — Я так думаю, что если бы я знал, почему мне так нужен этот корабль и что в нем такого ценного, то это проявилось бы на мозговом сканировании, и я в жизни бы не прошел тесты. Должно быть, Йуден рассказал мне много таких вещей, которые я до сих пор держу закрытыми.
      — Так ты решил поковыряться в своих мозгах после разговора с Йуденом?
      — Он умел уговаривать.
      — Ну, старик… ты бы все-таки приглядывал за собой.
      Зафод пожал плечами.
      — То есть, я хочу сказать… Ты ни малейшего понятия не имеешь, зачем ты это сделал? — спросил Форд.
      Зафод задумался, и по лицам его поползли тени сомнений.
      — Нет, — сказал он наконец. — Похоже, что я не пускаю себя в свои тайники. Однако, — добавил он, поразмыслив, — я могу себя понять. На моем месте я бы не доверял себе ни на дохлую крысу.
      В это мгновение последняя планета в каталоге исчезла из-под их ног, и вернулся подлинный мир.
      Теперь они сидели в обитой бархатом приемной, уставленной стеклянными столиками, на которых стояли призы и кубки.
      Перед ними стоял высокий магратеянин.
      — Мыши готовы вас принять, — сказал он.

      — Ну, вот, теперь ты знаешь все, — промолвил Старпердуппель, мимоходом машинально пытаясь прибрать хоть что-то в феноменальном беспорядке своего кабинета. Он поднял из кучи лист бумаги, не придумал, куда убрать его и опустил обратно в кучу, которая немедленно развалилась и разъехалась по полу. — Глубокое Раздумье спроектировало Землю, мы построили ее, ты жил на ней.
      — И вогоны уничтожили ее за пять минут до окончания работы программы, закончил Артур не без злорадства в голосе.
      — Именно так, — подтвердил старец, оторвавшись от печального созерцания комнаты. — Десять миллионов лет планирования и трудов уничтожены в один миг. Десять миллионов лет, землянин! Ты можешь представить себе это время? Цивилизация галактического масштаба могла бы пять раз развиться из одного червяка!
      Старпердуппель помолчал.
      — Вот она, сила бюрократии! — добавил он.
      — Вы знаете, — задумчиво проговорил Артур, — а ведь это многое объясняет. Всю жизнь меня преследовало странное чувство, что в нашем мире что-то неправильно. Что-то очень большое и нехорошее. И никто не мог сказать мне, что именно это было.
      — О, нет, — махнул рукой старец, — это совершенно нормальная паранойя. Это чувство известно всей Вселеной.
      — Всей Вселенной? — переспросил Артур. — Но если оно известно всей Вселенной, это что-то да значит! Может быть, где-нибудь за пределами известной нам Вселенной…
      — Может. Что с того? — Старпердуппель не дал Артуру разогнаться. — Должно быть, я уже стар, — продолжил он, — но я считаю, что шансы узнать, что происходит на самом деле, столь абсурдно малы, что нам остается только, я бы сказал, не задумываться об этом и делать свое дело. Взять, к примеру, меня. Я — дизайнер береговых линий. Получил приз за Норвегию.
      Старпердуппель пошарил в куче мусора и вытащил оттуда большой прозрачный куб со своим именем на нем и объемной моделью Норвегии внутри.
      — Какой во всем этом смысл? — промолвил он. — Не то, чтобы я смог понять. Всю свою жизнь я занимался фиордами. В какой-то момент они вошли в моду, и я получил главный приз.
      Старпердуппель повертел куб в руках и, пожав плечами, бросил в сторону, небрежно, но так, чтобы тот приземлился на что-нибудь мягкое.
      — В этой новой Земле, которую мы сейчас строим, мне дали Африку. И я, конечно же, делаю ее со всеми фиордами, потому что я люблю их и я настолько старомоден, что позволяю себе считать, что они придают материку очень милый стиль, барокко, если хотите, или рококо. А мне говорят, что это недостаточно экваториально. Недостаточно экваториально! — Старпердуппель горестно рассмеялся. — Какая разница? Наука, конечно, далеко шагнула вперед, но я предпочитаю быть счастливым, чем делать все, как надо.
      — И вам это удается?
      — Нет. На этом-то все и стопорится.
      — Жаль, — сказал Артур сочувственно. — Ваш образ жизни выглядел весьма симпатично.
      Где-то в стене замигала маленькая белая лампочка.
      — Идем, — сказал Старпердуппель. — Тебе предстоит встретиться с мышами. Твое появление на этой планете вызвало немалый интерес. Его уже назвали, как я слышал, третьим самым невероятным событием в истории Вселенной.
      — Какие была первые два?
      — О, скорее всего, чисто случайные совпадения, — ответил Старпердуппель. Он открыл дверь и пропустил Артура в нее.
      Артур оглядел его, потом себя и поношенный халат, в котором он лежал в грязи утром в четверг.
      — Похоже, и у меня серьезные проблемы с образом жизни, — пробормотал он про себя.
      — Прошу прощения? — переспросил старец.
      — Нет-нет, ничего, — ответил Артур. — Я пошутил.

      Всем прекрасно известно, что легкомысленные слова могут стоить жизни, но мало кто понимает всю серьезность этой проблемы.
      К примеру, в ту самую секунду, когда Артур произнес «у меня серьезные проблемы с образом жизни», в ткани временно-пространственного континуума образовалась причудливой формы дыра, по которой его слова перенеслись далеко-далеко назад во времени и на почти бесконечное расстояние в пространстве, в далекую галактику, где неведомые воинственные существа стояли наготове, собираясь начать ужасную межзвездную битву.
      Предводители воюющих сторон встретились в последний раз.
      Жуткое молчание царило над столом переговоров. Полководец в-л-хургов, великолепный в своих черных усыпанных алмазами боевых шортах, грозно глядя на военачальника г'гугвунтов, колышущегося перед ним в облаке зеленого удушливо-сладкого пара, и, чувствуя за своей спиной поддержку миллиона стремительных и вооруженных до зубов звездных крейсеров, ждущих одного лишь его слова, чтобы выпустить электрическую смерть из всех своих стволов, потребовал от мерзкого создания взять назад то, что оно сказало о его матушке.
      Существо пошевелилось и забулькало, и в этот самый миг слова «у меня серьезные проблемы с образом жизни» вывалились из дыры на стол переговоров.
      К несчастью, на языке в-л-хургов эти слова означают самое ужасное ругательство, какое только можно придумать, и тем ничего не оставалось, как только начать ужасную войну, длившуюся долгие века.
      Разумеется, по здравом размышлении и по прошествии нескольких тысяч лет бойни и резни, выяснилось, что все это была лишь ужасная ошибка, и враждующие армии, уладив немногие остававшиеся у них разногласия, объединились в походе на нашу собственную галактику — из которой, как было выяснено со всей определенностью, прибыли обидные слова.
      Еще несколько тысяч лет могучие боевые корабли бороздили просторы космоса и, наконец, с ревом и грохотом вошли в атмосферу первой встретившейся им планеты — по чистой случайности ею оказалась наша Земля — на которой из-за чудовищной ошибки в масштабе всю флотилию случайно проглотила поселковая дворняга.
      Люди, изучающие запутанные игры причин и следствий в истории Вселенной, говорят, что такие истории случаются практически непрерывно, и мы не в силах их предотвратить.
      — Такова жизнь, — говорят они.

* * *

      После недолгой поездки авиетка с Артуром и престарелым магратеянином встала возле двери. Они вышли из машины и вошли в приемную, уставленную стеклянными столиками с кубками и призами. Почти тотчас же загорелась лампочка над дверью напротив, и открылась дверь в кабинет.
      — Артур! Ты в порядке? — раздался тут голос.
      — Кто, я? — переспросил Артур. — Ну, как сказать…
      Света было маловато, и Артур не сразу разглядел Форда, Триллиан и Зафода за большим столом, великолепно уставленным экзотическими блюдами, незнакомыми яствами и причудливыми фруктами. Все трое с большим аппетитом закусывали.
      — Как вы сюда попали? — строго спросил Артур.
      — Да очень просто, — ответил Зафод, набрасываясь на кость с куском жареного мяса. — Наши хозяева сперва обработали нас газом, потом стерли память — в общем, вели себя непринужденно — а потом решили скомпенсировать это неплохим обедом. Вот, угощайся, — и Зафод выудил из супницы шмат дурно пахнущего мяса. — Это котлеты из веганского носорога. Тонкая штука, на любителя.
      — Хозяева? — переспросил Артур. — Какие хозяева? Я не вижу тут никого…
      Тоненький голосок произнес:
      — Приятного аппетита, землянин.
      Артур посмотрел по сторонам и вскрикнул от неожиданности:
      — Фу! Тут мыши на столе!
      Повисло неловкое молчание. Все укоризненно посмотрели на Артура.
      Он же уставился на двух белых мышей на столе, сидевших в чем-то вроде бокалов для виски. Тишина заставила его оглядеть присутствующих.
      — А! — вдруг понял он. — О! Прошу прощения. Я совсем не ожидал…
      — Знакомьтесь, — сказала Триллиан. — Артур, это мышонок Бенджи.
      — Привет! — сказал один из мышат. Усами он коснулся чего-то, похожего на сенсорную панель внутри своего бокала, и тот чуть подвинулся вперед.
      — А это мышонок Фрэнки.
      — Очень приятно, — сказал второй мышонок, и его бокалоподобный прибор сделал такое же движение.
      Артур раскрыл рот.
      — Но ведь это же те самые…
      — Да, — подтвердила Триллиан, — это те самые мыши, которых я взяла с собой с Земли. — Она посмотрела ему в глаза со значением, и Артуру показалось, что он заметил легкое движение плечами. — Передайте-ка мне, пожалуйста, вон ту тарелку с копченым арктурианским мегаослом.
      Старпердуппель вежливо кашлянул.
      — Э-э, прошу прощения, — начал было он.
      — Спасибо, Старпердуппель, — прервал его мышонок Бенджи, — вы свободны.
      — Что? А… ну, что ж, — промолвил старец, несколько разочарованно, пожалуй, я вернусь к своим фиордам.
      — Вы знаете, я думаю, это не нужно, — сказал мышонок Фрэнки. — Вполне возможно, что новая Земля нам не понадобится. — Он прищурил свои маленькие красные глазки. — Ведь у нас есть уроженец планеты, который был там за секунды до ее уничтожения.
      — Что? — воскликнул Старпердуппель в ужасе. — Да вы с ума сошли! У меня же заготовлена тысяча ледников, готовых наползти на Африку!
      — Ну, что ж, в следующий выходной хорошенько покатайтесь на лыжах, прежде чем демонтируете их, — ответил язвительно Фрэнки.
      — На лыжах?! — вскричал старец. — Эти ледники — произведение искусства! Элегантно очерченные контуры, головокружительные ледяные пики, глубокие величественные пропасти! Кататься на лыжах по высокому искусству — это святотатство!
      — Спасибо, Старпердуппель, — закончил Бенджи, — это все.
      — Благодарю, сэр, — холодно сказал старик, — покорнейше благодарю. Прощай, землянин, — обратился он к Артуру. — Надеюсь, твой образ жизни выправится.
      Коротко кивнув остальной компании, он повернулся и печально вышел из комнаты.
      Артур глядел ему вслед, не зная, что сказать.
      — Итак, — сказал наконец мышонок Бенджи, — за дело.
      Форд и Зафод чокнулись бокалами:
      — За дело! — воскликнули они.
      — Пардон? — спросил Бенджи.
      Форд обернулся:
      — Мне показалось, это тост, — объяснил он.
      Мыши нетерпеливо заерзали в своих стеклянных приборах. Наконец, они устроились, и Бенджи, выдвинувшись вперед, обратился к Артуру:
      — Итак, землянин, — сказал он, — дело обстоит следующим образом. Как тебе известно, мы, некоторым образом, работали на твоей планете на протяжении последних десяти миллионов лет с целью найти этот злополучный Самый Главный Вопрос.
      — Зачем? — спросил Артур.
      — Нет, это мы уже пробовали, — вмешался Фрэнки, — это не стыкуется с ответом. Зачем? — Сорок два? Сам видишь — не то.
      — Да нет, — объяснил Артур, — я хотел спросить, зачем вы все это делали?
      — А, ты вот о чем, — сказал Фрэнки. — Я думаю, дело, в сущности, исключительно в нашей привычке быть честными до конца. До самого конца. А проблема в том, что вся эта история и так давно уже сидит у нас в печенках, а от перспективы начинать все с начала из-за каких-то безмозглых вогонов у меня, честно говоря, начинаются колики. Понимаешь? По чистой счастливой случайности мы с Бенджи закончили нашу работу и отправились с планеты в короткий отпуск, а потом добрались до Магратеи при любезном содействии, оказанном нам твоими друзьями.
      — Магратея — это шлюз в наше измерение, — вставил Бенджи.
      — Недавно, — продолжил его коллега-грызун, — нам предложили весьма и весьма солидный контракт на 5Dвизионное ток-шоу и гастроли с лекциями по золотому кольцу нашего многомерья, и мы очень не прочь согласиться.
      — Я бы согласился, а ты, Форд? — спросил Зафод.
      — Да ясное дело, — согласился Форд. — Верняк. Подписывайте, ребята.
      Артур посмотрел на них, недоумевая, к чему все клонится.
      — Но мы же должны что-то предъявить, ты же понимаешь, — сказал Фрэнки. — То есть, в идеале нам по-прежнему нужен Самый Главный Вопрос в том или ином виде.
      Зафод нагнулся к Артуру:
      — Ну, сам посуди, — сказал он, — если в студии, под юпитерами, при ведущей и всех делах, эти парни скажут, что они знают ответ на вопрос Жизни, Вселенной и Вообще, а потом выложат, что, в сущности, это Сорок Два — ток-шоу выйдет слишком коротким. Нет интриги. Второй раз их уже не пригласят.
      — Нам нужно что-то, что можно было бы подать эффектно, — сказал Бенджи.
      — Эффектно? — воскликнул Артур. — Главный Вопрос, который можно было бы подать эффектно? Который две мыши могли бы эффектно подать? Я ничего не понимаю.
      Мыши нахмурились.
      — А что тут понимать? — сказал Фрэнки. — Идеалы, величие науки, чистота эксперимента, поиск истины во всех ее формах — это все хорошо и прекрасно. Но наступает такой момент, когда ты начинаешь подозревать, что еслии существует в самом деле какая-то истина, так это та, что вся мультимерная бесконечность Вселенной практически наверняка управляется компанией маньяков и идиотов. И если перед тобой стоит выбор — провести еще десять миллионов лет, чтобы выяснить это наверняка, или просто взять деньги и слинять, то мне кажется, что лично я справился бы с этой задачей.
      — Но ведь… — начал Артур без особой надежды.
      — Да пойми же ты, землянин, — перебил его Зафод. — Ты — деталь последнего поколения этой компьютерной матрицы, так? И ты был там до самой минуты, когда твоя планета накрылась медным тазом, так?
      — Ну?..
      — Поэтому твой мозг был органичной составляющей предпоследнего состояния программы, — пояснил Форд, как ему казалось, весьма доступно.
      — Так? — спросил Зафод.
      — Возможно, — Артур не был уверен. Он не помнил, чтобы когда-нибудь был органичной составляющей чего бы то ни было. Это он как раз считал одной из своих главных проблем.
      — Другими словами, — сказал Бенджи, придвигая свое причудливое транспортное средство вплотную к локтю Артура, — есть немалый шанс на то, что структура Вопроса закодирована в структуре твоего мозга. И мы хотим купить его у тебя.
      — Что, Вопрос? — оторопело спросил Артур.
      — Именно! — в голос ответили Форд и Триллиан.
      — За хорошие бабули, — дополнил Зафод.
      — Нет-нет! — возразил Фрэнки. — Мы покупаем мозг.
      — Что?
      — Минуточку, но разве вы не говорили, что вы можете прочитать его электроникой? — запротестовал Форд.
      — Ну, конечно, — подтвердил Фрэнки. — Но для этого нам придется его вынуть. Его нужно подготовить.
      — Препарировать, — объяснил Бенджи.
      — Нарезать.
      — Нет, спасибо! — сказал Артур, оттолкнув свой стул и отодвинувшись в ужасе от стола.
      — Если для тебя это важно, — предложил Бенджи, — его всегда можно заменить.
      — Ну, да, электронным мозгом, — подхватил Фрэнки. — Можно обойтись очень дешевым.
      — Дешевым?! — вскричал Артур.
      — Ага, — Зафод внезапно ехидно усмехнулся. — Достаточно запрограммировать его говорить «Что?», «Ничего не понимаю» и «Где мой чай?» — разницы никто не заметит.
      — Что? — воскликнул Артур, отодвигаясь еще дальше.
      — Что я говорил! Никто не заметит! — рассмеялся Зафод и тут же взвыл от резкой боли со стороны Триллиан.
      — Я замечу! — возразил Артур.
      — Не заметишь, — ответил мышонок Фрэнки. — Тебя запрограммируют не замечать.
      Форд встал и направился к двери.
      — Дорогие микки-маусы, — сказал он, — мне кажется, мы не договоримся.
      — А мне кажется, что нам придется договориться! — возразили мыши хором, и голоса их вдруг стали пронзительными и жуткими. С негромким свистом их бокалы взмыли над столом и полетели по воздуху к Артуру, который только отступал назад, в угол, категорически неспособный что-либо сделать или придумать.
      Триллиан в отчаянии схватила его за руку и потянула к двери, которую Зафод и Форд изо всех сил пытались открыть, но Артур был недвижим. Зрелище летящих к нему по воздуху грызунов парализовало его.
      Она закричала ему, но он не слышал.
      Крякнув несколько раз, Форд и Зафод открыли дверь. По ту сторону ее стоял отряд весьма несимпатичных людей — по всем признакам, магратеянский ОМОН. Сами они были весьма несимпатичны, но еще менее симпатично выглядели медицинские инструменты в их руках. Отряд приготовился к бою.
      Таким образом: Артуру предстояла трепанация черепа; Триллиан ничем не могла ему помочь; а Форду с Зафодом предстояло помериться силами с ребятами намного более фигуристыми и хорошо вооруженными, чем они сами.
      Поэтому большой удачей оказалось то, что в этот миг все сигнализации планеты подняли раздирающий уши вой.

      — Тревога! Тревога! — гремело по всей Магратее. — Высадка вражеского десанта! Вооруженное вторжение в секторе 8A! Внимание всем постам! Внимание всем постам!
      Два мышонка в раздражении бегали среди осколков своих стеклянных транспортов, лежащих на полу.
      — Проклятие! — выругался мышонок Фрэнки. — Столько возни из-за пары фунтов землянских мозгов!
      Его красные глазки сверкали, а чудесная белая шерстка топорщилась от статического электричества.
      — Все, что нам теперь остается, — сказал Бенджи, присаживаясь и поглаживая задумчиво усы, — это изобрести вопрос самим. Придумать такой вопрос, который звучал бы убедительно.
      — Задачка, — сказал Фрэнки. Он подумал. — Как насчет «что такое — желтое и страшное»?
      Бенджи поразмыслил секунду.
      — Нет, не годится, — сказал он наконец. — Не стыкуется с ответом.
      Они помолчали еще некоторое время.
      — Ну, ладно, — сказал Бенджи. — Сколько будет шестью семь?
      — Нет-нет. Слишком буквально. Слишком на поверхности, — сказал Фрэнки. — Этого у нас не купят.
      Они снова задумались.
      Наконец, Фрэнки сказал:
      — Есть идея. «Сколько дорог должен мальчик пройти?»
      — О! — воскликнул Бенджи. — Это уже что-то! — Он попробовал эту фразу так и сяк. — Да! Отличная мысль! Звучит очень значительно и не привязывает ни к какому конкретному смыслу. Сколько дорог должен мальчик пройти? Сорок две. Отлично, блестяще! Этим мы их сделаем. Фрэнки, старина, дело в шляпе!