Поэзия вогонов, безусловно, является третьей самой ужасной вещью этого рода во Вселенной.
      Вторая по ужасности — поэзия азаготов с Крии. Во время чтения тамошним Магистром Поэзии Грунтосом Газоносным своей поэмы «Ода маленькому комочку зеленых соплей, который я нашел под своим креслом одним весенним утром» четверо слушателей умерли от кровоизлияния, а президент Средне-Галактического Совета по Кремированию Искусств спасся тем, что отгрыз себе одну из ног. Говорится, что Грунтос был разочарован приемом его поэмы и собирался уже начать чтение своего двенадцатитомного эпоса, озаглавленного «Мои любимые пуки в ванной», когда одна из его важнейших внутренностей в отчаянной попытке спасти жизнь и цивилизацию проскочила через его шею и разнесла его мозг.
      Самая ужасная поэзия во Вселенной сгинула вместе со своим автором Паулой Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа, Эссекс, Англия, при сносе планеты Земля.
      Простатик Вогон Джельц очень медленно улыбнулся. Сделал он это не столько ради эффекта, сколько для того, чтобы вспомнить последовательность сокращений мышц. Он только что устроил крайне душеспасительный разнос своим пленникам и теперь чувствовал себя лучше и был готов к небольшому развлечению.
      Пленники сидели в Креслах Наслаждения Поэзией — прихваченные ремнями. Вогоны не питали иллюзий по поводу того, как обычно воспринимают их поэтические труды. Поначалу их сочинительские потуги были частью настойчивых требований принимать их как вполне развитую и культурную расу, но теперь единственная причина того, что вогоны продолжали эти занятия, заключалась в их кровожадности.
      По лбу Форда Префекта заструился пот, обтекая электроды, прикрепленные к его вискам. Эти электроды тянулись от целой батареи электронных приборов усилителей воображения, модуляторов рифм, стабилизаторов аллитераций и отсекателей параллелизмов — которые все были настроены на самое глубокое ознакомление с поэмой, дабы ни один нюанс мысли автора не ускользнул от слушателя.
      Артур Дент сидел и дрожал. Он не имел представления, что происходит, но знал, что в последнее время ему не нравилось все, что происходит с ним, и не похоже было, что что-то переменилось к лучшему.
      Вогон начал читать. Он начал читать самый отвратительный отрывок своего сочинения.
      — О, секноватый вурлапюк!… - начал он. Судороги сотрясли Форда — это было еще хуже, чем то, к чему он готовил себя. — Твои соченья мне милы, / Как бляпистые плюквинки распупленной пчелы.
      — А-а-а-а! — зарычал Форд Префект, бешено вертя головой, которую пронизывали иглы мучений. Форд едва различал Артура, распластанного в соседнем кресле. Он стиснул зубы.
      — Но ты еще пришрякнешь, — продолжал безжалостный вогон, — мой брюклый слюзоплыз. — Он возвысил свой голос до жуткой бесстрастно торжественной ноты. — И хлупко берданешь мне преклявыми зозювками, / Не то я на мелкие цупцики разнесу тебя своими грызлохаплами, не сойти мне с этого места!
      — Ы-ы-ы! — взвыл Форд Префект и дернулся в последний раз — усиленная электроникой последняя строчка со всей силы вонзилась ему меж висков. Форд обмяк.
      Артур лежал спокойно.
      — А теперь, земляшки, — промурлыкал вогон (он не знал, что Форд Префект на самом деле был с небольшой планеты в окрестностях Бетельгейзе, а если бы и знал, то не придал бы этому значения), — я дарю вам очень простой выбор! Либо умереть во внешнем вакууме, либо… — вогон сделал драматическую паузу, — либо рассказать мне, как вам понравилось мое стихотворение!
      И вогон откинулся в своем большом кресле в форме летучей мыши, наблюдая за своими пленниками. Он снова изобразил улыбку.
      Форд тяжело хватал ртом воздух. Он поворочал онемевшим языком в пересохшем рту и издал жалобный стон.
      Артур спокойно сказал:
      — Что ж. В сущности, оно мне понравилось.
      Форд повернулся к нему с открытым ртом. Такого подхода он еще ни разу не встречал.
      Вогон удивленно поднял бровь, которая неплохо прикрывала его нос, а потому была сама по себе вещью нелишней.
      — Вот как! — выдохнул он, заметно изумленный.
      — Ну да, — продолжал Артур. — На мой взгляд, некоторые детали метафизического образного строя были особенно эффектны.
      Форд не сводил с него глаз, медленно пытаясь уложить эту совершенно небывалую идею в голове. Неужели перед ними открывается какая-то возможность вырваться из создавшегося положения?
      — Так, продолжай, — попросил вогон.
      — Ну… а также… э-э… интересные ритмические ходы, — продолжил Артур, — которые, как мне показалось, обыгрывают… э-э-э… — Артур застрял.
      Форд бросился ему на помощь, выпалив:
      — Обыгрывают сюрреализм имманентной метафоры… э-э-э… — он тоже застрял, но Артур уже снова был наготове:
      — Человечности…
      — Вогонности! — прошипел ему Форд.
      — О да! Вогонности, прошу прощения, сострадающей души поэта, — Артур почувствовал, что садится на своего конька, — которая прорывается через медиум противоречивости семантической структуры с тем, чтобы сублимировать ее, трансцендировать и разрешить фундаментальные дихотомии Другого, — Артур торжествующе возвысил голос, — и слушатель испытывает глубокое и живое прозрение о… о… э-э… — тут он неожиданно сломался. Форд метнулся выручить его:
      — Во все, о чем, собственно, и было стихотворение! — воскликнул он. В сторону он тихо проговорил, — Молодец, Артур, это было классно!
      Вогон оглядел их долгим взглядом. На мгновение его мрачная душа была тронута, но он решил: нет. Слишком мало и слишком поздно. Голос его стал похож на кота, точащего когти об синтетическую обивку дивана.
      — То есть, вы утверждаете, что я пишу стихи потому, что под маской моей гнусной, подлой, бессердечной личности моя подлинная сущность просто хочет быть любимой? — сказал он. — Я правильно понял?
      Форд натянуто улыбнулся:
      — Да, именно так, — сказал он. — Ведь в сущности глубоко внутри все мы… ну, вы понимаете…
      Вогон поднялся с кресла.
      — Так вот, нет! Вы жестоко ошибаетесь, — сказал он. — Я пишу стихи только для того, чтобы потешить свою гнусную бессердечную личность. Я все равно выброшу вас с корабля. Часовой! Отвести пленников в шлюз номер три и выкинуть наружу!
      — Как? — вскричал Форд.
      Огромный молодой вогон-охранник вошел и вытащил их из кресел своими большими прыщавыми лапищами
      — Вы не имеете права выбросить нас в космос! — кричал Форд. — Мы пишем книгу! Неприкосновенность прессы!..
      — Сопротивление бесполезно, — рыкнул на них вогон-охранник. Это была первая фраза, которую он выучил, попав в Вогонские Патрульные Части.
      Капитан проследил за ними довольным взглядом и отвернулся.
      Артур со всех сил повернулся к нему.
      — Я не хочу умирать! — закричал он. — У меня голова болит! Я не хочу попасть на небо с головной болью, я буду нервничать и не смогу насладиться раем!
      Охранник плотно обхватил их обоих за шеи и, почтительно поклонившись спине капитана, вытащил, несмотря на сопротивление, Артура и Форда с мостика. Стальная дверь закрылась, и капитан снова остался наедине с самим собой. Он задумчиво полистал свою книжечку со стихами, бормоча себе под нос:
      — Надо же… обыгрывают сюрреализм имманентной метафоры…
      На минуту вогон задумался, а потом захлопнул книжку с мрачной ухмылкой.
      — Смерть — слишком мягкая мера для них, — сказал он.

* * *

      В длинном обитом сталью коридоре гулко отдавались звуки беспомощной борьбы двух гуманоидов, надежно схваченных под мышки резиновыми руками вогона.
      — Невероятно! — лепетал Артур. — Это безумие! Отпусти меня, чудовище!
      Вогон-охранник продолжал тащить их по коридору.
      — Не волнуйся, — сказал Форд. — Я что-нибудь придумаю.
      Но уверенности в его голосе слышалось маловато.
      — Сопротивление бесполезно! — гремел охранник.
      — Никогда так не говори! — выговорил, задыхаясь, Форд. — Как можно сохранять позитивное состояние духа, если ты говоришь такие вещи?
      — О боги! — взвыл Артур, — он еще говорит о позитивном состоянии духа! Можно подумать, это у него сегодня снесли планету! Я проснулся утром и думал, что впереди — прекрасный спокойный день, я почитаю немного, вычешу собаку… Сейчас всего лишь четыре часа дня, а меня уже выбрасывают с инопланетного звездолета в шести световых годах от дымящихся развалин Земли! — Артур поперхнулся и закашлял: вогон прижал его поплотнее.
      — Все нормально, — сказал Форд. — Прекрати паниковать.
      — Кто говорит про панику? — воскликнул Артур. — Это просто культурный шок. Вот когда я осмотрюсь, как следует, вникну в обстановку, сориентируюсь — тогда я начну паниковать.
      — Артур, не истерируй. Заткнись! — Форд отчаянно попытался задуматься, но его снова прервал крик охранника:
      — Сопротивление бесполезно!
      — Ты тоже заткнись! — крикнул разъяренно Форд.
      — Сопротивление бесполезно!
      — Перекури! — сказал Форд. Он вывернул шею и свирепо посмотрел в лицо своего стражника. Тут ему в голову пришла мысль.
      — Слушай, — спросил он вдруг, — а что, тебе все это на самом деле нравится?
      Вогон остановился, как вкопанный, и на лице его постепенно проступило выражение неизмеримой глупости.
      — Нравится? — прогудел он. — В каком смысле?
      — Ну, — продолжал Форд, — в смысле, ты доволен такой жизнью? Вот этим строевым шагом, криком, выбрасыванием людей с борта космического корабля?
      Вогон уставился в низкий железный потолок, и брови его едва не наползли одна на другую. Челюсть его отвисла. Наконец, он выговорил:
      — Ну… Бывают светлые моменты.
      — Без этого нельзя, — согласился Форд.
      Артур вывернул шею и взглянул на Форда.
      — Форд, чем ты занимаешься? — спросил он удивленным шепотом.
      — Пытаюсь проявлять интерес к окружающему миру. — ответил тот. — Ты не против? Так, значит, — продолжал он, — светлые моменты бывают?
      Вогон перевел взгляд на него, и склизкие мысли медленно заворочались в мутных его глубинах.
      — Ага, — сказал он. — Но раз уж пошел такой разговор, то вообще-то в основном время проходит довольно тухло. Разве что… — задумался он снова, для чего ему пришлось снова уставиться в потолок, — Разве что вот кричать. Кричать мне нравится.
      Он набрал воздуху в легкие и загремел:
      — Са-апративление…
      — Э-э… — протянул охранник. — Ну-у… Хрен его знает. Я как бы просто… ну, делаю это, и все. Тетка моя говорила, что охранник на космическом корабле — хорошая карьера для молодого вогона. Там, форма, кобура с лучевым пистолетом, бессмысленное и бездумное существование…
      — Ну, да, ну, да, — поспешно прервал его Форд, — это у тебя выходит замечательно, честное слово. Но если в основном время проходит довольно тухло, — продолжил он медленно, давая словам время, чтобы достичь цели, — то какой смысл во всем этом? Ради чего? Девочки? Форма? Культ мачо? Или ты просто считаешь, что такое бессмысленное и бездумное существование само по себе ценно как вызов духу? Вот, Артур, посмотри, — сказал Форд назидательно. — И ты еще говоришь, что у тебя проблемы!
      Артур, впрочем, был уверен, что имеет все основания так считать. Помимо той неприятности, что его родная планета была уничтожена, вогон-охранник уже почти задушил его, да и идея быть выброшенным в космос ему вовсе не нравилась.
      — Потрудись вникнуть в его трудности, — не унимался Форд. — Перед нами несчастный парень, вся жизнь которого заключается в топаньи, выбрасывании людей с космических кораблей…
      — И кричать! — добавил охранник.
      — Ну, конечно, и кричать, — согласился Форд, похлопывая дружески мощную конечность, обвившуюся вокруг его шеи, — и он даже не может сказать, почему он занимается этим!
      Артур согласился, что это ужасно печально. Выразил он это неопределенным жестом, поскольку не мог набрать достаточно воздуха в легкие.
      Охранник издал низкое смущенное мычание:
      — Ну-у, пожалуй, если так рассуждать, то, надо признаться…
      — Так-так! — обрадовался Форд.
      — Но, с другой стороны… — продолжал охранник, — а что же делать?
      — Ну, конечно же, — воскликнул Форд с воодушевлением, — перестать всем этим заниматься! Скажи им, что ты больше не хочешь этим заниматься. — Форд почувствовал, что нужно что-то добавить, но охранник, казалось, был достаточно обеспокоен тем, что уже услышал.
      — Хм-м-м-м-м-м… — сказал он, — хм-хм. Не нравится мне это.
      Форд вдруг почувствовал, что теряет его.
      — Погоди, погоди! — воскликнул он. — Это же только начало! Дальше — больше! Ты даже не подозреваешь…
      Но охранник уже перехватил своих пленников и поволок их дальше к шлюзу. Он был заметно тронут.
      — Нет. Пожалуй, если вы не возражаете, — сказал он, — я все-таки засуну вас в шлюз, а потом пойду и покричу еще малость.
      Форд возражал, и еще как.
      — Погоди! Но ведь… — воскликнул он уже не так медленно и отчетливо.
      — Х-х-х-ы-ы-ы… — добавил Артур не вполне членораздельно.
      — Постой! — не сдавался Форд. — Я ведь еще не рассказал тебе о музыке, о живописи, о х-х-х-х-ы-ы-ы…
      — Сопротивление бесполезно! — прогремел охранник и добавил: — Понимаете, если я продолжу все это делать, то смогу, может быть, попасть в большие кричальники, а тем, кто не кричит и не выбрасывает людей, особенно податься некуда. Так что, я так думаю — от добра добра не ищут.
      Они уже были возле шлюза — большого круглого люка, мощного и тяжеленного, вделанного во внутренности корабля. Охранник нажал кнопку, и люк плавно открылся.
      — Но вообще, спасибо за участие, — сказал вогон-охранник. — Счастливо!
      Он пропихнул Форда и Артура через люк в маленькую комнатку. Артур лежал, хватая ртом воздух. Форд вскочил и со всей силы уперся плечом в закрывающийся люк.
      — Но послушай, — кричал он охраннику, — ведь существует целый мир, о котором ты ничего не знаешь! Вот, например, вот это, — в отчаянии Форд ухватился за единственное произведение искусства, которое он вспомнил наизусть — первые такты Пятой Симфонии Бетховена. — Па-па-па-па-ам! Это тебе ничего не говорит?
      — Нет, — ответил охранник. — Честно говоря, ничего. Но я расскажу об этом тетке.
      Если он сказал еще что-то, то наши герои этого не услышали. Люк плотно закрылся, и единственным оставшимся звуком было далекое слабое гудение корабельных двигателей.
      Наши герои оказались в отполированном до блеска цилиндрическом шлюзе метров двух в диаметре и трех в длину.
      — Я думал, парень подает надежды, — сказал Форд и оперся о круглую стену.
      Артур все еще лежал в закруглении пола, куда упал. Он не поднимал лица. Он просто лежал и хватал ртом воздух.
      — Короче, мы пропали, так?
      — Именно, — ответил Форд. — Мы пропали.
      — И ты ничего не придумал? Мне показалось, ты говорил, что ты пытаешься что-то придумать. Может быть, ты придумал что-то и сам не заметил?
      — Ну, кое-что я придумал, — выдохнул Форд. Артур выжидательно смотрел снизу вверх.
      — Но, к несчастью, — продолжал Форд, — этот план подразумевал, что мы находимся по ту сторону этого герметического люка. — Форд стукнул по крышке, через которую они только что проникли сюда.
      — Но это был хороший план?
      — Замечательный.
      — Что в нем было?
      — Ну, подробностей я разработать не успел. А теперь уже смысла нет, ты согласен?
      — М-да. И что теперь с нами будет?
      — Ну… Вон тот люк перед нами через несколько секунд автоматически откроется, мы вылетим в открытый космос и задохнемся. Конечно, если набрать полные легкие воздуха, то можно продержаться где-то тридцать секунд, — сказал Форд, заложил руки за спину, нахмурил брови и начал напевать себе под нос древний бетельгейзианский боевой гимн. Артур вдруг увидел в нем настоящего инопланетянина.
      — Все понятно, — сказал Артур. — Мы пропали.
      — Ну, да, — сказал Форд. — Разве что… О, погоди-ка! — он ткнул пальцем во что-то за спиной Артура. — Что это за кнопка? — воскликнул он.
      — Что? Где? — Артур развернулся.
      — Да нет. Шутка, — сказал Форд. — Мы на самом деле пропали.
      Он снова оперся о стену и продолжил напев с того места, на котором прервался.
      — Ты знаешь, — промолвил Артур, — вот именно в эту минуту, сидя в запертом вогонском шлюзе с человеком с Бетельгейзе, готовясь с минуты на минуту задохнуться в открытом космосе — вот именно в такие минуты я жалею, что не слушал, что говорила мне моя маменька, когда я был маленьким.
      — А что такого она тебе говорила?
      — Не знаю. Я же не слушал.
      — Ясно, — Форд продолжал напевать.
      Ужас! — подумал про себя Артур. Колонна Нельсона исчезла, макдональдсы исчезли, все, что осталось — это я и слова «в основном безвредны». А через секунду останется только «в основном безвредны». А ведь еще вчера все было так славно…
      Завыл мотор.
      Тихое шипение переросло в оглушительный свист устремившегося наружу воздуха — наружный люк открылся в черную пустоту, усеянную маленькими и немыслимо яркими точечками света. Форд и Артур выскочили в открытый космос, как пробки из духового ружья.

      «Путеводитель вольного путешественника по Галактике» — в высшей степени замечательная книга. Она составлялась и исправлялась много раз на протяжении многих лет под руководством многих издателей. Информация ее собрана бессчетным количеством путешественников и исследователей.
      Предисловие к ней начинается так:
      «Космос велик. Очень велик. Вы даже не поверите, насколько ужасно жутко душераздирающе огромен этот космос. То есть, вы, конечно, можете считать, что ближайшая аптека находится слишком далеко от вас, но по сравнению с размерами космоса это просто смешно. Судите сами…» и т. д.
      (Через некоторое время стилистика более или менее выравнивается, и «Путеводитель» начинает рассказывать о вещах, которые действительно следует знать — например, о том, что жители знаменитой прекрасной планеты Вифселамин стали заботиться о расхищении своей планеты десятью миллиардами туристов в год так серьезно, что разница между весом того, что вы съели, и суммарным весом ваших выделений во время пребывания на этой планете при вашем отбытии с нее изымается из веса вашего тела хирургическим путем, и поэтому жизненно важно всякий раз, посещая уборную на этой планете, требовать соответствующую квитанцию.)
      Честно говоря, ошеломляющая огромность расстояний между звезд ставит в тупик умы, гораздо более мощные, чем ум автора введения к «Путеводителю». Многие из них предлагают вам представить себе на мгновение виноградную косточку, находящуюся в Рединге, и небольшой грецкий орех, находящийся в Йоханнесбурге, и другие подобные головокружительные картины.
      Истина проста, и она заключается в том, что межзвездные расстояния недоступны человеческому воображению.
      Даже свет, движущийся с такой скоростью, что большинству цивилизаций требуются тысячи лет, чтобы понять, что он вообще движется, летит от звезды к звезде долгое время. От звезды Соль до места, где некогда находилась планета Земля, он путешествует восемь минут; и еще четыре года до ближайшего звездного соседа звезды Соль, Альфа Проксимы.
      До другого края Галактики — до Дамограна, например — свет летит несколько дольше: пятьсот тысяч лет.
      Рекордное прохождение трассы такой длины занимает меньше пяти лет, но при такой скорости многого по пути не увидишь.
      «Путеводитель вольного путешественника по Галактике» сообщает, что если набрать полные легкие воздуха, то можно продержаться в полном вакууме около тридцати секунд. Однако, далее в нем говорится, что из-за душераздирающе огромных размеров пространства вероятность того, что за эти тридцать секунд вас подберет другой корабль, равняется двум в степени двести шестьдесят семь тысяч семьсот девять против одного.
      Исключительно по забавному совпадению, это также номер телефона на одной квартире в Излингтоне, куда Артур однажды попал на вполне неплохую вечеринку, и где он встретился с совсем неплохой девушкой, которую он, впрочем, не смог оттуда увести — она ушла с каким-то незваным гостем.
      И хотя планета Земля, квартира в Излингтоне и телефон в ней сгинули, приятно все же сознавать, что они оказалось некоторым образом достойными упоминания благодаря тому факту, что через двадцать девять секунд Форд и Артур были спасены.

      Заметив, что люк шлюза сам собой открылся и снова закрылся безо всякой видимой причины, компьютер тревожно пискнул.
      Причины не было видно, потому что Причина ушла на обед.
      В Галактике появилась дыра. Она была в точности ничтожную долю секунды длиной, ничтожную долю дюйма шириной и приблизительно немало миллионов световых лет протяженностью от одного конца до другого.
      Когда она захлопнулась, из нее вывалилась и поплыла по вселенной куча бумажных колпаков и воздушных шариков. Из нее выпала целая толпа аналитиков маркетинга ростом в метр с кепкой, и все они тут же погибли, частично от удушья, частично от удивления.
      Из нее также выпало двести тридцать девять тысяч яиц в мешочек, которые материализовались огромной колышущейся горой на голодающем Погрилле в системе Пансель. Весь народ Погрилля вымер от голода до последнего человека — тот умер спустя несколько недель от холестерола.
      Та ничтожная доля секунды, во время которой существовала дыра, отобразилась во времени вперед и назад самым невероятным образом. Где-то в далеком-далеком прошлом она сильно ушибла небольшую случайную группу атомов, плывших по стерильной пустоте космоса, и заставила их соединиться вместе в самом невероятном и необычайном порядке. Эти порядки быстро научились копировать самих себя (что и было, в частности, невероятно и необычайно) и начали причинять серьезное беспокойство всем планетам, на которые они залетали. Так во Вселенной зародилась жизнь.
      Пять стремительных водоворотов событий закрутились в буре беспричинности и выплеснулись на берег.
      На берегу лежали Форд Префект и Артур Дент, и раскрывали рты, как выброшенные на сушу рыбы.
      — Вот, пожалуйста, — пропыхтел Форд, пытаясь нашарить хоть что-нибудь на гладких булыжниках, мчащихся через Третий Предел Неведомого. — Я же говорил, что что-нибудь придумаю!
      — Ну, да, — отозвался Артур, — конечно.
      — И моя замечательная идея, — продолжал Форд, — заключалась в том, чтобы нас спас проходящий мимо космический корабль.
      Реальная вселенная головокружительно прогнулась под ними. Множества мнимых беззвучно пролетали мимо, как горные серны. Первичный свет взорвался, разлетевшись по пространству-времени, словно объедки с пикника по поляне. Время распустилось, материя, напротив, завязалась узлами. Наибольшее возможное простое число тихо самозародилось в углу и исчезло навсегда.
      — Чушь, — сказал Артур. — Шансы были астрономически малы.
      — Работает — и не трогай, — отрезал Форд.
      — Что это за корабль? — спросил Артур, под которым разверзлась бездна вечности.
      — Не знаю, — ответил Форд. — Я еще не открывал глаза.
      — Вот как? Я тоже.
      Вселенная подпрыгнула, замерла, вздрогнула и вывернулась в нескольких неожиданных направлениях сразу.
      Артур и Форд одновременно открыли глаза и огляделись вокруг с плохо скрываемым изумлением.
      — Вот те на, — сказал Артур. — Точь-в-точь саутэндский пляж.
      — Вот как? Хорошо, что ты это сказал, — отозвался Форд.
      — Почему?
      — Да я уже подумал было, что сошел с ума.
      — Одно другому не мешает. Может быть, тебе только показалось, что я это сказал.
      Форд задумался.
      — Ну, и что, ты сказал или нет? — спросил он наконец.
      — По-моему, сказал, — ответил Артур.
      — Хм. А может быть, мы оба сошли с ума?
      — Ну, — рассудил Артур, — принимая во внимание ход событий, было бы безумием считать, что это Саутэнд.
      — Но ты уверен, что это Саутэнд?
      — Ну, да.
      — Вот и я тоже.
      — Следовательно, мы оба сошли с ума.
      — Самое время…
      — Вот и я так думаю, — обронил проходивший мимо шизофреник.
      — Кто это был? — спросил Артур.
      — О ком ты? О человеке с пятью головами и бузиновым кустом, увешанным копчеными селедками?
      — Именно.
      — Не знаю. Прохожий.
      — Ясно…
      Они сидели на набережной и с некоторым неудовольствием наблюдали за тем, как огромные дети грузно прыгали по песку, а по небу грохотали копыта диких мустангов, волочивших свежие партии укрепленных кронштейнов в Некоторую Проколотую Окрестность.
      — Знаешь, что? — сказал Артур, кашлянув. — Если это и Саутэнд, то с ним происходит что-то очень странное.
      — Ты имеешь в виду, что море стоит столбом, а дома ныряют и выныривают? — спросил Форд. — Мне это тоже показалось странноватым. Я бы даже сказал, — продолжил он после того, как Саутэнд с оглушительным грохотом разлетелся на шесть равных частей, которые принялись танцевать и легкомысленно вертеться друг вокруг друга самым непристойным и безнравственным образом, — что здесь вообще происходит что-то очень странное.
      Дикий писк и вой волынок и скрипок прорезал воздух, из земли выскочили пирожки с котятами за десять пенсов, страшная зубастая рыба вылетела из-за туч, и Артур с Фордом решили спасаться бегством.
      Они с трудом продирались через плотные стены звука, тьму веков, теснины духовной музыки, конгрессы дырявой обуви и несущих бредятину котов, как вдруг услышали женский голос.
      Голос был весьма приятным и сочным, но произнес он всего лишь «Два в степени сто тысяч против одного, падает», — и больше ничего.
      Форд скатился по лучу света и огляделся вокруг, пытаясь найти источник голоса, но не увидел ничего, чему можно было верить.
      — Что это был за голос? — прокричал Артур.
      — Не знаю, — крикнул в ответ Форд, — не знаю. Звучало это похоже на измерение вероятности.
      — Вероятности? О чем ты?
      — Вероятности. Ну, как шансы — два против одного, три против одного, пять против четырех. Она сказала, 2100000 против одного. Это, строго говоря, довольно маловероятно.
      Миллионолитровая канистра с заварным кремом раскрылась над ними безо всякого предупреждения.
      — А что это значит? — крикнул Артур.
      — Что именно? Заварной крем?
      — Нет, измерение вероятности!
      — Не знаю. Не знаю я. По-моему, мы на каком-то космическом корабле.
      — И нетрудно догадаться, — сказал Артур, — что это не палуба первого класса.
      В ткани пространства-времени появились пузыри. Огромные безобразные пузыри.
      — А-а-а-а… — заголосил Артур, почувствовав, что его тело размягчается и изгибается в непривычном месте. — Саутэнд тает!.. небо свивается в свиток!.. в пыльный вихрь!.. мои ноги утекают в заходящее солнце!.. и левая рука тоже куда-то течет!.. — Тут его поразила неприятная мысль. — Проклятье! Как я теперь буду ставить время на своих электронных часах?
      Артур в отчаянии скосил глаза в сторону Форда.
      — Форд! — окликнул он его, — ты превращаешься в пингвина! Перестань немедленно!
      Снова раздался голос.
      — 275000 против одного, падает.
      Форд носился, взмахивая крылышками, вокруг проруби и крякал:
      — Эй, вы кто? Вы где? Что происходит, и можно ли это как-нибудь прекратить?
      — Просим сохранять спокойствие, — сказал голос, приятный, как голос стюардессы в авиалайнере, у которого осталось только одно крыло и два мотора, из которых один горит, — все в полном порядке.
      — Да, конечно! — взбесился Форд. — Только я превратился в порядочного пингвина, а мой приятель вовсю лишается конечностей.
      — Все в порядке, они уже вернулись, — сказал Артур.
      — 250000 против одного, падает, — сказал голос.
      — Следует признать, — заметил Артур, — что они длиннее, чем хотелось бы, но в целом…
      — Скажите, пожалуйста, — пропищал Форд в бессильной птичьей ярости, вам не кажется, что вы должны нам что-то объяснить?
      Голос кашлянул. Гигантский птифур ускакал куда-то вдаль.
      — Добро пожаловать на борт звездолета «Золотое Сердце», — произнес голос.

* * *

      — Просим сохранять спокойствие, — продолжал голос, — несмотря на все, что вы можете услышать и увидеть. Некоторые побочные эффекты могут оказаться неприятными, так как вы были спасены от неминуемой гибели с невероятностью порядка 2276000 против одного, а возможно, и гораздо выше. Сейчас наш двигатель работает на мощности в 225000 против одного, невероятность падает, и мы восстановим нормальное положение вещей, как только будем точно знать, какое положение вещей нормальное. Спасибо за внимание. 220000 против одного, падает.
      Голос смолк.
      Форд и Артур сидели в маленьком светящемся розовом кубике. Форд был сильно возбужден.
      — Артур! — сказал он. — Это просто фантастика! Нас подобрал корабль с двигателем на Бесконечной Невероятности! Этого быть не может! Я столько слышал о нем! Все слухи всегда официально опровергались, но они все-таки построили его! Они построили Невероятностный Двигатель! Артур, это же… Артур? Что ты делаешь?
      Артур навалился спиной на дверцу кубика, пытаясь удержать ее, но это ему плохо удавалось. Маленькие мохнатые лапки с чернилами на пальцах протискивались через щель; тонкие голоса за дверцей лопотали без умолку.
      Артур повернулся:
      — Там чертова прорва обезьян! Они хотят обсудить с нами сценарий «Гамлета», который они только что написали!

      Двигатель на Бесконечной Невероятности — это чудесный новый способ перемещения на огромные межзвездные расстояния за ничтожную долю секунды безо всякой подпространственной тягомотины.