– Ну вот ты все и знаешь, – сказал Слартибартфаст. Он нерешительно озирался кругом в раздумье, с чего начать приборку своего кабинета. Он взял в руки верхний листок с одной из неровных стопок на столе, но так и не придумал, куда его положить, и сунул обратно. Стопка тут же послушно рассыпалась.
      – Глубокомысленный спроектировал Землю, мы построили ее, а вы на ней жили.
      – Но явились вогены, и снесли ее за пять минут до окончания проекта,
      – добавил Артур не без горечи.
      – Именно, – рассеянно отозвался старик, и снова обвел кабинет безнадежным взором. – Десять миллионов лет подготовки, работы, – и все вот так, прахом. Десять миллионов лет, землянин!.. Можешь ли ты постичь своим разумом такой отрезок времени? Целая галактическая цивилизация пять раз могла бы вырасти из единого червя за это время. Все прахом. – Он замолчал, потом добавил:
      – Для тебя, впрочем, это незначительные подробности.
      – Знаете, – задумчиво сказал Артур. – Все это объясняет уйму всего. Всю мою жизнь у меня было странное ощущение, что в мире происходит что-то… что-то большое, зловещее даже, а мне никто не может сказать, что.
      – О нет, – ответил старик. – Это самая обычная паранойя. Она повсеместно распространена в Галактике.
      – Повсеместно? Но если повсеместно, это что-то да значит! Может, где-то вне нашей Вселенной нас…
      – Может. И что с того? – оборвал его Слартибартфаст, прежде чем Артур успел дать волю фантазии. – Может быть, я просто стал стар, и устал от жизни, – продолжал он, – но я думаю так: шансы выяснить, что происходит на самом деле, так абсурдно малы, что ничего больше не остается, как послать все это к черту и просто заняться чем-нибудь полезным. Возьмем меня: я проектирую побережья. У меня есть приз за Норвегию.
      Он порылся в куче у дальней стены, и вытащил большой полупрозрачный куб, на котором было выгравировано его имя. Внутри куба виднелась точная модель Норвегии.
      – В чем смысл? – вопросил он. – Если он и есть, то я не способен его постичь. Всю жизнь я делал фьорды. И вот один сезон они входят в моду, и я получаю главный приз.
      Он повертел модель в руках, пожал плечами, и небрежно бросил ее в угол
      – не настолько небрежно, впрочем, чтобы она не упала на что-нибудь мягкое.
      – В том варианте Земли, который мы строим сейчас, мне поручили Африку, и, конечно, я делаю ее всю в фьордах, потому, что они мне почему-то нравятся, и я достаточно старомоден, чтобы считать, что эта отделка придает континенту легкость и изящество в духе барокко. А мне говорят, что это недостаточно экваториально. Экваториально!Он мрачно расмеялся. – В чем дело? Конечно, наука делает невиданные чудеса, но я с гораздо большим удовольствием буду счастлив, чем прав.
      – А вы…
      – Нет. Именно здесь все и разваливается.
      – Жаль, – сочувствующе сказал Артур. – Все остальное звучало очень убедительно, пока речь шла о том, что надо заняться чем-нибудь полезным.
      На стене зажегся белый огонек.
      – Пошли, – сказал Слартибартфаст, – ты должен предстать перед мышами. Твое прибытие на планету вызвало заметный интерес. Насколько я знаю, его объявили третьим невероятнейшим событием в истории Вселенной.
      – А первые два?
      – Скорее всего, просто совпадения, – беззаботно ответил Слартибартфаст. Он открыл дверь, и ждал, пока Артур последует за ним.
      Артур поглядел вокруг, потом вниз, на себя, на свой замызганный халат, в котором он лежал в грязи утром в четверг.
      – У меня, похоже, большие проблемы с образом жизни, – пробормотал он.
      – Прошу прощения? – обернулся старик.
      – Нет-нет, ничего, – отозвался Артур. – Шутка.
 

      Все, разумеется, отлично знают, что пустая болтовня до добра не доведет, но не всегда осознают это в полной мере.
      Например, в тот самый момент, когда Артур сказал: «У меня, похоже, большие проблемы с моим образом жизни,» в ткани пространственно-временного континуума открылась малюсенькая трещина, и его слова просочились далеко-далеко вспять во времени и за бесконечные просторы в пространстве в удаленнейшую Галактику, где странные и воинственные создания замерли на грани ужасной межзвездной войны.
      Вожди враждующих сторон в последний раз встретились за столом переговоров.
      Мрачная тишина нависла над столом, когда командир Вл'хургов, блистающий выправкой и черными, расшитыми драгоценностями, парадными шортами, бесстрастно уставился на вождя Г'гвунтов, распластавшегося напротив в облаке зеленого сладковатого дыма, и, чувствуя за спиной поддержку миллиона холодно красивых и жутко вооруженных звездных крейсеров, готовых мечом и атомом сеять смерть по одному его слову, потребовал, чтобы злонравная тварь взяла назад то, что сказала о его маме.
      Тварь зашевелилась в жирных клубящихся испарениях, и в этот самый момент слова «У меня, похоже, большие проблемы с моим образом жизни,» проплыли над столом.
      К несчастью, на языка Вл'хургов это было самым жутким оскорблением, какое только можно себе представить, и больше ничего не оставалось делать, как начать страшную многовековую войну.
      По ходу событий, разумеется, после того, как эта Галактика опустошалась и разорялась войной пару тысяч лет, наконец, удалось понять, что все это было просто страшной ошибкой, и два враждующих флота – вернее, то, что от них осталось – объединились, чтобы атаковать нашу Галактику. Она была со всей определенностью опознана как источник жуткого оскорбления.
      Еще тысячи лет могучие корабли бороздили пустые просторы космоса и, наконец, с грохотом опустились на первой попавшейся планете – оказавшейся, кстати, Землей – где из-за жуткой ошибки в масштабе весь боевой флот случайно проглотила подвернувшаяся дворняжка.
      Исследователи сложной структуры причин и следствий в истории Вселенной утверждают, что подобное происходит постоянно, но предотвратить это не в нашей власти.
      – Такова жизнь, – говорят они.
      Выйдя из машины, Артур и старый магратеец оказались перед дверью. Они вошли в нее и оказались в вестибюле, полном обитой бархатом мебели, витрин с моделями и эскизов под стеклом. Почти сразу над дверью в другом конце комнаты вспыхнул сигнал, и они вошли.
      Послышался возглас:
      – Артур! Ты цел!
      – Неужели? – отозвался весьма пораженный Артур.
      Свет был притушен, и только через минуту он смог рассмотреть Форда, Триллиан и Зафода. Они сидели вокруг большого стола, красиво сервированного экзотическими блюдами, непонятными сластями и жуткими на вид фруктами. Они набивали желудки.
      – Что с вами стряслось? – потребовал объяснений Артур.
      – Да вот, понимаешь, – невнятно пробормотал Зафод, вгрызаясь в кусок жареного мяса на косточке, – наши хозяева усыпили нас газом, заглянули нам в мозги, и не нашли ничего интересного. Им это надоело, и они решили вместо извинения угостить нас весьма неплохим обедом. Вот, держи! – Он вытащил из-под крышки кусок отвратительно вонючего мяса. – Это котлета из Вего-Носорога. Деликатесная вещь, если у тебя действительно тонкий вкус.
      – Хозяева? – спросил Артур. – Какие хозяева? Не вижу никаких…
      И услышал негромкий голосок: – Сядь к нашему столу, создание с Земли.
      Артур оглянулся и вдруг вскрикнул: – Фу! На столе мыши!
      В наступившей неловкой тишине все укоризненно уставились на Артура.
      Он, в свою очередь, уставился на двух белых мышей, сидевших каждая в некоем подобии стакана для виски на краю стола. Он почувствовал возникшую паузу и огляделся. До него вдруг дошло.
      – О, – сказал он, – простите, я как-то не сразу сообразил.
      – Позвольте вас представить, – вмешалась Триллиан. – Артур – мышь Бенджи.
      – Привет, – сказала одна из мышей. Ее усики коснулись стенки стаканоподобной штуки, и стакан чуть-чуть подвинулся вперед.
      – Артур – мышь Фрэнки.
      Другая мышь сказала: – Очень рад познакомиться, – и сделала то же самое.
      У Артура отвисла челюсть.
      – Но разве это не…
      – Да, – ответила Триллиан. – Это те самые мыши, которых я взяла с Земли.
      Она взглянула Артуру в глаза, и ему показалось, что он прочел в ее взгляде слова: – Ну, и что же я могу тут поделать?
      – Ты не будешь так добр передать мне вон ту тарелку с обжаренным боком арктурианского мегосла? – спросил Зафод.
      Слартибартфаст вежливо кашлянул.
      – Э-э, прошу прощения…
      – Да, спасибо, Слартибартфаст, – резко сказал Бенджи, – можешь идти.
      – Как? Э-э… ну, прекрасно, – обескураженно проговорил старик, – тогда я пойду и займусь своими фьордами.
      – Вообще говоря, можешь их оставить, – сказал Фрэнки. – Очень похоже на то, что нам теперь не понадобится новая Земля. – Он прищурил розовые глазки. Теперь, когда мы нашли обитателя этой планеты, который там был за секунду до ее гибели.
      – Что? – Слартибартфаст был сражен. – Возможно ли это? У меня для Африки готова тысяча ледников!
      – Что ж, может быть, ты еще успеешь взять отпуск за свой счет и покататься на лыжах до того, как твои ледники вернут на склад, – холодно сказал Фрэнки.
      – Покататься на лыжах! – возопил старик. – Мои ледники – произведение искусства! Элегантные контуры, скульптурные ледяные шпили, величественные, бездонные трещины! Это святотатство – кататься на лыжах по высокому искусству.
      – Спасибо, Слартибартфаст, – твердо сказал Бенджи. – Это все.
      – Слушаю, сэр, – выпрямился старик. – Благодарю вас от всего сердца. Ну что же, счастливо, землянин, – обратился он к Артуру, – надеюсь, наш образ жизни когда-нибудь совпадет.
      Коротко кивнув остальным, он повернулся и печально побрел к двери.
      Артур смотрел ему вслед и не знал, что сказать.
      – Теперь, – сказал Бенджи, – за дело.
      Форд и Зафод зазвенели бокалами, и воскликнули: – За дело!
      – Прошу прощения? – сказал Бенджи.
      Форд огляделся.
      – Извините, я думал, это тост, – объяснил он.
      Мыши раздраженно заметались в своих стаканах. Наконец, они успокоились, и Бенджи, выступив немного вперед, обратился к Артуру:
      – Итак, создание с Земли, – начал он, – ситуация такова. Мы, как ты знаешь, где-то, как-то, по большому счету управляли твоей планетой последние десять миллионов лет, чтобы найти эту чертовщину – так называемый Главный Вопрос.
      – Зачем? – резко спросил Артур.
      – Нет – мы об этом уже думали, – вмешался Фрэнки. – Не подходит. Зачем? – Сорок два…Видишь, не то.
      – Нет, я говорю, зачем он вам понадобился?
      – А, ясно, – сказал Фрэнки. – Я думаю, это постепенно просто стало привычкой, если уж смотреть жестокой правде прямо в глаза. Вот тебе – в той или иной степени – причина: мы сыты всем этим по горло, и от мысли, что теперь придется начинать все заново из-за этих полоумных вогенов, я, честно говоря, просыпаюсь ночами с дикими воплями. А потом так и трясусь до самого утра, так что стекла лопаются, понятно? По чистейшей случайности Бенджи и я закончили свою работу, и, к счастью, покинули планету раньше – у нас был короткий день – а потом пробрались обратно на Магратею благодаря услугам твоих друзей.
      – Магратея – это вход обратно к нам, – вставил Бенджи.
      – А потом, – продолжал его коллега, – нам предложили жирнющий контракт – серия телеинтервью в пяти измерениях и турне с лекциями в нашем родном измереньице, и мы очень намерены принять это предложение.
      – Я бы согласился, а ты, Форд? – Зафод искушающе наклонился вперед.
      – Руками и ногами бы ухватился, – ответил Форд, – и зубами тоже.
      – Но мы, видишь ли, должны иметь результат, – продолжал Фрэнки. – То есть: все равно нужен Главный Вопрос – в любом виде.
      Зафод наклонился к Артуру.
      – Я вот думаю, – сказал он, – сидят они сейчас этак, можно сказать, нога на ногу, и мимоходом вспоминают: Ах да, мы же знаем Ответ – Жизнь, Вселенная, и Все Такое, – а потом им приходится признать, что это всего лишь Сорок Два… тогда, похоже, свечи гаснут, спектакль окончен. Конец записи.
      – Мы должны иметь что-то, что хорошо звучит, – сказал Бенджи.
      – Хорошо звучит? – вскричал Артур. – Главный Вопрос, который хорошо звучит?Для пары мышей?
      Мыши заволновались.
      Фрэнки заявил: – Мы говорим: Да здравствует стремление к идеалу! Да здравствует доблесть чистого поиска! Да здравствует обретение истины во всех ее проявлениях; но тут, боюсь, происходит неожиданный поворот сюжета, и начинаешь подозревать, что если и есть настоящая истина– так это то, что всей многомерной бесконечностью Вселенной, по всей вероятности, управляет кучка безумцев. И если дело идет к выбору: потратить еще десять миллионов лет, чтобы это выяснить окончательно, или, с другой стороны, урвать свой кусок пожирнее и смыться, то я лично выбираю второе.
      – Но… – безнадежно начал Артур.
      – Короче, землянин, уясни себе вот что, – оборвал его Зафод. – Ты – продукт последнего поколения матрицы компьютера, так, и ты был там как раз до того момента, пока планета не разлетелась в куски, так?
      – Э-э…
      – А твой мозг был непосредственной составляющей органической конфигурации программы компьютера, – продолжил Форд – как ему показалось, весьма доходчиво.
      – Ясно? – сказал Зафод.
      – Ну… – протянул Артур. Он не был уверен, что когда-либо чувствовал себя непосредственной составляющей чего угодно. Ему всегда это казалось одной из самых больших его проблем.
      – Другими словами, – сказал Бенджи, и подвел свою стеклянную машинку вплотную к Артуру, – существует большая вероятность того, что структура Вопроса записана в твоем мозгу. Так что мы хотим его у тебя купить.
      – Что, Вопрос? – спросил Артур.
      – Да, – сказали Форд и Триллиан.
      – За большие деньги, – сказал Зафод.
      – Нет-нет, – сказал Фрэнки, – мы хотим купить этот мозг.
      – Что!
      – А кто догадается, что у тебя его не будет? – ехидно осведомился Бенджи.
      – Вы вроде говорили, что можете прочесть Вопрос в его мозгу электроникой, – возразил Форд.
      – Разумеется, – ответил Фрэнки, – но сначала его нужно вынуть. Достать. Приготовить.
      – Обработать, – добавил Бенджи.
      – Протравить.
      – Спасибо, – вскричал Артур, и в ужасе отскочил от стола.
      – Его всегда можно заменить, – резонно заметил Фрэнки, – на что-нибудь простенькое.
      – Простенькое! – задыхался Артур.
      – Ну да, – вставил Зафод, и на лицах его вдруг появилась зловещая ухмылка. – Заложить программу: говорить только «Что?», потом – «Я не понимаю», еще – «Где чай?». Разницы никто и не заметит.
      – Что? – взвизгнул Артур.
      – Вот видишь, – тут же сказал Зафод, и взвыл от боли, потому что Триллиан что-то сделала в этот самый момент.
      –  Язамечу разницу, – крикнул Артур.
      – Совсем нет, – ответил Фрэнки, – это мы заложим в программу.
      Форд встал и направился к двери.
      – Вот что, мышата, – сказал он. – Не думаю, что это дело выгорит.
      – А мы думаем, что ему придется выгореть! – хором сказали мыши, и из их голосов мигом исчезло обаяние бизнесменов. С пронзительным свистом их машинки поднялись со стола, и ринулись на Артура, который забился в дальний угол, и не мог ни двинуться, ни подумать о возможном спасении.
      Триллиан в отчаянии схватила его за руку, и потянула к двери, которую безуспешно пытались открыть Форд и Зафод, но Артур повис мертвым весом – казалось, его заворожили стеклянные снаряды, вьющиеся вокруг его головы. Триллиан кричала на него, но он застыл на месте с открытым ртом.
      Еще один удар – Форд и Зафод, наконец, открыли дверь. На пороге появилась группа очень некрасивых людей. В них безошибочно можно было признать магратейских громил. Не только сами они были некрасивы, но и медицинское оборудование, которое они принесли, особой привлекательностью не отличалось.
      Итак: Артуру собираются вскрыть череп, Триллиан не может ему помочь, Форд и Зафод стоят лицом к лицу с громилами, которые намного тяжелее их и лучше, намного лучше вооружены.
      В общем, необыкновенно удачным в этот момент было то, что вдруг каждая сирена общей тревоги системы защиты Магратеи разразилась душераздирающим ревом.
 

       «Тревога! Тревога!»– вопили громковорители по всей Магратее. «На планету приземлился враждебный корабль. Вооруженное вторжение в секции 8А! Станции защиты, станции защиты!»Мыши раздраженно обнюхивали осколки своих машинок.
      – Проклятье, – бормотал Фрэнки, – столько шума вокруг двух фунтов мозгов с гнилой планетки. – Он носился кругами, его розовые глаза горели, мягкий белый мех сыпал электрическими искрами.
      – Единственное, что мы можем сейчас сделать, – сказал Бенджи, усевшись на задние лапы, и задумчиво поглаживая усики, – попробовать подделать Вопрос, придумать такой, чтобы сносно звучал.
      – Круто, – сказал Фрэнки. Он подумал и предложил: – Как насчет Что желтое и опасное?Бенджи подумал и ответил: – Не пойдет. Не подходит к ответу.
      Они еще на несколько секунд погрузились в молчание.
      – Ну ладно, – сказал Бенджи. – Что получится, если шесть помножить на семь?
      – Нет, нет, слишком явно, слишком буквально. Публике это будет не интересно.
      Они подумали еще.
      И Фрэнки сказал: – Мысль! Сколько путей должен каждый пройти?
      – А! – произнес Бенджи. – Ага, это уже что-то. – Он повторил фразу, прислушиваясь к ее звучанию: – Сколько путей должен каждый пройти?Звучит очень значительно, но не обязывает доискиваться до смысла… Сколько путей должен каждый пройти? – Сорок два.То, что надо! На это они клюнут. Фрэнки, старина, мы спасены!
      В восторге они проделали несколько замысловатых па.
      Возле них на полу лежало несколько очень некрасивых людей, которым стукнули по головам самыми тяжелыми макетами.
      В полумиле от этого вестибюля четыре фигуры неслись по коридору в поисках выхода. Они вбежали в огромный компьютерный зал. Они дико огляделись.
      – Куда, Зафод? – хрипло спросил Форд.
      – Методом тыка, скажем, сюда, – сказал Зафод и ринулся направо в проход между рядами компьютерных блоков. Остальные двинулись за ним, как вдруг луч лазерного ружья системы Смерть-и-Вужас разрезал воздух и кусочек стены перед самым его носом.
      Голос, многократно усиленный мегафоном, раскатился по залу: – Эй, Библброкс, стой, где стоишь. Мы тебя накрыли.
      – Фараоны! – в полной панике завопил Зафод и, согнувшись вдвое, обернулся. – Форд, хочешь попытать счастья? Твоя очередь выбирать.
      – Ладно, пошли сюда, – сказал Форд, и они метнулись в сторону.
      В конце прохода появилась неуклюжая, но очень жуткая фигура в тяжелом скафандре. Она размахивала весьма неприятным с виду смерть-вужасом.
      – Ты нам нужен живым, Библброкс! – крикнула фигура.
      – Мне тоже! – крикнул в ответ Зафод, и нырнул в широкий проход между двумя огромными блоками. Остальные ринулись за ним.
      – Их двое, – сказала Триллиан. – Мы в ловушке.
      Они втиснулись в щель между блоком и стеной.
      Они затаили дыхание и ждали.
      Вдруг воздух вспыхнул смертоносными лучами – оба фараона одновременно открыли огонь. Какое-то время, правда, блок еще мог продержаться.
      – Они же стреляют в нас! – крикнул Артур, скорчившись в углу. – Мне показалось, мы нужны живыми.
      – Угу, и мнепоказалось, – согласился Форд.
      Зафод на мгновение высунулся из укрытия.
      – Эй, – крикнул он, – я думал, вы сказали, что я нужен живым, – и тут же нырнул обратно.
      Они подождали.
      Через несколько секунд последовал ответ: – Тяжела работа фараона!
      – Что он сказал? – пораженно прошептал Форд.
      – Он сказал: Тяжела работа фараона!
      – Ну, так это его проблема, а?
      – В общем, конечно, так…
      Форд крикнул: – Эй, послушайте! Вы тут палите в нас, так что нам своих забот хватает. Может, если вы не будете навешивать нам еще и свои, будет легче договориться?
      Снова молчание, и опять искаженный мегафоном голос:
      – Слушай, парень! Ты встретил не узколобых кретинов – палец на спусковом крючке, нижняя челюсть, глаза с прищуром и все такое прочее, и поговорить с ним не о чем. Нет! Мы – интеллигентные фараоны, душевные, и, может, даже подружились бы с вами – если бы встретились в другом месте. Я не стреляю налево и направо в каждого встречного и поперечного, чтобы потом хвастаться в притонах для космических бродяг – хотя я знаю фараонов и такого сорта! Я стреляю налево и направо в каждого встречного и поперечного, а потом меня долго мучает совесть, и я со слезами признаюсь во всем своей подружке!
      – А я пишу романы! – подключился другой. – Но еще ни одного не издали, так что предупреждаю: у меня жу-у-у-уткое настроение!
      Глаза Форда полезли из орбит.
      – Кто это? – спросил он.
      – Не знаю, – сказал Зафод. – Честно говоря, стрельба меня устраивала больше.
      – Руки за голову и выходите оттуда! Впереди – двухглавый! – снова послышался голос. – Или вас выкурить?
      – А что вам больше нравится? – крикнул Форд.
      Микроскопической долей секунды позже снова начался обстрел, и смерть-вужас-разряды вонзились в блок, защищавший их.
      Несколько секунд обстрел не прекращался.
      Когда он прекратился, на время наступила полная тишина, и только где-то по коридорам еще блуждало далекое эхо.
      – Вы еще там? – крикнул один из фараонов.
      – Да, – крикнул Форд.
      – Все это дело не доставляет нам особого удовольствия, – прокричал другой.
      – Мы чувствуем, – ответил Форд.
      – Теперь слушай, Библброкс, и слушай внимательно!
      – Ну что? – крикнул Зафод.
      – Слушай внимательно! То, что мы скажем – очень разумно, достаточно выгодно и гуманно. Итак – или вы сдаетесь и позволяете нам побить вас – не сильно, мы категорически возражаем против бессмысленной жестокости – или мы взрываем к чертям эту планету и еще парочку тех, что видели по дороге сюда!
      – Вы что, спятили? – крикнула Триллиан. – Вы не сделаете этого!
      – Еще как сделаем! – ответил фараон. – Точно ведь?
      – Конечно. Придется, о чем разговор, – ответил другой.
      – Но зачем?
      – Да затем, что есть вещи, которые приходится делать, даже если ты просвещенный фараон – либерал, гуманист и все такое прочее!
      – Я этим ребятам не верю, – пробормотал Форд, покачав головой.
      За блоком снова послышались голоса.
      – Еще чуть-чуть?
      – Давай.
      И они снова открыли огонь.
      Жар и шум стали невыносимыми. Медленно, но верно блок компьютера начал плавиться. Передняя панель расплавилась почти вся, и ручейки горячего металла уже подбирались, змеясь, к четырем фигурам, съежившимся в углу.
      Они забились в самый угол и ждали конца.
 

      Но конец так и не пришел, по крайней мере, на этот раз.
      Выстрелы внезапно оборвались. В неожиданно наступившей тишине вдруг прозвучали несколько странных сдавленных возгласов, и затем – короткие звуки падения чего-то тяжелого.
      Четверо уставились друг на друга.
      – Что случилось? – спросил Артур.
      – Они перестали стрелять, – пожал плечами Зафод.
      – Почему?
      – Не знаю. Хочешь – пойди и спроси.
      – Нет.
      Они ждали.
      – Эй, – крикнул Форд.
      Ответа не было.
      – Странно.
      – Может, они притаились, чтобы нас выманить?
      – Ума не хватит.
      – А что это были за звуки.
      – Не знаю.
      Они подождали еще немного.
      – Ладно. Я пойду посмотрю, – вызвался Форд.
      Он оглядел остальных.
      – Никто не скажет: «Ты здесь нужнее. Пойду я.»?
      Все промолчали.
      – Ну что же, – сказал Форд и встал.
      В первую секунду ничего не произошло.
      Еще через секунду или две так ничего и не произошло. Форд пытался что-нибудь разглядеть через густой дым, клубами валивший из развороченного компьютера.
      Форд осторожно вышел из укрытия.
      Так ничего и не произошло.
      Сквозь густой дым Форд с трудом увидел в двадцати метрах одного из фараонов. Тот лежал, скорчившись на полу. Неподалеку лежал второй. Больше никого не было видно.
      Все это показалось Форду необычайно странным.
      Каждый нерв его дрожал, когда он медленно подходил к ближнему телу. Оно лежало успокаивающе неподвижно, пока он шел, и продолжало лежать успокаивающе неподвижно, когда он приблизился и наступил на смерть-вужас, который все еще сжимали мертвые пальцы.
      Форд нагнулся и поднял его, не встретив сопротивления.
      Фараон был очевиднейшим образом мертв.
      Поверхностный осмотр показал, что он – метанодышащая форма жизни с Каппы Благулона, и в кислородной атмосфере Магратеи полностью зависел от качественной работы своего скафандра. Как оказалось, миникомпьютер в ранце, обеспечивавший качество работы скафандра, неожиданно взорвался.
      Форд огляделся вокруг в весьма понятно изумлении. Питание к таким компьютерам поступает от главного корабельного компьютера, с которым они напрямую связаны через суб-эфир. Такая система полностью застрахована от неполадок, и причиной ее отказа может быть только полный выход всех системы питания вместе с дублирующими сетями из строя – вещь неслыханная.
      Форд поспешно осмотрел второе тело, и обнаружил, что с ним случилась та же невероятная вещь – скорее всего, в то же самое время.
      Он позвал взглянуть остальных. Они тоже были очень удивлены, но не разделяли его любопытства.
      – Давайте уносить ноги, – сказал Зафод. – Если то, что я, предположим, ищу, находится здесь, то мне этого уже не надо. – Он схватил второй смерть-вужас, развалил пополам абсолютно безвредный шкаф поблизости, и ринулся по коридору. Остальные последовали за ним.
      Вылетев за угол, Зафод едва не раскромсал на мелкие кусочки аэрокар, который ждал их чуть поодаль.
      За рулем никого не было, но Артур узнал машину, принадлежавшую Слартибартфасту.
      К приборной доске была прикреплена записка от него. На записке была нарисована стрелка, указывающая на одну из кнопок.
      И еще там было написано: Может быть, это та самая кнопка, которая вам нужна.
 

      Аэрокар тронулся с места, и помчал их на скорости больше 17 Rпо стальным туннелям на удручающую поверхность планеты, сдавленную очередными тусклыми утреннеми сумерками.
      R
      – единица скорости, определяемая как разумная скорость следования и зависящая от трех параметров: вреда для здоровья, ущерба для психической полноценности, и опоздания не более, чем на пять минут. Таким образом ясно, что эта единица изменяется практически беспредельно в зависимости от обстоятельств, поскольку первые два параметра зависят не только от абсолютной скорости, но и от того, насколько принят во внимание третий параметр. Если к решению этого уравнения не относиться с должным спокойствием, дело может кончиться немалым потрясением, травмами, а возможно, и летальным исходом.
      17 R
      – не точно определенная величина, но совершенно ясно, что это очень и очень слишком быстро.
      Аэрокар еще прибавил скорости, доставил их к Золотому Сердцу, торчавшему на равнине, словно окаменевшая кость из земли, а затем без колебаний отправился обратно, видимо, по своим важным делам.
      Дрожа от холода они стояли и смотрели на корабль.
      Рядом с ним стоял еще один.
      Это был полицейский корабль с Каппы Благулона – похожее на растолстевшую акулу судно, зеленоватое и покрытое черными кривыми надписями разных размеров и степеней враждебности. Надписи сообщали каждому, кому пришло бы в голову их читать, откуда этот корабль, к какому полицескому отделению он приписан, и где должны подсоединяться силовые кабели.