– Вы не можете выбросить нас за борт! – вопил Форд. – Мы пишем книгу!
– Сопротивление бесполезно! – проорал в ответ дневальный воген. Это была первая фраза, которой он научился, когда пришел на флот.
Капитан смотрел на все это, и, казалось, мысли его гуляют где-то очень-очень далеко. Потом он отвернулся.
Артур дико озирался.
– Я не хочу сейчас умирать, – кричал он. – У меня еще болит голова! Я не хочу отправляться на тот свет с головной болью! В этом нет ничего приятного!
Дневальный стиснул их покрепче, и, поклонившись капитану, вытщил с мостика. Стальная дверь закрылась, и Простетник Воген Джелц снова остался один. Он тихонько мычал что-то себе под нос, поглаживая записную книжку. – Хм, – проговорил он, – … контрапунктом вторит сюрреализму скрытой метафоры… – Он обдумал это, и с угрюмой ухмылкой закрыл книжку.
– Просто смерть – это еще слишком хорошо для них, – заявил он.
Длинный бронированный коридор отзывался эхом на беспомощное барахтанье двух гуманоидов в резиновых объятьях вогена.
– Великолепно, – ныл Артур. – Ужасно! Отпусти, скотина!
Воген не останавливался.
– Не беспокойся, – сказал Форд. – Я что-нибудь придумаю. Особой убежденности в его голосе не было.
– Сопротивление бесполезно! – проревел дневальный.
– Пожалуйста, перестаньте, – заикаясь, проговорил Форд. – Невозможно сохранить интерес к жизни, когда вы так говорите.
– Господи, – Артур не замолкал, – он говорит об интересе к жизни, а между прочим, его-то планету не снесли сегодня с самого утра. Я проснулся и думал, что славно отдохну, почитаю немного, выкупаю собаку… И вот на часах четыре, а меня выбрасывают из инопланетного корабля за шесть световых лет от дымящихся руин моей родной планеты… – Конец этого монолога получился скомканным, потому что воген вдруг стиснул Артура посильнее.
– Все в порядке, – сказал Форд, – только не паникуй!
– Кто сказал, что я паникую? Я просто еще не освоился! Подожди, вот я освоюсь, и пойму, что к чему. Вот тогда я и начну паниковать!
– Артур, не впадай в истерику. Заткнись! – Форд отчаянно пытался что-нибудь придумать, но ему мешал рев дневального.
– Сопротивление бесполезно!
– А ты тоже заткнись! – рявкнул Форд.
– Сопротивление бесполезно!
– Да помолчи немного, – взмолился Форд. Он повернул голову и взглянул мучителю в лицо. Неожиданная мысль пришла ему в голову.
– Неужели тебе все это нравится? – спросил он.
Воген встал как вкопанный, и выражение крайнего скудоумия разлилось по его физиономии.
– Нравится? – прогудел он. – В каком смысле?
– В смысле, – объяснил Форд, – что ты живешь полноценной жизнью? Маршируешь кругами, орешь, выбрасываешь людей за борт…
Воген уставился в низкий бронированный потолок и сдвинул брови так, что они почти поменялись местами. Углы губ опустились, выдавая напряженную работу мысли. Наконец, он сказал:
– Ну, в увольнении неплохо…
– Так и должно быть, – согласился Форд.
Артур закрутился подмышкой у вогена, чтобы лучше видеть его.
– Форд, что ты делаешь? – пораженно прошипел он.
– Просто пытаюсь возродить в парне интерес к жизни, понятно? Так, значит, в увольнении неплохо… – вернулся он к разговору.
Воген уставился на него и неповоротливые мысли зашевелились в тинных глубинах.
– Ну вообще-то, – сказал он, – если подумать, да посмотреть получше, довольно паршиво. Если… – он снова подумал, для чего ему понадобилось еще полминуты глазеть в потолок, – если не считать крика, а я его очень люблю.
– Он наполнил воздухом легкие и заревел: «Сопротивление бесполезно.»
– Разумеется, – торопливо прервал его Форд, – у тебя отлично получается, сразу слышно. Но если вообще довольно паршиво, – теперь он говорил медленно, чтобы каждое слово достигло цели, – зачем ты это делаешь? Для чего? Для девочек? Для красоты? Или чтобы доказать, что ты настоящий мужчина, macho? Или ты даже считаешь, что противостоять такому безмозглому существованию само по себе интересно?
Артур переводил взгляд с одного на другого в замешательстве.
– Э-э… э… – сказал дневальный, – э-э… не знаю. Я вроде на самом деле так делаю. Моя тетушка сказала, что флот – отличное место для молодого вогена – ну там, форма, шестизарядный бластер у бедра, безмозглое существование…
– Ну вот, Артур, – заявил Форд с видом человека, одержавшего верх в споре, – а ты думаешь, что у тебя проблемы.
Артур действительно так думал. Не говоря уже о проблеме с его родной планетой, дневальный его почти задушил. Перспектива оказаться в открытом космосе ему тоже не улыбалась.
– Попробуй понять его сложности, – настаивал Форд. – Вот он – бедный парень, всю жизнь топает кругами, выбрасывает людей за борт…
– И кричит, – добавил воген.
– Конечно. И кричит, – Форд дружески-снисходительно похлопал вогена по плечу, под которым висел.
– … и даже не знает, зачем он это делает! – Артур слабо шевельнулся в знак согласия с тем, что это весьма печально. Ему не хватало воздуха, чтобы сказать об этом.
Из глубины души вогена поднялось ошеломленное урчание.
– Ну, если посмотреть на это дело так вот, то вроде как…
– Молодец! – подбодрил его Форд.
– Но тогда, – урчание продолжалось, – а что можно предложить другого?
– Конечно же, – заявил Форд бодро, но медленно, – прекратить это! Сказать им, что ты не собираешься больше этого делать. – Он чувствовал, что надо бы еще что-то добавить, но воген уже углубился в обдумывание этого тезиса.
– Ээээээээээээээээээээээээээ… – сказал дневальный, – не по вкусу мне это.
Форд вдруг понял, что упускает момент.
– Но подожди, послушай, – заторопился он, – это же только начало, понимаешь… это же еще не все, понимаешь ли…
Но в этот момент дневальный возобновил свою мертвую хватку и вернулся к выполнению непосредственной задачи, то есть доставки пленников в шлюз номер три. Он был заметно тронут.
– Да нет, если вам все равно, – сказал он, – я лучше суну вас в шлюз, а потом мне еще нужно потренироваться в кричании.
Форду Префекту совсем не было все равно.
– Но послушай… подумай только! – сказал он, не так медленно как раньше, и не так бодро.
– Ахххххххххххххххххххгх! – выдохнул Артур. Что он имел в виду, неизвестно.
– Да подожди, – настаивал Форд, – есть же музыка, живопись, и много еще чего! Аррргххххх!
– Сопротивление бесполезно! – проревел дневальный и добавил: – Понимаешь, если я и дальше буду делать карьеру, меня, может быть, повысят до Старшего Крик-Офицера, а свободных должностей для солдат, которые не кричат и не выбрасывают никого за борт, вообще не так уж много. Я уж лучше займусь тем, что умею.
В этот момент они прибыли к шлюзу. Большой круглый люк, стальной, и, судя по толщине, весьма увесистый, открылся бесшумно.
– Но все равно спасибо за беседу, – сказал воген. – Пока. Он швырнул Форда и Артура в шлюз. Артур лежал, пытаясь отдышаться. Форд сразу обернулся и тщетно пробовал удержать плечом закрывающийся люк.
– Да послушай же, – кричал он, – ты же ничего не знаешь о целом мире… ну вот хоть об этом, например! – Он отчаянно схватился за единственный обломок культуры, который оказался в его памяти поблизости, и напел первые такты Пятой симфонии Бетховена: – Та та та тум! Неужели в тебе ничто не откликается?
– Да нет, – ответил воген, – вообще-то нет. Но я расскажу об этом тетушке.
Может, он и сказал что-то еще, но больше ничего не было слышно. Люк плотно закрылся. Исчезли все звуки, кроме слабого отдаленного гула корабельных двигателей.
Форд и Артур оказались внутри отполированного стального цилиндра высотой в человеческий рост и метра три в длину.
Форд огляделся, задыхаясь.
– А я думал, что у парня больше мозгов, – сказал он и сел, прислонясь к вогнутой стене.
Артур безмолвно лежал на полу, куда его швырнул воген. Он не поднял головы. Он просто лежал и пытался отдышаться.
– Мы в ловушке, да?
– Да, – отозвался Форд, – мы в ловушке.
– Ты ведь что-то придумал? Я слышал, ты сказал, что что-нибудь придумаешь. Может, ты что-то придумал, а я не заметил?
– Ну, кое-что я действительно придумал, – вздохнул Форд. Артур ожидающе посмотрел на него.
– Но к несчастью, – продолжал Форд, – то, что я придумал, требовало нашего пребывания по ту сторону этого люка. – Он лягнул люк, через который они только что влетели.
– Но мысль-то была хорошая?
– Да, весьма.
– Так что за мысль?
– Я не успел продумать все детали. А теперь вроде бы уже и не стоит.
– Мда. …э, а что теперь?
– Что теперь? Ну вот – люк перед нами через несколько секунд автоматически откроется и, мне кажется, мы вылетим в открытый космос и задохнемся. Конечно, если ты вдохнешь поглубже, сможешь протянуть секунд тридцать… Форд встал, заложил руки за спину, поднял брови и стал напевать древнюю бетельгейскую боевую песнь. Он вдруг показался Артуру совсем чужим.
– Значит, все, – сказал Артур. – Мы умрем.
– Да, – отозвался Форд, – если только… нет! Погоди минуту! – Он вдруг уставился на что-то невидимое Артуру. – Что это за кнопка? – завопил он.
– Что? Где? – заорал Артур, мгновенно обернувшись.
– Шутка, – сказал Форд, – все равно умрем.
Он привалился к стене и продолжил мелодию с того места, на котором остановился.
– Знаешь, – сказал Артур, – вот в такие минуты, когда я заперт в вогенском шлюзе, а рядом сидит мой приятель с Бетельгейзе, и мы оба с минуту на минуту задохнемся в открытом космосе, я очень жалею, что не слушал, что мне говорила мама, когда я был маленький.
– И что же она говорила?
– Не знаю, я же не слушал.
– А, – Форд продолжил мелодию.
Ужасно, думал Артур. Колонна Нельсона исчезла. Горячие сосиски исчезли, все, что осталось – я и слова «Практически безвредна». Через сколько-то секунд останутся только эти слова. А вчера казалось, что все идет лучше некуда.
Зашумел мотор.
Едва слышное шипение превратилось в оглушительный рев, и воздух вырвался из шлюза, когда наружный люк открылся в черную пустоту, усыпанную невообразимо яркими точками света. Форд и Артур вылетели в открытый космос, как пробки из пугача.
Глава 8
Галактический Путеводитель – книга во всех отношениях замечательная. Множество редакторов много лет составляли и много раз дополняли его. Он содержит сведения, полученные от бесчисленных путешественников и исследователей.
«Введение» в Галактический Путеводитель начинается так:
«Космос», – говорится там, «велик. Действительно велик. Вы просто не поверите, насколько обширно, огромно, умопомрачительно велик космос. Вот что мы имеем в виду: вы, возможно, думаете, что до ближайшей закусочной далеко, но для космоса это ничего не значит. Слушайте же…» и так далее.
(Через несколько страниц Путеводитель успокаивается, и стиль становится не таким восторженным, и начинаются вещи, которые действительно надо знать, например: что жители сказочно прекрасной планеты Вифселамин настолько обеспокоены все возрастающей эрозией, вызванной тем, что ежегодно ее посещают десять миллиардов туристов, что любое несоответствие между весом того, что вы съели, и того, что вы выделили во время пребывания на планете, вычитается из веса вашего тела хирургическим путем, когда вы уезжаете, так что каждый раз, когда вы идете в вифселаминский туалет, жизненно необходимо получить специальную справку.) Впрочем, если уж откровенно, умы, лучшие чем автор «Введения» к Путеводителю, оказывались неспособны постичь огромность расстояний между звездами. Некоторые пытаются продемонстрировать ее, предлагая умопомрачительные модели типа «горошина в Лондоне и орешек в Йоганнесбурге».
А дело в том, что расстояние между звездами не умещаются в человеческом воображении.
Даже свет, движущийся с такой скоростью, что большинству цивилизаций требуются тысячи лет, чтобы осознать, что он вообще движется – даже свет идет от звезды от звезде не мгновенно. Он идет 8 минут от звезды Соль до того места, где обычно была Земля, и на 4 года больше – до ближайшей звездной соседки звезды Соль, Альфа Проксимы.
На другой конец Галактики, скажем, до Дамограна, свет идет гораздо дольше: пятьсот тысяч лет.
Рекорд скорости для попутника на этой дистанции – немного меньше пяти лет, но на такой скорости не много чего увидишь по дороге.
Галактический Путеводитель сообщает, что если вдохнуть побольше воздуха, можно выжить в открытом космосе тридцать секунд. Далее в нем, тем не менее, говорится что, поскольку речь идет о космосе, а он умопомрачительно велик, вероятность появления космического корабля и спасения за эти тридцать секунд представляет отношение 1 к 2 в степени двести шестьдесят семь тысяч семьсот девять.
По сногсшибательному совпадению это число также – телефон одной квартиры в Айлингтоне, где Артур однажды был на развеселой вечеринке, и где встретил очень симпатичную девушку, которую после вечеринки не проводил домой – она ушла с незнакомцем, явившимся без приглашения.
Хотя планета Земля, квартира в Айлингтоне и телефон теперь уничтожены, приятно знать, что в какой-то незначительной мере они увековечены тем, что через двадцать девять секунд Форд и Артур были спасены.
Глава 9
Компьютер встревоженно задребезжал себе под нос, заметив что входной люк отворился и закрылся сам собой, без всякой видимой причины.
Это случилось потому, что Причина как раз «только что вышла».
В Галактике появилась дыра. Она была длиной в одну никакую секунды, шириной в одну никакую миллиметра, а от одного ее конца до другого было вполне достаточно миллионов световых лет.
Прежде чем она снова затянулась, из нее вывалились кучи бумажных шапок и тучи воздушных шариков, и рассеялись в пространстве. Из нее выпали семеро специалистов по сбыту, каждый метр ростом, и умерли – половина от отсутствия воздуха, половина от удивления. 239 тысяч порций яичницы-глазуньи вылетели из нее, и в виде вязкой кучи материализовались в пораженной страшным голодом стране Погрил, что на планете системы Панзель.
Все племя погрилов вымерло от голода, кроме одного, последнего из погрилов, который умер несколькими неделями позже от отравления холестерином.
Одна никакая секунды, которую существовала эта дыра, отражалась во времени снова и снова, двигаясь самым неправдоподобным образом. Случайно где-то в темных глубинах прошлого она серьезно повредила маленькую группу атомов, что плавали в стерильной космической пустоте, и это привело к тому, что они стали объединяться в самые невероятные молекулы. Эти молекулы быстро научились воспроизводиться (и это только часть того, что в этих молекулах было невероятно), а в дальнейшем вызывали многочисленные неприятности, на какую бы планету ни попадали. Так началась жизнь во Вселенной.
Пять диких Мальстремов Причин и Следствий завихрились в диком урагане беспричинности и выплюнули мостовую.
На мостовой лежали Форд Префект и Артур Дент, задыхаясь, словно рыбы, выброшенные на берег.
– Ну вот, – выдохнул Форд, пытаясь вцепиться ногтями в тротуар, который на полном ходу несся к Третьему Пределу Неизвестности. – Я же тебе говорил, что что-нибудь придумаю.
– Ну конечно, – отозвался Артур, – конечно.
– Отличная идея, – продолжал Форд, – разыскать корабль, который пролетал мимо, и спастись.
Настоящая Вселенная болезненно скрючилась под ними. Разнообразные фальшивки безмолвно прыгали вокруг, словно горные козлы. Поддельные Вселенные рождались и умирали, изрыгая пространство-время, словно полупереваренные куски творожных сырков с изюмом. Время цвело пышным светом, материя усыхала. Наибольшее простое число стекло в уголок и навсегда спряталось подальше.
– Прекрати, – сказал Артур, – шансов за это было – один из …черт знает какого астрономического числа.
– Не придирайся, сработало ведь, – ответил Форд.
– На каком мы корабле? – спросил Артур, и под ними в зевке открылась бездна вечности.
– Не знаю. Я еще не открыл глаза.
– Я тоже.
Вселенная подпрыгнула, застыла, вздрогнула и бросилась на все, самые невозможные, стороны.
Артур и Форд открыли глаза и огляделись в немалом удивлении.
– Великий Боже, – сказал Артур, – в точности похоже на берег моря в Дувре.
– Черт, рад слышать, что ты так говоришь, – облегченно вздохнул Форд.
– Почему?
– Потому что я думал, что, должно быть, схожу с ума.
– Может, и сходишь. Может, ты только подумал, что я это сказал.
Форд обдумал это.
– Ну, так говорил ты это или нет? – спросил он.
– Мне так кажется, – ответил Артур.
– Что ж, может, мы оба сходим с ума.
– Точно. Нужно совсем сойти с ума, чтобы подумать, после всего, что произошло, что это Дувр.
– Ладно, а ты как считаешь – это Дувр?
– Ну да.
– Я тоже так думаю.
– Значит, мы точно сошли с ума.
– Самый подходящий денек.
– Несомненно, – сказал сумасшедший прохожий.
– Кто это был? – спросил Артур.
– Кто – вон тот пятиголовый с кустом бузины?
– Да. У него куст еще увешан селедками.
– Не знаю. Так, кто-то…
– А…
Оба они сидели на мостовой, и обоим было как-то не по себе. Дети огромного роста тяжело шлепали по мокрому песку, а дикие лошади громыхали копытами в небе, торопясь доставить свежие запасы усиленных поручней для ограды районов Неуверенности.
– Знаешь, – Артур нервно кашлянул, – если это Дувр – что-то с ним не так.
– Ты о том, что море неподвижно, а дома поднимаются и опускаются? – отозвался Форд. – Да, я тоже подумал, что это странно. Вообще, – продолжал он (в это время Дувр с оглушительнейшим треском разломился на шесть равных частей, и эти части заплясали вокруг друг друга, образуя самые распущенные и непристойные комбинации), – происходит что-то очень странное.
Взвыли волынки и задребезжали струны на ветру, мостовую усыпало горячими каштанами по десять пенсов штука, с неба посыпались кошмарные зубастые рыбы, и Артур и Форд бросились в укрытие.
Они пробились сквозь тяжелые завесы звука, горы древней мысли, долины душещипательной музыки, распродажи рваных ботинок и сломанных ракеток, и внезапно услышали голос. Судя по голосу, говорила молодая девушка.
Голос звучал вполне осмысленно, но сказал только: – Один к двум в степени сто тысяч. Снижается, – и все.
Форд поскользнулся на луче света, он обернулся, пытаясь найти источник голоса, но не увидел ничего, во что действительно смог бы поверить.
– Что это за голос? – крикнул Артур.
– Не знаю, – завопил в ответ Форд. – Не знаю! Похоже на измерение вероятности.
– Вероятности? В каком смысле?
– Вероятность. Ну знаешь, как один к двум, один к трем, четыре к пяти. А здесь один к к двум в стотысячной степени. Это крайне невероятно.
В небе без всякого предупреждения опрокинулась цистерна литров на миллион, и из нее хлынул заварной крем.
– Но что это значит? – кричал Артур.
– Что, крем?
– Нет, измерение невероятности!
– Не знаю. Ничего не знаю. Мы вроде бы на каком-то корабле.
– Я могу сказать одно, – заявил Артур, – это каюты не первого класса.
Тонкая пленка пространства-времени вспучилась и пошла пузырями. Огромными жуткими пузырями.
– Аа-уррppp-бхх, – сказал Артур, почувствовав, что его тело размягчается и изгибается во всяческих невероятных направлениях. – Дувр, кажется, тает… звезды крутятся… пыльная буря… и ноги мои плывут в закат… и левая рука покинула меня… – Ему в голову влетела жуткая мысль:
– Черт побери, – спросил он, – а как же я теперь подстрою свои электронные часы? – Он отчаянно пытался увидеть Форда.
– Форд, – сказал он, – ты превращаешься в пингвина. Прекрати.
Снова прозвучал голос.
– Один к двум в степени семьдесят пять тысяч. Снижается.
Форд яростно заметался в своей клетке.
– Эй, кто вы? – запищал он. – Где вы? Что происходит и можно ли это остановить?
– Пожалуйста, успокойтесь, – ответил голос, любезный, словно голос стюардессы на воздушном лайнере с одним оставшимся крылом и двумя моторами, один из которых уже догорает, – вы в полной безопасности.
– Не в этом дело! – безумствовал Форд. – Дело в том, что вместо меня в полной безопасности какой-то пингвин, а мой приятель вон там весьма быстро теряет конечности!
– Все в порядке, они ко мне вернулись, – вставил Артур.
– Один к двум в степени пятьдесят тысяч. Снижается, – сказал голос.
– Следует признать, – продолжал Артур, – что они несколько длиннее, чем я обычно ношу, но…
– Неужто вы не чувствуете, – Форд захлопал крыльями в бессильной ярости, – что должны нам хоть что-нибудь объяснить?
Голос откашлялся. Гигантский птифур скачками умчался к горизонту.
– Добро пожаловать, – сказал голос, – на Звездный Корабль «Золотое Сердце».
Голос продолжал.
– Просим не беспокоиться из-за того, что вы видите или слышите вокруг. Первоначальные побочные эффекты неизбежны, так как вы были спасены от верной смерти при уровне невероятности один к двум в степени двести шестьдесят семь тысяч, возможно, много выше. Сейчас мы продолжаем полет на уровне один к двум в степени двадцать пять тысяч, невероятность снижается, и мы вернемся к нормальному уровню, как только выясним наверняка, что можно считать нормальным. Спасибо. Один к двум в степени двадцать тысяч. Снижается.
Голос замолк.
Форд и Артур оказались в небольшой комнате со светящимися розовыми стенами.
Форд был дико возбужден.
– Артур, это фантастика! Нас подцепил корабль с Бесконечно Невероятностным Полетом! Этого не может быть! Слухи о нем давно ходили! Официально их опровергали, но, значит, они все-таки построили его! Они изобрели Невероятностный Полет! Артур, ведь это… Артур! Что происходит?
Артур прижался к двери, пытаясь закрыть ее, но она была плохо подогнана. Оставались широкие щели, и сквозь них просовывались маленькие мохнатые ручки с пятнами краски на пальцах; слышались пискливые безумные голоса.
Артур взглянул на Форда.
– Форд! – выговорил он, – там, снаружи, бесконечно много обезьян. И они хотят обсудить с нами «Гамлета», который у них получился.
Глава 10
Бесконечно Невероятностный Полет – новый великолепный способ преодоления громадных межзвездных расстояний всего за одну никакую секунды без утомительного тыканья вслепую в гиперпространстве.
Он был открыт по счастливой случайности, а после доработки исследовательской группой Галактического Правительства на Дамогране стал общепринятой формой передвижения.
Вот, вкратце, история его открытия.
Принцип производства конечной невероятности в небольших количествах просто путем подключения логических цепей суб-мезонного Мозга-Шмелютки 57 к атомному векторному графопостроителю в среде, обеспечивающей сильное броуновское движение (например, в большой чашке горячего крепкого чаю), был, конечно, достаточно известен, и такие генераторы часто использовались, чтобы поднять настроение на вечеринках – когда такой генератор включался, все молекулы нижнего белья хозяйки вдруг одновременно смещались по полметра влево, в соответствии с Теорией Неопределенности.
Многие уважаемые физики заявляли, что они терпеть не могут подобного шарлатанства – отчасти, потому, что это подрывало научные устои, но в основном потому, что их на такие вечеринки не приглашали.
Раздражало их не только это, но и постоянные неудачи при попытках создать устройство, способное генерировать поле Бесконечной Невероятности, необходимое для прыжка космического космического кораябли через умопомрачающие межзвездные расстояния. В конце концов они ворчливо объявили о точно установленной невозможности создания подобного устройства.
Потом один студент, который однажды пытался убирать в лаборатории после особенно неудачного опыта, стал рассуждать следующим образом:
Если, думал он, невозможность создания такого устройства точно установлена, то оно (создание) должно иметь конечную невероятность. Так что все, что нужно, чтобы его создать – это точно вычислить, насколько это невероятно, заложить этот показатель в генератор Конечной Невероятности, заварить чай покрепче… и включить генератор.
Так он и сделал, и был немало поражен тем, что ему удалось создать тот самый генератор Бесконечной Невероятности, который так долго не удавалось создать, из самых что ни на есть подручных средств.
Еще более он был поражен, когда сразу после того, как он был награжден Премией Галактического Института за Самый Выдающийся Интеллект, его линчевала разъяренная толпа уважаемых физиков, которые в конце концов осознали, что единственное, чего они действительно не могли терпеть – это сообразительный человек.
Глава 11
Защищенная от невероятности контрольная рубкаЗолотого Сердца выглядела, как рубка самого обычного космического корабля, только она была абсолютно чистой, потому что сам корабль был совсем новенький. С некоторых кресел еще даже не сняли пластиковую обертку. Рубка большей частью была белой, продолговатой, размером с небольшой ресторанчик. Она не была прямоугольной – стены слегка изгибались двумя параллельными кривыми. Честно говоря, намного проще и практичнее было бы построить рубку обычной прямоугольной формы, но тогда бы дизайнеры спятили от скуки. Поэтому все прямые углы превратились в мясисто изогнутые кривые.
Рубка выглядела так, словно все в ней предназначалось для работы: большие экраны над панелью управления, навигационные системы на вогнутой стене, и компьютерная панель на выпуклой стене. В углу сидел робот, уткнув начищенную металлическую голову в начищенные металлические колени. Он тоже был совсем новый, но, хотя был очень красиво сделан и начищен, почему-то выглядел так, словно части отдаленно человеческого по форме тела были плохо подогнаны друг к другу. На самом деле они были отлично подогнаны, но все равно казалось, что они могли бы подходить лучше.
Зафод Библброкс нервно шагал по рубке, время от времени поглаживая разные блестящие штучки, и возбужденно хихикал.
Триллиан сидела у дисплея, считывая данные. Ее голос передавался по всему кораблю.
– Один к пяти, снижается, – говорила она, – один к четырем, снижается… один к трем… к двум… показатель вероятности один к одному… уровень нормальный, повторяю, уровень нормальный. – Она выключила микрофон, снова включила его и, слегка улыбнувшись, продолжила: – Если вас еще что-то беспокоит, это уже ваши проблемы. Пожалуйста, не волнуйтесь. За вами скоро придут.
Зафод раздраженно спросил: – Кто они, Триллиан? – Триллиан повернулась к нему и пожала плечами. – Двое каких-то парней. Мы их, кажется, подобрали в открытом космосе. Сектор ZZ, Z Плюс, Альфа.
– Конечно, идея неплохая, – ворчал Зафод, – но ты думаешь, это разумно в нашем положении? Я имею в виду, что мы в бегах и вообще, и половина полицейских всей Галактики несется по следу, а мы останавливаемся, чтобы кого-то подвезти. Нет, конечно, что до манер, тут ты попала в десятку, но надо же сначала думать, а потом делать!
Он раздраженно забарабанил пальцами по панели управления. Триллиан мягко убрала его руку с панели, чтобы он случайно не включил что-нибудь не то.
Каковы бы ни были качества Зафода – включая стремительность, браваду, самонадеянность – но двигался он как медведь, и вполне мог взорвать весь корабль, неосторожно махнув рукой. Триллиан давно начала подозревать, что главной причиной бесшабашно удачливой жизни Зафода было то, что он никогда до конца не понимал, что он делает.
– Зафод, – терпеливо сказала она, – они летали без всякой защиты в открытом космосе… ты бы не хотел, чтобы они умерли, так ведь?
– Ну, знаешь… нет. Не так, конечно, но…
– Не так? Умереть не так? Но? – Триллиан насмешливо склонила голову.
– А может, их кто-нибудь еще подобрал бы…
– Еще секунда, и они были бы уже мертвы.
– Вот-вот, значит, если бы ты подумала над этим вопросом получше, проблемы бы вообще не было.
– А ты был бы рад, если бы они умерли?
– Ну, знаешь… не так уж рад, но…
– И вообще, – сказала Триллиан, повернувшись к дисплею, – я их не подбирала.
– Это как? Кто же их тогда подобрал?
– Корабль.
– А?
– Корабль. Сам по себе.
– А?
– Когда мы летели в бесконечной невероятности.
– Но это невозможно.
– Нет, Зафод. Просто очень, очень невероятно.
– Э-э… а… ну да.
– Вот что, Зафод, – Триллиан похлопала его по плечу. – Не беспокойся о попутниках. Считай, что это просто мои знакомые, которых я здесь поджидала. Я пошлю туда робота, чтобы их привести. Эй, Марвин!
Робот в углу вздернул голову кверху, но затем бессильно уронил ее обратно в колени. Он с огромным трудом поднялся на ноги – так, словно был килограмма на три тяжелее, чем на самом деле. Дальнейшие его действия сторонний наблюдатель описал бы как героическую попытку пересечь рубку. Робот остановился перед Триллиан и уставился сквозь ее левое плечо.
– Я думаю, вам следует знать, что я в глубокой депрессии, – сказал он. Его голос был низок и безнадежен.
– О Боже, – простонал Зафод и рухнул в кресло.
– Ну вот, – бодро-сочувственно ответила Триллиан, – тогда займись делом. Оно отвлечет твои мозг от мрачных мыслей.
– Не отвлечет, – прогнусавил Марвин. – У меня исключительно большой мозг.
– Марвин! – предупредила Триллиан.
– Отлично, – сказал Марвин, – что вам от меня нужно?
– Спустись во входной шлюз номер два и приведи сюда под наблюдением двух попутников.
Паузой в одну микросекунду и точно рассчитанным микроизменением тембра
– обидеться вроде бы и не на что – Марвину удалось передать ужас и крайнее отвращение по отношению ко всем делам человеческим.
– И все? – проговорил он.
– Да, – твердо заявила Триллиан.
