Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Координаты чудес - Детективное агентство Дирка Джентли (Дирк Джентли - 1)

ModernLib.Net / Художественная литература / Адамс Дуглас Ноэль / Детективное агентство Дирка Джентли (Дирк Джентли - 1) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Адамс Дуглас Ноэль
Жанр: Художественная литература
Серия: Координаты чудес

 

 


      Возможно, подумал Монах, ему первому посчастливилось сделать это великое историческое открытие. Если он вернется в город и расскажет о своей находке, в него снова поверят и возьмут обратно, заменят материнскую плату и позволят верить... верить... во что?
      Он задумался, моргая и тряся головой, стараясь все снова поставить на место в своем расшатавшемся механизме, исправить возникший роковой изъян.
      Наконец он совладал с собой. Нет, он верит в существование двери и должен найти ее. Эта дверь - путь, ведущий... Нет, это просто ПУТЬ.
      Большие буквы сами собой все объясняют, когда нет иного аргумента.
      Монах натянул поводья и, понукая лошадь, продолжил спуск в долину. После нескольких минут сопряженного с немалыми трудностями спуска они наконец оказались на дне долины.
      Здесь Монах в смятении обнаружил, что коричневый высохший грунт долины действительно покрыт слоем бледно-розовой тонкой пыли. Особенно много ее было на склонах грязевого ручья, в который в засуху превращалась довольно полноводная в сезон дождей река.
      Монах спешился и, захватив горсть пыли, медленно просеял ее сквозь пальцы. Она была легкой и приятной на ощупь. Он вдруг втер ее в кожу руки и убедился, что пыль лишь чуточку светлее его кожи. Лошадь глядела на него своими большими глазами, и только сейчас он подумал, что ее, должно быть, мучит жажда. Ему самому давно хотелось пить, но он старался не думать об этом. Он отстегнул от седла флягу, которая была пугающе легкой. Открыв ее, он отпил глоток и отлил немного воды на ладонь, чтобы напоить лошадь. Та жадно и быстро стерла влагу с его ладони сухими, шершавыми губами и снова посмотрела на него.
      Монах печально покачал головой, завинтил крышку фляги и снова прикрепил ее к седлу. Той небольшой частью своего разума, которая хранила фактическую и логическую информацию, он понимал, что вскоре воды во фляге не останется, а затем не станет и его с лошадью. Лишь вера заставляла его двигаться вперед. Теперь это была вера в ДВЕРЬ.
      Он отряхнул розовую пыль со своей грубой одежды и еще какое-то время смотрел, не двигаясь, на камни в ста ярдах от него, чувствуя странную дрожь. Хотя основной сектор его электронного мозга твердо верил в то, что за камнями он найдет дверь, а значит, и путь дальше, другая, малая частица его сознания, подсказывавшая, сколь опасно остаться без воды, напоминала об уже испытанных разочарованиях и посылала слабые, еле ощутимые сигналы тревоги.
      Если он решит не искать дверь, откажется увидеть ее, он никогда не избавится от веры в то, что она существует. Эта вера будет магнитом, вечно притягивающим его. На всю его жизнь, вернее, на то короткое время, что ему еще осталось. Так подсказывала та малая частица сознания, что предупреждала экономить воду во фляге.
      Если он поступит иначе и все же подойдет к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и вдруг увидит, что ее там нет?.. Что тогда?
      Лошадь нетерпеливо заржала.
      Ответ, в сущности, был прост. Разве в его электронной схеме не заложены все решения этой проблемы, ведь в этом его функция? Что бы там ни было, он будет верить вопреки фактам, иначе какой смысл в вере, для чего она?
      Дверь должна быть там, даже если ее там нет.
      Монах собрался с духом. Там она или нет, он должен ее найти, потому что дверь - это путь куда-то.
      Вместо того чтобы снова сесть на лошадь, он, держа ее под уздцы, повел ее за собой. Путь к двери был недолгим. Монах приближался к ней смиренно, медленным торжественным шагом. Наконец он был у цели. Обогнув выступ, он поднял глаза.
      Дверь была там.
      Лошадь, следует отметить, тоже выразила сдержанное удивление.
      В благоговейном страхе Монах упал на колени. Приготовившись к разочарованию, он не был готов к тому, что дверь будет на месте. Он смотрел на нее, чувствуя, как в его голове что-то щелкнуло и сдвинулось.
      Такую дверь он видел впервые. Единственные двери, которые он знал до сих пор, были высокими, из легированной стали. За ними надежно хранились видеомагнитофоны, посудомоечные машины и Электрические Монахи. Эта же дверь была не выше его роста, деревянная, совершенно неказистая на вид. Она была белого цвета, с круглой медной ручкой и прорублена в скале. Ни происхождение, ни назначение ее не были ему известны.
      Набравшись смелости, напуганный Монах встал с коленей и, таща за поводья лошадь, с опаской приблизился к двери и коснулся ее. Привычного сигнала не последовало. Монах в страхе отпрянул назад. Через мгновение он снова коснулся двери и легонько нажал на нее.
      После этого он наконец отважился коснуться медной ручки, все еще ожидая сигнала. Подождав еще немного, Монах осторожно повернул ручку и почувствовал, как легко она поддается. Затаив дыхание, он испуганно переждал. Ничего. Тогда он потянул дверь на себя, и она открылась. Заглянув в щель чуть приоткрытой двери, Монах ничего не увидел в полутьме, ибо его глаза были все еще ослеплены ярким солнечным светом. Наконец, сгорая от любопытства и почти ничего не соображая от непроходящего удивления, он вошел в дверь, ведя за собой лошадь.
      Несколькими минутами позже человек, притаившийся за камнями, перестав втирать в лицо пыль, поднялся во весь рост, потянулся и, отряхивая одежду, тоже направился к двери.
      6
      В стране Ксанад благословенной
      Дворец построил Кубла Хан.
      Читавший, несомненно, придерживался канонов той школы декламаторского искусства, которая полагает, что значимость и величие стиха наилучшим образом передаются с помощью доведенной до абсурда экспрессии. Голос чтеца то драматически взмывал ввысь, то стремительно падал, и тогда казалось, будто слова в испуге разбегаются, стремясь поскорее нырнуть в какое-нибудь укрытие.
      Где Альф бежит, поток священный,
      Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
      Впадает в сонный океан...
      Ричард, расслабившись, откинулся на стуле. Слова поэмы, хорошо знакомые каждому питомцу колледжа св.Седда, не обременяли память.
      К традиционным чтениям поэмы "Кубла Хан" в колледже относились серьезно и торжественно, несмотря на то что всем было известно, что великая поэма родилась в фантасмагорических сновидениях поэта под воздействием сильных болеутоляющих средств.
      Рукопись ее бережно хранилась в библиотеке колледжа и извлекалась из сейфов лишь для того, чтобы быть прочитанной на юбилейном обеде в память о великом Сэмюэле Тейлоре Кольридже.
      На десять миль оградой стен и башен
      Оазис плодородный окружен,
      Садами и ручьями он украшен.
      В нем фимиам цветы струят сквозь сон,
      И древний лес, роскошен и печален,
      Блистает там воздушностью прогалин.
      Ричард гадал, надолго ли затянется эта церемония, но, взглянув украдкой на читавшего декана, с тревогой понял, что тот полон решимости ни на йоту не отступать от установленного ритуала. Манера декламации с завыванием вначале раздражала Ричарда, но затем, как ни странно, стала успокаивать. Его взгляд лениво остановился на ручейке растаявшего воска, стекавшего со свечи, которая неверным светом освещала остатки трапезы на столе.
      Но между кедров, полных тишиной,
      Расщелина по склону ниспадала.
      О никогда под бледною луной
      Так пышен не был тот уют лесной,
      Где женщина о демоне рыдала.
      Несколько глотков красного вина, выпитые за обедом, приятно согрели и расслабили тело, и вскоре мысли Ричарда разбежались. Почему-то вспомнился вопрос, неожиданно заданный профессором в конце обеда, и Ричард сам задумался над ним. Действительно, куда подевался его бывший... Да и был ли он его другом? Вспомнилась не сама его персона, а скорее цепь самых невероятных событий и обстоятельств, связанных с ним. В самой мысли о возможности подобных друзей не было ничего невероятного, но суть была в том, что их дружба противоречила всякому принципу совместимости.
      Свлад Чьелли, известный в колледже как Дирк. Нет, скорее печально известный. О нем говорили, его общества искали, это верно. Но это не имело ничего общего с популярностью. Нельзя сказать, что катастрофа на автостраде популярна, потому что все сбегаются на нее поглазеть. Никто, однако, не стремится подойти слишком близко к бушующему пламени.
      Так было и со Свладом Чьелли, бесславно знаменитым Дирком, в его студенческие годы.
      От среднего кембриджского студента Дирка отличало более плотное телосложение и пристрастие к головным уборам, хотя из таковых он имел всего лишь одну-единственную шляпу, но умудрялся носить ее с шиком, обычно мало присущим молодым людям его возраста. Эта шляпа заслуживала того, чтобы сказать о ней особо. Темно-бордового цвета, круглая, с прямыми полями и низкой тульей, она ежесекундно могла менять свое место на голове владельца, неизменно, однако, сохраняя горизонтальное положение. По элегантности формы и дерзости принимаемых положений ей следовало бы быть не банальным головным убором, а, скажем, предметом интерьера. Например, она великолепно смотрелась бы как абажур на ночной лампе.
      Свлад Чьелли как магнит притягивал к себе всех, кто готов был слушать его бесконечные опровержения того, что, согласно неизвестно кем пущенным слухам, с ним якобы происходило. Правда, иного источника слухов, кроме его собственных опровержений, установить так и не удалось.
      Все слухи неизбежно связывались с некоей таинственной силой, которую он унаследовал от матери, уроженки далекой Трансильвании. Он не подтверждал, более того, горячо и гневно опровергал все домыслы, считая их сущей выдумкой, нелепицей, нонсенсом.
      Так, например, он категорически отрицал, что в его роду могла быть такая нечисть, как летучие мыши-вампиры, и грозился привлечь к ответу каждого, кто посмел бы утверждать подобное. И тем не менее его широкое кожаное пальто с разлетающимися полами делало его удивительно похожим на летучую мышь, а в своей спальне он установил гимнастический снаряд странной формы, на котором временами висел, как он утверждал, для укрепления позвоночника. Иногда днем, а чаще по вечерам, он позволял невзначай застать себя висящим на снаряде вниз головой. Он не видел в этом ничего из ряда вон выходящего и не связывал это с распространяемыми о нем сплетнями.
      С помощью верно рассчитанных опровержений ему удалось создать вокруг себя некий ореол таинственности, иногда порождавший самые невероятные догадки, как то, что он медиум, маг, телепат, вещун, ясновидящий и даже "психосасическая" летучая мышь-вампир. Что означает слово "психосасическая", никто, разумеется, не знал. Дирк просто сам его выдумал и сам же решительно отрицал, что знает, что это такое.
      Пленительное место! Из него
      В кипень беспрерывного волненья
      Земля, как бы не в силах своего
      Сдержать неумолимого мученья,
      Роняла вниз обломки, точно звенья
      Тяжелой цепи...
      Дирк всегда был без гроша в кармане. Но в один прекрасный день все переменилось.
      И все с легкой подачи его сокурсника, соседа по комнате, студента по имени Мендер. Если на то пошло, Дирк сам его заприметил и выбрал соседом, угадав в нем доверчивую и простодушную натуру.
      Именно Мендер обнаружил, что, выпив, Дирк разговаривает во сне. Но главное даже не в этом - с кем такого не бывает. Главное в том, что он говорил во сне. Например: "Открытие торговых путей..." м-м... - невнятное бормотание - "...стало поворотным моментом в истории развития империи..." х-р-р... "Студент, отвечайте!"
      Как град или мякина под цепом.
      Услышав впервые сонное бормотание Дирка, Мендер замер на постели. Было это перед самыми экзаменами, и то, что бормотал во сне Дирк, чертовски напоминало билеты по экономической истории.
      Тихонько встав, Мендер осторожно приблизился к постели Дирка, но ничего, кроме нескольких отрывочных фраз о Шлезвиг-Гольштейне и франко-прусской войне, более не разобрал, ибо Дирк уткнулся лицом в подушку.
      Новость, однако, распространилась немедленно - тихо, незаметно, но неумолимо, как пожар в саванне.
      ...меж этих скал,
      Где камень с камнем бешено плясал,
      Рождалося внезапное теченье,
      Поток священный быстро воды мчал...
      Весь последующий месяц Дирка наперебой приглашали в гости, щедро кормили и поили в надежде, что во сне он выдаст тайну билетов предстоящей экзаменационной сессии. Но, странным образом, чем обильнее были яства и чем тоньше вина, тем меньше он вещал в свою подушку.
      Задачей Дирка было, не признаваясь в своих якобы необыкновенных способностях, наивыгоднейшим образом использовать ситуацию. Поэтому он с еще большей энергией и даже раздражением опровергал все и отказывался говорить на эту тему.
      И пять миль, изгибами излучин,
      Поток бежал, пронзив лесной туман,
      И вдруг, как бы усилием замучен,
      Сквозь мглу пещер, где мрак от влаги звучен,
      В безжалостный впадал он в океан.
      И из пещер, где человек не мерял
      Ни призрачный объем, ни глубину,
      Рождались крики: вняв им, Кубла верил,
      Что возвещают праотцы войну!
      Так же яростно он отрицал, что слышит музыку во сне, и тем не менее случайно напеваемые им во сне мотивы через пару недель кто-то превращал в шлягеры. Впрочем, организовать это не составляло большого труда.
      Итак, при минимальных усилиях Дирку вполне удавалось поддерживать созданные о нем мифы. Он был ленив, поэтому предоставил доверчивым простакам самим все делать за него. Лень была спасением, ибо если бы кому-нибудь взбрело в голову с пристрастием изучить его паранормальные деяния, немедленно возникли бы сомнения, потребовавшие объяснений. Но чем туманнее и неопределеннее звучали его "пророчества", тем охотнее все спешили принимать желаемое за действительное.
      На первый взгляд казалось, что Дирк ничего от этого не имеет. Но для нищего студента пообедать и выпить за чужой счет - не так уж мало, если сесть да подсчитать.
      Однако он всегда все отрицал.
      И тем не менее снял в итоге неплохой навар.
      И тень чертогов наслажденья
      Плыла по глади влажных сфер,
      И стройный гул вставал от пенья,
      И странно слитен был размер
      В напеве влаги и пещер.
      - Святые небеса!.. - вздрогнул профессор и проснулся. Он действительно задремал. Выпитое за обедом вино разморило его, а монотонный голос чтеца окончательно убаюкал. Испуганно оглянувшись, профессор успокоился, увидев, что вокруг ничего не изменилось. Слова поэмы Кольриджа медленно плыли в согретом свечами воздухе, наполняя звуками тишину огромного зала. Поежившись, профессор приготовился снова погрузиться в дремоту. Однако он решил не выключаться полностью.
      Стройно-звучные напевы
      Раз услышал я во сне
      Абиссинской нежной девы,
      Певшей в ясной тишине,
      Под созвучья гуслей сонных,
      Многопевных, многозвенных,
      Ливших зов струны к струне.
      О когда б я вспомнил взоры
      Девы, певшей мне во сне
      О Горе святой Аборы...
      Дирк все же дал уговорить себя на сеанс гипноза, во время которого он должен был назвать все экзаменационные билеты предстоящей летней сессии.
      Идею подал он сам, когда стал перечислять то, чего никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что не сделал бы, разве только в крайнем случае, чтобы наконец решительно доказать, что у него нет сверхъестественных способностей, которые ему все время приписывают.
      Подготовив таким образом почву, Дирк согласился на подобный эксперимент: раз и навсегда доказать, что все распускаемые о нем слухи это нелепые выдумки, домыслы и еще Бог знает что. Хорошо, он в состоянии гипноза напишет экзаменационные билеты с предполагаемыми вопросами, затем запечатает их в конверт и сдаст на хранение в банк. Конверт будет вскрыт только после экзаменов.
      Неудивительно, что после этого Дирку стали поступать во множестве предложения: за неплохое вознаграждение дать хоть одним глазком взглянуть на билеты. Дирк был шокирован, назвав подобные предложения _недостойными_...
      Дух мой вспыхнул бы в огне,
      Все возможно было б мне.
      В полнозвучные размеры
      Заключить тогда б я мог
      Эти льдистые пещеры
      Этот солнечный чертог.
      Вскоре однокурсники, встречая Дирка в городе, заметили его мрачный и озабоченный вид. Сначала он отмахивался от всяческих расспросов о причине угнетенного вида, а затем невзначай кому-то поведал, что его матери требуется весьма сложное зубопротезное лечение, стоящее немалых денег. Какое именно, тут он не пожелал довериться посторонним, но признался, что у них с матерью таких денег нет.
      С этого момента обмен добровольных взносов в фонд лечения матери Дирка на возможность познакомиться с экзаменационными билетами стал делом простым и хорошо налаженным. Все шло как по маслу, без шума и ажиотажа.
      Когда же выяснилось, что нужный протез может изготовить только лишь один-единственный дантист, тоже выходец из стран Восточной Европы, ныне проживающий в Малибу, то не понадобилось ни слова, ни намека, чтобы взносы резко возросли.
      Дирк по-прежнему отрицал свои сверхъестественные способности: их, мол, у него никогда не было, он-де пошел на это, только чтобы развеять заблуждения, но если кто-то продолжает верить в то, во что он не верит сам, он готов дать ему шанс удостовериться еще раз, но против добровольных взносов не возражал, ради бедной мамы разумеется.
      Он верил, что с честью выйдет из этой ситуации. Он так полагал.
      И крик пронесся б, как гроза:
      Сюда, скорей сюда, глядите,
      О как горят его глаза!
      Экзаменационные билеты, которые Дирк записал под гипнозом, в сущности, были плодом минимальных изысканий, которые под силу любому студенту, - он просмотрел билеты прежних сессий, сопоставил с предполагаемыми нынешними, а потом сделал выводы. Дирк не сомневался в высоком проценте совпадений, что вполне могло удовлетворить доверчивых простаков, но добавил для страховки небольшое количество оплошностей, чтобы все выглядело вполне естественным и не вызвало подозрений.
      Все, казалось, получилось наилучшим образом. Он так Думал.
      Каково же было его потрясение, когда проданные им билеты поразительно совпали с официально утвержденными кафедрой. Профессура была в шоке, а для Дирка все закончилось изгнанием из колледжа и неприятным путешествием на твердой задней скамье фургона "Черная Мария".
      Да, совпадение было полным, слово в слово и до последней запятой. Бывает же такое!..
      Перед песнопевцем взор склоните,
      И этой грезы слыша звон,
      Сомкнемся тесным хороводом,
      Затем, что он воскормлен медом
      И млеком рая напоен!
      А затем последовала свистопляска в прессе. Сначала его представили мошенником, потом талантом, с тем чтобы снова изобличить как мошенника. Споры длились с переменным успехом, пока прессе и публике не надоело и они не накинулись на новый лакомый кусок - бильярдного шулера, умело объегоривавшего своих партнеров в бильярдном клубе.
      В течение последних лет Ричард не раз встречал Дирка, и каждый раз тот приветствовал его сдержанной полуулыбкой, за которой сначала пряталось опасение, что Ричард напомнит ему о каком-нибудь долге, а если этого не происходило, то на его лице появлялись облегчение и надежда - авось удастся выпросить самую малость. Частая смена Дирком фамилий свидетельствовала о том, что Ричард был не единственным, кого он так встречал.
      И каждый раз Ричард чувствовал легкий укол жалости, глядя на того, кто так ярко светил в замкнутом пространстве университетских аудиторий и столь померк при свете обычного дня. Ему снова вспомнился подчеркнуто небрежный вопрос профессора о Дирке, заданный как бы невзначай.
      Ричард посмотрел на слегка похрапывавшего профессора, настороженно молчавшую маленькую Сару, на темную перспективу зала в неверном мерцании свечей, на портреты министров и поэтов, украшавшие стены, и неприятный отсвет их улыбок, на декана филологического факультета, напевно декламировавшего поэму, и на саму поэму "Кубла Хан" в его руках. Наконец, бросив осторожный взгляд на часы, Ричард снова откинулся на спинку стула.
      Чтец начал вторую и самую загадочную часть поэмы...
      7
      Это был последний вечер в жизни Гордона Уэя, а его беспокоило лишь одно: будет или не будет дождь в конце недели. Метеорологическая служба обещала переменную облачность, ночью туман и ясную, хотя и холодную, погоду в пятницу и субботу. В воскресенье во второй половине дня местами возможны дожди. Как раз когда все будут возвращаться в город.
      Все, кроме Гордона Уэя.
      Но об этом в метеосводке ни слова, да и не могло быть. А вот гороскоп это другое дело. Но он сбивал с толку туманными намеками, предсказывал необычную активность планет в его знаке зодиака, предупреждал о необходимости четко отличать мнимо желаемое от абсолютно необходимого и советовал, принимая решения по личным и служебным вопросам, действовать со всей ответственностью и честно. Об одном умолчал гороскоп: еще до исхода дня Гордон Уэй будет мертв.
      Свернув близ Кембриджа с автострады, он остановился перед небольшой автозаправочной станцией, чтобы наполнить бак бензином, но из машины вышел не сразу, а сначала закончил разговор по телефону.
      - О'кей, я позвоню тебе завтра, - сказал он, заканчивая, - или даже сегодня вечером. А то может, сама мне позвонишь? Я буду в коттедже примерно через полчаса. Да, я знаю, насколько важен для тебя этот проект. Хорошо, я понимаю, что это важно, давай поставим на этом точку. Он нужен тебе и он нужен мне. Конечно, нужен. Разве я сказал, что мы перестанем его поддерживать? Просто я считаю, что он слишком дорого обойдется и ко всему этому мы должны подойти со всей ответственностью и честно. Послушай, почему бы тебе не приехать сюда, мы могли бы все обговорить? Да, да, я знаю. Понимаю. Подумай об этом, Кэйт. Поговорим позже. Пока.
      Положив трубку, он еще какое-то время сидел в машине.
      Это был большой, просторный серебристо-серый "мерседес" - из тех, что так любят показывать в целях рекламы, и не только автомобилей. Гордон Уэй, брат Сьюзан Уэй, босс Ричарда Мак-Даффа, - очень богатый человек, основатель и владелец фирмы "Передовые технологии Уэя-2". Головная фирма обанкротилась по самой банальной причине, проглотив все его деньги. К счастью, ему удалось создать новую.
      "Банальная причина" означала, что он стал заниматься компьютерами тогда, когда уже каждый школьник в стране потерял интерес к ящику, который то и дело выходит из строя. Вторая фирма Гордона Уэя занималась уже не компьютерами, а их программным обеспечением. В результате создания двух пакетов программной документации, а "Гимн" ПТУ-2 - один из них (второй, еще более перспективный, так и не был закончен), компания "Передовые технологии" стала единственной английской компьютерной - фирмой, которая упоминалась в одной строке с американскими "Майкрософт" и "Лотос". Строка эта смело могла стать длиннее за счет ПТУ-2, но пока это только начало. Как бы то ни было, но "Передовые технологии Уэя" уже заняли свое место на рынке. А он стал хозяином процветающей фирмы.
      Гордон вложил дискету в стереопроигрыватель. Она вошла с мягким приятным щелканьем, и через мгновение из восьми отлично настроенных колонок в салоне машины зазвучало "Болеро" Равеля. Звук был мягким, объемным и достаточно сильным даже для просторов городского катка. Гордон легонько отбивал такт пальцами по рулевому колесу, поглядывая на щиток, где с экрана приветливо мигали огоньки и возникали крохотные забавные фигурки. Спустя какое-то время Гордон наконец сообразил, что это станция самообслуживания и он никого не дождется. Он вылез из машины.
      Наполнить бак заняло две минуты. Держа в руках патрубок, он ежился и приплясывал от ночного холодка. Закончив заправку, Уэй направился к небольшому неказистому киоску, где расплатился с кассиром за бензин и купил еще парочку местных автомобильных карт. Он сам не заметил, как разговорился с кассиром о перспективах компьютерной индустрии на ближайший год и высказал предположение, что параллельная обработка данных - это ключ к интуитивным находкам в области программного обеспечения, хотя есть немалые сомнения, что исследования по созданию искусственного интеллекта сами по себе, особенно на основе языка ПроЛог, станут в обозримом будущем стимулом создания серьезных коммерческих перспективных систем, по крайней мере на персональных компьютерах. Столь увлекавшие Гордона Уэя перспективы компьютеризации меньше всего волновали кассира.
      - Этот тип просто любил поговорить, - расскажет он потом полиции. Если бы я ушел в туалет и просидел там минут десять, он продолжал бы говорить все это моему кассовому аппарату, а если бы я задержался еще на пятнадцать минут, даю голову на отсечение, что кассовый аппарат не выдержал бы и удрал. Да, я уверен, что это он, - добавил кассир, глядя на фотографию Гордона Уэя. - Правда, я сначала не сразу узнал его, потому что тут у него рот закрыт.
      - Вы уверены, что больше вам ничего не бросилось в глаза? - настаивал полицейский. - Ничего не показалось странным в тот вечер?
      - Нет, я уже вам сказал. Клиент как клиент, вечер как вечер.
      Полицейский странно посмотрел на него.
      - Кстати, если бы я вдруг сделал вот так... - Он неожиданно скосил глаза к переносице, высунул язык и стал приплясывать, крутя указательными пальцами в ушах. - Что бы вы на это сказали?
      - Ну, - нерешительно промолвил кассир, пятясь назад, - сказал бы, что у вас крыша поехала, вот и все.
      - Отлично, - удовлетворился полицейский и спрятал записную книжку. - А то у разных людей бывает разное представление о том, что странно, а что нет. Если вчерашний вечер был для вас, как всякий другой, и ничего странного в нем не было, тогда я шишка под носом у турецкого бея. Нам потом понадобятся ваши письменные показания, сэр, а пока спасибо, что потратили на нас ваше драгоценное время.
      Но разговор этот еще впереди.
      А пока Гордон, сунув карты в карман, направился к своему автомобилю. Освещенный тусклым светом фонарей в тумане, с бисеринками влаги на серебряном капоте, он выглядел шикарным и очень дорогим автомобилем марки "Мерседес-Бенц". Гордон на мгновение поймал себя на том, что всегда мечтал иметь такую машину, но, не успев зацепиться за что-либо, чтобы развить дальше эту мысль, вдруг понял, что в его голове все вращается по какому-то замкнутому кругу, и почувствовал себя подавленным и растерянным.
      С удовлетворением хозяина он похлопал по крылу машины и, обойдя ее, заметил плохо закрытый багажник. Нажав на крышку багажника, он порадовался мягкому надежному защелкиванию, говорящему об отличной пригонке деталей. Все же не утеряно еще уважение к таким ценностям, как высокое качество и профессионализм. Вспомнив вдруг, что ему надо обговорить с Сьюзан массу вопросов, Гордон сел в машину.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3