Алан Адамс
Воля. Пятая тропа
Воля. Пятая тропа.
Дерево у реки Белая бабочка, подхваченная бесшумным вихрем, по сужающейся спирали плавно неслась к неподвижному зеркалу освежающе чистой бирюзовой воды. Яркая, сочная трава на берегу колыхалась в полной тишине. Все ближе и ближе к источнику.
Легкая рябь всколыхнула зеркальную гладь. Мотылек, уносимый другим вихрем прочь, был уже далеко, когда исчезла тишина…
Шум создавала неуемная возня птиц на дереве, которые выпроваживали из дупла своих оперившихся птенцов. Три птенца, изгнанные родителями, еще долго кружили в вечернем небе, пока их не проглотили сумерки, а затем и чернильная ночная мгла.
Живая мгла Обагренное отблесками утонувшего Солнца одинокое облако кровавым шаром парило высоко в небе. Исполосованная глубокими шрамами от мелких ручейков каменистая дорога петляла вдоль русла Бакона. Сдавившие реку с обеих сторон теснины горных хребтов образовали ущелье, приводившее в трепет путников. Они казались громадными тисками, которые вот-вот начнут сходиться и с неотвратимой медлительностью втирать в древние растрескавшиеся каменные глыбы мягкую сочную живую плоть.
Внезапно среди покрытых густыми неприступными лесами цепей гор путники узревали мохнатый хребет исполинского дракона, готового впечатать в дорожные камни ничтожных мерзких паразитов, осмелившихся осквернить своим появлением тысячелетнюю, звенящую кристальной прозрачностью гармонию.
Щемящее чувство собственной незначительности и бренности испытывал дневной путник. Он казался самому себе кощунством и остро осознавал, насколько микроскопичен рядом с этим величием. В присутствии вечности каждая клетка его тела отдавала тупой болью от ощущения скоротечности и мимолетности.
Одновременно нечто удивительно восторженное было в самом факте присутствия среди этого совершенства. Живительная зелень всевозможных оттенков, напоминала кожу, затягивающую обнаженные кости скал. Необузданный разгул всеобщего цветения знаменовал собой продолжающееся торжество жизни над мертвой материей.
Стремительное пикирование ласточек у самой поверхности дороги и величественное парение в поднебесье орлов и порхание бабочек заставляло замирать сердце в сладостном восхищении. Атмосфера была насыщенным коктейлем из трелей птиц, стрекотания кузнечиков и бесконечного шума Бакона. Вода тысячелетиями с яростью билась о гранитные валуны, распадалась в пыль, создающую волшебные радужные круги и полировала, полировала камень. Грудь не могла насытиться студеной чистотой воздуха. Словно обуреваемый жаждой, человек полной грудью упивался кислородом и целебным ароматом высокогорного лесного воздуха.
Но все это было днем. А ночью… Затянувшие небо тучи заслонили звезды и придавили собой вершины гор. Новолуние превратило ущелье в погруженный во мрак тоннель, без начала и конца.
Маленький человек один продвигался вперед, вверх по ущелью. Лошадь повредила ногу в самом начале пути, когда ее копыто соскользнуло с гладкого валуна и наскочило на острый как наконечник копья камень.
Несмотря на абсолютный мрак, он шел медленно но уверенно. Человек решительно ставил стопу на дорогу, шаг за шагом приближаясь к своей цели. Лишь неумолкаемый шум воды и звуки ночной жизни возвращали его к реальности. Но тьма брала вверх.
Вместо бархатной вязкой черноты глаза путника неожиданно увидели яркий солнечный день незадолго до отъезда Юзмекор из Зукхура. У кузни, под навесом, расстелив на столе тонко выделанную шкуру молодого бычка, князь Схуркут – правитель западного Таузера подозвал сына.
– Это земля нашего народа, сын мой. И ты будешь ее опорой. Помни об этом. Ты видел изображения людей, зверей. Рисунок быка это не бык, но ты же сразу узнаешь его. Точно также можно рисовать и горы и реки и леса. Смотри! Видишь это голубое пятно? Это Вечная гора. А вот белая полоса, что идет вправо – горный хребет, что простирается в сторону восходящего солнца, – Схуркут провел ногтем указательного пальца по шкуре,- а эта полоса, уходящая влево тот же хребет, уходящий в сторону заходящего Солнца.
– Вот река Бакон. А вот это скопление линий и прямоугольников, наш Зукхур.
Черные линии это дороги, прямоугольники- это фамильные кварталы. Вот квартал Бергли, наш квартал. А это квартал рода Даглар. Вот квартал рода Лакрам, – он поставил палец на зеленую полосу напротив Зукхура, рядом с изображением ели и продолжил,- а эта зелень означает еловый лес на левом берегу Бакона, напротив Зукхура это лиственный лес у Старого села. А эти коричневые полосы посреди зеленых – это хребты, разделяющие ущелья.
Почти весь следующий день Схуркут провел на Большом княжеском Совете. Юзмекор слышал, что отец предложил через месяц созвать Верховное Вече. Но многие князья, подстрекаемые Джутом, двоюродным братом Схуркута, роптали, что негоже вовлекать народ во внутреннюю жизнь аристократии. Князь Джут правил малым или восточным Таузером, расположенным к востоку от Вечной горы. Формально на него распространялась власть Схуркута. Однако он никогда особо не скрывал свои притязания на полную власть над всем Таузером.
На этот раз Схуркут сумел убедить большинство объявить через месяц о созыве Верховного Вече. Верховное Вече являлось высшим представительным органом и созывалось раз в несколько лет или в десятилетие, по исключительно важным событиям в жизни ассонского народа, которые требовали всестороннего обсуждения и принятия неотложных, решительных мер. В его состав избирались некоторые члены Народного Вече и члены малых Вече. В свою очередь Народное Вече, Вече ущелья и Вече селений избирались на Общинном Собрании.
Княжеский Совет принимал решения по вопросам взаимоотношений среди княжеских родов. Решение Верховного Вече имело силу закона для всего народа, включая князей. Но, поскольку, князья обязаны были принимать участие в работе Верховного Вече, они имели возможность существенно влиять на принятие решений. Верховное Вече проходило за пределами Зукхура. Посторонним запрещалось на нем присутствовать.
После Княжеского Совета правитель западного Таузера вызвал сына к кузне. Под навесом на столе была расстелена вчерашняя карта. Юзмекор понял, что последует продолжение беседы.
– Слушай внимательно, Юзмекор! Вот Вечная гора. Вот главный горный хребет. К северу от него расположены холодные, снежные земли. Там в непроходимых лесах живут древесные люди. А вот на Юге, теплое Солнце, обильные дожди, плодородная земля. Там на берегах морей и рек – вот они, стоят большие поселения. Это города, в них живет очень много людей. К главному хребту примыкают малые, которые разделяют ущелья. Все горы вместе называются Тауландом.
Из открытой двери кузни обильно доносился запах древесного угля и железа. Князь был одет в белый длинный кафтан с золотыми пуговицами и с нагрудными карманами, обрамленными позументом. Низ кафтана имел треугольные вырезы длиной 25-30 и у оснований 20-25 см, искусно разукрашенные плетенкой из шелковых ниток.. Талия была перетянута красным поясом с золотыми бляшками в виде ромбиков.. С поясом сочетались по цвету красные сапоги из сафьяна. Голову князя венчала шапка красная шапка с золотыми ромбами, отороченная мехом белого волка. На поясе висел знаменитый кинжал Селпегор. Этот кинжал был известен тем, что его клинок из отборной дамасской стали испил кровь многих владык. Несмотря на свою мрачную славу, кинжал внешне был достаточно прост. Единственное украшение составляли два золотых ушка и золотая змея, держащая в зубах небольшой алмаз. Ножны и вовсе не имели никаких украшений. Тем не менее, только правители Таузера имели право надевать его. Существовало поверье, что вынутый из ножен клинок невозможно вложить обратно, не оросив его кровью.
Князь продолжал водить обломком сухой веточки по карте.
– Смотри! Из ледников Вечной горы берут свое начало реки нашего народа. Вода этих рек для народов то же самое, что материнское молоко для ребенка. Реки Большая Кинжа и Зукхур, сливаясь, образуют Бакон, в которую впадают все воды, стекающие с северных склонов Тауланда. Здесь, у слияния рек Большая Кинжа и расположено наше главное селение – Зукхур. В пяти километрах ниже по течению слева в Бакон впадает река Рахма раскинулось селение Трикулан, еще в пяти километрах ниже находится Старое село. За ним не осталось более селений ассонов. А когда-то, велик был наш народ, обширны были наши владения. Столица Тауласа, Город Солнца располагался здесь, далеко на западе, в долине реки Хиз, а владения простирались до морей -глаза князя неподвижно смотрели влево, словно он видел нечто, недоступное другим.
– А что случилось, почему ассоны живут только в нескольких селениях на берегу Бакона? – тихо задал вопрос сын, прекрасно зная ответ.
– Не только вдоль Бакона. Есть несколько селений вдоль левых притоков. Посмотри на карту. От Вечной горы на Север уходит хребет и плато. Они делят Таузер на Западный и Восточный Таузеры. С восточных склонов Вечной горы берут начало реки Затапливающая, Быстрая, Лесная, Речка, Мулка. В долинах этих пяти рек также живут ассоны. А мало нас осталось потому, что во времена прадеда моего прадеда с Востока пришли полчища свирепых, смуглых людей. Их сердца были полны неутолимой жадности и жестокости. Они истребляли на своем пути целые народы. Таузер, где кипела жизнь, где караваны не помещались на дороге и мешали друг другу, был втоптан конскими копытами в пыль. Город Солнца, столица гордых свободолюбивых ассонов был стерт с лица земли. Густой лес вырос на его месте. Не шум базаров разносится над ним ныне, а хохот шакалов. Только несколько тысяч людей. бежав в неприступные горы, сумели сохранить жизнь нашего народа.
– А кто теперь живет на землях Ассонов?
– Много поколений сменилось, на прежних границах Тауласа стали селиться Чужие народы. С запада и с востока нас окружают малочисленные прежде круглоголовые народы моря. А с Севера степные наездники. На опустевших благодатных землях, выросли они числом и силой. Лишь неприступность наших гор, непроходимость лесов и скудость каменистой земли служат защитой ассонов.
– А как ассоны сами добрались сюда, если горы непроходимы? – задал вопрос Юзмекор.
– На самом деле верховья почти всех ущелий имеют перевалы. Многие из них – тайна, о которой знают только посвященные. А через некоторые перевалы, в старину шли нескончаемым потоком караваны. То были золотые дни Великого торгового пути, что соединял Восток и Запад, Юг и Север. Селения располагались так близко друг к другу, что вскоре сливались в одно громадное селение, что подобно гигантской змее извивалось вдоль ущелий и долин. Ныне все пути пустынны, ни один ассон на них не живет, и лишь жалкие караваны самых отчаянных купцов пересекают Тауланд, ступая по истлевшим костям наших предков.
Юзмекор внимательно слушал отца, и только один вопрос он задал.
– Отец, если пути свободны, то почему мы заперлись в неприступных теснинах? Разве могут леопарды жить в клетке? Может надо поселиться на прежних путях? Если они пустынны, то их рано или поздно заселят. И это будем не мы. Да, там мы открыты для нападений. Но, когда народы, заселившие наши прежние земли, окрепнут, они придут сюда, и нас не спасет неприступность гор. Это были слова, достойные взрослого мужа. В любое другое время князь обрадовался бы им. Но сын сказал правду, от которой прятался его народ и которая пугала самого Схуркута. Слишком глубоко опустошила душу народа та давняя резня, устроенная полчищами кровавого железного деспота.
– Сын мой! Где два ассона, там три партии. Это наше проклятие. Мы, как и раньше, заняты междоусобицей и подобны паукам в закрытом кувшине. В нас течет кровь почти всех великих завоевателей прошлого. Каждый ассон силен как духом так и телом. Но вместе мы бессильны. Каждый сам себе князь. Неважно, где будут жить ассоны. Важно сумеют ли они помогать друг другу, признать единого правителя, побороть свою зависть и забыть старые обиды, – князь, цедил слова, произнося их отрывисто, почти зло. Сын напомнил ему о событиях сегодняшнего дня, когда Схуркут тщетно пытался убедить ассонскую аристократию прекратить внутренние распри и быть едиными перед лицом внешнего мира. Князья усматривали в его доводах лишь стремление прибрать к своим рукам власть, которую они вовсе не собирались добровольно отдавать. Их вполне устраивала легкая жизнь, а князь Джут сам рвался к власти и, поэтому, всячески препятствовал усилению Схуркута.
Эти воспоминания ослепительной вспышкой промелькнули перед внутренним взором Юзмекора. Близилось утро. Извилистое ущелье, плотно закупоренное сверху мрачными темными тучами, все еще оставалось погруженным во мрак, который, казалось, не собирался покидать эту землю. Юзмекор уверенно шел вверх по ущелью на Восток.
Там где есть светило, нет места тьме.
Природа замерла в ожидании мгновенья, когда новорожденное Солнце разорвет в клочья мглу и иссушит свинцовые тучи. Мир ждал Света. Юзмекор уже был недалеко от цели своего пути когда когда со стороны Вечной Горы наконец-то выглянуло солнце.
Алмаз Селпегора Тени медленно укорачивались, по мере подъема Солнца, с первыми лучами которого обычно объявлялось открытым Верховное Вече.
Двумя днями ранее Юзмекор неподвижно сидел рядом с погибшими родителями.
Вселення для него съежилась до размеров небольшой комнаты, в которой он их нашел.
Юзмекор ожидал подобного но, в глубине его души жила надежда спасти их, хотя он знал, что это было невозможно. Ладонь отца была крепко сжата…
Обыскав дом Юзмекор нашел то, что искал и покинул селение…
– Даю вам слово князя, что я найду и жестоко покараю убийц моего брата. Пока жив я и мой сын, земля будет гореть под ногами этих выродков, – произнес Джут на следующий день на Вече Доверенные лица всех свободных родов Таузера, одобрительно зашумели.
– Ассоны! Нас мало, поэтому мы давно отказались от кровной мести и заменили его выкупом за кровь. Но здесь особый случай! Только равный по происхождению имеет право поднять руку на князя! Не бывало на памяти нашего народа случая, когда чернь убивала князя! Чтобы подобное варварство не повторялось, я прошу вашего согласия на то, чтобы ответить кровью за кровь! – толпа согласно взревела.
– Благословенный мой народ! Все мы потрясены этим злодеянием. Не скоро наши сердца обретут спокойствие. Но мы обязаны продолжать дело Схуркута. Нам предстоит выбрать из среды князей нового правителя Таузера! – взял слово старый Аман, сторонник Джута, – самого родовитого и сильнейшего из сильнейших! Я не вижу никого достойнее Джута.
Мнения делегатов разделились. В толпе начался оживленный обмен мнениями. Все знали коварство Джута. Ходили слухи, что он продался наместнику повелителя ксауров. Многие терзались догадкой о том, кто помог Схуркуту преждевременно уйти в мир иной, но благоразумно помалкивали.
В то же время Аман был прав: Джут был самым родовитым и сильным из князей. Любая другая кандидатура означала междоусобную распрю. И все знали, кто ее начнет.
Делегаты постепенно стали склоняться к тому, что только Джут где коварством, где жестокостью, а где и подкупом сумеет усмирить гордыню княжеского сословия.
На возвышении стояла группа князей, в основном сторонники Джута. Но даже большинство преданных союзников Схуркута, будучи реалистами и людьми практичными успели заверить Джута в своей лояльности.
– Схуркут считал сегодняшнее Верховное Вече судьбоносным для всего народа.
Продолжить его дело – вот самая большая дань уважения его памяти. Он бы завещал нам продолжить начатое им- этими словами Джут, почуявший близкую победу, увещевал Собрание.
– У Солнца нет тени, – в это время Юзмекор был далеко от Зукхура и надежно прятал Селпегор…
Шатиман – отпрыск Джута.
А тем временем Сященная поляна, где проходило Великое Вече, была переполнена подошедшим народом. Здесь, помимо участников сегодняшнего Верховного Вече, собралось почти все мужское население Зукхура, включая детей и низшие сословия.
Джут поднял руку. Вскоре, гул голосов сменился напряженной тишиной, а на возвышение поднялся Сирма из рода Зенду. Старейшина, имевший в народе кристальную репутацию,чьи советы высоко ценил покойный Схуркут. Но Зенду не были князьями, они были свободными общинниками. Это интриговало и немного пугало.
– Сразу после Собрания с подобающими почестями состоится прощание и погребение князя Схуркута, княгини Есенеи и их преданных слуг. Князь Джут дал на этот счет соответствующие указания. – народ впитывал каждое слово Сирмы, каждую деталь происходящего.
– Ассоны! Как не может живое создание жить без головы, так не может народ жить без правителя! Верховное Вече избирает правителя, и сегодня все старейшины находятся здесь. Пропустите их вперед! Остальные покиньте площадь, таков закон!- продолжал Сирма. Народное море забурлило, но делегаты довольно быстро отвоевали свое место, а остальные нехотя, но все же ушли.
Когда Сирма продолжил свою речь, волнение постепенно стихло до такой степени, что стали слышны его слова.
– Почтенные старейшины! Братья мои! Согласно законам, доставшимся нам от предков, правители Таузера выбираются на Верховном Вече самыми уважаемыми представителями свободных родов. Но многие- многие поколения, князья из рода Бергли передавали власть отца к сыну. Сегодня мы должны вспомнить закон, завещанный нам предками и выбрать правителя Таузера. Ассоны, настало время выбора! Желаю нам мудрости и терпимости! – с этими словами Сирма отошел в задний правый угол.
Вскоре Верховное Вече кипело от нешуточных страстей. На помост выскочили князья, первостепенные свободные общинники.
Некоторым казалось, что власть, о которой они не смели даже мечтать, сама просится им в руки. Однако понадобилось совсем немного времени, чтобы все встало на свои места. тем более что с многими была проведена заранее большая подготовительная работа.
Чтобы понять, что произошло, надо обратить внимание на особенности общественного устройства Таузера. Ассоны были крайне малочисленным народом, меньше чем многие окружающие их племена. В отличие от своих соседей, стоявшими на пути к построению раннефеодального общества, они являлись выжившими наследниками поверженного, но некогда могущественного государства, имевшего сложную социальную структуру. Причем выжили в основном представители знати, во время тотальной резни они заботились только о своем спасении.
Многие аристократы позже породнились с вождями соседних народов. Кровь ассонской знати была всегда в цене. Она придавала окраску легитимности верхушке племен, возвышала их над простым людом. Новые князья не желали мешать свою кровь с простолюдинами. Нет, они роднились с князьями других племен. Получалось, что ассонская знать, поменяв язык и веру, продолжала управлять территорией бывшего Тауласа. Тем не менее, это были полукровки, и как всякие полукровки они пытались всячески умалить то, в сравнении с чем чувствовали себя ущербными.
Ассоны Таузера были в подавляющем большинстве своем аристократами. Они пахали, сеяли, убирали за животными, но при всем этом странным образом оставались аристократами. Быть может даже больше, чем в эпоху поверженного Тауласа. Была ли причина в том, что суровая жизнь и отсутствие роскоши уничтожила все наносное и грязное, связанное с излишествами, или же ассоны компенсировали скудость своего быта культом воспитания и стремлением соответствовать образу идеальных героев легенд – неизвестно. Но кодекс поведения свободных ассонов стал эталоном для соответствующих кодексов и сводов многих народов. Свобода ценилось превыше всего.
Можно быть свободным в темнице, а можно быть рабом в собственном золотом дворце.
Сыновья князей воспитывались в семьях обычных людей. Наравне с другими детьми они работали. Так они мужали, так они росли со своими будущими подданными и соратниками. Знакомство с трудом раскрепощало их и избавляло от преклонения перед роскошью. Ассон никого не ставил выше себя. Наоборот, больным местом их общества было то, что каждый превозносил себя. Только несколько родов, с натяжкой признавались более родовитыми. А эталоном, с которым сравнивали степень знатности того или иного рода, был род Бергли Поэтому, когда встал вопрос о власти, первоначальные иллюзии быстро развеялись.
Недостаточно считать себя выше других, надо чтобы другие признали это превосходство, что в Таузере практически исключалось. Участники Вече прекрасно это понимали, но осознали только теперь.
Кроме того, власть сковывала, закрепощала. Правитель зависел от всех и каждого, но мало что не зависело от него. Он был закован в тесную скорлупу законов, кодексов, обычаев и предрассудков. Большую часть времени правитель должен был решать чужие вопросы чужих людей. Власть означает потерю свободы. Так рассуждали почти все ассоны. Почти, но не все. Фактически выбора у Вече не было.
Признаваемый всеми Правитель мог быть избран только из рода Бергли как самого знатного и могущественного. Джут относился к старшей ветви рода Бергли. После смерти кузена князь стал самым богатым и влиятельным человеком Таузера. Его боялись, его ненавидели. В пословицы вошли его алчность и вероломство. Но он был единственным, чье избрание могло предотвратить кровавую междоусобицу. Каждый надеялся иметь на него влияние и урвать себе кусок пожирнее и делать это вполне мирно.
Вскоре старый князь Кенгеш из рода Даглар стуком своего посоха о настил помоста заставил присутствующих прервать споры.
– Народ Таузера! Достопочтенные ассоны! Вот уже некоторое время мы все говорим про одного человека, но никто не слушает соседа. Кроме Джута давно не слышно других имен! Настало время бросать камни. Да будет благословенна наша земля! – с этими словами он подошел к правому краю помоста и бросил в белое ведро камень.
Спустя некоторое время были опрокинуты два ведра, стоявшие в разных углах возвышения – белое и черное. Не было необходимости пересчитывать камни. Только один камень, выпав из черного ведра, неровно покатился по грубому деревянному настилу…
Пришпоренная лошадь галопом уносила прочь от Священной поляны Шатимана, сына Джута.
Алый закат Шум постепенно стихал. Глашатаи уже успели оповестить народ об итогах выборов.
Практически все мужское население трех ближайших селений успело подтянуться к Священной поляне, которая давно не видела столько людей.
Верхушка Вече – наиболее авторитетные представители самых родовитых и богатых княжеских родов стояла на помосте. Джут находился в центре.
Князь Кенгеш поднял руку с посохом вверх и еще раз оповестил затихшую толпу о принятом решении. Он, как и все выступавшие после него князья, пожелал новому правителю здоровья, мудрости, силы и долгих лет жизни. Знать выразила надежду, что его правление увенчается процветанием ассонов.
Речь нового правителя Таузера призывала к единству, к соблюдению заветов предков.
Князь посокрушался о жадности, о падении нравов, о том, что семейные и личные интересы стали выше интересов общины. И заверил присутствующих, что приложит все усилия, дабы обеспечить благополучие народа, возрождение его исконных обычаев.
– Я не пожалею ни сил, ни здоровья, ни самой жизни чтобы улучшить жизнь Таузера.
В этом я торжественно клянусь! – слова поглотил одобрительный рев.
Вскоре после его речи, знать покинула возвышение. Первым ушел Джут, за ним остальные в соответствии со своим положением.
День заканчивался. В алом закатном небе кружили три птицы. Народ постепенно стал расходиться.
Сын кузнеца Князь Джут прохаживался по двору, где, разбившись на группы, многочисленные гости праздновали свадьбу его сына Шатимана. В бывшем имении Схуркута собрался и стар и млад почти со всего Таузера. Простой люд толпился на улице, ожидая своей очереди на вручение традиционного в таких случаях подарка князю. В людском море множество голосов сливались в равномерный гул. Недавно избранный правитель Таузера знал, о чем сплетничают его соплеменники. Пять лет назад он, как и многие богатые ассоны отправил своего сына в столицу Ксаура Оксам. Юноши поступали на службу тамошней знати, которая довольно щедро платила наемникам.
Многие стремились туда. Доходило до того, что у некоторых представителей знати и богатых скотовладельцев дети не знали родного языка. Многие считали это признаком высокообразованности и культуры. Молодежь, побывавшая на чужбине, стояла отдельной группой. В Ксауре многие из них имели довольно низкий статус.
Жизнь в Оксаме – печально знаменитом рассаднике порока, наделила их надменностью и высокомерием.
Знать, разряженная в золото, сидела за отдельно под навесом. Во главе длинного стола восседал Джут. Размещение гостей строго соответствовало месту человека в социальной иерархии. Более знатные и богатые располагались ближе к Главе стола.
Менее знатные или менее богатые сидели в самом конце.
Гости вели меж собой неспешные беседы. При том, что каждый из присутствующих в душе ненавидел окружающих людей, их лица отображали приветливость. В то же время при обращении к менее значимому, в их понимании собеседнику, лица принимали надменное и полупрезрительное выражение. В соответствии с давно сложившимися правилами игры каждый играл свою роль в этом театре тщеславия(*****???). Люди отрабатывали свои роли на совесть, стараясь отвоевать место за столом, оставить за собой последнее слово. Важно было раздуть любую мелочь до вселенского масштаба и попытаться принизить собеседника. Князь Джут всячески поощрял такое положение вещей, считая, что разлад среди его подданных облегчает ему контроль над Таузером. Более того, подобная схема взаимоотношений выстраивалась до самого низа.
Ассон, что-либо значивший в обществе обязан был регулярно обеспечивать вышестоящих солидной мздой. В свою очередь он облагал поборами тех, кто зависел от него. Смысл этого бизнеса состоял в том, чтобы остаться в конечном счете с барышом.
За внешне пристойным и спокойным течением свадебных обрядов кипели нешуточные страсти. Собравшиеся, помимо уже упоминавшегося состязания в тщеславии, устанавливали "рыночную цену платежей" и одновременно корректировали правила игры.
Здесь же создавались новые группы по интересам, хотя основу общества все же определяла клановая принадлежность.
Джут фиксировал малейшие нюансы происходящего, зорко отслеживая все изменения.
Как умелый дирижер он легко направлял события в нужное ему русло.
Наконец наступил долгожданный момент, когда правителю начали подносить подарки.
Каждый даритель старался превзойти остальных в щедрости подарка, кляня про себя этот разорительный обычай.
Кому-то Джут улыбался, кому-то прохладно кивал головой. Большинство из тех кто страстно стремился попасть под очи князя удостаивались безразличного взгляда и формальных слов благодарности.
Происходил отбор новых фаворитов, падение старых. В целом же мало что менялось в расстановке сил.
Рядовые общинники, для которых верховная власть была священна а личность князя сакральна, не очень сильно разбирались в хитросплетениях этого запутанного клубка человеческих страстей и амбиций. Неся дары простой люд искренне верил в богоугодность и незыблемость древнего обряда.
Крыши домов и ограды были заполнены резвящейся детворой, с восторгом впитывающей все происходящее. Их отцы подносили подарки, А правитель ласково обходился с обычными людьми, благосклонно пожимая им руки. Князь улыбался, спрашивал про детей, о делах, обещал помощь. Народ был очарован добротой и обходительностью своего повелителя.
Дождался своей очереди и кузнец Тебед. С гордостью за хорошо выполненную работу он вручил Джуту кинжал собственной работы.
Князь выслушал здравицу кузнеца, скользнул взглядом по оружию и, не вынимая его из ножен, передал своей челяди.
– Поговаривают, Тебед, что ты усыновил мальчика.
– Да, высокий князь! Небеса не оставили меня к старости в одиночестве.
– И как же зовут его?
– Адам его имя -Ну и имечко! -рассмеялся князь, -хорошо хоть обезьяной не назвали.
Вдоволь посмеявшись вместе со своими приближенными над своей шуткой, Джут что-то быстро пробурчал в том духе что благодарит за подарок и желает всяческих благ.
После чего обратил внимание на следующего дарителя.
Пятилетний Юзмекор в мохнатой овечьей шапке, закрывающей лицо, с самого начала свадьбы сидел в одиночестве на ограде и не пропустил ни одной детали из разворачивавшихся сегодня событий. Два года прошло с тех пор, как он стал Адамом, сыном кузнеца.
– А еще это означает "отец мой",-прошептал мальчик.
***
**Адам – человек на языке жителей Таузера Источник могущества Адам по своему обыкновению мастерил с друзьями что-то необычное на задворках.
Тебед был спокоен за него. Его мысли вернулись к встрече с Джутом, оставившей в его душе неприятный осадок. Много сил отдал кузнец, чтобы выковать клинок, подобный которому способны были создать немногие из живущих мастеров. А ведь недавно он даже в мечтах не мог себе представить, что его руки сотворят подобное совершенство.
Второе дыхание в жизни разменявшего пятый десяток холостяка открылось с ворвавшимся в его судьбу трехлетним мальчуганом. Два года прошло с того раннего весеннего утра, когда найденный Тебедом на тропе малыш после нескольких дней беспамятства открыл глаза и попросил пить. К этому времени мужчина, который эти дни просидел рядом с ребенком, позже назвавшимся Адамом, твердо решил усыновить его.
Так крошечный безымянный хутор, расположенный на правом берегу Утада в месте впадения его в Бакон, пополнился восемнадцатым жителем. Кроме кузнеца здесь жил плотник Агач с женой и четырьмя детьми, кожевник Каиш семья которого также состояла из супруги и четырех детей. Пастух Койчу, смотревший за малочисленным стадом хуторчан, с женой и двумя сорванцами жил несколько особняком. Без пастбищ и пашни люди жили ремеслом. Собирали и обменивали на продукты мед, травы.
Суровые условия жизни не сделали черствыми души людей.
И, Адам, оказавшийся смышленым и послушным мальчиком, пришелся по душе отшельникам. Он охотно выполнял поручения взрослых, чем снискал себе славу среди матерей, ставивших его в пример своим непоседливым отпрыскам. Тебед, известный своим суровым и крутым нравом поначалу ворчал, не вполне довольный мягким и покладистым на его взгляд характером сына.
