- Сверло вошло в породу! - прозвучал под шлемом Лаврова голос Кундина.
      Огромная радость охватила Лаврова.
      - Вошло! Вошло! - громко закричал он в ответ, не в силах сдержать свое волнение.
      Из густой туманной пелены, озаренные багровым пламенем, в дверях показались две человеческие фигуры и катившийся следом за ними сдвинутый станок
      - Сверло вошло в породу, - доложил Кундину с волнением в голосе Садухин. В него можно послать холодильник. Давайте следующее.
      Лавров готов был задушить в объятиях этих бесстрашных людей.
      Через несколько минут по шлангу поднялась и прошла, как длинный округленный комок добычи в теле удава, холодильная машина и исчезла за дверью, направляясь в первое сверло.
      Второе сверло уже лежало на раздвинутом станке, когда свист за щитом стал переходить в глухое жужжание. Садухин и Грабли опять направились со снарядом в раскрытую дверь. На этот раз прошел за щит и Лавров. Кундин и Арсеньев задержались на площадке снаружи, заканчивая подготовку операции.
      За дверью лежал ровный пол, который дальше двух шагов уже не был различим в облаках пара. Казалось, еще шаг - и под ногами раскроется бездна. Багровое полыхание делалось все сильнее, впереди разрасталась красная лента изливающейся лавы. Эти полтора десятка метров до породы казались Лаврову бесконечными. Сверху сыпались густым дождем крупные капли воды, смягчая наружный жар. Но площадка была едва сыровата - влага быстро испарялась на ней.
      - Осторожно, спуск! - предупредил Лаврова Садухин, шедший впереди.
      Станок, повернув влево, мягко скатился на переднюю часть площадки и через минуту остановился.
      Справа, совсем близко, в нескольких метрах от людей, с шипением лилась непрерывная толстая струя красноватой лавы.
      - Струя как будто усиливается, - пророкотал бас Грабина.
      - И лава сделалась, кажется, жиже, - добавил невидимый Садухин.
      У Лаврова сжалось сердце. Держась рукой за станок, он прошел вперед, рядом с тянувшимся по полу шлангом. Через несколько шагов перед ним выросла облитая красным светом фигура Садухина, стоявшего у перил. Дальше была пропасть, наполненная волнующимися клубами пара. Через перила тянулось одно из ответвлений шланга и исчезало в темной породе. У входа в нее шланг был окружен прозрачно-металлическим кольцом. За кольцом сквозь мглу видны были циферблаты приборов, показывавших ход работы сверла, температуру и давление окружающей породы. Оттуда неслось глухое урчанье. Это сверло проникало в толщу земли.
      - Почему вам кажется, что лава сделалась жиже, товарищ Садухин? - спросил Лавров молодого инженера.
      - Она раньше лилась прерывисто, тягучими комками, - ответил Садухин. - Да вот посмотрите на электропирометр, который я здесь установил в самой струе. Ну да! Температура лавы повысилась за последние полчаса на сорок два градуса. Надо поскорее установить вокруг струи как можно больше холодильных машин.
      - Одной батареей не обойдемся, - отрывисто прогудел Грабин.
      - Товарищ Кундин, надо подумать о тампоне, - сказал Лавров. - Дело, кажется, принимает более серьезный оборот...
      - Хорошо, Сергей Петрович, - ответил по телефону из-за щита Кундин. Сейчас я отдам распоряжение о подготовке тампона и второй батареи.
      - Тесней устанавливайте сверла, товарищ Садухин! - приказал Лавров. Торопитесь!
      - Подымаю площадку, товарищ Лавров, - предупредил Садухин.
      На перилах был укреплен небольшой круг с кнопками и рычажками, между которыми находилось маленькое штурвальное колесо. Садухин нажал одну из кнопок. Передняя часть площадки вместе с находящимися на ней людьми и снарядом стала подниматься кверху. Садухин повернул штурвальное колесо, и площадка, продолжая подниматься, уклонилась чуть влево. Мимо площадки, волоча за собой свой шланг, поплыло вниз прозрачно-металлическое основание первого сверла. Лавров следил за ним, перегнувшись через перила и пристально всматриваясь в показания приборов. Вдруг стрелки магмоманометра и пирометра резко подпрыгнули вверх. Манометр показывал критическое давление - двести тридцать, а пирометр тысячу триста шестнадцать градусов. И одновременно со скачком стрелок приборов прозрачное кольцо у основания сверла дрогнуло и забилось мелкой дрожью.
      Лавров отчаянно закричал:
      - Стой!.. Стой!.. Предельное давление! Прижать площадку к сверлу!
      Не давая себе времени даже подумать, Садухин моментально изменил прежнее движение площадки и полным ходом направил ее на основание сверла, которое в этот момент находилось как раз на уровне площадки.
      Но едва лишь она двинулась к мрачной, изъеденной брандспойтами стене породы, как послышалось грозное рычание, немедленно перешедшее в перекатывающийся гул. И вдруг, словно залп многочисленных орудий, прокатился по тоннелю громовой удар и оглушил людей. В струях жидкого пламени из раскрывшихся недр с ужасающим воем и свистом, как огромный многометровый снаряд, вырвалось сверло. Оно пролетело над головами людей, увлекая за собой черный шланг, с грохотом ударилось о щит возле раскрытой двери и упало на площадку. За ним на площадку, по правую сторону от станка, где стоял Грабин, хлынула мощная струя бело-желтой сверкающей лавы.
      Громадная глыба беззвучно отделилась от породы и, на секунду повиснув в воздухе, ринулась вниз. Она лишь краем задела угол площадки, и отчаянный крик людей, жалобный визг и скрежет металла потонули в общем гуле и грохоте. Струя лавы сразу превратилась в широкий поток. Пламенно-желтой густой пеленой, пузырясь и вскипая, с перебегающими по ней зеленовато-голубыми язычками пламени, лава с ворчанием полилась вниз, заливая край площадки и все, что было на нем. В огнедышащей струящейся занавеси мелькнули несколько темных вертящихся теней и мгновенно исчезли.
      Последнее, что заметил Лавров в этот короткий миг, был невероятный скачок какого-то фантастического всадника, в дыму и пламени, через перила, прямо в пылающий поток. И еще он помнил ощущение надежной твердости в перилах, судорожно зажатых в обеих руках...
      * * *
      Глубоко вздохнув, Лавров очнулся. Он лежал на внешней площадке. Склонившись над ним, на коленях стоял врач. Через тончайшую иглу он осторожно впускал из баллона под скафандр Лаврова какой-то животворящий газ - новейшее достижение советской медицины.
      - Что с ним? - услышал Лавров дрожащий голос. - Скажите, что с ним? Надо унести его отсюда... Скорее...
      Кундин боязливо ступил с эскалатора на площадку, со страхом оглядываясь на бушующую за щитом стихию. В глазах его стоял безумный страх, посиневшие губы подергивались.
      За спиной врача, сквозь прозрачную стену щита, Лавров увидел полыхающую желтым пламенем плотную лавовую завесу, тяжело струившуюся вниз. И сразу все всплыло в его памяти.
      - Садухин?.. Грабин?... - едва слышно произнес он. - Где они?
      - Успокойтесь, успокойтесь, Сергей Петрович... - прерывающимся голосом ответил Кундин. - Садухин жив...
      - А Грабин? Говорите же! Где Грабин? - крикнул Лавров, поднимаясь на ноги.
      Кундин отвел глаза и молча указал головой на бесконечный огненный свиток, разворачивавшийся за щитом.
      С минуту Лавров стоял в оцепенении, с широко раскрытыми, неподвижно устремленными на лавовый поток глазами.
      Дверь щита была открыта. Площадка по ту сторону щита была лишь до половины притянута. На ней у самой двери лежало длинное сверло с внутренними, телескопически выдвинутыми трубами, облепленными застывающей лавой. По ту сторону щита толстый черный шланг, свернувшись в кольцо, словно гигантский удав, разбросал по полу, у ног людей, свои могучие головные щупальцы.
      Несколько человек хлопотали возле батареи сверл, устанавливали приборы.
      Лавров медленно опустил руки и поднял голову. Лицо его было искажено болью.
      - И вы были на волосок от его участи, дорогой Сергей Петрович, - плачущим голосом произнес Кундин. - Страна не простила бы мне...
      Лавров не слышал его.
      - И даже тела его не отыскать... - прошептал он.
      Помолчав, Лавров резко вскинул голову.
      - Что думаете делать, товарищ Кундин? - отрывисто спросил он.
      Кундин посмотрел на него растерянными глазами и не сразу ответил.
      - Надо... надо созвать совещание... Такой мощный поток не остановить... Надо дать ему излиться хотя бы частично...
      Лавров подошел к раскрытой двери и всмотрелся в клубящиеся облака пара, окрашенные теперь в желтый цвет. Первая струя лавы потеряла первоначальную багровую окраску, тоже переменив ее на желтую.
      - Какое расстояние отделяет нас сейчас от головы встречного тоннеля из шахты бис? - спросил Лавров, не сводя глаз с лавового потока.
      - Две тысячи двести метров, - ответил Кундин.
      -- Прикажите шахтному диспетчеру передать на шахту бис мое распоряжение: продвигать щит и производить метаморфизацию породы вокруг тоннеля крайне осторожно, с глубокой разведкой недр на температуру и давление. Дайте им подробную информацию о нашей аварии.
      Пока Кундин передавал по телефону этот приказ, Лавров неподвижно стоял у двери. Он лихорадочно перебирал в мыслях все способы борьбы со стихией. Что делать? Что можно сделать?
      Такой мощный поток не затампонируешь. Очевидно, эта лавовая жила имеет сообщение с основным магмовым очагом, лежащим на большой глубине. Значит, поступление лавы из него будет непрерывным... Тогда с ним не справиться имеющимися средствами... Через несколько часов это станет ясным... Но и ждать сложа руки, оставаться пассивным нельзя... Надо бороться!
      - Вы кончили, Григорий Семенович? - резко обернулся Лавров к Кундину.
      - Все сделано, Сергей Петрович, - ответил тот, взглянув на Лаврова.
      - Прикажите включить брандспойты нижних секторов, - быстро заговорил Лавров. - Увеличить дозировку георастворителя, чтобы удалять накопляющуюся внизу у щита лаву. Ввести в нее несколько холодильных машин, чтобы ускорить охлаждение. Увеличить число работающих вентиляторов, чтобы не допустить проникновения паров и газов из тоннеля в поселок. Отвести назад щит на десять метров.
      - Сейчас передам, Сергей Петрович, - торопливо ответил Кундин.
      - Приступить к тампонированию первой, более слабой струи, - продолжал Лавров. - Одновременно начать глубокое зондирование по трассе, чтобы установить границы и очертания магмовой жилы.
      Через минуту снизу послышался знакомый гул начавших работать брандспойтов. Одновременно площадка под ногами Лаврова вздрогнула: щит медленно и плавно, почти незаметно для глаза, сдвинулся с места и начал попятное движение по рельсам.
      "Ничего, - сжав зубы, думал Лавров. - Сегодняшнее отступление завтра превратится в наступление. Мы посмотрим, чья возьмет..."
      * * *
      Весь остаток дня и всю последующую ночь в тоннеле шла напряженная работа. В галереях, производивших расплавление, порода была заморожена, все операторы по метаморфизации грунта находились за щитом, в головной части тоннеля. Они были заняты глубокими разведками и замораживанием породы вокруг продолжавшего бить лавового потока. Длинные, непрерывно наращиваемые стержни разведочных аппаратов углублялись на десятки и сотни метров в окружающие недра. Измерительные приборы доносили о внутренней температуре и давлении, выбрасывали образцы проходимых горных пород. Все яснее и определеннее становились контуры магмовой жилы, ее объем, протяжение, направление.
      Лавров не ошибался, когда говорил, что жила идет наклонно снизу вверх в нескольких десятках метров сбоку от тоннеля. Электроплавы галерей слишком далеко углубились в породу, размягчили слой, отделявший тоннель от магмовой жилы, и лава, находившаяся под большим давлением газов, прорвав этот слой, теперь изливается за щитом.
      Ранним утром, на совещании, которое было созвано в коттедже Лаврова, старший геолог шахты доложил об этом. По его мнению, магмовая жила, проходящая вблизи тоннеля, изолирована и лишена притока свежей лавы из какого-либо глубоко лежащего в недрах магмо-вого очага. Это видно из того, что лавовый поток, по последним измерениям, несколько уменьшился, точно так же как и скорость его истечения. Очень возможно, что в этом сказывается и влияние работы холодильных машин, замораживающих грунт вокруг лавопада, хотя пока еще на далеком от него расстоянии.
      Садухик доложил совещанию, что первый небольшой поток лавы в секторе Дельта восьмой галереи уже затампонирован. Конусовидный тампон из огнеупорной упругой пластмассы заткнул, как пробка, отверстие и под давлением воздуха в четыреста пятьдесят атмосфер продвигается сейчас в глубь породы, неся в себе мощный холодильный аппарат.
      Учитывая этот успех, Лавров приказал применить вчетверо больший тампон для ликвидации главного потока лавы за щитом.
      - Эту опасную операцию я поручаю вам, товарищ Садухин, - обратился Лавров к молодому инженеру, с мягкой улыбкой глядя на него.
      После памятного происшествия на площадке щита, когда оба они так счастливо избежали опасности, между ними возникло какое-то теплое, братское чувство.
      Горячая краска залила круглое лицо Садухина, и он тихо произнес:
      - Благодарю вас, Сергей Петрович... Будет сделано...
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
      ПРЕДАТЕЛЬСКИЙ УДАР
      Отпустив участников совещания, Лавров решил дать себе отдых часа на два.
      В комнате со спущенными шторами стояла плотная тьма. Из поселка доносились слабые отзвуки никогда не замирающей жизни, убаюкивающее пыхтение какой-то машины, могучие вздохи пульпоотводных насосов. Перед Лавровым настойчиво стояли картины прошедших суток, блеск лавы, лица людей. Он вертелся на постели в тяжелой беспокойной дремоте, не в силах заснуть.
      Как это произошло? Как ему удалось спастись из этого огненного ада? Как погиб Грабин?
      Площадку встряхнул обвал, она упруго подбросила кверху, через перила, станок со сверлом и Грабина. Грабин был легче станка, он взлетел выше, и Лаврову показалось, тогда, что человек оседлал машину и летит на ней, как огненный всадник, прямо в пропасть, сквозь желтое зловещее облако пара. Кипящий поток лавы захватил его и увлек с собой... Кундин потом рассказывал, что через одно мгновение, придя в себя, Арсеньев бросился на площадку. Он нашел Лаврова перекинутым через перила. Лавров судорожно ухватился за них обеими руками и был без сознания. С трудом удалось оторвать его руки от перил. Арсеньев отыскал и Садухина, лежавшего на площадке у самых перил, под толстым слоем засыпавшей его породы. Хорошо, что глыба только краем задела площадку. А куда исчез Кундин? Откуда он потом появился на площадке? Лавров поспешно прогнал неприятную мысль и вернулся к Арсеньеву. Кундин куда-то сейчас же услал его, и Лавров так и не видел с тех пор Арсеньева. Не поблагодарил, не пожал его руки. Какая нужна была смелость, чтобы броситься, не думая, вперед, в желтую огненную мглу, не видя ничего перед собой, не зная, цела ли площадка или сорвана обвалом породы! Надо сейчас же отыскать этого чудесного человека, увидеть его, поговорить... Как он выглядит без скафандра?
      Усталость одолевала, сон, как тяжелая глыба, опускался на сознание. Мелькнуло молодое розовощекое лицо Садухина с большими детскими глазами. Удивительно милое лицо... Его заслонило смуглое лицо Курилина. Странно, теперь, в полудремоте, Лавров увидел небольшой розовый рубец на его лбу под черными спадающими волосами, услышал какие-то неприятные нотки в ласковом, тихом голосе.
      Курилин растворился в желтом тумане, и Лавров забылся, силясь что-то сказать внезапно появившемуся из тумана Кундину. Тогда Кундин начал стучать, грохотать и звать: "Сергей Петрович! Сергей Петрович!"
      Отчаянным усилием воли Лавров раскрыл глаза и сел на кровати.
      В дверь продолжали стучать, и голос Кундина настойчиво звал:
      - Сергей Петрович! Сергей Петрович! Проснитесь! Срочная радиограмма из Москвы!
      Сна как не бывало.
      Через минуту лента радиограммы была в руках Лаврова. Она оказалась шифрованной.
      - Пожалуйста, Григорий Семенович, вызовите сюда радиста с книгой шифров. А я пока оденусь и приведу себя в порядок. Который час?
      - Семь тридцать.
      - Батюшки! А я хотел в шесть быть уже в тоннеле. Забыл задать срок радиобудильнику.
      - Не торопитесь, Сергей Петрович, - смущенно отводя глаза, говорил Кундин. - В тоннеле аварийные работы идут по графику. Лавовый поток ослаблен. Скопившаяся внизу лава почти вся размыта. Садухин занят своими тампонами. Как видите, все в порядке... если можно так выразиться... Ну, я пойду вызову к вам радиста.
      Когда Лавров вышел из спальни, умытый и одетый, радист уже заканчивал расшифровку радиограммы, на столе был сервирован завтрак, и Кундин снимал со стенного конвейера кофейный термос.
      Радист передал Лаврову листок с текстом, попрощался и ушел.
      Лавров пробежал глазами радиограмму и воскликнул:
      - Как же я мог об этом забыть! Скажите, Григорий Семенович, к вам сюда должен был прибыть некто Коновалов, Георгий Николаевич? Он здесь работает?
      Кундин удивленно пожал плечами.
      - Ну как же? - продолжал Лавров. - Вот и радиограмма об этом. Послушайте: "ВАР. Шахта номер шесть, замминистра Лаврову. Отстраните немедленно от работы Коновалова Георгия Николаевича. Установите строгий надзор за ним, подвергните домашнему аресту. Возвращаясь в Москву, предложите командиру вашей подводной лодки под его ответственность принять Коновалова и доставить в Москву. Мингосбез Татаринов, лейтенант Хинский".
      - Коновалов? - с тем же недоумением переспросил Кундин. - Не понимаю. Никакого Коновалова у нас нет...
      - Как же так? Сколько человек приехало к вам с "Полтавой" и "Щорсом"?
      - Семь человек, но среди них нет никого с такой фамилией.
      - Куда же он мог деваться с "Чапаева"? - задумчиво спросил Лавров, принимая от Кундина стакан кофе.
      - Может быть, он высадился у соседней шахты шесть-бис или направился дальше, к шахте номер семь, - предположил Кундин, расправляясь с огромным бифштексом. - А в чем тут дело?
      - Надо будет сейчас же ответить Хинскому. Сообщу ему и ваши соображения, сказал Лавров, пропуская мимо ушей вопрос.
      Он набросал радиограмму на листке из своей записной книжки, подписал и передал ее Кундину.
      Быстро покончив с завтраком, Лавров и Кундин вышли из коттеджа. Кундин поспешил на радиостанцию, пообещав Лаврову догнать его у центральной башни. Лавров пошел дальше по улице, погруженный в раздумье, не обращая внимания на встречных и обгоняющих его людей.
      - Доброе утро, товарищ Лавров! - окликнул его сзади знакомый голос.
      Лавров оглянулся. Перед ним был Курилин - без шапки, с каким-то тяжелым пакетом в руках.
      - Здравствуйте, товарищ Курилин! - ответил Лавров со смешанным чувством любопытства и недружелюбия. - Куда это вы так рано?
      Подняв глаза, он мельком посмотрел на лоб Курилина и чуть не вскрикнул: под спадающей прядью черных волос виднелся небольшой розовый рубец!
      Курилин пристально, не мигая, смотрел Лаврову в глаза и что-то говорил. Смущенный своим открытием, так странно совпавшим с виденным во сне, Лавров понял из слов Курилина лишь то, что он идет продолжать работу на морском дне.
      - И что это вы несете с собой? - неожиданно для самого себя спросил Лавров и сейчас же подосадовал на свою нетактичность.
      "Какое мне дело до этого?" - подумал он.
      Но Курилин, спокойно глядя в глаза Лаврову, ответил:
      - Кое-какие инструменты для работы, Сергей Петрович. Как дела в тоннеле?
      - Ничего... - неохотно ответил Лавров. - Думаю, что все ограничится задержкой проходки на три-четыре дня. Прощайте, товарищ Курилин!
      Он кивнул головой и повернулся, направляясь к башне.
      - Прощайте, прощайте, товарищ Лавров! - послышался ему вдогонку голос Курилина с какой-то странной интонацией.
      Эта интонация, чуть уловимая и уже знакомая, так поразила Лаврова, что он невольно обернулся. Но Курилин спокойно шагал, не оглядываясь, по направлению к порт-тоннелю, чуть склонившись набок под тяжестью своих инструментов.
      "Дурацкие нервы! - с досадой подумал Лавров. - Переутомление, наверное..." И он зашагал быстрее.
      * * *
      Пройдя через раскрытые ворота в порт-тоннель и лавируя среди разбросанных повсюду грузов, Курилин добрался до выходной камеры. В гардеробной, небольшом боковом помещении камеры, он отыскал среди множества других свой металлический скафандр и медленно, не совсем уверенными движениями надел его. Потом, перейдя со своим пакетом в выходную камеру, нажал одну из кнопок на щите управления у наружной двери. Послышалось знакомое урчание поступающей в камеру воды. Выждав, пока камера наполнилась и насосы автоматически прекратили работу. Курилин нажал другую кнопку и через раскрывшуюся дверь вышел на дно океана.
      Здесь он запустил винт, поднялся над дном и, не зажигая фонаря, описал большой полукруг вокруг поселка. Внизу на дорогах время от времени проносились пустые и груженные электрокары с людьми у контроллеров. Несколько машин очищало дороги от осевшего на них ила. Но обычного оживления здесь не было: большая часть людей работала в поселке и в тоннеле, исправляя аварию.
      У самого поселка, возле прозрачного свода, было пустынно. Курилин подплыл к своду со стороны своего склада, самого малопосещаемого уголка в поселке. Да если бы кто-нибудь и был там в это время, вряд ли он различил бы фигуру Курилина в темноте океана.
      Курилин опустился со своей ношей на дно в тени склада, расположенного за сводом в нескольких метрах от него.
      Поискав и быстро найдя какое-то знакомое место на дне возле свода, Курилин раскопал лопаткой ил и извлек из него еще несколько пакетов, похожих на только что принесенный им. Из одного пакета выходили два провода, и Курилин поставил его у основания свода. Остальные он взгромоздил на первый, потом присоединил один из проводов нижнего пакета к следующему, а другой - к самому верхнему и медленно, как бы что-то рассчитывая, повернул круглую головку, торчавшую из нижнего пакета.
      - Времени вполне достаточно, - пробормотал он, - можно уходить... Ну-с, прощайте, товарищ Лавров. Честь имею кланяться!
      И, запустив винт на максимальное число оборотов, Курилин ринулся в темное пространство океана.
      ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
      ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА ЛЬДИНЕ
      Голос Ивана Павловича, полный отчаяния и безнадежности, поразил Комарова. Майор опять посмотрела ту сторону, где только вчера стоял "Чапаев", и, помолчав, заговорил, стараясь придать своим словам бодрость и уверенность:
      - Не надо предаваться отчаянию, Иван Павлович! Люди мы взрослые, профессии у нас обоих далеко не уютные... Во всяких переделках бывали. Будем надеяться, что и тут не пропадем. Поборемся! А? Как вы думаете, дружище?
      Он опять взглянул на Карцева и чуть не поперхнулся от неожиданности.
      Маленький, тщедушный Иван Павлович, едва достигавший плеча Комарова, искоса, с легкой снисходительной усмешкой смотрел на майора. Он как будто говорил: "Утешать, кажется, вздумали, дорогой товарищ? Ну что же, если это доставляет вам удовольствие... Но если бы вы знали то, что я знаю... посмотрел бы я на вас!.."
      - Конечно, вы правы, Дмитрий Александрович, - сказал моряк, отводя глаза, с той же легкой усмешкой. - Только не отчаяние! Это было бы не вовремя и не к месту.
      - Очень рад... - пробормотал Комаров. - Что же, по-вашему, нам сейчас делать в этом положении? Уж вам как старому полярнику придется теперь думать за всех нас. Говорите...
      Иван Павлович молча смотрел в серую даль, за которой скрылись ночью "Полтава" и "Щорс". Ветер свистел между торосами, ерошил шерсть на Плутоне, сидевшем на снегу, у ног моряка. Пухлыми клубами бежали вверх облака. Редкие чайки с плачущим криком взмывали по ветру, падали вниз на изломанных крыльях и уносились куда-то на запад, исчезая за высокими торосами.
      - Открытое море, видно, недалеко, - задумчиво сказал Иван Павлович, наблюдая за полетом птиц. - Да, положение не сладкое, Дмитрий Александрович. Но я надеюсь, что оно долго не продлится. Если бы "Чапаев" уцелел, он сейчас же выслал бы геликоптер на поиски. Но все указывает на то, что он погиб.
      - А как с людьми?
      - Думаю, что они все благополучно перешли на "Полтаву" или на "Щорс". А на этих кораблях самолетов нет.
      - Вы хотите сказать, что на помощь нечего рассчитывать?
      - Ну, что вы! На поиски полетят машины со всех ближайших баз и поселков Карского моря. Неизвестно лишь, какая погода у них и во всем нашем районе. Если даже такая штормовая, но ясная, как здесь, то она не остановит летчиков. А если снегопад, пурга, то при плохой видимости полеты будут бесполезны и наше пребывание на этой льдине затянется.
      - А с ней не случится того, что произошло этой ночью? Не расколется?
      Иван Павлович пожал плечами:
      - Все, конечно, может быть. Ветер штормовой, волна на море большая и, как во всех мелководных морях, крутая. И наша льдина может не устоять.
      - Что же нам делать?
      - Пойдемте кофе пить. За кофе и обсудим. Работы найдется немало
      - Будь по-вашему, - улыбнулся Комаров.
      Подгоняемые ветром, они направились к вездеходу в сопровождении Плутона. Невдалеке высоко поднимался одинокий торос. Огромная льдина толщиной не менее двух метров, вывернутая на поверхность льда, почти отвесно стояла на смерзшейся и покрытой снегом груде ледяных обломков.
      Иван Павлович направился к ней.
      - Не мешает ознакомиться с окрестностями. Подождите минутку, Дмитрий Александрович, я скоро вернусь.
      - И я с вами.
      Скоро они оказались у подножия ледяной горы и начали взбираться на ее вершину. Задача была нелегкая, но они справились с ней. Плутон не отставав от них. Однако на острой, серебристой вершине под сильными порывами ветра встать на ноги не удалось. Но и того, что они увидели лежа, с приподнятыми над вершиной головами, было достаточно.
      Огромное ледяное поле, местами ровное, местами изуродованное хаотическими нагромождениями торосов, тянулось до горизонта во все стороны. Лишь далеко на западе виднелась темная полоса "водяного неба", указывающая на присутствие там чистой воды.
      - Вот это и будет для нас одной из первых задач - обследовать размеры и состояние нашего ледяного поля, - сказал Иван Павлович, спускаясь с тороса...
      Дима еще сладко спал, когда Комаров и Иван Павлович вошли в кабину. Моряк включил электрический кофейник и начал вынимать из шкафа закуски.
      - Мы теперь вроде Робинзонов на острове, - вполголоса говорил он, умело, как и все моряки, занимаясь хозяйством. - Разница только в том, что у него под ногами была твердая земля, а у нас - ненадежный ледяной плот, который вдобавок несется по воле ветра и течений неведомо куда.
      - Кстати, если наше ледяное поле плывет, то как вы думаете - куда именно? - спросил Комаров, протискиваясь между шкафом и столом и усаживаясь на складной стул.
      - Куда-нибудь к Северной Земле, на юго-восток, - ответил Иван Павлович, наливая себе и Комарову горячего кофе.
      - На юго-восток? Разве ветер переменился? Вчера он как будто дул прямо с запада?
      - Ветер тот же, но ледяное поле не пойдет прямо на восток, а отклонится к югу.
      - Это почему же?
      - Потому что, кроме ветра, на него действует отклоняющая сила вращения Земли.
      - Сколько же времени нужно нашему ледяному полю, чтобы приплыть к Северной Земле?
      - От острова Октябрьская Революция, среднего из четырех крупных островов архипелага Северной Земли, мы находимся милях в ста - ста двадцати. А с какой скоростью плывет ледяное поле - неизвестно. Это еще надо узнать. Может быть, оно и совсем не движется, если море между ним и берегом замерзло.
      - Как же это узнать?
      - Надо будет астрономически определяться... погружать в воду что-нибудь вроде лота.
      - Это уже по вашей части, Иван Павлович. А мне что пока делать?
      - Не вам одному, а всем нам надо прежде всего заняться разборкой выброшенного на лед аварийного запаса. Весь комплект запаса, как мне кажется, выбросить не успели. Надо узнать, лопал ли на лед ящик с мореходными и астрономическими инструментами, с географическими картами, справочниками. Хотя кое-что, самое необходимое и простейшее, должно иметься в вездеходе.
      Он встал из-за стола и сунул руку в один из карманов на стенке кузова, возле кресла водителя.
      - Ага, есть фотоэлектрический секстан, долготомер1 и небольшая карта. И на том спасибо.
      Они беседовали вполголоса, намечая план первоочередных работ и перспективы дрейфа, пока не послышался короткий, как будто испуганно оборвавшийся зевок и встревоженный голос Димы:
      - Плутон! Где Дмитрий Александрович? Где Иван Павлович?
      Преданно глядя на Диму, Плутон ограничился тем, что добродушно помахал хвостом.
      - Мы здесь, соня ты этакая! - ответил Иван Павлович. - Вставай скорее завтракать.
      - А меня почему не разбудили? - обиженно спросил Дима, вскакивая с кресла и торопливо натягивая на себя костюм. - А умыться тут негде?
      - Выйди наружу, потри лицо снегом, вот и омоешься, - усмехнулся Иван Павлович.
      - Интересно! - рассмеялся мальчик и выскочил из кабины.
      День начался необычно, и чувство нового, неизведанного уже не покидало Диму. За каждым торосом скрывалось что-то неизвестное, на каждом шагу ожидало какое-то открытие.
      За разборку аварийного запаса принялись сейчас же после завтрака.
      Ветер намел на груз огромные сугробы снега и плотно прибил его. Лопат не было, и работать пришлось чем попало. Дима нашел какую-то длинную пластмассовую дощечку от ящика со съестными припасами и усердно рыл ею снег. Заразившись общим увлечением, Плутон тоже азартно работал лапами.
      Облако снежной пыли вскоре окружило Диму и Плутона. Пес отфыркивался, тряс головой и поминутно погружал в вырытую яму морду, к чему-то принюхиваясь. Через минуту Плутон весь поседел и так забросал Диму комьями снега, что мальчику стало трудно дышать и работать. Все его попытки отвести собаку подальше оканчивались неудачей. Плутон упорно возвращался к своей яме и яростно продолжал рыть. Его залепленная снегом морда была так уморительна, что невозможно было смотреть на нее без смеха.
      Удивляясь необычному усердию Плутона, дорылись до первого ящика. Когда его совершенно очистили от снега, Иван Павлович громко прочел надпись:
      - Окорока вареные...