– В чем дело, Иван Павлович? – спросил наконец майор, обеспокоенный поведением моряка. – Не сбились ли мы в самом деле с пути?

– Да, все не видно поселка. И банки вроде подводного порога все нет и нет… Сам начинаю думать, что сбились. Магнитное склонение[99] в этом районе Карского моря огромное, и стрелка компаса вертится, словно голову потеряла…

– Может быть, пойти зигзагами? Все же больше шансов наткнуться на поселок.

– Еще больше времени потеряем, если действительно уклонились от истинного пути, – возразил Иван Павлович и вздохнул: – Придется, видно, вылезать на лед и определяться… Этак вернее будет.

Наверх выбрались через первое встретившееся разводье, пробивая шлемами тонкий ледок, успевший за ночь покрыть воду.

Сняв скафандры и вытащив на лед ящик с аварийными запасами, живо распаковали его и вынули необходимые моряку астрономические инструменты.

На юго-востоке, за тучами, покрывавшими весь небосклон, алела полоска зари. Ветра не было. Кругом, по обе стороны извилистого, не очень широкого разводья, громоздились в диком беспорядке торосы. Все было покрыто кроваво-красным снегом, искрившимся под первыми багровыми лучами еще не видимого солнца.

– Пользуйтесь случаем! – провозгласил Иван Павлович, к которому вернулось хорошее расположение духа. – Даю полчаса на завтрак и отдых.

Искаженное рефракцией солнце выглянуло из-за горизонта, когда Комаров и Дима, усевшись вокруг вскипавшего кофейника, ожидали к завтраку Ивана Павловича. Покончив с наблюдениями и расчетами, моряк объявил:

– Ну конечно! Уклонились к востоку на два градуса. Эх, горе-штурман у вас, дорогие товарищи! Дайте стаканчик горячего кофе в наказание…

Уже кончили завтракать, когда с севера, из-за торосов, подул легкий ветерок.

– Если усилится, – сказал Иван Павлович, укладывая инструменты и посуду в ящик, – как бы не привел в движение лед. Разводье сойдется… Надо торопиться.

Смирно лежавший после сытного завтрака Плутон внезапно встрепенулся и вскочил, повернув голову к северу и усиленно поводя носом.

– Что ты, Плутон? – спросил его Дима.

– Не медведя ли почуял наш медвежатник? – отозвался майор.

– Новую профессию, видно, себе нашел, – пошутил Иван Павлович, завязывая ящик сложным морским узлом.

– А все-таки, – сказал майор, – пойду проверю.

Он быстро и легко вскарабкался на ближайший торос, посмотрел на север и вскрикнул:

– Лагерь! Лагерь с геликоптером! Иван Павлович, сюда скорей!

Иван Павлович буквально взлетел на торос. За ним неслись Дима, кричавший «ура», и Плутон.

На ровном поле, за торосами, чернела большая палатка, несколько человек суетились возле высокого геликоптера с тихо гудящим ротором. Вдруг люди отбежали от машины, ротор взревел, геликоптер высоко подскочил над площадкой и сразу взмыл на сотню метров, сверкая пропеллерами на солнце.

– Знаков, знаков на фюзеляже нет! – крикнул Иван Павлович, указывая на поднимавшуюся машину.

– Странно… – проговорил майор, не сводя глаз с нее. – Кто бы мог залететь сюда?

– А чего проще? Сходим и посмотрим, – предложил Иван Павлович.

– Посмотреть, конечно, надо, но будем осторожны. Не следует обнаруживать себя раньше времени, – говорил майор, спускаясь с тороса вслед за моряком.

Через торосы перебирались скрытно, прячась за обломками льда и придерживая рвавшегося вперед Плутона. На последней гряде, по предложению майора, залегли, наблюдая за людьми, быстро разбиравшими палатку, складывавшими в ящики и мешки предметы, разбросанные на снегу.

Неожиданно, в разгаре суеты, люди прекратили работу и, словно по команде, повернулись к торосам, на которых скрывались наши друзья.

– Неужели мы обнаружили себя? – с беспокойством спросил Комаров.

– Кажется, нет, – ответил Иван Павлович, – Лежим, как припечатанные…

Люди у палатки – их было пятеро – начали суетиться. Они разбежались по лагерю, что-то хватали, затем бросились бегом к торосам.

– Что за диковина? – удивился Иван Павлович. – Бегут, словно в атаку. И ружья у них в руках…

Плутон, лежавший с Димой позади, вдруг зарычал.

Дима взглянул в его сторону и тихо вскрикнул:

– Смотрите, смотрите… И с той стороны люди!

Майор обернулся. На востоке среди нагроможденного льда мелькали, то появляясь, то исчезая, три человеческие фигуры, тоже, по-видимому, спешившие к месту, где скрывался отряд.

– Понятно! – сказал майор. – Нас заметили с геликоптера и по радио дали знать людям на льду.

Со стороны бежавших по ровному полю донеслась отрывистая команда, и люди разбежались в цепь, словно стремясь окружить отряд майора.

– Вы слышали? – быстро спросил майор, повернувшись к Ивану Павловичу. – Они говорят не по-русски.

– Мне тоже так показалось, – ответил моряк.

Уже не больше полукилометра отделяло бегущих от гряды торосов. Люди, пробиравшиеся среди льдов справа, были еще ближе.

– Назад! – скомандовал майор. – К скафандрам! Скрытно, не обнаруживая себя!

Когда, усталые и запыхавшиеся, они прибежали к разводью, на торосах, только что покинутых ими, появились фигуры людей. Трое, бежавшие с востока, тоже приблизились: очевидно, с геликоптера им велели изменить направление и бежать наперерез отступающему отряду.

– Пожалуй, успеем, – сказал Иван Павлович, помогая Диме надеть скафандр.

Майор тем временем сшивал электроиглой скафандр на Плутоне, который, по приказанию Димы, сразу, без обычных проволочек, влез туда.

Раздалось несколько выстрелов. Пули взрыли лед, его осколки звякнули о скафандр Димы. Вокруг возникло несколько струек дыма. Гонимые ветерком, вырастая и ширясь, они неслись на майора и его друзей. В воздухе разлился сладкий запах, глаза заслезились.

– Скорее в скафандр, Иван Павлович! – приказал майор. – Газовые пули!

Сам он, окончив работу над скафандром Плутона и выхватив из кобуры световой пистолет, выбежал за газовую полосу, припал на колено за глыбой льда и прицелился.

– Надо немного умерить их пыл… – говорил он, нажимая кнопку на рукоятке пистолета.

Послышался резкий свист. Один человек из ближайшей группы упал и исчез среди нагромождения торосов.

– Ото! – воскликнул Иван Павлович, скрепляя на себе иглой стальные, брюки и обувь. – Недурно для дистанции в триста метров! Дима, подтащи Плутона к разводью и сам будь готов.

Послышался новый свист пистолета. Люди моментально скрылись, словно провалившись. Над дальними торосами, где была первая группа, взвилось и заискрилось в лучах солнца облачко снежной пыли.

Сверху послышались тихое жужжание и одновременно несколько выстрелов. Дымок на льду сгустился. Майор поднял голову. На высоте пятисот метров в воздухе висел геликоптер.

– Кончайте одеваться, Иван Павлович, – сказал майор, не повышая голоса. – Что же вы стоите, голубчик, как на параде? Недолго и пулю получить или отравиться. Не забывайте, что нам еще в поселок надо попасть…

Иван Павлович поспешно заканчивал одевание. Все же время от времени он успевал посылать выстрелы то в одну, то в другую сторону.

– Готово! – откликнулся через минуту бравый моряк и закашлялся.

Но кашель резко оборвался под шлемом, который в это мгновение он надел на голову.

– Дима, стреляй в белый свет, – сказал майор. – Попадешь не попадешь – лишь бы головы не поднимали или ползком ползли. Иван Павлович, поддерживайте огонь! Я одеваться буду.

Он выпустил еще несколько пуль по геликоптеру. Дима и Иван Павлович продолжали стрельбу. Очевидно, одна из пуль майора попала в самолет, так как тот резко взмыл кверху, посылая вниз выстрел за выстрелом. С торосов тоже усилилась стрельба, хотя людей не было видно. Вокруг маленького отряда и лед и вода в разводье словно кипели, но усилившийся ветер быстро разгонял ядовитые дымки. Осколки льда летели со всех сторон. Пули свистели: две ударили в Диму, стоявшего на виду, одна угодила в скафандр Плутона, но все отскочили, не причинив никому вреда.

Пригнувшись и не дыша, майор бросился сквозь сизый дымок, закрывавший разводье, вытащил свой скафандр и вновь скрылся за торосом. Под неумолчный свист пистолетов Ивана Павловича и Димы он, по своей обычной манере, не торопясь оделся и отдал команду:

– Дима с Плутоном – в воду! Иван Павлович – в воду. Я буду прикрывать отступление.

Он возобновил стрельбу, теперь уже почти не скрываясь. Несколько пуль защелкало по его скафандру, прозрачные струйки дыма окружили его.

– Живей, Иван Павлович! – повторил майор, заметив какое-то движение среди нападающих. – Сейчас бросятся в атаку…

– Пошли в воду, – ответил голос Ивана Павловича, прерываемый легким кашлем.

Послышались звон и хруст молодого ледка и три сильных всплеска воды. Одновременно донеслись громкие крики со стороны торосов. Метрах в двухстах от разводья во весь рост поднялись люди. Крича и стреляя, оступаясь и падая, они начали быстро скатываться с торосов. Две пули одновременно щелкнули о скафандр майора. Майор покачнулся от этого двойного удара, но, выпрямившись, послал ответные две пули и успел заметить, как еще один человек, схватившись за грудь, упал на снег. Майор повернулся к разводью и вдруг остановился, окаменев: в стороне, метрах в пятнадцати, полускрытая ропаками и мелкими торосами, медленно и тяжело вылезала из воды на лед фигура в скафандре, точь-в-точь таком же, как на майоре и его друзьях.

Крики атакующих приближались, и долго думать не приходилось. Было ясно: кто-то из шахты номер шесть приплыл сюда за каким-то делом, не зная, что здесь враги. И, не медля ни минуты, со всей быстротой, какую допускал скафандр, майор заковылял к неожиданному гостю. Он уже почти вплотную приблизился к неизвестному, когда тот наконец встал на ноги у самого края льда и выпрямился.

В то же мгновение, схватив незнакомца в свои стальные объятия, майор бросился в воду, увлекая его за собой.

– Что случилось? – встревоженно воскликнул Иван Павлович, запуская винт и бросаясь к месту, где в зеленоватой тьме, сплетаясь и вертясь, опускались все ниже два скафандра.

– Вяжите ему ноги… – услышал Иван Павлович хриплый, задыхающийся голос Комарова.

Ошеломленный, ничего не понимая, но привыкший в экстренных случаях, не раздумывая, выполнять распоряжения своего командира, Иван Павлович сорвал с пояса веревку и… остановился: в темноте он не мог разобрать, на какую пару из четырех энергично работающих ног накинуть петлю. Привычным движением он зажег фонарь на своем шлеме. Яркий луч скользнул по синеватым скафандрам, по прозрачному шлему, сквозь который виднелось побагровевшее от напряжения лицо майора, и задержался на знакомом смуглом лице с горбатым носом и небольшим розовым шрамом на лбу.

– Коновалов! – вскрикнул Иван Павлович.

Даже когда его ноги были крепко стянуты веревкой, Коновалов продолжал биться и извиваться, пытаясь вырваться из объятий майора.

– Вы не имеете права… – хрипел он, отбиваясь ногами. – Вы ответите… Пустите… Я со срочным поручением Лаврова на лед… Отпустите сейчас же… Я опоздаю туда… Вы ответите…

– Спокойно… спокойно… – уговаривал его Комаров, выворачивая руки Коновалова за спину. – Ваши друзья на льду подождут… Вяжите, Иван Павлович… Я придержу… Дима, подай веревку…

Еще через минуту Коновалов со связанными руками и ногами беспомощно висел в воде между майором и Иваном Павловичем.

– Это вам не пройдет, – продолжал хрипеть Коновалов. – Вы за это ответите…

– Ответим, ответим! – подхватил уже пришедший в себя Иван Павлович. Ответим и за появление иностранного самолета на территории Союза и за стрельбу в советских граждан… Будьте спокойны…

Он уже закончил приготовление двух больших петель на концах веревки, связывавшей Коновалова, и надевая одну из них себе через плечо, обратился к майору:

– Ну-с, Дмитрий Александрович, начнем буксировать этот мертвый груз к поселку? Надевайте вторую петлю…

– К поселку… – хрипло засмеялся вдруг Коновалов. – К поселку?! Плывем, плывем… Если вы его еще найдете…

– Там посмотрим, – после минуты молчания сдавленным голосом отозвался майор, запуская одновременно с Иваном Павловичем винт. – И горе вам…

Горло его что-то перехватило, и слова оборвались…

В полном молчании отряд понесся на запад, увлекая за собой Коновалова.

Море было пустынно. Лишь тени каких-то неразличимых рыб изредка мелькали по сторонам да одинокие тюлени появлялись и тут же исчезали, взмывая к поверхности. Через десять минут стремительного и молчаливого плавания далеко впереди показалось слабое сияние, похожее на пятнышко светящегося тумана.

– Поселок впереди по правому борту! – радостно закричал Иван Павлович.

Это прозвучало так неожиданно, что в первое мгновение ни майор, ни Дима не смогли проронить ни звука. Неужели конец всем лишениям, тревогам и опасностям?

Звонкий, радостный голос Димы переплелся со сдержанным густым голосом майора:

– Где? Где?

– А вон направо чуть виднеется светлое пятнышко…

Оно медленно росло, светлело, это пятнышко, постепенно распространяясь все шире и выше по темному подводному горизонту.

И вдруг посреди этого туманного сияния сверкнула ослепительная молния, вспыхнуло огромное багровое зарево, сейчас же потухшее, раздался громовой удар. Грохочущее эхо, многократно отраженное дном океана и льдами на поверхности, прокатилось и заглохло. Что-то мягкое, но непреодолимо мощное толкнуло оглушенных и ослепленных людей, потащило их назад, несмотря на работу винтов. Спокойное туманное сияние, заполнившее было почти четверть подводного неба, исчезло, и перед глазами ослепших на мгновение людей опустилась тьма, еще более черная и непроницаемая, чем обычная ночь морских глубин.

– Что это? Что случилось? – спрашивал Дима.

– Катастрофа… – дрогнувшим голосом произнес майор. – Катастрофа в шахте…

– Гибель!.. Гибель поселка!.. – не своим голосом закричал Иван Павлович.

– Вперед! Вперед! Там люди гибнут… – раздалась команда майора. – Горе вам, Коновалов…

Не докончив, он выхватил из ножен кортик, одним ударом рассек веревку, связывавшую Диму с аварийным ящиком, и устремился вперед на все десять десятых хода, увлекая за собой Коновалова и Диму с Плутоном. Теперь, без груза, двигаться было легче.

Вновь из тьмы, далеко-далеко впереди, начало возникать широкое туманное сияние. Первым его заметил Иван Павлович. Робко, едва слышно он прошептал:

– Поселок, кажется, живет… Живет… Живет, Дмитрий Александрович!

Последние слова он уже кричал уверенно и радостно. Но голос его вдруг смешался с каким-то гулом, непонятным шумом, сквозь которые прорывались едва различимые голоса и крики.

Тревога опять возвратилась в сердце майора и Ивана Павловича.

– Что там такое? – бормотал Иван Павлович. – Что делается в поселке?

Дима плыл позади, прижимая к себе Плутона, не имея сил собрать мысли, подумать, представить себе ясно, в какой вихрь событий он попал. Он чувствовал себя жалкой соломинкой в яростной толчее каких-то могучих волн.

Сияние вдруг как-то сразу выросло, охватило половину горизонта, сделалось ярким и сильным.

И под все шлемы ворвались звонки, уханье подводных клаксонов,[100] зазвучали ясные, возбужденные, перебивающие друг друга голоса:

– Листы подавай!..

– Цемент! Цемент сюда!

– Дорогу! Дорогу!..

Световое пятно росло и ширилось, превращаясь в светящееся желтое облако, отсветы которого ложились солнечными бликами на шлемы и скафандры мчащегося вперед отряда.

– Ура! Поселок живет! – неистово закричал Иван Павлович. – Мы слышим их!

– Осторожней, Арсеньев! – переплетаясь с голосом Ивана Павловича, ясно прозвучал чей-то тревожный голос. – Подальше! Подальше от края…

– Лавров! Лавров! – словно безумный, закричал вдруг Дима. – Сергей Петрович! Милый… родной… Это я! Это Дима! Сергей Петрович!.. Сергей Петрович!

Голос его затерялся в отчаянном многоголосом крике:

– Держи! Держи! Арсеньев! Арсеньев!..