- Юра, тебя ждет мировая слава, - иронически заметил Гельтищев.
      Андрюша Рогов метнул на него сердитый взгляд.
      - У тебя дурацкий тон, - резко сказал он. - Печать большая сила. Сам редактор, понимать должен.
      Гельтищев снисходительно усмехнулся:
      - У нашей газеты другое предназначение. За это нас, как известно, и преследуют.
      - Преследуют? - вскипел Андрюша. - Не публикуйте глупых статей!
      - Мыслить оригинально не значит мыслить глупо.
      - Иногда значит! Один девиз ваш чего стоит: "Я мыслю, следовательно, я существую!" Сплошной идеализм разводите! Тоже мне Декарты двадцатого века!
      - А что за газета такая? - поинтересовался Николай.
      Андрюша досадливо махнул рукой.
      - Да наша, факультетская. Вот доверили им, - и сердито прибавил: - Ленина читать надо!
      - Не меньше тебя читал, - отрезал Гельтищев.
      - Ну, об этом мы еще поговорим. И не здесь, а на бюро. Надо в конце концов оргвыводы делать. А то нашли себе, понимаете, трибуну! Воду мутить!
      Гельтищев иронически усмехнулся и поправил галстук.
      - Полная демократия, значит, и свобода слова? А между прочим, можно было бы с вами поспорить, к примеру, о так называемом идеализме.
      - Долго спорить не пришлось бы! Поповщина сейчас не в моде!
      - С ней в космос не полетишь, - авторитетно вставил Таран, вспомнив бесконечные рассказы Коли Маленького. - И другие миры не откроешь.
      Присутствие хорошенькой девушки явно вдохновляло его.
      Андрюша обрадованно подхватил.
      - Слыхал? Это тоже не последний аргумент. Они, - он кивнул на Тарана, - умеют спорить. Народ там знающий и зубастый. Я как-то был у них на собрании, отчет в "Ленинскую смену" писал.
      - А я в этой газете ваши стихи читал, - улыбнулся Николай. - Про любовь. Здорово написали.
      Андрюша покраснел и украдкой бросил взгляд на Марину.
      - Это так, первые опыты, - смущенно ответил он.
      - Скромность украшает человека, - засмеялся Жора.
      Андрюша зло прищурился.
      - Много ты в этом понимаешь!
      - А я во всем понимаю. Специальность такая.
      - Мы твою специальность знаем!
      - Андрей, что ты сегодня такой воинственный? - улыбнулась Марина. - Лучше стихи нам почитай.
      - Настроения нет.
      - Скажи, - обратился Николай к Юре Назарову, - кто тебя ножом-то ударил?
      - Не знаю я их. У одного только кличку слышал - Уксус. Вот он и ударил.
      - Узнаешь его?
      - Еще бы! Длинный такой, в ковбойке.
      - А больше никого не запомнил?
      - Больше... - Юра задумался, - рыжий такой еще был. Щека дергается. Тоже кличка у него есть, забыл только какая.
      Николай и Таран внимательно слушали.
      - Всего-то их много было? - спросил Таран.
      - Человек пять, один совсем пацан, лет четырнадцати. Все там разгрохали, гады. И еще предупредили: заведете опять шарманку, не такой бенц устроим!
      Юра неловко повернулся и сморщился от боли.
      Марина сочувственно спросила:
      - Болит, да?
      - И дернула нелегкая связываться! - беспечно вздохнул Жора. - Вот уж верно про тебя врач сказал: "Жертва собственной неосторожности".
      Николай сухо произнес:
      - Заяц он, этот врач.
      - Верно! - с энтузиазмом подхватил Андрюша.
      - А по-моему, всегда надо трезво взвешивать обстановку, - сказал Гельтищев, снова поправляя галстук. - Пять против одного - это много.
      Но тут опять вмешался Андрюша, и снова разгорелся спор.
      Вскоре начали прощаться.
      Спускаясь по лестнице, Таран мечтательно произнес, кивнув на шедшего впереди Гельтищева:
      - А мировой свитер на этом парне.
      - Могу достать, - охотно отозвался Жора.
      - Монета будет, так и сами достанем, - отрезал Таран.
      В вестибюле Илья Куклев не спеша говорил Борису:
      - ...А резец надо затачивать под другой угол. Потому скорость на таких оборотах пульсирует. Опасный момент создается.
      - Ну что, заждались? - спросил, подходя к ним, Таран.
      - Вы бы еще два часа там сидели, - проворчал Куклев, вставая.
      Гельтищев и Жора ушли вперед.
      У гардероба Андрюша задержал Марину.
      - Ты спешишь?
      - Пока нет.
      - Почему пока?
      - Потому, что уже семь, а в восемь мне надо идти в гости.
      - Каждый раз ты куда-нибудь спешишь, - с обидой сказал Андрюша.
      Марина мягко взяла его под руку.
      - Неправда. Ведь ты сам знаешь, что неправда.
      Ее большие темные глаза смотрели на Андрюшу с ласковым упреком, и он честно признался:
      - Мне почему-то всегда тебя не хватает.
      Марина не ответила.
      Они направились к выходу, издали помахав на прощание ребятам.
      - Хороша девчонка, - мечтательно произнес, глядя им вслед, Таран и, вздохнув, добавил: - Но есть, конечно, и лучше.
      - Он тоже парень свой, - заметил Николай.
      Выйдя из больницы, они еще долго гуляли по улицам. Тьма сгустилась. Сквозь плотные кроны деревьев еле пробивался золотыми нитями свет уличных фонарей. Широкие плитчатые тротуары тонули во мраке. А рядом, за черными стволами акаций, проносились освещенные троллейбусы.
      Ребята, все четверо, молча, плечо к плечу, шли по тротуару. Лишь огоньки папирос, на секунду разгораясь, освещали их лица.
      - Жалко того парня, - сказал Николай. - Чуть двинется, и уже больно.
      - И еще грозят, - зло прибавил Таран: - "Только заведите свою шарманку, и не такой бенц устроим".
      Внезапно ребята остановились и переглянулись.
      Потом никто из них не мог вспомнить, у кого именно вдруг возник необычный и дерзкий план. Но все мгновенно оживились, заговорили, перебивая друг друга, плотной группой стоя в темноте на пустынном тротуаре.
      Николай, сдерживая возбуждение, как можно спокойнее предупредил:
      - А в штабе объясним. Хотим, мол, жизнь в этом красном уголке наладить. Вечер организовать. Для начала под нашей охраной. Поняли?
      - Вот это да! - самозабвенно воскликнул Таран. - Ну, держись, хлопцы!
      Илья Куклев довольно кивнул круглой головой.
      - Дело будет. Давно я до них добираюсь, душа с них винтом.
      Борю Нискина лихорадило, как накануне ответственнейшей турнирной партии.
      - Главное - план, - горячо объяснял он. - Это половина успеха, имейте в виду!
      Таран вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
      - Братцы, надо девушек пригласить, А то как же?
      - Сами придут, - ответил Николай.
      - Нет, своих. А то и чужие побоятся, - настаивал Таран.
      Его поддержал Борис.
      - Ладно, - неохотно согласился Николай. - Предупредим в райкоме Аню.
      И вдруг все замолчали. Николай даже в темноте ощутил настороженные, осуждающие взгляды друзей. Ему стало не по себе.
      - Ты это брось, Николай, - тихо сказал сразу ставший серьезным Таран. - Машу, значит, жалеешь? А других девчат, выходит, можно звать? За них тебе не страшно, да?
      Николай, потупясь, минуту молчал, потом медленно произнес:
      - За всех боюсь. И Машу я не позову.
      Он вдруг с необыкновенной ясностью ощутил - до боли, до такого испуга, что оборвалось все в груди, - как дорога ему Маша, ее смех, улыбка, крутые локоны на хрупких плечах, теплый, лучистый взгляд больших карих глаз, ее губы, которые он лишь однажды осмелился поцеловать, - вся Маша, необыкновенная, чудесная, как из сказки, девушка. Только бы была счастлива, только бы видеть ее все время рядом или ждать встречи. Да как же можно хоть на миг рисковать всем этим? Как он будет жить, если вдруг... Нет, невозможно. Как они не понимают этого!
      Николай провел рукой по разгоряченному лбу и упрямо, с расстановкой, повторил:
      - Не позову!
      - Хорош... Хорош наш бригадир... - сквозь зубы процедил Таран. - Свое бережешь, а на других наплевать?
      - Ну ладно тебе, - вмешался Борис и, взяв Тарана за плечо, попытался увлечь за собой. - Завтра разберемся, когда у вас головы остынут.
      - Ну, нет! - Таран в ярости стряхнул его руку и снова повернулся к Николаю. - Я ему все скажу. Он думает, у него одного любовь. Так, что ли? А другие, думаешь, не любят? А у других душа не дрожит? Да если хочешь знать...
      Таран захлебнулся от нахлынувших на него чувств и на секунду умолк. И именно в эту секунду он понял, что нельзя говорить то, что собрался сказать сейчас, нельзя потому, что ему придется наврать, выдумать то, чего нет, чего он только хочет, чтоб было, хочет со всей силой, на какую способен, хочет даже тогда, когда убежден в обратном. Но... этого нет. Нет! А Николаю надо бросить в лицо то, что есть, то, что он сам, Василий, может потерять в случае чего. А разве можно потерять то, чего не имеешь?.. И все-таки Николай поступает подло, как трус, как собственник, как куркуль какой-то.
      Таран перевел дыхание и глухо, с накипевшей злостью сказал:
      - Валяй, бригадир, делай, как знаешь. Но нет тебе моего согласия, попомни это.
      - Не пугай, - хмуро ответил Николай. - Не из пугливых мы.
      И все-таки ему было не по себе. Он догадывался, почему вдруг взорвался Таран, и в душе не мог не согласиться с ним. Да, вообщето Таран, может быть, и прав, но... но пусть он лучше не касается Маши. Однако Николай видел, что и Борис и Илья Куклев - оба они осуждают его. Так еще не бывало в бригаде, к этому Николай не привык.
      - Вот что, - решительно вмешался, наконец, Илья Куклев. - Не время тут ссоры разводить. Звать, не звать. Ладно. Обойдемся. О главном сейчас думать надо.
      - Нет, почему же? - с вызовом ответил Таран. - В райком, Ане, мы сообщим. А то...
      - Ладно, говорю, - угрожающе перебил его Куклев. - О другом договориться надо.
      Они снова двинулись по темному тротуару, попыхивая огоньками папирос, непримиренные, только внешне спокойные, сдержанно и уже без прежнего азарта обсуждая план предстоящего дела. Но Николай, как тесно ни шли они, уже почему-то не ощущал плеча идущего рядом.
      Недалеко от заводских ворот ребята остановились. Николай сдержанно сказал:
      - Значит, завтра. Объявление Борис пишет сейчас, чтоб с утра уже висело. А я - на завод. Наших введу в курс дела. Занятия у них через полчаса кончатся.
      Его выслушали молча, не перебивая.
      - Да, вот еще что, - строго прибавил Николай. - Ни одна посторонняя душа знать об этом деле не должна. Ясно?
      - Убивать будем на месте, - мрачно откликнулся Таран. Грамотные.
      Было уже темно, когда Степа Шарунин подошел к своему дому. У ворот на скамейке, как обычно, сидели женщины.
      Во дворе к Степе подбежал паренек, который в прошлый раз так неумело ткнул его в бок по приказу Уксуса.
      - Пошли. Ждут тебя.
      - Я спешу, - хмуро ответил Степа.
      Паренек нерешительно посмотрел на него, и Степе вдруг стало страшно.
      В глубине двора, около сарая, их поджидали двое. Длинный кадыкастый Уксус, ни слова не говоря, с размаху ударил Степу по лицу.
      - За что бьешь?!
      - За дело, вошь матросская! - Уксуса всего трясло от ярости. - Опять твоя секция здесь была. Чего вынюхивала? Ну!
      - Я почем знаю?..
      - А, темнить вздумал? Вешай ему, братва!..
      И снова ударил Стену. Но как только замахнулся второй из парней, Уксус неожиданно скомандовал:
      - Стоп! Серьезный разговор сейчас будет.
      ...В ту ночь Степа так и не смог уснуть, полный бессильной злобы и горького презрения к самому себе. Сухими, воспаленными глазами смотрел он, как заползают в комнату бледные клочья рассвета. Плакать он уже больше не мог - слезы кончились.
      Рано утром на фасаде нового дома по улице Славы и во дворе, у входа в красный уголок, появились два больших, написанных от руки красной и синей тушью плаката: "Внимание! Сегодня в красном уголке вечер танцев! Играет музыка! Приглашаются все желающие! Начало в 8 ч. веч.".
      А за два часа до начала вечера в штабе заводской дружины собралась вся бригада Вехова. Ребята уже успели побывать дома, побриться, переодеться.
      Все были в праздничных костюмах, тщательно отглаженных рубашках, с галстуками. Настроение у всех было приподнятое, боевое.
      Словно и не было вчерашнего разговора в темноте, после посещения больницы, и ничего не случилось между Николаем и Тараном. Но Николай чувствовал, что все это лишь отошло куда-то на время, притаилось, спряталось перед лицом того важного, трудного и опасного, что ждало их сегодня.
      Только Степа Шарунин казался еще молчаливее, чем обычно. На бледном лице его под глазом растекся большой фиолетово-желтый синяк
      - Где это ты раньше времени схлопотал? - изумился Коля Маленький.
      - Упал, - хмуро ответил Степа, смотря в сторону.
      Таран сокрушенно вздохнул:
      - Эх, и падать-то толком не научился. Тоже мне деятель.
      В штаб подходили назначенные в этот день на дежурство дружинники. Старик Проскуряков формировал из них пятерки, назначал старших, выдавал красные нарукавные повязки, ставя галочки в списке, затем указывал по висевшей на стене карте маршруты патрулирования.
      В это время зашел Чеходар в сопровождении полного, пожилого человека в очках, оказавшегося инструктором райкома партии.
      - Вот наш штаб, - Чеходар широким жестом обвел помещение. - Теперь прошу познакомиться.
      Он подвел своего спутника к Проскурякову, потом так же уверенно, по-хозяйски продолжал сказывать:
      - Каждый день формируем патрули. Вот книга учета, книга задержаний. А сегодня еще одну операцию готовим, особого рода, - он усмехнулся. - Словом, активности нам не занимать.
      При этих словах Проскуряков бросил на Чеходара сердитый взгляд, но промолчал.
      В это время Коля Маленький ядовито спросил у Бориса Нискина:
      - Надеюсь, ты свои шахматы оставил дома, или обыскать тебя?
      Тот смерил его презрительным взглядом.
      - Я только и ждал твоих руководящих указаний.
      Таран взглянул на часы и повернулся к Николаю.
      - Слушайте, начальство, - с вызовом сказал он, - не играйте на моих нервах. Меня ждут. Я опаздываю.
      - Время еще есть, - как можно спокойнее ответил Николай, хотя задержка начинала беспокоить и его. - Сейчас поторопим.
      Он подошел к Проскурякову.
      - Дядя Григорий, нам пора. Где люди-то? Еще человек шесть нужно.
      Проскуряков сдвинул очки на лоб и возмущенно развел руками.
      - Нету! Такая дисциплина у нас. Назначено на сегодня сорок шесть человек, а явилось вот... - он подсчитал галочки в списке, - четырнадцать! Понял, елки зеленые?! - и посмотрел на Чеходара.
      Тот нахмурил густые черные брови и со спокойным упреком произнес:
      - Неужели нельзя без паники, Григорий Анисимович? В большом да еще новом деле всегда может случиться неувязка, и, обращаясь к инструктору, добавил: - Самая большая дружина в районе, сотни людей.
      - Это должны быть надежные люди, - вежливо заметил тот.
      - Совершенно справедливо, - подтвердил Чеходар. - Только таких и выбирали. Правильно я говорю, Вехов? - И, не дожидаясь ответа, снова обернулся к инструктору. - А теперь взгляните на эту карту. Здесь все маршруты наших патрулей. Необходимейшая вещь для каждого штаба.
      Когда Чеходар отвел своего спутника к висевшей на стене карте района, Николай сказал Проскурякову:
      - Может, мы пока одни пойдем? Начинать-то надо вовремя.
      - Сколько вы гостей ждете?
      - Говорят, человек пять их.
      - Ну вот! - Проскуряков досадливо покрутил между пальцами усы. - На каждого такого гостя надо по два хозяина. Непременно наружные посты выставь, чтоб не разбежались в случае чего. И потом не забудь, ножи у них водятся. Тут, брат, мы и так на риск идем.
      - Все понятно, дядя Григорий.
      - А раз понятно, то обожди еще чуток. Первых, кто придет, вам отдам.
      Прошло еще минут пятнадцать, но ни один дружинник больше не появился. Маленькая стрелка часов перешла на семь.
      Чеходар, наконец, проводил инструктора и, облегченно вздохнув, вернулся к столу, за которым сидел Проскуряков. Тем временем ребята начали уже все вместе наседать на старого мастера, требуя отпустить их пока одних.
      - Пусть идут и начинают, - распорядился Чеходар. - А мы им ребят подошлем. Не срывать же мероприятие в самом деле.
      Николай на всякий случай уточнил:
      - Человек пять-шесть надо, Алексей Федорович, не меньше.
      - Не робей, больше пришлем.
      - Робеть не привык, - сухо возразил Николай.
      Чеходар усмехнулся.
      - Ну, ну, не бычись. Надо понимать шутки.
      - Шутки шутками, - сердито проворчал Проскуряков, - а из-за такой дисциплины мы своих людей под удар ставим, вот что я тебе скажу.
      - Мне можешь говорить, что хочешь, - Чеходар уже но сдерживал раздражения. - Думаешь, я доволен такой дисциплиной? По при посторонних иногда можно и помолчать. Этот инструктор уже из твоих слов выводы сделал. "Все, - говорит, хорошо, а вот дисциплина из рук вон. Почему вас партком до сих пор не слушал? В других организациях это дело поставлено строже". Видал? Хорошенькую славу мы по твоей милости получим в районе.
      - А это уж какую заслужим, такую и получим.
      Ребята между тем торопливо направились к выходу. Таран должен был еще зайти в райком за Аней. Остальные направились прямо в красный уголок. Илья Куклев нес патефон с пластинками. Надо было еще успеть повесить новые лозунги и плакаты.
      Уходя, Николай подумал, что в одном, пожалуй, Чеходар все-таки прав. Зачем в самом деле надо было начинать при посторонних такой разговор? Но тут мысли его невольно перескочили на события, которые должны были разыграться в красном уголке, и спор в штабе сразу отодвинулся куда-то.
      Николай ускорил шаг, догоняя товарищей.
      К восьми часам красный уголок наполнился молодежью. Пришло человек двадцать. Кое-кто сначала боязливо оглядывался на входную дверь. Но заиграл патефон, первые пары закружились в вальсе, и настороженность постепенно пропала.
      Обещанные Чеходаром дружинники не появлялись. И Николай чувствовал, как злость накипает у него в душе. "Трепачи! Языком только болтать горазды, а как до дела, то их нет! Кажется, придется надеяться только на себя". Обстановка резко осложнялась.
      Николай в который уже раз придирчиво огляделся. Все ребята на своих постах. Илья Куклев не отходит от двери, он якобы дежурит у патефона, меняет пластинки. Борис Нискин подпирает стенку около выключателя, не танцует. Плохо! Вон какая-то девушка даже сама его приглашает, а он... да, отказался. Надо подключить к нему Степку, пусть по очереди танцуют. Впрочем, Степка тоже не танцует, он вообще сегодня какой-то странный.
      Николай думал обо всем этом, а помимо его воли в голове вертелся один и тот же вопрос: "Придут или нет?.. Придут или..." И это относилось сразу и к дружинникам, которых он так ждал, и особенно к "гостям", ради которых и был организован этот вечер.
      И еще, когда среди собравшихся замечал он Аню, не мог не думать Николай о том, что случилось вчера. И тогда помимо воли смутное недовольство собой овладевало им. Что-то не так он решил, не так сделал. А как бы поступила в этом случае сама Маша?
      Пошла бы? Наверно... Испугалась бы, но пошла. Ох, как бы трепетало ее сердечко, как бы волновалась она сейчас! И взгляд его опять отыскивал Аню.
      Девушку позвали не только для "обстановки". По сигналу Николая она должна незаметно и быстро увести других девушек, а их здесь человек шесть.
      Поэтому надо было со всеми познакомиться, не теряя времени. Аня это делала уверенно, энергично и быстро, со смехом и шутками. Незнакомые люди не пугали, наоборот, притягивали ее. Белое в синюю горошину Анино платье мелькало то в одном, то в другом конце комнаты. Вот что значит комсомольский работник, молодежный заводила и вожак!
      И снова Николай мысленно сравнивал ее с Машей. Нет, Маша бы так не могла, она робкая.
      И услужливая совесть подсказывала: зачем же тогда рисковать, зачем было звать ее сюда? Но мысль эта, казалось бы, вполне здравая, не успокаивала, наоборот, вызывала почему-то досаду. И Николай гнал ее, гнал все мысли, кроме одной, главной: "Придут или не придут?" Но сейчас это уже относилось только к "гостям". Да, да, главное - это они! И они придут. Должны прийти!
      А в это время Таран уже кружился с Аней. У них это получалось так красиво, с таким огнем и азартом, что все невольно залюбовались.
      - Приз, приз!.. - закричала какая-то девушка, хлопая в ладоши.
      Таран был на вершине блаженства. Он почти забыл, где он и зачем, забыл, что еще впереди то главное, ради чего он и пришел сюда. Рядом с ним была Аня, раскрасневшаяся, вся светившаяся радостью. Золотом отливали ее чудесные волосы, серые глаза смотрели на него ласково и задорно, и Таран чувствовал, что теряет голову, а рука, обнимавшая Аню, начинает предательски дрожать. Нет, так хорошо ему не было ни с одной девушкой на свете!
      Николай, поддавшись общему настроению, с невольной улыбкой следил за ними.
      В этот момент входная дверь приоткрылась, и в комнату проскользнул худенький паренек лет четырнадцати, в потрепанном пиджаке и белой мятой рубашке. Он настороженно огляделся, разыскивая кого-то глазами.
      Паренька увидели сразу три человека. Коля Маленький бросил на него быстрый, испытующий взгляд и, сам еще не зная почему, насторожился. Степа Шарунин при виде паренька испуганно спрятался за чьи-то спины. Сердце у него заколотилось медленно и больно. Илья Куклев рассматривал паренька в упор, тяжелым и подозрительным взглядом, стараясь вспомнить, где он его недавно видел.
      Между тем паренек, осмотревшись, снова скользнул к двери. Но тут его остановил Илья:
      - Нечего взад-назад шнырять.
      В спокойном, уверенном тоне его было что-то такое, что напугало паренька.
      - Пусти!
      - Сказано: оставайся, значит все.
      На глазах паренька навернулись злые слезы.
      - Пусти! Пусти! - упрямо твердил он, пытаясь сорвать со своего плеча тяжелую руку Ильи.
      Тот усмехнулся.
      - Вот чудак!
      За ними уже следили из разных концов большой комнаты пять пар настороженных глаз. Ребята поняли, что то, чего они ждали, начинается.
      Действительно, спустя несколько минут в красном уголке появились один за другим пятеро парней.
      Вторым вошел рыжий с подергивающейся щекой, последним длинный кадыкастый Уксус. От всех пятерых сильно пахло водкой, на лицах застыла одна и та же туповато-наглая ухмылка, в уголках рта прилипли слюнявые сигареты.
      Николай подал сигнал Ане. Но уже и без нее все девушки заметили хулиганов и испуганно стали пробираться к выходу. За ними устремился и кое-кто из ребят. Но Николай заметил, что некоторые не торопятся уходить, видно ожидая, как развернутся события. И они не заставили себя долго ждать.
      Рыжий парень перемигнулся с Уксусом и подскочил к патефону.
      - Ша, музыка! - заорал он и ударом ноги сбросил патефон на пол.
      Илья Куклев перехватил его ногу, рванул на себя, и парень грохнулся на пол рядом с патефоном.
      - Громим легавых!.. - истерически завопил Уксус и, выхватив нож, ринулся на Илью.
      Но Таран ухватил его сзади за ворот ковбойки.
      Уксус обернулся и неловко полоснул его ножом по плечу.
      - Вася!.. - раздался из дверей девичий крик.
      Николай прямым ударом в скулу свалил Уксуса, и тут же на Уксуса навалился Таран, пытаясь вырвать нож.
      Один из хулиганов, размахивая ножом, подскочил к выключателю. Борис Нискин оттолкнул его, потом схватил подвернувшийся под руку стул и угрожающе завертел им в воздухе.
      Но кто-то из хулиганов все-таки разбил люстру, и три лампочки из четырех лопнули с пистолетным треском.
      Возгласы, крики, ругань, треск ломаемой мебели наполнили помещение.
      - Где Уксус?! - оглядываясь, закричал Николай.
      - У меня... - тяжело дыша, отозвался откуда-то из угла Илья Куклев. Он коленом прижал своего врага к полу и стулом отбивался от другого.
      Николай решил отыскать рыжего парня с подергивающейся щекой, но тут он увидел, как упал от зверского удара в лицо Коля Маленький, и кинулся к нему.
      В этот момент раздался оглушительный разбойничий свист, и чей-то охрипший голос заорал:
      - Полундра!.. Тикай отсюда!..
      И сразу к дверям метнулись тени. Николай с одной стороны, Таран и Боря Нискин - с другой устремились вслед за ними.
      - Держи их!..
      Парень, лежавший под Куклевым, рванулся было тоже, но Илья только глухо предупредил:
      - Лежи, сволочь! Убью!..
      И тот испуганно затих.
      Николай и Таран выскочили во двор и огляделись.
      - Ушли... - задыхаясь, произнес Николай.
      - Точно, - согласился Таран, держась за плечо; оно только сейчас напомнило о себе режущей, огненной болью.
      Сзади, на лестнице, ведущей из подвала, послышались звуки борьбы.
      - Пусти!.. - пронзительно закричал чей-то голос.
      - Я тебе пущу! - раздался голос Бориса. - Кусаться вздумал!.. Блоха эдакая!..
      Николай спустился вниз. Там отчаянно рвался из рук Бориса паренек, который первый заскочил на танцевальный вечер.
      Ребята, подталкивая упиравшегося парня, вернулись в красный уголок.
      Коля Маленький уже поднялся и теперь сидел на диване, вытирая платком кровь с разбитой губы.
      В полутьме Илья Куклев тормошил лежавшего на полу парня.
      - Кажись, я его маленько сильнее стукнул, чем надо.
      Таран поднял валявшийся рядом нож, провел пальцам по лезвию и одобрительно кивнул головой:
      - Ничего. Умнее будет.
      Нагнувшись, он всмотрелся в лицо парню и досадливо прибавил:
      - Эх, не того ты, Илья, прижал, кого надо. Не Уксус это. Верно, Николай?
      Таран спросил так просто, словно и не было между ними ничего, словно и не ссорились они, и Николай, повинуясь тому же душевному порыву, ответил дружелюбно:
      - Да. Ошибся малость Илья.
      Но порыв этот тут же прошел. Оба вспомнили вчерашнюю ссору и умолкли, непримиренные и еще больше раздосадованные.
      Таран даже устыдился перед товарищами за свою невольную слабость. Ведь все они бесповоротно осуждали своего бригадира, и не было, по их мнению, ему прощения.
      Между тем Борис выдвинул на середину комнаты патефонный столик и принес из маленькой комнаты запасные лампочки.
      Вспыхнул свет, и Николай огляделся.
      - Наделали делов, а толку чуть, - сухо заметил он. Главных упустили... А все почему? - наливаясь злостью и не в силах уже сдержаться, добавил он. - Потому, что барахла в дружину набрали. Потому, что начальство только...
      - Постойте, хлопцы! - вдруг опомнился Борис и тревожно застыл на своем столике. - А где же Степка?
      Шарунина среди них не было. Все переглянулись.
      - Сбежал, сукин сын! - зло констатировал Таран. - Испугался!
      На лестнице послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась. В комнату вбежала Аня, за ней четверо дружинников.
      - Эх, опоздали, - разочарованно сказал один из них.
      - Спектакль окончен, - насмешливо отозвался со своего дивана Коля Маленький. - Вы бы еще позже пришли. Вояки тоже мне!
      Аня подошла к Тарану и осмотрела плечо.
      - До свадьбы заживет. Перевязать только надо.
      - И так сойдет, - смущенно ответил Таран.
      Коля Маленький не утерпел и засмеялся.
      - Смотря на какой день свадьбу назначили.
      В ответ Аня насмешливо подмигнула.
      - Не скоро. Пусть он еще найдет такую, которая за него выйти согласится.
      Николай посмотрел на лежавшего на полу парня.
      Тот тихо стонал.
      - Его надо в какую-нибудь поликлинику отвести, - сказал Николай дружинникам. - А этого шпингалета, - он указал на сидевшего в углу паренька, - мы с собой заберем.
      В штабе старик Проскуряков, вздыхая, выслушал сбивчивый, возбужденный рассказ ребят.
      - Эх, елки зеленые! Провалили дело, - сокрушенно сказал он. - Через нашу неорганизованность провалили. Нешто иначе упустили бы этих подлецов?
      - Ничего, ничего, - бодро отозвался Чеходар. - Первый блин всегда комом.
      Этого Николай стерпеть не мог.
      - Ничего? - зло переспросил он. - А то, что вон его ножом полоснули, а могли и хуже чего сделать, это как? - он кивнул на Тарана. - А тому вон всю щеку раскровянили, это тоже ничего?
      - "Жертвы собственной неосторожности", - отозвался Таран с напускной беспечностью, содержавшей, однако, изрядную долю яда.
      - Ты, Вехов, остынь немного, - строго сказал Чеходар. А то забываешь, с кем говоришь.
      Но Николай уже не мог остановиться.
      - Знаю я, с кем говорю! Набрали дерьма в дружину, вот что! Зато первые! Зато больше всех! Мы передовые!.. А мы на первом же деле - мордой в грязь!
      - Ты вот что, Вехов, - тихо произнес Чеходар, и уголки губ задрожали у него от сдерживаемой ярости. - На весь коллектив грязь не лей. Всю нашу дружину порочить тебе не дадим, учти.
      Но Николай уже взял себя в руки. Этому помогли не слова Чеходара, а изумленные и чуть насмешливые взгляды ребят, никогда еще не видевших своего бригадира в таком состоянии.
      - Я всю дружину не порочу, - уже спокойнее ответил он. - А то, что половину народа гнать из нее надо, это факт!
      Чеходар снисходительно усмехнулся.
      - Никого мы гнать не будем. И раздувать этот случай тоже не собираемся. Если тебе плевать на коллектив, на его доброе имя, то мы так поступать не намерены. И кончим на этом. Вот лучше им займитесь, - и он указал на понуро сидевшего в стороне паренька, которого задержал Борис Нискин.
      Все сразу оживились. А Коля Маленький, решив окончательно разрядить обстановку, с обычным своим веселым оптимизмом произнес:
      - Зато танцевать теперь в этом красном уголке можно, сколько влезет. Больше шпана туда не сунется.
      И Чеходар сразу поддержал шутку.
      - Правильно! Есть, оказывается, и достижения. Поэтому не будем сгущать краски.
      "Не хватает еще, чтобы до райкома дошло, - с досадой подумал он. - В сводке мы уже первыми по городу идем. Из газеты даже звонили".
      - А гнать кое-кого из дружины все-таки надо, - ни на кого не глядя, будто самому себе, упрямо повторил Николай.
      И вдруг ему стало так тяжело на душе, так тоскливо и одиноко, как никогда еще не было. Он уже жалел о своей вспышке и удивлялся ей. Между тем в ней вылились вся горечь, вся тревога, которые накопились у него за последние дни и часы, но главным здесь была еще, кажется, не понятая им до конца досада на самого себя.